«ЗВЕЗДЫ БИРУНИ СВЕТЯТ ТЕБЕ!»

Как же случилось, что Якуб решился написать учителю такое письмо? Хорошо ли он подумал или, поддавшись настроению и уговорам Абдуллы, без всяких размышлений написал? Все это было очень непросто и мучительно для Якуба. Он много дней провел в тяжких раздумьях, не зная, на что ему решиться. Абу-Райхан был для него самым прекрасным и самым достойным человеком на земле: годы, проведенные рядом с ученым, раскрыли Якубу душу человека, столь бескорыстную и благородную, что казалось, подобных людей не было и не будет. Но то, что говорил Абдулла, тоже верно. Как можно отдавать свою жизнь извергу и кровопийце? Если Абу-Райхан ничего не может изменить в своей жизни и вынужден быть на службе у султана, то он, Якуб, может покинуть Газну. Учитель поймет его и не будет в обиде. Абу-Райхан не из тех, кто способен осудить человека.

Якуб уже не мог отказать себе в желании все перевернуть в своей жизни, все изменить. У него было такое ощущение, словно он заболел какой-то тяжкой болезнью и для избавления от нее должен вот сейчас решиться на такое большое и важное дело. Как ни трудно, как ни обидно ему отказаться от своих мечтаний, он покинет своего устода. Пусть он, как слепец без поводыря, будет сам пробираться по трудному, тернистому пути познания, но он больше не будет при дворе Махмуда Газневидского.

Думая об этом, Якуб склонился над свитком плотной самаркандской бумаги и написал устоду. Он писал каламом, черной тушью, но ему казалось, что письмо написано кровью сердца. Поймет ли учитель его истинные мысли, не осудит ли, не посчитает ли, что он, Якуб, оказался дерзким, неблагодарным?.. Иной раз Якуб останавливался и сидел в глубоком раздумье. Он писал в ночь того дня, когда наконец встретил Гюльсору и понял, что будет неразлучен с ней до конца своих дней. И, когда он сел писать свое письмо устоду, он подумал, что только рядом с Гюльсорой он может осмелиться начинать жизнь по-новому. Он знал, что любовь Гюльсоры согреет его и вселит надежды. Может быть, потому ярким пламенем разгорелись мысли, смело брошенные ему старым Абдуллой. Когда Якуб напомнил учителю пословицу: «Драгоценный камень, испачканный грязью, не теряет своей ценности», он думал о старом погонщике верблюдов, который так верно служил ему всю жизнь и который не владел никакими богатствами, но зато имел единственное неоценимое сокровище - чистое, благородное сердце.

Вспоминая слова, сказанные Абдуллой, Якуб подумал, что старик не побоялся ущемить честолюбие своего воспитанника. Он думал о справедливости, благородный Абдулла! «Однако отец очень обрадуется, а мать будет счастлива», - подумал Якуб, когда представил себе возвращение домой и предстоящий разговор с отцом о будущем.

Отец много сделал для того, чтобы Якуб смог осуществить свою мечту. Мухаммад был щедрым и терпеливым. Сын не мог отказать ему в этом. Но с годами, став более зрелым, Якуб все больше понимал, что для отца его занятия все же выглядели какой-то прихотью. Отец обрадуется, узнав, что сын возвращается домой. Он захочет сделать его своим помощником. Но станет ли он помощником отца? Вот об этом надо подумать. Сейчас уже надо окончательно все решить. Он имел возможность испить нектар из разных чаш. Он коснулся и великих творений астрономов, занимался наукой о драгоценных камнях, знал толк в строительстве оросительных каналов, участвовал в составлении календаря. Куда же теперь девать это богатство, на что его израсходовать?

Когда Якуб отправил письмо учителю, он еще ничего не решил. Он только сказал Гюльсоре о том, что они не поедут в Газну и что сейчас их путь лежит к дому Мухаммада, а потом решится их судьба.

Гюльсора не скрывала своей радости. Теперь ей казалось, что все вокруг нее делается только так, как ей того хотелось бы. Она ничего не говорила Якубу, но в мыслях своих она не стремилась к Газне. Гюльсора слишком много слышала о злодействах газневидского султана.

…И вот Якуб дома, а с ним и вся семья Ибрагима. Мухаммад, который не очень стремился породниться с безвестными сиротами, все же очень обрадовался их приезду. На этот раз он вдруг почувствовал, что Якуб ему ближе, чем когда бы то ни было. Он словно прочел мысли Якуба, и, когда сын стал ему рассказывать о письме, посланном учителю, о причинах, которые побудили его отказаться от возвращения в Газну, умудренный опытом Мухаммад был искренне рад. И он немало думал над всем тем, что происходило вокруг и что отравляло жизнь простым людям, которые были далеки от султанских дворцов и от военных походов. Мухаммада возмущало злодейство воинов, которые обрушивались на мирных людей только потому, что кто-то назвал их карматами. Старый купец был убежден, что вовсе не от чистоты веры шли с карающим мечом в погоню за карматами. Он видел в этом обыкновенный разбойничий набег, такой же грабеж, какой учиняли на караванном пути голодные и обездоленные кочевники. Но если можно было оправдать голодных людей, которые грабили караван для того, чтобы накормить своих детей, то можно ли оправдать грабежи пресытившихся и разжиревших гулямов, которые, прикрываясь чистотой веры, творили нескончаемые злодейства!

- Ты прав, сын мой, - говорил Мухаммад Якубу, - как ни горько тебе расставание с твоим благородным учителем, все же оно неизбежно. Ты мог бы оставаться там, если бы не видел того злодейства, что творится вокруг. Но уж коль ты увидел все это и сердце твое дрогнуло, тебе нельзя оставаться на старом месте. Могу сказать тебе, что, если бы ты оказался с учителем в Индии, ты бы узнал еще больше. Дороги Индии залиты кровью и слезами невинных людей, которые жили и трудились, не ведая о существовании султана Махмуда. Они ничего у него не взяли и не причинили ему зла, а он пришел к ним и сжег их селения. Зачем?.. В этой благословенной стране так много горя и страданий, что думать об этом слишком тяжко. И, если хочешь знать, сын мой, мне отрадно слышать от тебя о твоем разумном решении. И еще радостней будет мне узнать, что ты намерен вернуться ко мне, чтобы стать моим соратником. Равным, сын мой, - не помощником, а соратником. Я считаю, что нас уравновесило мое богатство, накопленное торговыми делами, и богатство твоих знаний, которые ты приобрел ценой своего упорства, а может быть, и ценой лишений. Ведь не так уж тебе легко и беспечно жилось все эти годы!

Мухаммад пытливо смотрел в глаза Якубу, стараясь прочесть еще не высказанные сыном мысли. А Якуб долго молчал.

- Не осуди меня, отец, - сказал он после долгого размышления. - Если уж случилось так, что мне кое-что досталось из великой сокровищницы ал-Бируни, я потрачу свои знания на то дело, которому был предан все эти годы. Я займусь поисками и добычей драгоценных камней. Я и тебе помогу, отец, но торговлей заниматься не буду. Я добуду красные камни Бадахшана и найду для тебя лучших в мире гранильщиков, которые превратят их в чудо красоты. Я побываю в тех местах, о которых слышал от моего учителя. И если увижу что-либо примечательное, то сообщу ему и сделаю пользу для науки.

Мухаммад был несколько разочарован. Он думал, что настало время для Якуба заняться делом. Но что скажешь молодому, одержимому… Пусть уж делает по-своему. Одна отрада: что не покинет дома и семья его будет рядом с Лейлой. Пусть сыграют свадьбу. Видно, аллах задумал не то, что он, Мухаммад. Надо покориться его воле.

Мухаммад не стал возражать. Он принял решение сына спокойно, даже не сказав ничего Лейле. Он сделал вид, будто самое главное - сыграть свадьбу и позаботиться о семье ткача. Ему хотелось помочь Ибрагиму, который много лет ткал для него лучшие ведарийские ткани. Вместе с Ибрагимом они решили построить домик вблизи Бухары, и там, где ткача не знают и не назовут беглым карматом, заняться ткачеством. Джафар же сможет устроить гончарную. Для каждого будет дело по вкусу.

Стали готовиться к свадьбе. Лейла с небывалой радостью, счастливая, как никогда, заботилась о праздничном наряде невесты. Лейла верила в то, что Гюльсора принесла ей счастье. Ведь она вернула ей Якуба в дом! К тому же девушка была так красива и так добра, что, право же, лучше не пожелаешь. Лейла очень хотела удивить Ибрагима и Рудобу своей щедростью и потому она делала все втайне от семьи Ибрагима, предоставив им возможность готовить пиршество. Мухаммад ни за что не соглашался отпустить Ибрагима с семьей до свадьбы. Но он уже точно узнал, где поселится Ибрагим, и предупредил его, что ему следует закупить все необходимое, чтобы снова сделать себе ткацкий станок и запастись пряжей.

Если радовались возвращению сына Мухаммад и Лейла, то не меньше их радовался этому Абдулла. Он испытывал необыкновенное удовлетворение оттого, что его Якуб прислушался к словам никому не нужного бедного старика. А старику было так нужно сознание собственной значительности! Он не был хвастуном и никому не стал говорить об этом, но про себя он подумал, что это ему награда. Ведь он никакой выгоды не искал от того, возвратится ли Якуб к отцу или уедет в Газну. Правда, ему было приятно сознавать, что он будет иметь возможность чаще слышать от него доброе слово. А чем старее он становился, тем больше ему это было нужно. В сущности, Абдулла был уже очень стар, и, если бы Мухаммад не был так занят своими делами, он бы обратил внимание на то, как трудно стало старику путешествовать и как часто Абдулла стал замечать неудобства пыльной дороги. Прежде он не замечал зноя пустыни, а сейчас даже в городе в полдень ему трудно было пройтись по раскаленным улицам Бухары. Его очень утомили скитания в горах. Если всего этого не видел Мухаммад, то, к счастью, это очень скоро заметил Якуб.

Это было еще до свадьбы. Старик, выполняя поручение Мухаммада, отправился в одно из предместий Бухары и вернулся оттуда какой-то странный, позеленевший. Он пожаловался Якубу, что сердце чуть не выскочило у него в пути и сейчас так сильно бьется, что приходится его держать рукой. Старик побрел в свою хижину, а Якуб, не сказав ни слова, поспешил к старому цирюльнику и попросил его сейчас же пойти к старику, поставить ему пиявки и дать целебное питье. В тот же вечер Якуб попросил отца освободить Абдуллу от его прежних обязанностей, подобрать себе более молодого погонщика верблюдов, а старика оставить при доме, чтобы он знал, что здесь о нем заботятся и никто никогда не посчитает его лишним и ненужным.

Тем временем приблизился день свадьбы, и в доме Мухаммада готовилось большое торжество. Мухаммад хотел, чтобы все бухарские купцы, все люди, связанные с ним делами или просто знакомством, посетили его дом в этот радостный день и чтобы им было оказано щедрое гостеприимство. Ему было печально, что он не может похвастать родословной невесты, но красотой ее всякий станет любоваться, это Мухаммад знал, и потому утром торжественного дня Гюльсора получила поистине царские подарки. Девушка и прежде видела на невестах серебряные самаркандские короны с бирюзой, но Мухаммад сделал ей корону из чистого золота, с красными камнями. Такое богатое украшение должно было привлечь внимание всех гостей. Кто станет спрашивать, откуда эта корона? Иные могут подумать, что невеста сама привезла с собой такое богатое украшение. Якуб, который так ни разу и не сделал себе богатой парчовой одежды, в этот день облачился в самую красивую одежду, какую носили молодые люди Бухары.

Джафар первые дни был замкнутым и угрюмым. Он помнил свой разговор с Абдуллой, и гордость мешала ему от всей души радоваться счастью Гюльсоры. Ему было обидно, что он не имеет возможности сделать сестре богатые подарки. Но с этим надо было смириться. К тому же он решил, что когда-нибудь сумеет отдарить Мухаммада и отплатить ему за его щедрость. С такими мыслями он явился на торжество, в котором приняли участие сотни людей.

Громадный двор Мухаммада превратился в сплошной праздничный достархон.[53] С помощью своих слуг и помощников, а также с участием соседей и друзей торжество было устроено с такой пышностью, как мог бы это сделать сам эмир бухарский. Музыканты и танцоры, друзья и родня в праздничных одеждах, парадно одетые гости, жених с невестой в царственном уборе, - все это сделало праздник незабываемым, и о нем еще долго потом говорили на базарах Бухары.

После свадьбы, когда Ибрагим с семьей отправились в свой новый дом, когда Гюльсора, прощаясь с Джафаром, взяла с него слово, что он будет помнить ее и будет навещать, когда Мухаммад вернулся к своим обязанностям, а Лейла стала посвящать свою красавицу невестку в тайны ведения богатого дома, Якуб уже твердо решил, что начнет поиск драгоценных камней в Бадахшане. Мухаммад предоставил Якубу возможность делать все так, как он считает нужным.

Когда сын собрался в свое первое самостоятельное путешествие, намеченное им самим, отец сказал ему:

- Пусть тебе светят звезды мудрого Бируни! Знания, которые ты позаимствовал у него, не пропадут, они найдут хорошее применение и принесут великую пользу.


* * *

Прошло еще три года, и Якуб смог убедиться в том, что пожелание отца в самом деле сбылось. Звезды мудрого Бируни светили ему. Время, которое он провел рядом с великим ученым, оставило свой глубокий след в его жизни и сделало свое дело. Все эти годы Якуб с увлечением занимался поисками и добычей драгоценных камней. Но самым радостным всегда был тот момент, когда он получал от гранильщика сверкающий, необыкновенно красивый камень, который каждого мог пленить своей красотой. Якуб не ленился и, не жалея времени, отправлялся в дальние путешествия - то в горы Бадахшана, то в Египет, чтобы своими глазами увидеть, как добывают зеленый камень. Все эти годы он мечтал о встрече со своим учителем, которого он никогда не забывал и которому неизменно посылал письма, рассказывая о своих успехах в том новом и трудном деле, что захватило его и казалось ему самым примечательным.

Якуб уже был отцом семейства - у него росли два сына, на которых Мухаммад возлагал большие надежды, рассчитывая теперь уже внуков сделать своими помощниками. Оглядываясь назад, Якуб все больше понимал, что его увлеченность работой, неутомимость, которой многие удивлялись, - все заимствовано у великого учителя. Абу-Райхан не баловал его письмами, и Якубу все чаще приходила мысль о том, что надо его навестить.

И вот настал день, когда Якуб решил отправиться в Индию, повидать Абу-Райхана, а кстати повидаться с искусными гранильщиками, которых он знал и которым нередко посылал работу. Отец, узнав о намерении Якуба поехать в Индию, просил его свидеться с известными ему ювелирами. Якуб с нетерпением ждал встречи с устодом. Он представлял себе, как тот обрадуется, когда услышит от него много любопытных сообщений, связанных с драгоценными камнями. Он накопил немало записей, которые делал очень тщательно, зная взыскательный нрав учителя. Якубу было известно, что ал-Бируни пребывает в Гуджарате. Туда он и отправился.

Знойным полднем Якуб вошел в ворота индийского города Гуджарата. Все здесь ярко, сочно и красиво - словно нарисовано. Пестрые птицы, мартышки, прыгающие на крышах домов и на деревьях, священные коровы, развалившиеся среди дороги и вызывающие трепет у прохожих, все удивляло Якуба и напоминало о тех увлекательных беседах, которые он нередко вел с учителем. Когда ал-Бируни стал изучать санскрит и читал много книг, связанных с индийской литературой, астрономией и медициной, он любил рассказывать Якубу об Индии.

«Пойти ли мне к ювелиру Бахуде или к Абу-Райхану? - спрашивал сам себя Якуб. - Но, если я приду к Абу-Райхану, я невольно прерву его занятия, а он этого не любит. Пожалуй, лучше пойти к Бахуде, а на закате, когда мой дорогой учитель имеет обыкновение отдыхать, я навещу его. И тогда наша беседа не причинит ему вреда, не оторвет от занятии».

У прохожих Якуб узнал, где живет ювелир Бахуда, который уже не раз посылал Мухаммаду свои изделия через знакомых купцов. Якубу было приятно увидеть доброго седобородого человека с большими черными глазами, необыкновенно выразительными и почему-то очень печальными. В его скромном домике, где ничего не было, кроме циновок, нескольких одеял и маленькой вазочки с цветами, было одно драгоценное украшение - стройная фигура девушки в прозрачном покрывале, с цветами лотоса в руках. Вырезанная из слоновой кости, она была настолько хороша, что Якуб подумал: «Должно быть, это богиня».

Старый Бахуда усадил Якуба в тени мангового дерева на циновке из рисовой соломы и стал угощать его фруктами, рисом, сдобренным разными пряностями, и каким-то напитком из фруктов, каких Якуб никогда не видел. Бахуда подал Якубу превосходные золотые браслеты и перстни с изумрудами. Он сделал их из камней, присланных Мухаммадом. Старик был очень рад тому, что смог найти хорошего гранильщика, который хорошо обработал камни.

- Знаешь, Бахуда, - сказал Якуб, - эти камни так хороши, что мне их прежде всего нужно показать одному благородному ученому, он живет в Гуджарате - Абу-Райхану ал-Бируни.

- Я отлично знаю Абу-Райхана! - воскликнул Бахуда. - О, это тонкий знаток драгоценных камней. Я знаком с ним. Мы друзья. Совсем недавно он сидел под этим манговым деревом. Это прекрасный человек! Я был поражен, когда увидел, с какой нежностью он приласкал маленькую мартышку. Она прыгнула ему на колени и схватила апельсин, он собирался его съесть. Я боялся, что проказница рассердит ученого, но ничуть не бывало. Наоборот, он весело рассмеялся и приласкал мартышку. Он любит животных, это очень приятно. Ведь для нас эти животные священны. Ты, может быть, не знаешь, что люди нашей касты не едят ни рыбы, ни мяса. Для нас существуют только плоды, выросшие под синим небом. Только то, что обласкано солнцем и не коснулось земли, может быть пищей для человека нашей касты.

- Мне говорили об этом, - ответил Якуб, низко склонив голову и стараясь показать свое уважение хозяину и его обычаям. - Абу-Райхан был моим учителем, и от него я воспринял чувство уважения к верованиям и обычаям других племен. Для меня чужие обычаи священны, и я никогда не осуждаю людей другой веры, потому что знаю, что человек каждого племени имеет право на свои верования и обряды. Мне будет приятно показать Абу-Райхану твою искусную работу, Бахуда.

В тот же день, когда солнце клонилось к закату, Якуб отправился к своему учителю, пользуясь указаниями Бахуды. Радостной была их встреча. Абу-Райхан давно уже не получал писем от Якуба и нередко вспоминал его, тревожился. А тут неожиданно такая радость!

- Да ты совсем другой, Якуб! - говорил Абу-Райхан, рассматривая Якуба то вблизи, то на расстоянии. - Боюсь, что не узнал бы тебя где-нибудь на караванном пути. Куда девался тот юноша, которого я встретил тогда на пути в Гургандж? И глаза не те, и облик не тот, и голос совсем другой. А душа какова?

- Такая же! - смеялся Якуб. - Я не изменился. Это тебе кажется, устод. Да и времени прошло совсем не так много.

Якуб смеялся, а на душе у него была печаль. Учитель состарился, осунулся.

Его умные, выразительные глаза стали еще печальней и как будто ушли вглубь. Правда, когда он, увлекаясь беседой, горячился, глаза оживлялись и, как прежде, метали молнии гнева. Нелегко прошли эти годы. Но, слава аллаху, уже нет в живых жестокого и коварного султана Махмуда. Говорят, что сын его Масуд совсем другой человек. Хотелось бы знать, так ли это в самом деле.

Якуб давно уже заметил, что учитель обладает удивительным свойством читать мысли и отвечать на незаданные вопросы. Так случилось и сейчас.

- До тебя дошло, Якуб, - спросил ученый, - что нынешний правитель Газны достойный человек? Слыхал ли ты об этом? Мне приятно тебе сказать это. Я знаю, как ты не любил султана Махмуда. А его сын уважает науки и сам стремится многое постичь. Скажу тебе, Якуб, мне было приятно узнать, что мой «Канон Масуда» понравился правителю. Я покажу тебе эту книгу. Она состоит из четырех частей и объединяет астрономию, тригонометрию, хронологические таблицы важнейших событий от далекой древности до наших дней.

- Ты давно собирался объединить в одном труде столь разнообразные научные сообщения. Я рад, что ты сделал это, мой учитель. Доволен ли Масуд?

- Правители не тратят лишних слов, - ответил с усмешкой Абу-Райхан. - Если они хотят сказать, что им неугодно сделанное тобой, то присылают гулямов и уводят тебя под охраной. А если ты сделал угодное им, то тебе посылают слоновый вьюк чистого серебра. Так и сделал Масуд без всяких лишних слов.

- Это благородно! Насколько мне известно, так ни разу не поступил с тобой ни хорезмшах Мамун, ни тем более султан Махмуд.

- А на что мне этот слоновый вьюк серебра? - рассмеялся Абу-Райхан. - Такой груз может удержать меня от занятий наукой, а мудрые люди знают, что серебро уходит, а наука остается.

- И ты отказался, учитель?

- Не взял. Я исхожу из велений разума и никогда не продам вечное, непреходящее знание за кратковременный мишурный блеск.

Ученик и учитель до поздней ночи предавались воспоминаниям о прожитом. Каждый счел своим долгом рассказать другу о самом главном, чем была заполнена его жизнь. Когда Якуб рассказал учителю о том, как ему удалось найти красные камни Бадахшана, когда он рассказал, как ему помогли добрые советы Абу-Райхана и книги, прочитанные в Гургандже, Абу-Райхан ответил ему:

- Ты обрадовал меня, Якуб. Твое учение не пропало и принесло тебе пользу. Итак, мы можем лишний раз убедиться, что люди без умения остаются без выгоды, как мугейлан, который ствол имеет, а тени не имеет - ни себе пользы не приносит, ни другим. Твой ствол дает и тень и прохладу, и я думаю, что всем окружающим будет от него польза.

- Но все это от тебя, устод. У меня никогда не хватало слов, чтобы выразить свою благодарность тебе. Мне даже трудно себе представить, какой была бы моя жизнь, если бы я тебя не встретил на пути в Гургандж.

- Хорошо, что встретил. Однако скажи мне, кого ты здесь знаешь, кроме Бахуды? Знаком ли ты с гранильщиком Маймуном? Помимо того, что он прекрасный гранильщик, он к тому же еще знает множество занятных историй, так что заслушаешься, сидя рядом с ним. Представь себе, он сказал мне, будто султану Махмуду достался один из священных рубинов Индии - красный звездчатый рубин с горящей в нем, переливающейся шестилучевой звездой. В давние времена этот камень принадлежал раджам, которые владели несметными сокровищами. Потом он попал в священный храм бога Шивы в Сомнате. Оттуда его и забрал султан Махмуд.

- А нельзя ли узнать, учитель, попал ли этот камень в руки Масуда?

Глаза Якуба загорелись. Он с нетерпением ждал ответа. У него был такой вид, будто он готов ринуться немедля искать этот камень. Глядя на него, Абу-Райхан весело рассмеялся:

- Вот этого я не знаю, Якуб. Согласись, что непристойно ученому задавать такие вопросы правителю. Если ему будет угодно, он покажет мне этот рубин. Но я бы на его месте не стал вспоминать о том, как его отец, великий султан, ограбил индийский храм в Сомнате.

- Это верно, - согласился Якуб. - И все же хотелось бы узнать про этот рубин! А я, зная твою любовь к зеленым камням, мой учитель, привез тебе золотисто-зеленый хризолит. Он доставлен мне с острова Зебергет в Красном море. Есть там, говорят, скалистый труднодоступный остров, и добытые в недрах его хризолиты удивительно хороши! Посмотри!

- В самом деле хороши, - согласился Абу-Райхан, рассматривая удивительно красивые и нежные хризолиты. - Отчего же ты не сообщаешь мне о волшебных свойствах этого камня? - спросил с улыбкой ученый. - Или ты не знаешь о них?

- Отлично знаю, мой устод, но уже больше не верю. Когда я покупал вот этот большой хризолит, мне было сказано, что всякий носящий его на себе не видит снов, смущающих дух. Этот камень укрепляет сердце, устраняет горести, спасает от припадков эпилепсии и от злых духов… Но я теперь не верю в это. Я ценю эти камни за их красоту и свежесть. Если ты позволишь, учитель, я закажу тебе перстень с этим хризолитом.

- Закажи, - согласился Абу-Райхан. - Он будет мне дорог как память о тебе. Смотри - он совсем как молодая нежная трава, озаренная солнцем. И ты был таким, когда мы встретились с тобой.

В этот миг Якуб понял, что прошедшее дорого не только ему, но также учителю и что хорошее никогда не забудется.

В Гуджарате Якуб провел много счастливых дней. Иной раз он даже забывал о том, что они в Индии и что в Бухаре у него семья - Гюльсора и дети. Ему казалось, что он снова в Гургандже, потому что опять с таким же увлечением, как и прежде, проводил занятия с учителем. По ночам он ходил с Абу-Райханом на вышку, где стояли инструменты, изготовленные ученым для наблюдений за звездами. Ал-Бируни показал своему ученику совсем новую астролябию, которую он сделал по-своему и которая отличалась от старых астролябий. Он показал ему совсем новый, недавно сделанный им инструмент для определения четырех направлений - востока, запада, севера и юга. Учитель назвал этот прибор «индийским кругом». Он с увлечением рассказывал об устройстве этого прибора и посвятил целый день, чтобы показать, как хорошо можно вести наблюдения. И на этот раз они много говорили о наблюдениях, которые могли бы подтвердить мысль о том, что Земля кругла и шарообразна. Якуб видел, что учитель много думает над этим, и ему было приятно услышать о новых его работах, которые еще более убедительно, чем прежде, говорили о справедливости этой смелой мысли.

- Если бы Земля не была кругла, - говорил ал-Бируни, - то день и ночь не разнились бы зимой и летом, условие же видимости планет и их движение были бы совершенно иными, чем они есть на самом деле.

Занятия астрономией чередовались с увлекательными разговорами о драгоценных камнях. Абу-Райхан, видимо, задумал книгу, связанную с этой наукой, и подобрал для нее много превосходных стихов, в которых поэты разных времен и разных народов воспевали красоту драгоценных камней.

Якубу все чаще приходила мысль о том, как хорошо было бы вернуться к учителю. Он понимал, что одному ему никогда не постичь того, что он сможет узнать, трудясь рядом с великим ученым. И почему бы не вернуться к учителю? Что ему мешает осуществить это желание? Сейчас уже нет Махмуда, который вызывал ярость и ненависть. Якуб подумал, что ему было бы очень горько, если бы книга, посвященная Масуду, имела на своем титуле имя Махмуда. А Масуд - уважаемый правитель. Он покровительствует наукам и щедро одаривает ученого. Этот не проливает реки крови. Конечно, нужно вернуться к учителю. И если он, Якуб, доставит Абу-Райхану все записи о наблюдениях, которые он сделал за прошедшие годы, ученый будет доволен. Чем скорее он вернется, тем лучше будет им обоим. А Гюльсора не откажется поехать с ним. Они и детей с собой возьмут. И пусть скорей настанет день, когда его добрая и красивая Гюльсора позаботится об одиноком старом Абу-Райхане. Ведь он теперь, как и прежде, тратит только два дня в году на покупку еды и одежды.

Расставаясь с учителем, Якуб много говорил ему о том, как понравились ему люди Гуджарата, как красивы здешние края и как искусны индийские ремесленники. Но он ни слова не сказал о своем замысле вернуться сюда. Его встреча с учителем сказала ему о том, что Абу-Райхан будет рад его возвращению. И сейчас ученый подтвердил эту мысль. Он сказал Якубу:

- Знаешь, мой друг, я увлечен одним любопытным делом: я собираю сведения об этой удивительной стране. Меня в одинаковой мере интересуют границы между царствами, длина рек, высота гор, данные о городах и в такой же мере - обряды, изречения знахарей и мудрецов. Я хотел бы знать о религиозных верованиях разных племен, прочесть стихи индийских поэтов и услышать о законах здешних судей. Как видишь, дел много. Если ты узнаешь что-либо связанное с моим занятием, запиши. Такой подарок я всегда готов принять от тебя.

Ни один разговор с учителем не доставил Якубу такой радости, как этот прощальный разговор. Он обнадежил его и показал, что его желание вернуться к учителю справедливо.

- Твои звезды светят мне, мой устод, - сказал Якуб на прощание. - Они помогут мне раскрыть тайну камня, лежащего на дороге, и понять движение небесных светил, указывающих нам путь в пустыне.


Загрузка...