Александра Федоровна. Последняя русская императрица

* * *

Ужасная война, которой было суждено унести столько русских жизней, значительно подорвать престиж государя, продолжалась, а епископ Феофан тем временем тайно, всерьез преследовал свою главную цель, — помочь императрице в постоянных молитвах добиться желанного. Спириты с колдунами на какое-то время впали в немилость в Царском Селе, и, воспользовавшись этим, русский клир решил как можно скорее одержать над ними верх и отвлечь императрицу от богохульственных верований и вернуть ее к христианскому алтарю. Феофан часто вспоминал слова отшельника из Саратова, Серафима, который когда-то, еще до начала нынешнего царства, предрек: «Будет война ужасная, несчастная, множество смут будет внутри Руси. Отец восстанет на сына своего, брат — на брата. Но потом царствие просияет и император будет жить долго…»

Серафим принадлежал к той славной когорте добрых, неканонизированных монахов, так называемых «старцев», которые на протяжении истории удерживали страну своими легендарными деяниями от погружения в мракобесие, колдовство и пророчество.

Было известно, что Серафим при жизни пользовался громадным уважением среди крестьян, оказывал на них свое благотворное воздействие. Его скромная жизнь отшельника, его долгие размышления о силе молитвы, его омовения в ледяной воде в проруби, его высокая набожность снискали ему уважение и почет у братии основанного им монастыря. После его смерти все надеялись на его скорую канонизацию. Чтобы быть причисленным к лику святых, тело кандидата должно пролежать нетленным в земле сто лет. С помощью министра внутренних дел Плеве, епископ Феофан, хранивший верность царице, делал все, что мог, для открытия мощей Серафима,

Нужно было действовать в этом направлении с большой осторожностью, так как при царствовании императора Александра III в одном из гротов на Кавказе были обнаружены семь святых мощей, честь принятия которых в своих церквах оспаривали как православные обшины, так и местные раскольнические секты.

К великому огорчению исследователей, выяснилось, что все трупы принадлежали разбойникам и бандитам из одной знаменитой шайки, которые были замурованы в этом гроте и в результате все умерли от голода.

Посему к работе приступили с чрезвычайной осторожностью, чтобы открыть мощи Саровского для поклонения. Было известно, что во время вероломного вторжения Наполеона, когда горела Москва, этот добрый монах залечивал раны и совершал чудеса как в армии, так и в гражданской среде.

Но придворный священник Феофан натолкнулся на противодействие своему проекту Победоносцева, обер-прокурора Синода, который не желал, чтобы с помощью божественной силы облегчать страдания самодержцев.

Но все же Плеве с другими удалось добиться своего. Могилу монаха вскрыли: местный архиепископ отказался подписать протокол открытия мошей, хотя в нем говорилось, что тело оказалось нетленным, хорошо сохранившимся. Этот служитель Господень был настолько скептически ко всему настроен, что рассерженный Плеве своей властью назначил другого, который и подписал протокол. Чин канонизации был совершен в Сарове при большом стечении народа и в присутствии самого царя Николая II. Чтобы доставить удовольствие императору, все придворные несли новоявленному святому свои подарки — ковры, драгоценные камни, иконы с дорогим окладом, различные приношения по обету; со всех концов России стекалось множество странников, убежденных в том, что им будет явлено настоящее чудо.

В Сарове Николай II строго исполнял все положенные по такому случаю обряды, чтобы тем самым оказать свою защиту новоявленному святому Серафиму. Вместе с женой они подолгу молились в местной церкви. Потом они преклонили колена перед источником, в котором святой монах совершал свои омовения. Говорят, что слепые обретали зрение, погружаясь в эти святые воды, а паралитики — свои поврежденные члены.

После этого Александра сама опустилась на колени перед могилой Серафима, и долго ревностно молилась. Когда наступила ночь, она потребовала от свиты удалиться, сняла с себя всю одежду и погрузилась в воды святого источника…

Все высокопоставленные личности, сопровождавшие в Саров [2] императорскую чету, находились под большим впечатлением от святости этих мест, от поразительной ночной тишины, от проявляющейся здесь высокой духовности. Многие свидетели не раз говорили об этом в своих воспоминаниях после революции — княгиня Варвара Долгорукова, княгиня Вера Голицына, княгиня Нарышкина, — все эти статс-дамы, которые были уверены в счастливом будущем материнстве своей царицы.

Княгиня Нарышкина тогда была знаменитой благотворительницей, женой губернатора и в каком-то роде высшей правительницей в Тамбове. Ее жизнь оборвалась в 1919 году, когда ее, хрупкую старушку, привезли на ее стуле на колесиках прямо в тамбовский революционный трибунал большевиков. Ее расстреляют в ее же поместье, но эта отважная женщина успеет бросить в адрес своих палачей несколько гневных слов:

— Для меня все вы — убийцы, негодяи, воры и разбойники, и я счастлива умереть, чтобы только больше никогда вас не видеть.

В 1904 году в России проходили очень важные события. Саров и Дивеево превратились в самые популярные места паломничества в империи после канонизации Серафима, и одновременно с этим к великому несчастью дома Романовых разразилась русско-японская война, несмотря на все уговоры несчастной Александры, которая советовала мужу не выполнять того, что требовал от него кайзер Вильгельм.

И вот чудо свершилось! Это удивительное чудо, — когда тысячи русских семей обрядились в траур по убиенным в армии и на флоте, когда повсюду не прекращались забастовки, организуемые революционерами всех мастей и национальностей, что создавало в стране еще больший хаос в тот момент, когда требовалась тотальная мобилизация сил для победоносного завершения войны с Японией.

Да, чудо, в которое уже практически никто не верил, свершилось, — Александра снова забеременела, и она относила это чудо своим долгим молитвам и многократным обращениям к блаженному Серафиму; она была уверена, что на сей раз разрешится от бремени мальчиком, обязательно.

Но Николай чувствовал себя человеком несчастным, словно его кто-то сглазил. Эта война с Японией, которую он начал, поверив заверениям кайзера о том, что он непременно будет победителем, постепенно превращалась в настоящую катастрофу.

Александра, еще более ослабевшая из-за этой, пятой по счету беременности, стала ужасно нервной, она сильно переживала из-за постоянных поражений императорской армии и мягко, но все же настойчиво, упрекала мужа в том, что эта не нужная никому бойня только еще больше отдалит его от своего народа. А что будет, если Богу будет угодно наказать их за это, и он вновь пошлет им девочку?

Этим жарким, знойным, кровавым летом, когда на глазах рушились все надежды на русское продвижение в Манчжурии, министр внутренних дел и шеф корпуса полиции Вячеслав Плеве лежал в центре столицы, у Варшавского вокзала, в луже крови после покушения на его жизнь, совершенного 15 июля.

Тут же был назначен его преемник — князь Святополк-Мирский, и этому более прямому, более тонкому человеку, чем Плеве, удалось добиться от царя и его полиции некоторого замедления жестоких репрессий…

Не прошло после покушения на Плеве и месяца, когда 12 августа 1904 года, наступила первая счастливая дата этого столь мрачного царствования, дата, запечатленная в сердце каждого русского. Сто один выстрел из пушки Петро-Павловской крепости возвестил всему миру о рождении цесаревича Алексея Николаевича.

Произошел всплеск, похожий на взрыв, народной радости. За несколько часов ее волна пробежала по океану светлых надежд. На время были забыты заговоры анархистов, катастрофа в Манчжурии. Несмотря на унизительную для России войну, Святая Русь была вся объята священной радостью, которая, словно ярким светом, стала освещать пошатнувшийся престиж Романовых.

Через десять лет нахождения в браке Александра после четырех рожденных подряд в «пурпуре» девочек произвела на свет мальчика.

Сильно ослабевшая из-за большой потери крови при родах, императрица лежала в постели, шепча благодарственные молитвы. Она попросила свою молодую подругу Лили Ден принести ее драгоценный альбом, в котором она делала свои записи с 1902 года, но уже не прикасалась к нему целый год. Слезы радости текли у нее по щекам.

И своей слабой рукой она написала такие фразы, которые говорят о ее радости и гордости матери:

«Осветитесь же мрачные страницы, верные свидетели всех моих терзаний, тревог и страхов. Как мне хотелось бы сейчас быть Шиллером, чтобы воспеть свою радость. Наконец-то у меня есть сын! Сын! Плоть от моей плоти будет властвовать над самой большой империей в мире. Нужно, чтобы он царствовал, царствовал вопреки всем и вся, этот бесконечно обожаемый мною малыш, которого Господь мне позволил иметь, и моя любовь к нему будет защищена до последнего моего дыхания.

Ники, моя любовь, не скрывай от всех своего счастья. Забудь на время о катастрофах в Манчжурии и при Цусиме. Мы оба так счастливы! По крайней мере, будем счастливы. Благодарю же Тебя, Господи!»