Звездные мечты

— Мне кажется, Анджела переехала в Сакраменто в 1953 году. Если меня не подводит память, тогдашний губернатор Калифорнии отказался от своего поста, чтобы работать в федеральном правительстве, с мистером Эйзенхауэром. Дик Пауэр был назначен на должность губернатора до следующих выборов, и в связи с этим он оставил свои занятия в палате представителей. Да, мне кажется, что я не ошибаюсь, это было именно так.

Анджела была прелестной «первой леди» нашего прекрасного штата. Когда они поселились в весьма обветшавшем калифорнийском «Белом доме» в Сакраменто и она стала выполнять свои обязанности, то смогла реализовать многие из своих разносторонних талантов. В то время началось движение «Сделайте свой вклад в Калифорнию», и Анджела продемонстрировала документальный фильм, в котором были показаны все достижения нашего гордого штата. Просмотр прошел успешно, и, хотя фильм первоначально был создан с коммерческой целью, его все же показали по телевидению как рассказ о достопримечательностях штата. Вся прибыль, естественно, пошла в местную казну.

Возвращаясь к прошлому, скажу: мне кажется, что год, когда Анджела приехала в Сакраменто, был годом, когда произошел тот ужасный скандал с Кики. Тот самый скандал, в котором был замешан один из самых известных адвокатов… Норман Гринберг. Мне даже пришлось покритиковать ее в печати… вот так-то!

1

Мари Уиттир вернулась в Территаун из Палм-Спрингса как раз во время весенней уборки.

Кладовые были вывернуты наизнанку; весь хрусталь — бокалы, рюмки — были перемыты так, что сверкали на солнце. Необходимо было вымыть и натереть все полы и протереть окна. Синяя гостиная на втором этаже нуждалась в новых занавесках. На каждую постель были положены свежие покрывала, которые она заказала, находясь в Палм-Спрингсе. Ее постель была застелена бледно-персиковыми шелковыми простынями — она просто обожала их!

Мари посмотрела из окна на снег, выпавший ночью, хотя уже близился апрель и скоро должна была наступить пора цветения нарциссов. Она подумала об Анжеле, живущей в губернаторском особняке в Сакраменто; ее дочь старалась не поддаваться чувству одиночества, пока ее муж не обращал на нее никакого внимания, занятый своими делами — законными и нет. И Кики! Как бы Мари не правилось, что Кики вышла замуж за Брэда Крэнфорда, она просто восхищалась этим мужчиной, — и было не так уж и важно, врожденный у него такт или приобретенный. Она надеялась, что у Кики хватит ума остаться с ним и ценить его.

Герман принес на подносе утреннюю почту. Она рассеянно перебирала ее, продолжая думать о дочерях. Ей хотелось бы остаться в Калифорнии, чтобы быть рядом с ними на случай, если она им вдруг понадобится. Но что она могла сделать? Эдди был в школе в Массачусетсе, он еще был совсем мальчик, ему тоже была нужна мать! И Стонингем! Она так любила его.

На глаза ей попалось письмо с обратным адресом из Нового Орлеана. Чей-то незнакомый адрес, не Джулиана. Ее сердце стало биться быстрее. Что это? У нее дрожали руки, когда она открывала конверт.

Она быстро просмотрела страницы, пока не дошла до конца длинного письма, написанного от руки. Там стояла подпись: «Твоя любящая сестра Дезирэ». Дези!

Мари поудобнее уселась в кресле.

«Моя дорогая Мари!

Ты, наверное, удивишься, получив от меня весточку. Я надеюсь, что шок не будет слишком сильным. Если честно признаться, то я столько раз поражала тебя, что иному хватит на всю оставшуюся жизнь. Мне кажется, чем меньше об этом вспоминать, тем лучше. По прошествии времени я могу сказать, что мне стыдно. Но, наверное, это звучит слишком неубедительно. Когда я села писать это письмо в первый раз, две недели назад, я поклялась себе, что ни за что не скажу этих слов. Я имею в виду: «Мне стыдно!» С тех пор я каждый день пыталась написать это письмо: ты можешь себе представить, какая трудная у меня была задача — что-то сказать, а что-то — нет.

Ты, наверное, удивляешься, зачем я вообще пишу тебе, если не хочу сказать: «Мне стыдно, прости меня!» — и еще раз попросить у тебя прощения?! Я не прошу, чтобы ты простила меня! Не только потому, что думаю — ты не простишь меня, но и потому, что теперь это не имеет никакого значения. Что сделано — то сделано, ничего изменить нельзя. Ничего из того, что случилось с нами, что я натворила.

Так зачем же я пишу тебе? Наверное, для того, чтобы поставить все точки над «i». Я вышла замуж, и мне хочется, чтобы ты это знала. Есть свободная ниточка в узоре наших жизней, и этот узор может быть нарушен, если я не скажу тебе о моем замужестве. Я уже устала от свободных нитей. В будущем я собираюсь стать более аккуратной личностью!

Я вышла замуж несколько месяцев назад. Не хочу ворошить старое и касаться неприятных моментов, мне просто хотелось бы рассказать тебе немного обо всем, что случилось со мной.

Я возвратилась из Калифорнии в 1942 году; мне кажется, что ты знаешь об этом, — когда Рори пошел в армию. К тому времени между нами уже почти все было кончено. Я не собираюсь обсуждать те пять лет, которые провела с ним. Кроме того, они и не были такими уж плохими, как ты могла об этом слышать. Рори, конечно, не герой, но и не жуткий тип, как о нем все говорили! Наша жизнь не была таким раем, как я ее себе представляла. То, что случилось со мной, — больше моя вина, чем его. Ты, возможно, слышала, что я пристрастилась к наркотикам. Все это неправда! Я немного баловалась некоторыми из них — в основном это был кокаин. Но мне было плохо от истощения, и я пила, все это и привело меня к болезни, как объяснили мне врачи. Но ад па земле для меня начался, когда я вернулась домой в Новый Орлеан — к Джулиану, Одри и maman, которая сидела в своей кровати и смотрела на меня такими глазами! Могу совершенно точно сказать, что maman умерла, так и не простив меня. И она была права! Только дурак мог простить меня, a maman могла быть кем угодно, но она никогда не отличалась глупостью! Я всегда отдавала ей должное.

Если тебе интересно узнать, как я поплатилась за мои преступления (мне кажется, что спустя столько времени тебя это не очень интересует), я могу сказать, что те годы, которые я провела с Джулианом и Одри, вполне стоили самого ужасного наказания!

Пару лет назад я решила, что мне пришло время встряхнуться и освободиться от них. Физически я была уже в состоянии начать трудиться, и я пошла работать в аптеку кассиром. (Я до сих пор работаю кассиром.) Я сняла меблированную комнату, работала весь день, вечером возвращалась в свою комнату — и все. Так протекала моя жизнь, не очень-то интересно, но я была свободна! И мне это доставляло радость.

Ты правильно догадалась — я вышла замуж за своего босса, Пьера Лазаруса. Как тебе нравится его имечко?! Да, он наполовину еврей. Maman, наверное, прокляла меня из могилы. Но я уверена, что Бог этого не допустит! Пьер очень милый и добрый человек, он прекрасно относится ко мне. Мне повезло, что он на мне женился, хотя maman, видимо, назвала бы наш брак мезальянсом. Но Пьер все знает и не осуждает меня. Он считает меня красивой! Прошло так много времени, когда говорили, что Дезирэ дю Бомон — красавица!

Пьер готовит лекарства по рецептам, а я веду бухгалтерию (у нас еще работают несколько человек, так как наша аптека достаточно большая). У нас прекрасная квартира недалеко от аптеки, потому что мы работаем допоздна. Как сказала бы maman, я стала принадлежать к мелкой буржуазии. Все не так уж плохо, поверь мне. Я сижу за кассой в черном платье (мне кажется, что так лучше), на мне надето жемчужное ожерелье, я ношу пучок. У меня длинные красные ногти и одеты четыре кольца. (Кассиры всегда следят за своими руками, делают маникюр и носят кольца. Ты когда-нибудь слышала об этом?) Я пользуюсь великолепными французскими духами, самыми лучшими, какие есть у нас в продаже!

Раз в неделю мы бываем в кино. Мы часто ходим к «Антуану» и в другие хорошие рестораны, как было в прежние дни. Можешь мне поверить — я счастлива! И Пьер тоже!

Вот я и рассказала тебе всю мою историю, Утренняя Красота, как мы говорили, когда были маленькими. Теперь я подошла к концу.

Я написала много храбрых слов по поводу того, что не буду просить у тебя прощения. Я также не прошу, чтобы ты пожелала мне счастья и удачи. Я знаю, ты не исповедуешь теперь католическую веру, а я не знаю, кто же я теперь. Наверное, никто. Но у меня такое чувство, сестренка, что Иисус возлюбит тебя, если ты не будешь больше ненавидеть меня.

Твоя любящая сестра Дезирэ.

Р.S. Я видела фото Кики и Анджелы, они просто прекрасны! Я не смогла удержаться и немного поплакала, когда смотрела на них. Совсем немного!»

Мари перечитала письмо и вытерла платком глаза. Затем она села за письменный стол и, взяв лист бумаги, написала:

«Дорогая сестра,

я не ненавижу тебя; я тебя простила; я желаю тебе всего наилучшего.

Мари».

Немного подумав, она порвала записку и спустилась в кладовую, где кипела бурная деятельность: четверо горничных мыли фарфор, бокалы, рюмки, чистили серебро.

— Герман, найдите, пожалуйста, большой деревянный ящик. Мне нужно отправить серебро. Я хочу, чтобы вы все очень хорошо упаковали, чтобы ничего не погнулось!

В свое время Мари подарила часть серебра, принадлежавшее семьям дю Бомон и Манар, — своим кузинам и дядюшке Полю, незадолго до его смерти. Все украшения она отдала своим дочерям, так же как и столовые приборы и блюда. Теперь у нее осталось примерно десять или двенадцать приборов старинного серебра, вазы, блюда и великолепные подсвечники. Она собрала все это вместе. Да, настало время прекратить вражду, как сказала Дезирэ, чтобы все возвратилось на круги своя!

Она написала адрес, куда нужно было переслать подарок, и отдала его дворецкому.

— Герман, все, что я отобрала, следует отправить по этому адресу.

— Абсолютно все, мадам?

— Да, это свадебный подарок!

Мари была рада, что Эдвард не присутствовал при ее «широком жесте», — она бы чувствовала себя очень глупо. Но она сделала этот широкий жест, и у нее было прекрасное ощущение!

2

Кики была намерена использовать Нормана Гринберга, делать что угодно, чтобы добиться своей цели, торговаться и… так далее. Но у Нормана Гринберга были свои представления, кто кого будет использовать. Кики Девлин была богатой и красивой блондинкой, но ему были не нужны ее деньги, а стройные тела стоили недорого в Голливуде. Дома у него была прекрасная жена — блондинка. Его не занимал секс, его интересовала собственная репутация, он мечтал, чтобы его признали гением среди адвокатов!

Он посчитал сложные отношения Кики с Лайемом Пауэром и студией «ПИФ» весьма перспективными для него, это настоящая юридическая головоломка с захватывающим концом. Если они выиграют, он окажется в центре внимания. В этой истории присутствовал и сын Пауэра, губернатор штата и муж сестры Кики, по-своему известной личности. Анджела была центром всего, если только Кики не ошибалась насчет того, что старик Пауэр использовал ее, чтобы продемонстрировать Анджеле, на что он способен, если она вдруг решится выйти из-под его влияния. Кроме того, существовала и сама студия. Лайем Пауэр был главной фигурой, у него было большее количество акций; но были и другие держатели акций, чьи интересы были бы нарушены, если талант Кики Девлин — крупной звезды, приносившей доходы, — подвергался давлению со стороны Пауэра из-за его личных соображений.

В данной ситуации основным был вопрос: имеет ли студия юридические права не давать актерам работать и зарабатывать себе на жизнь, используя статью временного отстранения от работы, включенную в контракт, одновременно не разрешая работать им и в другом месте до истечения срока действия контракта.

Норман собирался проверить это в суде, причем не только в обычном, но, если потребуется, довести дело до Верховного суда. Он все равно не сдастся! Он должен добиться правильного решения! Может быть, ему удастся значительно изменить отношения между звездами и студиями. Все газеты по всей стране будут писать о нем, все будут интересоваться судебным иском, связанным с Голливудом.

— Вы хотите, чтобы он подал на вас иск? — спросила Кики. — Что-то я ничего не понимаю. Я хочу прервать мой контракт. Я считала, что это я должна предъявить ему иск!

— Единственно возможный вариант добиться для нас законного постановления по поводу правильности вашего отстранения от работы в студии и вытекающей из этого невозможности работать где-нибудь еще — это если вы сделаете картину в другом месте. И тогда пусть Пауэр возбуждает против вас дело. Мы станем вас защищать и будем надеяться, что суд все решит в вашу пользу. Они представят нам решение, что все, что вы делали, было в рамках закона, а его действия были незаконными, и вы будете свободны. Все очень просто.

«Просто? — подумала она. — Этот мужчина — простак. Он просто наивный дурачок».

— Но как я смогу сниматься в кино? Кто захочет делать картину со мной? Ни одна студия не станет со мной связываться. Они побоятся, что с ними будут судиться. Кроме того, они все заодно, чтобы было легче справляться с беззащитными актерами.

«Если он действительно с отличием закончил Гарвард, как он это утверждает, то почему же он не знает таких элементарных вещей?»

Норман улыбнулся:

— Нам не нужна студия. Мы будем иметь дело с независимым продюсером.

— И где же мы найдем независимого продюсера, который даст мне главную роль? Даже я прекрасно понимаю, что я не самая великолепная кинозвезда! Почему вдруг независимый продюсер захочет связываться со мной и иметь мои проблемы со студией?

Норман снова улыбнулся:

— Мы должны попытаться подставить Лайема Пауэра, поэтому мы организуем компанию, чтобы снять фильм. Нашу собственную компанию. Вашу компанию. «Девлин продакшнс» или лучше — «Крэнфорд продакшнс». Мы найдем сценарий и наймем режиссера. Нам также будет нужно найти хорошего актера на главную мужскую роль и достать денег под картину. Существует одна очень важная вещь — мы должны все делать в полной секретности до тех пор, пока не будем готовы к показу фильма, чтобы Пауэр не смог действовать и опередить нас.

— Вы говорите — хорошего актера-мужчину?

Он утвердительно кивнул.

— Как Брэд Крэнфорд?

Он снова кивнул головой:

— Как вы считаете, он на это пойдет?

— Да, я уверена, что он пойдет на это, если я попрошу его.

— Хорошо. Но пока не говорите ни слова Брэду. До тех пор пока у нас не будет сценария и места, где проводить съемки. Надо сделать так, чтобы никто не знал об этом как можно дольше.

Он откинулся назад в своем большом кресле и улыбнулся:

— Вот было бы здорово, если бы мы ко всему прочему сделали кассовую картину!

— Действительно здорово, — сказала Кики, все еще сомневаясь. Норман никак не реагировал на нее в сексуальном отношении; теперь он начал рассуждать о картине, где она будет играть главную роль, но с участием ее мужа.

— А зачем нам нужен Брэд?

— С его помощью мы сможем достать деньги.

Так вот в чем дело, используя только ее имя, денег они не получат!

— Черт возьми, как жаль, что мы не сможем привлечь вашу сестру! — Он засмеялся при мысли использовать Анджелу дю Бомон Пауэр, чтобы подсидеть Лайема Пауэра. — Вот что значит известное имя. Мы сможем достать миллионы! С Брэдом Крэнфордом и Анджелой дю Бомон Пауэр мы смогли бы заново снять «Унесенные ветром»!

— Интересно, а какую же роль я стала бы играть там? Мамушки или же тетушки Питтипэт? — грустно поинтересовалась Кики, но Норман Гринберг все смеялся и смеялся, он просто не мог остановиться.

— Я еще раз повторяю, Кики, — необходимо соблюдать совершенную секретность! Мы больше не сможем встречаться в моей конторе. Мне бы не хотелось, чтобы мои сотрудники знали, чем мы занимаемся. Вы должны начать читать пьесы, и романы, и все сценарии, которые присылают Брэду. А я начну заниматься организацией творческого процесса, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Я буду информировать вас. Я позвоню, когда мы сможем встретиться, и поищу место, где нас никто не сможет увидеть.

«Именно так, — подумала Кики, — чтобы никто не смог нас увидеть!»

Когда Норман позвонил ей, чтобы встретиться в маленьком мотеле в Голливуде, она подумала: «Ну наконец-то!» Кики представила, как пройдет встреча. Сначала немного деловых разговоров, потом робкое касание ее задницы или же поцелуй в шею. Нет, сначала — дело, потом — что-нибудь выпить, а уже потом — рука на заднице! Норман был похож на человека, которому сначала нужно выпить, а потом уже начинать лапать женщину.

Но Кики ошибалась. Она и Норман продолжали встречаться в мотеле, но, кроме деловых разговоров, там ничего не происходило. Ни бутылки джина, ни какого-нибудь «косячка» с марихуаной! Нормана возбуждал только их проект. Они еще ничего не сказали Брэду. Кики обсуждала с Норманом возможность того, что она сама сможет достать деньги и вложить свои собственные средства, попросив отчима помочь ей.

В тот вечер Норман проводил ее до машины. Он объяснил, что хочет привлечь деньги со стороны, что только глупец вкладывает свои собственные деньги, а ему не нужен глупый клиент. Он помог ей сесть в машину и поцеловал ее в лоб, и в этот момент рядом с ее машиной припарковался «порш», который был очень похож на машину Брэда… Затем человек, также похожий на Брэда, замахал пистолетом, и вдруг Норман Гринберг завопил и упал на колени. Кровь хлестала у него из паха, она просто била фонтаном.

— Боже! — завопила Кики. — Боже ты мой! Ты отстрелил ему яйца!

Парсонс, Хоппер и Тайлер, если бы они были в состоянии, постарались бы замять такую красочную историю. Брэд Крэнфорд был звездой, его по-настоящему любили многие люди, работающие в киностудии, начиная с глав студий и кончая осветителями и рабочими на съемочной площадке. Его любили даже газетчики, которые кормятся скандалами в кино. Но такую кровавую историю замолчать было невозможно!

Норман Гринберг со временем поправился, но никто так и не смог узнать — потерял ли он свою мужскую силу? Он не пожелал выдвигать обвинения, но окружной прокурор не захотел замять это дело, так как понимал, что эта история дает ему возможность прославиться: он может испортить репутацию Крэнфорда или же покрыть его славой. Признав свою вину, Брэд сумел избежать суда, который стал бы великолепным полем сражения для прессы.

В день вынесения приговора Брэду все умоляли Кики не присутствовать при этом.

— Мне нечего скрывать, я — невиновна! — гордо сказала Кики.

Она появилась там, одетая в великолепный белый костюм от Диора, с прекрасной песцовой накидкой. Она была воплощением американской мечты! Толпа поклонников, ждавшая Брэда Крэнфорда, начала свистеть и смеяться над ней. Брэду дали срок условно. Кто-то сказал, что «ПИФ» заплатила судье.

Они вернулись домой отпраздновать окончание процесса. Кики пригласила в гости сотню сочувствующих.

— Кики, как ты можешь? — спросила Анджела по поводу этого сборища.

— Почему бы и нет? Брэда не посадили в тюрьму, а я вообще невиновна! Норман Гринберг ни разу не коснулся меня даже пальцем, — она подумала и добавила: — Я его тоже не трогала. Ты мне веришь?

— Если ты так утверждаешь, то — да, Кики! А как насчет Брэда? Чему он верит?

— Он ничего не говорит. Он только заявил, что все уже кончено, и мы должны об этом забыть. — Кики разрыдалась. — Но ты же знаешь, что мы не сможем этого сделать. Так много всего случилось. И что самое обидное: что бы вы на самом деле ни думали, первый раз в жизни я действительно невиновна! Теперь со мной окончательно покончено в Голливуде. Здесь мне больше делать нечего.

— Не валяй дурака, Кики. Ты здесь можешь еще многое сделать… все можешь.

— Нет, — рыдала Кики. — Хочешь, я скажу тебе кое-что еще? Моя мать, моя собственная мать не сказала мне ни слова! Ну что ты тут скажешь?

Анджела ничего не могла придумать.

— Ты видишь, меня никто не поддерживает.

— Кики, я на твоей стороне. Правда!

— Нет, я так не думаю. Ты — на стороне Брэда и на стороне мамы.

Анджела беспомощно покачала головой.

3

Анджела на некоторое время уехала из Сакраменто и жила в гостевом домике в имении Пауэров в Бель-Эр. Кики, решившая отдохнуть в Европе, приехала попрощаться с ней. У нее было не самое лучшее настроение.

— Спасибо, Кики, что приехала. Я знаю, как ты ненавидишь приезжать сюда, и я тебя хорошо понимаю.

Кики подошла к окну:

— Они совсем рядом, не так ли?

Анджела приблизилась к ней, посмотрела на огромное каменное сооружение, стоявшее выше по холму.

— Ну, они чуть подальше отсюда, чем тебе кажется.

Она задвинула занавески, как будто вид дома Пауэров был ей так же противен, как и Кики:

— Сколько времени тебя не будет?

— Я не знаю, посмотрю. Сначала поеду в Швейцарию, потом в Париж. Мне нужны новые наряды!

— Как насчет Рори?

— Что насчет Рори? У нее есть нянька и отец. Анджела, у меня ничего не выходит. Я пытаюсь, правда. Но нет никакой надежды. Тебе хорошо говорить. Даже в качестве жены губернатора ты быстрее можешь сделать карьеру, чем я. Ты всегда занимаешься этими презентациями.

— Ну, Кики! Я делаю только коммерческие ролики или же ролики о достопримечательностях и природе.

— Все равно, ты что-то делаешь, во всяком случае, больше, чем я.

— Так ли? Если даже у тебя немного работы — у тебя все равно есть Брэд.

«А у меня… у меня есть Дик… Есть ли он у меня?

4

Кики вернулась из Европы через шесть недель и навестила сестру в Сакраменто.

— Я пробыла в Нью-Йорке несколько дней. Знаешь, Нью-Йорк тоже сильно изменился. Я считала, что Калифорния очень скучна, а Нью-Йорк, оказывается, еще более скучен. Мне кажется, что я все-таки предпочитаю Европу.

— Что? Ты бы предпочла жить там? — удивленно поинтересовалась Анджела. Она знала, как Кики любила Калифорнию.

— Понимаешь, я могла бы там работать. Итальянские фильмы так прекрасны!

— Ты же не знаешь итальянского.

— Я могу его выучить. Кроме того, мне только нужно выучить роль. И я бы могла сама дублировать эти фильмы для американского рынка. Все это очень важно. Американский рынок, я имею в виду.

— Ты так говоришь, как будто уже много думала об этом!

— Ну, когда я была в Риме, я встретила великолепного режиссера. Он просто гений. И у него есть своя студия.

— Я даже не знала, что ты была в Риме. Ты сказала, что едешь в Швейцарию, потом в Париж и…

— В Швейцарии такая тоска. Все эти ситцевые маленькие домики. Я провела несколько дней в Париже и потом решила поехать в Рим. Если в Европе что-то происходит в настоящее время, так это только в Риме! Великолепный город! Он не спит всю ночь. Город более космополитичный, чем Нью-Йорк. Черт возьми, после него Лос-Анджелес кажется городом, где всего одна корова, и та — старая! А мужчины! Анджела, они потрясающие! Рядом с ними ты чувствуешь себя настоящей женщиной! И этот режиссер, с которым я познакомилась, граф Витторио Роса. Вик! Сексуальный! Он такой сексуальный! Я уже долгие годы не видела такого сексуального мужчину. И он граф — королевская кровь! И богат. Помимо своей киностудии, у него есть деньги, которые были из поколения в поколение. Он, наверное, происходит от самих Медичи, — важно добавила Кики.

Анджела рассмеялась, уверенная, что Кики не знает, о чем она так важно рассуждает.

— Он высокий, темноволосый и очень красивый. Такой обходительный. У него усы, и он так приятно улыбается. Он поднимает одну бровь вверх, совсем как Кларк. Ты помнишь, как я сходила с ума по Кларку…

— Тебя послушать, так ты рассуждаешь, как влюбленная школьница, — грустно улыбнулась Анджела.

— Анджела, я чувствую себя, как влюбленная школьница!

— А как ты чувствуешь насчет Брэда, Кики? Тебе не кажется, что ты ведешь себя глупо? Вспомни про Брэда и Рори.

— Не начинай, Анджела.

— Хорошо, принимая во внимание, что ты замужняя женщина и мать, не кажется ли тебе, что ты ведешь себя несколько не по возрасту.

— Анджела, у тебя всегда одно и то же. Как только я говорю, что встретила мужчину, который внешне похож на отца и этого твоего фотографа…

— Моего?

— Ты всегда начинаешь биться головой о стенку.

— Но ты всегда говорила…

— Неважно, что я говорила. Мы теперь взрослые женщины. И если я вдруг встречу мужчину, который напоминает отца, ну и что? Папочка был очень красивым, и Вик тоже красавец! В чем дело? Ты что, настолько ревнива, что обязательно должна все испортить, если я только немного пофлиртовала с ним?

Анджела не хотела ссор. У нее было не то настроение, чтобы начинать выяснять отношения, поэтому она решила смягчить тон.

— И как проявил себя граф, ну, ты понимаешь в чем?.. — поддразнила она сестрицу.

Кики тоже не хотелось ссориться с Анджелой.

— Стыдно, стыдно, Анджела! Это на тебя непохоже. Я с ним не спала. Может, я сделаю это в следующий раз. Пойми, нельзя разрешать европейцу трахать тебя с первого раза. Это особенно касается итальянцев! Они могут тебя неправильно понять. Они вообще не уважают женщин, кроме своих матерей и сестер. Их они просто боготворят. Иногда они боготворят своих жен. Но если только те остаются дома и ни в чем им не мешают, оставаясь чистыми-пречистыми.

— Честное слово, Кики, у меня уже от тебя голова идет кругом! Он что, даже не пытался приставать к тебе?

— Конечно, он пытался. То, что я сопротивлялась, не оттолкнуло его. Наоборот, моя дорогая. Итальянцы воспринимают отказ как одну из форм поощрения ухаживаний. Они только начинают больше ценить женщину и прилагать больше усилий, чтобы ее завоевать. Игра начинает стоить свеч. В самом деле, для них почти всегда важна игра — ее стиль, нюансы, подводные течения; совсем как хорошо аранжированная музыкальная пьеса. Если они хотят тебя, от своего они никогда не откажутся. Никогда! Даже если осада займет двадцать лет.

Анджела рассмеялась, она хотела смеяться, хотела, чтобы рассеялось отчаяние, охватившее ее.

— Мне было бы интересно все это увидеть. Ты — через двадцать лет и граф Витторио, преследующий тебя, — тросточка в одной руке, лупа в другой, чтобы лучше видеть твою немеркнущую красоту!

— Не смеши. Мои прелести никогда не станут ухудшаться с возрастом, я просто этого не позволю. Существуют всевозможные подтяжки для лица и задницы, можно изменить форму груди, получить мощные витаминные инъекции в Швейцарии. Когда я снова поеду в Европу через пару месяцев, я, наверное, полежу в клинике, чтобы мне немного очистили кровь. И если ты не совсем дурочка, какой я тебя всегда считала, ты, конечно, поедешь со мной. Никогда не рано начинать бороться со старостью.

— Успокойся па секунду. Ты только что вернулась из Европы и уже планируешь еще одну поездку туда?

Они молча уставились друг на друга. Впечатление было такое, как будто они обе смотрели на один и тот же хрустальный шар. Обе могли прочитать на нем свое будущее, но ни одна из них не была готова говорить об этом.

— Поедем со мной, — сказала Кики тоном, который ей самой казался беспечным. — Тебе представится шанс поглазеть на моего сладострастного графа; будем жить в одной палате клиники, как это было в прежние дни в школе. Мы могли бы так хорошо провести время!

Анджела покачала головой:

— Мне кажется, что мы еще молоды для этого. Боже, Кики! Нам только чуть больше двадцати, если даже мы иногда чувствуем себя, как будто нам сорок лет!

— Послушай, неженка, мы не будем делать себе подтяжки! Просто несколько витаминных уколов. Я уже говорила тебе — девушка никогда не бывает слишком молодой, чтобы не начинать бороться с разрушениями, которые несет ей старость. Кроме того, ты должна знать: день, когда ты достигла половой зрелости, и был началом твоего старения! После этого мы уже пошли под горку! Как только у тебя начинается менструация, твоя кожа начинает обезвоживаться. Это и есть месть матушки-природы. Именно с этого момента ты должна начинать мастурбировать или трахаться. Когда ты достигаешь оргазма во время полового акта, то после этого кожа становится мягкой и эластичной.

— Ты подумай, оказывается, я постарела сразу после того, как мне исполнилось двенадцать лет, а я этого даже и не знала!

— Ты считаешь, что я тебя разыгрываю? Подумай о всех этих яйцеклетках, которые находятся в тебе и с каждой минутой становятся все старее и старее.

— О чем ты говоришь? Какие еще яйца?

— Когда рождается девочка, внутри ее находятся эти самые яйцеклетки, которые со временем могут стать детьми, — начала объяснять ей Кики, сразу же приняв менторский тон. — Каждый раз, когда у нее бывают месячные, она теряет зрелое яйцо, а остальные продолжают находиться в ней — они только стареют месяц за месяцем. — Кики захохотала, увидев выражение лица Анджелы. — Не так уж плохо для девушки, которую вышвырнули из Вассара в девятнадцать лет, правда? Ты, наверное, даже не подозреваешь, какая я умная, не так ли? Именно поэтому я решила родить Рори, когда я влипла!

— Ничего себе причина, чтобы родить ребенка!

— Послушай меня. Если ты, я подчеркиваю, если ты собираешься иметь еще детей, сейчас для этого самое лучшее время. Подожди! Забудь об этом! Что это я говорю тебе? Я просто увлеклась своей лекцией и своими глубокими познаниями! Если ты собираешься ходить с брюхом каждый год, тебе действительно вскоре понадобится делать подтяжку твоих сисек. Ты даже не можешь себе представить, как много женщин вынуждены делать подтяжку своего «подоконника» до того, как им стукнет тридцать пять!

Но Анджела уже не слушала, какую чепуху продолжала говорить Кики. Она думала о недавнем разговоре с Диком по поводу того, что ей уже пора обзаводиться другим малышом.

— Нам придется потуже затянуть пояса, — мрачно заявил Дик.

— Вот как? А почему? — Анджела рассеянно ковыряла свой омлет. Видимо, сейчас предстояло еще одно объяснение.

— Для этого существует несколько причин, — сказал он, жадно поглощая колбасу и яйца. — Первое, ты потратила тысячи, приводя в порядок эти развалины, которые к тому же принадлежат штату. Ты же знаешь, для этого не были выделены деньги из бюджета. Нам придется все взять на свой счет.

Анджела хотела сказать, что в этом полуразрушенном особняке было бы невозможно жить, если бы она не занялась его ремонтом. Но она решила промолчать, у нее не было сил, чтобы защищаться.

— Вторая причина — ты тратишь громадные суммы на наряды. Только счета за одежду за прошлый месяц могли бы всю жизнь содержать семью из десяти человек в Калькутте!

Тут уж она не смогла промолчать:

— Семьи в Калькутте не привлекают внимания общественности и прессы, за ними постоянно не наблюдают мелкие репортеры и не записывают, что на тебе было надето сегодня во время официального приема по тому или иному случаю! Тебе было бы приятно, если бы они написали, что миссис Ричард Пауэр посетила оперу и на ней было платье, которое она надевала в прошлом году, — она сделала паузу, пытаясь найти нужное слово. — То самое платьице, в котором она была, когда организовывали пьянку в честь прибытия короля Трансильвании?!

— Ах, как смеш-но! А ты знаешь, что на самом деле здесь смешного? Ты и твоя чертова сестрица, вы всегда считаете себя такими умными. Вы обе такие хитрожопые умницы! Черт возьми, почему ты должна есть омлет на завтрак? Ты все делаешь с такой претензией! Почему ты не можешь съесть просто яичницу, как это делают все остальные люди! Меня просто тошнит, глядя на это месиво, которое ты пытаешься съесть по утрам!

Она пристально посмотрела на него через стол. Он что, совсем сошел с ума и пытается навязать ей меню на завтрак? В это мгновение она бы с удовольствием воткнула вилку в его крупную красную руку!

Поняв, как она рассержена, он извинился:

— Прости, мне приходится о многом думать!

— Например, о чем?

— Нам надо бы завести еще ребенка!

— Если у тебя в последнее время не было минуты, чтобы оглядеться вокруг, могу напомнить — у нас недавно родился малыш!

— Нам бы не помешал еще один!

— Послушай, ты хоть слышишь, что ты говоришь? — в ужасе спросила она. — «Не помешает еще один» ребенок!

— Э, ладно, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Сейчас самое подходящее время, чтобы завести еще одного ребенка.

Она уставилась в тарелку. Ее омлет действительно выглядел совершенно неаппетитно! Дик наклонился к ней и заговорил тоном заговорщика:

— Папаша хочет материально поддерживать будущего младенца и будет нести за него всю ответственность!

Она, стараясь не расхохотаться, спросила:

— Ты имеешь в виду, что он собирается оплодотворить меня вместо тебя?

Дик откинулся назад в шоке:

— Твое чувство юмора становится с каждым днем все более вульгарным!

— Успокойся. Ты ведешь себя так, как будто я оскорбила самого папу римского!

— Я только хотел сказать, что папочка на наше имя вложит еще миллион в трастовую компанию, если у нас появится еще один ребенок.

— Вот как! Ты хочешь сказать, если у нас каждый год будет рождаться ребенок в течение десяти лет, то через десять лет мы будем иметь десять миллионов долларов? Может, нам стоит попробовать заработать эту сумму как-нибудь побыстрее? Миллион за беби этого года, а затем по нарастающей: следующий ребенок — «лимон» с половиной, следующий — два «лимона», и так далее? Мне становится очень интересно! А что мы получим, если я произведу близнецов?

В комнату вошла горничная и налила кофе. После того как она вышла, Дик закурил первую сигару и откинулся на спинку стула.

— Подумай об этом, ладно? Ты же сама жалуешься, что тебе все время не хватает денег. Может быть, мы даже будем в состоянии построить дом, именно такой, как ты пожелаешь!

— Ты говоришь, если я рожу еще ребенка, у меня будет свой собственный дом, в качестве вознаграждения. Нет малыша, нет дома, не так ли?

— Знаешь, ты с каждым днем становишься все больше похожей на свою сестру… звучишь, как тупая старая пила. — Потом он повторил, стараясь убедить ее: — Ты только подумай об этом, Анджела, прошу тебя!

Он начал снова зажигать свою сигару, и она заметила, что он пользуется спичками, а не золотой зажигалкой «Данхилл», которую она ему подарила на прошлое Рождество.

— Что случилось с твоей зажигалкой?

— Я, наверное, оставил ее в офисе.

Она обратила внимание па сюрреалистический рисунок на фирменной коробке спичек — полукруги красного, лилового и розового цветов. Анжела взяла коробку в руки. «Раунд-Ап. Лас-Вегас».

— Где ты взял такие спички?

Дик быстро облизал губы и пожал плечами.

— Ну, ты знаешь, как это бывает. Кто-нибудь положил коробок спичек… Я, видимо, подобрал их где-то. На прошлой неделе кто-то оставил спички из пивной на Аляске.

«Длинные объяснения. Слишком длинные».

После того как Дик ушел, Анжела позвонила его личной секретарше в офис, расположенный в здании Капитолия. Она действовала вслепую, просто что-то вызвало в ней подозрение.

— Лейла, губернатор Пауэр просил напомнить вам, чтобы вы проверили тот отель в Лас-Вегасе, если он сам забыл вас об этом попросить. Он думает, что оставил там свою золотую зажигалку.

— Вы правы, миссис Пауэр, он оставил ее в «Сэндс». Кстати, они уже позвонили и сообщили, что отправили ее почтой.

— Прекрасно, — ответила Анджела, пытаясь вложить в свой голос как можно больше энтузиазма.

Она положила трубку. Значит, это правда! Дик был в Лас-Вегасе. Ей он сказал, что в это время был в Вашингтоне.

— О чем ты думаешь? — Кики прищурилась. — Ты была где-то далеко. Ты не слышала ни слова, а я так много тебе сказала!

Анджела не собиралась говорить Кики об обмане Дика.

— Я думала о том, что ты не сказала ни слова ни о Рори, ни о Брэде. Как ты их нашла после своего возвращения?

Кики пожала плечами:

— Рори просто прелестна! А Брэд есть Брэд. Сладенький, как сахар, — как и раньше. Только сейчас он стал меньше улыбаться.

Она посмотрела на свои длинные ногти, покрытые лаком коричневого цвета.

— Я просто ничего не могу понять. Единственный раз в моей жизни, когда я была совсем ни в чем не виновата… Ты-то мне веришь или нет?

Анджела подбежала к ней и встала на колени рядом с ее стулом.

— Конечно, я верю!

— Что ж, тогда ты — единственная! Даже моя мать мне не верит, ты это знаешь?

— Кики, я уверена — она тебе верит. Мы разговаривали об этом.

— Когда?

— Да разве ты не знаешь? Пока ты была в Европе, мама приезжала сюда. Она купила здесь дом! Рядом с Коулом Портером, в Брентвуде.

— Никто мне ничего не сказал! Я кто здесь вообще? Падчерица? Золушка? Между прочим, зачем она купила дом в Брентвуде? Она только что купила дом в Палм-Спрингсе, и это кроме тех трех домов, которыми она уже владеет в Нью-Йорке!

— Может быть, для того, чтобы быть рядом со своими дочерьми.

— Вот как? Больше похоже на то, чтобы быть рядом с одной дочерью! Она хочет быть рядом с тобой.

— Она хочет быть близкой нам обеим.

— Ну конечно! Между прочим, я сомневаюсь, что эта дочь будет долго находиться вблизи от нее.

5

Анджела не раздумывала бы так долго — давать ли свое согласие на публикацию статьи и снимков в журнале «Нью-Йорк таймс мэгэзин», на которых они хотели показать отреставрированный губернаторский особняк в Калифорнии, — если бы не догадывалась, что фотографом будет Ник Домингез.

Ей очень понравились благородные и выдержанные снимки, сделанные журналом «Город и деревня» и запечатлевшие дом и саму Анджелу. Она понимала, что «Таймс» сделает совершенно другие снимки и другую статью, все будет по-другому. Но ее сейчас все настораживало, тем более что она была беременна — два месяца, и к тому же плохо себя чувствовала. Но Дик очень настаивал. Он сказал, что все займет не более двух дней и будет просто прекрасно, если с помощью рекламы их узнают и на Восточном побережье. Самому Богу известно, что администрация нуждается в хорошей рекламе! Он собирался баллотироваться в будущем году на пост губернатора, и ему хотелось бы, чтобы как можно больше людей видели, в каком состоянии теперь находится особняк.

В конце концов, у нее не было выбора. В тот день, когда она спустилась вниз, чтобы встретить журналистов и фотографа, она подумала, что упадет в обморок, — перед ней стоял Домингез. Она была женой губернатора и должна была держать себя в руках. Ей пришлось сделать вид, что она не знает этого человека, который стал так много значить в ее жизни. У Анджелы сильно забилось сердце. Действительно ли ее тянуло к этому человеку, размышляла она, или же это притяжение было из-за того, что он так очарован ею? Она так и не могла в этом разобраться.

При виде ее улыбки у него просто расцвело лицо. Анжела протянула ему руку таким жестом, каким королева протягивает ее своему возлюбленному, жаждущему коснуться этой руки губами.

Ник не поцеловал ей руку, он просто пожал ее, опустив в этот момент глаза, в которых светилось обожание. Думал ли он о той ужасной сцене в «Поло Лаундж»? Здороваясь с ней, Ник что-то произнес, но было понятно, что он просто счастлив видеть ее.

Анджела подумала, что он многого достиг в своей жизни. Начинал фотографом в этой дешевке «Уиспер», а теперь стал аккредитованным фотожурналистом, не говоря о его положении в Голливуде как художника-фотографа. Как его называла Кики — ангел-хранитель Развратного Запада?

Да, Ник был незаурядной личностью. Это чувствовала не только Анджела, это понимали и те люди, что пришли вместе с ним. Было такое впечатление, как будто они все отошли в сторону, признавая силу его таланта. Он быстро решал все проблемы, выбирая нужный формат фотографий, определяя направленность статьи. Анжела поняла, что ни о чем не будет жалеть, — все будет просто великолепно, и, конечно, намного превзойдет спокойный и уважительный тон очерка в журнале «Город и деревня». Статья в «Таймсе», без сомнения, отдаст должное ей самой и тому чуду, которое она совершила при реставрации особняка.

Все получилось именно так, как она и ожидала. Со всех уголков страны посыпались восторженные отклики. Дик был весьма доволен. Его имидж получил новый глянец.

После этой публикации Анджелу долгое время не оставляло радостное чувство удовлетворения, хотя понять — почему? — она не могла.

6

Трансатлантический звонок Кики из Сан-Ремо пробился рано утром. Анджела нетерпеливо ждала, когда же наконец кончится их разговор. Прошло уже три месяца с тех пор, как Кики уехала в Италию сниматься в фильме Витторио Росы, и все это время Анджела не разговаривала с нею.

Сидя у телефона и ожидая, когда их снова соединят, она выкурила несколько сигарет, выпила кофе, но одеваться не стала. Хотя прошло уже несколько недель со времени, когда у нее случился выкидыш, она все еще была в состоянии депрессии. Она чувствовала себя лучше только тогда, когда находилась с сыном, но обычно ее расписание не оставляло ей времени для этого.

Наконец, оператор прорвался и Анджела услышала голос Кики:

— Давай не будем больше зря тратить время, прежде чем нас снова разъединят. — Она говорила очень быстро. — На прошлой неделе мы закончили картину и сейчас на Ривьере празднуем ее окончание. Я поговорила с Виком, и он настаивает, чтобы ты присоединилась к нам. Здесь много всякого народа, кто-то приезжает, кто-то уезжает. Тебе будет здесь хорошо, ты отвлечешься от всех своих забот. Жизнь не кончается, когда бывает выкидыш. Кроме того, ты не имела права влипнуть так скоро после рождения беби. Это — плохо для твоих «потрохов». Наверное, поэтому ты и потеряла ребенка, ты еще не до конца окрепла! Твой сукин сын муж не имел права снова делать тебя беременной!

Анджела не могла вставить ни слова, чтобы защитить Дика, так как Кики продолжала палить без передышки:

— Ты должна просто забыть об этом. Ты можешь забеременеть в будущем году. А пока давай перемести свою задницу сюда. Мы тебя развеселим!

— Сколько ты еще будешь в Сан-Ремо? Если ты закончила картину на прошлой неделе, не следует ли тебе возвратиться домой? Брэд, наверное, скучает? Даже мама сказала, что надеется вскоре увидеть тебя. Она сказала, что ты нужна Рори.

— Не сходи с ума. За Рори очень хорошо ухаживают. Мы приехали сюда как раз в то время, когда присуждались премии Гран-при. Ты знаешь, Вик принимал участие. — Она захихикала. — Он был просто вне себя от бешенства, когда я дразнила его, что он проиграл. Здесь были все. Погода была просто жуть! Но никто не обращал на это никакого внимания. Половина народу была в таком подпитии, что они даже не поняли, кто же стал победителем. Жаль, что ты все это пропустила. В субботу и воскресенье никто не спал ни минуты. Все совершали челночные передвижения из бара в «Отель де Пари» на виллы, чтобы там упиться еще больше. В пятницу вообще случилось нечто! Угадай, что же было светлым пятном праздника? Вик всем продемонстрировал свой член!

Анджела хмуро произнесла:

— Мне кажется, этим обычно хвалятся только подростки.

— Дорогая, у тебя просто плохое настроение. Вик только что закончил картину. Бедный, он так устал. Он должен был выпустить пар, как-то снять с себя напряжение. Вот он и снял свои штаны! Анджела, дорогая, ты в таком ужасном настроении, что тебе ничего не кажется достаточно забавным. Прилетай ко мне, моя прелесть, па крыльях любви, и Кики заставит тебя смеяться. Тебе уже давно пора хотя бы на время покинуть Сакраменто. Уже июнь. Боже мой, а вдруг ты упадешь замертво завтра? Что же тогда все скажут? «Она умерла в июне в Сакраменто. Вот уж выбрала место и время!» — Анджела засмеялась. — Вот видишь. Тебе нужна твоя старшая сестренка. Немедленно начинай готовиться к отъезду. Сообщи мне, когда ты соберешься. Ты можешь прилететь в Ниццу, и мы заберем тебя оттуда.

— Мне бы очень этого хотелось, Кики, но я просто не знаю. Дик с ума сойдет от злости. Он всегда так волнуется по поводу всякой нежелательной рекламы… Вдруг я начну появляться среди разных любителей приключений и острых ощущений. Я боюсь, что он уже все спланировал далеко вперед и будет пытаться выставить свою кандидатуру на президентских выборах.

— Боже ты мой, Анджела, ты что, должна теперь всю свою оставшуюся жизнь прожить в предвкушении того момента, когда ты, может быть, окажешься в Белом доме?

— Я знаю, знаю, что все это чушь! Но он все равно волнуется, что меня могут увидеть в обществе этих принцев, графов и всяких пашей или паш, не знаю, как их обозвать. Ты ведь знаешь, что американская публика не очень-то любит подобные сообщения. А как на Ривьере насчет дам полусвета?

— Ах, моя дорогая сладкая задница, ты просто невозможна! Если ты имеешь в виду первоклассных проституток, то Ла Бетт Отеро отошла от дел около 1900 года вместе с дружком, принцем Уэльским! Ты можешь от меня лично передать Дику Пауэру, чтобы он шел и трахался сам с собой. Таким образом он не сможет никого обрюхатить! Ты ведь только что потеряла ребенка. Тебе необходим отдых и немного развлечений. Уезжай оттуда немедленно, ты меня слышишь? Немедленно! В конце концов, не могу же я жить здесь вечно. Меня ждут дома муж и малышка. По крайней мере, я надеюсь на это. Что же касается Дика, почему он не волнуется о своей плохой славе, когда заводит шашни, ты сама знаешь с кем?!

Дик, конечно, возражал, но совсем немного. Анджела решила, что на самом деле он, наверное, даже рад этому. Она подумала, что, вероятно, уже надоела ему со своей постоянной депрессией или же он просто ждал возможности самому сходить поразвлечься после ее отъезда.

— Только постарайся особенно не высовываться, — попросил он ее. — Ради Бога, сделай так, чтобы о тебе не упоминали газеты. Кики всегда вращается среди сумасшедшей компании. Может, Вик Роса и является гением в кинематографии, но все эти итальянские фильмы бывают достаточно свободными в сексуальном плане.

— Давай заключим договор: я постараюсь не попасть в газеты, если о тебе не будет упоминаний в газетной светской хронике.

— Что это значит?

Она, ничего не ответив, пристально посмотрела на него. Дик промолчал.

— Кариссима, нам пора ехать, или же твоя сестра останется одна в аэропорту.

— Иду, иду. Я просто старалась протолкнуть себе что-нибудь питательное в горлышко, прежде чем начну утешать моего бедного ангела!

Захватив тарелку с несколькими тостами, украшенными икрой, Кики уселась в низкую спортивную машину.

— Дорогая моя, какая у тебя ужасная привычка — ты всегда ешь эти рыбьи яйца на завтрак.

— Все едят яйца на завтрак. Разве я не нрава? — Кики осторожно сбросила крохотную капельку сероватого цвета со своего вишневого брючного костюма, сшитого из атласа. Ногти у нее были покрыты лаком серебряного цвета. Одной из прелестей жизни на Ривьере была возможность надевать великолепные декадентские наряды.

— Но не рыбьи же!

— Я всегда обожала икру. Вот это очень хороший сорт. Как он называется?

— Белуга, кариссима.

— Прекрасно, — заявила Кики, кончая есть тосты и облизывая пальцы.

Потом она поставила тарелку вниз и, обхватив его шею двумя руками, начала лизать его лицо, пока он вел машину.

Он оттолкнул ее и засмеялся:

— От тебя пахнет рыбой, дорогая!

— Тогда нам придется остановиться и выпить, чтобы заглушить этот запах.

— Пить еще слишком рано, мы не успеем встретить твою сестру.

— Мы быстренько, все займет у нас не больше минуты. Мне нужно выпить, чтобы прогнать рыбу дальше в желудок. Водку. Я должна, я должна… — Она ущипнула его за член.

— Прекрати сейчас же, ты развратница! Я весь пропахну этим запахом.

— Тебе это не так уж неприятно, не так ли, дорогой? — Она начала тереть его возбуждающийся член ладонью, быстрее и быстрее.

— Хорошо, хорошо, мы остановимся в Монте-Карло. — Не сводя глаз с дороги, он притянул ее к себе и сильно укусил ей губу.

— М-м-м-м, ты делаешь мне больно.

— Мы быстро выпьем в баре в «Отель де Пари».

Они ехали по авеню де Монте-Карло. Поток машин здесь двигался очень медленно.

— Остановись! — закричала Кики.

— В чем дело?

— Останови машину.

Вик пожал плечами и остановился.

Кики медленно вышла из машины и повернулась к белому «роллс-ройсу», который был припаркован перед меховым магазином «Рурор Уэйл».

Долгим и пристальным взглядом она посмотрела на человека, стоявшего около машины: это был высокий мужчина, одетый в белые фланелевые брюки и синий блейзер.

— Боже, Боже, — простонала Кики. — Милостивый Боже! Это — он. Это действительно он.

Вик, выбравшись из машины, подошел к ней и стал рядом.

— Кто этот человек? — спросил он, разглядывая мужчину.

У Кики по щекам текли слезы, она не видела, что Вик стоит около нее.

«Он так чудесно выглядит, он такой красивый! Все всегда говорили, что он развалина, что с ним все кончено. Это неправда. Он — великолепен!»

Да, он выглядел несколько постаревшим… но в хорошем смысле — более мужественным и холеным. У него был прекрасный загар, волосы — черного цвета, седины не было ни в волнистых волосах, ни в усах, ни на длинных баках. Она была настолько поражена его видом, что ей даже не пришло в голову — ведь у него могли быть крашеные волосы.

Все говорили неправду, что ему не везло. Он выглядел как богатый человек! Процветающий! Этот великолепный белый «роллс-ройс». «Что за совпадение! — подумала она. Как раз в тот день, когда прилетает Анджела!» Небеса были такими синими, а воздух — таким золотым, и она отыскала своего отца! Их отца! Потом — всего одно мгновение, только одно мгновение — ей стало неприятно, что она должна будет делить его с Анджелой и не сможет провести с ним весь день одна. Ей придется поделиться радостью общения с ним, как она всегда привыкла делать это.

Кики направилась в сторону отца, ускорив шаг.

— Остановись, кара миа!

— Пусти меня, идиот! Это мой отец! Это мой папочка!

— Подожди! Ты не понимаешь, в чем дело! Может быть неловкий момент!

И тут Кики усидела женщину, выходившую из мехового магазина с огромной коробкой. Это была старая, очень старая женщина с голубыми завитыми волосами. Она была полностью покрыта — по крайней мере, она производила такое впечатление — драгоценностями, которые вульгарно блестели и переливались на солнце… Старая, уродливая женщина. Ее отец, подпрыгнув от усердия, побежал ей навстречу, чтобы взять у нее коробку. Кики чуть не стошнило, когда она увидела, как он помогал ей сесть о машину, погладив при этом ее сморщенную задницу. Кики заметила, как он поцеловал ее, прежде чем захлопнуть дверцу машины. Потом, похромав, он сел на сиденье водителя, и Кики увидела, как старуха улыбается желтыми вставными зубами.

— Пойдем. — Вик нежно обнял онемевшую Кики и повел ее к машине.

— Но почему? — Кики начала жалобно плакать. — Почему?

— Она очень, очень богата. Это графиня Жанна Клод ля Шарбонн. Вдова, родилась в Штатах. Во Франции она занимается лошадьми. Здесь у нее есть замок в Кап-Ферра.

Он дал Кики свой платок, чтобы она могла вытереть глаза.

— Послушай, — сказала она Вику. — Пока моя сестра будет здесь, я не хочу, чтобы мы когда-нибудь столкнулись с ними. Я хочу, чтобы хотя бы она никогда не видела этого е… папашу.

— Мы будем очень осторожны. Теперь мы быстро должны забрать ее. Потом мы все втроем должны выпить, чтобы очиститься от скверны.

Да, у нее было горько во рту. Она просунула свою руку за пояс Витторио и начала продвигаться дальше.

— Прекрати, иначе мы попадем в аварию, — пробормотал он.

Но она уже расстегнула ему «молнию» на брюках и соскользнула на пол машины.

— Я предупреждаю тебя, что мы можем попасть в аварию, — выдохнул он, его дыхание стало резким и прерывистым.

— Черт с ним! — ответила Кики, пытаясь сделать так, чтобы он не выскальзывал из ее рта. — Чего ты-то выкобениваешься? Это меня пытается трахать в задницу ручка переключателя скоростей!

У нее снова покатились по щекам слезы.

«Будь ты проклят, папочка! Пусть тебя в аду черти трахают!»

7

Первое, что Витторио сказал Анджеле, — это как прекрасно, что он любит блондинок, иначе ему пришлось бы бросить Кики ради Анджелы.

Кики захихикала:

— Не принимай во внимание ни одного слова, которые он говорит женщинам. Все итальянцы говорят подобным образом, особенно итальянские киношники. Он совершенно не это имеет в виду.

— Надеюсь, что пет, — попыталась пошутить Анджела, но ей было неприятно, как по-хозяйски обращался с Кики этот итальянец.

«Бедный Брэд!»

Когда они прибыли на виллу в Сан-Ремо, Анджела, все еще в плохом настроении, подождала, когда Витторио не сможет ее услышать, и атаковала Кики:

— Почему он купил эту виллу здесь? Лазурный берег — более шикарное место!

— Потому что его семья владела этой виллой задолго до того, когда все узнали, что такое Лазурный берег. А потом, кто тебе сказал, что Итальянская Ривьера — не модное место? Магазины здесь такие же хорошие, тут расположены лучшие отели. Если ты приехала сюда, чтобы привередничать, то сразу поворачивайся и выкатывайся отсюда. Ты хотя бы подождала, пока не увидишь здесь все, а потом уже занималась критикой.

С большой неохотой Анджеле пришлось признать, что вилла была поистине великолепна. Мраморные полы, старинные ковры, зеркала в позолоченных рамах и позолоченные статуи, люстра с хрустальными подвесками размером с детский кулачок, картины семнадцатого века, и везде — работы Фаберже.

— У Вика есть не только этот дом, но и еще и яхта.

— Где она?

— Сейчас она стоит на причале в Монте-Карло. Мы ее там оставили вчера и вернулись на машине. На их яхтах никто не уезжает далеко. Они пользуются ими как гостиницей или как средством, чтобы подплыть еще к какой-нибудь яхте на прием.

— Мне это кажется очень дорогим и бесполезным времяпрепровождением и очень декадентским!

— Ага, декадентским, поцелуй меня в задницу! Ты просто в гнусном настроении. Я бы сказала — в сучьем, так мне кажется!

— Прости меня, Кики, что я так говорю, но мне не нравится, как ведет себя этот человек. Как будто ты принадлежишь ему. Ты ведь пока еще замужем за Брэдом.

— «Этот человек», как ты назвала его, собирается сделать меня самой популярной звездой в Европе!

— О, Кики, ты совсем не нуждаешься в нем, — грустно сказала Анджела. — Ты уже звезда! Ты всегда была ею!

— Кто это говорит? Я что-то не замечала этого в последнее время. Кроме того, между мною и этим мужчиной ничего нет. Ну, ничего серьезного, по крайней мере. Поэтому тебе лучше перестать вести себя как мисс Обиженная Порядочность, или я буду вынуждена врезать тебе по мордашке.

Они обе рассмеялись, но в их смехе была примесь грусти — Кики так не говорила с Анджелой со времен их детства.

— Ты посмотри на себя. — Кики вызывающе оглядела Анджелу с головы до ног. — Ты нарядилась, как школьная учительница, как старая дева из Де-Мойна. Боже, твое платье и шляпка! Кто сейчас надевает шляпки с цветами, если только не собирается на воскресную службу в церковь!

— Хочу тебе напомнить: когда я была в Вашингтоне, то считалась одной из самых модных женщин в Америке. Ты лучше на себя посмотри! Ходишь, как дешевая старлетка, в ярко-розовом атласном брючном костюме! Мама просто упала бы в обморок.

— Отличный, вызывающий костюм, не так ли? Мне такие костюмы очень нравятся! Мы обязательно купим тебе какие-нибудь сверхмодные туалеты, чтобы выдворить тебя из твоих сиротских одежонок!

— Должна сказать тебе, что перед тем, как мне уезжать, Дик предупредил меня, чтобы я не смела покупать себе ни одной вещи.

— Он тебя предупредил? Прекрасно, тогда нам нужно начать делать покупки! После рождения очередного ребенка и после каждого выкидыша женщине необходимо покупать новые наряды! А магазины в этом месте просто прекрасные, здесь даже есть «Картье».

— Это именно то, что мне нужно. Я покупаю несколько бриллиантов, и развод у меня в кармане.

— Вот как? Тогда нам нужно проверить — так ли это.

Анджела засмеялась, но потом сказала:

— Серьезно, Кики, когда ты собираешься возвратиться домой?

— Скоро. Когда Вик вернется в Рим. Но я говорю тебе — мне теперь придется летать туда и обратно. Я хочу играть во всех картинах Вика и не собираюсь гнить в Голливуде.

— Как насчет Брэда, Кики? Что будет с твоей дочкой? Что ты вообще думаешь о своей семье?

— Прекрати беспокоиться о моем замужестве. Как насчет твоей семьи? Как я понимаю, у тебя тоже не все гладко!

Анджела не ответила ей, но вид у нее был обиженный. Кики вздохнула:

— Ну вот, теперь я тебя обидела.

— Ты права. Если ты действительно хочешь знать, Кики, мне кажется, что ты вся на нервах. Это совсем не похоже на тебя.

— Черт побери! Давай прекратим этот нудный разговор. Тебе лучше поспать после дороги. Позже мы пойдем на коктейль в «Вилльфранш». Там будут присутствовать герцог и герцогиня. И сама Эльза! После этого мы будем ходить, ходить и ходить до шести утра. Так что я покидаю тебя, чтобы ты немного отдохнула. — Она уже собралась выйти из задрапированной золотистым бархатом спальни. — Хорошо отдохни, малышка!

— Подожди, Кики! Я тебе еще не рассказала о том, что мне пришло в голову во время полета. Я подумала: пока мы обе здесь, мы должны поискать отца. В конце концов, Ривьера не так велика, все эти поселки разбросаны друг рядом с другом. Пожалуйста, Кики, соглашайся! Ведь это прекрасная идея, ты со мной согласна?

Кики, избегая взгляда Анджелы, глядела прямо перед собой:

— Ты права… только я уже об этом думала и даже пыталась найти его. Но его здесь пет! Он, наверное, собрался и уехал… кто может знать, куда и когда он это сделал. — Помолчав немного, она добавила: — Послушай, Анджела, может, нам стоит забыть о нем, как ты считаешь? Он, наверное, именно этого и хочет, иначе за все эти годы он мог что-нибудь уже придумать, как-нибудь связаться с нами, не так ли? Мне кажется, что ему нужна неизвестность. Видимо, у него есть на это причины. Мне кажется, мы должны дать ему эту возможность. Пусть все идет, как шло до этого!

Кики пошла к двери. Что ж, по крайней мере, она не сказала правду Анджеле. Ту правду, с которой ей придется жить и дальше.

«Послушай, мама, я не такая эгоистичная, какой меня считаешь ты! Я позаботилась о моей младшей сестренке — ты же всегда говорила мне об этом!»

Внезапно она повернулась к Анджеле:

— Если ты хочешь знать, он — просто дерьмо! И мне страшно надоело говорить и думать о нем. Меня просто тошнит! Он ушел из моей жизни навсегда. Если бы я увидела, как он ползет по земле, я бы не помогла ему встать. Никогда не смей упоминать его имя при мне! Никогда!

Она в ярости захлопнула за собой дверь.

Анджела, сняв платье, легла па кровать, но, почувствовав прохладу, достала из чемодана халат и надела его. Откинув плотное стеганое покрывало, лежащее на кровати, она накрылась им до подбородка. Считается, что в этом месте самый мягкий климат в мире, но черт возьми, почему же везде такой холод? Как же она устала! Она — молодая женщина, но почему она все время чувствует себя такой усталой?

Анджела в какой-то мере могла понять Дика, когда он разозлился, увидев снимки, на которых Кики и Анджела голыми загорали на палубе «Фонтаны», яхты Вика Росы.

Эти фотографии появились в скандальных американских газетенках, после того как были опубликованы в дешевых изданиях в Италии. Анджела никак не могла понять, как кому-то удалось сделать эти снимки — в это время они были в открытом море.

Кики восприняла все абсолютно спокойно:

— Ты даже не можешь представить себе, как изворотливы здесь эти чертовы «папарацци». Ты можешь трахаться в темном закутке комнаты, забаррикадировавшись изнутри; в замке, окруженном рвом, — и они все равно получат свои снимки!

— Ты разговаривала с Брэдом? Он зол из-за этих снимков?

— Нет, Брэд почти никогда не злится! За исключением двух моментов. Но он прекрасно понимает, как обстоят дела в данном случае. Между прочим, а что мы такого сделали? Мы только лишь загорали и считали, что делаем это вдали от людей! Другое дело, если бы мы были в заливе, но ведь яхта была в открытом море. Кроме того, Брэд был слишком занят, рассказывая мне о Рори. Ты можешь себе представить, что солнце еще никогда не светило на ребенка более прекрасного, чем наша Рори!

— Он даже не упомянул об этих снимках?

— Почти! Подумаешь! Мы были обнажены только по пояс — никто не видел наши пиписьки!

— Кики!

— Сама — Кики! Ну и что сказал твой господин?

Анджела грустно засмеялась:

— Он был вне себя от ярости! Он заявил, что очень разочаровался во мне! И добавил, что считал меня леди, хотя ты, конечно, никогда не была ею!

Кики хмыкнула:

— Ты же понимаешь, меня это обижает страшно! Нечего ему на себя напускать вид святого — он сам весь истрахался с Джиной Грант.

— Не смей так говорить, — закричала Анджела. — У тебя нет никаких доказательств!

— Доказательств? — разъяренно произнесла Кики. — Я не хотела тебе ничего говорить, когда ты ждала ребенка, но теперь все расскажу. Эта девица с Беверли-Хиллз, которая делает мне педикюр, рассказала, что одна из ее клиенток присутствовала на приеме в Палм-Спрингсе несколько месяцев назад. Как ты думаешь, кто там был? Сама Джина Грант, а сопровождал ее — ты сама знаешь кто, и они оба уединились на час или около того. Я могу тебя уверить, что быстрый перепих в гостях еще не означает постоянной связи. Только вот что: подобные истории рассказывают уже довольно долгое время. Я не та чистая девушка, которая шлюху называет шлюхой, я прекрасно понимаю, что все кругом не без греха, но ты-то не занимаешься подобными вещами! И этот гад еще имеет наглость отчитывать тебя! Это уже слишком!

— Он хочет, чтобы я вернулась, — заметила Анджела.

— Из-за этих идиотских фотографий? Ты туда не поедешь! Черт возьми, ты только что приехала сюда. Кроме того, приезжает Зев Мизрахи. Он будет гостить у нас. Он и его подружка-шведка.

— Зев Мизрахи? Кто это?

Кики с жалостью посмотрела на нее:

— Ты вообще на каком свете живешь? Он, если можно так сказать, — человек-оркестр, крупный промышленник, самый крупный в мире. Но что самое главное — он также кинопродюсер из Израиля, получающий все призы на кинофестивалях. И самое главное — он богаче самого Господа Бога!

Анджела рассмеялась, радуясь, что Кики заговорила о другом, оставив в покое Дика.

— Он что, лучший продюсер, чем твой Вик? И богаче его?

Если Кики хотела подчеркнуть чье-то превосходство, все всегда было в превосходной степени — «самый большой», «величайший», «самый богатый».

— Ну, я не знаю, лучше ли он как продюсер, чем Вик. Он же не режиссер, он — продюсер. Но он явно богаче Вика. Хотя Вик гораздо красивее его и более сексуален! Но Зев Мизрахи весьма интересный мужчина и человек. Ты сама поймешь, что я имею в виду, когда встретишься с ним. Он — израильтянин, но взялся неизвестно откуда. Некоторые люди говорят, что он родился в Германии, но никто не знает этого точно. Он продюсер, но владеет половиной нефти в арабских странах. Мне кажется, он получил образование в Англии, но ходят слухи, что он был в это же время в Палестине в банде Штерна — доставлял оружие и продовольствие во время английской блокады. Сейчас, когда Германия снова поднимается на ноги, он и там начинает потихоньку действовать. Автомобильные заводы, строительство судов, сталь — словом, его занимает все, что приносит большую прибыль.

— Кики, по-моему, ты просто очарована этим мужчиной. Ты что, и на него тоже положила глаз? — посмеялась над ней Анджела.

— Нет, в этом плане он меня не интересует. Он очень странный, иногда даже неприятный. Прежде всего он — огромен и достаточно старый. И абсолютно лысый, вообще без волос. У него такое заболевание, ну, я не могу вспомнить, как оно называется, — когда у тебя выпадают все волосы.

— Алопеция, — подсказала ей Анджела.

— А, все равно, как оно называется. Тем не менее самая интересная вещь у Зева — это совсем не его деньги, а его репутация продюсера и его власть. Я не могу делать вид, что не люблю деньги, но они не самая важная вещь в моей жизни! У меня самой имеется достаточно денег. Меня возбуждают только две вещи — два «С»!

— Что ты имеешь в виду под двумя «С»?

— Секс и слава, моя дорогая сестренка!

— Я могу думать только об одной, по-настоящему важной для меня вещи.

— Вот как?

— Ты не можешь догадаться?

— Ты говоришь о любви, не так ли?

— Я думаю, что да.

Они обе помолчали, затем Кики, вставая, заметила:

— Хватит этих разговоров. Пойдем за покупками.

— Я не знаю, могу ли я тратить деньги после того, что сказал мне Дик?!

— Можешь, можешь! Все очень просто. Ты тратишь деньги, а потом говоришь ему: «Отъе…!» Вот и все. Попробуй и потом расскажешь мне о результатах.

Она так и сделает. Когда-нибудь!

8

На Анджеле был надет цветастый шифоновый брючный костюм, который Кики просто заставила ее купить. Костюм стоил пятьсот пятьдесят долларов. Магазин с удовольствием согласился прислать ей чек позже, потому что никто из их постоянных клиентов не имел с собой наличности и редко ходил с чековой книжкой.

— Этот костюм придает тебе потрясающий цыганский вид, так что… ты просто великолепна! Мне нравится, когда у тебя немного растрепаны волосы. Теперь тебе необходима пара золотых серег-колец, и образ будет полным!

— Да, мне тоже так кажется, — неожиданно согласилась Анджела. — Пойдем и сразу же купим серьги.

Кики засмеялась:

— Я всегда знала, что тебя только стоит подтолкнуть с самого начала, а потом будет трудно остановить. Но нам еще нужно купить платья для завтрашнего бала. Мы можем подыскать серьги после этого.

— Мне кажется, я слишком переусердствовала с бальным платьем. Двести пятьдесят долларов! Я не думала, что мне может понадобиться такое дорогое платье, я бы тогда привезла что-нибудь с собой. Я считала, что в Сан-Ремо нужен только купальный костюм и пара джинсов. Если бы я привезла платье с собой, я бы сэкономила деньги. — Анджела начала стонать, хитро поблескивая глазами.

— Ну это ж, это — Бальмен. И ты, конечно, не можешь идти на благотворительный бал в купальнике. Но нам пока придется отложить дальнейшее покупки. Зев Мизрахи может прибыть в любое время со своей подругой Лизой Олмсбург, шведской актрисой, если ее так можно назвать. Зев должен привезти с собой много разного народу. Например, баронессу фон Ловенхаус. Посмотрим, как ты найдешь ее! С ней будет ее маленький дружок — мне кажется, его зовут Гвидо или что-то в этом роде. С ними приедет Джонни Данхем, издатель. Баронесса — не немка, а англичанка, ее зовут Вайолет. Ее муж, барон, откинул копыта и оставил ее в трудном положений. Он был «король» вооружений. Что же касается маленького Гвидо, он живет с ней. Я слышала, что он маленького роста, но его петушок — длиной в целый фут.

Кики остановилась и подождала, думая, что Анджела отчитает ее за вульгарные выражения. Анджела сделала вид, что она возмущена, и Кики радостно продолжала:

— Гвидо был лакеем, служил у Хорти Стерджиса, того, что из филадельфийских Стерджисов, и, когда баронесса гостила у Хорти, она влюбилась в пипиську Гвидо!

Анджела не удержалась и засмеялась, потом задумчиво заметила:

— Ты знаешь, я ведь встречалась с Джонни Данхемом раньше. В Нью-Йорке. Он действительно очень приятный мужчина. Интересно, что он делает в такой компании?

— Развлекается. А ты что думаешь? Ты ведь тоже хороший человек, не так ли? А теперь и ты вращаешься среди этих людей и будешь проводить с ними какое-то время, и кто-нибудь обязательно поинтересуется: «Интересно, что делает в подобном обществе такая милая и порядочная Анджела Пауэр?

— Вот об этом я тоже спрашивала себя.

Анджела была поражена, когда увидела Лизу Олмсбург. Она ожидала, что приедет красавица, а Лиза Олмсбург оказалась просто жирной женщиной. Только эти слова правильно передавали ее внешность — у нее была необъятная грудь, широкие бедра и крупные тяжелые ноги. Единственной выдающейся чертой были ее льняного цвета волосы, которые ниспадали до талии. Она громко и хрипло смеялась и громко разговаривала на плохом английском. Если шведская актриса была сюрпризом для Анджелы, то Зев Мизрахи превзошел все ожидания! Хотя Кики подробно описала его, рассказала о его болезни, но все равно — спокойно реагировать на этого мужчину было невозможно. Он отличался таким крупным телосложением, какого Анджеле еще видеть не приходилось. Полное отсутствие волос в сочетании с огромной массой производило устрашающее впечатление. Он был похож на нубийского воина, только с белой кожей. Взгляд его светло-синих глаз, без ресниц и бровей, был очень неприятным. Его поведение было безупречным, и по-английски он говорил без всякого акцента.

Сразу стало заметно, что Вик обхаживает Мизрахи, иногда даже забывая о Кики. Видимо, деньги, власть и положение Мизрахи были для Вика важнее его связи с Кики. В этом не было никакого сомнения.

Глядя на Зева, Анджела решила, что он не так уж неприятен, несмотря на его физические недостатки. В нем была какая-то изюминка, и он прекрасно умел вести беседу.

Кики сказала Анджеле, что Мизрахи оставил свою яхту в заливе Монте-Карло, чтобы присоединиться к ним в Сан-Ремо, и при этом подробно описала яхту. Салоны, обитые красным бархатом; отделанная золотом мебель; олимпийский плавательный бассейн; картины, про которые сплетничали, что они исчезли из Франции во время войны.

— Тогда почему он приехал сюда со своими гостями? Если у него такая великолепная яхта, он вполне мог бы пригласить нас в свой плавающий дворец!

— Он приехал сюда, потому что Вик пригласил его, и он принял приглашение. Но если мы обе будем любезны с ним, он, вероятно, пригласит нас на свою яхту. Я слышала, что он часто принимает герцога и герцогиню на своей яхте.

— Ты только подумай, — насмешливо протянула Анджела.

— На тебя это не производит впечатления? Я слышала, что миссис Роберт Янг, из железнодорожных Янгов, построила дом в Палм-Бич только для того, чтобы принимать там Уиндзоров. Вот так-то! Но на Брэда Уиндзоры не произведут впечатления. Если бы ему предстояло выбирать, кого пригласить на ужин, он бы предпочел пригласить Хепберн и Трейси. Ты принимала некоторых видных политиков страны у себя дома. Если бы тебе нужно было выбирать, кого бы ты предпочла: людей из высшего общества, знаменитых кинозвезд или же политиков, известных во всем мире? — спросила у нее Кики, снова начиная играть в прежние игры.

— Я не знаю, никогда не думала об этом. А что бы ты выбрала?

— Я бы хотела всех, всех, как мужчин. Сначала по одному, а потом всех вместе. Одна огромная круглая кровать, и чтобы все они что-нибудь делали со мной одновременно!

От неожиданности Анджела так громко расхохоталась, что чуть не задохнулась. Отдышавшись, она заявила:

— Ты — жадина!

— Почему бы и нет? Если ты не желаешь чего-нибудь очень сильно, ты не получаешь ничего!

После этих слов Кики у Анжелы испортилось настроение.

— Ты так уверена в себе, Кики. Почему у меня этого нет? — грустно спросила Анжела.

— Деточка, я не знаю, когда ты начала неправильно вести себя. Может, тебе стоит попрактиковаться? Каждый день, когда ты просыпаешься, ты должна повторять снова и снова: «Я самая лучшая в мире! Я самая красивая! Я достойна всего самого лучшего!» Поверь мне, это гораздо лучше, чем читать молитвы на ночь!

— Молитвы, ты мне напомнила. Где здесь церковь? Мне нужно сходить на мессу.

— Она спрашивает, где здесь церковь? Конечно, здесь есть рядом церковь, если это все, что ты собираешься сделать с собой. Я тебе уже сказала — тебе нужно исповедовать мою религию, повторяя за мной: «Я самая замечательная! Я самая прекрасная! Я заслуживаю всего самого лучшего!»

— Ты действительно повторяешь это каждое утро?

— Конечно, повторяю. У меня выходит это естественным образом. Я развожу руки, задираю голову и начинаю орать: «Я великолепна, Боже! Сделай для меня все самое хорошее, и это самое хорошее все еще будет недостаточным для меня! Ты меня слышишь, Боже? Ничего не является слишком хорошим для меня!»

— Ты не боишься, что Бог тебя накажет за такое богохульство? За твое тщеславие и наглость?

— Не будь дурочкой! Я уверена, что со мной могут происходить только хорошие вещи. Если это не получается, я должна им немного помочь, стараться изо всех сил. Я считаю, что я очень религиозна! Я просто беру благословение Божие и пытаюсь действовать вместе с ним. Я должна была быть богатой, красивой и кинозвездой, и я продолжаю действовать от этой исходной точки.

— Но это не всегда срабатывает, не так ли?

— Да, так, но я стараюсь добиться поставленной цели.

— А если бы ты не была богатой и красивой?

— Я бы постаралась использовать другие мои качества. Я была бы умной, остроумной, я бы всех очаровывала, я была бы сильной.

«Кики действительно благословил Бог», — подумала Анджела. Кики знала кто она такая. Сама же Анджела сейчас стала менее уверенной, чем была в семнадцать лет. Она являлась матерью, женой… но этого совсем недостаточно.

— Интересно, если бы я не вышла замуж за Дика, что бы я тогда делала? Я, наверное, уже не стала бы играть. Я была бы никем и ничем. Кого интересует, жива ли я, кроме тебя и мамы?

— Как насчет Ника Домингеза? — поддразнила ее Кики.

— Ник Домингез! Почему ты вдруг вспомнила о нем?

— Я видела разворот в «Нью-Йорк таймс мэгэзин». Предполагалось, что статья будет об отреставрированном особняке губернатора. Но все фотографии, да и статья тоже — были о тебе. Она прославила тебя, — сказала Кики.

Анджела знала, что сестра права, но все же возразила:

— Какая глупость! Статья и фотографии действительно прекрасны, но они не…

— Этот человек просто с ума сходит по тебе! Великая любовь! — Кики поджала губы. — Все было бы очень романтично, если бы не было так грустно! Грустно и отталкивающе!

— Отталкивающе! Почему ты вдруг употребляешь такое слово?

Кики подняла брови и втянула щеки:

— Ты сама подумай об этом. Этот человек низкого происхождения, это совершенно ясно. Он начал работать в этой ужасной газетенке «Уиспер». Он был не кем иным, как подсматривающим мальчишкой с фотоаппаратом. Меня не интересует, кем он стал сейчас. Я имею в виду то, что неожиданно он стал весьма модным — художник! Боже ты мой! И весьма уважаемым. Из свиного уха не пошить шелковый кошелек! Никогда! Если даже он доживет до ста лет! И этот помоечный кот ослеплен тобой, он жить без тебя не может! Это более чем отталкивающе — это отвратительно, просто гнусно… и ты, ты этим довольна!

Внезапно, помимо ее воли, рука Анджелы хлестнула сестру по лицу.

— Ты просто ревнуешь, — заорала Анджела. — Ты не переносишь, если кто-то предпочитает меня, а не тебя!

Опомнившись, она зажала себе рот, ей стало стыдно. Прежде она никогда не делала ничего подобного — никогда не давала никому пощечину, и вдруг, неожиданно, она ударила — свою любимую сестру Кики.

— Ой, Кики, прости меня. Я не понимаю, как я могла это сделать. Все из-за того, что ты сказала. Просто…

Кики холодно улыбнулась, на ее лице горел след от удара Анджелы.

— Все нормально, я тебя прощаю! Ты просто не в себе. Я даже могу понять тебя. Тебе нужно как-то разрядиться, правда? Чтобы кто-то был виноват? Все из-за Дика…

Она ушла, и это было правильно. Анджеле захотелось еще раз дать ей по лицу!

Как бы она ни злилась на Кики, Анджела все равно чувствовала себя виноватой, и ей было стыдно. В последнее время она мечтала о Нике Домингезе: она представляла, как он занимается с ней любовью. И он был не единственный мужчина, с кем она связывала эти представления. С тех пор как она приехала на Ривьеру, она также мечтала и о Вике, хотя не одобряла его связи с Кики. Но было так понятно, почему Кики от него без ума. Вик Роса был очаровательным, умел смешить, он был красив. У него были такие же темные волосы и точеные черты лица, какие были у Ника Домингеза. Кроме того, он обладал необыкновенной сексуальностью, Этого у него нельзя было отнять!

9

Анджела поняла: прием гостей на Лазурном берегу означает то, что вы с ними ужинаете, ходите вместе с ними на вечеринки, играете в карты по вечерам, но в большинстве случаев от вас требуется оставить их в покое. Что касалось баронессы фон Ловенхаус и ее дружка Гвидо, то почти все свое время они проводили в спальне. Баронесса никогда не появлялась раньше того часа, когда подавали коктейли. Гвидо иногда выходил позагорать, но он никогда ни с кем не разговаривал, кроме баронессы, и только по-итальянски.

Зев Мизрахи и его подружка, прибыв на виллу, тут же начали скандалить. Из их комнаты доносился ужасный шум и крики. Вопли доносились со второго этажа вниз и через раздвигающиеся стеклянные двери — на террасу. Они орали и ругались на немецком, английском и иврите — тот еще коктейль! Кроме того, было слышно, как ломалась мебель и билась посуда.

Однажды Кики высказалась по поводу того, что бьются красивые вещи, но Вик остался невозмутимым.

— Ничего, — ответил я. — Я знаю, что они часто ругаются. Таким образом они выражают силу своей страсти! — Он улыбнулся. — Они оба — люди сильных страстей.

— Повтори это еще раз. Все говорят, что она затрахала своего мужа до смерти. По-настоящему!

— Кики, — остановил ее Вик, снова улыбаясь.

Анджела была поражена:

— Расскажи мне поподробнее об этом!

— Это правда, — Кики энергично замотала головой в качестве подтверждения. — Она была замужем за шведом, который, как говорят, не был так увлечен траханьем, как наша бедная Лиза. Она требовала, чтобы он ее трахал по шесть раз в день. Если рядом никого не оказывалось, кто бы мог помочь бедному Карлу, она начинала бить его до тех пор, пока он не подчинялся ей. Когда он окончательно ослабел, бедняжка, и не мог ничего сделать для нее, она поволокла его в Веве в клинику, где делают инъекции с живыми клетками животных. Я говорила тебе об этом, Анджела. Я слышала, что иглы при этом такие же огромные, как твоя рука, и ты можешь видеть всех этих розовых червяков, которые извиваются внутри…

— Кики, прекрати, меня тошнит!

— Простите. Ты хочешь дослушать до конца рассказ или не хочешь?

Вик слышал уже эту историю, но ему нравилось, как Кики передает все подробности.

— Конечно, моя дорогая, мы просто умираем и хотим знать все подробности. Я прав, Анджела?

— Да, я тоже хочу слушать, но, Кики, тебе обязательно нужно быть такой натуралистичной?

— Итак, доктор продолжал вводить всех этих розовых червячков в задницу Карлу. Я думаю, что он вводил их в задницу. Вик, как ты считаешь, он вводил их в задницу или нет?

— Весьма вероятно, кариссима.

— Но эти уколы не помогали его х… О, прости меня, Анджела, они не помогали ему хорошо выполнять свои мужские обязанности. Хотя к тому времени у него на лице не было ни морщинки!

Анджела не удержалась и захохотала.

В это время лакей принес на серебряном подносе серебряный чайный сервиз вместе с крошечными сандвичами.

— Анджелика, моя дорогая, разлей чай, а я доскажу историю.

— Да, Кики, продолжай, — подбодрил ее Вик.

— Прекрасно. Тогда Лиза поволокла его в другую клинику. Это была Лозанна, не так ли, Вик?

— Наверное, так. Я еще там не был, благодарю тебя, Господи!

— В этой клинике делали витаминные уколы с каким-то специальным ингредиентом, от которого вы становитесь таким сильным и отважным, что можете вскарабкаться на высокую гору и пойти на медведя с голыми руками. После этих инъекций вы можете трахаться часами, и Лиза посылала его в эту клинику так часто, что они, наконец, сняли дом неподалеку от нее. Карл продолжал трахаться и получать уколы, пока однажды, старательно трахая Лизу, так что ее задница вывернулась, можно сказать, наружу, он просто умер прямо на ней! Одна тайна остается неразгаданной: отчего же он умер — от уколов или от перебора в траханье? Общее заключение таково: у него лопнуло сердце, потому что он часто и по-разному трахал Лизу. Так или иначе, прощай, бедный Карл!

— Какая ужасная история, — заметила Анджела; ей было противно, но интересно. — Когда же умер бедняга Карл?

— Примерно пару лет назад.

— Как вы думаете, Зев и Лиза поженятся?

— Я сомневаюсь в этом, — ответил Вик с мудрой и знающей улыбкой. — Мужчины, подобные Зеву Мизрахи, не женятся на таких женщинах, как Лиза Олмсбург. Пусть эти крики, шум, ссоры не вводят вас в заблуждение. Зев Мизрахи прекрасно может контролировать себя. Ему может нравиться — как бы это поприличнее выразиться — немного побарахтаться в сене с женщиной, но он никогда на ней не женится!

— Может, он боится, что она и его пошлет делать эти уколы, — мрачно заметила Кики.

— Я никак не могу понять, чем она может привлекать мужчину. — Анджела покачала головой.

Кики захихикала:

— Вот этими бедрышками!

Витторио тоже засмеялся:

— Но европейские мужчины любят роскошные бедра, большие… — Он обрисовал руками что-то огромное. — Они считают это весьма сексуальным. Она очень темпераментная женщина, в этом тоже заключается некоторая притягательность.

— А она что, действительно делает лучший минет во всей Европе? — заносчиво спросила Кики, а Анджела просто не знала, куда спрятаться от смущения.

Вик сделал вид, что не слышал этого вопроса.

— Ты не рассказала Анджеле самую забавную часть истории, Кики: что сейчас сам Мизрахи купил прекрасный дом недалеко от виллы Ноэль. Мне кажется, дом находится недалеко от этих клиник.

— Чтобы тоже делать эти жуткие уколы? — поинтересовалась Анджела. — Витаминные или с теми живыми розовыми извивающимися «зверушками»?

— Мне кажется, что Зеву не нужны все эти уколы. Это весьма забавно, но я считаю: он это сделал из-за налогов. У него есть достаточно веские причины, чтобы жить в Швейцарии, — быть поближе к своим деньгам в Цюрихе, быть недалеко от необходимого вам врача, недалеко от лыжных трасс или же для того, чтобы срочно избежать высоких налогов в родной стране. Я не думаю, что Мизрахи катается на лыжах, — насмешливо закончил Вик.

— Но мне кажется, если бы он занимался лыжами, то делал бы это превосходно, как и все остальное, — заметила Кики, глядя на Вика, а не на Анджелу. — Мне кажется, Зев делает все гораздо лучше, чем все остальные, я не права, Вик, дорогой?

Анджеле показалось, что Кики поддразнивает Вика, видимо, он тоже это почувствовал, потому что встал со стула и произнес:

— Да, я тоже так считаю, Мизрахи прекрасно знает, как общаться с женщинами, и особенно с американскими женщинами, у которых острые язычки. Острый и злой язык — весьма непривлекательная черта, это даже хуже, чем широкие бедра. Теперь извините меня, я должен позаботиться, чтобы моему уважаемому гостю было удобно и приятно в моем доме.

Он резко вышел из комнаты. После его ухода Анджела обратилась к Кики:

— У меня такое впечатление, что Вику совсем не нравится Зев Мизрахи.

— Не нужно уметь читать мысли, чтобы сделать такое заключение.

— Зачем же он тогда пригласил его сюда?

— Боже! Анджела, вечная ты моя невинность! Из-за денег! Почему же еще? И из-за распространения моего фильма. Мизрахи контролирует киноиндустрию почти по всей Европе. Говорят, что под его контролем находится половина студий в Голливуде.

— Понимаю, — ответила Анджела, но сама подумала: что же она понимает?

— Я думаю, мне надо найти Вика и сделать так, чтобы у него поднялось настроение, как я это обычно делаю. — Кики подмигнула Анджеле и вышла из комнаты.

«Итак, — подумала Анджела, — Вик охотился за Зевом Мизрахи, а Кики — за Виком». Все было не так просто на этой Ривьере. Но она и не думала так, ведь правда?

Хотя отношения между гостями на вилле немного раздражали Анджелу, особенно когда она наблюдала, как Кики охотится за своим итальянским режиссером, ей нравилось, как проходили дни. Здесь все было самое лучшее — яркие краски цветов, моря и неба; они будили дремавшего в ней художника. Хотя Анджела не рисовала со школьных дней, она купила в Ницце набор пастельных карандашей, бумагу, небольшой мольберт и в один из дней пошла вниз к морю.

Она уже сделала три небольших этюда, сидя на пляже, когда Джон Данхем присоединился к ней.

— Я не буду вам мешать, — произнес он. — Я просто посижу и понаблюдаю за вами, если вы не возражаете. Пустынный пляж так хорош. Не удивительно, что люди покупают огромные пространства только из-за этой небольшой полоски земли вдоль моря.

— Да, но у меня уже есть компания. — Она показала ему набросок маленькой девочки, играющей в песке, пока два ее старших брата плескались в воде. Она робко подала ему рисунок, словно ожидая его оценки.

— Вы знаете, это просто прекрасно! Вы смогли уловить настроение маленькой девочки, как будто, копая песок, она не играет, а занимается серьезным делом.

Анджела была счастлива:

— Именно это я и хотела выразить. Ее увлеченность, когда она строит замки на песке! — Она отодвинулась в сторону, давая ему разглядеть еще один набросок, лежащий у нее на мольберте.

— С этим мне не повезло. Я считала, что Средиземное море — спокойное, но вода меняется ежесекундно. Каждый раз, когда я смотрю на нее, — она разная. Я в первый раз работаю с пастелью. Все не так просто, как я думала.

— Да, пастель дается нелегко.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Когда-то я рисовал, — объяснил он. — Правда, я не был хорошим художником.

— Когда вы перестали заниматься этим? И почему?

— Я перестал заниматься живописью, когда понял, что я средний художник. Я учился в Париже, ходил по кафе, по многим местам, но так ничего и не добился. Проведя там пять лет, я решил, что все это не для меня. Вернулся домой, стал заниматься семейным бизнесом и понял, что мне это нравится.

Она быстро взглянула на него, пытаясь понять, действительно ли он говорит правду: ему нравится заниматься издательским делом и он не жалеет о прошлых увлечениях? Раньше она никогда так внимательно не смотрела на Джона Данхема и не обращала внимания на его внешность; а он выглядел весьма привлекательным мужчиной. Волосы у него были песочного цвета, достаточно длинные, узкое, с морщинками, лицо и карие глаза. Любая женщина с удовольствием заведет себе такого друга.

— И вы об этом не жалеете? — спросила его Анджела.

— О том, что перестал рисовать?

— Да.

— Я вам объяснил — я не был хорошим художником. За эти пять лет я не создал ничего выдающегося, у меня остались только воспоминания. Я прекрасно проводил в Париже дни и ночи, у меня были хорошие друзья, но в искусстве я ничего не добился. В издательском деле я могу гордиться своими успехами. А чем занимаетесь вы? Вы специально изучали живопись?

— Нет. Были только отдельные занятия, как это бывает, когда учишься, они шли параллельно с основной учебой. — Она смущенно засмеялась. — Я никогда ничего серьезно не изучала. Даже драматическое искусство, хотя могу назвать это своей профессией… бывшей профессией. Но я недолго занималась этим.

— Не нужно принижать свои успехи. Я видел вас в «Воскресном полдне» и считаю, что вы великолепно играли. Конечно, вы прелестно выглядите, но ваша трактовка роли Дженни была такой выразительной, что трудно было сказать, что же в вас лучше — внешние данные или духовный образ.

Анджела потеряла дар речи. Он сказал ей такую приятную вещь!

— Я всегда жалел, что вы оставили театр.

Руки Анджелы сделали беспомощный жест, который говорил больше слов.

Джон снова посмотрел на ее наброски.

— Вы — очень талантливая женщина. Мне кажется, из вас вышел бы прекрасный художник. Ваши наброски выражают глубокие чувства. Хотя я сам и не стал художником, но знаю, что могу увидеть Божью искру в работах других людей.

— Мне кажется, вы просто вежливый человек.

— Это не совсем так. Я не хочу, чтобы вы думали, будто я к вам снисходительно отношусь.

Анджела поверила ему:

— Скажите, что я сделала не так, когда писала воду? — Она показала набросок, с которым у нее возникли проблемы.

— Все дело в цвете. Цвет всегда ведет себя одинаково: работаете ли вы маслом, акварелью или же пастелью. Синие и зеленые цвета должны смягчаться, а красные и желтые — наступают и почти кричат! Фиолетовый цвет делает вид, что он очень скромен, тих, ненавязчив. Море содержит в себе огромную жизненную силу, а вы использовали только приглушенные тона. Вы в первый раз работаете пастелью, вам нужно много экспериментировать, чтобы понять, как можно использовать всю гамму цветов.

Он подошел к мольберту, взял карандаш и провел несколько линий на бумаге.

— Существует множество методов использования пастели: могут быть штрихи, отдельные точки и линии, жирная штриховка, или же ее можно раздробить и втирать пальцами или с помощью тряпки и палочки для растушевки. Вы можете рисовать пастелью даже кисточкой или же обмакнуть палочку настели в фиксатор и рисовать мокрым методом. Дега — а он был великолепным специалистом по работе с пастелью — на свои рисунки воздействовал паром, а потом работал с влажным слоем краски. Если вас действительно интересует рисование пастелью, я с удовольствием пришлю вам несколько книг, когда вернусь в Нью-Йорк. Мы издавали книги о Сера и Синьяке. Я могу сказать, что стоит попробовать пуантилизм. Даже Вермеер использовал этот метод в своих работах.

— Спасибо. Я была бы рада иметь эти книги.

Он взял в руки набросок двух мальчиков, играющих с большим мячом в воде:

— Мне этот набросок очень нравится.

— Хотите, я подарю его вам, — неожиданно произнесла Анджела, ей захотелось как-то отблагодарить его за все приятные слова, высказанные им в ее адрес. Потом Анжела вдруг смутилась — ведь она предлагала ему в подарок работу непрофессионала. У него дома вполне могли быть полотна Дега или Сера. Она смущенно засмеялась: — Как глупо! Почему вдруг?.. — и покачала головой.

— Мне бы хотелось иметь этот набросок, — проговорил он. — Я буду считать его самым дорогим подарком от моей любимой актрисы. Но вы должны подписать рисунок — я просто настаиваю на этом.

Она размашисто написала: Анджела дю Бомон. Ведь это было ее сценическое имя.

Через несколько часов они пошли к вилле вверх по дороге. Кики ждала их на террасе.

— Куда ты исчезла? Я уже собиралась посылать за полицией. Единственное, что остановило меня, — это боязнь международного скандала. Что вы вдвоем делали все это время?

— Мы разговаривали об искусстве, — ответил Джон, но, увидев, как Кики насмешливо скривила губы, добавил: — Мне жаль, но так оно и было.

Кики хищно усмехнулась и уже была готова к дальнейшему развитию этой темы, но потом передумала.

— Вам обоим следует быстро переодеться. Мими Дадли предлагает коктейли, потом мы будем обедать в этом забавном местечке в Антибе, сделанном под пиратское логово.

— Звучит весьма интригующе, — заметил Джон, улыбаясь. — Я буду готов через минуту. — И ушел в дом.

Кики внимательно посмотрела на Анджелу.

— А теперь расскажи мне всю правду. Что вы делали почти весь день? Я надеюсь, что-нибудь эдакое?

— Именно эдакое! Мы прекрасно побеседовали об искусстве и жизни. Мне жаль, я разочарую тебя, но, миссис Крэнфорд, если мужчина и женщина проводят вместе какое-то время, совсем необязательно, что они должны проводить его в постели!

— Да? Ну и хорошо! Он носит слишком узкие штаны. Я уже давно это заметила. Интересно, что бы это значило?

— Кики! Неужели тебе больше нечего делать, как изучать промежности мужчин, черт возьми?! — проговорила Анджела, тщетно стараясь, чтобы Кики своими намеками не испортила так хорошо проведенный день.

— Ладно, он все равно привлекательный мужчина.

«Да, ты права, — подумала Анджела. — Он — поэт».

10

Компания из пяти человек сидела в маленьком кафе на набережной; это все, что осталось от их большой компании: Вик, Кики, Анджела, Зев Мизрахи и Джон Данхем. Баронесса с маленьким Гвидо и десятью чемоданами от Виттона отправились в Коста-дель-Соль еще утром;

Лиза Олмсбург с пятью чемоданами от Виттона покинула виллу днем раньше. Она уезжала в такой ярости, что, вызвав такси, чтобы отбыть в Ниццу, даже не поблагодарила хозяина виллы и ни с кем не попрощалась, оставив за собой шлейф площадной брани. Все посчитали, что она уехала насовсем, но никто не осмелился спросить у Зева Мизрахи — почему она оставила виллу. Сам он ничего не сказал и совсем не выглядел хоть сколько-нибудь расстроенным. Наоборот, именно он настоял, чтобы они отправились в казино в Монте-Карло.

Он был очень внимателен к Анджеле; объяснил ей правила игры и дал фишки, чтобы она могла играть. Она быстро все проиграла и расстроилась. Неужели она ничего не может выиграть? Анджела начала играть сама с собой в тайную игру: если она выиграет хоть одну фишку, это станет хорошим предзнаменованием. Но она все время проигрывала.

Мизрахи, наоборот, постоянно везло. Он сказал Анджеле:

— Я всегда выигрываю.

Анджела поверила и позавидовала ему. Вероятно, чтобы тебе всегда везло, нужно обладать таким даром. У нее этого дара не было. Она считала глупой пословицу: везет в картах, не везет в любви. По ее мнению, если вам везло в игре, вам везло во всем!

Утром, когда они, прогуливаясь по улицам Канн, остановились посмотреть, что продается, Мизрахи настоял на том, чтобы на выигранные деньги купить Кики и Анджеле подарок. Увидев небольшой сувенир, который оказался золотым браслетом с маленькими рубинами, Анджела начала протестовать, но Мизрахи произнес:

— Если вы не присоединитесь к моей удаче, меня сглазите!

— Боже мой, Анджела, — громко прошептала Кики, любуясь браслетом, который она уже успела нацепить на руку. — Возьми этот браслет и перестань себя вести как монашенка!

— Пусть минует вас черный глаз, — сказала Анджела, протягивая тонкую руку, и Зев с довольным ворчанием застегнул на ней браслет.

Сейчас, когда они отдыхали за столиком в кафе, Анджела с сомнением разглядывала браслет. Что скажет по этому поводу Дик? Как она объяснит ему этот подарок? Скажет, что Кики получила такой же браслет? Что сам подарок ничего не значит? Дику это не понравится, он не удовлетворится ее объяснениями. Все закончится одним — Дик опять сделает неприятное замечание по поводу Кики и ее поведения с мужчинами.

Анджела повернула браслет вокруг запястья, как будто пытаясь отстраниться от будущих неприятностей. Подняв голову, она увидела, что Джон Данхем смотрит на нее с сочувствием, словно он прочитал ее мысли и понимает трудность положения, в котором она оказалась. А может быть, он тоже считает, что леди не должны принимать подарки от таких мужчин, каким был Зев Мизрахи. «Ну, если он думает именно об этом, черт возьми, может, ему тоже стоит несколько подрасти, — раздраженно подумала Анджела. — Век королевы Виктории давно закончился!»

Мизрахи заказал всем ленч. Он настоял, чтобы они попробовали суфле из омаров.

— Оно здесь такое же вкусное, как и в «Отель де Пари».

Не верилось, что в кафе, где они сидели, могут готовить легкое, воздушное суфле, но никто не мог спорить с Зевом Мизрахи.

Потом Зев потребовал, чтобы ему принесли перечень имеющихся у них вин. Официант просто назвал ему вина — все они были итальянскими, местными сортами. Зев заказал «Шато Лаффит Ротшильд» 1948 года. Когда официант развел руками, как бы говоря: «Я бы рад вам услужить, но у нас нет такого вина», — Зев начал грубо оскорблять его. Анджела в ужасе уставилась на свой браслет, она не могла поверить, что Зев может так себя вести.

В этой сцене Кики приняла сторону Зева. Анджела не знала, куда деться от стыда, в какой-то момент она посмотрела на Джона. Казалось, что ему было так же стыдно, как и ей. Наконец, официант принес какое-то местное итальянское вино, и Мизрахи, издевательски посмотрев на него, проговорил:

— Я так хотел доставить вам удовольствие, но этот кретин…

Потом он пригласил всех погостить на его яхте «Венера».

— К сожалению, я должен был быть в Нью-Йорке еще вчера, — отказался Джон.

Никто не стал его уговаривать. Но когда Анджела заявила, что через день или два она должна уезжать, Вик, Кики и Мизрахи стали настойчиво упрашивать ее остаться. Вик старался больше всех, и Анджела подумала: «В чем здесь причина? Возможно, он планировал, что они приятно проведут время вчетвером?»

Анджела выразительно посмотрела на Кики, которая, казалось, ничего не замечала и внимательно изучала свои ногти. Да, так оно и есть, поняла Анджела. Кики тоже участвует в этом заговоре. Ей стало так противно!

— Мне необходимо вернуться домой! Я слишком долго не видела моего сына, — произнесла Анджела. Она была потрясена предательством сестры.

— После того как мы проведем несколько дней на яхте, я могу доставить вас домой на моем личном самолете. Он такой же удобный, как и «Венера». Уверяю, вам там понравится! — Мизрахи взял ее за руку.

— К сожалению, я не могу остаться. Я и так пробыла здесь больше, чем собиралась. А тебе, Кики, — резко заметила Анджела, — уже давно пора вернуться домой к Брэду и Рори. Рори, наверное, не терпится увидеть свою мамочку! И Брэд… Брэд так предан тебе. Он такой хороший, — сказала Анджела, обращаясь к остальным присутствующим.

Ее слова совершенно не подействовали на Кики.

— Я уверена, Рори даже не заметила, что меня нет, — протянула Кики. — Тебе тоже не стоит торопиться домой. Ничего не изменится, когда ты вернешься. Все течет по старому руслу!

Зев пожал Анджеле руку:

— Если вы с нами не поедете, вы испортите нам все путешествие. Я просто настаиваю, чтобы вы присоединились к нам!

У него была спокойная, но властная манера убеждения. Анджела почувствовала себя словно под влиянием гипноза, она подумала — еще немного, и она подчинится ему. Она попыталась убрать свою руку, но не смогла сделать это.

Стараясь говорить спокойным голосом, она сказала:

— Мне кажется, вы можете прекрасно провести время и без меня. Я никогда не была занимательной персоной — существует много других людей, которые могут развлекать вас во время круиза. Кстати, эти люди готовы продать душу дьяволу, чтобы только быть приглашенными на вашу яхту, мистер Мизрахи!

— Какая вы вредная, Анджела. Вы обещали называть меня Зев. Вы мне это обещали уже раз десять! И все равно называете «мистер Мизрахи»!

— Простите, Зев. Но у меня нет возможности прокатиться с вами на яхте. Мой муж уже давно ждет, когда я вернусь домой!

В то время как они ели десерт — творожную запеканку с ромом, которую тоже заказал Зев, заявив, что они никогда еще не пробовали подобной запеканки, Анджела больше ничего не желала, как только выбраться из этого кафе. Уехать с Ривьеры, быть как можно дальше от этой гнусной троицы, особенно от Кики.

Ей в общем-то было наплевать на Вика и Мизрахи, но Кики? Она пыталась использовать Анджелу, да еще таким образом! Использовать сестру, чтобы добиться услуг от Мизрахи.

Зев опять взял ее руку и произнес:

— Если бы вы не были женой губернатора, какую великолепную звезду я мог бы сделать из вас! Я бы сделал вас самой яркой звездой континента, всех континентов!

Анджела довольно ухмыльнулась, глядя не на Мизрахи, а прямо на Кики. Она надеялась, что сестре не понравятся эти слова, что она будет злиться! Кики была не против, чтобы Анджела сияла где-то, но только не так ярко, как сама Кики.

Вдруг в ресторан вошли новые гости, видимо американцы. Анджела и Кики увидели Ника Домингеза одновременно и в то же время, как он увидел их.

У Анджелы от радости расширились глаза, когда Кики зашипела:

— Да как он посмел, этот мужлан, преследовать тебя!

— Не болтай ерунды! — разозлилась Анджела — какое право имела Кики обсуждать такие личные вещи перед почти незнакомыми людьми. — Я уверена, он не преследует меня. Он никогда не станет этого делать. Мы — друзья. Я тебе уже говорила об этом! Он, должно быть, находится здесь по делам и просто пришел на ленч с этими людьми, — прошептала она Кики, не желая, чтобы ее слышал Мизрахи, сидевший с другой стороны.

Она боялась, что Ник Домингез подойдет поздороваться к их столику и Кики станет оскорблять его, а Зев Мизрахи — дотошно рассматривать. Она встала и пошла ему навстречу.

— Что ты делаешь? — воскликнула Кики.

Она видела, как Анджела и Ник Домингез пожали друг другу руки, улыбаясь, как старые друзья, и обмениваясь фразами. Кики начала рассказывать Вику и Мизрахи, как Ник долгие годы преследовал Анджелу, довел ее почти до нервного срыва; как Анджела была вынуждена сделать вид, что он ее друг, чтобы как-то защититься от его преследований.

Порозовевшая Анджела вернулась за стол.

— Я была права, — выпалила она, стараясь предупредить дальнейшие замечания Кики. — Он выполняет задание. Он должен осветить встречу в…

— Анджела, никого не интересуют эти подробности. Мы все в курсе, что ему нужно. Он, наверное, шпионит за тобой! — Кики оглядела остальную компанию, подумав при этом: «Интересно, как она будет объяснять его присутствие. Она должна защищать его, чтобы защитить себя».

«Шпионит за мной? Неужели это правда?» — подумала Анджела. Неужели он видел ее на пляже в Сан-Ремо? Может, он наблюдал, как она играла в казино прошлой ночью вместе с Зевом Мизрахи? Заметил ли он ее утром, когда она заходила в ювелирный магазин под руку все с тем же Зевом Мизрахи? Не сделал ли он снимка, когда Зев надевал этот проклятый браслет ей на руку?

Она посмотрела на Ника, пока Кики продолжала болтать, и поняла, что все это неправда. После того как они, наконец, встретились и он сделал эти прекрасные фотографии ее самой и особняка, после того как она прямо взглянула ему в глаза, она точно знала — он ее друг и никогда ее не предаст, что бы ни говорила по этому поводу Кики!

Как прекрасно он выглядел в своих белых брюках и рыбацкой рубахе с открытым воротом, из которого виднелись темные вьющиеся волосы. Он сам мог быть средиземноморским моряком — смуглый, задумчивый, немного похожий на дьявола. Она подняла глаза и увидела, что Джон Данхем наблюдает за нею. Боже мой! Он что, читает ее мысли? Как же все стало сложно!

Через какое-то время к их столику подошел официант с толстой и приземистой бутылкой темного ликера.

— Вам прислал это мистер Домингез. — И показал наклейку не Мизрахи, а Анджеле.

Она радостно улыбнулась Нику через весь зал, благодаря его за подарок и как бы подтверждая, что он ей приятен, так же как приятно его внимание к ней. В это же время Мизрахи, обращаясь к гостям, сидевшим за столиком, говорил:

— Почему ее муж позволяет этому человеку так вести себя?

В этот момент он локтем сбил бутылку, она разбилась, и ее содержимое расплескалось во все стороны.

— Как это могло случиться? — воскликнула Анджела.

— Простите, — равнодушно заметил Мизрахи, подзывая слугу, чтобы он все убрал.

Казалось, что Кики была в восторге, Вик улыбался, а Джонни Данхем был вне себя от ужаса. Анджеле стало противно, она быстро посмотрела на Ника. Он опустил глаза, его лицо ничего не выражало. О чем он думал?

В который уже раз им мешали сблизиться. И опять виновата в этом была Кики. Она всегда была противницей их близких отношений. Но в этот раз у нее был мощный союзник!

Да, действительно, — пора домой!