Звезда победы

РУСЛО ДРЕВНЕЙ РЕКИ Рассказ

Казалось, что узкой каменистой дороге не будет конца. Шагом плелась пегая лошадь, лениво отмахиваясь хвостом от наседавшего овода. Неподвижно стояли над лесами пухлые облака. Нещадно палило солнце, на стволах сосен сверкала растопленная, пряно пахнущая смола.

Из Москвы в Нижний Тагил Смирнов летел шесть часов в комфортабельном пассажирском самолете. Поездом узкоколейной железной дороги он четыре часа добирался до станции с чудесным названием Хрустальная Гора. И восемь часов он двигался в неудобном возке — по-местному «коробе» — плетеной корзине, поставленной на четыре колеса. Чем дальше было от Москвы, тем медленнее он двигался.

«Вот это и есть сказочно богатый и суровый Урал», — думал Смирнов, с недоверием вглядываясь в пологие горы, которые скорее можно было назвать грядой невысоких холмов, поросших сосновыми и пихтовыми лесами. Не было ничего поражающего зрение: стремительно вознесенных вершин, отвесных обрывов, шумящих потоков, обнаженных и сдвинутых пластов земной коры. Что же сурового было в этом Урале? Не верилось, что в этих горах, которые местные жители называли увалами, таились бесчисленные богатства.

Вглядываясь в дорогу, Смирнов, думая о будущих очерках, старался запомнить этот каменистый трудный путь, пылающие шиповником опушки, девственно-прекрасные, нетронутые леса.

В геологоразведочные партии, разбросанные по округе, Смирнов мог бы поехать в легковой машине управляющего золотыми приисками. Но он предпочел это медленное путешествие на «конном автобусе», который раз в неделю развозил во все партии газеты, письма и посылки, рассчитывая, что так больше увидит и услышит, а главное, лучше и быстрее сойдется с людьми.

С вершины Смирнов увидел закат солнца. Огромный шар медленно уходил за лес. Начинался пологий спуск, из долины потянуло вечерней прохладой, запахом шиповника. Лошадь осторожно спускалась, оступаясь на больших гранитных плитах и высекая подковами искры. Дремавший всю дорогу возница внезапно оживился и взялся за вожжи.

Внизу бежал ручей, набрасывая желтую пену на валуны. Над самой водой тянулся голубой дымок, где-то слышались голоса людей и стук топора.

Возле самого ручья они свернули на еле заметную дорогу и, проехав метров полтораста, увидели первых за этот день людей.

В воде стоял рослый мужчина лет тридцати с лишним, в военных защитного цвета брюках и умывался. Перед ним на плоском камне лежал брусок мыла, на берегу валялись гимнастерка и полотенце. Ниже по течению несколько рабочих в брезентовых спецовках промывали на вашгерде песок. Мутная струя воды бежала с вашгерда в ручей. Понятным стало происхождение желтой пены на валунах.

Услышав стук колес, мужчина выпрямился.

— Здорово, Васильич! — приветливо окликнул он возницу. — Много почты везешь?

— Здравствуйте, Вадим Сергеевич! За неделю не прочитаете, — ответил возница, снимая шапку и придерживая лошадь.

— Это хорошо. А ты кого привез? — спросил он, заметив успевшего вылезть из возка Смирнова.

Журналист подошел к ручью и назвал себя.

— Геолог Каржавин, — несколько холодновато назвал себя человек в ручье. — Начальник здешней поисковой партии. Милости просим! Извините — не здороваюсь, — он показал, намыленные, покрытые загаром руки. — Поезжайте к нашему городку, а я сейчас подойду.

Повозка двинулась дальше. Но едва кусты скрыли геолога и рабочих, как навстречу им показалась быстро идущая женщина. Она была в мужских шерстяных брюках. Из-под темного берета выбивались прядки светлых волос.

— Дядя Вася! — звонко крикнула она. — Привез письма от Татьянки?

— Непременно, Наталья Михайловна, — ответил возница, опять снимая шапку, и лицо его расплылось в добродушной улыбке. — Письма и поклоны. Просила вам кланяться. — Он понизил голос, как-будто сообщал тайну. — Сегодня алгебру сдает. Такая шустрая! Говорит, скажи, дядя Вася, что сегодня сдаю алгебру, остается еще три экзамена — география, история и конституция, — медленно говорил он, стараясь не пропустить и слова из того, что ему велели передать.

Женщина внимательно слушала его, засунув руки в карманы, стройная и чуть полноватая в талии, не спуская с возницы блестящих внимательных глаз, опушенных густыми ресницами.

— Спасибо, дядя Вася, — сказала она. — Давай же письма.

— Еще просили передать, что скучает, — добавил возница, вытаскивая из кармана ватника пачку писем, перевязанных узенькой голубой ленточкой. — Тут вся ваша почта.

Наталья Михайловна взяла пачку писем и подбросила ее на ладони, словно испытывая удовольствие от тяжести ее, и повернулась к Смирнову.

— Здравствуйте! — сказала она, протягивая руку. — Что-то я вас не знаю. Вы из треста?

— Нет, из Москвы, — ответил Смирнов, пожимая ее узкую и сильную руку.

— Желают посмотреть, как люди в нашей тайге золото ищут, — счел нужным пояснить спутник Смирнова.

— Из Москвы? — недоверчиво протянула женщина. — И только вчера? Мы уж сколько лет все мечтаем хоть немного в Москве пожить, а вы к нам приехали, — и она засмеялась. — Как сейчас в Москве? Я там четыре года училась.

Она повернула голову и прислушалась.

— Дима! — крикнула она. — Скорее! К нам гости приехали.

— Иду! — ответил знакомый голос, и геолог вышел из-за кустов. Смирнов обратил внимание на то, что на гимнастерке его сохранились темные, невыгоревшие места над правым карманчиком, где когда-то были прикреплены ордена.

— Смотри, сколько писем, — радостно сказала Наталья Михайловна, показывая Каржавину пачку.

Втроем они вышли на прогалину, где стояли два дома — большой и маленький в одно окошко. На поляне горел костер, над ним что-то варилось в большом котле. Трое рабочих сидели на бревне и курили. Они с любопытством посмотрели на приезжего.

— Хотите умыться? — спросила Наталья Михайловна. — Я сейчас вам все дам.

— Не беспокойтесь, — сказал Смирнов.

Он достал из чемодана полотенце, мыло и пошел к ручью на то место, где они встретили Каржавина. Рабочие уже ушли. Смирнов подошел посмотреть песок. Он был сероватый, золотистого отлива, зернистый. Вода в ручье была такая холодная, что у Смирнова заныли руки.

Когда он, умывшись, вернулся к домам, возница уже распряг лошадь и роздал почту. На длинном бревне возле костра сидело несколько рабочих, и один из них вслух читал что-то в газете. Вадима Сергеевича и Наталью Михайловну он увидел на скамейке возле маленького дома. Она первая брала из пачки письма и, быстро прочитывая, то и дело что-то говорила мужу, радуясь всем новостям. Геолог читал медленно и спокойно, так читают деловые бумаги.

Наталья Михайловна увлеклась чтением и не слышала, как Смирнов подошел к ним. Вадим Сергеевич сказал:

— Извините… Семейными делами занялись. Письма у нас такая редкость…

Наталья Михайловна посмотрела на журналиста и счастливо рассмеялась.

— Ты только подумай! — воскликнула она, обращаясь к мужу. — Татьянка уже рассуждает, что такое долг человека. — Она подняла лицо и посмотрела на Смирнова. — Ребята в этом возрасте так быстро растут, так взрослеют, что просто удивительно. — Она опять рассмеялась. — Сейчас будем ужинать, вот только чай закипит. А потом уложим вас отдыхать.

— Да я не устал, — возразил Смирнов.

— Как же это не устали… Такая длинная дорога… Дима, он вчера утром вылетел из Москвы, а сегодня уже у нас.

Очевидно, ее больше всего поражало, что менее двух суток назад Смирнов еще был в Москве.

Смирнов сел рядом с геологом. «Чудно хороша, — подумал он о женщине. — Такие должны любить ребячью возню и вообще радоваться всем проявлениям детского характера». Геолог казался суховатым, сдержанным человеком, и журналист не знал, как надо вести себя с ним. Но, такие разные, они нравились ему оба.

— Надо тебе все же к Татьянке съездить, — произнес вполголоса Вадим Сергеевич, откладывая в сторону еще одно прочитанное письмо.

Наталья Михайловна быстро взглянула на него, брови ее чуть приметно сдвинулись, и она сразу же опустила голову.

— Это уже просто скучно слушать, — беспечным тоном произнесла она.

— А мне скучно повторять, — в голосе геолога зазвучало раздражение.

— Мы еще успеем об этом поговорить, — миролюбиво заметила она и, отдав ему последнее письмо, поднялась и направилась к дому. На крылечке она остановилась. — Сергей! — крикнула она звонко, словно ей было приятно, нарушить тишину вечера. — Почему костер тухнет?

— А вот сейчас разгорится, — откликнулся ей кто-то у костра.

Женщина вошла в дом.

Геолог, покончив с письмами, теперь шуршал газетами, а Смирнов смотрел, как сгущаются сумерки, на огонь костра, на дым, тянувшийся над водой, на людей, озаренных пламенем, и испытывал удивительное наслаждение от близости к этим людям.

— Вы к нам надолго? — спросил геолог, откладывая газету: стало темно. Спросил он скорее из вежливости, чем из любопытства.

— До утра. Хочу с вашим почтарем объехать все поисковые партии. А хорошо у вас тут!

— Да, не плохо, — равнодушно согласился геолог, думая о чем-то другом. — Но хорошее хорошо в меру, — добавил он. — А вот попробуйте, поживите здесь все лето, когда никого не видите, газеты читаете раз в месяц да еще дождь на недельку зарядит… Я уже привык и то рад бываю, когда летний сезон заканчиваю.

— Вы, кажется, были на фронте? — спросил Смирнов.

— Был. Во многих местах. Начинал на Западном, потом, до ранения, командовал на Северо-западном батальоном.

— Вот как? А где на Северо-западном? Я там был фронтовым корреспондентом.

— Станция Пола, Фанерный завод, Чириково, Новое Рамушево, Старое Рамушево. Знаете? Этим путем наступала гвардейская дивизия Бедина.

— Мы с вами фронтовые земляки, — сказал Смирнов, обрадованный, что нашлась завязка для беседы с геологом. — Я и в этой дивизии бывал. В марте сорок второго года вы вели бои за пять населенных пунктов. Морозы стояли страшнейшие!

— Тяжелая была зима, — подтвердил Каржавин.

— У вас награды и за Северо-западный?

— Одна, — ответил Вадим Сергеевич. — Знаете, не люблю я эти фронтовые разговоры, — вдруг сказал он. — О подвигах рассказывать не умею, да особых у меня и не было. А вспоминать о войне не люблю, — хорошего в ней было не много. Тяжелая необходимость. Это сейчас иногда любят поболтать о ней. А ведь мы и тогда не любили такую болтовню. — Он помолчал и спросил: — Вы будете писать о разведках золота?

— Да.

— Тогда вам необходимо знать кое-что об особенностях работы наших поисковых партий.

Смирнов теперь с еще большим любопытством вглядывался в геолога, сидевшего, опершись руками о колени, наклонив голову. Лицо в профиль было резкое, волевое. Легко можно было представить этого человека на командном пункте батальона. Наставительно, словно читая лекцию, Каржавин рассказывал геологическую историю Урала. Он оживился, когда перешел к золоту. Оно содержится в коренных породах, говорил он. Вода, размывая коренные породи, уносила с собой драгоценный металл, и он оседал на дно. С течением времени реки мелели, меняли русла. Эти русла покрывались позднейшими продуктами выветривания коренных пород. Теперь невозможно даже предположить, что когда-то в том или ином месте проходили эти русла древних рек. А в них таятся огромные запасы золота. Геологи этого приискового управления и заняты поисками русел древних рек.

«Русло древней реки» — это звучало поэтически.

— Вы нашли его? — спросил Смирнов.

— Уже и добыча золота идет! А сейчас мы тоже прослеживаем одно такое русло, да со следа сбились. Предположений у нас много, но ни одного определенного.

Они услышали голос Натальи Михайловны. Она звала мужчин ужинать.

— Пойдемте, — сказал геолог, вставая. — Работа эта очень увлекательная. Это страсть особого рода. Тут заново открываешь землю, первобытный ландшафт. Ну, а уж если говорить о практической стороне, то дело не только в золоте. В песке этом содержится ряд редких элементов подороже самого золота. Пожалуй, мы не столько золото ищем, сколько спутников его. Ну, идемте.

Смирнов подошел к телеге и достал бутылку с водкой.

В избе посредине стоял большой стол, у стен — три кровати, в углу — небольшая кирпичная печь и туалетный столик с зеркалом, на нем лежали маленькие коробочки и пробирки с песком и золотом.

— Вы позволите? — спросил Смирнов и поставил на стол бутылку с водкой.

Наталья Михайловна посмотрела на мужа.

— Пожалуйста, — ответил геолог. — Но сам я не пью. Категорически противопоказано.

Смирнову стало неловко. Казалось, что он нашел уже с геологом нужный тон, но вот опять они отдалились друг от друга.

— Но вы пейте, — вмешалась Наталья Михайловна, заметив неловкость журналиста. — Я вам сейчас и специальный стаканчик дам.

— Конечно, выпейте, — поддержал ее муж.

Наталья Михайловна поставила на стол стаканчик и с такой очаровательной улыбкой посмотрела на журналиста, что он не мог не выпить. Женщина все более нравилась Смирнову. Такие у нее были веселые и ласковые глаза, она так ухаживала за обоими мужчинами, так добродушно и весело отвечала мужу, что, казалось, она переполнена счастьем или знает секрет вечной невозмутимости душевного покоя. Вадим Сергеевич и за столом был все так же суховат и сдержан. Больше всех говорила Наталья Михайловна. Такими разными казались они людьми, что Смирнов не мог понять, что связывает их, но видел, что они очень привязаны друг к другу.

За ужином он спросил:

— Вы оба геологи?

— К сожалению, — ответил Вадим Сергеевич.

— Вадим! — с упреком воскликнула Наталья Михайловна и угрожающе подняла руку.

— Ну-ну, не буду, — и Вадим Сергеевич улыбнулся впервые за весь вечер.

Они заканчивали ужин, когда в избу вошел рабочий и спросил:

— Рано ли завтра, Вадим Сергеевич, поедем?

— Как рассветет. До Ключевой по дороге в объезд не больше шести километров? Да?

— Вадим! — решительно сказала Наталья Михайловна.

— Слушаю, — он резко повернулся к ней, и лицо его стало недружелюбным.

— Ты ошибаешься, — спокойно сказала она, но щеки ее чуть покраснели. — Нам не нужно ехать на Ключевую. Русло должно было повернуть южнее. А там мы потеряем время.

— Я прошу не говорить со мной таким тоном, — резко сказал он. — Кто-нибудь один будет отвечать за все ошибки. Так я и буду отвечать. Завтра мы поедем на Ключевую.

— Каким тоном я разговариваю с тобой? Ты напрасно горячишься, Вадим. Ты посмотри, — она подошла к карте, висевшей на стене.

— Я все это знаю, — нетерпеливо сказал он, повышая голос. — Твое вечное упрямство… — Он с шумом отодвинул табурет и встал из-за стола. — Пойдем, — обратился он к рабочему, — покажу, что надо будет с собой взять.

Как только геолог вышел, Наталья Михайловна весело рассмеялась.

— Вот порох! Вы знаете, почему он ушел? Боялся, что раскричится. А все же он не прав! — Она стояла возле карты, и глаза ее потемнели. — Сейчас он изменился. А в первое время, когда он только приехал с фронта, с ним было очень тяжело.

Она не жаловалась, она просто рассказывала о нем. Смирнов оценил эту откровенность.

— Я не знаю ваших отношений и не смею о них расспрашивать, но вы очень хорошая женщина.

— Очень хорошая, — она засмеялась. — Дочь бросила, хозяйство не веду. Все в тайге и в тайге. Дичаю.

— А вас тяготит эта жизнь в лесу?

— Тяготила. А теперь привыкла и даже полюбила такую жизнь. Бесстрашная стала. Я ведь и без него одна каждое лето на разведки уходила.

— Вадим Сергеевич очень интересно рассказывал про русла древних рек.

— А он сказал вам, что это его открытие? Он ведь фанатик этого дела. Почти три года собирал материалы и перед самой войной успел составить карту этих русел древних рек. Война помешала ему провести разведки, мне пришлось проводить их самой, и все предположения подтвердились. Вы видели возле приискового управления две драги? Они работают на русле древней реки.

— И в этих реках действительно много золота?

— Самое богатое золото — рассыпное. — Она взяла со стола пробирку с золотым песком. — Вот золото, которое мы намыли на этом месте, — сказала она встряхивая пробирку. — Очень богатые пески. Содержание золота считают в граммах на кубометр породы. Когда мы привезли свои первые пробы, то нам не хотели верить. Какое там было содержание, я вам не скажу: государственная тайна. Да, — она задумчиво посмотрела на пробирку, — ради этого стоит все лето в тайге пожить и с мужем иногда поссориться.

Она услышала шаги мужа и замолчала.

Вадим Сергеевич вошел в комнату и сел за стол.

— Налей мне еще стакан чая, — попросил он. — Завтра утром мы все с тобой решим на месте.

Смирнов вышел на улицу. Костер все еще горел, возле него двигались тени людей. Над лесом всходила луна, и черные тени деревьев робко укладывались на землю за ручьем. Крикнула ночная птица. Поляну с костром окружали таинственные тени, огни и звуки. Смирнов думал, что где-то в этих сказочных лесах пролегают русла древних рек с несметными богатствами. И сколько же препятствий, как в сказке о Кащее Бессмертном, лежит на пути к этому руслу. Геолог пришел к этому богатству через испытания войны, огонь многих сражений. Верность его своему делу порука тому, что он добудет все эти богатства.

В избе, когда он вернулся, на большом столе уже лежали пакетики и пробирки с золотом и карта. Муж и жена стояли рядом. Кажется, они опять поспорили.

— Тебе надо съездить к Татьянке, — говорил геолог. — Девчонка живет одна второй месяц.

— Нет, — решительно ответила Наталья Михайловна. — Как ты не понимаешь, что я и сама хочу ее повидать, но не могу сейчас поехать, не могу. Станет все ясно, тогда и поеду.

Вадим Сергеевич сердито засопел, но ничего не сказал.

— Вот ваша постель, — показала женщина Смирнову.

Журналист разделся и лег. Геолог уселся за стол и что-то писал, сверяясь с картой. Наталья Михайловна стояла у туалетного столика и расчесывала длинные волосы. Она заплела их в косу, уложила в тугой узел и легла в постель. Каржавин все еще сидел за столом. Больше они не сказали друг другу ни одного слова.

Смирнов проснулся от шума в избе. Лунный свет лежал квадратным пятном на полу.

Геолог что-то быстро и неразборчиво говорил.

— Дима, Дима, — растерянно и испуганно говорила Наталья Михайловна. — Очнись!

Геолог засмеялся отрывисто. Послышался плеск воды: Наталья Михайловна мочила в ведре полотенце.

— Вам помочь? — шопотом спросил Смирнов.

— Не надо.

Она опять наклонилась над Каржавиным, прикладывая к голове его полотенце и все уговаривая:

— Дима, Дима! Слышишь меня?

Каржавин внезапно затих, всхлипнув, как ребенок, и тяжело задышал.

— Наташа, Наташа! — позвал он. — Ох, как болит голова. Положи руку, Наташа. Вот так. Теперь лучше. Ох, как все болит.

Она помогла ему подняться. Несколько минут было тихо.

— Тебе надо поехать полечиться, — просительно сказала Наталья Михайловна. — Так, Дима, больше нельзя. Ты себя убиваешь и меня мучаешь. Поедешь?

— Хорошо.

— Завтра же?

— Только не завтра. — Голос его звучал устало. — Ты знаешь, почему я не могу сейчас уехать. Вот разведаем этот участок… Там и работы на несколько дней. Тогда и поеду. А ты к Татьянке. Так?

— Упрямый ты…

Они заговорили шопотом, и под этот разговор мужа и жены Смирнов опять заснул.

Второй раз Смирнов проснулся утром, когда в комнате уже было светло, в открытую дверь виднелся лес с позолоченными вершинами. С улицы доносились голоса.

В комнате за столом сидела Наталья Михайловна. Лицо ее было усталое и грустное. Она услышала, как журналист пошевелился, и перестала писать.

— Уснуть вам не дали, — сказала она. — Испугал он меня ночью. Это у него после контузии. Никак не могу заставить поехать в санаторий, не хочет бросать разведок, боится, что без него все пойдет не так. Слышали вчера наш спор? Даже мне не верит! Сам не едет, а меня к Татьянке гонит.

С улицы послышался голос Каржавина, звавший Наталью Михайловну. Она встала.

— Мы уезжаем. Завтрак ваш на столе. Заезжайте к нам и на обратном пути. Будем вас ждать.

Но Наталья Михайловна не успела выйти. В избу вошел Каржавин, и Смирнов увидел, как изменился геолог за ночь. Лицо его пожелтело, под глазами виднелись отеки. Он посмотрел на Смирнова и спросил:

— Мы вас еще увидим?

— Вероятно.

— Тогда совсем прощаться с вами не буду.

Геолог говорил дружелюбно, словно эта ночь под одной крышей сблизила их.

Вместе они вышли на крыльцо. Над ручьем поднимался туман. Воздух был холодноватый, легкий. Перед большим домом запрягали лошадей. Группа рабочих уже пошла по дороге.

— Рано вы встаете, — сказал Смирнов.

— Работы много.

— Вадим Сергеевич, — решительно сказал Смирнов. — Я — человек вам чужой, права голоса не имею. Почему вам не поехать лечиться? Вы ведь очень больны. За одну ночь вы так изменились!

Геолог усмехнулся.

— Наташа нашла еще одного союзника!.. Я знаю, что надо ехать, и поеду. Но ведь я четыре года тосковал по работе! А сейчас мы устанавливаем русло самой большой реки. Ну как я могу сейчас бросить разведки? Вот закончим наш спор с Наташей, тогда и поеду. Пусть одна с Татьянкой возится и разведку завершает, — шутливо закончил он.

Две подводы, приминая колесами росистую траву и оставляя темные полосы, двинулись по дороге. Вадим Сергеевич протянул руку Смирнову.

— Заезжайте, буду рад, — сказал он.

Каржавины пошли за подводой. У поворота Наталья Михайловна оглянулась и помахала рукой Смирнову.

Часа через два выехал и Смирнов.

Возница был под хмельком от стаканчика водки, которым его угостил журналист, и говорил не умолкая.

— Хорошие люди, — сказал он убежденно, словно и для него они были примером правильной жизни. — Сам-то, Вадим Сергеевич, строг, но доброго сердца, а она, как голубка, вокруг него вьется. Годов уж восемь они возле нас. На виду у людей вся их жизнь. И всегда они вместе, всегда вместе, как приехали. В войну затосковала она. А как пройдет вода, так собирает свою партию — и опять золото в тайге искать. А вернулся он — она опять расцвела, будто годки сбросила. А дочка у них чистое золото. К зиме, видно, и прибавленье в семье будет. Да вот они стоят рядком, ишь как, — и он показал кнутовищем вправо от себя.

Неделю спустя на той же самой подводе в середине дня Смирнов подъезжал к знакомому месту. Они свернули на дорогу вдоль ручья и скоро увидели прогалину, освещенную солнцем, и дома. Рамы были вынуты из оконных проемов, и дома приняли нежилой вид. Смирнов с удивлением смотрел: что случилось за эти дни? Наталья Михайловна хлопотала вокруг возов, нагруженных мебелью, инструментами. Вадим Сергеевич сидел на бревне возле холодной растоптанной золы костра.

Геолог встал, увидев Смирнова, и они поздоровались, как старые, хорошие знакомые. Наталья Михайловна, раскрасневшаяся, с капельками пота на лбу, подошла к ним.

— Довольны поездкой? — спросила она. — Понравилось у нас? Будет что рассказать в Москве?

— А мы уезжаем, — сказал геолог, — на новое место.

— А русло древней реки? Нашли?

— Конечно, не могло же оно исчезнуть!

— Кто же оказался прав?

Наталья Михайловна засмеялась, улыбнулся и Вадим Сергеевич.

— Оба не правы, оба ошибались, — сказала Наталья Михайловна таким довольным тоном, как будто эта двойная ошибка радовала ее.

— Поедете теперь к Татьянке? — спросил ее Смирнов.

Она смущенно покачала головой:

— Нет, не придется. Очень много работы. Мы решили, что через недельку она сдаст экзамены и приедет к нам, поживет в лесу. Для нее это полезно будет. Ведь у нас здесь не так уж плохо. Правда?

С ней нельзя было не согласиться.

— А вы, Вадим Сергеевич, тоже отложили свой отъезд? — спросил Смирнов.

Геолог безнадежно махнул рукой.

— Сейчас никак не могу. Вот и Наташа согласилась. Закончим к осени всю работу, сдадим приисковому управлению свое русло древней реки, тогда и поедем вместе. Ну куда я без нее?