Афинские убийства, или Пещера идей

8

Я заснул за столом (с тех пор, как я здесь, это случается со мной не в первый раз), но, услышав шум, сразу проснулся. Я тяжело, медленно поднялся и ощупал правую щеку, которая держала на себе всю тяжесть головы, придавленная к рукам. Я пошевелил мышцами лица. Отер тонкий след слюны. Приподняв локти, я зацепил бумаги с окончанием перевода седьмой главы. Я потер глаза и огляделся: казалось, ничего не изменилось. Я был в той же прямоугольной комнате, сидел за столом, отрезанный лужей света от лампы. Я был голоден, но и это было не внове. Потом я посмотрел на тени и понял, что на самом деле что-то действительно изменилось.

Стоя в темноте, Гераклес Понтор разглядывал меня спокойными серыми глазами. Я пробормотал:

— Что ты здесь делаешь?

— Ну и в историю ты попал, — сказал он. Голос у него был таким же, каким я представлял его, читая. Но об этом я подумал потом.

— Ты — герой книги, — возразил я.

— А это и есть книга, — ответил Разгадыватель загадок. — Очевидно, что ты — ее часть. Но тебе нужна помощь, поэтому я и пришел. Давай подумаем: тебя похитили, чтобы это перевести, хотя никто не гарантирует, что когда ты закончишь, то снова обретешь свободу. С другой стороны, не забывай, твоему тюремщику очень нужен твой перевод. Тебе нужно только узнать зачем. Очень важно, чтобы ты узнал, почему он хочет, чтобы ты перевел «Пещеру идей». Когда ты поймешь это, то сможешь с ним обменяться: ты хочешь свободу, он хочет что-то. Оба вы можете получить то, что вам нужно, согласен?

— Тот, кто меня похитил, ничего не хочет! — простонал я. — Он сумасшедший!

Гераклес покачал своей крупной головой.

— Ну и что? Тебя сейчас должно волновать не его благоразумие, а его интересы. Почему для него так важно, чтобы ты перевел эту книгу?

Я на минуту задумался.

— Потому что в ней скрыта тайна.

По его выражению лица я понял, что не этого ответа он ждал. Однако он сказал:

— Хорошо! Эта причина очевидна. У любого очевидного вопроса должен быть очевидный ответ. Потому что в ней скрыта тайна. Значит, если ты сможешь разгадать, какая в ней тайна, ты сможешь предложить ему сделку, так ведь? Ты ему скажешь: «Я знаю тайну, но не открою ее, пока ты не выпустишь меня отсюда». Это хорошая идея.

Последние слова он сказал оптимистическим тоном, словно не был уверен, что идея хороша, но хотел подбодрить меня.

— Я вообще-то кое-что открыл, — сказал я. — Подвиги Геракла, дева с лилией, которая…

— Это ничего не значит, — с нетерпеливым жестом перебил он. — Это просто образы! Может быть, для тебя это подвиги Геракла или девушка с лилией, но для другого читателя они будут совсем другими, разве не понимаешь? Образы меняются, они несовершенны! Тебе нужно найти конечную идею, которая будет одинаковой для всех читателей! Ты

должен спросить себя: где ключ? Должен быть какой-то скрытый смысл!..

Я неуклюже забормотал. Гераклес поглядел на меня с холодным любопытством, а затем сказал:

— Ну, чего ты плачешь? Сейчас не время падать духом, время работать! Ищи главную мысль. Используй мою логику: ты меня знаешь и знаешь, как я мыслю. Копайся в словах! Что-то должно быть!.. Что-то/

С еще влажными глазами я нагнулся над бумагами. Но мне вдруг показалось, что гораздо важнее спросить его, как он умудрился выйти из книги и появиться в моей темнице. Он прервал меня властным жестом.

— Конец главы, — заявил он.*

[* Я не поддался властному искушению уничтожить эту поддельную восьмую главу, которую мой похититель, несомненно, подложил в книгу. Единственное, в чем этот сукин сын не ошибся, это слезы: в последнее время я очень часто плачу. Это один из способов измерить время. Но если Некто думает, что сведет меня с ума с помощью этих подставных страниц, он очень ошибается. Теперь я знаю, для чего они ему: это сообщения, указания, приказы, угрозы… Он уже даже не старается скрыть их незаконное происхождение. Читать самого себя в первом лице — ощущение тошнотворное. Чтобы от него избавиться, я постарался представить, что сказал бы на самом деле. Не думаю, что я «застонал» бы, как утверждает текст. Я подозреваю, что задал бы гораздо больше вопросов, чем это его жалкое создание, пытающееся мне подражать. Однако, что касается плача, он попал в точку. Начинаю перевод текста, который, я полагаю, и есть настоящая восьмая глава.]