Амулет Святовита. Первая часть.

Допив последний глоток, шляхтич почесал бороду, подправил свои пышные усы... и махнул на всё рукой!

Оглядевшись по сторонам, он заприметил знакомые лица с обвисшими, как у него самого, усами, заказал себе еще пива и подсел к ним.

Валдис Тырнович, случайно подслушавший эту беседу, сидел ни жив ни мертв. Как похожа была на его собственную жизнь этого шляхтича - будто с одного листа списана! Давно уж миновал четвертый десяток, и седина посеребрила бороду, а голову проела плешь - а всё тебе ни кола, ни двора. Почитай, большую половину жизни отмаялся, прислуживал и служил, служил да прислуживал. И что? Маяться так до скончания века по чужим дворам на подхвате?

И когда пожилой шляхтич на прощание сказал свои слова - Тырновича аж в пот шибануло. Взять самому свою судьбу за шкирку... Как верно подмечено - самому, своими руками, а не трепыхаться у нее в лапах безвольным щенком.

И слова эти так пронзили жемайта до самого сердца, так запали ему в душу, что он и не помнил даже, как и домой-то попал, ежели можно было назвать домом ту убогую каморку, в которой он ютился со своей семьей.

Взять судьбу за шкирку. С этой мыслью он ходил, как в тумане, и весь следующий день - и так, и эдак, и на все лады обдумывая ее. И, как это часто водится, похожее к подобному льнёт. Нет-нет, а то тут, то там всплывет нечаянно оброненный кем-то кусок разговора про Земиголье, то слушок искромсанный про этот дальний край принесет. А там, глядишь, кто-то и вовсе весть распустит - что, мол. Кориат Довмонтович всех, кто с ним в ту глухомань отбудет, подъемными деньгами одаривать начнет. Как обычно и бывает, слух этот враками сильно приукрашенными оказался - но все же и в нем затесался осколок правды. На новом месте подъемными, конечно же, одаривать поселян никто не собирался, но вот от податей на первые годы освободить - это да, это чистая правда.

И тогда окончательно вызрело решение у Тырновича перебраться на новое место и начать всё сначала. Раз уж лихой поворот судьбы сбросил его с родной земли, значит, надо сделать еще одну крутую петлю - и самому взнуздать свою долю и выехать наконец на большой жизненный тракт!

Кориат Довмонтович отбыл из столицы тихо и незаметно - не в опалу конечно, слава светлым богам, но всё же... А следом за ним из Ковень-града потянулись в глухое неведомое Земиголье возы и телеги, а бывало порой шли и вовсе просто одинокие путники с одной лишь котомкой за спиной - заселять далекий край. Вместе с ними со скрипом тянулась и старая раздолбанная телега Тырновича со всем его семейством. Шел упрямый жемайт, как он сам говорил, брать судьбу за шкирку.

И ведь взял же!

Поначалу пристроился к обозу ремесленному - то тут, то там подмог, чем мог и чему обучен был. А жестокая тетка-жизнь научила Валдиса многому. Так что без дела не маялся - чинил поломанные оси тележные, чинил и сами возы, вытягивал их из ненасытной чавкающей грязи, в коей они по брюхо тонули и барахтались, ладил порванные постромки и сбрую, и много чего еще переделал в той дороге. Однако ж и в накладе не остался - народ хоть и ремесленный, и держатся они особняком, но рукастого трудягу заприметили, и даже позвали с собой. Но Тырновича влекло другое - хотел свой дом отстроить огромный, и чтоб двор был любо-дорого посмотреть, и пашенкой мечтал заняться, в нее, родимую, силушки свои вложить. Не влекло его рукоделье вовсе - хоть и мог он много чего сам поладить. А потому по прибытию он и откланялся вежливо своим попутчикам. Но те в долгу не остались - деньжат немножко подкинули в благодарность, да еще к лесорубам пристроили кашеваром, подметив в дороге недюжинный талант жемайта к вкусной стряпне.

Повзрослевшие сыновья Тырновича с теми же лесорубами лес валить пошли, а сам Валдис с женой куховарить начал. Дело-то нешуточное - пойди попробуй наготовь на эдакую ораву изголодавшихся от работы в лесу мужиков: это тебе не каштанов в золе испечь. Но с этим тырнович не просто совладал - а готовил еще и так, что не то, что слова упрека никогда не слыхал в свою сторону, а часто и наоборот, только одни приятные похвалы. А бывало, кто из соседней артели на огонек ежели забредет, да угостится обедом у Тырновича - то всё, начнет захаживать всё чаще и чаще, по поводу и без, изыскивая разные предлоги.

И вскоре молва о вкусной стряпне разнеслась по всей округе, пока наконец один из таких гостей, облизывая ложку после третье по счету добавки, не брякнул:

- Тебе бы, дядя, корчму свою открыть - вот дело было бы!

Поблагодарил - и ушел. А мысль эта тоже острой занозой засела в мозгу у жемайта.

Быть куховаром? Корчмарем? А почему бы и нет? Такое никогда не приходило в голову Тырновичу. Хотя, ежели по правде спросить себя, он особо и не задумывался - а кем же, собственно, он хотел бы стать? Чем бы, помимо крестьянской заботы, хотел бы еще заняться? И то перепробовал, и это - а всё сердце не лежит никак. А стряпня... Как-то исподволь она у него такой вкусной выходила - будто душу в нее он свою вкладывал, пытаясь передать все те мечты о сытной жизни, коей сам был так долго лишен.

Сказано - сделано. Поднакопив немного деньжат, Тырнович открыл свою кухню. Дело, вроде бы, малое - а постепенно разрослось, стало семейным и довольно зажиточным.

Стоит теперь большой трактир на окраине Земьгорода - ну кто ж теперь не знает корчмы Валдиса Тырновича? И кухня хороша, и постой удобен, и хозяин денег не дерет.

Только вот с названием долго не ладилось - дурацкие какие-то названия получались, не приживались вовсе. И "Огненный дракон" был, и "Три осины" - и всё никак. Кухню Тырновича знали все - а потому так и говорили: "Пойдем к Тырновичу!" Уже Валдис так и думал в итоге назвать свое заведение просто и без околичностей "У Тырновича" - но и тут случай помог.

Забрел как-то суровый с виду дядька - из тех новеньких, что всё прибывали и прибывали в Земьгород попытать и своей доли. Поел, попил, велел принести счет - оказалось, что посетитель этот сборщик податей, взят к себе на службу самим наместником. Расплатился, прикинул там в уме что-то насчет тутошних доходов - и заказал себе еще пива.

Пиво принесли - только вот сборщик этот велел кликать хозяина тут же: чем-то недоволен остался.

- Это еще что такое? - указал он Тырновичу на свою кружку.

- Пиво, сударь, - спокойно ответил Валдис, знавший цену себе и своей кухне.

- Да нет, дражайший - это не пиво, а сплошная пена! - возмутился сборщик податей.

Р-раз - и Тырнович одним махом сдул с кружки пенную шапку до самого янтаря напитка. И тут же положил на стол мелкую монетку.

- А это еще что? - удивился сборщик, указывая на медяк.

- А это, сударь, сдача за пену, - не моргнув глазом, ответил жемайт.

- Ну ты и гусь! - расхохотался сборщик податей, разом осушил кружку и, подмигнув хозяину, ушел восвояси очень довольным.

Над случаем этим все долго смеялись, пересказывали на все лады - а к Тырновичу с тех пор намертво приклеилось прозвище Гусь.

А спустя пару лет, когда очередная вывеска с очередным неудачным названием поблекла от дождей и непогоды, и требовала настоятельной замены, хозяин нанял местного художника из своих завсегдатаев намалевать новую.

- Чего писать? Как назовем в это раз? - спросил художник.

- А так и назовем - корчма "У Гуся", - сказал Тырнович и рассмеялся.

Название прижилось. И вот в эту-то самую корчму люди добрые и направили трех земников за самым лучшим в городе вином.

***

- Что это у вас за бедлам такой творится? - удивленно спросил Лиго у паренька из прислуги, споро принимавшего его пони у дверей корчмы.

Над улицами кружили стаи всполоханного воронья, метавшегося во все стороны. Гвалт стоял несусветный.

- О! Так это господин наместник изволили указ новый издать, - с готовностью сообщил слуга.

- И о чем же он? - поинтересовался Мартин, также сунувший поводья своего лошака в руки пареньку.

- О поголовном избиении ворон, грачей и сорок - и изгнании их на веки вечные из славного Земьгорода! - сказал тот и повел пони на задний двор.

Земники переглянулись.

- Чушь какая-то, - пожал плечами Лиго.

- Да уж, сударь, смешно и сказать кому, - хмыкнул, поддакивая, Мартин. - Однако ж, ежели подумать, весьма странно всё это.

Один только Пеколс промолчал - обсуждать указы наместника ему, слуге, было и вовсе как-то не с руки, а уж тем более с двумя такими знатными земниками, как его хозяин и Мартин. Пеколс задрал голову и разглядывал малость выцветшую вывеску над входом - по всему было видно, что написано хоть и неказисто, зато с любовью и своеобразным вкусом. На большой доске огромными буквами было выведено "У Гуся" -а рядом красовалась какая-то розовощекая физиономия с пенистой кружкой пива и огромной ложкой в руках.

- Ха, а где же сам гусь? - спросил неизвестно кого Пеколс, ткнув в вывеску. - название есть - а самого гуся-то и не намалевали.

- А Гусь - это я, - улыбаясь, громко сказал Валдис Тырнович, заприметив диковинных гостей и поспешивший навстречу. - Проходите, милости просим.

И посторонился, пропуская барздуков вперед. Когда они проходили мимо, коренастый и невысокий жемайт, всю жизнь втайне страдавший от своего малого роста, с удовлетворением для себя отметил, что как бы мал ни был он сам - а все же повыше будет этих бородатых лесных коротышек.

Барздуки в Земьгороде не были такой уж невидалью и, бывало, наведывались частенько туда по своим делам. Однако же извечная нелюбовь к большим и шумным людским поселениям не давала подолгу им задерживаться там и всегда тянула обратно в лес. А уж в преддверии ежегодного вечевого Сбора этого удивительного народца в Земьгороде обычно намечался наплыв веселых бородачей. А потому и Тырнович, насмотревшись на земников за время своей жизни в Земиголье, знал уже заранее наперед все их вкусы и слабости.

Стрельнув глазом на одного из своих сыновей, бойко разносивших кружки и кубки по залу, Тырнович дал понять, что гости знатные - мгновенно освободили стол.

-Чего желают господа? - спросил Валдис, обмахнув столешницу рушником. - Отменного вина? Доброго пива? Или же моей скромной стряпни?

- Ты вот что, милейший... э-э-э, как там тебя? - напустив на себя личину важности, спросил Лиго, щелкнув пальцами.

- Валдис Тырнович, сударь, - склонился трактирщик мельком гляну на серебряный перстень с рунами на руке молодого земника.

"Ого, видать, я не ошибся - птица залетела важная!" - с уважением подумал Тырнович. и склонился еще чуток ниже на всякий случай.

- Да, Валдис - славное имя! - сказал Лиго.- А принеси-ка нам для начала твоего лучшего пива, которое нам расхваливали встречные на все лады, пока мы добирались до твоего трактира. И прикажи приготовить два бочонка самого отменного вина - ежели верить слухам, самого лучшего в этом этом городе.

- Это тоже - для начала? - лукаво осведомился Тырнович.

- Что - тоже для начала? - не понял земник.

- Говорю, пара бочонков вина - это тоже для начала? - улыбнулся хозяин.

Мартин хохотнул в кулак и пнул под столом Лиго, зашептав:

- Так ведь Сухан же сказал - ни капли до возвращения в лагерь!

Но Лиго, покосившись на него. Только улыбнулсяи подмигнул ему - а сам отметил про себя смешливый характер хозина корчмы.

- Нет, что ты, милейший, - сказал Лиго. - Вино мы возьмем с собой. И сравним затем, так ли оно хорошо и вправду, как его расхваливают.

- Слушаюсь, - поклонился Валдис и вмиг испарился.

Прок Пеколс молча сидел на высоком резном стуле напротив Лиго и Мартина, и болтал ногами. Исподволь оглядывая посетителей корчмы. И хотя дело еще только шло к вечеру - трактир был битком набит разным людом. Там за столиком полдесятка суровых с виду лесорубов о чем-то ожесточенно спорили, стучали натруженными кулаками по столу, и что-то друг другу громко доказывали За соседним столиком наоборот, одиноко примостился пожилой охотник-птицелов в видавшем виды залатанном зеленом плаще - и попыхивал в свою длинную трубочку. Горластые дядьки недалеко от него своими взрывами хохота вызывали у птицелова только легкую усмешку - несколько презрительно он косился на горлопанов и, затянувшись крепким табачком, выпускал вверх ровные колечки сизого дыма.

"Ишь ты, чертяка, ладно кольца пускает!" - подумал Пеколс и перевел взгляд дальше.

Но тут его будто что-то кольнуло - он поперхнулся и закашлялся, напоровшись на стену стылого, промерзшего до ледяного дна встречного взгляда: будто с маху в препятствие какое влетел.

- Ты что это, Прок? - засмеялся Лиго. - Небось, слюной уже подавился?

Пеколс откашлялся и, перегнувшись через стол, негромко сказал:

- Да вот, сударь, компания какая-то странная там сидит. Видно, что вместе они - а сидят порознь. Спрашивается тогда - зачем? И взгляд у одного - нехороший такой, недобрый. Сидит и пялится на нас - вот оно как.

- Хм, это еще где? - спросил Лиго и оглянулся назад.

- Тс-с-с, барин, не оборачивайтесь так резко, - испуганно зашептал Пеколс.

Лиго быстро смерил глазами указанных незнакомцев и, не дожидаясь неприятностей, повернулся.

- Да уж, действительно странный какой-то тип, - сказал Лиго.

И тут его в затылок слабо толкнуло что-то - будто легкий ветерок холодком в затылок дыхнул. По коже пробежал легкий озноб.

- Смотрит? - побледнев, зашептал Лиго у Пеколса, сидевшего напротив лицом к странному незнакомцу.

- Ага, - закивал головой Пеколс, сам пряча глаза вниз.

- Ты смотри-ка, как взгляд иной чует, - тихо присвистнул Лиго, обученный в вайделотской школе всяким штучкам. - А у самого глаз дурной и тяжелый - аж давит.

В этот момент Мартин, крутивший доселе головой в разные стороны, увидел перешептывание своих товарищей и наклонился к ним:

- Что это вы там шушукаетесь?

Лиго наступил ему под столом на ногу и сказал вроде бы в сторону:

- Там, за спиной, высмотрел нас кто-то недобрый. Надо бы держать ухо востро. И сиди, не дергайся - а то уже повернуться вон вздумал.

Но в этот миг вроде бы из ниоткуда нарисовался румяный Тырнович и хлопнул кружками о стол - аж клочья пены взлетели.

- Вот, господа, испробуйте! - сказал добродушный хозяин. - Конечно, как бают разные языки, нашему людскому пиву и вовек не сравниться с тем волшебным напитком, что готовят у себя в лесах славные земники - но всё же не обессудьте отведать и нашего скромного хмеля!

И в один миг своим радостным расположением духа и лестной похвальбой барздуков снял повисшее за столом напряжение.

- Как мне величать добрых гостей? - спросил Тырнович у земников

- Величать нас никак не надо, любезный сударь, - ответил Лиго. - А звать нас можешь так: я - Лиго Бирзулис, это мой товарищ Мартин Бубилас, а это...

И молодой земник на мгновение задумался, а затем закончил:

- А это - дядюшка Прок Пеколс. Он так давно за мной ходит нянькой, что у меня и язык-то не поворачивается называть его слугой!

Пеколс покраснел весь и бросил на своего хозяина благодарный взгляд.

-Дядюшка Пеколс - так дядюшка Пеколс, - улыбнулся Тырнович, смерив взглядом Прока, будучи с ним примерно одних годков. - Чего еще изволите, господа? Ежели что - зовите.

И снова мгновенно растворился.

- Какой любезный хозяин, - сказал Мартин, пробуя пиво. - И пиво у него вовсе недурственное, как я погляжу. Не чета нашему - это верно подмечено - но да ладно!

- Будем надеяться, что и вино не хуже будет - а то не сносить нам головы от Сухана, - хохотнул Лиго.

- Да уж, это точно, - поперхнулся Мартин. - Рассиживаться нам тут явно не с руки.

- А кто сказал рассиживаться? - удивился Лиго. - Вот допьем - и всё, сразу поедем назад!

Но никакого "сразу поедем назад", естественно, не получилось. Осмелев после первой кружки, земники заказали еще и еще - пиво и впрямь было на славу. А немного охмелев и расхрабрившись, стали тайком наблюдать за жутким незнакомцем.

Тот сидел в черном плаще с накинутым капюшоном, и явно был не один - спиной к нему за соседними столиками сидело еще четверо таких же странных чужаков в мрачных одеждах, с вымороженными насквозь холодными глазами, уткнувшись для виду в свои кубки. И от этой весьма странной компании исходил такой холод, что заставлял шарахаться в сторону всех проходивших мимо. За все время никто к ним так и не подсел, несмотря на изрядную толчею в трактире.

Эти жуткие странные посетители как будто ничего себе больше и не заказывали, словно ожидали кого-то. И, видимо, дождались.

В трактир с улицы нырнул тщедушный человечишка-мелюзга с хитрым и пронырливым взглядом - и, нисколько не опасаясь странных чужаков, пошел прямо к ним, сев за столик того первого, кто так неприятно смотрел на земников.

- Эй, трактирщик! - визгливым голосом крикнул человечишка и попытался пригладить клочки облезшей бороденки.

Заказав себе стряпни и выпить, он дождался ухода хозяина и тихо сказал:

- Есть новости. Думаю, господин барон будет доволен.

Странный незнакомец слегка подался вперед - и молча пригвоздил человечишку стылым взглядом. Тот замер на миг, заворожено глядя на него - а потом замахал руками и зло сплюнул на пол.

- Ой-ой-ой, только не надо нагонять на меня жути, - ощерился человечек, показав свои гнилые зубы. - Не из пугливых мы!

- Ну, как знаешь, - просипел чужак и, снова откинувшись назад, бесцветно сказал: - Выкладывай!

Земники тайком наблюдали за этой необычной встречей - так не вязались друг к другу эти неприятные люди, бывшие, видимо, старыми знакомцами. Но что могло их связывать, кроме как не лихие какие задумки да недобрые дела?

И когда Тырнович в очередной раз, как по мановению, возник прямо из воздуха перед барздуками, Лиго поманил его к себе пальцем и спросил:

- Любезный Валдис, могу ли я попросить сделать для меня небольшое одолжение?

- Если это будет в моих силах - то конечно же, сударь, - развел руками хозяин.

Лиго зашептал ему на ухо:

- Милейший, вон видишь ту странную парочку?

И, когда Тырнович утвердительно кивнул, спросил:

- Могу ли я каким-либо образом узнать, о чем говорят эти странные господа? Уж не о нас ли? А то они уже давненько нехорошо посматривают в нашу сторону.

Тырнович захлопал широко распахнутыми глазами, изобразив нешуточное изумление.

- Я вас не совсем понимаю, господин Бирзулис, - сказал он, покраснев, как казалось, от возмущения. - Мы, сударь, здесь такими делами не балуемся и носа не в свои дела не кажем. Уж извините, господин Лиго - но вот эту вашу просьбу я выполнить ну никак не могу, хоть режьте!

И, раскланявшись, поспешно удалился.

Лиго сидел весь зардевшийся от жгучего стыда. Ему было крайне неловко и перед собой, и перед своими товарищами, но особенно перед радушным хозяином трактира, чье доверие он так оскорбил.

-Эх, как это я так впросак-то попал? - горестно сказал Лиго. - И что меня дернуло совать свой нос туда, куда и не следует?

- Ладно, сударь, не переживайте вы так, - подбодрил его Пеколс. - Ну их всех к нечистому! Давайте-ка уж лучше восвояси собираться будем - незачем нам тут с огнем-то заигрывать.

- Да какой там огонь, - ответил Лиго, - когда от этих взглядов у меня до сих пор мороз по коже. Плохое предчувствие у меня какое-то - потому и спросил, не подумав, у хозяина про чужаков этих. Чует ведь душа что-то.

- Да, не к добру это, - кивнул Пеколс. - Как бы нам не вляпаться куда, вот что, сударь!

Но Лиго был прав в своем предчувствии. И трактирщик, возмущенный до глубины души таким неосторожным предложением с его стороны и начавший уже было проникаться расположением к земникам, имел возможность в этом скоро убедиться.

Пробегая ненароком мимо той странной парочки. На которую указывали барздуки, вдруг случайно подцепил обрывок их разговора.

- ...А еще Лугвоний просил передать господину барону, что наместнику сегодня письмо пришло птичьей почтой - от самого владыки Куреяса, - шептал гнилозубый человечишка, бегая своими колючими глазками по сторонам, и многозначительно поднял скрюченный когтистый палец.

- И что в письме том? - просипел чужак со стылым взглядом.

- А в письме том сообщается, что не сегодня-завтра в Земьгород прямо к сборищу этих вредных карликов спешит не кто иной, как сам... - и человечек быстро наклонился к уху своего жуткого собеседника, обдав его своим зловонным дыханием.

Тот брезгливо поморщился, но когда услышал, чье имя произнес шепотом гнилозубый, отшатнулся - и в его застывших ледяных глазах промелькнуло нечто вроде изумления.

- Вот так-так, - забарабанил он пальцами по столу, впервые за всё это время показав хоть какой-то проблеск волнения.

Человечек самодовольно улыбнулся и даже мерзко крякнул, потирая свои ручонки - он явно наслаждался произведенным впечатлением.

- Ладно, ступай, - прошипел ему чужак.

Из-под его ладони выкатился на стол золотой кружок. Человечишка моментально сцапал его своими когтистыми пальцами и, ощерившись на прощание, вскочил и помельтешил к выходу.

"Вот это да! - изумленно подумал Тырнович, не подавая внешне виду, что слышал хоть что-нибудь. - А ведь молодой земник-то оказался прав - причем на все сто! Вот тебе и на!"

И жемайт поспешил на кухню, чтобы не попадаться на глаза странному незнакомцу. Оттуда, из-за двери, трактирщик и стал тайком подглядывать, что будет дальше.

Чужак меж тем медленно встал, окинул взглядом трактир и, бросив на стол какую-то мелочь, мрачно запахнулся в свой черный плащ и пошел к выходу. За ним также молча поднялись его жуткие дружки и пошли следом.

И тут случилось непредвиденное.

Когда мрачная компания двинулась к выходу, Лиго, уже накинувший на плечи свой походный плащ, решил дальше не испытывать судьбу и уткнулся взглядом в стол, стараясь переждать, когда жуткие незнакомцы минуют его. Однако судьба - штука тонкая, и сама всегда испытывает нас. Так случилось и сейчас.

Заколка на плече земника вдруг холодно блеснула и кольнула его льдистой иглой в самое сердце.

- Ох, - только и смог, что простонать, Лиго, и схватился за левый бок.

И в этот миг, подняв свои глаза, уже не смог отвести их. На него стылым, обжигающе ледяным взглядом смотрел странный чужак. И казалось, что его заиндевевшие бесцветные глаза буравят земника до самой глубины, вымораживая всё внутри и западая липким страхом в самую душу.

Сколько продолжался этот студеный взгляд - мгновение или целую бесконечность - земник не помнил. Просто вдруг в какой-то миг заметил, что глаза чужака отпустили его и скользнули ниже. И вдруг они стали расширяться не то от удивления, не то от суеверного ужаса. Или это только так показалось?

На плече полыхала огнисто заколка, как будто стараясь отогнать от себя стылую тьму и свалившееся невесть откуда лихо. Чужак заворожено смотрел на подарок волхва - и вдруг, люто зашипев змеей, стремглав выбежал из корчмы, оставив позади себя ледяную волну ужаса.

- Батюшки-светы! - охнул Пеколс, бросаясь к оседавшему на пол Лиго. - Да что ж такое деется-то?

- Вот тебе и докаркались, - мрачно сказал Мартин, указывая в окно на кружившие над городом черные тучи воронья.

Через весь трактир несся к земникам Валдис Тырнович.

- Господин Бирзулис, что с вами? - убивался он, горестно всплескивая руками.

Однако Лиго быстро пришел в себя. Скомкано поблагодарив хозяина, и так, и эдак старавшегося услужить ему, словно заглаживая свою вину, земники расплатились и быстренько покинули корчму.

Тырнович еще постоял немного у входа, поохал - и вернулся на кухню.

Однако там он, вместо того, чтобы проверить стряпню, вдруг подозвал к себе мальчонку из прислуги и о чем-то пошептался с ним. Малец кивнул, скинул свой белый колпак, повесив его на гвоздь, и проворно выскользнул через заднюю дверь. Задание было ясным - найти Собыря, начальника тайной наместничьей стражи, да и обсказать ему всё подробно про события в корчме: и про происшествие с земниками, и про жутких чужаков, и особенно про нечаянно подслушанный обрывок их разговора, в котором прозвучало имя Лугвония.

Но трактирщик очень бы удивился, ежели б знал, что не только от него помчался гонец с донесением.

Потому что из-за угла корчмы, куда скрылись жуткие чужаки, ужом выскользнул другой посыльный, и помчался в противоположную сторону - в дом барона Конрада фон Кинбурга, торгового консула мрачного Ордена Меченосцев.

--------------------------

ГЛАВА 14

ПЕРВАЯ УГРОЗА

- Ага, охальник эдакий! - проревел Бортень. - Попался наконец!

И, ослепленный праведным гневом, воевода ринулся на своего обидчика - прямо напролом в дверь. Коробейник еле успел увернуться -и отскочить в сторону. Тучный барздук со всего маху влетел в горницу наместника - оттуда раздался несусветный грохот и треск.

- Батюшки мои... - только и успел прошептать дядюшка Брыль, в ужасе закрыв глаза.

Из горницы наместника послышался шум, какая-то возня. А затем насмешливый раскатистый голос сказал:

- Вот так-так, господин воевода! Это уже что-то новенькое и необычное!

Но в ответ раздалось только долгое утробное мычание Бортня.

- Да что стряслось-то? Сердито спросил тот же голос.

На шум и грохот стала сбегаться челядь и слуги наместника, испуганно заглядывая в дверь через головы рынд. И затем, облегченно вздыхая, только качали головой.

Брыль наконец-то осмелился открыть зажмуренные глаза.

- Ба! Кого я вижу! - радостно воскликнул тот же самый голос, принадлежавший никому иному, как самому наместнику Земиголья, Кориату Довмонтовичу. - Да ведь это же никак сам господин Бирзулис пожаловал! Вот уж воистину приятная встреча!

И наместник, помахав рукой, сказал:

- Заходите-ка побыстрей!

И едва Брыль вошел в горницу, как тут же оказался в крепких объятиях наместника.

- Чертовски рад тебя видеть, друже! - похлопывал его по плечу Кориат Довмонтович и, повернувшись в сторону воеводы, весело сказал: - Равно как и тебя тоже, старина Бортень - хоть и не пойму, какая такая муха тебя укусила!

Бортень восседал посреди комнаты в мотлохе разбитых в мелкие щепы деревянных обломков мебели. Набежавшая челядь с трудом помогала подняться на ноги грузному и тучному воеводе, который по-прежнему рычал что-то невнятное себе под нос и ошалело мотал головой, стараясь прийти в себя от удара. В светлице царил полный разгром - толстый, как бочка, барздук сломал на своем пути несколько лавок и вдобавок еще и стол, прежде чем врезался на полном ходу в противоположную стену и свалился на пол подсчитывать заплясавшие у него в глазах искры.

В этот миг из-за толстенного резного столба, подпиравшего свод горницы, осторожно выглянул тот самый коробейник. И когда перед пришедшим в себя Бортнем сквозь постепенно рассеивающийся туман вновь замаячило лицо ненавистного коробейника, воевода проревел:

- Он! Он! Аспид!

Попытавшись шагнуть вперед, Бортень запутался в ножнах своего палаша - и снова свалился на пол, увлекая за собой поддерживавших его под руки наместничьих слуг.

- Да что такое происходит, в конце-то концов?! - уже начиная раздражаться, возмутился наместник, известный своими нешуточными вспышками гнева.

Заслышав нотки нарастающей ярости хозяина, слуги быстренько подхватили воеводу и, усадив его на лавку, постарались мгновенно исчезнуть за дверью. В горнице, помимо наместника, остались только земники и тот самый коробейник, затаивший дыхание. И лишь несколько минут, когда дядюшка Брыль взял на себя смелость растолковать наместнику, что и как произошло, дело наконец-то пошло на лад. Кориат Довмонтович слушал рассказ земника о случае у ворот и, весело пощипывая свой желтый ус, только кивал головой, пряча хитрую улыбку в глазах. Окончательно развеселившись, Бут хлопнул себя по колену, рассмеялся и сказал:

- Да уж, давненько не слыхал я подобных проделок!

И, обращаясь к воеводе, добавил:

- Ты уж прости меня, старина Бортень, за моих слуг. Ибо этот коробейник - и не коробейник вовсе. А один из моих самых верных людей в тайной страже - кличут его Блохой. Только вот не думал я, что он и на язык такой же остряк - как и мастак в своем деле!

И Бут еще раз принес свои извинения, грозно и выразительно глянув при этом на Блоху, стоявшего чуть живым в ожидании быстрой и суровой расправы. Однако, быстренько скумекав, что ее и не последует (по крайней мере, сейчас), Блоха несколько приободрился и сам шагнул к воеводе с повинной, припав на одно колено и склонив кудрявую голову.

- Время нынче такое лихое, - сказал наместник, обращаясь к земникам. - Вот и приставил я к себе своих людей особенных, охранных - так верней будет. На дружину в этом деле, увы, полагаться нельзя вовсе - не тот размах, не те поступки тут нужны. Враг наш общий больно коварен и изворотлив стал, проник даже в Земьгород и, чего греха таить, даже и под эти своды - так что ратью здесь не поможешь вовсе. Нужна стража особая, тайная, скрытная - вот и завел я ее недавно.

- Да что ж тут у вас такое творится-то? - только и смог спросить изумленный Бортень, все еще толком не придя в себя.

- Потом, всё потом, старина, поясню - но попозже, - сказал наместник. - Так что ты уж не обессудь, воевода, но в Земьгороде тебя мои люди поберегут - так надежней и тебе, и мне будет. И приставлю я к тебе своего человека - он у меня тут со своим сотоварищем тайной стражей моей и верховодит. Верней его, наверное, и не сыскать вовсе!

- И кто же он? - хмуро спросил Бортень, начиная смутно догадываться о чем-то.

- Прости уж, старина, - развел руками наместник и, кивнув на Блоху, добавил: - Вот он перед тобой!

Бортень охнул, прорычал что-то еще раз - и шумно засопел. Блоха стоял на одном колене перед грозным воеводой барздуков, не дыша. Однако воевода, насколько был гневлив, настолько был и быстро отходчив. Тем более, что в его голову закралась хитрая мысль - притвориться, что все обиды забыты, а затем самому при первом же удачном случае самому прищучить этого охальника и поквитаться с ним. А для этого пусть он будет всегда под рукой, этот наглец - так верней тот самый случай и подвернется. И Бортень изобразил подобие косой улыбки.

Когда наконец-то мир и лад были восстановлены, наместник отпустил Блоху и гаркнул:

- Лугвоний! Кликни там кого из слуг - пусть нам меду или сбитня горячего принесут! Да поживей, скажи. Мы в залу стольную пойдем.

И, чуть повременив, добавил:

- Да, и приберут пусть побыстрее в моей горнице - а то совсем все по углам да щелям забились!

Затем, обернувшись к земникам, Бут, кивнув Брылю, спросил:

- Это ж сколько времени-то мы с тобой не виделись? Год? Два? Или побольше?

- Да почитай, уже годков пять будет точно, - слегка зардевшись, ответил Брыль. - Еще с той поры, как тебя сюда Великий Князь прислал - и ты наведывался перезнакомиться поближе со всеми знатными семействами барздуков.

- Ну, тебя-то с Бортнем я и пораньше малость знал, - подмигнул ему наместник. - Как-никак, а в одной рати мы локоть о локоть частенько стаивали супротив всякой нечисти - еще во времена старого князя.

- Да, что было, то было - охотно согласился Брыль, вздохнув. - Только давно уж это всё миновало.

- А ты с тех пор все также сидишь сиднем в этом своем хуторе... Как там бишь его?

- Пригорки, - подсказал земник.

- Точно, Пригорки! - прищелкнул пальцами наместник.

- Верно, там и сижу на хозяйстве, - ответил дядюшка Брыль. - А чо же мне, старику, еще делать-то? Это вон Бортень - тот помоложе меня будет, несмотря на свои пышные телеса. И не угомонится всё никак поэтому - только и знает, что волколаков да прочую дрянь и мерзость по лесам гонять и выискивать! А я уж своё отвоевал, хватит!

- Так-таки после Семихолмской битвы уже и не брался за прадедовское оружие? - удивленно спросил наместник.

- Нет, не брался, - ответствовал Брыль. - С тех пор ратным делом я больше не занимаюсь.

- Да уж, а из тебя добрый был воин - и верный слуга воеводы Лютня, пусть имя его славится вовеки веков, - сказал Кориат Довмонтович.

- Ну, в те времена и Бортень тоже далеко не промах был, - улыбнулся Брыль. - Когда мы спины своим хозяевам прикрывали - ты князю Любарту, а я воеводе Лютню - Бортень наш уже тогда прослыл чересчур веселым и удалым десятским.

- Славные, однако, были времена, - сказал наместник. - Псов-рыцарей в той битве неплохо мы изрубили в куски - а ведь в последний миг мы вырвали у них тогда победу!

И, сбросив с себя легкое оцепенение воспоминаний бурной молодости, наместник с хитрым прищуром спросил:

- А что, вечеринки и пирушки в твоих Пригорках по-прежнему такие же буйные и веселые, как и раньше?

И, не дожидаясь ответа, рассмеялся, по-дружески толкнув земника кулаком в плечо.

- Ну, а дружина-то ваша где? - не унимался Кориат Довмонтович, обращаясь уже к воеводе.

- Да лагерь разбивают у Дубовой рощи, где будет Вечевой Сбор, - прогудел воевода, потирая шишку на лбу. - Я ее оставил под началом Сухана. Помнишь такого?

- Конечно, помню - отличный ратник, - улыбнулся наместник. - И, если память мне не изменяет, он еще впридачу и гусляр славный, ведь правда же?

Но тут раздались чересчур быстрые и торопливые шаркающие шаги - и следом за ними еле слышное поскребывание в дверь.

- Ну что там еще? - громыхнул Кориат Довмонтович.

В дверь сунулся испуганный дьяк Лугвоний и пригласил к столу.

- Ну вот что, други мои, - обернулся к барздукам наместник. - Идемте-ка в стольную залу - заодно и побеседуем про дела наши. А накопилось их, увы, у нас немало. Даже слишком, я бы сказал.

И наместник встал, приглашая земников проследовать за собой.

***

Распрощавшись с добродушным хозяином трактира, троица земников, загрузив одного из пони бочонками вина, проехав несколько десятков шагов, свернула в переулок. Оглядываясь напоследок, Лиго отметил, как загадочно и пристально провожает их взглядом Тырнович.

- Что, и этот смотрит, сударь? - спросил Мартин, подъехав поближе.

Лиго молча кивнул.

- Ну, у этого хоть взгляд-то человеческий, - сказал дружинник. - Не то, что у того - бр-р-р...

Лиго поежился и сам от неприятного ощущения - внутри до сих пор сидел холодный комок страха, пронизавшего его всего. И если бы только страха - а то и крайне удручающего чувства своей собственной беспомощности, вынырнувшей вслед за охватившим земника беспредельным испугом. Наверное, так чувствует себя затравленная зверушка, загнанная жестокими мальчишками в угол.

Но как только воспоминания пережитого ужаса готовы были вновь поглотить Лиго в свою жуткую пучину, он почувствовал легкий укол в сердце - и вслед за тем слабое жжение.

Лиго схватился за левый бок - и тут же одернул руку.

- Ой! - только и смог сказать он.

- Что такое? - разом воззрились на него его спутники.

- Она - горячая! - удивленно воскликнул Лиго.

- Кто - она? - переспросили Мартин и Прок.

- Булавка эта - заколка на плаще, - сказал Лиго и осторожно попробовал ее еще раз.

Заколка действительно как-то странно замерцала - будто бы из глубины ее проскальзывали еле видные сполохи тлеющего огня.

- Ого! - присвистнул Мартин. - Вот это да!

Лиго и сам с изумлением рассматривал заколку, рдеющую у него на плаще. Теплота, исходящая от нее, вдруг разлилась по всему телу и заполнила сердце - жуткие воспоминания и страхи разом отпустили его.

Прок Пеколс недовольно смотрел на Лиго, а затем хмуро сказал:

Глядите-ка, кабы она вас самих не спалила вовсе, сударь! Выбросили бы вы ее лучше! Ох, не нравятся мне все эти волшебные штучки и подарки волхвов. Жди от них только беды!

- Ну, Прок, - сказал Лиго, - выбросить - это ты, конечно, загнул...

- Чтоб ему самому загнуться, волхву этому, - сердито буркнул себе под нос Пеколс.

- Что ты такое говоришь, Прок?! - воскликнул Лиго.

- Ничего, сударь, - хмуро взглянул на него слуга. - Говорю, чтоб им пусто было, волхвам этим с их лихими подарочками! Наведут порчу какую на вещи - и давай затем их раздаривать. Неспроста ведь это, сударь, вовсе неспроста. Попомните мои слова!

- Не ворчи, Прок, - сказал Лиго. - Я думаю, ты не прав вовсе.

- Да? - вскинулся старый земник. - А я вот думаю, что этот дылда в черном плаще, который из корчмы, и не на вас, сударь, тогда вот пялился!

- Вот как? - поднял брови Лиго и на миг придержал пони. - А на кого же еще?

- Не на кого - а на что! - рубанул Прок. - Таращился он, сударь, на эту вот самую вещицу - подарочек того вредного старикашки в лесу. И отдал он ее вам не просто так - а по всему видать, что с хитрым и коварным умыслом, вот как!

- Это с каким же еще? - ошарашено спросил Лиго.

- с каким? Да хоть бы с таким, чтобы отвести от себя след к примеру - вот с каким! И я не удивлюсь вовсе, если эта, как вы ее называете, безделушка, сгубила уже не одну живую душу!

- Да что ты такое сегодня несешь, Прок! - возмутился Бирзулис. - Уж не перебрал ли ты лишку в корчме-то? В своем ли ты уме?

- Я-то, барин, в своем, - проворчал Пеколс. - А вас, как я посмотрю, тот волхв в лесу и вовсе очаровал. - Вы что, думаете, я не вижу, как вы цацкаетесь с этой штуковиной? То так ее нянчите на ладони, то эдак. Привязала она вас к себе уже - и не отпускает! Вы как хотите, а я вам скажу, что колдовская и недобрая это вещь! Так что мой вам совет - избавьтесь от нее как можно быстрее. Иначе принесет она вам одни только несчастья, сударь - вот что!

И Пеколс сердито надулся. Лиго ушам своим не верил, слушая старого слугу. И, как ни неприятно это было признавать, а ведь Пеколс во многом был прав. Ведь что, в сущности, земники знал об этой заколке? Ровным счетом - ничего. А ведь вещица-то явно не простая - и не только потому, что она была у волхва, и к ней могла перейти часть его таинственной силы. Уже даже только на одном этом основании было крайне безрассудным с его стороны принимать такой неожиданный дар чародея.

А что он знал о волхве? Лишь то, что старик сам рассказал о себе. А была ли это правда - вот в чем вопрос. Да и сами обстоятельства передачи этой вещи были более чем странными и настораживающими - взять хотя бы загадочное исчезновение старика Велемира поутру, а уж про явно колдовское развоплощение его письма и говорить даже не стоило. Ведь если хорошенько мозгами пораскинуть, то любой другой маломальский хоть земник, а хоть и человек даже, в своем уме и полном здравии, не то, что с собой взять, а даже и руками-то не стал бы прикасаться к такому неожиданному подарку - мало ли что. А он, ученик вайделотского храма, вчерашний школяр - на что так самонадеянно рассчитывал он?

А Мартин Бубилас все это время словесной перепалки своих товарищей удивленно крутил головой.

"Что такое? О чем они говорят?" - думал молодой дружинник. И, когда Лиго крепко задумался, решился наконец спросить:

- А что это за подарок такой, сударь? Что за волхв в лесу? Вы ничего мне об этом не рассказывали.

Лиго удрученно глянул на него.

- Да ну его... - махнул он рукой и, повернувшись к слуге, сказал: - Перескажи-ка лучше ты, прок, эту встречу на поляне.

И снова ушел в свои мысли.

- Ну конечно! - едко рассмеялся Прок Пеколс. - Кому же, как не мне, сударь, теперь и пересказывать, как всё было!

Но Лиго даже внимания не обратил на него.

Пеколс пошумел еще какое-то время, но видя, что хозяину сейчас вовсе не до него, принялся-таки рассказывать Мартину случай со стариком в лесу.

Меж тем Лиго думал о заколке, подарке волхва - и в то же время прислушивался к ней. То, что вещь непростая - земник почуял это очень быстро. А сейчас он свел воедино все свои наблюдения - и вдруг ясно и четко осознал, что своим загадочным поведением эта заколка все время предупреждала его об опасности. И тогда в самый первый раз, когда он по приезду воеводы вышел во двор поместья - заколка холодом кольнула его в сердце, и затем раздался вой волколака из-за реки. И после, на Каменной Росстани, когда дружинники вместо горбатого колдуна Бирюка изловили чудака Пеколса. Да и в этот раз, уже в корчме - когда Лиго примерз к стулу от стылого взгляда чужака, он четко помнил, как за миг до этого ему в сердце словно вонзили ледяную иглу. Как будто заколка предчувствовала беду заранее - и пыталась предупредить его.

И вдруг земника швырнуло в холодный пот.

"А вдруг не предупреждала вовсе? - с ужасом подумалось ему. - Вдруг Пеколс прав? И заколка эта умышленно притягивает к себе беду?"

И Лиго снова посмотрел на булавку, чувствуя, как волна безрассудного необъяснимого страха снова накатывает на него. Но в этот же миг заколка снова изнутри словно бы озарилась вся, вспыхнула и слабо зарделась - и в сердце земника вновь полилось успокаивающее тепло.

"А это что? Ведь второй раз уже это происходит: как только ужас готов поглотить меня целиком - от этой вещи исходит как будто внутренний жар. Или мне только так кажется? Уж не наваждение ли это?" - думал Лиго.

Пеколс тем же временем со всеми подробностями пересказывал Мартину встречу в лесу со стариком-волхвом. Только в его рассказе почему-то было не столько о заколке и о том, каким именно образом она попала к ним, сколько переиначенный на свой лад спор старого слуги и волхва. И выходило по его словам так, будто припер Пеколс этого чародея своими доводами к стенке - да так, что тому и сказать-то в ответ было нечего. В общем, как ни крути, а он, Пеколс, выходил молодцом - в противовес какому-то прямо-таки жалкому старикашке-волхву.

- Ну ладно, Прок, хватит заливать-то, - одернул Лиго своего слугу. - Всё было не совсем так, ведь правда же?

Прок осекся, густо покраснел - и тут же надулся индюком.

- Да ты не обижайся, старина, - хлопнул его по плечу Лиго. - Прав ты, как ни поверни - загадочный ведь был старик, и мы о нем ничегошеньки и не знаем. Поэтому и было большим безрассудством с моей стороны взять эту вещь у него - мало ли что за этим скрывается!

Но тут Лиго почесал затылок и добавил:

- Хотя с другой стороны, не бросать же ее было там на поляне посреди леса?

И, еще немного подумав, тихо сказал:

- Хотя почему бы и нет?

Но затем, снова беззаботно махнув рукой, улыбнулся:

- Прок! Я вот тебе даю торжественное обещание, что буду хорошенько приглядывать за этой штуковиной!

Мартин, так толком и не уразумевший, о чем же, собственно, идет речь, недоуменно крутил головой, переводя взгляд с Лиго на Прока и наоборот.

- Вы уж извините, милостивые судари, но я так-таки и не понял ничего, - сказал Мартин , уже начиная раздражаться. - Кто такой этот старик? И при чем тут эта заколка и тот чужак в корчме? Может мне здесь хоть кто-нибудь объяснить, что происходит на самом деле?

- Видишь ли, друг, я и сам толком еще ничего не понимаю, - ответил Лиго, поскребывая свою курчавую бородку. - И сам очень хочу, чтобы мне тоже кто-нибудь объяснил, что же происходит.

- Вы что, издеваетесь? - возмутился Мартин и, стеганув своего пони, поскакал вперед, обиженно кинув через плечо: - Да ну вас...

Лиго и Пеколс, переглянувшись, припустили тут же за ним, пришпорив своих приземистых лошаков. Но тут случилось еще одно непредвиденное происшествие.

Пони под Лиго вдруг ни с того, ни с сего взбрыкнул, зафыркал злобно и ожесточенно замотал головой.

- Эй-эй, что такое? - закричал Лиго. - Кажется, у меня что-то с лошаком случилось...

Скотина под молодым земником вдруг громко заржала и стала косить на своего наездника помутневшим от бешенства глазом, норовя укусить за ногу. Затем начала топтаться на месте, попеременно лягаясь то левым, то правым боком. И вдруг, резко вздыбившись и чуть не сбросив с себя своего седока, взбрыкнула еще раз и помчалась с громким диким ржанием куда-то в сторону, в темнеющий от сумерек пустынный переулок.

- Куда? Куда? - закричал остолбеневший от испуга Прок. - Сударь, куда вы? Да постойте же!

Но взбесившийся лошак несся вперед сломя голову и не разбирая дороги. Лиго что есть мочи вцепился в узду закаменевшими пальцами и пытался ближе прижаься к мохнатой гриве коня - но тот дико изгибал свою шею и так страшно фыркал, обнажая огромные зубы, что земник боялся, как бы окончательно сошедшая с ума скотина не цапнула его за руку или за ногу.

Меж тем сумерки окончательно сгустились, опустив черную накидку ночи на паутину запутаных улиц Земьгорода. И ни с того ни с сего взбесившийся пони, понесшийся невесть куда, вовсе сбился с дороги - и заблукал в хитросплетении переулков и обезлюдевших улиц деревянного града.

И когда вдруг впереди выросла стена тупика, на которую во весь опор мчался взбеленившийся лошак, Лиго от страха зажмурил глаза.

Но буквально за несколько шагов до стены пони вдруг резко встал, будто вкопанный, упершись всеми четырьмя своими копытами в землю. Земник не удержался в седле - и вылетел вперед, прямо через голову бешеной скотины.

Это полет длился всего миг - но земник затем вспоминал, что тянулся он для него очень и очень долго: так натянуты у него были нервы.

Ба-бах - шлепнулся Лиго. Однако приземлился он, на диво, удачно, попросту чебурахнувшись в куст чертополоха, росший у самого края стены.

Лошак еще раз дико заржал и, подвернув хвост, вздыбился напоследок - развернулся и тут же умчался прочь.

- Тьфу чтоб тебя! - выругался Лиго, выбираясь из чертополоха и ощупывая всего себя: ничего ли не повредил случаем? Однако боги миловали - кроме царапин и небольших ссадин, вроде бы ничего больше не было.

Земник отряхнулся, потер ушибленное колено, и стал вынимать из одежды прицепившиеся колючки бурьяна. И в этот самый миг его сердце пронзила острая холодная игла - да так, что дыхание перехватило и потемнело в глазах.

-О-ох, - только и смог простонать Лиго, схватившись за левый бок и оседая на землю.

А в этот момент в конце переулка вдруг сгустились тени и темными клочьями тумана поплыли к нему.

И чем ближе приближались эти мрачные сгустки, тем сильнее сковывали земника замогильный страх и ледяное оцепенение, вынимая из тела душу, выжимая все соки жизни и волю к борьбе.

Ш-ш-ш- - бестелесно шуршали тени, подкрадываясь всё ближе и ближе, колыхаясь черным маревом в сумеречном тумане переулка.

"Не по с-с-сеньке ш-ш-шапка..." - вдруг издалека, будто из глубокого подземного склепа, не то послышалось, не то почудилось барздуку злобное шипение. А вслед за тем ледяным порывом ветра тихо прошелестел пробирающий до самых костей могильный смех.

И когда мрачные сгустки уплотнились, у одного из них глянули на земника знакомые стылые глаза - тот вовсе не удивился. Не было ни воли драться, ни сил кричать - просто гулко билось сердце, отдаваясь эхом во всем теле: бум... бум... бум...

- Ты... кто... такой?.. - пророкотал из-под капюшона сиплый голос.

И пригвоздил земника тяжелым взглядом, проникая в его мысли всё глубже и глубже, словно ощупывая их изнутри своими мерзкими ледяными скользкими щупальцами.

- Откуда у тебя это? - спросил жуткий голос, и Лиго вдруг показалось, будто в нем сквозит оттенок то ли презрения, то ли лютой ненависти.

Земник молчал, не в силах произнести хоть слово. А мрачный чужак нависал над ним огромной черной глыбой и выжигал дотла душу взглядом. Дыхание у земника перехватило - он судорожно попытался открыть рот, но так и не смог. Забился на земле в пронзившей всё его тело предсмертной боли.

Сердце дёрнулось в последний раз - и затихло обессиленной птицей...

И вдруг в голове земника пронесся тихий звон - и он внезапно увидел себя внизу, лежащим калачиком на земле, у ног этого страшного чужака с жутким бесцветным голосом. А затем душа его устремилась всё выше и выше - и полетела неизвестно куда.

Внизу мелькали знакомые и незнаемые земли, а будто сквозь них проносились дни и недели, заполняя сознание сменяющимися картинами каких-то событий.

Вот остров средь бурного синего моря, объятый пламенем ревущих пожарищ. И утлый челн, борющийся с волнами, в котором сидело двое. Затем дороги лесные и глухие чащобы - и стаи черных волколаков, преследующие по пятам. Бесконечные дни и бессонные ночи, стертые в кровь мозоли и саднящие раны, истощение сил и духа упадок. И лишь одна только мысль стучит в голове, продираясь сквозь намертво сжатые зубы - надо жить и дойти. Надо... надо... надо...

Или это не мысли вовсе? А что же тогда?

И вдруг земник понял, что не мысли это вовсе стучат в голове - это снова бьется его собственное сердце: надо жить... надо... надо... надо...

И барздук, очнувшись от нахлынувших на него видений, судорожно схватил ртом сырой туманный воздух. И это первый глоток, раздирая когтями его легкие в клочья и доводя до умопомрачительной боли, заставил открыть глаза и закричать.

И в этот миг вдруг рядом что-то оглушительно грохнуло, вспыхнула яркая вспышка - и поглотила в своем слепящем белом пламени таящиеся в тумане жуткие тени.

--------------------------

ГЛАВА 15

ЗАГОВОР

День, который для барона Конрада фон Кинбурга начинался совсем неплохо, таким и закончился, хотя оказался крайне сумбурным и довольно хлопотным.

Когда незадолго до рассвета консулу доложили, что далеко за полночь в Земьгород примчался княжеский гонец, Альгис Шварн - барон несказанно обрадовался: ибо весть эта, которую так спешно старался донести сюда, в эти глухие окраины, гонец Великого Князя, для него, Конрада фон Кинбурга новостью уже вовсе не была. И причем давно.

Барон выгнал слуг, запер двери и, проверив еще разок на надежность запоров плотно закрытые ставни окон, радостно потер руки и полез в тайник, находившийся в самом неожиданном для него месте - сразу под камином. Оттуда консул достал кованый тяжелый ларец, в котором хранились самые ценные для него, тайного орденского соглядатая, документы и письма.

Открыв узорчатую черную крышу, барон извлек из шкатулки давно припасенный пергаментный свиток. Письмо это, за подписью и личной печатью Великого Магистра Ордена Меченосцев, хранилось у барона уже давно - и тайно доставлено было загодя в Земьгород с одним из купеческих обозов. Самое интересное было то, что всё, описанное в этом свитке, было как будто вчера произошедшим - но консул твердо знал, что тем не менее письмо это было подготовлено изрядное время назад, когда Аркона стояла еще незыблемой твердыней среди моря. Но создатели письма как будто в воду глядели - и знали, что именно так всё и должно произойти. И когда спустя несколько дней после падения языческой святыни на Руяне барону сообщили об этом событии, он злорадно усмехнулся - и стал ждать. Потому что наставления, данные ему, были весьма четкие и недвусмысленные. А заключались они в том, что после получения этих известий нужно было ожидать прибытия в Земьгород княжеского гонца с этими же новостями - и лишь затем действовать: напроситься на прием к наместнику и передать это давно хранившееся письмо по горячим следам, усилив этим и так крайне удручающее известие о падении оплота волхвов в Свияжском море.

И, надо сказать, впечатление было произведено потрясающее - по крайней мере, как ни старался скрыть наместник бессонную и весьма тревожную ночь за маской нарочитого спокойствия и безразличия, появление у него барона в столь ранний утренний час с предложением от меченосцев о союзе и покровительстве, эффект произвело оглушительный. И вдобавок преследовало еще одну скрытую цель - внушить мысль о полнейшей осведомленности Ордена о всем, что происходит в окружении как наместника, так и самого Великого Князя, каким бы покровом тайны это ни обставлялось. Сама мысль о том, что у зловещего Ордена есть везде свои глаза и уши, и нет ничего, что можно было бы каким-либо образом от него скрыть, играла самим меченосцам как раз на руку - и была всегда частью их планов по разобщению и разложению изнутри их противников. Ибо, как говорили древние мудрецы, в здоровом теле - здравый дух. Но ежели этот самый дух сломить - то никакая уже телесная крепость помочь была не в состоянии тому, кто находится в подавленном состоянии. Этой коварной и подлой политики Орден придерживался всегда, тем самым напоминая паука, который осторожно заманивал в свою ловушку шмеля и, впрыснув в него порцию своего гнусного яда, тут же ретировался и затем уже на безопасном для себя расстоянии плел вокруг свои сети, спокойно дожидаясь, когда отрава подействует и сломит изнутри тело жертвы, и та в конце концов перестанет трепыхаться и полностью отдастся воле своего убийцы.

Ожегшись несколько раз в прямых столкновениях с войском Великого Княжества, которое оказалось значительно крепче, чем изначально предполагали меченосцы, Орден изменил свою тактику - и заключил мировое соглашение с Неманской Державой. Однако истинной целью этого договора был вовсе не мир - а возможность постоянных сношений с великокняжеским двором, не вызывая при этом никаких подозрений или обвинений во вмешательстве. А это означало для рыцарей прямой и легкий доступ к высокопоставленным сановникам Державы - и возможность воздействовать и влиять через них на жизнь страны. Вдохновленный ратной победой, Великий Князь Любарт не разгадал коварной хитрости своих врагов - и принял посольство от них как знак слабости Ордена и признания державных заслуг его, Великого Князя. А потому и охотно подписал мирный договор с Орденом - и тем самым собственноручно подписал приговор своей стране, сделав первый шаг в надежно расставленную ловушку.

А вслед за первым шагом последовали и другие. Через несколько лет меченосцы, действуя скрытно и крайне изощренно, продавили при дворе новое, выгодное для себя уложение - на этот раз уже торговое. Обставлено всё было чин по чину, не придерешься - и выходило на поверку так, будто бы выгода была в основном для самого Великого Княжества Неманского, а им меченосцам, чуть ли не сплошной убыток и разорение. И мало кто тогда задумывался - а почему, собственно, Орден так вдруг, ни с того, ни с сего изменил своей исконной волчьей хватке и стал так неистово набиваться если не в друзья, то уж в добрые соседи к Великому Княжеству, да еще и явно себе в ущерб? А если кто и задавался таким вопросом, то обычно вскоре почему-то бывал всеми осмеян и предан забвению.

На поверку всё шло хорошо и гладко. Выходило так, что будто бы вразумленный ратной доблестью неманских полков вражеский Орден якобы присмирел и сделал должные выводы - и превратился в весьма миролюбивого и покладистого соседа. Но так ли это было на самом деле?

Заключив после страшного для себя поражения в той самой битве на Семи Холмах мирный договор, меченосцы получили возможность держать постоянное посольство при дворе Великого Князя. И он немало бы удивился, узнай, кто вошел в его состав и чем на самом деле занимались эти послы. Прежде всего меченосцы начали закатывать пышные банкеты и роскошные пиршества в честь своих победителей (что было более чем странно) - и приглашать на них самые знатные неманские семейства. Простоватые, но весьма чванливые бояре и высокородная шляхта часто необдуманно и довольно наивно отвечали согласием на эти приглашения - и охотно посещали пиры у своих вчерашних врагов. Вдоволь накичившись друг перед дружкой и набахвалившись вволю перед устроителями этих торжеств, которые совсем не подавали виду и крайне благожелательно сносили все выходки своих гостей, неманская знать в конце концов неожиданно для себя начала обращать внимание и на то, что, оказывается, нравы и обычаи меченосцев также были весьма удивительны и заслуживали некоторого интереса. Выяснилось вдруг, что и манеры меченосцев были не так грубы, как у местных жителей - а намного учтивее и приятнее. И суждения их, основанные на знаниях об окружающем мире, были весьма любопытны, занимательны и многосторонни - а кругозор их был намного шире и гораздо богаче. И чем дольше появлялось таких сравнений - тем меньше они были в пользу неманских семейств. И вслед за этим нелицеприятным выводом исподволь стало вызревать желание стать такими же, как благородные рыцари - ну или хоть в чем-то походить на них. И вскоре, сама того не замечая, неманская знать понемногу стала перенимать привычки и манеры своих вчерашних врагов - а свои обычаи потихоньку предавать забвению и осмеянию.

Вначале дело было за малым. То один, то другой юный отпрыск знатного семейства станет кривиться, глядя на грубые привычки своих родителей за обеденным столом. "Фи, маман - как некрасиво! - брезгливо скажет такой юнец. - Поучитесь-ка лучше поведению за столом у господина орденского посла и его окружения из благородных рыцарей - что перед едой пальцы нужно изысканно обмакивать в воду и затем лишь слегка прикасаться ими к поданной салфетке, а не вытирать их остервенело о полотняный рушник, комкая его. И вообще, для всех подаваемых блюд есть свои столовые приборы - так что незачем хватать дичь руками и рвать ее, подобно жадному зверю. Ведь можно красиво отрезать себе небольшой кусочек ножом и деликатно съесть его. Мы же не грубые варвары какие-нибудь в конце концов!"

И затем, чтобы совсем уж не казаться дикарями и неотесанными чурбанами, такие отпрыски начнут потихоньку перенимать у своих новоявленных идолов не только манеры, но и разные чужоземные словечки, вворачивая их в свои напыщенные речи кстати и некстати. Затем уж и покрой предковской одежды, верой и правдой служивший не одному поколению, станет казаться таким юнцам слишком грубым и чересчур несуразным. "Это пусть мужланы из лесов и болот кутаются в свои длинные плащи, прикрывая ими свои зады - а нам такие нелепости ни к чему!" - говаривали друг другу юные фигляры. И вскоре с их легкой руки при дворе стали все щеголять в дурацких кургузых плащах, ни к чему совершенно не приспособленных. "И на что такое непотребство только нужно? Ни зад тебе ни прикрыть, ни закутаться толком, - поджимали плечами, удивляясь, люди постарше. - И на что только такая одежонка годна?". Но они со своими мнениями и взглядами, как оказалось, стали слишком патриархальными и оттого попросту смешными в глазах молодежи.

А затем не только манеры и покрой одежды начал вызывать неприятие и едкие колкости со стороны новомодных юнцов. Вскорости уже и сами родовые ценности и устои стали подвергаться сперва острожному сомнению в их верности, затем явному несогласию сними, а после и вовсе уж неприкрытым издевательствам и откровенным насмешкам. Во множестве расплодились вроде бы шуточные на первый взгляд истории, на самом деле довольно злобно высмеивающие героев старины и их подвиги. Да и сами эти поступки стали казаться не только нелепыми и ничтожными, но и свершено ненужными и даже совсем глупыми. И сколь противоположны им были в глазах молодежи в своем блеске величия и благородства деяния рыцарей Ордена Меченосцев, поражавшие своим изяществом манер и широтой мысли!

Родители сих знатных отпрысков, пропадавших на званых ужинах и пирах в орденском посольстве, и старавшихся так походить на своих новых наставников, только головами качали, думая, что это обычная юношеская блажь, которая попросту с возрастом выветрится из их голов.

Однако вслед за этими зелеными вьюношами уже и в среде знати постарше то тут, то там стали раздаваться пока еще робкие и тихие голоса, что, мол, у этих меченосцев есть все же чему поучиться и им, старшему поколению. Мол, и устройство державное у них получше будет, не в пример нашенскому, Неманскому, доставшемуся еще от дедов-прадедов, да и ратное дело поставлено у рыцарей верней и обстоятельней. "Как так? - удивлялись другие. - Ведь это мы же победили их тогда на Семи Холмах, наваляли по бокам за милую душу! Так чему же нам у них учиться-то?" Однако первые в ответ только махали руками и объясняли ту победу лишь чистой случайностью, и не более того. Мол, ежели б другой поворот событий, то быть бы уже нам битыми, а не им. И совершенно не хотели слушать других доводов, говоря, что благодарить судьбу мы все должны за то, что в итоге меченосцы проявили такое великодушие и благородство, заключив мир с Державой Неманской, и тем позволив ей прикоснуться к богатейшему наследию Ордена. Мол, крайне неблагоразумным и даже преступным было бы отвергнуть сей ценный дар.

Такие сперва тихие и немногочисленные голоса меж тем становились всё громче и громче, перерастая постепенно в недовольный ропот. Несогласие с державными устоями и нежелание более следовать предковской старине становилось модным и широко распространилось при дворе. А стареющий князь Любарт со своим окружением только диву давался происходящим в умах его подданных переменам. Однако власть его все еще по-прежнему крепка - и открыто противиться его воле желающих было мало. А потому и в Державе дела шли хоть и криво, всё хуже и хуже с каждым днем, но пока еще по-старому, по дедовским заветам и устоям.

Однако меченосцы, впрыснувшие свою отраву в умы придворной знати, ждать умели. И вили потихоньку свои сети дальше.

Следующим шагом со стороны кованых рыцарей было заключение торгового уложения, по которому купеческие ряды меченосцев появились чуть ли не во всех крупных городах неманских земель. А вместе с заморскими товарами и разными невиданными диковинами орденские купцы стали заводить и порядки, как при посольстве в стольном Ковень-граде. И через несколько лет уже немыслимо было себе представить любой уездный город без торговых рядов и увеселительных заведений иноземных купцов. Они поражали своим ладным устроением, порядком и чистотой, а с их ценами за товары и услуги тягаться местным купчинам было всё тяжелей и несподручней. Да и платили иностранцы своим работникам не в пример больше, переманивая к себе самых лучших- а потому и торговля шла у них бойчее и прибыльней. "Эхе-хе, - чесали головы бородатые неманские купцы, торговавшие по старинке прижимисто и осторожно, - эдак вскорости нас и вовсе эти ухари разорят! И куда только власть на местах смотрит?"

Но влсть на местах, увы, смотрела больше в свою собственную мошну - ибо подати чужаки платили исправно и, главное, не в пример много. А оттого и дорожила этими новыми купцами власть, берегла их - а своих купчин знай только укоряла в жадности да в неповоротливости. Баяли, правда, что от этих иноземцев иной городской управе не только подати в казну перепадали - а кое-что и еще. Но, как говорится, не пойман, не вор - а потому тут только догадки строить могли.

Вместе с иноземными купцами и их бойкими людишками, проникавших всё настырнее и наглее во все области жизни Державы Неманской, распространялась и их подлая незаметная отрава для разума. Молодежь ее охотно принимала, а старшее поколение только недоуменно разводило руками, не понимая, что же творится вокруг. Так бы и сошло всё с рук меченосцам, удачно заманивших в свои сети еще одну крупную добычу - но шмель не муха, может не только взбрыкнуть напоследок и разорвать опутавшие его сети, но также и смертельно ужалить в ответ.

И когда дни старого князя были уже сочтены, и новая партия, ратовавшая за меченосцев и состоявшая из их явных и неприкрытых сторонников, открыто и нагло рвалась к власти, произошло неожиданное. Незадолго до кончины Любарта вдруг один за одним разгорелись скандалы с участием многих высоких сановников из весьма знатных и родовитых семейств. То один, то другой такой чиновник были уличены не просто в подражательстве меченосцам - а в подлой измене на пользу зловещего Ордена. Один вельможа, не стесняясь, брал огромную мзду - за что проталкивал интересы иноземных купцов в ущерб своим, местным торговцам. Другой, как оказалось, плотно висел на крючке у псов-рыцарей за проделки своего весьма беспутного сынишки, и плясал оттого под их дуду, боясь быть разоблаченным и опозоренным. Третий и вовсе за свое сладострастие и любовь к широкой разгульной жизни влез в непомерные долги - и был чуть не в открытую помыкаем меченосцами, занимая при этом пост весьма высокий и ответственный. И таких случаев вдруг вскрылось не в пример много - и почему-то все сразу. Выяснилось неожиданно, что казна оказалась совершенно пустой и полностью разворованной, что устройство державное расшатано напрочь, а ратное дело приведено в вопиющую негодность. И что от полнейшего поражения перед Орденом его еще вчерашних победителей отделял буквально всего один шаг - ибо готовился новый мирный договор, по которому Великое Княжество должно было стать надежным союзником Ордена Меченосцев, а сама Держава наводнялась бы его войсками якобы для ее же собственной защиты, и советниками для проведения якобы так необходимых стране коренных изменений.

Однако чаяниям коварных меченосцев тогда сбыться было вовсе не суждено. Ибо в дело вмешалась еще одна сила, скрывавшая себя до поры до времени. И когда трон под умирающим князем зашатался, а знать была вся запугана нашумевшими скандалами и изменой, уже сам паук чуть не попал в заботливо расставленные для него сети.

Плотно обсев своими людьми стольный Ковень-град и запустив со временем свои щупальца во все вотчины Великого Княжества, меченосцы буквально за какой-то десяток-полтора лет полностью разложили изнутри огромную державу - и уже потирали свои руки в предвкушении богатой добычи, расставив везде свои капканы. Потому как по смерти Великого Князя Любарта его близкое окружение тут же подверглось бы гонениям и опале, а на его место был бы приведен один из сторонников нового договора, ввергавшего некогда могучую страну в лапы заморских хищников. И ежели б на шляхетских сборах не был бы избран основной кандидат, то остальные, следовавшие за ним претенденты, были такими же точно ставленниками и куклами всё той же партии измены, плотно обсевшей престол.

Однако неожиданно, как гром среди ясного неба, разгоревшиеся обвинения в умопомрачительном предательстве отчизны совершенно смутили всю неманскую шляхту. И в этом удушливом воздухе, плотно насыщенном ядовитыми испарениями всеобщей измены, повальной подозрительности и взаимного недоверия, неманская знать поддалась единственно верному в таких случаях чувству стадному чувству самосохранения. И, внезапно отвергнув всех предложенных кандидатов на престол, сделала ставку на одного из отпрысков старого князя, казалось, совершенно безвольного и нежелающего ничего менять. "Это-то уж точно за своими охотами да пирушками не будет ничего трогать, - рассуждала шляхта. - Как раз такой правитель нам и нужен - ни рыба ни мясо. Ну их в болото, всех этих орденских выкормышей с их не то изменениями, не то попросту изменой. Еще, чего доброго, своими преобразованиями и нас всех, родовую знать, выметут к чертовой бабушке!"

Так рассуждала шляхта, поддавшись стадному чувству. И неожиданно проголосовала за Ольгерда, одного из сыновей Любарта, сделав его Великим Князем и надеясь обрести хоть какой-то покой, не желая вовсе каких-либо потрясений в державном устройстве и уж тем более в своем собственном положении.

Избалованный, как думалось, с самого детства, Ольгерд, сроду не проявлявший никакого интереса к государственному делу, даже сначала запаниковавшим было меченосцам показался в итоге фигурой также вполне подходящей - и, в принципе, не такой уж плохой заменой их собственным ставленникам. Ведь сделать и этого безвольного князька таковым и полностью захомутать в свои сети, не представлялось им делом таким уж трудным. Однако когда на новоизбранного Великого князя возложили корону и он принес присягу на верность отечеству, за его троном меченосцы вдруг с ужасом для себя заметили тени волхвов. А сам Ольгерд внезапно проявил себя правителем решительным и одновременно мудрым в своих поступках. Ибо действовать ему надо было крайне осторожно - Держава была разложена и полностью разорена. Но, опираясь на волхвов, при помощи которых, как оказалось, он и пришел к власти, Ольгерд в первые, самые опасные годы провел страну буквально над краем пропасти. Самым главным для нового князя было несмотря ни на что сохранить мир со своим вековечным врагом - Орденом, не идя при этом ему на какие бы то ни было существенные уступки. Ибо любые из них мгновенно грозили потерей независимости - и полным поражением.

В первые годы меченосцы еще лелеяли мечту вернуть утраченные позиции, но новый князь, следуя советам волхвов, очень искусно и в то же время настойчиво расставлял везде своих верных людей. И, более того, постоянно менял их местами и должностями, не давая подолгу засиживаться на одном месте. И тем самым не давал возможности подобрать меченосцам ключики к ним.

И лишь когда спустя несколько лет Орден понял, что все его предыдущие усилия обернулись прахом, было уже поздно - Великое Княжество, некогда почти бескровно покоренное, полностью расстроенное и безвольно лежащее у их ног, каким-то непостижимым образом вдруг выскользнуло у них из когтистых цепких лап, и с каждым днем крепло всё больше и больше.

И именно потому взбешенные меченосцы, затаив черную ненависть, спустя некоторое время нанесли удар в самое сердце волхвов - и запылала тогда святая Аркона. А когда устои светлого мира затрещали по швам, коварные рыцари решили нанести еще один подлый удар - в Земиголье, где исстари жили последние союзники светлых сил, таинственные земники, или барздуки, издревняя волшебная нелюдь, наравне с великим дивами противостоявшие Злу с начала времен.

***

Кориат Довмонтович сразу не понравился барону Конраду фон Кинбургу. И дело здесь было вовсе не в том, что враг, в общем-то, и не должен тебе нравиться. Нет, просто за этой маской простодушного с виду и как будто бы недалекого вояки, коему полками командовать на параде, скрывался на самом деле очень хитрый и умный противник. А именно таких, чересчур умных врагов, в Ордене не любили особенно - и старались от таких избавляться в первую очередь.

Так и барон Конрад фон Кинбург, прибыв в Земиголье из Мальборка, столицы Ордена Меченосцев, и вручая верительные грамоты новому наместнику, сразу почуял неладное. И долго затем не мог избавиться от неприятного ощущения, так и не осознав до конца, что же больше его смутило - сам Кориат Довмонтович, или же его окружение, прибывшее вместе с ним из столицы в эту глухомань. Правда, хвала темным колдунам, защитникам Ордена, ни одного волхва в свите наместника не наблюдалось - и давало некоторые надежды, что с этим новым правителем глухого и дикого края удастся все-таки совладать. Потому что до этого сюда и соваться-то меченосцам было бесполезно - Земьгород походил больше на захудалую деревушку и насчитывал едва несколько сотен дворов, а предыдущий наместник только назывался таковым: и в самом крае полновластными хозяевами были барздуки, эти зловредные коротышки, вечно путавшиеся у Ордена под ногами. Даже тогда, в битве на Семи Холмах, закованные в броню клинья рыцарей без особого труда разметали бы рыхлые, хоть и людные дружины Великого Князя, не вмешайся в сражение те самые земники-бородачи. Их рать и не была так уж особо многочисленной - но скрывались они в лесу до последнего так умело и изощренно, и нанесли удар в тыл меченосцам так внезапно и сокрушительно, что разгром блистательного орденского войска стал, увы, неминуем - и был настолько неожиданным, как и гром средь бела дня.

Однако ни до той злополучной битвы на границе Холма и Дола, иначе Жемайтии, когда князю Любарту посчастливилось отстоять свои кордоны от меченосцев, ни после, Ордену так и не удавалось добраться каким-либо образом до барздуков. Край свой они защищали надежно, а чащобы и леса там были столь дремучие и глухие, что соваться туда с войском было равносильно погибели. И положение это стало меняться лишь с появлением в Земиголье людей. Однако пока людские поселения были крайне малочисленными, мечты прибрать эти дикие земли к своим рукам оставались для меченосцев все еще несбыточными. Ибо земник не человек - и подобрать ключик к его страстям лиходеям удавалось ой как редко. Барздуки, в отличие от нас, людей, происходили из колен тех первородных существ, души которых отличались полнотой и целостностью. И если уж их племя наравне с волшебным народом дивов изначально служило добру, то уж будьте уверены - ни на какое мало-мальское соглашение с кривдой оно не пойдет, хоть ты тресни. И склонить его на сторону зла не удастся никогда. В те давние времена, на заре рождения нашего мира, когда впервые взросло Вековечное Древо, создатель сущего, всевышний Святовит, именуемый также Вышнем, наградил свои самые первые творения многими из своих качеств. И эта искра божественной правды жила в тех первозданных народах до сих пор. И даже Черноголову, отпавшему от вышняя и ставшего его извечным коварным врагом, так и не удалось их обратить на свою сторону - чего не скажешь о нас, людях, испорченных творениях поздней поры.

Всё это знали исстари темные чародеи Ордена Меченосцев - а потому и вели борьбу против земников на их полное уничтожение везде, где только можно было. И лишь одному из племен тех стародавних карликов удалось в свое время ускользнуть из их цепких лап и затеряться в пуще Неманского края, став недосягаемыми на долгое время для мрачного Ордена. Кордоны свои на протяжении веков барздуки охраняли крепко, древние заветы свои блюли свято - и казалось, что добраться до них меченосцам будет возможно еще не скоро, если вообще это выйдет. Но тут, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Когда в Ордене осознали, что им в очередной раз не удалось совладать с Великим Княжеством Неманским - ни сперва ратною силою, ни затем коварным миром - и на трон сел ставленник волхвов Ольгерд, казалось, что все их усилия пошли прахом. Но тут открылась новая возможность - а именно прибрать к рукам то самое окраинное Земиголье и наконец-то разделаться-таки с ненавистным для меченосцев народом барздуков. Ибо Ольгерд, хоть и повел политику хитрую и крайне непредсказуемую, казалось, перемудрил в итоге самого себя, избавившись в конце концов от всех людей из близкого окружения своего отца - даже тех, многие из которых были самыми верными и последовательными врагами Ордена. Одним из таких и был Бут, с почетом отправленный (а, если смотреть правде в глаза, то попросту изгнанный) в качестве наместника в глухой дикий край, вотчину земников. А вместе с Кориатом Довмонтовичем туда, в далекое и ранее недоступное Земиголье, потянулись на поселения его люди - много людей, которые ехали туда осесть навсегда.

И когда за несколько лет дремучий некогда край стал понемногу преображаться и заселяться людьми, у меченосцев вызрел новый коварный план - найти доступ к сердцам поселенцев, переманить их тем или иным образом на свою сторону (а если не получится, то склонить насильно), и разделаться наконец-то с земниками, загнав их на погибель в топи и болота. Или, на худой конец, полностью вытеснив их из Неманских земель куда-нибудь дальше, в неведомые глухомани Великолесья. И затем попытаться снова - на этот раз уже окончательно - полностью решить вопрос с Великим Княжеством, лишенным своих самых верных союзников, завоевав и уничтожив его.

А потому, когда Земьгород буквально не по дням, а по часам стал разрастаться вширь, когда под стук топоров в Земиголье потянулись купеческие обозы, меченосцы тут же попытались наложить руку и на этот промысел, подмяв его под себя. И именно тогда в столице края появились, согласно мирному уложению, торговые ряды купцов из Ордена - а под видом торгового консула в Земьгород прибыл один из самых коварных лазутчиков меченосцев, рыцарский командор, комтур (т.е. властитель) имения и замка Кинбург, барон Конрад, скрывая свою настоящую сущность и подлинные цели под напускной маской лукавого, но простоватого купца.

Однако в свою самую первую встречу с наместником, Конрад фон Кинбург отметил то неприятное чувство опасности, которое никогда не подводило его. А потому он сразу почуял в пытавшемся казаться намного проще, чем он есть на самом деле, Кориате Буте весьма опытного и крайне опасного соперника.

И не ошибся.

Игра в кошки-мышки, начавшаяся с самых первых дней, очень быстро стала настолько запутанной и так усложнилась, что вскоре уже было и вовсе не понять, кто же за кем в итоге охотится - и кто кого выслеживает. Буквально с первых же шагов охрана барона выявила за собой топтунов наместника - однако было непонятно, чего в этом было больше: мастерства слежки той или же другой стороны. Кто кому дал понять, что шутить здесь не надо, было неясно - то ли люди барона, которые так быстро выявили хвост, то ли наоборот, тайная стража наместника, которая сама таким вот ненавязчивым образом осторожно проявила себя, красиво и деликатно намекнув о своем существовании. А дальше - больше. И уже через несколько дней, когда люди барона практически везде натыкались на мягкое, но настойчивое противодействие, Конрад фон Кинбург понял, что его противник - враг очень умелый, и обладает умом весьма гибким и решительным, чем опасен вдвойне.

Но разница была в том, что наместник, хоть и играл на своей земле. В отличие от барона, Кориату Буту все же противостоял не сам по себе торговый консул - а почти вся мощь мрачного лиходейского Ордена меченосцев с его вековым коварством и жестокой изощренностью. А потому и барон, дав наместнику переиграть себя в малом, осторожно и настойчиво готовил свою ловушку, дабы одержать победу в гораздо большем.

Тот самый час пробил, когда Аркону, эту цитадель ненавистных волхвов, взяло и разрушило объединенное войско Ордена и его верных союзников данов. И с этого самого времени капкан для Земиголья был взведен и силки расставлены - готовая западня ждала свою жертву. Потому что впереди был Янов день, на который старейшины всех барздуков собирались в окрестностях Земьгорода, в священной дубовой роще, на свой ежегодный Вечевой Сбор. И именно к этой дате барон приготовил для них свой зловещий сюрприз, решив одним махом разрубить опостылевший для меченосцев узел забот, связанный как с народом земников, так и с новым наместником Земиголья, вечно путавшимся под ногами.

Однако не всё пошло так, как того хотелось барону. Что-то не клеилось в этой так заботливо выписанной картине действий - и Конрад фон Кинбург чувствовал это всей своей шкурой. Но что именно было не так - понять до сих пор не мог.

Наступил вечер. Барон стоял у единственного открытого окна и мрачно смотрел на сгущающиеся сумерки - и на тучи шумного крикливого воронья, кружившегося над городом, словно предрекая ему сплошные несчастья. Консул криво улыбнулся, думая о том, что в смекалке и догадливости наместнику всё же не откажешь - но увы, мера эта, хоть и была хороша и подрубила крылья доставке донесений из ордена барону и наоборот, была слишком запоздалой и не могла решить уже ровным счетом ничего. Капкан был готов - и ждал своего часа, чтобы захлопнуться.

Барон Конрад фон Кинбург зловеще ухмыльнулся - и подбросил на ладони золотой перстень со старинными рунными знаками. Тот самый, который видел Лиго на руке у Велемира.

--------------------------

ГЛАВА 16

ПРОБУЖДЕНИЕ

Когда Лиго открыл глаза, было уже далеко за полдень. День стоял ясный и жаркий - и его бойкий шум то усиливался, то ослабевал, доносясь со всех сторон.

Земник слабо застонал.

"Где я? Что я?" - подумал Лиго и с трудом открыл глаза. Прямо над ним, уходя на пару-тройку аршинов вверх, заканчивался острым конусом небесный свод с вышитыми на нем яркими звездами, солнцем и луной одновременно, мерно пошевеливавшихся от легкого ветра.

Некоторое время Лиго непонимающе смотрел затуманенным взором на этот почему-то сузившийся до соль ничтожных размеров некогда огромный мир, пока до его проясняющегося сознания с трудом не достучалась мысль, что это - и не небо вовсе, и мир также не так уж и мал. А что лежит он на походной кровати в большом шатре из плотной синей ткани, украшенной изнутри вышитыми изображениями неба и разных светил.

- Слава могучим богам! Вы живы, сударь! - радостно воскликнул кто-то рядом до боли знакомым голосом.

Лиго с трудом повернул голову - и увидел сияющее от счастья лицо Прока Пеколса с вечно взъерошенными волосами.

- Как вы, сударь? - спросил старый слуга и, подойдя поближе, осторожно поправил подушки под головою Лиго.

Лиго медленно облизнул пересохшие губы и еле слышно попросил:

- Пить...

- Да-да, сударь, сейчас же! - поспешно закивал Пеколс и поднес к его губам носик медного чайника.

Но, едва глотнув, Лиго тут же закашлялся - обжигающая терпкая густая жидкость резанула горло.

- Что... это... за... дрянь? - откашливаясь, тихо спросил Лиго: свод шатра над его головой поплыл из-за выступивших на глазах слез. - Дай лучше в-воды...

- Воды? - захлопал ресницами Пеколс, и тут же замотал головой: - Нет, воды я вам не дам, сударь! Приказано поить вас вот этим - чтобы быстрее поставить на ноги!

Лиго попытался было приподнять голову и осмотреться - но сил еще не хватало и он снова тяжело откинулся на подушки.

"Что за чертовщина? - подумал он. - Кем это еще приказано не давать воды? И где я вообще нахожусь?"

Лиго недовольно покосился на Пеколса. Тот стоял рядом, радостно улыбаясь - и в то же самое время с самым заботливым выражением своего простодушного лица, готовый в любой момент исполнить любую же прихоть своего хозяина.

- Вы лежите покамест, сударь, не разговаривайте, - сказал Пеколс. - Вам еще сил набраться надо - успеете еще поговорить!

Лиго сомкнул глаза. Голова все еще шумела, дико болела грудь и помятые ребра, а во всем теле чувствовалась опустошающая слабость. Но, странное дело, глоток выпитой обжигающей жидкости, оставившей свой терпкий привкус на растрескавшихся губах, делал свое удивительное дело - слабое пульсирующее тепло успокаивающе разливалось по телу, капля за каплей насыщая его жизненной силой.

- Сударь, может, еще глоточек? - проворковал Пеколс, нагнувшись над головой своего хозяина.

Лиго, приоткрыв глаза, кивнул. Пеколс снова поднес к его рту старый медный чайник.

Закашлявшись снова, Лиго слабо улыбнулся:

- Спасибо, Прок...

- Ну что вы, сударь, - только и смог сказать тот - и тут же поспешно отвернулся, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.

Странный обжигающий напиток делал свое дело - по телу молодого земника разносился он тысячей мелких иголочек, покалывающих то тут, то там. В голове постепенно прояснялось, и мысли стали выстраиваться в четкий стройный порядок, выбираясь из вязкой липкой путаницы забытья. И когда последние клочья тумана беспамятства растаяли, на земника хлынули воспоминания прошедшей ночи.

Он вспомнил, как его помчал взбесившийся лошак, как летел он на нем незнакомыми переулками чужого города, не разбирая дороги. Вспомнил тот злополучный тупик - и своё падение в куст чертополоха. А затем... А затем, вдруг облившись холодным липким потом, вспомнил появление тех. И особенно той тени чужака со страшным голосом, что так выморозил своими ледяными звуками всю его душу. Вспомнил и то, как корчился от адской боли у ног жестокого незнакомца - и свои видения за мгновение до собственной смерти. И в этот миг Лиго вдруг громко вскрикнул - и вскочил на своих подушках: откуда только и силы-то взялись.

- Что такое, сударь? - в испуге закричал Пеколс и, уронив свой медный чайник, бросился к своему хозяину.

Лиго сидел с широко раскрытыми и ничего не видящими глазами - сердце его так сильно билось в груди израненной птицей, что грозило вот-вот вырваться из этой тесной клетки.

- Где заколка? - вдруг жестким голосом спросил Лиго, схватившись за грудь.

И, не найдя ее там, страшно закричал:

- Где она?!

Пеколс в ужасе схватил его и прижал к себе - но Лиго оттолкнул его с небывалой силой и стал судорожно шарить руками вокруг, ощупывая свою постель.

И в этот миг на крик Лиго кто-то откликнулся - полог шатра широко распахнулся, и внутрь ворвался ослепительный солнечный свет и дневной гомон большого лагеря. Оба земника на мгновение зажмурились - а когда открыли глаза, то увидели, что свет на секунду померк и снова прояснился: высокая статная фигура переступила порог.

- Что случилось, мальчик мой? - спросил густой сочный голос, вселяя спокойствие и изгоняя все страхи.

От звука этого мелодичного глубокого голоса пережитый только что ужас стал быстро отступать - даже сердце у Лиго забилось медленнее и спокойнее.

- Где заколка? - вновь упрямо спросил земник.

- Не беспокойся, Лиго, всё в порядке, - ответил ему тот же голос, - лежит она с тобою рядом, мальчик мой.

И у Лиго в этот миг словно пелена спала с глаз - он увидел рядом с собой, у подушек, маленький кожаный чехол. Быстро схватив его, земник посмотрел внутрь - там огнисто и таинственно мерцала та самая загадочная заколка. И как только Лиго прикоснулся к ней, то сразу же почувствовал то самое знакомее целительное тепло, пробежавшее по его пальцам вверх, к локтю, а оттуда прямиком к сердцу, окончательно успокаивая его и растапливая в нем остатки ледяных игл, возвращая утраченные силы.

- Да, мальчик мой, она тебе нужна сейчас, - мягко произнес тот самый голос, знакомый настолько, что сердце вдруг ёкнуло в груди.

Лиго вскинул взгляд - и его глаза широко распахнулись от внезапно нахлынувших чувств. Эта высокая статная фигура, этот густой сочный голос, эта незабываемая старинная манера говорить стихами, как волхвы-вайделоты, могли принадлежать только одному человеку!

- Владыка Куреяс!!! - радостно закричал Лиго. - Это вы?!

И попытался вскочить с постели.

- Лежи, мой мальчик, набраться сил тебе пока необходимо, - сказал Куреяс, владыка вайделотской школы в Вольно-граде, и мягко, но настойчиво снова уложил земника на подушки. - Покой и сон - вот снадобья для исцеленья!

Старый волхв стоял, высокий и статный, с огромной окладистой седой бородой, в темном синем плаще с рассеянными по нему мелкими звездами, и в широкополой островерхой шляпе с большой серебряной пряжкой.

- Да, это я, мой мальчик, - улыбнулся в густую бороду Куреяс, владыка храма. - Поди, не ожидал меня увидеть снова? По правде говоря, и я не чаял этой встречи - и скоро так причем.

И, прислонив к изголовью кровати свой витиеватый изогнутый посох вайделота, испещренный старинными колдовскими знаками, сел рядом на стоявший у постели высокий резной стул.

Заметив внизу, под ногами, натёкшую лужицу темной густой жидкости из оброненного медного чайника, волхв грозно сдвинул брови и сурово покосился на Пеколса, зацокав языком.

- Я - что? Я - сию минуту, сударь! - пролепетал тот и опрометью бросился убирать.

Затем, более уже не обращая внимания на слугу, волхв посмотрел на молодого земника.

- Я вижу, тебе лучше стало, - сказал вайделот и улыбнулся. - Настойка корня огнецвета знай дело делает своё!

Тут он вновь глянул на Пеколса и заметил:

- Особенно, если ее не разливать напрасно. Не так ли, Прок?

Старый земник обмер - но, увидев в глазах волхва веселую искорку, облегченно выдохнул.

- Ты вот что, Прок, - снова сказал вайделот. - Ступай пока - с хозяином твоим потолковать нам надо срочно.

И слегка махнул рукой.

А когда полог шатра за слугой закрылся, волхв обернулся к Лиго:

- Ну, мальчик мой, поскольку, как я вижу, тебе уж стало лучше, серьезно мы должны поговорить. И многое тебе придется мне поведать - хотя за это время, что ты лежал в бреду, слугу я твоего вопросами донял немало и вызнал всё, что только смог. Грозился даже жабой пустить его по свету, если он, не дай господь, попробует забыть хотя бы безделицу за всё то время, как ты покинул стены храма. Устал порядком я и слишком волновался, заботясь о тебе в последние три дня.

- Последние три дня? - изумился Лиго. - Так сколько же я здесь пробыл?

- Я ж говорю - последние три дня и страшные три ночи, которые тянулись как три года для меня, - ответил волхв.

Легкая тень набежала на лицо Лиго - он снова привстал на подушках и с дрожью в голосе спросил:

- Так это вам, сударь, я обязан своим спасением?

И склонил голову в знак признательности.

- Ну что ты, мальчик мой, - улыбнулся старый волхв. - И да, и нет. Я подоспел лишь вовремя сюда, чтоб вытащить тебя оттуда, где вечно княжит сумрак и покой. Но если бы не оберег твой, дар Велемира, то даже я боюсь загадывать, что было бы с тобой. Спасли тебя твоя заколка - и мой старинный друг, который-то и вырвал твою душу из лап врагов.

- Так значит, это был Велемир? - радостно вскинулся Лиго. - Это он меня тогда спас?

Но лицо вайделота вдруг посуровело - лоб прорезали глубокие мрачные морщины. Куреяс положил свою ладонь на руку Лиго и тихо сказал:

- Крепись, мой мальчик, Велемир погиб... Мы больше не узрим его...

В шатре на минуту воцарилась гнетущая тишина.

- Так он... погиб тогда? - срывающимся голосом прошептал Лиго: на глазах его блестели слезы.

- Увы, мой мальчик, - кивнул вайделот. - Но - не тогда. А раньше - и не здесь.

Лиго посмотрел на волхва:

- Что это значит, сударь?

- А спас тебя, мой мальчик, тоже друг мой - но с ним тебя я познакомлю позже. Великий витязь он - и сильный чародей. Не подоспей он вовремя - как знать, как повернулась бы судьба? Ведь это он и разогнал те тени, что обступили, мучая, тебя.

- А кто это были? - дрожащим голосом тихо спросил Лиго.

- Это были навьи, - мрачно сказал волхв., - ожившие умертвия, исчадия из ада. Ты, мальчик мой, лишь чудом спасся из их лап - а это, уж поверь, случается нечасто.

- Навьи? - в ужасе повторил Лиго - и в сердце снова вонзились сотни холодных иголок разъедающего страха.

- Да, навьи, - сказал вайделот, - будь проклято их имя! Ведь именно они и погубили Велемира - он пал от их жестоких рук.

- Но... Но как же так? - не унимался земник. - Этого не может быть! Кто я такой? И Велемир!

И Лиго замотал головой.

- Увы, мы хоть волхвы и можем предугадывать судьбу - но изменить ее не в силах, - сказал владыка. - Судьба в руках богов. Им было так угодно, чтоб он нашел свою погибель в наших землях - а спасся из Арконы!

- Из Арконы? - глаза земника от удивления широко раскрылись.

- Да, мальчик мой, из гибнущей Арконы,- ответил Куреяс. - Он был из тех волхвов, что избежал своей судьбы в пылающем Руяне - но лишь затем, чтобы погибнуть здесь.

- Так это значит, в том страшном сне, когда я умирал под ногами вражьих теней, я видел Велемира и его путь из Арконы? - воскликнул Лиго.

- Что за сон? - вскинулся Куреяс. - Поведай мне его!

И Лиго, борясь с пережитым ужасом, рассказал волхву свое видение.

Тот помолчал немного, пожевал губами, склонив в задумчивости голову.

- Так-так-так, вот истинное чудо! - наконец сказал вайделот. - Увидел путь ты Велемира. А знаешь ли, куда стремился он? Зачем спасался из Арконы? Что ведомо тебе про это, мальчик мой?

- Нет, сударь, ничего, - пожал плечами Лиго.

- Виденье то навеяно заколкой было! Она спасла тебя - а он спасал ее! - в друг повысил голос Куреяс. - Заколка эта - древний оберег из храма, служителем которого был Велемир. Стремился он ко мне - на встречу с давним другом, чтоб передать ему тот древний оберег. Но... не дошел. Судьбе угодно было, чтоб повстречал тебя он в пуще той лесной. Завидев на твоей руке знак вайделота, кольцо спудея нашей школы, тебе он передал бесценный дар - чтоб не достался он врагу. И сам ушел в лесные дебри, уодя погоню - себе на гибель. Но главное, что оберег спасен - ценою жизни Велемира. Дар Святовита снова с нами, а значит, участь зла предрешена - конечно, если ноша эта посильной будет для тебя.

И Куреяс сурово посмотрел на Лиго.

Тот сидел, съежившись на постели - и ничего совершенно не понимая.

- Но... Но я не волхв пока, владыка, - пролепетал Лиго. - Такая ноша едва ли будет подъемной для меня...

- Заколка выбрала тебя - и точка! - жестко отрезал вайделот. - Ты спас ее, она спасла тебя. Поверь, что к недостойному она бы не попала. И Велемир знал то, что недоступно нам - а потому тебе и отдал оберег. Видения твои - часть силы Велемира. И более того - часть древней силы Святовита, которая сама вершит судьбу. Ты избран ею, пусть и на краткий миг, а потому тебе не должно пререкаться. Лежи и спи - твою судьбу решим мы завтра, после Вечевого Сбора.

И волхв резко встал, сверкнув глазами.

- Но, сударь, - воскликнул Лиго, - погодите!

- Что еще, мой мальчик?

- Ведь вы хотели услыхать всё остальное, - сказал земник.

- Достаточно я слышал на сегодня для раздумий,- ответил вайделот. - Всё остальное я узнал от Прока - а также от тебя, когда ты бормотал в бреду.

- Постойте, сударь, - снова взмолился Лиго.

- Ну что еще такое? - нетерпеливо спросил волхв.

- Скажите хотя бы, кто меня спас тогда ночью от... - тут Лиго запнулся и через силу вымолвил: - ...от тех навий?

- Кто спас тебя, мой мальчик? - улыбнулся владыка. - О, это тот, кто должен был нести тот оберег, пока не помешали злые силы. Он - витязь с юга, светлый чародей, друг Велемира, мой знакомец.

И, повернувшись, устремился к выходу.

- Но имя! Имя-то у него хоть есть? - крикнул Лиго в спину волхву.

Тот на миг остановился, замер, и, полуобернувшись, весело сказал:

- Я попрошу, чтоб навестил тебя он, непоседа. Имен и прозвищ много у него. Не знаю я, каким тебе его представить - пусть лучше сам тебе он назовется, когда придет. Его узнаешь сразу - лишь наберись терпенья, мальчик мой, лежи и отдыхай.

И стремительно вышел вон - только тяжелый полог слегка раскачивался за ним.

Лиго в отчаянии откинулся на подушки, стукнув от своего полного бессилия кулаком в постель.

"Да что же это такое? Что еще за тайна такая?" - зло подумал он.

***

Спустя некоторое время полог шатра отодвинулся - и внутрь всунулась лохматая голова Пеколса.

- Как вы, сударь? - спросил Прок. - Я войду?

- Валяй, - устало махнул рукой Лиго, кусая губы.

Прок бойко прошмыгнул в средину.

- Пить хотите, сударь? - спросил слуга, указывая на чайник. - там еще осталось немного этого зелья, не всё разлилось по полу.

- Нет, в другой раз, - мотнул головой Лиго.

- Зря, сударь, - сказал Пеколс. - Больно забористая штука - надо бы выведать точный состав у владыки.

- Что? - быстро посмотрел на него Лиго и вдруг улыбнулся: - Ах ты, плут! Ты уже успел приложиться к этому зелью?

И рассмеялся.

- Что вы, сударь, - покраснел Прок. - Всего лишь один глоток - надо же знать, чем велел вас поить владыка Куреяс.

- Да он же сказал тебе - настойка огнецвета. Сам, поди, ведь слышал.

- Ну, настойка, не настойка - а там ведь еще и другие травы были. Я сам видел, как владыка туда их добавлял, - сказал прок. - Всё ж для науки интересно!

- Для какой такой науки? - подмигнул ему Лиго. - Для этой твоей алхимии? Тут вон какая каша заваривается - а ты всё об ней хлопочешь, Прок. Слышал ведь, наверное, наш разговор с владыкой?

- Нам, сударь, подслушивать не велено, - замотал головой Прок. - Владыка обещал за то меня в жабу превратить.

Ой ли, Пеколс, - заговорщицки глянул на него Лиго. - разве можно поверить, что ты в нашу беседу не воткнул свой любопытный нос?

Пеколс снова густо покраснел.

- Ну, разве что самую малость, - буркнул он, и тут же добавил: - И всё равно ведь ничегошеньки непонятно было - поди его разбери, этого владыку Куреяса с его витиеватым слогом! Только голова кругом идет от этих стихов.

- Что верно, то верно - голова действительно кружится, - кивнул Лиго. - Но не от слабости, а от всего того, что происходит нынче. Как, кстати, я попал сюда? И что это за место?

И Лиго обвел рукой вокруг.

- Ну, сударь, когда вас конь понёс-то, - прокашлялся Прок, - мы уж с сударем Мартином думали всё, конец и вам, и нам. Вы голову себе свернете где-нибудь на этом бешеном лошаке - а нам за то батюшка воевода самим головы пооткручивает. Но делать-то нечего было - мы сразу и кинулись вслед за вами.

- И что?

- А ничего - успели, как говорится, к самому шапочному разбору. Когда нам навстречу шарахнулся этот ваш ополоумевший лошак, будь он неладен, мы сразу же смекнули, что вы где-то уже неподалеку находитесь. Да только чуть дальше сунулись - и почти как ватные стали. Мы стоим с Мартином, переглядываемся, и ничего не понимаем - шагу ступить не можем! А тут вдруг ни с того, ни с сего страх такой накатил - аж душа в пятки ушла. И под нами наши лошади тоже как давай брыкаться и фыркать - насилу их успокоили. Но дальше и они - ни на шаг, хоть ты режь их.

Тут Прок кашлянул и продолжил снова:

- Спешились мы тогда, привязали коней к первому столбу - и вперед, туда, откуда жуть та самая исходила волнами. Глядь в тот переулок - а там темно, ни зги не видать! А вокруг-то - еще только сумерки еле-еле начинались, хорошо видать всё вокруг. Мы смотрим туда, а там - эти чужаки, что в корчме сидели, во как! И жуть такая замогильная от них идет, аж сердце заходится - мы и шагу-то сделать не можем больше вперед.

Пеколс замолчал.

- Дальше-то что? - поторопил его в нетерпении Лиго.

- Ну, тут-то всё и произошло, - ответил слуга. - Склонились они над вами - и вы вдруг как закричите! Мы аж похолодели. И тут - бах, трах! - гром и молния, треск и вспышка! Чуть не ослепли мы с Мартином. И, откуда ни возьмись, всадник этот на белом коне - прям в гущу этих теней рванулся. И саблей туда-сюда, как молнией, сверкнул - только чирк-чирк - вмиг всех порубал. Не знаю, куда и делись тени эти - завыли вдруг страшно из-под своих черных капюшонов, и сгинули неведомо куда - только плащи ихние на землю попадали бесплотно. А этот всадник подхватил вас, глянул на нас грозно и говорит: "Что ж вы, олухи и ротозеи, хозяина-то своего не уберегли? Ну, слава богам, хоть жив он остался - насилу успел его спасти!" А мы что? Только рты от изумления пооткрывали - так всё быстро произошло.

- И? - снова нетерпеливо спросил Лиго.

- А затем всадник этот сказал что-то спутнику своему, соколу, что кружился рядом - тот и улетел куда-то. А нас затем спрашивает: "Это ваш лагерь там стоит у дубовой рощи на окраине Синелесья?" Мы отвечаем: "Да, наш". "Ну, - говорит, - езжайте туда, да побыстрей. Там и меня с вашим хозяином сыщете!" И поскакал - да так, что исчез в один миг. Ну а мы следом заторопились, покудова городские еще не заперли. Да только там...

И Пеколс немного замялся.

- Ну? Что? - одернул его Лиго.

- Да только в воротах мы и наткнулись и на батюшку воеводу, и на дядюшку вашего. Они в аккурат от наместника возвращались. Ох и устроили они нам взбучку - да еще какую! И за отлучку самовольную, и за вино - а когда узнали, что за переполох с вами случился, то я уж думал, мы и вовсе не жильцы с Мартином будем - сгноят, как пить дать сгноят! А тут еще как про вас подумаем - так и вовсе выть хочется!

- Ну и мастак ты рассказывать, - хохотнул Лиго. - Дальше-то что было? Откуда владыка Куреяс взялся? Так это он все-таки спас меня?

- Нет. Сударь, не он, - сказал Пеколс. - Куреяс позже объявился, когда вы в беспамятстве и бреду у костра в лагере лежали. И всадник этот вокруг вас всё хлопотал, не отходя ни на шаг. А тут сокол этот снова прилетел, и за ним следом прискакал уже и владыка Куреяс - и сразу к вам. Вот вдвоем они вас с этим всадником до утра и выходили - а в лагере никто так и глаз не сомкнул. Утром уже слуги Куреясовы подоспели со своим обозом, шатер вот его походный привезли, да и разбили здесь - в него вас и перенесли. Меня же владыка забрал от воеводы и дядюшки вашего - сказал, что сам с меня семь шкур спустит, ежели я от вас хоть на шаг отойду. Только зря это он так сказал - куда ж я без вас-то, сударь? А вот Мартина жаль - страшно даже подумать, что с ним воевода сделает. И Сухан тоже ходит, как побитая собака - себя винит во всем.

- Ну, я и сам-то хорош тоже - нечего другим себя винить, - сказал Лиго. - Ведь это ж я вас задержал в корчме, настоял остаться подольше. Вот и влипли в историю эту с чужаками. Раньше надо было убираться оттуда - и не было бы ничего!

- Это как знать, сударь, - неопределенно ответил Пеколс. - Как-то оно всё так завертелось, что уже и не поймешь, что к чему. Не заплутай мы тогда с вами в лесу - не было бы и неприятностей в корчме. Эвон как те чужаки на подарок-то этот ваш пялились - из-за него-то и весь сыр-бор! Предупреждал я вас ведь тогда, что опасно встревать в дела волхвов - и ведь не зря же!

- Да что ты, Прок! - рассмеялся Лиго. - Я ведь и сам-то на волхва-вайделота учился! Забыл что ли?

- Ну, учились, да не доучились, и слава богам! - сказал Пеколс. - Лучше вот на себя посмотрите-ка - еле-еле живы остались-то. Опасная эта штука, волшба - костей не соберешь.

- Ладно, прок, ты не умничай, - сердито отрезал Лиго. - Остался ведь жив - что же еще? Давай-ка лучше дальше выкладывай, что было-то.

- А дальше, сударь, почитай что уже ничего особливого и не было, - пожал плечами слуга. - Вы еще целый день затем в бреду метались, пока владыка Куреяс травы этой, огнецвета дикого, не достал где-то. Ну, меня еще он застращал, выпытывая, что да как было с момента нашего отъезда из храма. Да как глянет в душу своими глазищами-то - аж муторно становится, не по себе. И захочешь - а ничего не скроешь. И Мартина, как я понял, он тоже умучил своими расспросами. Всё-всё вызнал, что делали, где были - вплоть до минутки самой последней. Пожалуй, что и всё, сударь.

И Пеколс развел руками.

- Да-а-а, дела, - протянул Лиго. - А остальные роды собрались уже на Вечевой Сбор?

- Да, сударь, уже все прибыли - только и судачат, что о вас.

- Вот те на! - удивился Лиго. - А я-то при чем?

- Ну как же, сударь? - сказал Пеколс. - тут из-за вас такой переполох в Земьгороде поднялся, что ой-ой-ой! Наместник, как узнал, что на вас навьи ожившие, будь они неладны, напали - так всех на уши поднял. А тут еще и владыка Куреяс за вами хлопочет - наотрез отказался к наместнику в город перебраться. И всадник этот тоже туда-сюда снует - меж Земьгородом и нами, и всё о вашем здоровье справляется. Даже наместник вместе с ним самолично приезжал, проведывал - только вы еще в беспамятстве были, сударь. Пошептались они там что-то между собой - наместник и уехал к себе затем. Так что вы, сударь, теперь в своем роде знаменитость - во как!

- Да уж, - кисло улыбнулся Лиго. - Дела - так дела. Только ты-то хоть можешь сказать мне, Прок, кто таков этот мой загадочный спаситель? И как его звать-величать?

Но Пеколс вдруг замялся и потупил глаза.

- Не могу, сударь, - промямлил он.

- Это еще почему? - удивился Лиго.

- Он мне приказал строго-настрого держать язык за зубами...

- Кто? Всадник этот?

- Нет, сударь, владыка Куреяс, - сказал Пеколс.

- Да что такое, в конце-то концов?! - возмутился Лиго. - Почему это ты не можешь мне назвать его имя?

- Потому что владыка пообещал меня... - тут голос Пеколса стал совсем еле слышным и перешел на шепот, - ...превратить в камень или слизняка.

Лиго горько расхохотался.

- Что, его имя так таинственно, что даже нельзя произнести вслух? - вскричал он. - Все его знают, все его видели - и что? Что тут такого, ежели я узнаю его имя?

- Владыка сказал, чтобы вы не волновались преждевременно, - испуганно сказал Прок. - Ибо это может сильно навредить вашему выздоровлению.

- Какая чушь! - воскликнул Лиго. - Куда уж больше моему здоровью, особенно душевному, навредит вот этот вот дурацкий и никому не нужный покров тайны!

И сердито добавил:

- Смотри, Прок, если ты мне сейчас же не скажешь его имя, я встану и пойду узнавать его сам! А не хватит сил дойти - поползу. И пусть тебя за это превращают хоть в камень, хоть в скользкую жабу!

И Лиго в подтверждение своих слов откинул одеяло и свесил ноги с постели - в твердом намерении исполнить свою угрозу.

Пеколс испуганно подскочил к нему и, оглядываясь по сторонам, горячо зашептал:

- Я скажу вам, скажу, сударь... Только, ради всех богов, ложитесь обратно!

И, склонившись к самому уху своего хозяина, что-то быстро проговорил одними только губами, почти беззвучно.

- Что-о-о?! - вскричал Лиго. - Это правда?

Пеколс утвердительно затряс головой.

- Истинная правда, сударь, - торопливо проговорил он.

- Не может быть... - прошептал Лиго и откинулся на подушки.

Но затем, внезапно вскочив, громко воскликнул:

- Боже мой! Его зовут Мамай! Сам чародей Мамай!

И снова упал без чувств на постель.

--------------------------

ГЛАВА 17

МАМАЙ

В те давние времена Лихолетья, о которых у нас, собственно, и речь, колдуны, волхвы и прочие чародеи не были вовсе такой уж невидалью. Издревняя предвечная сила, данная Вышнем Святовитом на заре времен и прозванная впоследствии волшбою, была еще щедро разлита по всей нашей земле. А потому и находилось немало разного ученого люду, который искал и собирал ее, и применял во благо весьма успешно, уподобляясь в том малом своему всевышнему творцу Сварогу. Однако отпавший от него извечный искуситель умудрился напитать своим коварным ядом силу ту издревнюю, извратив и загрязнив ее - и все, кто прикасался к ней, тот час же попадали под ее отраву. А потому с тех самых времен и стали требоваться величайшая осторожность и высочайшее искусство в обучении тому исконному знанию и той предвечной силе, чтоб не попасть под чары Морока Черноголова, под его темное обольщение духа и сердца, ведущих по тропе лихоимства к полному перерождению в облике зла.

Так и повелось с той древней поры, что силе этой стали обучать лишь самых одаренных к ней и добрых духом, передавая знания неспешно и с оглядкой, по крупицам, тщательно присматриваясь к каждому ученику, устраивая им разные испытания и суровые проверки. И тот час же отсеивая всех тех, в ком была хоть малейшая толика сомнения. Ибо споткнуться можно и на малом камне - и этим загубить весь предыдущий пройденный путь. Ведь и ничтожная капля змеиного яда, по злому умыслу или по неосторожности простой, попавшая в медовую чашу, тут же делает и весь напиток смертельной отравой. Так и с ищущим волшебной силы - лишь капля тщеславия и ложной гордыни, проросшие в сердце, не замеченные вовремя и не выкорчеванные оттуда с корнем, приводили идущего по тропе волшбы прямиком в сети Морока, на сторону зла. Ибо нет ничего хуже, как, получив небесный дар из рук Всевышнего, исток предвечной жизни и волшбы, возомнить себя в затмении душевном выше своего творца, и отпасть тем самым от живительного родника добра. Так был низвергнут и Черноголов в пучины ада, когда пытался сесть на каменный трон Алатырь в небесных чертогах Сварги в то время, как ее хозяин Вышень сеял зерна жизни на земле. Господь по благости своей не забирает то, что даровал однажды - но от источника его тот час же отсекает. Так и Морок, бессильно скрежеща зубами в своей лютости в мрачных безднах преисподней, не может даровать никому из ставших на его сторону той извечной волшебной силы - он сам нуждается в ней постоянно и жаждет тех заполучить к себе, кто ею обладает. Он может всего лишь малой каплей своего яда отравить все помыслы того, кто владеет этой силой, проникнуть в его душу и переродить навечно, принудив прислуживать злу и сам питаясь его силой. А потому и волхвы так строго берегли свои древние знания, полученные от Сварога, блюдя их чистоту и незапятнанность. Ибо ведали, что зло не спит и ждет лишь малейшей оплошности, чтобы пожрать ту силу вместе с обладавшим ею - ибо само уже было лишено иного доступа к ней, по-прежнему страстно желая ею владеть. Про это ведали волхвы - и стали крепкой и надежной стражей на пути Черноголова, препятствуя ему. А потому и вел он лютую войну с волхвами, носителями древних знаний. И лучшей наградой ему служила вовсе не гибель волхва - а его измена и переход на сторону зла. Ибо вместе с ним тогда переходила Мороку и часть той древней силы, в коей он нуждался. А потом где искушеньем тонким, а где мучительной расправой вытягивал клещами он согласие себе на службу у плененного волхва, пытаясь обратить того на мрачную сторону тьмы и понуждая стать черным чародеем. И много уже скопил таких приспешников зла за долгие века Черноголов, напитываясь от них силой и наливаясь всё больше и больше мрачной мощью. Среди волхвов свежи были страшные рассказы о неожиданных перерождениях своих бывших собратьев, внезапно перешедших на сторону зла. И кровоточила память при мысли о тех, кто не выдерживал кошмарных мучений, коим подвергал своих пленников Черноголов в застенках своих темных замков, вырывая из них с мясом согласие отречься от Вышня и его добра и стать слугою ада. И ни один из светлых волхвов, борясь изо всех своих сил с таким исходом до последнего, не мог все же зарекаться от такой ужасной участи. И лишь один-единственный чародей всегда потешался и над судьбой, и даже над самим кошмарным Мороком - он запросто смеялся в глаза самому злу, и нещадно, везде и всюду, боролся с ним.

Кто он был и откуда взялся, этот чародей - никто того не ведал и не знал. Не знали даже в точности, был ли он волхвом - и если да, то где и у кого учился. Однако в самую скрутную годину он внезапно объявлялся именно там, где в нем нуждались более всего. И вмиг рассеивал все злые чары, побивая сонмища врагов и обращая их в бегство. А затем исчезал всё так же внезапно, как и появлялся - чтобы затем вновь объявиться именно там, где его больше всего ждут. И так из века в век: где только ни приключилось какое лихо, так сразу жди и его, этого светлого чародея - он тут как тут, с бедою оплечь, всегда готовый с нею совладать. Рассказывали про него, что он - великий бессмертник и никогда не может умереть, исполин духа, который любого врага под корень рубит, а самому ему всё нипочем, даже козни и чары самого Черноголова. Мол, сам черт ему не брат, тому чародею - хоть за столетия вражды с тою злой силой он и набрался от нечисти всяческих ее повадок, а оттого и глумился над нею вдвойне. Говаривали шепотом иной раз про него такое, что даже у волхвов волосы поднимались от ужаса - ибо выходило так, что он давно уж должен был стать приспешником тьмы. Ан нет - для того загадочного чародея, казалось, и зло в игрушку было: как будто забавлялся он с ним. Рассказывали, что забавы ради ловил он чертей стаями и связывал их вместе хвостами по нескольку штук сразу, а затем бил нещадно плетью своей сыромятной, приговаривая, мол, чтоб не повадно им больше было зловредничать. Иной нечистый так рвётся, так дергается от суровой той расправы, что из последних своих чертячьих сил возьмет да и выскочит вон из шкуры своей поганой - да так и побежит что есть духу с воем и криком к хозяину своему адскому. А чародей тот недобро усмехнется лишь вслед ему - и подберет ту серую чертячью шкурку себе на память. И баяли даже, что шкурками теми у него был даже подбит изнутри весь его дорожный плащ!

Всё было по колено тому чародею. Играючись, он мог ловить волколаков за уши и запросто разогнать всю их стаю в одиночку. Мог сверзить с неба любого колдуна, летящего на колесе над лесом по своим недобрым делам, одним лишь только щелчком. А ведьм, говорят, как и чертей, гонял целыми дюжинами за раз. Мог взглядом своим испепелить поднявшегося из могилы упыря - и вогнать обратно в преисподнюю вылезших оттуда умертвий. Один лишь слух о появлении того чародея наводил такой ужас на всю нечисть в округе, что она в страхе пряталась кто куда. А сам владыка зла, Черноголов, лишь скрежетал зубами от бессилья заполучить его в свои сети.

Рассказывали, правда, что и на того чародея бывала иной раз проруха - и он тоже попадался в лапы приспешникам Морока. Однако как попадал туда - так и выбирался из любой передряги, всегда выходя, как говорится, сухим из воды. А то и в ковш той самой воды, ему преподнесенный, нырнет, как рыба - а вынырнет оттуда аж за тридевять земель где-нибудь посреди синего моря. Или угольком из золы намалюет на стенке речку и лодку на ней - и прыг! - усядется в нее и уплывет себе вдаль, смеясь над своими незадачливыми пленителями. А то и сам в любую речку перельется - да и утечет сквозь щели в каменном полу. Или вместо себя своих же тюремщиков в кандалы и закует, отведя им очи - а сам неизвестно куда и денется. Одно слово - заморочник, да и только!