11

Вечер был теплым, и можно было не бояться, что обнаженные пленницы простудятся.

Я снова бросил взгляд на часы и констатировал, что до полуночи остался один час.

После этого я снова спросил себя, куда мог запропаститься Хикс.

Возможно, он совершал отвлекающий маневр и подкладывал бомбу под фабрику, следуя моему профессиональному совету.

Мы уже давно прекратили все разговоры. Девушки сидели на огромной кровати и безучастно смотрели перед собой.

Мне надоело предлагать им напитки. И, если честно говорить, мне все уже надоело.

— Может быть, у кого-нибудь есть какие-нибудь хорошие мысли? — наконец бодро спросил я.

— Может, разбить стекло и выпрыгнуть из окна, — предложила Мэнди.

— И если нас не разорвут собаки, то схватят охранники и вернут обратно в дом, — добавила Джулия.

Еще была небольшая надежда, что Хикс ведет наблюдение за домом, хотя он с таким же успехом мог вести наблюдение до утра, но для нас это было бы слишком поздно. Значит, надо было дать ему каким-то образом сигнал. Но каким?

— Они всех нас убьют, — сказала Мэнди трагическим тоном. — Я знаю.

— Мы тебя спрашивали десять раз, — сказала Колетт холодным тоном, — и теперь спрашиваю еще раз. Что они хотели от тебя?

— Они хотели денег, — ответил я.

— Ты — жалкий лжец, — сказала она. — Ты пошел с ними на сделку и отлично это знаешь. Скажи нам правду. Любая правда лучше полного незнания. Сидишь тут и ждешь, сам не зная чего!

— Они хотели денег, — повторил я. — Возможно, все это довольно сложно, но в конечном итоге они хотели денег.

— И вы, значит, спасли свою жалкую жизнь, дав им откупного? — с величайшим презрением сказала Джулия. — А что будет с нами?

Я прошел к бару.

Поскольку девушки ничего не хотели пить, я тоже был вынужден воздержаться, а сейчас решил: черт с ним, надо выпить!

Из чистого любопытства я посмотрел, какими запасами обеспечил себя Фишер, поскольку профаном его в этом деле считать было совсем нельзя. Я увидел, что тут было практически все. Например, тут были две бутылки фирменного коньяка «Наполеон»…

А Хикс, возможно, ждал снаружи…

Я прошелся по комнате, и мой взгляд упал на хрустальную чашу с цветами. Казалось, она подходила для моих намерений. Я взял вазу и выплеснул из нее воду вместе с цветами прямо на пол.

— Ну, а теперь он совсем свихнулся, — констатировала Мэнди. — Не смог вынести такого душевного гнета!

— А что вообще можно ожидать от этих мужчин! — бросила Колетт.

Чаша была в поперечнике приблизительно сорок пять сантиметров и высотой сантиметров восемнадцать. Я поставил ее перед баром и вылил туда обе бутылки коньяка. Это был отличный коньяк и очень старый.

— О'кей, мои милые! — бодро сказал я. — Поднимайтесь!

— Пошел-ка ты в… — заявила Мэнди.

Я подошел к ней, взял ее за соски указательными и большими пальцами и подтянул к себе.

— Поднимайтесь! — повторил я.

Она пронзительно закричала и вскочила.

— Теперь он уже превращается в садиста! — завизжала она.

— Вы обе тоже поднимайтесь или с вами будет то же самое! — небрежно бросил я.

В следующий момент они уже стояли. Я приказал им повернуться. Мгновение казалось, что мне придется подавлять бунт, но потом все трое действительно повернулись.

Парису было бы трудно вынести свое решение, но он бы подошел к этому не с такими мерками. У Мэнди и Джулии были округлые и милые задочки, но именно по этой причине они и исключались из соревнования.

Задочек Колетт был тоже мил, но не такой округлый. В данный момент мне бы подходил еще более узкий, но за неимением лучшего сойдет и этот. Я схватил ее за руку, повернул к себе и повел к бару.

— Что все это значит? — спросила она с недоверием и недоумением.

— Все это довольно сложно объяснить, — признался я, — и, возможно, просьба моя покажется тебе странной, но заверяю тебя, что все это поможет нам отсюда выбраться.

— Так что же я должна делать? — спросила она. — Убить тебя?

— Страшно смешно, — процедил я сквозь зубы. — Если будет время, я еще покатаюсь по полу от смеха. Но пока этого времени у меня нет. Ты видишь чашу на полу?

— Какая некрасивая!

— В ней содержится только старый добрый коньяк, — уверил я ее. — И ты должна сесть на нее.

— Что я должна?

— Сесть на нее, — повторил я. — В настоящий момент он холодный. Я имею в виду коньяк. Твой зад согреет его, и через какое-то время он будет иметь комнатную температуру.

— Я и раньше слышала о разных шутниках, — сказала она. — Но тебе полагается за это диплом первой степени!

— Я говорю серьезно, — повторил я.

— Ты опасный сумасшедший! — прошипела она.

— С холодным коньяком ничего не выйдет, — сказал я.

— О, Бог ты мой! — выдохнула Джулия. — Я слышала о людях с комплексами, но с таким встречаюсь первый раз. Это превосходит все!

— Заткнись! — набросился я на нее.

Разумными разговорами здесь, видно, добиться было ничего нельзя, поэтому я схватил Колетт за плечи одной рукой, а другой под коленки и посадил ее на чашу.

Раздался какой-то шлепающий звук, Колетт пронзительно вскрикнула и попыталась выбраться из сосуда, а так как коньяк проливать было нельзя, — у нас его больше не было, — то я уселся верхом на ее бедра и крепко держал ее руки за спиной.

— Сейчас пойдет пар, — благоговейно заметила Джулия, — и пары коньяка сорвут их обоих с чаши.

— Раньше он не был таким, — самодовольно сказала Мэнди. — Видно, он стал импотентом после того, как я бросила его.

— Отпусти меня! — выла Колетт. — Ты, развратник!

Она укусила меня в мочку уха.

— Я только хочу, чтобы ты тут немного посидела, — прокряхтел я.

— Он мокрый, холодный и ужасный! — закричала она. — И ко всему прочему, так сидеть неприлично!

— Если мы не согреем коньяк, он не загорится, — объяснил я.

— За кого ты меня, черт возьми, принимаешь? — не сдавалась она. — За рождественский торт?

Ее зубы снова подобрались к моему уху. Я быстро повернул голову в сторону, и она своими зубами сорвала мне кожу. Боль была ужасная.

— Если нам удастся поджечь коньяк, то мы можем его отнести к окну и поджечь занавески! — простонал я. — И если бы вы обе подняли свои толстые задницы с кровати и помогли набросать у окна простыни, одеяла и другие хорошо горящие предметы, то вы оказали бы мне большую помощь.

— Ты хочешь поджечь дом?

Колетт так уставилась на меня, что глаза ее, казалось, вот-вот выскочат из орбит.

— Дутый кирпич не очень-то хорошо воспламеняется, — нетерпеливо сказал я. — Нам просто нужно привлечь внимание охранников. Собаки близко к огню не подбегут и, кроме того, их удержат охранники, особенно если они увидят, как из окна выпрыгивают голые девушки, чтобы спастись.

— Эта комната находится на втором этаже, — пугливо сказала Джулия.

— Это не играет никакой роли, — буркнул я. — Вы будете прыгать, договорились?

— Прямо в руки к охранникам, которые снова отведут нас в дом, — бросила Джулия. — Великолепная мысль!

— Мы должны их чем-то отвлечь, не забывайте этого, — сказал я. — Мы должны устроить маленькую панику внутри дома и вне его.

— И что потом? — спросила Мэнди.

— Об остальном я еще не подумал, — признался я. — Но самое главное — начать.

— Более идиотских слов я еще никогда не слышала, — заявила Джулия. — Я в этом не участвую.

— О'кей! — Я глубоко вздохнул. — Я не хотел вам рассказывать, потому что это очень жестоко, но вы мне не оставляете выбора.

— Что рассказывать? — спросила Мэнди.

— Они собираются впустить сюда в полночь всех охранников, чтобы они все по очереди насиловали вас, пока с вас не слезет кожа. А если этого окажется недостаточно, Курт позаботится об остальном.

Джулия так высоко подпрыгнула с кровати, словно ее укусил в зад крокодил.

— Не сиди, как глупая гусыня! — набросилась она на Мэнди. — Помоги мне перенести постельное белье к окну!

Внезапно все уверились в правоте моих слов, даже Колетт. Когда я встал, она послушно осталась сидеть на чаше; словно внезапно увидела в этом свое призвание.

— Пол, — тихо сказала она. — Я хотела бы все знать. Значит, мы разожжем костер, охранники увидят нас и примчатся сюда. И тогда мы выпрыгнем из окна, так?

— Приблизительно, — сказал я. — Если говорить точно, то выпрыгнут Мэнди и Джулия.

— А что будет со мной?

— А ты будешь мертва, — сказал я.

— Что?

— Ну да, ты должна притвориться, будто ты мертва, — сказал я, — хотя бы на тот срок, пока здесь будут те, которые сюда прибегут. Чтобы их обмануть.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Я тоже надеюсь, — ответил я.

С огромной кровати уже были сорваны все простыни.

Я сбросил матрац на пол и потащил его к двери. Матрац был набит какими-то искусственными волокнами, которые толком и гореть-то не будут, а только чадить.

— Как там у нас коньяк? — спросил я Колетт.

— Теперь он уже не кажется холодным.

Две другие девушки стояли у кучи одеял и простыней, которые они нагромоздили у окна, и внимательно наблюдали за мной.

— Мы действительно должны выпрыгнуть из окна? — нервно спросила Мэнди. — Мне бы очень не хотелось, чтобы в мои пикантные места впились осколки стекла.

— Возможно, ты и права, — сказал я. — Может быть, будет лучше разбить стекло, а вы будете стоять рядом и кричать во всю глотку.

— Я начинаю спрашивать себя, а не лучше ли предпочесть смерть…

— К чему? Сюда ворвутся охранники и спасут нас…

Наконец послышался голос Колетт:

— Мне долго еще сидеть, Пол? Я боюсь, что эта чаша разрежет мне весь зад.

Я помог ей подняться и осмотрел ее зад.

На нем красовался красный круг, а вокруг шли лиловые подтеки.

— Сенсационный рождественский подарок! — заметил я удивленным тоном. — Задница, выдержанная, как старое вино, и настоянная на коньяке!

Я поднес к чаше горящую спичку, и коньяк загорелся ярким голубым пламенем. Потом взял немного матрацной набивки, подержал ее над огнем, пока волокна не начали чадить, а потом сунул обратно в матрац. Облако едкого дыма поднялось к потолку, превратившись в нечто вроде дымовой завесы.

После этого я схватил стул и ножками выбил четыре оконных стекла. Вслед за этим поднес чашу с горящим коньяком к куче одеял и простыней и поджег ее. Через несколько секунд все вокруг горело, полыхали даже занавески.

— О'кей, мои милые! — сказал я. — Теперь начинайте кричать!

— А что делать мне? — хмуро спросила Колетт, словно я исключил ее из программы удовольствий.

— Ты мертва, — сказал я, — задохнулась от дыма.

— Это, конечно, не шутка, — сказала она и закашлялась.

Я отвел ее в сторону от двери, повернул спиной к ней и уложил на пол.

— Попытайся расслабиться, — сказал я и тоже сильно закашлялся.

— Расслабиться? — Ее лицо судорожно скривилось. — Я же здесь задохнусь, ты, умник!

Едкий дым быстро наполнил всю комнату. Да, она была права. Дышать становилось все труднее. Кроме того, стало жарко. Постельное белье весело горело, пламя достигало почти потолка, и крики девушек казались вполне естественными.

«Не совершил ли ты, Донован, ошибки?» — подумал я.

У меня на это имелось лишь одно утешение: если и совершил, то теперь было поздно все исправлять.

Поэтому я остался стоять у двери, прижавшись к стене, и выжидал.

Пот лил у меня по лицу, в комнате стало невыносимо жарко, и я не мог подавить свой кашель.

Дым подействовал и на девушек, стоявших у окна, и они чередовали свои крики с приступами кашля.

Колетт, лежавшая на полу, чувствовала себя немного лучше, но только немного.

Где-то в доме я услышал возбужденные голоса людей, потом последовали три глухих взрыва.

В следующее мгновение ключ повернулся в замке, и дверь распахнулась.

Несколько секунд все было спокойно. Потом появилась рука, державшая пистолет. Я схватил ее запястье обеими руками и приложил всю свою силу. В следующее мгновение я резко повернулся и рванул обладателя руки на сто восемьдесят градусов, так что он описал дугу и грохнулся о стену.

Я услышал, как что-то неприятно хрустнуло и треснуло.

Я отпустил запястье, и человек упал на пол.

Когда я нагнулся, чтобы посмотреть, кто это, я увидел, что это Дибори.

Очки его разлетелись на тысячи осколков, и лицо его было залито кровью.

Без особого воодушевления я констатировал, что он еще дышал.

Колетт встала, а две другие девушки продолжали кричать.

Я подбежал к ним, схватил их за руки и потянул к двери.

— Бегите, — прорычал я, — и продолжайте кричать.

— Пол, — сказала Колетт сдавленным голосом, — а что будет…

— Позже, — прошипел я. — Сейчас мне надо найти Курта. Ты тоже беги и кричи посильнее.

Все трое не нуждались более в подсказке. Они помчались с такой резвостью, словно это был финал олимпийского марафона. Я, не переставая кашлять, поднял пистолет Дибори, закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке.

После этого я сам помчался по коридору вслед за кричащими дамами, которые бежали в сторону гостиной.

Потом крики внезапно смолкли.

Когда я подбежал ближе, я услышал одиночный выстрел, а потом еще сразу несколько, которые прозвучали, как стаккато.

На раздумье времени не оставалось.

Одним рывком я отскочил в сторону от двери и упал на колени, продолжая держать в руке пистолет.

Три голые девушки стояли неподвижно, словно статуи, и глаза их были наполнены страхом.

Лози лежал на полу на спине, и кровь фонтанчиком била из его ран на груди.

В рамке двери, находившейся на противоположной стороне, стояла фигура ковбоя с потемневшим лицом и с автоматом в руках.

— О, Боже ты мой! — тихо сказал я. — Мститель из Эльдорадо собственной персоной!

— У него не голова, а мешок с навозом, — презрительно сказал Хикс. — Думал, что может попасть в человека из револьвера на расстоянии тридцати шагов!

— А что с охранниками? — спросил я.

— Уложил спать!

Он ухмыльнулся и сверкнул своими белоснежными зубами на фоне потемневшего лица.

— Когда я увидел огонь, бросил гранату, коллега. Она взорвалась у самых ворот и расправилась с двумя часовыми. Они только без сознания, — я был осторожен. Потом к воротам бросилась целая орава парней, пришлось бросить еще одну гранату. Парни сразу повернули обратно. — Он мрачно усмехнулся. — Может быть, они и до сих пор еще куда-то бегут.

— Отведите девушек к плавательному бассейну, чтобы они смогли наконец одеться, — сказал я.

— Что ж, хорошо. — Он пожал плечами.

— У вас еще найдется граната?

Он сунул руку в задний карман, вытянул оттуда гранату и протянул ее мне.

— Спасибо, — сказал я. — Пусть девушки оденутся, а потом встречаемся перед домом.

Он открыл было рот, чтобы задать вопрос, но быстро снова его закрыл.

— Хикс! — Мэнди наконец обрела дар речи. — Вы были просто великолепны! Такой мужественный… — Она передернула плечами. — И такой жестокий и хладнокровный!

Я пошел по коридору, который вел в сторону помещения с мониторами. Дойдя до него, я взял связку ключей, которыми Дибори открывал спальню, и открыл дверь комнаты. После этого я осторожно отступил метров на шесть назад и стал ждать.

Некоторое время все было тихо. Потом дверь немножко отворилась, и Фишер высунул оттуда голову.

— Что здесь происходит, черт возьми? — хрипло спросил он. — Создается впечатление, что разгорелась революция.

— Возможно, парочка ваших террористов занялась своей работой, — ответил я.

— А где этот мешок с дерьмом по имени Дибори?

— Находится при последнем издыхании, — ответил я. — А Лози мертв.

— Я вам очень благодарен, Донован, — сказал он. — Требуйте от меня, чего хотите, и вы это получите!

— У меня для вас есть подарок, — сказал я.

Я сорвал запальник с гранаты и сосчитал до трех. После этого я бросил ее ему.

— Ловите!

У меня едва осталось времени на то, чтобы броситься за угол на пол и выставить подметки для защиты. После этого граната взорвалась. Секунд через пятнадцать в коридоре опять все стало тихо, хотя мои барабанные перепонки еще гудели. Я поднялся. Там, где была дверь, в стене зияла дыра, а от Фишера вообще ничего не осталось.

Я прошел через гостиную в гигантский вестибюль, а оттуда — на улицу. Создавалось такое впечатление, будто пожар перекинулся на другие комнаты.

Каменные стены, конечно, не горели, но что касалось всего другого, то тут у огня не было равных, и если это предоставить самому себе, то все интерьеры дома будут им загублены. Но это была уже не моя забота.

Хикс и три девушки пришли со стороны плавательного бассейна, и я очень пожалел, что все они уже одеты.

— Я отведу леди обратно в мотель, — сказал я. — Мне кажется, что будет лучше всего, если вы отправитесь на своей машине в Коннектикут и сгрузите там всю свою артиллерию. После этого, Хикс, приезжайте к нам в Акапулько.

— К нам? — в один голос воскликнули девушки.

— Взорвался Фишер, — ответил я. — Я бросил в него гранату.

— И он ее поймал? — удивленно спросила Джулия.

— Не знаю, — честно сказал я. — В тот момент я не смотрел в его сторону.

— Но она его убила? — спросила Колетт.

— Да, — ответил я.

— Бедная Мэнди!

Джулия истерически захохотала.

— Она даже и не догадывается, чего она лишилась.

— Я тебя должна поблагодарить, Пол, — сказала Колетт, — Фишер погубил моего брата.

— Я тоже вас благодарю, — сказала Джулия. — Он убил моего мужа.

Некоторое время мы ехали молча. Потом где-то вдали послышался вой сирен, и мне оставалось только надеяться, что полиция прибудет к дому Фишера, когда там все уже кончится. Но даже если они и найдут обугленные трупы, им будет нелегко решить, что же там произошло.

— Хикс с Мэнди, — осторожно сказала Колетт, — а мы втроем.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Она имеет в виду, как мы будем проводить время в Акапулько. Все эти прекрасные, полные безделья дни где-нибудь у плавательного бассейна.

— И будем пить холодные напитки в апартаментах отеля с кондиционером, — добавила Колетт, — и чувствовать постоянно жар в крови, который заставляет дрожать, как в лихорадке.

— Я все еще не совсем вас понимаю, — сказал я нервно.

— Мы говорим между собой, — холодно сказала Колетт. — Речь идет о женском коде, и мужчинам никогда не разгадать этот код.

— Я бы ничего не имела против, — сказала Джулия. — И если говорить честно, то мне это даже нравится.

— Я тоже ничего бы не имела против, — сказала Колетт, — и с нетерпением жду этого.

— Я тоже, — сказала Джулия, — рада, что у нас общие интересы и вкусы.

— Я знаю, что это глупый вопрос, но скажите, Бога ради, в чем у вас общие вкусы? — поинтересовался я.

— Мы будем в Акапулько втроем, — сказала Колетт. — Ты что, немного поглупел от взрывов, Пол? В Акапулько мы вдвоем составим твой гарем. Королевство Донована, если хочешь.

— Основанное в звездный час святого Донована, — добавила Джулия. — Как тебе нравится такая мысль, Пол?

— Ведь Донован-то это я, — сказал я. — А гаремы, черт возьми, мне всегда нравились.

Загрузка...