Шепотом пересказывали даже, что пару раз чародей этот попал в плен даже к самому Черному Властелину. Однако и оттуда этот бессмертник отважный как-то выбирался - нельзя сказать, что так уж и невредимым, даже скорее изрядно замученным и сильно потрепанным. Но все же каким-то лишь ему одному ведомым образом оставлял заморочник этот с носом даже слуг самого Морока. И снова, смеясь, гулял по земле нашей, сражаясь с нечистью, как будто ничего и не бывало - и бил нещадно зло его же собственными лихими повадками.
Говорили, что чародей этот и сам мог хоть в волка, хоть в черта оборотиться - и тем самым частенько потешался над нечистью и нежитью всякой, вводя ее в заблуждение. И не только волшба светлая, но и колдовство всякое были ему также по плечу. А потому и сплетничали злые языки, что будто бы давно уж он сам перекинулся на темную сторону и оттого обнюхивается иной раз с чертями, кои ему за это услуги разные делают. Да и от лап самого Черноголова, из коих, как известно, никому еще вырваться не удавалось, мол, неспроста так легко он уходил. Другие же вполне резонно возражали, что нечисть вся дрожит лишь от одного его вида - и рады черти оказать ему услугу в чем угодно, лишь бы он с них самих не спустил их поганые шкуры. Но все же водился за ним такой вот нехороший слушок - но сам он только смеялся в ответ беззаботно, да еще подмигивал: мол, думай, что хошь - а я вот свое дело знаю, да тебе не скажу!
И много чего всякого и разного рассказывали про того загадочного чародея - я уж и не упомню всего. Да и то сказать, припомнил-то здесь я всего лишь десятую часть того, что мне рассказывали - а рассказывали-то мне всего лишь малую толику того, что было! Ох, этот таинственный витязь-бессмертник! И сколько ведь историй-то про него было сложено - и не счесть!.. Да, кстати, а как его зовут, того чародея? А то всё про него сказки да предания сказываем - а имени-то его так ни разу и не назвали! Ну, здесь внимательный читатель только улыбнется да подмигнет: ну как же, ведь называли уж его имя раньше. Мамай - вот кто он. Вот как звали того чародея!
Верно-то верно - да не совсем. Ибо слово-то это - и не имя вовсе, а так, всего лишь прозвище. И, как говорили знающие люди, на древнем степном говоре означает оно... "никто"! А ведь так ответить на вопрос "Ты сам кем будешь?" в лихом Диком Поле мог кто угодно!
Вот так-так, это что же такое получается? Ни имени у того чародея нет, ни родословной? Он сам есть - а вот кто он, нам того не ведомо? Загадка - да и только!
Однако же не всё так плохо, как кажется на первый взгляд. И если стерлось из памяти людской истинное происхождение и настоящее имя того удивительного чародея, то, может, стоит обратиться к памяти иных народов и племен? Скажем, к преданиям волшебной нелюди - народа Дивов или племени барздуков? И, как ни странно, самодивские легенды и рассказы мелкого народа чуди и проливают нам свет на загадку того таинственного витязя.
***
Испокон веку у земников, той самой сказочной чуди, про которую у нас и рассказ, водилась такая привычка малевать разные рисунки из жизни своей - да только и не в книгах вовсе (кои земники не очень-то и жаловали, если честно). А рисовали прямо на домашних дверях и заслонках печей, крышках старинных сундуков и липовых колодах ульев, а то и просто иной раз прямо на днищах огромных глиняных блюд или на крышках своих пивных бочек да кадушек для солений - а чего уж там мелочиться? И картинки эти были просты и незатейливы - то сбор урожая, то пирушка там какая шумная, а то еще что-нибудь в этом духе, что у любого искушенного зрителя могло вызвать лишь улыбку. Однако же самим барздукам эти простецкие картинки очень даже нравились: ибо рисовали они лишь то, что видели сами - а видели-то они чаще всего самих себя, своих друзей да соседей. Вот намалюет один такой земник себя и кого из приятелей своих - да и пригласит затем их к себе в гости. Стоят, пальцами тычут, гогочут громко, да еще и обсуждают весело - кто получился на картинке этой хорошо, а кто так себе, посредственно. Ну, понятное дело, что хорошо там мало кто получался - а потому, чтоб ясно было, кто есть кто и что там за событие изображено, иной раз снабжали рисунки эти смешливыми надписями, а то и вовсе потешными, но грубыми виршами, как-то: "Парамон и его кобыла, которую муха укусила" или "Кто кого поборет всхватку - получит два яйца всмятку!"
Однако такая забава, пусть и грубоватая, вскоре также претерпела свои изменения. И дело здесь в том, что земники страшно любили загадки загадывать и разгадывать - и очень гордились этим своим умением. И вот как-то один такой смекалистый земник (время, увы, так и не сохранило до нас его имени) - а может, и не один, что, впрочем, совершенно уже неважно - вдруг как-то взял да и догадался превратить эти потешные картинки в эдакие рисованные загадки! Раз уж всё равно не понять, кто там есть кто, и оттого надписи всякие поясняющие приходится делать, то зачем же нужно, чтобы строки эти прямо указывали на того, кто там изображен? Уж не веселей ли поступить как раз наоборот - надписью этой всего лишь намекнуть на того, кто там изображен, как в загадке? Идея эта так пришлась по душе барздукам, что они с большой охотой и готовностью сочиняли всякие вирши-загадки и щедро снабжали ими свои незатейливые рисунки. И затем шумно и долго спорили и обсуждали, что же такое они да значат. Так и появились многочисленные потешные малеванные изображения, да еще с не менее развеселыми стихами-загадками: "Что это за Маркел, что пирогов отродясь не ел?" А поскольку рисовали картинки эти попервах на липовых досках, да на бересте, да на лубе, то и прозвали их лубочными, а то и попросту лубки.
Забавой своей этой и умением малевать такие вот веселые потешки земники очень гордились - и важничали всегда чересчур, всем и всюду доказывая первенство свое в этом деле.
Дивы те, правда, оспаривали это частенько - в том числе и умение рисовать, которое, мол, по их словам, барздуки именно у них-то и переняли когда-то в незапамятные времена. Но кто же того не знает, что дивам как раз в этом деле веры-то особой и нет, и быть не может - ибо ежели послушать Дивный Народ, так ну прямо буквально всё на белом свете они же и придумали: и песни, и стихи, и живопись всякую. А остальные народы, люди и чудь то есть, всего лишь только переняли у них все эти умения, да переиначили кое-как, тяп да ляп, каждый на свой лад. Однако так ли это было на самом деле или же нет, про то досконально лишь одним вышним богам и ведомо: так что правды тут какой-то одной и не сыскать вовсе - у всякого она своя. Справедливости ради все же стоит отметить, что и дивы тоже умели такие вот картины рисовать - но только не в пример искусней, чем барздуки. Однако же, что есть, то есть, любовью такой, как у земников, рисунки такие потешные у дивов отродясь не пользовались. Так что есть очень веские основания полагать все же, что именно народ барздуков и был первым и придумщиком, и составителем таких вот потешных народных картин с забавными виршами-подписями в виде загадок. А уж от земников-то, видать, умение это и нам, людям, передалось.
И вот что удивительно - среди этих старых, затертых временем картин мы часто находим весьма странные изображения одного и того же образа: витязя-чародея, со златострунными гуслями, с длинным чубом на голове и пышными усами, сидящего скрестив ноги в красных сафьяновых сапогах под зеленым дубом в чистом поле. Рядом стоит конь белогривый, а в небе парит сизый сокол. Копье-ратовище воткнуто в землю, с бунчуком и хоругвью гербовой - а на дубе том кудрявом висят его торба-волосянка, да баклага-горлянка, да меч-кладенец. И надписи в виде вирша-загадки:
"Сидит витязь,
В гусли играет.
Что задумал -
Всё так и бывает.
Смотри, не смотри
Всё равно не узнать
Откуда я родом
И как меня звать.
Кому ж приключилось
В степи побывать -
Тот может и имя
Моё угадать!"
Или вот еще такой стишок:
"Я витязь-чародей,
Ни о чем не тужу,
Лишь с трубкою своею
Волшебною дружу.
Какого же я роду -
Каждый это знает,
Кто по свету бродит
И судьбу пытает..."
И были эти картинки у земников в большом почете - малевали их на кленовых и дубовых полотнищах дверей, вышивали на коврах и рисовали на кувшинах, каждый раз подмечая всё новые и новые подробности его похождений - то как черти от него разбегаются в разные стороны, то как он на мохнатой бурке плывет себе по воде, да еще на гуслях себе наигрывает.
И никого из барздуков подписи эти смутить не могли - ибо кто ж не знал тогда похождений того чародея знаменитого, защитника всего Великолесья и Дикополья от происков зла?
Рассказывали, что давным-давно, еще в дни своей юности, в одной далекой стране, что лежит там, далеко, на восходе солнца, за дивной Ра-рекой, служил тот витязь одному незнаемому правителю. Служил ему верой и правдой тридцать лет и три года - да только не заслужил от того царя себе ни коня, ни вола, ни даже доброго слова. И ушел тот витязь блукать по свету, правды искать да за добро грудью стоять. И сапоги те, красного сафьяну, что были на том чародее, не простые были - а говаривали, что могли они своего хозяина по воде, что посуху нести. А торба-волосянка та тоже была волшебной - ежели знать слово особое, да сказать его, когда надо, то выскакивала из той торбы тьма-тьмущая силы нечистой, и исполняла все твои приказы и желания, а затем назад в торбу пряталась. Да и баклага-горлянка тоже необычная - была налита в ней солнечная Сурица, вода живая, напиток светлых богов, что глотни ее, и будешь запросто понимать птичий или звериный язык. И достались те дивные вещи витязю этому лукавством да хитростью, когда он взялся рассудить трех чертей, бившихся за них на степном кургане. Посмеялся тогда чародей тот над нечистью, взвился на своего коня, да и ускакал вместе с сокровищами, кои теперь ему служат верой и правдой и по сей день.
А конь тот гривастый, что на рисунках на клячу частенько смахивал, был также не просто обычный конь. Нет, не было вовсе у него никаких крыльев, как про то в сказках говорится - но понимал он человеческий язык и мог вынести своего хозяина из любой беды. И заслужил его нелегким трудом тот чародей, выпасая диких кобылиц у одной древней ведьмы - и строила та злобная карга ему всякие козни, лишь бы не отдавать в награду своего чудо-коня, что жар ест. И что с того, что не вышел он ни статью, ни мастью, ни видом своим? Это ведь только хорошего коня выбирают по стати, да по костяку, да по мышцам крепким. А у чудесного скакуна это всё то ли исчезло, то ли утратилось, то ли забылось. Но зато такой чудо-конь мчится, не поднимая пыли и не оставляя следов - летит стремительной птицей над самыми верхушками деревьев и камышей, подобно вольному ветру.
А уж про меч-самосек, да про копье волшебное, да про лук-самострел и вовсе легенды ходили, что достал то оружие дивное чародей этот из старого великанского клада, на который заклятье было положено на девяносто девять голов. Уж как он то заклятье страшное силы своей лишил - это лишь богам и ведомо: да только вот сумел он как-то сокровищами теми завладеть. И пуще огня боялась нежить и нечисть разная огненных стрел того чародея и молнией блистающего клинка, когда он их обнажал.
Однако же не только силой этих волшебных вещей силен был тот чародей. Владеть древними сокровищами, используя их чары - дело нехитрое и большого ума для этого не надо. А вот суметь завладеть ими - тут уж действительно нужно быть самому исполином духа. Таким он и был, чародей этот, про которого все в Неманском краю знали от мала до велика, и пересказывали его похождения каждый раз всё с новыми и новыми подробностями.
Ибо каждый раз всё новые и новые слухи о его подвигах доносились из беспокойного Дикого поля, что лежало где-то там, далеко на юге, за окраинами Великолесья, куда ныне простирались владения Великого Княжества.
Однако же и чародей этот отнюдь не был фигурой лишь сказочной, эдаким волшебным героем земниковских преданий. Попал и он на страницы летописей Земигольского края, что позволяет судить о нем как о личности вполне исторической и жившей взаправду. В одной из немногочисленных сохранившихся барздучьих книг, старинном пергаментном "Родословце", в котором земники довольно обстоятельно описывали происхождение своего народа и всех своих многочисленных семейств, очень тщательно отмечено, что чародей Мамай особо благоволил народу барздуков и был одним из его самых рьяных защитников и тайных покровителей от происков зла. И на протяжении долгого времени, внезапно объявляясь в этом северном лесном краю, далеко от своего беспокойного Дикого Поля, не раз выручал барздуков в лихую годину. Водил он дружбу не только с волхвами Неманского края, но и со многими знатными семействами людей и барздуков. И тот же "Родословец" отмечает, что какой-то там из Великих Князей пожаловал чародею тому за неясные барздукам заслуги даже высокое шляхетское звание - оттого и герб был изображен на хоругви той. Однако ни когда это произошло, ни как звали того Великого Князя, земниковские летописи об этом умалчивают - ибо в книги их попадали только те сведения, которые касались непосредственно их чудного народца, и в дела других племен барздуки не лезли.
В придворных книгах самой Неманской Державы мы также почти не находим никаких упоминаний о том событии. Ведь все во все времена правители весьма неохотно вспоминают, что кому-то там чем-то обязаны - зато очень сильно любят оставлять своим потомкам тщательные и чересчур пышные описания того, как сами они облагодетельствовали кого-либо. Так и в летописных сводах неманских мы обнаруживаем всего лишь одно-единственное упоминание про этого чародея - и то всего лишь среди длинной вереницы ничего не значащего списка шляхетских имен Державы Неманской: Мамай, князь Глинский.
Дошедшие до нас хроники мрачного Ордена Меченосцев еще больше запутывают дело - ибо среди их сообщений, повествующих, конечно же, только о славных деяниях благородных рыцарей, время от времени упоминается и крайне ненавистный меченосцам витязь из числа неманской шляхты, обладавший колдовскими способностями. Орденские манускрипты называют его маркиз Суад - и за его образом, изображенным рыцарями далеко от правды, мы с удивлением узнаем и нашего чародея.
Так кто же он такой, этот загадочный витязь? И почему он называл себя Мамай - то есть Никто? И лишь обратившись к рукописным свиткам древнего народа Дивов, мы можем, наконец-то, хоть частично пролить свет правды на то, кем же был этот загадочный чародей.
Знаменитая "Бархатная книга" дивов, этот бесценный фолиант истории их древнего народа, указывает нам, что был тот витязь с самого рождения очень знатного рода и происходил из племени киятов, потомков славных ориев. Когда же тьма поглотила великую державу Дикополья Русколань, последний из потомков этого царственного рода бежал - и сгинул где-то без следа. Прошло без малого полвека, как в Диком Поле объявился витязь - себя он называл Никем, Мамаем то есть, и прослыл великим чародеем. Было мало что известно о нем изначально - лишь доходили смутные слухи, что учился он у восточных мудрецов в таинственной стране Кабир, что лежит далеко на востоке за дивной Ра-рекой и высоким Каменным Поясом, подпирающим небо. А про те земли говорили только, что там и есть край света да огромное студеное море, омывавшее те суровые берега. У Дивов тот чародей известен стал под именем Майсуркият, или Маркисуат - и слыл потомком царственного рода пропавшей навсегда Русколани. Маркисуат стал другом Дивного народа и всегда был желанным гостем в их чертогах. От дивов же и слава про него разошлась дальше на юг, во все полуденные страны. И вскорости в некоторых летописях тех земель чародей этот становится уже святым Марком или Мамасом - его изображают верхом на льве или грифоне, разящим нечисть.
Те же дивы в "Бархатной книге" сообщают, что Мамай действительно однажды спас одного из Гедиминовичей, славного рода Великих Князей Державы Неманской, когда тот наголову был разбит в одном из походов в Дикое Поле, и вывел его потайными тропами Великолесья в безопасные земли. За что и жалован был титулом князя, над которым сам чародей немало смеялся и всячески над ним шутил.
Вот кем был тот славный витязь, чародей Мамай, царевич Маркисуат, князь Глинский, защитник старых добрых вольностей и охранитель кордонов Великого Княжества, друг дивов и волхвов, покровитель народа барздуков и помощник всех светлых людских племен Великолесья - и грозный недруг зла и всей нечисти во главе с Черноголовом, в каком бы обличье он ни являлся, и как бы ни старался затопить светлый край волнами своего мрачного лиходейства и черной волшбы.
А потому и Лиго был поражен до самой глубины души своей, и, еще не веря услышанному, прошептал "Не может быть..." и откинулся на подушки.
А затем, вскочив внезапно, воскликнул громко:
- О боги! Его зовут Мамай! Сам чародей Мамай!
И снова упал на постель от избытка чувств.
***
Лишь к вечеру окончательно пришедший в себя земник поднялся с постели. Настойка корня огнецвета поставила его на ноги - как и обещал владыка Куреяс. Прок Пеколс хлопотал вокруг, помогая одеться своему хозяину, и втайне радуясь в душе его исцелению.
Когда же Лиго, несмотря на лето, накинул на себя свой плащ, рука его предательски задрожала - и он протянул ее за заколкой, все еще находившейся в чехле.
Странный металл не то серебрился, не то перемигивался изнутри еле видными слабыми искрами в своей таинственной глубине. Унимая внезапно напавшее волнение и дрожь в руках, земник прикрепил заколку на плече.
Ничего не произошло - ни вспышки огнистой, ни волны тепла. Заколка холодно мерцала своим загадочным светом.
- Как вы, сударь? - спросил Пеколс. - Сами сможете идти?
- Пожалуй, что да, - ответил Лиго, и сделал первый шаг.
Ноги еще слабо слушались его и были какими-то ватными и не своими. Но, странное дело, с каждым шагом они наливались силой, и, когда земник пересек шатер и подошел к порогу, то переступил его, как будто ничего и не было - ни нападения умертвий на него, ни этих трех страшных дней и ночей, когда он был в бреду, на грани жизни и смерти, ни утренней невероятной слабости.
Едва Лиго откинул тяжелый полог шатра и переступил порог, как на него тут же навалился всей своей липкой тяжестью навязчивый шум большого стана. Вокруг, насколько хватало глаз, стояли шатры, палатки и просто холщовые навесы. Ржали кони, скрипели подъезжавшие телеги обозов, слышался звон металла и треск костра. Но всё это перекрывалось невиданным гулом голосов, зудящим, словно пчелиный улей - то затихая, то вновь становясь громче. На какой-то миг у Лиго закружилась голова и земля вдруг попыталась уйти из-под ног, но он быстро взял себя в руки и упрямо шагнул вперед.
- Лиго! Мальчик мой! - вдруг раздался откуда-то сбоку знакомый голос.
Земник оглянулся - навстречу ему, пыхтя и отдуваясь, спешил Брыль Бирзулис, побросав все свои дела.
- Ты жив, слава богам! Жив! - причитал дядюшка, облапив Лиго своими ручищами.
И затем, чтобы никто не увидел, украдкой смахнул с глаз навернувшиеся слезинки.
- Уф, дядя! - только и крякнул в его объятиях Лиго. - Ну сколько раз же повторять, что хватка у вас медвежья! Дайте-то хоть отдышаться - я ведь и на ногах-то еще еле держусь!
И, когда Брыль отпустил свою хватку, шумно выдохнул.
- Ничего, мой мальчик, главное, что владыка тебя на ноги поставил, - сказал дядюшка. - А уж мы-то позаботимся, чтобы ты на них крепко стоял!
И, подмигнув, спросил:
- Ужинать небось хочешь?
Лиго еще и рта не успел раскрыть, как Брыль Бирзулис повернулся и рявкнул на Пеколса:
- Ну, чего стоишь, старый ротозей? Давай, пошевеливайся быстрей - ступай к костру! Вольк и Ждан вместо тебя уже три дня куховарят, дурья твоя башка!
- Оставьте Пеколса в покое, дядя, - вдруг строгим голосом сказал Лиго и посуровел. - Не виноват он вовсе в том, что приключилось три дня назад. Он - мой слуга, и делал то, что я ему велел. Что было - то уже произошло, и всё тут. Чего уж здесь кричать?
И посмотрел прямо в глаза Брылю.
Тот невольно отшатнулся и опустил глаза, не выдержав взгляда племянника. А затем, немного повременив, сказал:
- Ты изменился как-то, мальчик мой, за эти три дня. Словно другим стал...
Но Лиго в ответ только пожал плечами:
- Простите, дядя, но больно вы не справедливы к Проку бываете иной раз. А я - всё тот же, ничуть не изменился, как по мне.
И вдруг, словно спохватившись, торопливо спросил:
- А Мартин где? Что с ним?
И оглянулся вокруг.
- А ну его, - отмахнулся Брыль. - Сидит себе в холодной. Что с ним станется-то?
- В холодной? - удивился Лиго. - Да за что?
- Эх, вот выдрать бы вас всех троих хорошенько, - сказал Брыль. - Но от славной порки вас выручило только заступничество самого владыки Куреяса. Ну, да ладно - слава богам, что и так всё обошлось.
И, улучив момент, всё же погрозил Пеколсу своим огромным кулаком.
Но Прок только горестно вздохнул и отвел взгляд.
- А что, уже все семейства прибыли на Вечевой Сбор, дядя? - спросил Лиго, указывая вокруг.
- Да, мой мальчик - последние сегодня днем вот подтянулись, - ответил Брыль. - Шумным будет Вече, чует моё сердце. И старине Бубиласу придется побороться за свою булаву с этим пройдохой Шпаком Лаздонисом. Видел я его тут совсем недавно - выхаживает с важным видом, будто пава. Тьфу!
И Брыль смачно сплюнул себе под ноги.
Какой-то земник, пробегавший мимо, вдруг услыхал последние слова Брыля и оглянулся.
- Иди-иди себе, почтенный, - накинулся на него Брыль. - Не твоего ума это дело, что я тут говорю!
Земник только хмыкнул - и припустил себе дальше. Брыль проводил его долгим неприветливым взглядом.
- Ишь ты, уши навострил свои, - буркнул он. - Пойдет теперь небось по всему лагерю языком чесать, что я тут по особе Шпака Лаздониса прохаживался.
Но Лиго только рассмеялся.
- Зато вы, дядюшка, всё тот же! - весело сказал он. - Но вот именно за это я вас и люблю!
Брыль покраснел и надулся, а затем с важным, но довольным видом ответил:
- Ну, вот завтра пойдешь со мной на Вече - как-никак, ты ведь тоже знатного рода Бирзулисов - там и увидишь этого выскочку Лаздониса. Поймешь тогда, о чем я говорю.
- На Вече? Я? - изумился Лиго.
- Да, мальчик мой, ты, - невозмутимо ответил Брыль. - Пора уж привыкать, что и тебе быть вирсайтом придется рано или поздно.
Но тут Брыля окликнули, и он, крутнувшись, присмотрелся - а затем, в сердцах крякнув и ругаясь себе под нос, вдруг побежал в ту сторону. Земники, улыбаясь, проводили его веселым взглядом.
- Вот дела! - хмыкнул Лиго и почесал затылок. - Что думаешь об этом, Прок?
- Не моего ума это дело, сударь, - уклончиво ответил тот. - Может, в шатер вернемся? Вечереет уже.
- Нет, Прок, как раз наоборот - давай-ка уж лучше пройдемся, а то належался я тут за эти три дня, - сказал вдруг Лиго и добавил: - Кстати, не знаешь, куда подевался владыка Куреяс? И воевода Бортень где? Куда же все запропастились?
- А кто их знает, сударь, - пожал плечами Пеколс и отшутился: - В дела чужие носа не суй - целее будет!
- Что верно, то верно, - согласно кивнул Лиго. - Да только вот меня не покидает чувство, что уж слишком глубоко мы засунули свой нос в чьи-то дела.
Но Прок, вздохнув, тихо добавил:
- А узнаем ли мы когда-нибудь об этом?
Но Лиго махнул рукой и сказал:
- Только боги то ведают - поэтому не ломай себе голову, Прок. Пойдем-ка лучше!
Но не успели барздуки сделать и двух шагов, как в этот самый миг позади них раздалось тихое конское ржание. Земники обернулись - и обомлели. На огромном, ослепительно белом длинногривом скакуне сидел высокий статный всадник с черными, как смоль, усами. И казалось, что в лучах заходящего солнца за его спиной он весь пылает, будто соткан из огня.
- Ну, здравствуй, Лиго, - просто сказал всадник. - Не возьмешь ли и меня в попутчики?
И загадочно усмехнулся.
Это и был чародей Мамай.
--------------------------
ГЛАВА 18
ВЕЧЕВОЙ СБОР
Трижды три пропели горны, пронзив ясное утро своими звонкими голосами. Девять раз девять горнистов подносили ко рту свои серебряные трубы, чтобы сыграть на них старинный зов народа земников - клич, призывающий на древний и священный совет старейшин всех родов племени барздуков, на славный Вечевой Сбор. И зов этот проносился каждый год над древним священным местом - волшебной дубовой рощей у подножия Старого холма на самой окраине Синелесья. В те давние времена, когда пращуры народа земников заложили здесь обычай этот и свято блюли его, Синяя пуща была вовсе не зловещей, и никаких темных тайн в ней не было совсем. Отсюда, с этим самых земель, и началось тогда расселение барздуков по пущам Неманского края, когда после десятилетий мытарств, скитаний и бегства от вражьих сил, измученные беглецы обрели наконец-то долгожданный покой на новой родине. И помнили древние дубы-великаны седые заветы основателей Земниковской Правды, по которой исстари жили и которой придерживались барздуки: не убий, не укради, не лги, следуй предковскому Слову и всегда полагайся на совесть свою и сердце. Ибо они одни укажут тебе, как отличить правду от кривды, и благо от зла. И этот извечный бой темной и светлой сторон, бой добра и лиха, и был запечатлен на самой древней хоругви земников, которую водружали у подножия Старого холма средь величественных зеленоглавых дубов. Два лютых зверя, два волка - черный и белый - переплелись на том старинном полотнище в немыслимый узел, сцепились намертво и рвали друг друга когтями и клыками. И когда ветер развевал ту хоругвь, то казалось, будто и вправду оживают эти лютые звери - и вот-вот спрыгнут с блестящего шелка, и покатятся прямо под ноги, в траву, рычащим бешеным клубком.
Вокруг хоругви той с лютой битвой правды и кривды, развевались на ветру среди ярких бунчуков из конских хвостов и другие хоругви всех присутствовавших на Вече родов барздуков. Вот стяг достопочтенных Озолсов - могучий дуб на темном камне, под стать деревьям этой же дубовой рощи, в обрамлении золотистых рун, сплетенных в узорчатый старинный девиз: "Стоять незыблемо, как дуб и камень!" А вот хоругвь и рода Лаздонисов - резной лещинный лист оттенка изумруда, и орех лесной посередине с обломками внизу мечей и копий. "Крепки мы, как орешек!" - гласила подпись серебром. Вот флаги Пушкайтсов, старинного семейства, из числа которых часто выходили вайделоты-земники. Священная рябина, колдовское древо, раскинула на полотнище свои ветви-руки. Девиз рассказывал: "Не только меч, оружье наше - чары!", хотя, конечно, не сравнить их было с настоящею волшбой. И многие, многие древние стяги и хоругви развевались на ветру в дубовой роще соцветием родов славного племени барздуков.
А чуть поодаль, справа от полотнища с битвой двух лютых волков, стояли хоругви Бирзулисов и Бубиласов. Первая, украшенная обрамлением из рун Беркана, вышитых по кругу, изображала белую березу верх корнями - прообраз Вековечного Древа, которое, по поверьям земников, было вовсе не дубом, а как раз березой, деревом со светлою священною корой, исконную белизну которой запятнала кривда своими черными мазками. Но, несмотря на это, когда заходишь в березовую рощу - попадаешь будто в дивный чертог светлых богов, вершины которого уносятся в небесную лазурь. А потому и березу барздуки считали деревом желанным и непростым - ибо подметили, что на старых гарищах и зольных пепелищах сперва уж вырастают светлые березы, словно залечивая израненную огнем землю, а уж затем тянется верх за ними и остальной зеленый молодняк леса. А потому и выбран был девиз для рода, гласящий так: "Мы древо светлое - для светлых дел!"
Хоругвь же рода Бубиласов была, напротив, золотистой, вся в цветах и травах, окаймлявших изображение сидящего на кусте не то шмеля, не то огромной пчелы. Под стать рисунку был и текст внизу: "Хоть любим мы медок - ужалить можем больно!"
Рябинники Шермукшнисы и липняки Лиепасы, сиренники Аливасы и ельняки Иглутисы - их стяги также развевались здесь, как и десятки других хоругвей разных родов племени барздуков, искони поклонявшихся деревьям и силам природы, а потому и избравшим их себе в покровители. А под ними стояли и сидели вирсайты этих славных и достопочтенных семейств - кто помоложе, кто постарше, а кто и вовсе убеленный древними сединами и немощный от старости. Здесь были вирсайты Ругинасов и Дундулисов, Крукисов и Крумасов - и несть им числа, этих древних семейств народа барздуков.
Среди них находились и Брыль Бирзулис со своим племянником Лиго, наследником знаменитого воеводы Лютня, впервые в своей жизни попавшего на Вечевой Сбор, а оттого и жадно разглядывавшего всё происходящее вокруг широко раскрытыми глазами. Рядом с ними важно расселся и воевода Бортень Бубилас, грозно поглядывавший из-под кустистых бровей на своего извечного соперника Шпака Лаздониса, который стоял с чересчур надменным видом в кругу своей родни, находясь неподалеку.
А чуть поодаль от хоругви битвы правды с кривдой сидели и почетные гости народа барздуков, приглашенные на это Вече - сам Кориат Довмонтович Бут, наместник Земиголья, волхв Куреяс, владыка храма в Вольно-граде, главной твердыни вайделотов в Неманском краю, а также шляхтич Альгис Шварн, гонец Великого Князя, и, наконец, тот самый чародей Майсуркият, известный чаще как Мамай, старинный друг и покровитель племени барздуков. Все они, как того требовали обычай и заветы Земниковской Правды, могли присутствовать на Вечевом Сборе славного народа земников - но правом голоса не обладали вовсе, лишь наблюдая за происходящим.
И когда отзвенели старинные горны девять раз свою древнюю пеню, и шум и гомон улеглись, забили частой дробью барабаны, и возвестили речь старейшего - и начало ежегодного Вечевого Сбора.
На середину утоптанного круга, под сень хоругви племени барздуков, вышел самый старый земник, Бовас Бардойтс, вирсайт рода Бардойтсов, поддерживаемый с двух сторон под локти земниками помоложе из его семейства. Был Бовас очень худ и жилист, прожитые годы склонили его к земле, и от древности и дряхлости своей он еле-еле передвигал свои ноги. Но самым удивительным был его возраст - как говорили будто он прожил без малого полторы сотни лет, и помнил много такого, что для других уже стало чуть ли не сказками. За эти долгие годы у Боваса его седая, как лунь, борода отросла настолько, что длиною своей изумляла даже остальных земников-бородачей. И эту длинную-предлинную бороду, перевитую черной шелковистой лентой, несли позади старика Боваса, словно сверкающую серебром мантию, два земника из его слуг.
Когда этот древний удивительный вирсайт вышел в середину круга и грозно оглядел собравшихся своим глубоким пронзительным взором из-под мохнатых сгустков бровей, напоминавших скорее клочья белого мха, то улегся даже последний шепот. Старик, окинув взглядом всех старейшин и цвет народа земников, пошамкал малость своим беззубым ртом и вдруг, слегка подняв дрожащими от старости руками свой узловатый посох, воскликнул неожиданно чистым и громким голосом:
- Славные старейшины племени земников, сыны Вековечного Древа и священного Солнца-Сокола! Пришел к нам снова его светлый праздник - Янов день, когда тьма отступает, а день набирает свою мощь и входит во всю свою силу. Как завещали наши предки в Земниковской Правде, в этот самый длинный день нам заповедано решить на Вече все светлые дела народа нашего, барздуков, на целый год вперед! Так Лиго, земники! Возрадуйтесь!
- Лиго! Лиго! - разнеслись со всех сторон радостные кличи, и полетели шапки в воздух.
А когда крики улеглись, старый Бовас Бардойтс, бывший и сам когда-то вайделотом своего народа, снова окинул всех острым взором, и сказал, переходя на древнюю манеру ведунов вещать стихами:
- По древнему обычаю нам подобает избрать старейшину на Вече, который будет и главой на Сборе до самого заката солнца. Кто будет им, барздуки?
Слова эти были всего лишь обычаем, данью ритуалу, который, тем не менее, земники соблюдали свято. И по обычаю этому главой на вечевом Сборе был, как правило, самый умудренный жизнью барздук. А кто умудрен ею как не самый старый? Поэтому и Бовас Бардойтс знал наперед, кто будет дальше вести Вече - но неукоснительно повторял из года в год заветные слова.
Из круга земников вышел воевода Бортень и, грустно, но, величаво поклонившись до самой земли, сказал:
- Кому, как не тебе, всемудрый Бардойтс, и быть владыкой сего Вече?
И, повернувшись к кругу и поклонившись ему трижды на стороны света, каждый раз спрашивал:
- Так ли, господа старейшины? Верно ль я говорю?
А те ответили воеводе:
- Так! Так! Верно! Бывать же Бовасу Бардойтсу главою нашим на весь день!
Исполнив и этот древний ритуал, Бортень Бубилас снова отвесил низкий поклон Бардойтсу и провозгласил:
- Тебя избрали, мудрый Бовас! Будь на сегодня до заката солнца владыкой Вечевого Сбора! Садись на древний трон - суди нас и ряди!
И помог слугам подвести старого вирсайта к кореньям древнего дуба, росшего на холме. Корни эти выпирали из земли и часто были толще многих деревьев в лесу - и образовывали странное сплетение, напоминавшее ступени, ведущие наверх, к огромному стволу. Там, в этом месте, причудливый изгиб корней был вырублен в виде трона - и корни же с двух сторон служили ему подлокотниками. Углубление в стволе и было сиденьем, спинкой которому был сам ствол огромного священного дуба на Старом холме.
Когда старейшину Вече усадили на этот древний трон и увенчали его покрытую сединами голову венком из дубовых листьев и ветвей как короной, старый Бовас Бардойтс величественно поднял свой посох - и трижды громко стукнул им о корни дуба.
- По древнему обычаю и Земниковской Правде, составленной еще лесным владыкой Обероном, правителем и праотцем народа славного барздуков, должны мы наше Вече разделить на трое - так делится и день, - провозгласил Бовас Бардойтс. - С утра, согласно утренней зарнице, решим мы неотложные дела, которым впору в рост идти. А в полдень жаркий, когда денница стоит на головою в небосводе, мы изберем старейшин над собою - пусть и они главенствуют весь год над нами, как солнце светит свысока. Под вечер же, о славные барздуки, когда вечерница зажжет свой красный свет, решим дела мы мира, что окружает нас - а вести там, увы, недобрые бывают часто. И лишь затем мы разойдемся - и возвратимся к народу своему, чтоб встретить славный вечер Лиго, Янового дня, с купальскими огнями, молитвами и песней. Возрадуйтесь, барздуки - Лиго! Открыто Вече наше!
И старый Бардойтс снова величаво окинул взором круг стоящих земников, подняв свой древний посох.
- Лиго! - закричали барздуки. - Радуйтесь, народ! Открыто наше Вече!
***
Обычаи у земников чудны и интересны. И многие из них восходят еще к древним, предковечным временам, когда бродил землею нашей Вышень Святовит со своими детьми и братьями. Однако много воды утекло с тех пор - и многое нами позабыто. Забыты древние заветы - и заповеди стерлись из памяти поколений людских. Людских - но не барздуков, сохранивших их в своей первозданной чистоте и ясном понимании. Из уст в уста на протяжении столетий передавались они старейшинами и жрецами этого древнего племени - пока первая тьма не иссушила Вековечное Древо, и не рассеялись по белу свету все народы, что жили у него. Тогда, в годину мрака и гонений, сошлись три светлых племени на первый свой собор - то были дивы, земники и люди, заключившие свой великий союз на долгие века. И, зная, что истинное знание может исчезнуть навсегда, решили они его увековечить в первых своих книгах, названных тогда Ведами. Из них же мы многое и узнали о старинных обычаях и законах барздуков, записанных в их собственный древний извод, получивший название Земниковской Правды.
Так, согласно ей, каждый род барздуков владел разными лесными угодьями, ему принадлежащими. И права эти подтверждались на собрании старейшин из года в год. Но кроме прав, на каждое семейство земников возлагались и повинности обязательные - беречь тот лес от всякой нечисти и следить за ним, ухаживать за мостами да лесными тропами, и много чего еще. Однако, помимо этих нужных повинностей, на каждый род возлагались и иные, необходимые для выживания барздучьего племени, обязанности, как, скажем, выплата оброка Великому Князю, в пределах власти которого и находился Земигольский край.
Нет смысла перечислять все эти обязанности и их распределение на каждый год. Отметим лишь, что наносились они рунными надписями на мелкие деревянные чурки и высыпались в большую горлатную шапку, которая и пускалась по кругу старейшин, каждый из которых и вытягивал свою повинность и оброк, надлежащий к исполнению в текущем году. И так, решив очередной вопрос, старейшины переворачивали шапку вверх дном и хорошенько трясли, показывая тем, что ничего не утаили и повинности все распределены. И после каждого такого круга старый Бовас Бардойтс в очередной раз вопрошал, следуя древним заветам:
- Всё верно ли, браты барздуки? Так или не так?
И земники отвечали ему, громко восклицая:
- Верно! Верно! Всё любо нам!
И за этими хлопотами да разборами мелких житейских дел катилось Вече к своему полудню.
Солнце стояло уже высоко и начинало припекать, пробиваясь сквозь резную крону того могучего дуба, под которым в венце из листьев и ветвей, будто в живой зеленой короне, восседал самый старый земник, Бовас бардойтс. Гости, приглашенные на Вече, уже порядком утомились и клевали носом, подрёмывая и ничего не смысля в хлопотах барздуков. И тут снова затрубили горны и забили дробью барабаны, а старый Бовас вновь воздел свой посох и воскликнул:
- На небе денница, барздуки! Успели мы решить свои вопросы, как и завещано нам было по обычаю. Давайте же закрепим наш договор хмельною чашей - запорукою того, что и в теченье года держать мы твердо будем слово промеж собой, о братья!
И, повернувшись к слугам, приказал:
- Подайте братину сюда, барздуки, наполненную медом!
И снова затрубили горны, а в круг внесли огромную чашу, искусно вырезанную из липы в виде ладьи с птичьей головой и распушенным хвостом - наполнена он была по самые края пенистою медовой брагой. Братина пошла по кругу, подтверждая готовность каждого барздука исполнить выпавший ему зарок. И каждый старейшина, принимая чашу, кланялся передавшему ее - чтобы затем с поклоном же вручить ее следующему.
Так, обойдя по кругу всё собрание, братина добралась и до Боваса бардойтса, которому ее поднесли два важных вирсайта. Бардойтс поднялся и отпил из чаши, а затем, окропив в ней пальцы, трижды брызнул по сторонам света.
- Остатки меда вылейте в огонь, барздуки, - сказал Бовас. - Пусть боги с нами братину воспримут - и запечатают тем самым наш уговор!
И когда слуги унесли чашу к священному костру, Бардойтс снова стукнул посохом о корни дуба и воскликнул:
- На небе денница сияет, братья! Пришла пора нам перейти к избранию старейших и мудрейших над собою. Подите же сюда, о выборные главы! Сложите здесь, под сим священным дубом, свои булавы и клейноды, как символ вашей власти. И снова станьте в круг - как равные средь равных!
И вышли из круга старейшин выборные главы - воевода, судья, и писарь со скарбником, и сложили свои булавы и резные трости как знаки своей временной власти над племенем, и поклонились всему честному кругу до самой земли, благодаря за доверие. И снова вставали в круг, теперь уже ничем не отличаясь от других вирсайтов.
- Добро ли они нами правили, барздуки? - восклицал Бардойтс. - Всё ль было верно и хорошо?
- Верно! Верно! - кричали земники.
- А не оставить ли кого из них на следующий год, о братья? - снова вопрошал старый Бовас, а слуги его стояли рядом, готовые тут же вырезать названное имя рунами на деревянной чурке, да и сложить ее тут же в шапку для голосования.
И выкрикивали старейшины имена тех, кто им пришелся по нраву - а те выходили из круга, кланялись ему трижды, и уходили вон, чтоб не мешать священному волеизъявлению. А ежели кто не был больше желанным, барздуки кричали:
- Нет! Нет! Не хотим его больше! Пусть отдохнет пока от трудов!
А тот, пристыженный, густо заливался краской и стоял, понурив голову.
- Так чью же голову мы изберем заместо этой? - спрашивал Бардойтс.
И земники громко называли имена своих ставленников, шумно спорили и пререкались, стараясь перекричать противную сторону.
В конце концов настала очередь и Бортня, имя которого выкрикнул кто-то из круга.
- Ну вот, сейчас и начнется замятня, - проворчал себе под нос Брыль Бирзулис и, приложив руки ко рту, заорал что есть сил:
- Бортня хотим воеводой! Бортня Бубиласа!
Вокруг все зашумели и задвигались - и тут же раздались одобрительные возгласы.
- Бортень! Пусть будет снова Бортень! - кричали вокруг.
Но тут с другой стороны круга кто-то выкрикнул громко:
- Шпака хотим! Хотим Шпака Лаздониса! Пусть он же будет воеводой! Хватит Бубиласам булаву носить - прилипла, поди, уже к рукам!
В ответ им заулюлюкали, засвистели, круг беспокойно задвигался, и то и дело раздавались возгласы: "Бортня хотим!" или "Шпак пусть будет!"
Оба претендента вышли на середину круга и, под общий, все еще не стихающий гомон, низко поклонились старейшинам и Бовасу Бардойтсу.
- Благодарим за честь, о братья, - пророкотал Бубилас из своей пышной бороды, и грозно зиркнул на своего соперника.
Они стояли рядом, являясь друг другу полной противоположностью. Один грузный и толстый - а другой наоборот, худой и костистый, с надменно задранной кверху жиденькой бородкой, с тщеславным и хитрым блеском в своих маленьких колючих глазках. Это и был Шпак из рода Лаздонисов, вечный соперник Бортня Бубиласа за булаву воеводы.
Однако тут и произошло то самое неожиданное, что порой бывает на Вечевых Сборах. Лаздонис вдруг перегнулся пополам, точно сломанная палка, и низко поклонился до земли - а затем, распрямившись, внезапно сказал:
- Благодарю нижайше за доверие, барздуки! Но только в этот раз не смею я просить булаву воеводы...
- Что? Как? - загалдели шумные земники, немало изумившись его речам. - Что еще такое?
- Увы, о братья, - снова упрямо мотнул головой Лаздонис, - прошу покорнейше избавить меня от этой чести в этот раз!
- Ах, ты такой-сякой! - заорали возмущенные барздуки. - Перечить вздумал кругу? Да где ж это видано?
Бортень и сам изумленно уставился на своего вечного соперника, ежегодно спорившего с ним за булаву на Вече. Бубилас уже внутренне приготовился к долгой и изнурительной борьбе - и вдруг такое! Ужель на Шпака снизошло озарение, что булава - не только почести и титул, но каждодневные обязанности, и порою суровые лишения, и тяжкий труд на благо края? Но тут Бортень вдруг уловил недобрый блеск, случайно вырвавшийся из-под полуопущенных век Лаздониса, который он тут же умело спрятал внутрь.
"Ба! Вот так-так! - подумал Бортень. - Не чисто дело здесь, однако..."
И переглянулся с Брылем - видел, мол, или нет?
Но Брыль взглядом молча указал на наместника, сидевшего среди почетных гостей поодаль.
Кориат Довмонтович даже глаз своих не поднимал, рисуя на земле перед собою какие-то черточки и знаки своей богато изукрашенной тростью, и вполголоса переговаривался о чем-то с владыкой Куреясом, как будто бы не интересуясь всем происходящим. И лишь слабая, едва заметная улыбка слегка тронула его губы при словах Лаздониса - и тут же снова погасла.
Бортень весь побагровел от возмущения - ведь как бы он ни хотел снова стать воеводой, однако же всегда привык действовать прямо и честно, без всяческих интриг, в которых так поднаторел еще при дворе Великого Князя наместник Земиголья. И какие бы узы дружбы ни связывали земника и человека, однако Бортень искренне считал, что негоже ему оказывать такие вот медвежьи услуги.
А круг тем временем шумел и волновался, раздавались крики "Бортень! Шпак! Гнать его в шею, этого Шпака - он и сам не хочет!" - и спор уже грозил перейти в бурную потасовку, имевшую место иной раз на шумных сборищах барздуков. Тогда поднялся старый Бовас Бардойтс и, трижды ударив посохом в землю, воскликнул:
- Прошу я тишины, барздуки!
И когда споры мало-помалу улеглись, Бардойтс провозгласил:
- Пишите рунами на жребии обоих - и пусть судьба сама рассудит их!
И, обращаясь к соперникам, сказал:
- Идите же подальше вы от круга - и не мешайте воле вы его. Как того боги пожелают - так и будет. Идите с миром, братья!
Оба земника поклонились ему и, выйдя из круга, каждый удалился в свою сторону ожидать решения вече.
Тем временем среди старейшин пустили снова шапку - и каждый вирсайт клал туда одну из чурок с руной претендента. Когда же шапка вся наполнилась доверху, ее преподнесли Бардойтсу - и высыпали перед ним.
Спустя минуту Бовас встал, и, воздев к небу руки, раскатисто сказал:
- Судьба свершилась, о барздуки! Нам боги светлые явили свою волю - и жребий пал. Судьбе угодно снова видеть Бортня с булавою - он воевода наш на следующий срок! Возрадуйтесь же, братья! Лиго!
Радостные громкие крики огласили поляну - и в воздух снова полетели шапки, раздался свист и улюлюканье.
Под руки в середину круга слуги снова ввели Бортня Бубиласа и Шпака Лаздониса - и каждый был явно обрадован таким исходом дела.
Бардойтс воскликнул:
- Обнимитесь, братья, чтобы обиду не таить! Судьбе угодно было так распорядиться - вины в том вашей личной нет!
И, когда, по древнему обычаю, оба земника обнялись и облобызались, и Шпак вышел из круга, старый Бовас снова поднял голос:
- Возьми же булаву, о Бортень рода Бубилас! Теперь ты воевода снова сроком на год! Носи ее же крепко, владей же ею честно - и помни, что народ барздуков ты должен защищать!
Бортню на расшитой золотом парчовой подушке поднесли булаву - он важно и с достоинством поклонился на все стороны и, взяв ее двумя руками, шумно поцеловал рукоять. Затем, подняв ее над головой, зычно крикнул:
- Спасибо за доверие, о братья! Клянусь служить вам честно!
И громко крикнул старый ратный клич барздуков:
- Валио!!!
- Валио! - со всех сторон оглушительно рявкнули земники, и в воздух снова полетели шапки.
И лишь когда радостный гомон утих, старый Бардойтс вновь воздел свой посох - и снова запели трубы, и воздух наполнился частой дробью барабанов.
- Сегодня, о барздуки, мы выбрали себе голов на следующий год - так пусть же правят нами с честью! Лиго! - воскликнул древний Бовас. - Так пусть внесут же в круг хмельную чашу снова - мы ею запечатаем наш выбор! Подайте братину нам, слуги!
И снова затрубили серебряные горны, и снова забила барабанная дробь, пока хмельная чаша с медом обходила круг. И лишь когда унесли ее с остатками напитка к священному огню, брдойтс провозгласил:
- Теперь же, когда денница сменяется своей сестрой вечерней, и день священный наш уж движется к закату, пришла пора решать нам и дела иные. Возрадуйтесь, барздуки - ведь скоро мы закроем наше Вече, когда погаснет свет зари вечерней, и выйдем из дубравы, чтобы отметить буйным пиром священный праздник Лиго, Янов день!
И снова трижды стукнул посохом о корни дуба. Когда же разговоры улеглись, старик вдруг помрачнел челом и грозно молвил:
- А теперь, о братья, пришла пора услышать вести нам лихие - на то и пригласили мы к себе гостей. Как символично это - день к закату, и вести добрые кончаются, на смену им приходит ночь...
Когда же пораженные его последними словами барздуки изумленно замолчали и поляну затопила тревожная тишина, Бовас Бардойтс поклонился гостям и сказал:
- Войдите в круг, друзья, скажите ваши вести. Внимательно мы здесь услышим их. И с вами вместе примем мы решенье, как должно дальше быть.
И затем, обратившись к земникам, добавил:
- Наверняка вы знаете гостей, о братья! Вот Куреяс, верховный волхв из Вольно-града, владыка храма древнего Триглава. А вот и Альгис, шляхтич Шварн, посол Великого Ольгерда Князя. Вот сударь Кориат, Довмонтов сын, наместник Земиголья и Земьграда, шляхтич Бут - он также волей княжьею поставлен здесь служить. А вот и странник с юга, наш покровитель давний и защитник, витязь славный, известный нам Мамай - или Маркисуат у Дивов. Все четверо - желанные друзья и гости, войдут к нам в круг сейчас, барздуки!
И, когда названные им гости, покинув своё место, входили в круг и кланялись старейшинам низко, снова пели горны и звучала дробь.
И снова сухо стукнул посох о корни дуба, и снова раздался уставший голос Бардойтса:
- Хотя в кругу у нас четыре гостя, братья - всего три скорбных вести они нам донесут. Наместник скажет нам про ополченье, что Князь Великий снова созывает. Владыка Куреяс - про преступленье, леса затмившее погибелью волхва, его собрата. Но самая лихая весть у Альгиса у Шварна - темною рукою скорби она сожмет ваши сердца.
Поднявшись и воздев руки к небу, Бардойтс воскликнул скорбно:
- Так слушай же, народ барздуков, горестную весть - Аркона пала, цитадель волхвов, обитель Святовита. Мрачнеет рядом с этой вестью даже тьма, что наступает в наши земли. О горе нам, народ барздуков! Грядет большая битва добра и зла. Так выпал жребий наш - нам жить в такое время. Так слушайте же горестные вести от гостей...
И обессилено сел на свой дубовый трон, скорбно уронив убеленную сединами голову на дряхлые морщинистые руки. Венок дубовый упал с его чела - и покатился вниз. То был недобрый знак - и земники тревожно зашептались.
Однако старый Бовас был не прав - ибо была еще и четвертая весть, которую и принес Мамай. Но она вовсе не предназначалась для широкого круга.
--------------------------
ГЛАВА 19
НА ЯНОВ ДЕНЬ
- Как думаете, сударь, кого изберут воеводой на следующий срок? - спросил Пеколс у Мартина Бубиласа.
Тот быстро глянул на него и сказал:
- Думаю, снова батюшка Бортень будет.
- Вы так считаете, сударь? - переспросил Прок.
- Я даже не считаю, я просто уверен, - ответил Мартин и, немного подумав, добавил: - Почти наверняка.
Тут настала очередь Пеколса посмотреть на него.
- Хм, интересно... а позвольте спросить, почему? Ежели, конечно, не тайна какая-нибудь.
- А что тут такого? - удивился Мартин. - Я сам слышал, как люди наместника это дельце и обтяпывали, пока под стражей сидел.
И, подмигнув Пеколсу, добавил:
- Это ты у нас легко отвертелся от наказания, Пеколс, когда приставлен был за Лиго ухаживать. А я вот земник служивый, получил своё по самое некуда. Это слава всем светлым богам, что Лиго живёхонёк остался - а не то батюшка Бортень и вовсе сгноил бы мня, места мокрого бы не осталось. Как, кстати, он там?
- Кто - он? Бортень что ли? - пожал плечами Пеколс. - А я почем знаю - к нам он не заглядывал покамест, своих дел, видать, невпроворот.
- Да при чем тут Бортень! - возмутился Мартин. - Я про Лиго спрашиваю. Как он?
- А-а-а, хозяин, - протянул Прок. - Так он на Вечевом Сборе вместе с дядюшкой Брылем и есть.
- Вот как! - удивился дружинник. - Надо обязательно повидать его после Вече. А давно ли пришел в себя?
- Да вот вчерась буквально, незадолго до пополудни. А к вечеру и вовсе поднялся - зелья владыки Куреяса его поставили-таки на ноги, почитай, всего за три дня. Так что жив-здоров наш Лиго. В аккурат к своему празднику-то и поправился. Ведь у него ж сегодня - день рождения и есть, сударь. Знаете об этом?
- Да-да, слышал, - несколько рассеянно кивнул Мартин, погруженный в свои мысли. - Говорил он мне сам об этом.
Прок внимательно посмотрел на него.
- Что-то вы погрустнели внезапно, сударь, - спросил он.
- А? Что? - вскинулся Мартин.
- Говорю, помрачнели вы чего-то, - повторил Пеколс.
- А нет, Прок, всё в порядке. Просто подумалось вот. Разговор тут недавний вспомнился...
И Мартин замолчал, покусывая губы.
Два земника шли по лесу - по самой закраине Синей пущи, с наказом от Сухана выбрать сухостой для праздничных огней. Мартин после той злосчастной ночи был взят под стражу и просидел в холодной все три дня в ожидании своей участи. Но сегодня утром, ближе к пополудни, к нему вдруг вошел Сухан и сказал:
- Ну вот что, сынок, хватит отлеживаться да отсиживаться - давай-ка выходи на белый свет отсюда! Сегодня праздник как-никак - так что нечего бездельничать. Пойдешь сушняк к кострам валить.
И, как ни в чем не бывало, похлопал его по спине.
Земник вышел из темной землянки дровосеков, приспособленной под холодную, - и сразу же зажмурился от яркого солнечного света.
Сухан сунул ему в руки топор и сказал:
- Благодари батюшку Бортня - это он мне с утра наказал тебя освободить. Как знать, может, уже сегодня к вечеру он и воеводой-то не будет.
И Сухан поскреб затылок, а затем, легонько подтолкнув Мартина в спину, добавил:
- - Ступай, сынок. Поживем - увидим, как оно там на Вече обернется. Да, и этого с собой оболтуса старого прихвати, Пеколс который. Он в шатре у владыки Куреяса ошивается - Лиго там был все дни. Скажешь слугам, что от меня - они предупреждены.
И, нарочито весело насвистывая, старший дружинник ушел.
Мартин постоял еще малость, щурясь от яркого света, а затем, взвесив в руке топор и посмотрев в спину Сухану, развернулся и пошел к лагерю.
Барздучий стан раскинулся широко - вдоль самой границы зеленого луга и прилеска Синей пущи, у самой ее окраины. Каждый род земников старался стать отдельным лагерем, разбив свои походные шатры и палатки, со своим собственным кострищем и со своей вереей посередине, на которой крепилась родовая хоругвь. Однако сейчас все хоругви были сняты и унесены старейшинами на Вечевой Сбор - как того требовал древний обычай. А потому сразу так было и не понять, где какое семейство остановилось.
Холодная для Мартина была недалеко от стана Крумасов, вечно каких-то растрепанных и неопрятных барздуков, прям под стать своему родовому прозвищу. И Мартин решил пойти прямиком в их лагерь, а там и узнать, где находится шатер волхва Куреяса.
Но когда навстречу ему попался какой-то из земников Крумасов, и Мартин схватив его за рукав, придержал с вопросом - тот посмотрел на него чумными глазами, вырвался и убежал, ничего не сказав.
"Вот те на!" - подумал Мартин и, хмыкнув себе под нос, продолжил путь.
За станом Крумасов сразу простиралось огромное зеленое поле, на окоёме которого, вдалеке, виднелся и сам Земьгород - со своим земляным затравевшим валом, высоким частоколом тына с узкими бойницами для стрелков и рублеными островерхими башенками для часовых. А из-за высокой дубовой стены выглядывали разноцветные крыши Земьгорода - грязно-желтые, крытые соломой и камышом, темно-бурые, выстеленные гонтой и тёсом, и цветов повеселее: деревянные, выкрашенные в голубые, темно-синие, зеленые и красные колера, с забавными коньками или прапорцами наверху. А где-то там, левее, где в городском валу угадывались ворота, туда-сюда муравьями сновали люди по битому шляху - тому самому. По которому недавно пришли и сами земники в обход Синей пущи в столицу Земиголья, в растущий, что называется, не по дням, а по часам Земьгород.
"И когда только успели расстроиться?" - подумал Мартин.
Ведь еще, казалось, совсем недавно он был в этих краях, всего-то пару лет назад - а Земьгород за это время разросся вширь и вверх, и его дубовые стены уже с трудом вмещали бьющую внутри ключом жизнь. Город напоминал собой огромную деревянную кадушку с подошедшей опарой, которая уже еле-еле втискивалась в тесной посудине, выплескивалась через верх и грозилась вот-вот и вовсе вырваться прочь, затопив собою всё вокруг.
Идя вдоль закраины лагеря, по самому рубежу зеленого поля, Мартин вдруг вспомнил Сухана - и его нечаянно оброненные слова про Бортня. И усмехнулся про себя - уж он-то, в отличие от старшего дружинника, был полностью уверен, что Бортня и сегодня изберут воеводой снова, сроком на год. Ибо еще предыдущей ночью, сидя в своей землянке взаперти, стал случайным свидетелем одного ненароком подслушанного разговора.
Часовой, видимо, крепко заснул - потому что Мартин уже давненько не слыхал его мерных шагов у дверей: тот скорей всего где-нибудь мирно посапывал под кустом. Поэтому, когда невдалеке вдруг ухнул сыч - раз и другой - Мартин непроизвольно вздрогнул. Был в этом крике что-то неестественное - птица так крикнуть не могла.. А значит... А значит, это был чей-то условный сигнал - и Мартин так и прикипел к небольшому слуховому оконцу под самым накатом землянки.
И точно - вскорости хрустнула ветка, а следом за ней раздались осторожные шаги. И, судя по ним, подошедший был человеком. Зато вот второй был явно земником - и в этом Мартин, как истинный барздук, проведший всю свою жизнь в лесах, мог поклясться чем угодно.
"Земник и человек? В такую пору? И вместе? - изумился Мартин. - Что может связывать их?"
И дружинник весь окаменел, затаив даже малейшее дыхание.
- Что хочет сударь... - начал было второй, являвшийся барздуком.
- Давайте без имен, дражайший! - резко перебил его человек. - Вы знаете, что и лес имеет уши.
- Ну что же, вам виднее, сударь, - согласился земник и, недовольно засопев, спросил: - Что будет вам угодно? Чем вызвана эта встреча - да еще в таком месте?
- А вы предлагаете мне вызвать вас письмом с нарочным? - тихо рассмеялся человек. - Или прийти прямо к вашему кострищу посреди лагеря - да и выкладывать вам эти новости? Новости, которые, смею заверить, для вас и вашего вирсайта могут оказаться куда более ценными, чем те услуги, что мне оказываете вы с вашим хозяином.
- Но что за спешка, сударь? Неужели послезавтра, после Вечевого Сбора, нельзя было бы спокойно нам повидаться? Вы знаете, что будет пир на Янов день - и разговор барздука с человеком на нем ни у кого не вызовет никаких вопросов.
Человек в ответ на это снова тихо хохотнул:
- Вы знаете, дражайший, что ложка дорога к обеду - а после драки незачем размахивать кулаками. Так и моя новость - она хороша и бесценна сейчас, а после Вече эти сведения не будут стоить ни гроша.
- Так может быть, не стоит и выкладывать ее? - язвительно спросил земник. - Ведь она бесценна - то есть не стоит ровным счетом ничего.
Настала тишина. Затем, спустя мгновенье, человек раздраженно ответил:
- Ну что ж, милейший, вам виднее - как знаете. Только, боюсь, как бы булава воеводы для вашего хозяина не оказалась слишком уж тяжелой ношей. Прощайте!
- Постойте, сударь! - вдруг воскликнул барздук и тут же осекся.
- Тише вы, любезный! - зашикал на него человек.
- Да-да, простите, сударь, я немного погорячился. И приношу свои извинения. Что там у вас? Выкладывайте!
Раздался снова тихий смешок.
- Я так и знал, милейший! Я так и знал!
- Хм, а не могли бы все же побыстрее? Не ровен час, еще застанет нас здесь кто-нибудь.
- Ну что ж, извольте, - ответил человек. - Новость первая - Аркона пала, цитадель волхвов в Свияжском море. А вот вам и вторая новость сразу - Великий Князь потребует созыва ополченья. Ну как, вам нравится, милейший? Захочет ли хозяин ваш становиться воеводой в этот раз? Не лучше ли ему у себя пересидеть, покамест всё не утрясется?
Барздук, оглушенный, замолчал. А его собеседник, явно довольствуясь произведенным впечатлением, снова чуть слышно засмеялся.
- О! Понимаю! Я сам остолбенел, когда новость эту услышал. Но увы, это всё - иситнная правда. Вы ведь знаете, что на днях примчался в Земьгород гонец из Ковно? Вы видели его - он приглашен на Вече. Как думаете, к чему бы это?
- Да-да... - прошептал пораженный барздук. - И этот волхв, владыка Куреяс. И даже чародей Маркисуат - всё неспроста действительно...
- Ну вот вам и ответ, любезный - насколько мои новости бесценны, - язвительно сказал собеседник барздука. - Вы сами знаете обычай, что на Вече все гости из числа приглашенных входят в круг и оглашают свои вести лишь в самом конце дня. А воеводу избирают в полдень. Я думаю, хозяин ваш и сам не будет рад, узнай он то, что мог бы узнать и раньше!
- Ну, не вам решать, какое примет он решение! - отрезал барздук. - за новости - благодарю! Так какова цена бесценной этой вести?
- Ба, милейший! Вы любите шутить однако, - снова рассмеялся человек. - Цена обычная - возьму хоть золотом, хоть серебром. Не знаю, право, откуда вы, барздуки, добываете его - но знаю точно, что не переводится у вас звонкая монета!
- Держите, сударь, - холодно ответил барздук.
Тихо звякнула монета.
- Остальное - как обычно: услуга за услугу, - сказал земник и спросил: - Чего желаете теперь вы, сударь?
- Нет-нет, в этот раз ничего, милейший, - поспешно сказал его собеседник, собираясь уходить. - Покамест ничего. Но как только что-то будет нужно - я сразу же дам вам знать. Прощайте!
- И вы прощайте, сударь, - прохладно ответил барздук и, судя по наступившей тишине, исчез в ночи.
Его собеседник еще постоял немного, а затем улыбнулся - и тоже ушел, что-то тихо напевая себе под нос.
"Вот так дела! - присвистнув, подумал Мартин. - Это кто ж такие были-то?"
Но, побыв немного в раздумьях, пришел к единственному выводу - барздуком мог быть только кто-то из окружения Шпака Лаздониса, этого давешнего соперника Бортня за булаву. Но вот кто был вторым, для дружинника пока оставалось загадкой. Хотя ответ на нее был прямо на поверхности.
Отойдя немного от места встречи, тот человек откинул капюшон плаща и ухмыльнулся, глядя на блеснувший при свете месяца и звезд кружок серебряной монеты. Ибо новости эти были выданы вовсе не за деньги, хоть ими и прикрывались старательно для виду - а по приказу самого наместника. Ведь звали того человека Блохой - и был он правой рукой Собыря, начальника тайной стражи Земьгорода.
Но и сам наместник, в интересы которого входило снова обеспечить Бортня булавой воеводы, и Собырь с Блохой немало бы удивились, если бы вдруг узнали, что новость эта для самого Шпака Лаздониса была уже вовсе не в новинку. Пока его слуга беседовал в ночном лесу с Блохой, вирсайт Лаздонис получил эти вести из совершенно других рук. И принес ему их тот самый гнилозубый человечишка, которого уже видели Лиго и Мартин в корчме у Тырновича. Звали его Гландом - и состоял он на службе у барона Конрада фон Кинбурга.
***
- Что это ты там все время наклоняешься, Прок? - спросил Мартин у Пеколса. - Небось, ищешь чего? Время вон уже к вечеру близится - а мы толком лесины так и не нарубили к кострам.
- Да боги с ней, стой лесиной, - пробурчал Пеколс. - Вам ведь Сухан вообще сказал, что отметить только сухостой надобно - и в лагерь назад. А мы, сударь, вон уже сколько отмерили по лесу - и не только меток понаставили, а еще ведь и салили-то не один сухой ствол. В самую пору уже в лагерь-то возвращаться, сударь Мартин. Пущай на подмогу других пришлют, чтобы споро всё это добро поперетаскивать.
- Вот ты любитель поворчать, Прок, - сказал ему Мартин, и, сняв с плеча топор, вытер со лба пот и огляделся. - Хотя да, что верно, то верно - надо возвращаться в лагерь, пока солнце еще высоко.
Но Прок Пеколс в это время что-то сосредоточенно рассматривал, глядя вниз.
- Эгей, Прок, что там у тебя? - поинтересовался Мартин.
- Тс-с-с, сударь, - приложил Пеколс палец к губам. - Не испугайте - а то она снова упорхнет...
- Она? Птица что ли? - спросил Мартин и двинулся было к нему.
- Стойте, где стоите, сударь, - снова зашикал Пеколс и сделал круглые страшные глаза. - Сейчас я наконец-то ее заполучу...
И он вдруг прыжком кинулся вперед и вниз, стараясь накрыть это нечто, столь заинтересовавшее его, двумя руками.
Упав навзничь, Пеколс какое-то время лежал тихо, а затем, весело отдуваясь, попытался осторожно посмотреть, что же у него в руках. Но, заглянув в щелку между ладонями, земник вдруг громко чертыхнулся и горестно сказал:
- Э-эх, ушла...
И, расстроенный, поднялся с земли, отряхивая ладони и колени от травяного сора и налипшей пыли.
Мартин смотрел на него с большим недоумением, пока наконец не решился спросить.
- Гм, Пеколс, - кашлянул он. - А что это было?
Прок глянул на него глазами побитой собаки и только махнул рукой в ответ.
- Нет уж, подожди, - не унимался дружинник. - Что-то ведь ты ловил? Или мне показалось?
- Да уж не важно теперь, сударь, - буркнул Пеколс. - И вправду говорят, что не с нашим-то счастьем ее и ловить.
- Кого - её? - снова спросил Мартин, но теперь уже настойчивей.
- Да её - перелёт-траву, - глянув на него, хмуро ответил Прок.
Мартин замер на месте, открыв рот и захлопав глазами.
- Что-что? - изумился он.
Пеколс бросил на него быстрый взгляд:
- Перелёт-траву говорю, сударь. Что, разве не слыхали про такую?
Мартин остолбенело смотрел на него:
- Н-нет, - наконец выдавил он из себя.
- Ну, нет - так нет, - развел руками Пеколс. - Тогда зачем и спрашивать было?
Дружинник постоял немного, а затем, мотнув головой, сказал:
- Я вот одного не пойму, Прок. Ты действительно не от мира сего - или только таким вот дураком притворяешься?
Пеколс вспыхнул и весь побагровел.
- Что это за ахинея еще такая - перелёт-трава? - не успокаивался Мартин. - В первый раз слышу такую чушь!
Пеколс от возмущения, казалось, готов был лопнуть - и даже поначалу не нашел слов для ответа.
- Ну знаете, сударь, - с трудом выдохнул он, когда первый гнев прошел. - Вы с вашим коротким носом много чего еще не знаете, что есть на белом свете. Так что уж не обессудьте, но свои суждения уж как-нибудь да оставьте при себе!
Настала очередь Мартина вспыхнуть до самых корней волос.
- Да как ты смеешь вообще мне говорить такие речи? - начал было он - и вдруг осекся.
Глаза дружинника тревожно сузились, и он стал настороженно всматриваться за спину старому слуге.
- Вот теперь уж ты помолчи... - прошипел Мартин, и медленно указал туда рукой.
Пеколс замер - и также медленно и осторожно, будто во сне, обернулся.
На небольшом пригорке в конце прогалины стоял согбенный дряхлый старик, опираясь на узловатую клюку, и пристально смотрел на двух земников, замерших на другой стороне поляны. Был он когда-то высокого роста - но уродливый, огромных размеров горб согнул его к самой земле. Длинные, давно немытые волосы желтыми грязными паклями свисали с головы, а из-под седых кустистых бровей сердито смотрели его колючие глаза, причем каждый разного цвета. А прямо на длинном крючковатом носу красовалась большая жирная бородавка. Низ этого страшного лица скрывала редкая пегая бороденка с торчащими в разные стороны клочьями грязных волос. И этот старик-горбун стоял и хмуро разглядывал земников.
- Батюшки-светы... - охнул Пеколс. - Кажись, Бирюк тот самый, с которым меня недавно спутали.
- Чур тебя, - пробормотал Мартин и полез за пазуху, нащупывая древний оберег от сглаза.
Разгоравшаяся было перепалка мгновенно улетучилась - от нее не осталось даже и следа.
- Ну, и долго он так стоять будет? - шепнул Пеколс и пододвинулся на всякий случай поближе к дружиннику.
- А я почем знаю? - на ухо ответил ему тот. - Точно Бирюк это - больше ведь некому.
Горбун тем временем стоял на пригорке в своем выгоревшем плаще непонятного цвета и всё так же сверлил взглядом двух барздуков, неосторожно забредших в Синюю Пущу. Затем, пожевав губами, хмыкнул - и в этот момент солнце будто взыграло и качнулось в небе, коснувшись своим ярким лучом изборожденного морщинами лица старика. Тот отшатнулся недовольно и отступил назад, в тень деревьев - и уже оттуда снова сердито глянул в сторону земников и, подняв свой крючковатый когтистый палец, погрозил им барздукам. А потом сделал шаг назад - и вдруг на этом месте, где он только что стоял, раздался громкий хлопок и вслед за тем поднялся белый столб дыма: и в его туманных клочьях страшный горбун исчез!
- Свят-свят-свят, - забормотали оба барздука, заворожено глядя на тот пригорок и поднимавшийся дым.
И тут клочья вдруг сгустились и поплыли через прогалину прямо на земников, приобретая образы каких-то скачущих грозных зверей с оскаленными мордами и вздыбившимися холками. И эта белесая стая призрачно плыла на барздуков через всю поляну, всё время увеличиваясь в размерах и становясь всё больше и больше похожей на свору огромных волколаков.
Земники испуганно попятились от плывущего по воздуху прямо на них бестелесного зверья. Но тут снова взыграло в небе жаркое солнце - и зловещие призраки медленно растаяли, не долетев буквально несколько шагов.
- Уф, - только и смог вымолвить Мартин, все еще стоя на месте.
А Пеколс, вцепившись ему в локоть обеими руками, расширенными от ужаса глазами смотрел вперед.
Дружинник недовольно поморщился и, передернув плечами, попытался освободиться от хватки Пеколса.
- Пожалуй, ты прав, Прок, - сказал Мартин. - Надо точно сбираться назад - а то что-то далековато мы с тобой забрели.
И, сердито сверкнув глазами, уже погромче приказал:
- Ты руку-то отпусти - совсем уже от твоих лапищ она занемела.
Пеколс нехотя отпустил дружинника, но, увидев, что тот собирается повернуться, вцепился в него снова.
- Что еще такое? - недовольно воскликнул Мартин.
- Не оборачивайтесь, сударь, - испуганно замотал головой Пеколс. - Ни в коем случае не оборачивайтесь!
- Это еще почему? - удивился дружинник.
- Потому что к нечисти, тьфу на нее, никогда спиной поворачиваться нельзя. Еще, не дай боги, прыгнет сзади и начнет грызть. Задом, только задом пятиться надо, сударь - а лицом вперед, свят-свят-свят.
И Пеколс стал мелкими шажками пятиться спиной назад, всё время пристально глядя на то место, где исчез страшный старик. Мартин не стал прекословить - и последовал примеру старого слуги.
Лишь пройдя так с полсотни шагов и не видя более никакой опасности, земники наконец-то перевели дух.
- Вот тебе и на! - сказал Мартин, когда они отошли от этой страшной прогалины. - Чуть было самому Бирюку в лапы не попались. Надо побыстрей отсюда в лагерь выбираться, Прок.
- Ага, - только и смог, что кивнуть тот.
Дружинник тем временем, почесав в затылке, вдруг нервно хохотнул.
- С ума сойти можно! - сказал он. - Я за одну только эту поездку за глаза уже насмотрелся всякой нечисти - и причем больше, чем за всю свою ратную службу. Тьфу!
И Мартин сердито сплюнул на землю.
- Так за чем ты там, говоришь, охотился, Прок? - немного погодя, весело спросил он.
- За святоянским зельем, - пробормотал тот, все еще толком не отойдя от только что увиденного.
- Чего-чего? - переспросил Мартин.
- Янов цвет, божье дерево, заячья кровь... - странно ответил Пеколс. - Их на Янов день как раз и собирают: или завтра с утра, с первой росой - или же вот сегодня, до первых купальских огнй...
- Какая еще заячья кровь, Прок? - пихнул его Мартин. - Я вот смотрю, это тебе кровь в голову ударила, что ты всё не отойдешь никак!
И, хмыкнув и весело мотнув головой, снова хохотнул:
- Тоже мне еще скажешь - заячья кровь! Ты бы еще лучше за цветом папоротника сходил бы! Или ты его как раз и искал?
И дружинник подмигнул старому слуге.
Но тот вдруг задумчиво спросил:
- А вы видали их, сударь?
- Кого? Цветы папоротника? - улыбнулся Мартин.
- Нет, сударь, призраков этих, что облаком на нас летели- сказал Пеколс.
- А, ну да, - кивнул дружинник. - Только выбрось ты это из головы, Прок. Наваждение одно - да и только! Это, видать, старик мороку на нас напустил - для острастки наверное. А что такое?
- Так ведь волколаки то были, - снова сказал Пеколс.
- И что с того? - пожал плечами дружинник. - Мало ли что привидеться может!
- Может, согласился Пеколс. - Только вот сдаётся мне, что не к добру наваждение это...
- Тьфу ты, Прок! - сердито сказал Мартин. - Но ведь ушли уже мы оттуда - и старик этот нам, слава светлым богам, так ничего плохого и не сделал! Так что ты там всё время ворчишь? Давай лучше побыстрей выбираться отсюда!
И Мартин, приладив за поясом топор, двинулся вперед. Пеколс последовал за ним.
А когда земники уже подходили к лагерю, дружинник вдруг неожиданно рассмеялся и легонько подтолкнул в бок старого слугу.
- Заячья кровь говоришь? Ишь ты! - сказал ему Мартин и весело подмигнул.
- Какая заячья кровь? - удивленно спросил Пеколс.
- Ну там, на той поляне, - ответил дружинник.
- Нет, сударь, то была перелёт-трава.
Мартин на мгновение замер - а затем, весело закинув голову назад, громко рассмеялся.
- Какая, говоришь, трава? - хохотал сквозь слезы он. - Перелёт?
- Да, сударь, перелёт-трава, - кивнул Пеколс.
- И что же это значит? - не унимался от смеха Мартин. - Что еще за зелье такое?
- Она имеет силу переноситься с места на место, - буркнул Пеколс. - И тем, кто ее сорвет, будет счастье. А ежели нет - стало быть, наоборот!
И сердито пошел вперед.
***
Праздник Купала не зря называют еще Ян Бражник. Потому что количество выпитого в эту чарующую ночь иногда достигало размеров просто невероятных. А как же иначе? Ведь Янов день - это небесная свадьба, а какая же свадьба обходится без щедрой и обильной попойки?
А потому и земники, памятуя сей древний веселый обычай, охотно и со всей душой следовали ему. И уже с самого утра из Земьгорода на окраину Синей Пущи, к стану барздуков недалеко от священной дубовой рощи, где собирался Вечевой Сбор, потянулись возы и телеги с пенным пивом и хмельным вином. Скрипели колеса, фыркали кони, весело балагурили сопровождающие обоз мужики и хитрые торговцы - и все эти звуки заполонили собою огромный зеленый луг, что отделял столицу Земиголья от стана барздуков.
А в самом лагере земники цокали языками, подмигивали друг другу и радостно, в праздничном возбуждении, тёрли руки, ожидая подхода телег.
"Конечно, рассуждали барздуки, - пиво из Земьгорода - свершено не то, что пиво, сваренное самими земниками на своих лесных хуторах. Но да что делать? Испробуем и людской напиток - как говорится, на безрыбье и из рака уху варят".
Конечно, приказ старейшин, ушедших на Вечевой Сбор, был строг и однозначен - до вечера и их возвращения с Вече ни капли не пить. И земники, конечно же, были вынуждены ему подчиниться.
Но, как обычно, нет такого указа, который нельзя было бы обойти. А чем земник в этом отличается от человека? И то дело - было бы желание, а способ найдется. И барздуки сами для себя, в оправдание, придумали другое объяснение - как же все-таки испить пива да вина в обход строгого наказа. И назвали это словом совершенно иным - оценить вкус напитка!
А потому, когда первые телеги с бочками добрались-таки до земниковского стана, то большое количество таких ценителей уже собралось в предвкушении того, когда же наконец откупорят первую бочку, чтобы они смогли вынести свой вердикт. И уже к полудню немало захмелевших земников разгуливало по лагерю и рассказывало всем встречным и поперечным про все достоинства или наоборот, недостатки того лили иного пива от одного или другого хозяина. А некоторые так и вовсе лежали себе тихонечко в тенёчке да холодке под кустами, и с блаженной улыбкой наблюдали, как в буквальном смысле этого слова солнце на небе весело играет и сильно раскачивается, словно паодтверждая всю правдивость рассказов про Янов день.
Вообще-то Вечевой Сбор - дело особой важности, на который всегда собирались старейшины народа барздуков отдельно, сами по себе, прибывая в священную дубовую рощу каждый год в означенное заранее время, в сопровождении своей челяди да слуг. Само же это место для земников было священным и заповедным еще с тех пор, как они впервые заселили Неманскую пущу. И хотя с того времени воды утекло немало, и, как это часто водится в истории любого народа, что его святыни в итоге заселяют чужаки, вытесняя прежних хозяев куда подальше, окраина Синей Пущи с вековечной дубовой рощей по-прежнему оставалась для земников священной и заповедной. И когда Земиголье добровольно вошло в состав Державы Неманской, и в эти глухие края стали проникать первые люди, Великий Князь издал указ, которым строго-настрого запрещалось трогать эти заветные для земников места и каким-либо образом нарушать древний порядок. А поскольку сами барздуки в этих краях селились мало, считая их заповедными, то для охраны их старинных святынь Великий Князь распорядился срубить малую крепостцу и разместить в ней небольшой ратный гарнизон, делом которого и было блюсти как интересы Великого Княжества, так и строго следить за нерушимостью и сохранностью всех земниковских прав, вольностей и святынь.
Так и возник в свое время Земьгород поселение людское с самого начала, но призванное защищать барздуков от лиха или ненастья какого. Шло время, сменялись поколения - и уже через пару-тройку столетий былое назначение Земьгорода стало понемногу забываться и отошло на задний план, а сама крепость разрослась и превратилась в большое людское поселение, которое стало уже столицей Земиголья, окраинной вотчины, которая в самом Великом Княжестве уже скорее рассматривалась не столько как земля их верных союзников-барздуков, сколько как место еще не освоенное и годное для заселения людьми. Хотя права земников при этом, положа руку на сердце, соблюдать старались - а потому и каждый новый наместник считал своим долгом обеспечить как сохранность святынь барздуков в Синей Пуще, так и добрососедские отношения с ними.
Конечно, самим старейшинам земников совершенно не нравилось, что возле их исконных и заповедных мест столь быстро разросся большой и шумный людской город. Однако что они могли поделать с этим? Таков неумолимый ход истории - одно сменяется другим. Ведь когда-то и сами барздуки на этих землях были всего лишь чужаками и пришельцами издалека, а до них здесь тоже кто-то жил и старался сберечь свои святыни.
Потому так и шло из года в год - Земьгород бережно охранял святыни барздуков, а сами старейшины этого племени каждое лето в тот или иной урочный час собирались здесь на свой Вечевой Сбор.
Сроки проведения ежегодного Вече для земников определялись каждый раз по-разному - но все они были уделом жрецов-вайделотов, их заботой и хлопотами. Гадя по звёздам, по полёту птиц, выбрасывая старинные руны, начертанные на звериных костях, вайделоты-барздуки определяли то или иное время, благоприятствующее проведению Вече. И тогда мчались гонцы во все закоулки глухой Неманской пущи по всему Земиголью с приглашением на сбор.
В этот раз руны и звезды легли таким образом, что священное Вече попало на не менее священный праздник Лиго, Янов день, купальское свято. Такое бывало и раньше - раз в сорок, а то и в пятьдесят лет.
Конечно, лучше бы Купало отметить дома, на родном хуторе, среди своих - или же приехать в гости к ближайшим соседям со всем своим многочисленным семейством, да попировать всем вместе всласть, попеть святоянские песни да веселые купальские стишки, попрыгать через священный костер, да утопить его остатки в реке, гадая по пущенным на волах венкам. Ведь Лиго - это свадьба небесная, Яна да Марены, солнца золотого и серебряной луны, которую пытался расстроить Морок Черноголов, похитив Солнцеву невесту и спрятав ее в своих подземных чертогах. А потому и жгли всю ночь костры и пускали с холмов огненные колеса в реку, отгоняя нечисть, которая стремилась расстроить светлый праздник. А потому и прыгали через бушующее пламя да омывались в ключевой воде, чтобы очиститься от всего злого да лихого.
На хуторах и лесных заимках парни-барздуки ухаживали за молодыми барздучихами, приглашали их на зажигательные танцы да прыжки через костер. А девушки, в свою очередь, уединившись на речном берегу, гадали на венках из собранных на Янов день цветов и трав о своем суженом, да о будущем с ним. Ведь свадьбы бывают не только небесные - еще больше их на земле.
Веселый праздник Лиго, шумный и буйный. Верхушка лета, зоряная купель. Ибо если много будет звезд на небе - к урожаю плодов лесных, ягод и грибов. А люди знающие говорят, что и детей тогда тоже будет много. Ибо начинали на купала парни за девками ухаживать - а к осени да Новому году уже и семьи крепкие часто сколачивали. А где семья - там ведь и дети. Вот тебе и Купало, что в траву упало!
Веселый праздник Лиго, теплый и жаркий. Солнце на зиму, а лето в теплынь поворачивает. Ибо после Янова дня от земли такой дух идет жаркий, что на ней запросто и сиднем сидеть можно, и босиком ходить, и даже спать просто так - до самого конца лета. И дожди уже не в дожди, и туманы не в сырость, не холодные и промозглые, как раньше - а теплые и грибные. А потому и говорят, что после праздника Яна не нужно кафтана - лето вошло в свои извечные права.
Веселый праздник Лиго, хмельной и пьяный. Ибо травы лесные да росы утренние в такую силу входят, что пьянят одним своим только духом, кружат голову одним своим только видом, а уж соки земли в них так и бьют ключами. И Янов день - самое время собирать целебное зелье да колдовские разные травы. Ведь говорят знающие люди, что дивный жар-цвет папоротника дает власть над зарытыми в землю сокровищами, да возможность понимать звериный да птичий язык, да способность видеть, как на праздник Купала дубы переходят с места на место и разговаривают промеж собой. И у кого, мол, есть тот волшебный цвет папоротника, тот запросто может увидеть всё это и понять.
Как бы там ни было, а после обильных хмельных возлияний, как говаривают иные острые языки, к вечеру да ночью после праздника не только ходячие деревья увидишь - может кое-что и похуже померещиться. А что уж говорить про огненное цветение папоротника - или радужное сияние той самой перелёт-травы, что искал Пеколс? Потому как и он с самогог утра откупорил уже не первую бутылочку из своих алхимических запасов в шатре Куреяса, да и отметил заранее светлый Янов день. И мерещились ему не только травы дивные, но и разные чудеса чудесные. И лишь одно ему не давало покоя - неужели то страшное видение горбуна на поляне было взаправду? А судя по словам Мартина, именно всё так и выходило.
Потому и Пеколс сидел угрюмый и сердитый, раздумывая над произошедшим в лесу. И не менее взволнован был и сам Мартин, спешивший побыстрее вернуться в лагерь и рассказать Сухану о встрече с Бирюком.
И когда у самой черты лагеря им навстречу попался рыжий детинушка-барздук, Мартин схватил его за локоть и спросил:
- Скажи, почтенный, а не видал ли ты Сухана?
Детина земник медленно повернулся, глядя сквозь подошедшего Мартина стеклянным взглядом, долго дул губы и морщил лоб, соображая, о чем же его все-таки спросили, а затем вдруг выдал, заорав на весь лес:
- Здравствуй, праздник, здравствуй, Лиго,
Здравствуй, светлый Янов день!
На коне своем красивом
Отгони ты лиха тень!
Дай лесам густые травы,
Песню пел чтоб соловей,
И на празднике веселом
Вдоволь нам вина налей!
Лиго!!!
И, пошатываясь, побрел прочь.
- О боги! - простонал Мартин. - Когда же они только успели набраться? Где же нам теперь искать Сухана?
И посмотрел на Пеколса. Но тот угрюмо промолчал - поскольку его мысли были заняты вовсе не поисками старшего дружинника, а тем, как и, главное, где и самому бы успеть так повеселиться, как тот рыжий земник.
Однако в самом стане, вопреки мрачным ожиданиям Мартина, всё же царил относительный порядок. Земники довольно бойко и шустро расставляли под навесами свои лавки да столы, и накрывали их всяческой снедью, щедро поставляемой из Земьгорода. Ну и что с того, что в этот раз Вече выпало на Янов день и Купалу не всем придется праздновать дома, прыгая с девками через костер? Праздник он всегда праздник и есть. А потому и отмечать его негоже с кислыми лицами из-за отсутствия рядом розовощеких смешливых барздучих, так охочих до танцев и внимания парней. Так что земники вовсе не унывали духом - и собирались отметить Янов день со всем размахом, на который только была способна широкая душа самого настоящего барздука.
И что сказать - такое совпадение, Вече и Янов день, вы падают всего-то раз на сорок, а то и больше лет. Есть уже о чем поговорить сейчас - и что вспомнить в будущем.
Потому земники так споро управлялись со своими делами, ожидая возвращения старейшин с Вечевого Сбора - и с известиями, кто же будет ими править весь следующий год. Чтобы затем всем вместе весело и широко отметить эти события.
И когда среди этой оживленной суматохи и беготни вдруг раздался знакомый голос, Мартин и Прок от неожиданности даже подпрыгнули.
- Ба! Господа Пеколс и Бубилас! - звонко сказал знакомый голос - Как же я рад вас видеть в полном порядке и отличном здравии!
Земники быстро обернулись - и увидели широкое веснушчатое, радостно улыбающееся лицо Валдиса Тырновича, хозяина трактира "У Гуся".
- Здравствуйте, мои дорогие! - улыбался Тырнович. - Несказанно рад встретить вас здесь в совершенной целости и сохранности!
И Земники, не успев даже опомниться, тут же оказались в его крепких объятиях.
- А я уж так себя корил, так себя ругал за всё то, что произошло тогда в корчме, - не переставая, тараторил Тырнович, обнимая и похлопывая барздуков. - Я все эти дни чувствовал себя настолько виновным за то, что стряслось, что даже места себе не находил. И когда наместник поручил мне заняться доставкой снеди и вина на ваш праздник, я охотно согласился в надежде вас повидать. Однако вот уже как полдня я нахожусь здесь, а до этого трижды смотался за запасами в Земьгород и назад, а вас всё никак не видел и не находил! И уже начал было нещадно корить себя за всё произошедшее тогда. Ведь я уж не знал-то, что и думать теперь. Да мало ли что могло ведь с вами-то стрястись! О событиях той ночи весь Земьгород, почитай, до сих пор гудит и судачит - а тут еще и вас нет! И вот, когда я уж и вовсе помрачнел весь, вижу - вы идете, судари мои почтенные! Как же я все-таки искренне рад и счастлив вас видеть!
И Валдис, выпалив всё это на одном дыхании, радостно оглядел еще раз обоих барздуков - и снова крепко прижал их к себе.
- А где же господин Лиго Бирзулис? Что с ним? - вдруг взволнованно спросил трактирщик. - Почему его нет с вами?
И он испуганно посмотрел на них.
- Здравствуйте, сударь Валдис, - откашлялся Мартин, потирая помятые объятиями трактирщика ребра и плечи. - Не беспокойтесь, с Лиго всё в порядке - он просто на Вечевом Сборе.
- На Вечевом Сборе? - изумился Тырнович, а потом вдруг снова заулыбался. - Так я и знал, что господин Лиго - земник не простой, а знатный. Какое счастье, что с ним всё в порядке! И какая честь для меня, господа, что вы посетили моё заведение! Не желаете ли вина или пива, судари? А?
И, когда земники переглянулись и замялись, Тырнович заговорщицки подмигнул и сказал:
- За встречу, господа, - и всего лишь чуть-чуть... Я понимаю, что приказ сударя Сухана нарушать нельзя - но так мы ведь с вами немножко, самую малость, не так ли?
И он снова подмигнул.
- Сухана?! - вскричал Мартин. - сударь, где мне найти его? Он-то как раз мне и нужен - причем срочно и, что называется, позарез! Слишком важные известия у меня к нему!
Тырнович сразу как-то погрустнел и махнул куда-то неопределенно рукой:
- Там, господа, его и ищите.
Но затем вдруг снова оживился и добавил:
- -Но, думается мне, сегодня с вами я-то уж точно еще выпью заздравную чашу!
Земники улыбнулись и, вежливо откланявшись, пошли искать Сухана.
--------------------------
ГЛАВА 20
ТАЙНЫЙ СОВЕТ
Горели огни под липами. Огненными шарами с холмов катились пылающие колеса в реку, вздымая снопы искр - и с шипением сердито гасли в воде. Ликующие земники кричали "Лиго! Лиго!", и снова, и снова пускали с вершин огневые круги, как то и заповедывали предки. Янов праздник был в самом разгаре - настала та самая колдовская ночь.
Горели огни под липами. И через эти рдяные обжигающие языки пламени с разгону прыгали вооруженные барздуки, выписывая порой немыслимые коленца и потрясая своим древним прадедовским оружием: кистенями, мечами и палицами. Ибо солнцевы дети, к роду коих относились и земники, очищали себя от всякой скверны в священном пламени, отсвете небесного ока, что взирает на нас с вышины. И, как гласило предание, тому барздуку, кто дальше всех прыгнет, кто выше всех взовьется в своем немыслимом и лихом прыжке, кто удалее и ловчее всех исполнит свой замысловатый трюк над жаркими языками костра, удача и успех будет сопутствовать во всех его делах и начинаниях. А потому и соревновались между собой воины племени земников - кто из них лучше, удачливей и сильней. Прыгали через огромное пламя, нисколько его не боясь, и, казалось, купались в его огнистых струях. И красные отблески жара делали лица лесных бородачей еще более суровыми и дивными.
Горели огни под липами. Стояли столы дубовые между цветных шатров, освещенные трескучими факелами. Ломились от яств и напитков столы эти, ждали своих хозяев, похвалявшихся друг перед дружкой удалью и молодечеством своим ратным в огненном танце. Седые сказители настраивали свои гусли, и тихо бренчали струнами, бормоча под нос издревние вирши. Ибо пир праздничный для ратников барздучьего племени всегда проходил по обычаю под дивное пение старинных былин. Сновали тени слуг меж древесных стволов, присматривая за яствами, и готовые в любой миг встретить своих хозяев. А еще поодаль, совсем-совсем далеко, перекликались часовые окрест, оберегая окраину Синей пущи и лагерь барздуков от всяких неожиданностей.
И над всем этим раскинулось огромное черное небо, в котором задумчиво мерцали льдистые звезды, глядя с вышины на древние забавы лесного народа. Качались зори в своей темной бездне и недовольно сверкали, когда вдруг над вершинами деревьев вздымался яркий сноп искр, соревнуясь в этот миг с самой россыпью небесных песчинок. Но искры с шипением гасли и быстро таяли в бархате ночи, а звезды усмехались и продолжали переливаться холодными бликами, недостижимые в своей дали. Праздник Лиго достиг своего пика - шла та самая купальская ночь...
Но не все земники отмечали праздник, прыгая через костер и катая огненные шары в реку. Одни из них собирались, пакуя последнюю поклажу и проверяя, хорошо ли взнузданы их пони. Были это барздуки из рода Лаздонисов. Нет-нет, иной раз то один, то другой земник из них взглянет на красные отблески купальских кострищ между деревьями да на ломящиеся от яств столы, да и вздохнет украдкой. Но приказ есть приказ - раз велел вирсайт срочно выходить, то и спорить нечего. И непонятно, чего больше было в таком решении - норова самого Лаздониса, оставшегося без булавы воеводы и в этот раз, и затаившего от того обиду и не желая признавать свое поражение, или в действительности спешки из-за тех неприятных известий, что огласили барздукам после Вечевого Сбора. А вести были таковы, что на хуторе Лаздонисов волки задрали нескольких пастухов и порезали скотину домашнюю. И гонец, мол, взмыленный, примчался в самый аккурат к окончанию Вече.
Праздник есть праздник - но и вести были уж больно-то лихие. А потому и старейшины племени земников дозволили Лаздонису и его отряду в канун купальской ночи, всупереч давнему обычаю, отбыть восвояси.
Лишь Бортень с Брылем переглянулись загадочно между собой, предупрежденные Суханом. Да Кориат Довмонтович пожевал травинку, задумчиво глядя вслед Лаздонису, поспешившему в свой стан.
Когда весть об этом прокатилась по всему лагерю, Прок Пеколс почесал свою лохматую голову и сказал:
- И какого ляда этот Шпак Лаздонис вдруг засобирался домой? Не, тут дело нечисто - не верю я в этих сказочных волков на его хуторе...
- Ты давай пошевеливайся лучше, Прок, - недовольно сказал Лиго, стоя наполовину одетый среди шатра Куреяса. - Вон уже гонец на совет за мной примчался, а я всё никак не переоделся еще после Вече. Негоже опаздывать мне на совет.
И Лиго кивнул на дверь шатра, за полотном которой, как было видно по тени, переминался с ноги на ногу посыльный.
- А за что это вас, сударь, на совет-то покликали? - бурчал Пеколс, помогая облачаться своему хозяину. - Ну, Вечевой Сбор - дело понятное, знатная кровь как-никак. А на совет? Видать, и тут дело недоброе, сударь - помянете мое слово.
- Вот ты старый ворчун! - дернул плечами Лиго. - И любопытный чрез меру. Всё тебе знать надобно. То Лаздонис не к месту уехать вздумал, то на совет меня позвали.
- Да уж ежели б вы знали то, что мы с Мартином сегодня узнали, то вы бы еще и не так на этого Лаздониса посмотрели бы, - ворчал Пеколс, поправляя перевязь на Лиго. - Да только вот ваш дядюшка мне строго-настрого запретил об этом кому-либо рассказывать...
- Что-что? - быстро обернулся к нему Лиго. - Ну-ка, повтори, что ты сейчас только что сказал?
И, глядя, как Пеколс вдруг изменился в лице от испуга и прикусил язык, тряхнул его хорошенько.
- Ну, что там еще с Лаздонисом? - переспросил молодой Бирзулис.
- Я...Мы... - замычал слуга, раздосадованный, что снова не к месту распустил язык.
- Выкладывай давай, раз уж начал, - взял его в оборот Лиго.
И Пеколсу больше ничего не оставалось, как рассказать то, что он узнал от Мартина, когда тот сидел взаперти и подслушал разговор ночных гостей.
- Вот дела - так дела! - удивился Лиго. - Чтоб вирсайт земников, пусть и Шпак Лаздонис этот - и знался с лиходеями? Чудеса! Вот и думай, взаправду у него на хуторе несчастье произошло - или выдумки это всё?
И Лиго хмыкнул.
- И я говорю - не к добру это, - буркнул Пеколс.
- Да ну тебя! - отмахнулся от него Лиго. - Заладил старую песню. И так заболтались вовсе - давай-ка лучше плащ и заколку.
- Ту самую? - с нажимом произнес слуга.
Лиго задумался на мгновенье - но затем упрямо мотнул головой.
- Да, ее - подарок Велемира, - твердо сказал земник.
Слуга только тихо вздохнул про себя - но не посмел перечить хозяину.
Заколка холодно блеснула на плече. Лиго прислушался к ней - но, как ни старался, ничего не почувствовал.
Тогда он, постояв еще миг и оглядевшись вокруг, ничего ли не забыл, кивнул Проку - и вышел в ночь.
***
- Сударь Лиго из рода Бирзулисов, сын достославного воеводы Лютня! - провозгласил слуга, распахивая полы шатра.
Лиго вошел - и поклонился присутствующим.
К своему счастью, он был вовсе не последним из приглашенных. Когда он вошел в шатер и мельком огляделся, он слегка перевел дух - в шатре вокруг стола было еще несколько свободных мест. Но дядюшка Брыль тем не менее сердито сверкнул на него глазом, хотя его сосед, воевода Бортень, сохранял полнейшее спокойствие. Завидев Лиго, он сочным басом сказал:
- Иди к нам, мой мальчик!
И приветливо помахал своей огромной лапой.
Соорудив вокруг себя подобие трона из подушек, Лиго наконец-то мог спокойно осмотреться. Мест вокруг стола было значительно меньше, чем старейшин племени барздуков, что прибыли на Янов день. А это означало, что пригласили далеко не всех - что было весьма странным. Но самым странным было то, что на этот совет пригласили его, совершенно ничем не примечательного земника, пусть из знатного рода, но вовсе никакого не вирсайта. Чем была вызвана эта честь, Лиго мог только догадываться - и сердце его слегка ёкнуло в груди.
Но окружающие не обращали на него, казалось, никакого внимания, занимаясь каждый своим делом и тихо переговариваясь между собой в ожидании, пока все соберутся.
Напротив Лиго, прямо через стол, сидели владыка Куреяс и чародей Мамай, и совершенно не церемонясь, налегали на стоявшие вокруг них блюда, изредка обмениваясь между собой какими-то фразами. Правда, в какой-то миг земнику показалось, что оба волхва на мгновение зацепились взглядом за его заколку, тускло сверкавшую на его плече, и мельком переглянулись - но тут же отвели взгляд. А может, это всего лишь показалось молодому барздуку?
Однако, завидев, что Лиго исподволь рассматривает их, Мамай незаметно улыбнулся в свои длинные смолистые усы - и вдруг уставился на блюдо с пампушками, стоявшее недалеко от земника. Блюдо слегка задрожало, словно в испуге. Бортень и Брыль, сидевшие рядом, внезапно прервали свою тихую беседу и удивленно воззрились на него. В этот момент Мамай подмигнул своим глазом - и тут блюдо слегка подпрыгнуло, и с легким стуком ударилось об стол - а самая верхняя пампушка вдруг подскочила от этого удара, взлетела в воздух, зависла на какое-то мгновение, а затем, кувыркаясь, понеслась в воздухе через весь стол - и влетела прямо в рот чародею!
Лиго только ахнул от изумления - и глянул на Брыля с Бортнем. Те сидели, широко разинув рты - как, впрочем, и все присутствующие за столом. И лишь один Кориат Довмонтович и бровью не повел, и сидел с самым невозмутимым видом, как будто ничего не произошло.
Земник перевел взгляд напротив - степной чародей вовсю уминал пампушку и ухмылялся во весь рот, с задором посматривая на барздуков.
Но в этот момент его сосед, владыка Куреяс слегка кивнул своей седой окладистой бородой - как со стола подскочил серебряный кубок, вслед за ним в воздух взлетела тяжелая плетеная бутыль и, наклонившись, наполнила кубок до самых краев. Кубок, плавно покачиваясь, подплыл в воздухе ко рту Куреяса. Тот с невозмутимым видом сделал глоток - и кубок медленно и величаво опустился на стол.
- Да, владыка, гляжу, не потерял ты еще старую сноровку! - засмеявшись, сказал вайделоту Мамай, и покрутил свой черный, как смоль, длиннющий ус.
А затем весело подмигнул земникам.
Те сидели, выпучив глаза и не находя от потрясения слов. Такие застольные забавы чародеев им были явно в диковину.
Но в этот миг наваждение разлетелось медным звоном колокола у входа - это слуга оповестил, что прибыл еще один приглашенный на совет.
- Господин всемудрый Бовас, глава рода Бардойтсов! - провозгласил слуга и распахнул полы шатра.
Старейшина Бовас медленно вошел внутрь, поддерживаемый под локти его слугами. Господин Бардойтс был одет в темно-синий плащ с серебряными позументами, и в этом дивном наряде с длинной-предлинной белой бородой он чем-то напоминал древнего звездочета из детских сказок.
Все присутствующие в шатре встали и поклонились древнему мудрому старцу - хотя, как подумалось Лиго, тот же Куреяс мог быть запросто старше в несколько раз этого самого древнего земника.
Пока всемудрый Бовас усаживался на ворох пышных подушек, а его слуги хлопотали вокруг своего господина, все присутствующие почтительно стояли и терпеливо ожидали. И лишь когда старейшина племени земников окончательно уселся, он дал знать своим слугам мановением руки удалиться - что те и сделали бесшумно и почти мгновенно.
- Простите, друзья, мне мою немощь! - сказал Бовас. - Присаживайтесь, прошу вас!
А когда гости снова расселись вокруг стола и выдержали небольшую паузу, старый Бардойтс снова взял слово.
- Собрались мы здесь, друзья, сегодня во второй раз, чтобы обсудить то, что нельзя было обсуждать на Вечевом Сборе, - начал Бовас. - Ибо не для всех ушей эти вести предназначены. Узнал народ земников прискорбные новости о событиях грозных. Мгла обступила наши земли - и норовит вот-вот поглотить их навеки. Но даже в полном мраке, если присмотреться, всегда брезжит огонек малой надежды. Надежды, что рано или поздно тьма отступит и сгинет навсегда. И как бы ни был ничтожно мал этот слабый проблеск - воспользоваться надо им без промедления.
И, повернувшись к Альгису Шварну, Бардойтс сказал:
- Так расскажи еще раз всем, гонец, о том, что произошло в Арконе, на светлом острове богов издревних. Но расскажи нам, витязь, на этот раз всё без утайки - всё так, как было в ту роковую ночь. Не так, как кратко ты поведал всем на Сборе - а некоторым из гостей и раньше...
Тут старый земник метнул взгляд из-под своих седых бровей на приглашенных барздуков и наместника, и продолжил:
- А расскажи-ка полностью всем приглашенным о том, что произошло на самом деле. Тебе слово, сударь Альгис!
И замолчал, давая слово Шварну.
Рассказ гонца Великого Князя все слушали молча в скорбном молчании. Не в первый раз уже эта весть обжигала сердца и души своей горечью. Все заново переживали разгром Арконы и пленение Яромира. Но когда Альгис Шварн дошел до этих событий, он внезапно оживился - и его глухой дотоле голос посветлел и стал несколько звонче.
- Но не всё сгорело в пламени пожарищ на Арконе - и не все из ругов погибли в великой битве, - сказал Шварн и внимательно обвел глазами присутствующих, замолчав на время.
Куреяс, Мамай и владыка Бардойтс сидели, потупив взор. Они знали то, что было еще неведомо остальным - но также сохраняли полное молчание. А все присутствующие, когда до них дошел смысл сказанного, вдруг также оживились, зашептались и стали переглядываться, тихо перешептываясь. И вот, когда молчание уже несколько затянулось, и гул понемногу стал нарастать, первым нарушил тишину наместник Земиголья.
- Скажи, о достопочтенный сударь Шварн, - возвысил голос Кориат Довмонтович, - не хочешь ли ты сказать, что кто-то спасся из Арконы? Что кто-то вырвался из огненного плена и избежал печальной участи той ночью? Так назови нам имя этого смельчака! Неужели он добрался до земель Неманской Державы и находится при дворе Великого Князя?
Альгис посмотрел на Куреяса и, словно повинуясь его неуловимому знаку, вздохнул:
- Увы, сударь! Никто из них не смог добраться к нам...
- Никто из них?! - воскликнул Бут и привстал. - Никто из них?! Так значит...он был не один? Их было много? Сколько?
- Увы, мой господин, я знаю только то, что знаю. И ведомо лишь мне, что трое вырвались из Арконы - но ни один из них так и не смог добраться до Великого Княжества...
- Не смог добраться? - снова вскричал наместник. - Или не смог пробиться сквозь вражеские заставы?
И Бут с вызовом оглядел присутствующих.
- Тогда откуда это всё известно, сударь? - спросил наместник.
Но Альгис лишь развел руками:
- Простите, сударь, что раньше я не смог вам сообщить всех подробностей - но так поручено мне было говорить Великим Князем. Я должен был дождаться в Земьграде досточтимого владыку Куреяса - и лишь после совета с его участием я отправлюсь обратно с донесением в Ковно...
- С донесением о чем? - удивился наместник. - Всё ли в порядке в Земиголье?
И тут голос подал сам владыка Куреяс.
- Прошу вас, сударь Кориат, остыньте - всему сейчас черед придет. Нам витязь Шварн поведал то, что было велено ему поведать. Зачем же голос повышать на друга? Садитесь, сударь!
И глянул быстро из-под своих бровей на Кориата Довмонтовича. И то ли в голосе волхва таилась колдовская сила, то ли сам его взгляд был насыщен чародейством - но наместник Бут вдруг остыл, слегка покачнулся и сел, устало вытерев чело.
Земники только переглянулись между собой - а воевода Бортень уже готов был вместо наместника возмутиться и открыл было рот, как на него также молниеносно глянул Куреяс:
- Остыньте все, друзья! Молчите!
И Бортень мгновенно осекся и тут же захлопнул рот, громко клацнув зубами.
- Вот так-то лучше, - хмыкнул Куреяс и улыбнулся себе в бороду.
А затем, огладив ее руками, продолжил:
- А я вот расскажу иные вести - точнее, древний стих, преданье старины глубокой. Он нам дает ту самую надежду, что мудрый Бовас всем нам говорил. Передается этот сказ среди волхвов - но далеко, увы, не каждый из них его слыхал хоть в жизни раз. Поэтому всё то, что вы услышите - считайте как бесценный дар богов всевышних. Они вас привели в этот шатер - цените это! Цените то, что древнее преданье, которое передавали лишь посвященным в глубокой тайне, сейчас и вашим станет достоянием, друзья!
И Куреяс, оглядев еще раз всех присутствующих, начал:
Пришедший с севера
От севера погибнет,
Когда на севере
Наступит мгла.
Огонь сожжет
Языческие храмы -
Искрой останется
Стрела одна.
Волхвы укроют
Дар небесный,
И тайно
Унесут его.
Пройдут сквозь грозы,
Море, земли.
Но в страшную
Годину смерти
Уйдут на дно...
Речные воды
После битвы
Навеки спрячут
Тайны след...
Но птица чудная
Их ношу
Возьмет -
И выполнит завет.
Из древних сказок
Всадник с юга
Березу с рунами волшбы
Возьмет с собой -
И змей ужасный,
Черный витязь,
Повержен будет
Той стрелой.
Пришедший с севера
От севера погибнет,
Когда на севере
Наступит мгла.
Но волей судеб
Дивным чудом
Стрела Сварога
Будет спасена...
При первых же строках этого давнего преданья Лиго вдруг замер и обомлел - сердце его забилось гулко и учащенно. Ведь эти строки он уже слышал! Слышал из письма волхва Велемира, встретившегося ему на пути домой из вайделотской школы. Того самого Велемира, который, по словам Куреяса, затем погиб где-то в лесной пуще. Того самого Велемира, который передал ему, маленькому земнику, тот самый древний оберег-заколку, вокруг которой - он это чувствовал и знал - начинают происходить какие-то грозные и непредсказуемые события. И он, слабый и ничего еще толком не понимающий земник, оказался вовлечен в них помимо своей воли какой-то роковой цепью случайностей. И никак не может вырваться из этого круговорота событий, которые его втягивают в себя всё глубже и глубже, засасывая, словно трясина или зыбучие пески.
И в этот миг Лиго вдруг почувствовал на себе взгляды всех окружающих, которые удивленно рассматривали его. А лицо Лиго пылало, будто в отсветах красного пламени. И пламя это рдело прямо у него на плече - но не пекло и не обжигало, а наоборот, словно обволакивало приятной прохладой и негой. То мерцала своим таинственным глубинным светом заколка - дар волхва - будто отзываясь на слова старинного предания, звучавшего в шатре.
Владыка Куреяс закончил - и обвел всех присутствующих своим глубоким проникновенным взглядом. А заколка на плече Лиго мерцала мерно и таинственно, словно дивный и чудесный самоцвет. Куреяс улыбнулся и тепло посмотрел на молодого земника. А Бортень и Брыль сидели рядом, широко разинув рты и глядя на Лиго, ничего еще толком не понимая.
- Так вот почему я приглашен на тайный совет! - воскликнул Лиго. - Всему виной - этот дар волхва?
- Не виной - а всему причиной, мальчик мой, - мягко, но с укором поправил его Куреяс. - Ты, Лиго, можно сказать, главный на этом совете! Тебе он посвящен.
- Мне? - только и смог спросить Лиго. - Да что же такого я успел-то натворить?
Но в этот момент вдруг раздался резкий стук - это ударил об стол тяжелым кубком Кориат Довмонтович.
- О боги вышние! - сердито воскликнул он. - Вы что, позвали меня сюда, чтобы обсуждать поступки какого-то маленького земника? Или выслушивать древние стишки и разгадывать загадки? Да у меня дел по горло - и своих головоломок тоже хватает! И уж они-то посерьезней будут всех ваших недомолвок. Вы что, не понимаете, что вокруг происходит? Враг на пороге - а вы здесь вздумали разгадывать старинные преданья!
И наместник с вызовом посмотрел на Куреяса, поднимаясь из-за стола.
- Сядьте, сударь! - вдруг резко и хлестко, словно удар бичом, рявкнул Куреяс.
Наместник снова упал на подушки - но тут же снова попытался вскочить, весь красный от гнева. Бут скрестил свой взгляд со взглядом старого волхва, будто сабли - и казалось, что даже воздух вокруг зазвенел от напряжения.
Но Куреяс, казалось, без особых усилий отразил этот наскок и медленно, но уверенно усадил вспыльчивого наместника снова за стол, словно пригвоздив его к месту. На лбу наместника вздулись жилы и мелкими бисеринками выступили капли пота - наконец он выдохнул и бессильно отвел взгляд.
- От того, как разгадаем мы старинные преданья - судьба зависит не только Земиголья, но и всего Великого Княжества, сударь! - резко сказал Куреяс, сурово глядя на наместника. - А может быть, и судьба вообще всего светлого мира. Поэтому все ваши дела, господин наместник, не просто переплетены с нашими делами волхвов - а я бы сказал, что они очень тонко и искусно вплетены в них. И со множеством других дел уже иных рук, не только наших, они и образуют тот самый узор судьбы, который мы сплетаем все вместе! Поэтому слушайте, господин наместник, всё, что здесь происходит - и вы к концу вечера сами всё поймёте!
И Куреяс сурово посмотрел еще раз на Бута, который сидел, закусив губу и сердито дергая себя за ус.
Но в этот миг голос подал уже воевода Бортень, громко загудев, как огромная пивная бочка.
- Помилуйте, владыка Куреяс! Но сии загадки уж не под силу нашему уму! - пробасил воевода, глядя на волхва. - Здесь уже столько всего было наговорено, что впору те самые отгадки нам давать.
- Да, объясните нам, причем здесь Лиго, мой племянник, - поддержал своего соседа Брыль. - Неужели он, тихий и скромный юноша, уже успел куда-то ввязаться? В какую историю он попал, если всё время был под присмотром да под приглядом?
И тут раздался тихий смех.
- Воистину, владыка, годы руководства вайделотской школой уж точно не пошли вам впрок! - сказал веселый голос, принадлежащий самому Маркисуату. - Вы столько, старина Куреяс, здесь уже наговорили, что воистину никто ничего не сможет разобрать. Давайте-ка уж лучше по порядку, дружище! Растолкуйте всем участникам совета, что означает это древнее преданье и что мы думаем о нем. Не все же здесь волхвы, в конце концов!
И Мамай улыбнулся, почему-то подмигнув Лиго.
Куреяс снова погладил свою бороду и оглядел участников совета.
- Простите вы меня, друзья, немного сбился я, - начал Куреяс, вновь переходя на свой старинный слог волхва. - Преданье это нам досталось с тех самых пор, как Вышень Святовит еще ходил по свету, а мудрые записывали все его слова. В преданье этом - прорицанье Бога про будущую битву сил добра со мраком. Но туман незнанья скрывал от нас значенье этих слов. Увы, но лишь до самого недавнего мгновенья, когда Аркона пала...
Тут волхв замолчал на мгновенье, и продолжил вновь:
- Аркона пала, цитадель богов, нарушив ход времен. Но вместе с ней исчезла вдруг и пелена незнанья, что скрывала настоящий смысл издревних слов. Так слушайте разгадку вы, друзья!
И Куреяс возвысил голос:
- Пришедший с севера от севера погибнет, когда на севере наступит мгла... Друзья мои, о горе нам! Пришедший с севера есть готов Черный Властелин, хозяин Тьмутаракани мрачной на дальнем юге, за степями Дикополья. Он с Гримуаром, владыкой Ордена лихого, давно плетет злодейства сети в нашем мире. Увы, сбылось старинное преданье - уж наступила тьма у нас на севере, и поглотило пламя светлую Аркону... Огонь сожжет языческие храмы - нет уж больше храма Святовита и богов тресветлых на острове святом. Пожрали мрак и пламя их!
Волхв вздохнул и продолжил:
- Но тут, друзья, раскрою я вам тайну древнюю - словно зеницу ока берегли ее волхвы. В храме Вышня его изображенье хранило не только облик Бога светлого, но и его оружие - огнистую стрелу Сварога, которой поражал он нечисть со своей небесной колесницы. Откована она была небесным ковалем для Святовита из древнего металла перунита, что водится лишь на окраинах ирия...
- Из перунита? - привстал от удивления Бортень и изумленно оглядел всех присутствующих.
- Да, брат мой, воевода, - отозвался Бовас Бардойтс. - Из перунита, который еще кличут громовым железом. Металла ценного настолько, что за малейшую его крупинку можно купить пол-царства. Ибо сталь небесная сия имеет дар крушить любой заговоренный тьмой металл - будь то меч или броня. Стрелой из перунита поражал Вышень Святовит земную нечисть, что расплодилась после появления Врага. И сам Отец Зла был в итоге сокрушен клинком из этой стали. Повержен - и закован в кандалы из перунита. Ибо Зло могли сдержать лишь стали громовой оковы. А потому и перекован в кандалы и цепи для извечного Врага клинок волшебный Святовита. Когда же стали не хватило из меча, пошли в оковы стрелы Вышня, которые смогли найти - кроме одной. Той самой, что затем хранилась в храме Святовита на Руяне, в святой Арконе, павшей в пламени пожарищ.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги