13

Выспаться в эту ночь как следует мне не удалось. Неутомимый Тан Тун поднялся в четыре утра, сбегал к морю и договорился с местными, что они возьмут нас с собой на рыбалку. Затем с усердием, достойным лучшего применения, он принялся всех нас будить.

Бени сонно ответил через дверь, что он предпочитает вечернюю ловлю; Хаген и Володя не удостоили нас ответом; Зо Мьин вышел заспанный, посидел в холле, поежился, потом сказал, что оденется потеплее, ушел к себе и не вернулся. Когда мы заглянули к нему, он, повалившись ничком поверх одеяла, крепко спал. Ла Тун пошел на берег посмотреть, что за лодки. Вернулся ужасно довольный, с большим мясистым акульим плавником:

— Вы как хотите, а я уже поймал. Будет на обед отличный супчик, незачем и на рыбалку ходить.

Мы вышли на улицу. Утро было прелестное, хотя и несколько холодноватое для тропиков Пляж казался неузнаваемым: море отошло далеко от берега, широкая полоса мокрого плотного песка блестела как зеркало. По всему морю, гладкому, светлому и почти такому розовато-голубому, как песок, плыли в сторону островов лодки с коричневыми прямоугольными парусами Реи у местных лодок крепятся к мачтам в виде буквы У Некоторые паруса казались темными, другие, повернутые к встающему за нашей спиной солнцу, празднично рыжели.

По самой кромке воды ходил человек с бреднем, время от времени он вынимал закрепленную на шесте прямоугольную сетку (каждая ниточка в ней светилась розовым) и, стоя по пояс в белой пене прибоя, методично перекладывал серебристую мелочь в висящую через плечо сумку. Лицо его., темное, да еще затененное полями зеленой парусиновой шляпы, было сумрачно и серьезно: человек работал, добывал свой насущный хлеб.

Наши рыбаки, уже столкнувшие на воду лодку, с нетерпением на нас поглядывали. Все трое были немолоды, темнолицы, в клетчатых выгоревших рубахах, юбки подобраны выше колен, на головах нечто вроде чалмы из свернутого серого полотенца. Инкин вид (белые брюки, белая кофточка, полотняная кепочка с розовым козырьком, фотоаппарат через плечо) вызвал у них беспокойство. Один из них что-то быстро сказал по-бирмански.

— Он спросил, умеет ли женщина плавать, — перевел Тимофей

Инка храбро ответила, что она, во всяком случае, умеет держаться на воде, и это было лишь небольшим преувеличением: по-собачьи, с надутыми щеками и вытаращенными глазами она могла проплыть метров пять, чем очень насмешила бы оказавшуюся рядом акулу.

Рыбаки предложили внести Инку в лодку на руках, но она с негодованием отказалась. Закатав брюки до колен, Инка вступила в лодку и, зашатавшись, чуть не свалилась в воду вместе с кепочкой и фотоаппаратом.

— Боже мой, какая скорлупка, — проговорила она, садясь. — А где у нее парус?

Паруса не было. В сущности, это была не лодка, а старенький потрескавшийся челночок Мы расселись: я с Инкой — в одной лодке, Тимофей с Тан Туном — в другой Третий рыбак, с облегчением, убедившись, что у него не будет пассажиров, оттолкнул свой челнок подальше, лихо взобрался в него на ходу, сел за весла и, весело крикнув что-то товарищам, быстро и мощно начал грести, удаляясь от нас со скоростью торпедного катера. А мы еще долго устраивались. Инка как села, вцепившись, обеими руками в борта, так и осталась на месте, упорно отказываясь перейти на другой конец челнока.

Наш рыбак, пасмурный старичок с тощей темной грудью, поросшей седым волосом, налег на весла, и мы стали быстро удаляться от берега. Инка сидела у него за спиной, на носу челнока, и это, видимо, рыбака беспокоило: он то и дело оглядывался проверить, не свалилась ли она в воду Но Инка сидела смирно, подобрав под себя ноги, и не двигалась

— Стыдно как-то, — сказала она мне. — Люди едут на работу, а мы развлекаемся.

Но по лицу ее было видно, что никаких развлечений она сегодня не ожидает.

Мы поравнялись с первой лодкой, что было нетрудно, потому что одинокий рыбак уже не греб, а дрейфовал, положив весла. Склонившись через борт ухом к самой воде, он одной рукой придерживал свою чалму, а другою как бы гладил поверхность моря, не касаясь ее. Оба наших гребца, как по команде, подняли весла и замерли.

— Слушают рыбу! — крикнул с соседней лодки Тимофей, и все рыбаки укоризненно на него посмотрели

Каким далеким и нелепым казалось отсюда все, что нас вчера беспокоило: таинственная кража в гест-хаузе, ботинки Зо Мьина, содержимое спортивной сумки Хагена, переговоры о моторной лодке, проколотое колесо…

Нам с Инкой выдано было по мотку суровой бечевки с грузилом и тройным крючком, и старик, вытряхнув на свободную скамейку из брезентовой сумки дюжину летучих рыбок с длинными, как у ласточек, крыльями, принялся ловко резать их ножом на аккуратные дольки. Про себя я подумал, что лично мне уже этих рыбок хватило бы на хорошую «жарешку», видимо, рыбаки рассчитывали на несравненно больший улов.

Тан Тун уже успел наживить свой тройничок и сейчас озабоченно, обеими руками, спускал в воду бечевку. Тимофей же готовился к ловле, как хирург к операции: закатав рукава, он зачерпнул забортной воды, совершил омовение лица и рук до локтей, прополоскал морскою водой рот, сплюнул, приосанился, огляделся. Лицо его, в мелких светлых брызгах, сияло в предвкушении радости. Впрочем, наш Тимофей неисправимый оптимист, его натура замешена на радостном, безоговорочном приятии мира, где всякий микроб, всякая водяная, ползучая и летучая тварь кружилась вместе с человеком в праздничном танцевальном вихре. Даже симптомы болезней своих пациентов Тимофей описывал с таким упоением, как будто это были удачные па. Взявшись за снасти, Тимофей то и дело окликал меня с соседней лодки: «А что это вы сейчас делаете, сэйя? Насаждаете, насаживаете? Как правильно по-русски? Значит, это будет насадка? Наживка?» Я с удовольствием подкидывал ему новую лексику (скажем, «грузило», «поклевка»): приятно, когда человек так старательно учится без отрыва от жизни. «А глагол «клевать» изменяется как? Я клеваю, они клевают? Все понятно, как «танцевать».

Инка, разумеется, запуталась в бечевке, и старый рыбак, перебравшись к ней поближе, помогал ей высвобождаться.

Я уже давно сидел в напряженной позе, держа леску, чтобы острее чувствовать поклевку, на согнутом пальце правой руки, а на левую намотав для верности несколько витков свободного конца бечевки, и всеми фибрами души чувствовал, как вокруг лежащих на фантастической глубине грузила и приманки ходит, принюхиваясь, темная крупная рыба, а Инка еще только спускала в воду свою бечеву. Внезапно она резко вскинула руку и закричала:

— Попалась! Товарищи, честное, слово, попалась!

Рыбак засмеялся, обнажая розовые десны, странно светлые на темном фоне лица, и что-то сказал своим.

— Инна Сергеевна, вы подождите, пока грузило опустится на дно, — мягко и участливо, как тяжелобольной, сказал ей Тимофей.

Но Инка не слушала его. Быстро перебирая руками, она тащила из воды бечевку Рывок — и большая, с две моих ладони, рыба, круглая, как сковорода, серебристая, с розовой каймой и ярко-желтыми плавниками, шлепнулась на дно лодки и заколотилась о борта.

— Ура! — закричали мы с Тимофеем, а Тан Тун ревниво покосился через плечо и ничего не сказал.

Клев начался, и Инка оказалась удачливее всех: одну за другой, почти без передышки, она вытащила пять штук таких же, желто-розовых, одинаковых по величине, как будто под водой кто-то для нее изготавливал их, раскрашивал и насаживал на крючок Она уже перестала вскрикивать каждый раз и только озабоченно приговаривала.

— Вас поняли. Тяну.

И тянула, а мы все молча за нею наблюдали.

— Послушай, это уже браконьерство, — сказал я Инке, когда она вытащила шестую, но тут по моей бечевке что-то стукнуло, я сделал подсечку почти машинально — и вытащил крупную, такую же круглую, как Инкины, только ярко-зеленую с поперечными красными полосами.

— Я тоже хочу зелененькую, — сказала Инка — и, как по заказу, вытащила зелененькую, чуть побольше моей.

Через какие-нибудь полчаса мы уже натаскали изрядно; во всяком случае, наш старик не без удовольствия поглядывал на бьющуюся между скамейками рыбу. Один только Тан Тун сидел неподвижно, сутулясь все больше, и очень переживал. Наконец он вытянул свою пустую бечевку, демонстративно принялся насвистывать песенку «Стрэйнджер ин зи найт» и перочинным ножичком зачищать крючок. Потом, бормоча что-то себе под нос, насадил кусок копченой колбасы, закинул и разлегся на корме лодки с видом человека, которого ничем не удивишь. Остаток колбасы он стал жевать, пренебрежительно выплевывая шкурку в воду. У рыбаков клевало непрестанно; Тимофей тоже таскал одну за другой; мы с Инкой несколько сбавили темп, и я разделся до пояса, а Инка стала фотографировать нас в процессе ловли.

Вдруг Тан Тун вскочил, Тимофей тоже, их рыбак заметался по лодке, все трое сгрудились на корме и чуть не перевернули челнок, при этом они вполголоса переругивались по-бирмански и тянули вместе бечеву, а бечева натянулась как струна и косо шла прочь от лодки.

— Что у них там такое?. — обеспокоенно спросила Инка, убирая фотоаппарат.

Она сделала это вовремя, потому что у нее тоже клюнуло, она схватилась за бечеву и, ойкнув, выпустила ее из рук.

— Жжет! — сказала она жалобно.

Старый рыбак сообразил быстрее меня: метнувшись к Инке, он подхватил убегающую бечеву, и она тоже косо натянулась и даже, кажется, загудела.

Тут на лодке Тан Туна раздался торжествующий вопль. Из воды с оглушительным плеском выскочила длинная серебристая рыбина с разинутой зубастой пастью (в первый момент меня поразила не пасть, а именно длина, поистине змеиная) Вдобавок рыбина извивалась на лету и, кажется, плавала в воздухе, как летающая пиявка Стругацких. Тяжело рухнув в лодку, рыбина заскакала, колотя хвостом по бортам: это была настоящая пушечная пальба. Наконец рыбак-бирманец, по-казачьи хакнув, рубанул ее секачом, и стало тихо.

— Вот это да! — крикнул нам возбужденный Тан Тун. — Понравилась ей русская колбаска!

— А кто это? — спросил я.

— Барракуда! — вытирая пот со лба, ответил Тимофей.

Он поднял судорожно вытянувшуюся рыбину — она оказалась не так уж велика, чуть больше полуметра, но по сравнению с нашими разноперками была, конечно, громадной

Третий рыбак, державшийся от нас чуть поодаль, между тем поднял якоря и поспешно подгребал к нашему месту.

Мы забыли про своего старика, но тут он, вскочив и упираясь босыми ногами в дно челнока, крикнул мне что-то по-бирмански. Я сразу понял, что именно: «Помогай!» Жилы на лбу его надулись, чалма слетела. Я бросился к нему на помощь, и мы с большим трудом втянули в лодку здоровенную барракуду, которая тут же начала ходить по челноку колесом, щелкая при этом зубами.

— Ой, Сашка, я ее боюсь! — крикнула Инка, подбирая под себя ноги.

Тут барракуда метнулась прочь от нее, старик рубанул мачете, но промахнулся, и возле самых своих колен я увидел лобастую рыбью голову с разъяренно разинутой пастью и исступленными глазами ихтиозавра. Не помню, как в руках у меня оказался тяжелый секач, я стукнул ее по лбу, и она, вытянувшись, замерла.

Мы поймали еще несколько штук (я говорю «мы», хотя рыбаки решительно отобрали у нас снасти и орудовали втроем), и море, так и кипевшее вокруг нас рыбьим плеском, успокоилось, видимо, стая ушла.

Барракуды, как серебряные поленья, лежали в лодке у наших ног, время от времени то одна, то другая, разевала пасть и, подыхая, клацала зубами.

Мы высадились на пляже прямо напротив нашего бунгало Тан Тун и Инка были героями дня. Рыбаки, выгружая рыб), похваливали Тан Туна, одобрительно улыбаясь, смотрели на мою Инку Затем разделили улов: все точно по долям. Нам досталась большая половина рыбы, столько мы осилить не могли, тем более что холодильника в бунгало не было, и мы уступили еще пару барракуд рыбакам.

Ла Тун суетился на кухне в компании солдата и двух тенассеримок, на наш улов он взглянул очень небрежно и тут же сказал, обращаясь ко мне.

— Что-то Зо Мьина долго нет. С утра ушел, а скоро обедать.

— Куда ушел? — спросил Тан Тун.

— За катером, — с досадой ответил Ла Тун. — Герр Боост очень хочет на острова.

Хаген и Бени, оба в шортах, загорелые и все насквозь западные, как на картинке из каталога, сидели в креслах и пили пиво. По-видимому, они занимались этим уже давно и очень усердно, потому что стол был заставлен пустыми банками.

— А, жертвы страсти! — насмешливо сказал Хаген. — Ну, как отдохнули?

Наш изнуренный вид говорил лучше всяких слов, и мы с Инкой молча сели.

— Что острова? — спросил Хаген. — Вы там высаживались? Они и в самом деле змеиные? Мы завтра все туда поплывем.

Мне показалось, что герр Боост не столько навеселе, сколько притворяется. У него был такой вид, как будто он обеспокоенно к чему-то прислушивается. Впрочем, и Бени то и дело приподнимался в кресле и поглядывал на пляж. В отличие от Хагена Бени был мрачен, очень недоволен собой и, похоже, даже не пытался притворяться.

— Наш друг мсье Ба, — продолжал болтать Хаген, — очень скучает без коллеги Зо Мьина. Любовь с первого взгляда… ведь вы никогда не видели раньше коллегу Зо Мьина, профессор?

Бени угрюмо посмотрел на него, отхлебнул пива и ничего не сказал.

— Но это любовь без взаимности, — болтал Хаген. — Коллега Зо Мьин ушел за катером и даже не предупредил коллегу Ба. Это очень жестоко с его стороны.

Тут Бени, пробормотав что-то вроде «мерд», встал и крупными шагами начал ходить по холлу.

Герр Боост откровенно упивался каким-то своим торжеством, а Бени так покорно все это сносил, что оставаться с ними означало бы лишь подыгрывать Хагену. Мы поднялись, извинились, Инка пошла к себе, а я решил заглянуть к Володе.

Володя лежал в своей комнате, накрывшись до глаз простыней, и тихо стонал. По его огненно-красному лбу я сразу понял, что случилось: бедняга перегрелся.

— Пойдем окунемся, — предложил я. — В воде легче.

— О прохладное раскидистое Московское метро… — простонал Володя — В погреб хочу, в подземелье… О крещенские холода, трескучие морозы… Вот север, тучи нагоняя, дохнул, за-вы-ыл…

— Ну ты еще не так уж плох, — ободрил я его. — Пошли, пошли, нечего терять время. Скоро обедать

Володя встал, накрылся с головой обширным купальным полотенцем, и мы с Инкой вывели его на свежий воздух.

— Смотрите-ка, лягушонка в коробчонке, — сказал он, опустившись на песок. — Вот уж не думал, что наш приятель вернется.

И в самом деле, сквозь глухой шум прибрежных волн послышалось тонкое пение лодочного мотора. Вдоль берега метрах в двадцати от полосы прибоя, подпрыгивая на волне, мчалась моторная лодка. В ней сидел один человек, он приветливо помахал нам рукой. Вне сомнения, это был Зо Мьин.

— Ну слава богу, — сказал я, — все в сборе.

Приблизившись к берегу, Зо Мьин заглушил мотор, и лодка мягко выкатилась на песок. Зо Мьин встал (он тоже сегодня был одет по-бирмански, в клетчатой юбке и тенниске) и весело крикнул:

— Теперь все острова — наши!

— Ну вот, — проговорила Инка, — человек хотел сделать нам приятное, а мы тут упражняемся.

— Что-то не верится мне, — ворчливо сказал закутанный, как бедуин, Володя, — что бизнесмен способен оплатить сюрприз из собственного кармана. Вопрос: что ему это дает?

Мы столпились вокруг лодки, подошли Хаген, Бени и наши тьюторы с Тимофеем, а Зо Мьин стоял поодаль и поглядывал на нас с видом богатого покровителя. Лодка была так себе, черная деревянная рыбацкая развалюха, чуть поглубже и пошире нашего челнока, но на корме ее были установлены два новеньких мотора «Ямаха».

— У нас в ФРГ, — тоном знатока сказал Хаген, — один такой мотор стоит две тысячи марок.

Он подошел к своему бывшему тьютору и торжественно пожал ему руку.

— Благодарю вас, сэр, — проникновенно сказал он, — от имени всех островитян Андаманского моря.

Бени, глядя на них искоса, возился с моторами. Моторы были откинуты, он сделал пробный запуск — японская механика работала безотказно, и не с бечевки, а по-автомобильному, от ключа.

На следующее утро мы с Инкой проснулись от необычной тишины в бунгало.

— Послушай, я знаю, в чем дело, — сказала мне Инка. — Они все уплыли к островам, а нас будить не стали.

Я прислушался. Действительно, кроме шума моря, ничего не было слышно. Солнце лезло во все щели, внизу, под решеткой, был пустой истоптанный следами песок. Впечатление такое, будто летишь в решетчатой гондоле воздушного шара под ослепительно солнечным небом.

Мы вскочили и, наспех одевшись, выбежали в холл.

То, что мы увидели там, сразу нас обеспокоило. Собственно, ничего особенного, но вся наша компания сидела в креслах и выжидательно на нас глядела. Володя, Тан Тун, Л а Тун, Тимофей и Хаген смотрели на нас так, как будто мы единственные могли разрешить мучившие их сомнения.

— Доброе утро, джентльмены, — сказал я. — Что-нибудь случилось?

— Именно, — отозвался Володя. — Я, как всегда, был прав. Надо было оставить кого-то дежурить у лодки.

— Да в чем дело, в конце концов? — рассердился я

— Садитесь, пожалуйста, Александр Петрович, — пригласил меня Ла Тун. — Инна Сергеевна, прошу вас. С добрым вас утром. У нас тут небольшое совещание.

Мы сели в предусмотрительно приготовленные для нас плетеные кресла.

— Лодка исчезла, — сказал Ла Тун, — исчез и Маун Зо Мьин. Помимо всего, он забрал с собой все свои вещи. Надо полагать, уехал на лодке, как только мы все улеглись. Никто из нас ничего не слышал.

Ла Тун посмотрел на Хагена, Хаген криво усмехнулся и неопределенно повел плечами: «Что я мог сделать?»

— А где профессор Ба? — спросил я.

— Мистер Ба, — отозвался Ла Тун, — ушел по своим делам. По очень важным делам, могу вас заверить.

— С солдатами? — спросила Инка.

Все удивленно на нее посмотрели, кроме Ла Туна.

— Да, солдаты пошли вместе с ним, — ответил Ла Тун. — Сэйяма, вы очень догадливы.

Наступило молчание.

— Господа, — сказал Ла Тун, — я попрошу вас сообщить все, что вам известно о причинах столь странных событий. Я понимаю так, что Зо Мьина никто не обижал, он сам напросился на эту поездку, и отъезду его пока нет никакого объяснения.

— Вопрос, касается только нас, четверых иностранцев? — спросил Хаген.

— Нет, сэйя, с Тан Туном и Тин Маун Эем я уже побеседовал. Они в полном неведении.

— Нас, иностранцев, здесь пятеро, — обидчиво сказал Володя. — У меня есть свои соображения, но я дожидался прихода Александра Петровича, поскольку мы оба с ним были свидетелями некоего происшествия…

Я сделал ему знак, чтобы он продолжал говорить, и Володя довольно толково рассказал о том, что мы видели с ним в тавойских рыбных рядах.

— И какой же из этого вывод? — спросил Ла Тун.

— Возможно, контрабандисты, — сказал Володя. — Наркотики, древности. Могокские камни, наконец.

— Не то, — проговорил Тан Тун. — Связаться с контрабандистами Зо Мьин мог и позднее, не обязательно сегодня. У нас впереди была неделя, а он спешил, даже спать не ложился. И потом, все дела он мог сделать и в Тавое, не заезжая сюда. Хозяин лодки почти наверняка контрабандист, иначе откуда у него такие мощные японские моторы? А наркотики отсюда далеко, наркотики идут через северные границы. Кроме того, контрабандой отсюда заниматься выгоднее на суше, до границы полдня пешего ходу. А морем — сотни и сотни миль. Морем идут из дельты, из Аракана, в Сингапур. Зачем ему было ехать именно сюда, в Маумаган? Это первый вопрос И второй: почему именно сегодня?

— Если бы кое-кто меньше говорил о море, об островах, — пробормотал Володя.

— А разве он много говорил об островах? — спросил Ла Тун

И все посмотрели на Хагена.

— Признаться, я не думал, — сказал Хаген лениво, даже прикрыв глаза, — что коллега Зо Мьин примет все так близко к сердцу. Могу лишь сказать, и вы согласитесь, что я не делал из этого тайны Мне хотелось подготовить для вас сюрприз с приключением, не более. Джентльмены, если в этом я виноват, прошу великодушно меня извинить. Но расскажу все по порядку. Предок Зо Мьина, генерал-капитан Сириамского королевства Жоао Силвейра, был уполномочен королем Сириама де Бриту, мягко скажем, реквизировать сокровища пагоды Та-Ньи…

— Такой пагоды нет, — перебил его Тан Тун — Она называется по-другому.

— Неважно, — отпарировал Хаген. — На корабле «Звезда Сириама»… это название нашим бирманским друзьям, несомненно, известно… так вот, когда армия короля Бирмы окружила Сириам с суши, в 1619 году, с вашего разрешения, на этом пинасе Жоао Силвейра должен был вывезти сокровища в Тенассерим, но согласно поверью волей Будды этот корабль затонул в Рангун-реке. Возможен вариант: «Звезда Сириама» следовала в Гоа, но шторм отогнал ее к Тенассериму. Другой вариант: команда вышла из повиновения, офицеры — за борт, груз — на берег, в тайник до лучших времен, и «Звезда Сириама» стала пиратским кораблем. Как бы то ни было, Силвейра погиб, но несколько уцелевших матросов попали в плен к бирманцам и были отправлены на поселение в Швебо. А одному удалось даже добраться до Португалии. Коллега Зо Мьин попросил меня выяснить судьбу этого человека, и во время отпуска я съездил в Лиссабон, поработал в архивах и обнаружил рукопись — нечто вроде мемуаров духовника этого человека. Поверьте, это было непросто и стоило денег и времени. Я сделал это только из профессиональной солидарности и из уважения к фамильным легендам. Автор рукописи, не очень грамотный монах, со слов моряка указал примерное место разгрузки «Звезды Сириама» и даже начертил карту Змеиного острова. Я не очень-то верю во все эти истории с кладами, но собирался устроить всем нам увеселительную поездку на Змеиный остров. К сожалению, коллега Зо Мьин поторопился и испортил пикник. Шутка моя не удалась.

Наступило молчание.

— Ничего себе шутка… — пробормотал по-русски Володя — Заставил человека выложить кучу денег, услал его в открытое море…

— Я понимаю по-русски слово «шутка», — возразил Хаген. — «Шутка, улыбка, ошибка»… Моя ошибка заключалась в том, что я не учел характера коллеги Зо Мьина. Мне нужно было раньше рассказать вам обо всем, но коллега Зо Мьин умолял этого не делать. Ему казалось справедливым, если мы с ним разделим мифические сокровища пополам. Впрочем, в последние дни, мне показалось, Зо Мьин нашел другого компаньона.

И Хаген весело посмотрел на Ла Туна.

— Вы имеете в виду мистера Ба? — осведомился Ла Тун

— А почему это мистер Ба перестал именоваться профессором? — вопросом на вопрос ответил герр Боост. — Может быть, он не был им никогда? И вы, коллеги, ввели нас в заблуждение еще в Рангуне?

— Герр Боост, — миролюбиво сказал я, видя, что дело не кончится добром, — герр Боост, вы, я полагаю, не совсем точно сейчас выразились.

— Я всегда выражаюсь предельно точно, — ответил мне, улыбаясь, Хаген. — Наш друг Бени не спускал с Зо Мьина глаз, как ревнивая стареющая любовница. Но измена, — со смехом заключил Хаген, — всегда найдет лазейку.

Ла Тун молчал и, прищурясь, смотрел на Бооста.

— Как бы то ни было, — вмешался я, стараясь прекратить эту молчаливую дуэль, — сами вы, герр Боост, склоняетесь к тому, что на острове ничего нет, не так ли?

— Есть или нет — меня это уже не волнует, — возразил Хаген. — Шутка моя затянулась, и я, признаться, устал от нее.

— Но, согласитесь, очень важно, — не отставал я, — насколько убедительно вы излагали Зо Мьину лиссабонскую версию. Если на острове Зо Мьин не найдет ничего, он к вечеру, возможно, вернется…

— Навряд ли, — возразил Хаген, — за этим коитаду (по-португальски — бедняга), так вот, за ним имеется еще один должок: неудавшаяся попытка свернуть наш «джип» под откос. Причем он сам предложил мне пересесть. Согласитесь, это уже серьезно.

Мы притихли. Слова были сказаны, никто не возразил, не возмутился: видимо, о том же самом думали не только мы с Тан Туном.

— И это еще один довод в пользу того, — весело продолжал Хаген, — что я вовсе не союзник коллеги Зо Мьина. Вы-крав у меня план, он потерял ко мне интерес настолько, что решил даже от меня избавиться.

— И вы молчали! — гневно сказал Ла Тун.

— А я, мой дорогой коллега, до сегодняшнего утра не был уверен, что намерения Зо Мьина настолько серьезны.

— Да, но все равно остается неясным, — сказал Володя, — отчего Зо Мьин не направился на остров еще вчера. Зачем он сюда заехал? Не за вещами же, в конце концов?

— Возможно, у него не было уверенности, что я не расскажу сразу же все коллеге Ла Туну, — ответил Хаген. — Кроме того, Зо Мьин знал, что вы рыбачите возле Змеиного острова И наконец, он просто хотел выразить свое почтение бывшему профессору Ба.

— Оставьте Бени, пожалуйста, в покое! — потемнев, сказал Ла Тун. — Это становится утомительным. И кроме того, мне кажется, что мы напрасно теряем время. Пусть личная судьба Зо Мьина нас не волнует, но мы не можем допустить, чтобы сокровище уплыло в Таиланд.

— Оно не уплывет в Таиланд, — сказал Хаген. — Это слишком долго и опасно. Добрейший Зо Мьин поставил меня в известность, что десятью милями южнее есть самая короткая тропинка к границе.

— И что, — простодушно спросил Володя, — каждый желающий может так просто взять и перейти границу?

Хаген пожал плечами.

— Некоторые ходят, — устало сказал Ла Тун. — При деньгах, разумеется, и с проводником. Но проводника, опять же за деньги, найти нетрудно. Обратно даже с автомобилем возвращаются. В разобранном виде, кладут на плечи носильщиков — и вся проблема. Туда — изумруды, оттуда — автомобиль. Но это только ночью, до ночи надо где-то ждать.

— И все равно, Ла Тун, — сказал Володя, — вы правы, не стоит терять время. До острова, допустим, около часу ходу, ну, там на поиски пару часов, оттуда наискосок часа два Выехал он, видимо, в пять, сейчас восемь. Надо, наверно, остановить человека.

— А может быть, он пойдет прямо морем? — спросил я. — У него пара отличных моторов…

— Мистер Бени тоже кое-что понимает в моторах… — усмехнувшись, сказал Хаген. — Ходу хватит только до острова. Обратно наш коитаду будет добираться на веслах и злой как черт, потому что ничего не найдет.

— Почему на веслах? Почему ничего не найдет? — спросили мы с Тан Туном одновременно.

— На веслах, потому что профессор… извините, мистер Ба, позаботился о горючем, — усмехаясь, объяснил Хаген.

И правда, я вспомнил, как Бени что-то слишком уж любовно оглаживал мотор и канистры.

— А не найдет ничего, — продолжал Хаген, — потому, что не верю я во все эти истории с кладами.

— Ну хорошо, — сказал Ла Тун и встал. — Я доверяюсь вашей сознательности, господа. Мы с Тан Туном вынуждены на время вас покинуть. Дело серьезное, попрошу вас не ходить далеко от бунгало. А вы, профессор, — обратился он к Боосту, — не могли бы по памяти нарисовать хотя бы примерный план?

— Охотно. Вот остров, — проговорил он, нарисовав нечто похожее очертаниями на крупную креветку. — Здесь небольшая бухта, песчаный пляж. Отсюда лощина, если она еще проходима. Триста шестьдесят лет не шутка, друзья мои. В конце лощины каменный столбик, португальцы такие столбы называли «падраны». А далее — как в авантюрных романах, песчаный откос, и на высоте трех падранов коллега Зо Мьин сейчас ищет то, из-за чего мы чуть не сломали себе шеи. Желаю успеха, господа.

Коротко поблагодарив, Ла Тун взял бумажку и вышел вместе с Тан Туном.

Загрузка...