Когерентность сердца

Рон был так называемым «интенсивщиком» — специалистом по интенсивной терапии в больнице, где я возглавлял психиатрическое отделение. Однажды он позвал меня в палату к тридцатидвухлетнему юристу крупной компании, у которого два дня назад случился инфаркт. У парня была сильная депрессия, и это не могло не вызывать беспокойства. Рон хотел, чтобы я осмотрел его как можно скорее, поскольку знал из научной литературы, что у больных, впавших в депрессию после инфаркта, слишком мало шансов выжить. К тому же у его пациента была очень слабая вариабельность сердечных сокращений, что дополнительно указывало на серьезность состояния. Правда, Рон мало что знал о последнем пункте, да и я в то время еще не изучил этот вопрос досконально.

Как это часто бывает в подобных ситуациях, пациент Рона не имел ни малейшего желания разговаривать с психиатром. Он пресекал все попытки разобраться в обстоятельствах его инфаркта и его личной жизни, которая, по моим сведениям, была довольно болезненной. Он также уклончиво отвечал на вопросы об условиях своей работы. Для него стресс являлся неотъемлемой частью жизни: в конце концов, его

коллеги испытывали те же нагрузки, что и он, но у них не было инфаркта. И в любом случае, вряд ли ему понадобятся советы психиатра, который не учился в Гарварде, как он...

Несмотря на закрытость, в нем было что-то детское, читавшееся в выражении его лица. Поразмыслив, я пришел к выводу, что на его сердце давит безмерное честолюбие, которое он пестовал в себе, как говорится, с младых ногтей. Но... за жестким и холодным фасадом скрывалась большая чувствительность; возможно, у этого парня были артистические наклонности, или способности к рисованию или музыке, которым он так и не дал развиться...

На следующий день он выписался из больницы, невзирая на запрет своего кардиолога, и вернулся в офис, где его «ждала работа». Я был искренне огорчен, когда полгода спустя Рон сообщил мне, что его пациент умер от второго инфаркта, на этот раз даже не успев доехать до больницы. Откройся он своей собственной чувствительности, все могло бы сложиться иначе. К сожалению, я не смог ему помочь.

В ту пору ни я, ни мой коллега не знали, что существует простой и эффективный метод, позволяющий увеличить вариабельность сердечного ритма и тем самым привести его в когерентное состояние. Различные этапы этого метода были разработаны и протестированы калифорнийскйм институтом Heart-matb, занимающимся изучением сердечной когерентности1.

Как и при достижении релаксации (например, с помощью медитации или йоги), первый этап состоит в том, чтобы направить внимание внутрь себя. Тем, кто делает это впервые, следует прежде всего отвлечься от внешнего мира и отложить все дела на несколько минут. Необходимо принять мысль, что наши заботы могут немного подождать, пока сердце и мозг не обретут свое равновесие, не придут в комфортное состояние.

Лучший способ достичь этого — сделать для начала два медленных глубоких вздоха. Они стимулируют парасимпатическую систему и немного сместят баланс в сторону физиологического «тормоза».

Будет лучше, если вы полностью сосредоточитесь на дыхании (до конца выдоха). Перед следующим вдохом сделайте паузу в несколько секунд — вдох при этом произойдет сам собой.

В сущности, надо просто следовать за своим выдохом, пока он естественным образом не преобразуется в нечто очень приятное для вас1.

Восточные техники медитации предлагают концентрироваться на дыхании как можно дольше, освободив при этом голову от мыслей. Но для максимизации сердечной когерентности после десяти-пятнадцати секунд «свободы от мыслей» следует осознанно направить свое внимание на область сердца. Самым простым будет представить, что вы дышите через сердце (или центральную часть груди, если вы пока не чувствуете свое сердце). Продолжая дышать медленно и глубоко (но не напрягаясь), нужно визуализировать — даже почувствовать — каждый вдох и каждый выдох, проходящий через эту часть вашего тела.

Представьте, что вдох приносит вашему сердцу кислород, в котором оно так нуждается, а выдох освобождает его от отходов, которые ему больше не нужны.

Представьте, как ваше сердце медленно омывается очищающими и успокаивающими воздушными струями. Пусть оно насладится этим чудесным ощущением, которое вы ему дарите.

Вы можете также представить свое сердце ребенком, который плещется в теплой ванне в свое удовольствие, никуда не торопясь. Вы любите этого ребенка и ничего от него не требуете, лишь бы он был самим собой, в своей естественной среде. Продолжая подливать ему теплую воду, вы просто любуетесь им.

Третий этап заключается в том, чтобы подключиться к ощущению тепла, возникающему в груди, следить за ним и поддерживать с помощью мыслей и дыхания.

Поначалу это чувство бывает робким и проявляется очень незначительно. После долгих лет эмоционального деспотизма сердце напоминает зверька, который едва пробудился после долгой зимней спячки и видит первые лучи весеннего солнца. Пока еще неуверенный, он открывает один глаз, затем другой и наконец понимает, что хорошая погода установилась всерьез и надолго.

Чтобы подбодрить свое сердце, нужно воскресить в памяти ощущение признательности и заполнить им область груди. Сердце особенно чувствительно к любому проявлению любви, неважно — к человеку, предмету или даже к идее о доброте Вселенной. Многим достаточно вспомнить лицо любимого, ребенка, или представить домашнего питомца. На других воздействует умиротворяющий пейзаж, который также способен принести ощущение внутренней благодарности. Третьи вспоминают о счастье, пережитом в каком-либо действии, например, при спуске с горы на лыжах, при удачном ударе по мячу в партии в гольф, или во время путешествия под парусом...

Во время этого упражнения часто можно ощутить, что на губах появляется легкая улыбка. Это сигнализирует о том, что когерентность достигнута.

Ученые института Heartmatb доказали, что простое переживание позитивной эмоции благодаря воспоминанию или даже выдуманному событию очень быстро стимулирует переход сердечной вариабельности к фазе когерентности2. Когерентность сердечного ритма мгновенно отражается на работе эмоционального мозга, которому она приносит стабильность, сообщая, что в организме все в порядке. Эмоциональный мозг отвечает на это сообщение, в свою очередь усиливая сердечную когерентность. Такая тесная взаимосвязь позволяет, немного потренировавшись, удерживать состояние максимальной когерентности в течение получаса и более. Согласованность между сердцем и эмоциональным мозгом стабилизирует автономную нервную систему — симпатическое/парасимпатиче-ское равновесие.

Достигнув состояния равновесия, мы можем противостоять любым неожиданностям. В этом состоянии мы получаем одновременный доступ к мудрости эмоционального мозга — его интуиции — и к «арсеналу» когнитивного мозга: способности к абстрактному мышлению, анализу и планированию.

Чем больше мы будем упражняться в применении этой техники, тем проще нам будет достичь когерентности. Освоившись с этим внутренним состоянием, мы получим возможность напрямую общаться, если можно так выразиться, с нашим сердцем. Подобно Селесте, которая разговаривала с маленькой феей, живущей в ее сердце, мы сможем задавать себе такие вопросы, как, например: «Люблю ли я его на самом деле всем сердцем?» Никакого волшебства! Войдя в состояние когерентности, следует внимательно прислушаться к реакции своего сердца. Если оно наполняется внутренней теплой волной, дающей ощущение комфорта, это означает, что ответ будет положительным. Если же, наоборот, сердце сжимается, это означает, что оно предпочитает кого-то другого. (Следует, однако, иметь в виду, что множество супружеских пар переживают периоды, когда сердце любого из супругов хотело бы оказаться в другом месте, по крайней мере временно, пока пара вновь не обретет гармонию и счастье в отношениях.)

Осознавать предпочтение сердца на каждом этапе жизни очень важно для нас, потому что это оказывает огромное влияние на наше настоящее. Мне представляется, что в постоянно ведущемся внутреннем диалоге сердце — это мостик к нашему глубинному «Я», переводчик нашего эмоционального мозга, внезапно открывшегося для почти прямого общения. Знать, поддерживает ли эмоциональный мозг то направление, которое мы выбрали рационально, повторю, очень важно. Если не поддерживает, нужно постараться «убедить» его в своих планах, иначе может возникнуть конфликт с когнитивным мозгом, способный привести к саботажу наших мыслительных способностей и в конечном счете — к физиологическому хаосу либо к его крайнему проявлению — хронической потере жизненной энергии.

Программы, измеряющие вариабельность сердечного ритма, позволяют увидеть с точностью до секунды, как наши мысли влияют на когерентность. Как только мы фокусируем наше внимание на области сердца и ощущении внутреннего комфорта, когерентность набирает силу в виде размеренных плавных волн. И наоборот, стоит нам отвлечься на неприятные мысли — что является нормальной тенденцией мозга, предоставленного самому себе, — когерентность почти мгновенно исчезает, и амплитуда становится хаотичной. Если же мы поддаемся гневу, линия на экране напоминает грозный горный хребет.

Компьютерная программа обратной биологической связи позволяет мгновенно увидеть свой уровень когерентности и таким образом ускорить обучение техникам вариабельности сердечного ритма. Вместе способы достигнуть когерентности существовали задолго до компьютера. Я часто констатировал, например, что мои пациенты или просто знакомые, практикующие йогу, быстрее входили в состояние когерентности, когда я тестировал их. Словно бы их физиология уже была частично изменена регулярными упражнениями.

/

ГРРДЕЧНАЯ КОГЕРЕНТНОСТЬ И РАБОТА МОЗГА

Ствол головного мозга

Артериальное давление и регуляция автономной нервной системы

ХАОС: мешает корковой деятельности

Таламус

Синхрони

зация

корковой

деятель

ности

Минда

левидное

тело

Контроль

эмоций

КОГЕРЕНТНОСТЬ: облегчает корковую деятельность

Сердце

Рисунок 4. Сердце способствует лучшей работе мозга. Согласно различным исследованиям, когерентность сердечного ритма напрямую воздействует на эффективность работы мозга. Создается впечатление, что фазы хаоса противодействуют синхронизации мозговых функций, тогда как когерентность значительно облегчает деятельность мозга. Это выражается в более быстрых и четких ответных реакциях и высокой устойчивости в условиях стресса. (Графика из презентации Роллин МакКрати, руководителя исследований института Heartmath, LLC).

С другой стороны, когда я демонстрировал этот метод одному из друзей, духовная жизнь которого была очень насыщенной, он с трудом набрал чуть больше 35 процентов оптимальной когерентности. Тогда он спросил, можно ли ему не следовать моим инструкциям, а вместо этого просто помолиться. Он знал, что во время молитвы его сердце наполняется теплом и ощущением комфорта, которые я как раз и пытался ему описать. За те минуты, пока он читал молитву, его когерентность поднялась до 80 процентов. По всей видимости, мой друг нашел свой собственный способ приводить физиологию в норму, погружаясь в состояние глубокой связи со всемогущей и доброжелательной Вселенной. Однако у других людей молитва не вызывает никакой когерентности. Иногда происходит даже противоположное. В этом случае стоит обратиться к программе обратной биологической связи: она помогает определить для каждого наиболее эффективный способ перехода к когерентности физиологии, особенно в самом начале.

Польза когерентности

Самый очевидный способ убедиться, что контролировать свою физиологию совсем несложно, — это возможность увидеть на экране компьютера, как сердце входит в состояние когерентности. Избавившись от учащенного сердцебиения или от панических атак, научившись справляться со своей тревогой, например, в связи с переходом в другую школу или предстоящим выступлением на публике, люди все чаще обращаются к испытанному методу. Для меня лично исследования клинической эффективности этого метода как в психиатрии, так и в кардиологии окончательно развеяли все сомнения.

Такие исследования, в частности проводил доктор Лускин, работающий в Стэнфордском университете. Получив финансирование от Национального института здоровья, он взялся за обучение группы пациентов, страдающих тяжелой формой сердечной недостаточности. Целью обучения было помочь им достигать состояния когерентности. Как обычно в подобных случаях, физические симптомы у этих людей — одышка, усталость, отечность — сопровождались тревожным или депрессивным состоянием. Через полгода занятий в группе уровень стресса снизился на 22 процента, а депрессии — на 34 процента. Физическое состояние — способность ходить, не испытывая одышки — также заметно улучшилось (на 14 процентов). И наоборот, у контрольной группы, получавшей обычное лечение (без управления когерентностью), все негативные показатели повысились по сравнению с исходным уровнем3.

В Лондоне около шести тысяч работников крупных предприятий, таких как Shell, British Petroleum, Hewlett Packard, Unilever и HongKong Shanghai Bank Corporation, также прошли обучение способам достижения когерентности сердечного ритма. В Соединенных Штатах необходимые знания получили несколько тысяч сотрудников известных компаний (в том числе Motorola) и правительства штата Калифорнии; курс Для них проводил институт Heartmath. Последующее наблюдение за этими людьми показало, что обучение противодействует стрессу на трех уровнях: физическом, эмоциональном и социальном.

На физическом уровне через месяц после обучения артериальное давление участников эксперимента снизилось до таких значений, как если бы они сбросили десять килограммов веса, это вдвое лучший показатель по сравнению с применением бессолевой диеты4. Другое исследование показало явное улучшение гормонального баланса: после месяца применения этого метода (по тридцать минут в день, пять раз в неделю) средний уровень гормона ДГЭА (деги-дроэпиандростерона) — так называемого гормона молодости5 — повысился на 100 процентов. В то же время у этих людей на 23 процента6 снизился уровень циркулирующего кортизола — гормона стресса, влияющего на скачки артериального давления, старение кожи и высыпание угрей, а также потерю памяти и повышенную концентрацию7. У женщин отмечалось существенное улучшение предменструальных симптомов — уменьшилась раздражительность и усталость, снизилась склонность к депрессии. Подобные гормональные изменения свидетельствуют о глубоком восстановлении физиологического равновесия, тем более впечатляющем, что произошло оно без применения синтетических гормонов и других медикаментов.

В результате практики сердечной когерентности также укрепляется иммунная система. Иммуноглобулины A (IgA) являются первой линией защиты организма от возбудителей инфекций (вирусов, бактерий и грибов). IgA непрерывно обновляются на слизистых поверхностях носа, горла, бронхов, ки-

щечника и влагалища — там, где существует постоянная угроза инфекций. В одном эксперименте добровольцев попросили вспомнить какой-либо пережитый эпизод, вовлекший их в состояние гнева. Даже простое воспоминание заставило их сердце биться хаотично. Вследствие этого короткого периода утраты баланса секреция IgA резко снизилась, уменьшив сопротивление возбудителям инфекций в среднем на шесть часов. В том же исследовании позитивные воспоминания, позволившие на несколько минут добиться когерентности, привели к увеличению выработки IgA в течение последующих шести часов8.

Более десяти лет назад в New England Journal of Medicine ученые Питтсбургского университета опубликовали статью, в которой говорилось, что уровень стресса, которому подвергается каждый человек, напрямую связан... с риском подхватить насморк9. Этот феномен вполне может быть связан с воздействием негативных эмоций на сердечно-мозговую систему и секрецию IgA. Всякий раз, когда у нас происходит неприятная стычка в офисе, с собственным супругом или даже просто на улице, наша первая линия защиты против внешней агрессии ослабевает на целых шесть часов! За исключением тех случаев, когда когерентность сердечного ритма сохраняется.

Исследования, проведенные на предприятиях, показывают, что эффективное воздействие когерентно-сти на физиологию прямо выражается в снижении основных симптомов стресса: число работников, испытывавших приступы сердцебиения «часто или почти все время», снизилось с 47 процентов (!) до 30-ти за

шесть недель и до 20-ти за три месяца. Что касается ощущения напряженности в теле, цифры снизились с 41 процента до 15-ти, а затем и до 6-ти. Жалобы на бессонницу сократились с 34 процентов до 6-ти, на хроническую усталость — с 50 процентов до 12-ти, на различные боли, включая боль в спине, — с 30 процентов до 6-ти. До начала обучения все опрошенные признавались, что «нормальным» аспектом их работы стала умственная усталость (для сравнения — на рудниках и заводах во времена индустриальной революции нормой считалась усталость физическая). Получив необходимые знания о когерентности и научившись управлять своими физиологическими реакциями, участники эксперимента впоследствии говорили врачам, что теперь знают, как предотвратить постоянную потерю энергии.

В психологическом плане статистика не менее впечатляющая: соотношение сотрудников крупных предприятий, считавших себя «тревожными» (соответствующая графа в опросном листе), снизилось с 33 процентов (каждый третий!) до 5-ти, «недовольными» — с 30 процентов до 9-ти, «легко приходящими в состояние гнева» — с 20 процентов до 8-ми. Участники эксперимента признались, что обрели новую возможность управлять своими эмоциями. По их утверждениям, практика когерентности позволила им понять, что приступы гнева и негативные реакции ничего не дают, и проводить время в офисе «без эксцессов» гораздо приятнее.

Шарль, которого мы упоминали в предыдущей главе, узнал себя в этих цифрах. У него переходный

процесс происходил постепенно. Вспоминая о том, насколько «близко к сердцу» принимал житейские коллизии до того, как начал практиковаться в когерентности, он теперь удивлялся, как смог продержаться так долго, не свалившись с инфарктом. Язвительные замечания начальника на несколько часов повергали его шок. От тягостных мыслей он не мог отделаться даже у себя дома; бывало, он мучился бессонницей по несколько недель! Теперь же, научившись пропускать оскорбления мимо ушей, он был спокоен. В конце концов, начальник разговаривал так со всеми... Это была его, шефа, манера поведения. А значит, его, а не Шарля проблема. Шарль научился успокаивать свои физиологические реакции, не позволяя себе срываться. Его лечащий врач был удивлен, что артериальное давление пациента вдруг пришло в норму, и даже осведомился, не сел ли Шарль на диету...

Люди, научившиеся контролироваться свои внутренние реакции, работают в более гармоничном режиме. Согласно исследованиям, проведенным на предприятиях Великобритании через шесть недель и шесть месяцев после обучения технике достижения когерентности, сотрудники начали более четко мыслить, научились слушать и слышать друг друга, и совещания стали намного продуктивнее. В крупной чикагской больнице, где обучейие прошли медсестры, заметно повысился их уровень удовлетворенности работой. (А пациенты стали более довольны Уходом.) Процент увольнения медсестер в течение Года, последовавшего за обучением, снизился с 20-ти До 4-х10.

Наконец, исследования, проведенные среди американских школьников, не сдавших выпускные экзамены И оставшихся на второй год, показали, до какой степени действенное управление своим внутренним состоянием может изменить поведение в условиях стресса. После обучения технике когерентности (два часа в неделю в течение восьми недель) 64 процента сдали экзамен по математике, а среди тех, кто не воспользовался этим умением, доля справившихся с экзаменом составила всего 42 процента. Разумеется, когерентность не влияет на способности к математике, но она позволяет знаниям проявиться в полной мере в стрессовый момент экзамена11.

Переживаем когерентность

Франсуаза Дольто лучше других умела разговаривать с больными детьми. Потерянному, неспособному выразить свои страдания ребенку она задавала волшебный вопрос, чтобы помочь ему сориентироваться: «Что чувствует твое сердце?» Она знала, что с помощью этих простых слов напрямую открывала дверь, ведущую к эмоциям. Все эти умственные сооружения, бесконечные «я должен» и «я не должен» просто-напросто отбрасываются. Дольто помогала страдающим детям войти в контакт со своими внутренними силами, глубинными желаниями — всем тем, что в конечном счете определяет комфортное или угнетенное состояние человека.

То же самое касается и взрослых. Особенно самых рациональных из них, тех, кто склонен воспринимать информацию и реагировать на нее только посредством своего когнитивного мозга. Когда они все-таки обращают внутренний взор к реакциям своего сердца, им открывается доселе неизвестный мир эмоций и ощущений. Научившись достигать когерентности, они осознают, что обладают внутренним интуитивным «Я», которое ведет их по жизни, и начинают испытывают чувство сострадания, почти нежности к этому внутреннему «Я». Как утверждают восточные духовные традиции, именно из сострадания к внутреннему «Я» рождается сострадание к внешнему миру: мудрость находится внутри, и ее познание позволяет открыться навстречу другим людям.

Я сам нередко обращаюсь к этой интуиции сердца.

Мне вспоминается один сложный случай с чернокожей пациенткой, которую мучили боли во всем теле, но проводимые обследования ничего не давали. Медики отказывали ей в дополнительном обследовании. Она просила, чтобы ей вкололи морфий, чего не разрешали наблюдавшие ее врачи по причине отсутствия четкого диагноза.

В итоге мои коллеги обратились за помощью к психиатру, то есть ко мне. Молодая женщина пришла в бешенство, услышав, что все ее проблемы находятся «в голове». Она согласилась встретиться со мной, но только в присутствии своей матери, которая оказалась настроенной еще более решительно. С их точки зрения, отказ в других видах обследований был явным проявлением расизма. Врачи больницы не хотели ничего больше делать, потому что их пациентка «не была белой и богатой».

Мой рабочий день был долгим и трудным, и когда меня встретили потоком ругательств, даже не дав возможности представиться, я почувствовал быстро поднимающуюся волну раздражения, близкого к гневу. Холодно распрощавшись, я вышел из палаты.

В коридоре в голову мне ударила кровь, и я поймал себя на мысли, что мне хочется отомстить. Как учитель, которого унизил ученик, я представлял цепочку неприятностей, которые мог бы им устроить, чтобы отыграться.

Отметив свое внутреннее состояние, я сделал два глубоких вдоха и постарался войти в состояние когерентности, сфокусировав свое внимание на области сердца и вспомнив, как летним вечером в Нормандии ловил вместе с сыном моллюсков в лучах заходящего солнца. Когда ко мне вернулось спокойствие и в голове просветлело, я посмотрел на ситуацию другими глазами.

Новые мысли словно пришли из другой части моего организма: по всей видимости, эта женщина много страдала, коль скоро испытывает такую злобу по отношению к людям, которые хотят ей помочь. Должно быть, ее не раз отвергали, не пытаясь даже понять. И мое поведение ни в чем не изменило ее мнения о врачах больницы, которые в большинстве своем были белыми. В конце концов, разве не в этом заключается моя работа — уметь помогать людям с искалеченной психикой? Если мне, психиатру, не удастся найти с ней общий язык, кто другой сделает это? И как только я мог тешить себя этими детскими мыслишками о мести? К чему бы это меня привело?!

Внезапно я понял, как должен действовать: мне следует вернуться в палату и сказать ей:

_Вы имеете право на самые лучшие методы обследования, которые только существуют, и на самое лучшее лечение, как с моей стороны, так и со стороны моих коллег. Я искренне сожалею, что мы оказались не на высоте. Если вы позволите, я попытаюсь разобраться, что именно здесь произошло и в чем мы вас разочаровали...

Закончив на этой ноте, я, вероятно, узнаю достаточно для того, чтобы понять причину ее страданий, и, возможно, смогу предложить более эффективные методы, чем бесполезные процедуры дополнительного обследования. В конце концов, что мне терять?

Я вернулся в палату в новом расположении духа и сказал то, что хотел сказать. Лица женщин, вначале замкнутые, постепенно прояснились, и мы смогли начать диалог. Я узнал, как отнеслись к молодой чернокожей пациентке многие медицинские службы, как оскорбил ее один из врачей, и понемногу беседа перешла в более интимное русло. В итоге пациентка попросила свою мать выйти из палаты, и мы смогли поговорить о ее опыте наркоманки и проститутки. Стало очевидно, что часть ее нынешних симптомов — обычная наркотическая «ломка». Справиться с этим было несложно, и я пообещал ей помочь. Мы

*

расстались в прекрасных отношениях. Она наконец поверила, что ее проблемой займутся, а я был доволен, что выполнил свой долг врача. Выходя из палаты во второй раз, я вздрогнул при мысли, что был почти готов отправить ее из больницы, повинуясь чувству гнева...

В очень похожей ситуации побывала моя знакомая, Кристина. Она умела достигать когерентности, но все осложнялось тем, что в тот момент она переживала развод с мужем...

Как-то утром в субботу Кристина предложила своему пятилетнему сыну Томасу пойти в зоопарк, но мальчик не приложил никаких усилий, чтобы найти свои ботинки, не поставленные на место накануне. Кристина призналась, что в голове у нее зазвучал голос лучшей подруги: «Если ты не научишься справляться со своим сыном, дальше будет только хуже. Подростком он устроит тебе веселую жизнь!» Решив, что подруга права, Кристина принялась выговаривать Томасу, что он хронически не способен держать свои вещи в порядке и из-за этого постоянно опаздывает. В результате мальчик уселся на пол с обиженным лицом, не желая понимать смысл нотации. Это было уже слишком: Кристина, сама находившаяся в расстройстве из-за семейных проблем, решила пойти прогуляться без ребенка, чтобы не усугублять эмоциональное напряжение.

Усевшись в машину, Кристина попыталась трезво оценить свое внутреннее состояние. Она была разгневана и напряжена — теперь даже еще больше, поскольку остаток дня и, соответственно, остаток выходных был испорчен этой глупой ссорой. Она применила на практике свои знания о когерентности и, достигнув внутреннего спокойствия, взглянула на ситуацию по-другому: а что, если несобранность Томаса это следствие его смятения из-за развода родителей? Кристина на секунду представила себя на его месте — растерянной пятилетней девочкой, неспособной найти слова, чтобы выразить свои страх и печаль. Как бы она отреагировала, если бы ее мать отказалась ее понять и зациклилась на такой, в сущности, второстепенной вещи, как запропастившиеся куда-то ботинки? О боже, какой пример она подала своему сыну... Разве она хочет, чтобы он в своей взрослой жизни решал напряженные эмоциональные ситуации, хлопая дверью, как она только что сделала сама?..

Внезапно ей стало ясно, что она должна вернуться домой, чтобы поговорить с Томасом.

— Мне жаль, что я вышла из себя, — сказала она. — Знаешь, зоопарк — это не главное. Важно то, что ты немного расстроен, и это нормально в той ситуации, в которой оказались ты, я и папа. А когда человек расстроен, ему часто трудно убирать свои вещи на место. Я тоже расстроена, поэтому так быстро раздражаюсь. Но если мы с тобой будем об этом знать, мы сможем пережить этот сложный период гораздо легче...

Томас поднял лицо и заплакал. Кристина прижала его к себе. Некоторое время спустя мальчик снова улыбался. Они провели вместе восхитительный день, в течение которого Томас был организован и внимателен, как никогда.

Так, высвободив эмоциональную энергию с помощью когерентности, мы часто оказываемся в силах найти нужное решение и слова, которые объединяют, а не разделяют. И значительно сокращаем бесполезную трату энергии!

Когерентность приводит к внутреннему спокойствию, но это вовсе не метод релаксации: это способ действия. Когерентность можно практиковать во всех ситуациях повседневной жизни. Состояние коге-

рентности одинаково доступно и при сердцебиении 120 ударов в минуту, и при 55 ударах. Наша главная цель: поддерживать когерентность и во время соревнований или борьбы, когда возбуждение достигает пика, и когда мы ликуем, одержав победу, и перед лицом поражения, и во время любовного экстаза. Восточные руководства по технике секса настаивают на том, что необходимо открыть энергетическую дверь своего сердца посредством концентрации внимания, чтобы управлять удовольствием и довести его до максимума. Не сомневаюсь в том, что мастера тантрических техник и даосы задолго до появления компьютерных программ заметили важность сердечной когерентности во время полового акта.

Результаты, которых достигли мужчины и женщины, открывшие для себя когерентность и регулярно практикующие ее, кажутся слишком хорошими, чтобы быть правдой. Контроль над тревогой и депрессией, снижение артериального давления, повышение уровня ДГЭА, стимуляция иммунной системы: речь идет не только о замедлении процесса старения, но и о настоящем омоложении! Тем не менее амплитуда позитивных результатов соответствует амплитуде физических и психологических арушений, связанных со стрессом: коль скоро стресс причиняет столько проблем, меня совсем не удивляет, что внутренний контроль над ним может принести столько пользы.

Но тем из нас, кто получил жизненные травмы, раны от которых еще не зажили, бывает очень трудно (болезненно, тревожно) обращаться внутрь себя. В этом случае оказывается заблокирован сам доступ к нашему внутреннему источнику когерентности. Чаще всего это происходит вследствие травмы, при которой эмоции были столь сильны, что эмоциональный мозг, а значит и сердце, перестали работать, как прежде. Из компаса они превратились в безвольно трепещущий на ветру флаг. Для подобных случаев существует другой метод, помогающий обрести равновесие, одновременно удивительный и весьма эффективный, в основе которого лежит механизм сновидений: десенсибилизация с помощью движений глаз.

ГЛАВА 5

Самоисцеление от сильных потрясений: десенсибилизация с помощью движений глаз

(ДПДГ)

Эмоциональный шрам

После года любовной идиллии Пьер — мужчина, за которого Сара намеревалась выйти замуж, — внезапно ее бросил.

Их отношения не были омрачены ни малейшим облачком. Их тела, казалось, были созданы друг для друга, а живой и пытливый ум каждого (они оба были адвокатами) придавал отношениям особую гармонию.

Сара любила в Пьере все: его запах, голос, смех, звучавший по любому поводу. Ей даже нравились его родители. Долгая счастливая жизнь с Пьером казалась решенным делом. Но однажды он постучал в ее дверь, держа в руках апельсиновое дерево, обвязанное широкой лентой. Этот подарок призван был смягчить холодное письмо, которое он написал, так как боялся сказать вслух о разрыве. Как оказалось, Пьер возобновил отношения со своей прежней подружкой, и именно она, католичка по вероисповеданию, должна была стать его женой. Его решение, писал он, окончательно и бесповоротно.

После этого Сара перестала быть собой. Всегда крепкая, как скала, теперь, при малейшем воспоминании о случившемся, она испытывала панические атаки. Апельсиновое дерево она выбросила, но отныне, стоило ей войти в комнату, где находилось любое карликовое деревце, она впадала в отчаяние. Сердце Сары всякий раз обрывалось, когда она видела конверт, на котором от руки было написано ее имя. Иногда, без видимых причин, перед глазами вспыхивали яркие образы: она вновь и вновь переживала страшный момент разрыва. Ночью ей часто снился Пьер — то, как он уходит, — и она внезапно просыпалась. Она больше не одевалась, как прежде, у нее изменились походка и даже улыбка.

О том, что с ней произошло, она не могла говорить в течение долгого времени. Во-первых, из-за стыда — как она могла так заблуждаться? — а во-вторых, потому что при любом воспоминании к горлу подступали рыдания. Ей казалось, что она вообще не в состоянии описать случившееся кому-либо. Любые слова, приходившие на ум, были пресными, ничтожными и никак не отвечали истинным масштабам ее трагедии.

Как показывает история Сары —г да и личный опыт многих из нас — болезненные события оставляют глубокий след в нашем мозге. А исследование отделения психиатрии Гарвардского университета даже выявило, как выглядит этот след. Пациентам, пережившим эмоциональную травму, описывали то, что с ними произошло, регистрируя реакцию их мозга на позитронно-эмиссионном томографе (ПЭТ). Подобно Саре, все эти люди страдали тем, что психиатры называют посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР). Томограф позволял увидеть те части их мозга, которые были активированы или дезактивированы во время вновь переживаемого страдания.

Результаты говорили сами за себя: область миндалевидного тела — унаследованное еще от рептилий ядро страха в самом сердце эмоционального мозга — функционировало очень активно. Странным образом, ярко выраженную активность демонстрировал и визуальный кортекс, словно пациенты перебирали фотографии, а не слушали рассказ. Но самым поразительным оказалось то, что томограф фиксировал дезактивацию центра Брока, отдела мозга, ответственного за речь. С неврологической точки зрения это, в некотором роде, объясняло, почему люди, страдающие ПТСР, часто повторяют: «Я не нахожу слов, чтобы описать то, что я пережил»1.

Психиатрам и психоаналитикам хорошо известно: глубокие душевные раны быстро не заживают. Случается, что симптомы расстройства сохраняются у пациентов спустя десятки лет после травмы. Это особенно характерно для ветеранов войн, а также для тех, кто выжил в концлагерях. Но и травмы, полученные в мирной жизни, наносят психике не меньший вред. Согласно недавним исследованиям, у большинства женщин, страдающих ПТСР вследствие перенесенной агрессии (чаще всего изнасилования, но также и ограбления), диагноз подтверждался и десять лет спустя2.

самоизлечение от сильных потрясении...у/

Самое странное, что сами пациенты, как правило, пре~ красно понимают, что не должны чувствовать себя так пяохо. Они знают, что война давно прошла, что лагеря остались в кошмарном прошлом, что изнасилование — не больше, чем воспоминание, даже если это воспоминание ужасно. Они понимают, что им больше не угрожает опасность.

Они понимают это, но отнюдь не чувствуют.

След страха

Даже если нас обошли стороной Травмы с большой буквы «Т», в результате которых диагностируется ПТСР, всем нам доводилось переживать травмы с «т» маленькой. Кого из нас не унижал вредный учитель в начальных классах? Кого не бросала подружка или молодой человек? У многих женщин случались выкидыши, огромное число людей неожиданно теряли работу, не говоря уже о тех, кто не может пережить развод или смерть близкого человека.

Об этих неприятных ситуациях мы думаем снова и снова, и не только думаем, но и выслушиваем советы друзей и родителей, читаем статьи на эти темы, а, возможно, даже покупаем соответствующую литературу. Все это помогает — и порой неплохо — понять ситуацию, и нам прекрасно известно, что мы должны чувствовать теперь, когда все закончилось. Однако мы словно буксуем на месте: наши эмоции тянутся за нами бесконечным шлейфом, мы неосознанно цепляемся за прошлое даже после того, как Рациональное видение ситуации изменилось. Человек, побывавший в автомобильной аварии, ощущает себя скованно за рулем даже на дороге, по которой без проблем ездит много лет. Женщина, подвергшаяся насилию, в постели с любимым мужчиной продолжает чувствовать себя зажатой, даже ничуть сомневаясь в своих чувствах к нему и искренне желая интимной близости. Все происходит так, словно части когнитивного мозга, содержащие нужные знания, не могут войти в контакт с частями эмоционального мозга, продолжающими воспроизводить болезненные эмоции.

Отыскать эти эмоциональные следы в мозге сумел нейробиолог Джозеф Леду, работавший в лаборатории Нью-Йоркского университета.

Еще ребенком Леду, родом из Луизианы, часто смотрел, как его отец-мясник разделывает мозг быков. Его всегда завораживало строение этого органа. После долгого исследования различий между правым и левым полушарием, Леду решил разобраться в отношениях между эмоциональным и когнитивным мозгом. Он был одним из первых, кто доказал, что опыт страха приходит к живым существам вовсе не через неокортекс. Ему удалось установить, что если животное научилось чего-либо бояться, след этого страха формируется непосредственно в эмоциональном мозге3. Например, крысы замирают на месте в ожидании удара, если до этого получали удар током сразу после звонка. После перерыва в несколько месяцев они точно также в ужасе цепенеют, когда слышат звонок. Собственно, как и люди, пережившие травматический опыт.

Тем не менее психотерапия для крыс вполне осуществима: достаточно включать звонок, не сопрово-уедая его ударом тока. После нескольких подобных сеансов крысы, похоже, привыкают не бояться звонка (поскольку он больше не ассоциируется с болью). Действительно, теперь, когда раздается звонок, они не прерывают свою привычную деятельность. Любому внешнему наблюдателю ясно, что следы страха стерлись из их эмоционального мозга. Со времен Павлова эта поведенческая психотерапия хорошо известна тем, что способна вызывать угасание условных рефлексов.

Но все не так просто и гораздо более драматично, чем представлял Павлов4. Оказалось, что контроль над страхом действительно является всего лишь контролем. Исследователи лаборатории Леду взяли крыс, научившихся преодолевать страх за счет угасания рефлексов, и разрушили им часть префронтального кортекса (самой ориентированной на познание доли коры головного мозга даже у крыс). Эффект оказался поразительным: после повреждения фронтального кортекса крысы вновь замирали на месте, едва услышав трель! Исследование показало, что эмоциональный мозг никогда не забывает страха; крысы просто научились контролировать его благодаря неокортек-СУ — своему «когнитивному» мозгу. Все выглядит так, будто психотерапия, даже если она удалась, оставляет нетронутым след от страха в эмоциональном мозге. И когда когнитивный мозг разрушен или просто не выполняет свою работу, страх вновь одержива-ет верх5!

Спроецировав эти результаты на людей, легко понять, почему шрамы в эмоциональном мозге способны сохранятся годами, готовые в любой момент напомнить о себе.

Полина, с которой я познакомился, когда ей было шестьдесят лет, являла собой яркий и трагический пример устойчивости страха в эмоциональном мозге. Она пришла на прием, потому что не могла выносить присутствие своего нового начальника отдела с тех пор, как перешла на другую должность. При этом она прекрасно осознавала, что в его поведении не было ничего аномального: проблема была в ней самой. Двумя неделями ранее присутствие шефа за спиной в момент телефонного разговора потрясло ее столь сильно, что она не смогла продолжить беседу с очень важным клиентом. Десять лет назад она уже потеряла работу из-за схожей проблемы. Теперь Полина была полна решимости разобраться, что с ней происходит.

Я довольно быстро узнал, что у нее был равнодушный, раздражительный и временами жестокий отец. Он неоднократно избивал ее. Я попросил описать одну из таких сцен. Полина рассказала, как однажды, когда ей было пять лет, отец вернулся домой на новом автомобиле, которым очень гордился. Он пребывал в прекрасном расположении духа, и Полина безотчетно решила воспользоваться этим, чтобы заслужить его благосклонность. Она подумала, что сделает машину еще более блестящей. Отец вошел в дом, а Полина взяла ведро и губку и принялась тереть автомобиль со всем энтузиазмом маленькой девочки, желающей доставить удовольствие отцу. К несчастью, она не заметила, что к губке прилипли маленькие кусочки гравия, и на кузове появились глубокие царапины. Когда она отправилась за отцом, чтобы с гордостью показать свою работу, тот впал в неистовый гнев, причина которого была Полине абсолютно непонятна. Страшась побоев, она бросилась в свою комнату и забилась под кровать.

Воспоминание об этом событии вызвало яркую картинку, запечатлевшуюся в ее памяти словно фотография: как угрожающе приближаются ноги отца, и как она изо всех сил прижимается к стене, словно маленький зверек. Одновременно с картинкой с новой силой нахлынули эмоции. Полина сидела передо мной пятьдесят пять лет спустя с искаженным от страха лицом, ее дыхание участилось, и я даже начал опасаться, как бы с ней не случился сердечный приступ. Пятьдесят пять лет спустя ее мозг, да собственно весь ее организм оставались во власти следа, оставленного страхом.

После формирования — при помощи ударов током — условного рефлекса, крысы Леду с ужасом реагировали на любой стимул, в большей или меньшей мере напоминавший тот, которого они боялись6. В случае Полины было достаточно, чтобы ее начальник хоть чем-то напомнил ей отца...

Эмоциональные шрамы лимбического мозга всегда готовы проявить себя, как только бдительность нашего когнитивного мозга и его способность к контролю снижаются, пусть даже ненадолго. Алкоголь, к примеру, мешает префронтальному кортёксу функционировать нормально. Именно поэтому мы чувствуем себя раскованными, когда выпиваем лишнего. Но по той же самой причине мы, получив когда-то психологическую травму, под воздействием алкоголя рискуем принять нормальное отношение к себе за новое проявление агрессии и отреагировать неадекватно. Подобное может произойти и когда мы просто утомлены или слишком отвлечены другими заботами, чтобы сохранять контроль над страхом, отпечатавшимся в нашем лимбическом мозге.

Движения глаз, как во время сновидений

Психиатрам хорошо известен этот аспект ПТСР. Они знают, что существует разрыв между знаниями, адекватными настоящему, и несоразмерными эмоциями, оставшимися от прошлой травмы. Именно поэтому так сложно вылечить этот синдром. Многолетний опыт показывает, что для того, чтобы установить связь между застарелыми эмоциями прошлого и укоренившимися взглядами настоящего, одних бесед недостаточно. От бесконечных рассказов о полученной некогда травме симптомы зачастую лишь усугубляются. И лекарства тоже не всегда бывают эффективны.

В начале 1990-х годов исследование совокупности существующих методов лечения ПТСР, результаты которого были опубликованы в Journal of the American Medical Association (JAMA) — несомненно, самом читаемом медицинском журнале в мире, — позволило сделать вывод, что для этого синдрома не существует эффективного лечения и возможны лишь вмешательства с ограниченным положительным результатом7. При встрече с Полиной я прекрасно осознавал это. Как и все мои коллеги-психиатры и психоаналитики, в течение многих лет я бился над тем, чтобы помочь таким пациентам, как она, и результаты чаще всего оставались неудовлетворительными. Вплоть до того дня, пока я не увидел один удивительный видеоматериал.

Это случилось во время медицинского конгресса. Калифорнийский психолог Франсина Шапиро делала доклад о ДПДГ (десенсибилизация и проработка травм с помощью движений глаз; английский вари-аНТEye Movement Desensitization and Reprocessing, EMDR). Этот метод лечения она разработала сама, и незадолго до конгресса в медицинских кругах вспыхнули ожесточенные споры по его поводу. Разумеется, я тоже слышал об этом методе и относился к нему крайне скептически. Мысль о том, что можно вылечить эмоциональные травмы, ритмично двигая глазами, казалась мне в высшей степени нелепой. Однако один эпизод, представленный доктором Шапиро на видео, привлек мое внимание.

Шестидесятилетняя Мэгги узнала от своего врача, что у нее тяжелая форма рака, что ей осталось жить всего полгода и что умрет она в страданиях. Ее супруг Генри, с которым она прожила двадцать семь лет, первым браком был женат на женщине, также скончавшейся от онкологического заболевания. Когда Мэгги сообщила мужу свой диагноз, Генри заявил, что не сможет этого пережить, и через неделю ушел от нее. Испытав вначале шок, Мэгги впала в глубокую депрессию. Она купила револьвер, намереваясь покончить с собой. Узнав об этом, общие друзья нашли Генри и убедили его вернуться в семью. Но Мэгги получила столь сильную травму, что не могла спать: ей постоянно снился один и тот же кошмар, в котором Генри уходит. Теперь она с трудом перено-

Самоизлечение от сильных потрясений... «105

внезапно исчезает. Это уже в прошлом, появляется что-то другое, приходящее на смену, и именно на него ты смотришь сейчас. Неважно, красота это или боль, все уходит в прошлое... Как я могла так долго убиваться из-за этого?

Даже ее поза изменилась. Теперь Мэгги сидела прямо, хотя все еще казалась растерянной. А во время следующей сессии движений глаз она начала улыбаться. Когда врач остановила движения и спросила, о чем Мэгги думает, та ответила:

— Должна сказать вам кое-что забавное... Я увидела себя на крыльце дома, глядящей вслед Генри, который уходит вдаль по аллее, и вдруг решила: «Если он не может справиться с ситуацией, это его проблема, а не моя». И я принялась махать ему рукой, говоря: «Гуд-бай, Генри, гуд-бай». Вы можете в это поверить? «Гуд-бай, Генри, гуд-бай...»

После еще нескольких сессий, по-прежнему коротких, не превышавших тридцати секунд или минуты, Мэгги спонтанно перешла к ожидающей ее смерти. Она видела окруживших ее друзей, и была успокоена тем, что не останется одна. Еще одна сессия движений глаз — и на смену страху, безраздельно владевшему Мэгги в начале сеанса, пришла твердая решимость. Она хлопнула себя по колену:

— А знаете что? Я встречу смерть достойно! Никто мне в этом не помешает.

Сеанс продлился около пятнадцати минут, и врач произнесла не более десяти фраз.

Все это время ученый во мне без конца нашептывал на ухо: «Это всего лишь одна пациентка. Возможно, она чрезмерно внушаема. Речь может идти об обычном эффекте плацебо».

Но медик во мне отвечал: «Возможно, но я хотел бы видеть такие эффекты плацебо ежедневно у своих пациентов. Я никогда не предполагал ничего подобного».

Мои последние сомнения развеяло исследование восьмидесяти пациентов с серьезными эмоциональными травмами, прошедших лечение методом ДПДГ. Его результаты были опубликованы в одном из журналов по клинической психологии, очень педантичном и строгом в плане научной методологии. Согласно этому исследованию, 80 процентов пациентов почти не проявляли симптомов ПТСР уже после трех сеансов8. Этот показатель сравним с эффектом применения антибиотиков при пневмонии9. Я не знаю ни одного метода лечения в психиатрии, включая и самые сильные лекарства, который давал бы столь ощутимый результат всего за три недели. Разумеется, я сказал себе, что эффект такого быстрого облегчения не может быть продолжительным. Но когда пятнадцать месяцев спустя среди тех же пациентов был проведен опрос, результаты оказались еще лучше, чем по окончании трех сеансов.

Несмотря на все это, метод по-прежнему казался мне странным, возможно, даже противоречащим моей этике — учитывая мое образование психоаналитика и, соответственно, представления о важности бесед, продолжительности лечения, терпения, анализа и так далее. Однако, видя такие результаты, я невольно подумал, что войду в конфликт с собственной этикой как раз если не научусь методу ДПДГ, чтобы составить о нем свое личное мнение. Это было бы равносильно тому, как если бы в момент открытия пенициллина врачи отказались его использовать под предлогом эффективности сульфамидов, куда более тяжелых и менее полезных препаратов, применяющихся с давних пор и тоже нередко дающих положительный результат.

Механизм самоизлечения в мозге

На четырнадцатилетие мне подарили мой первый в жизни мопед. На следующий же день я угодил в аварию.

Я ехал вдоль припаркованных машин. Внезапно прямо передо мной распахнулась дверца, и я не успел затормозить. Помимо неизбежных синяков на теле, я получил также и травму эмоционального мозга. Я был глубоко потрясен. Это продолжалось несколько дней: я вспоминал об аварии в совершенно неожиданные моменты, когда мой разум не был занят чем-то другим. Мне постоянно снилась эта авария. Я не испытывал прежнего удовольствия, садясь на свой мопед. Мне даже стало казаться, что это слишком опасно. Но уже через неделю, как только сошли синяки, все эти мысли улетучились — к великому огорчению моих родителей. И при первой возможности я вновь взбирался на своего железного коня. Но теперь я был внимателен к припаркованным машинам и всегда сохранял разумную дистанцию, чтобы успеть притормозить, если вдруг откроется дверца... Таким образом, событие было переработано. Из этого инцидента я почерпнул нужную для себя информацию, а ненужные эмоции и кошмары оказались забыты.

Отправная идея метода ДПДГ как раз и состоит в том, что в каждом из нас заложен подобный механизм переработки эмоциональных травм. Врачи, практикующие ДПДГ, называют этот механизм адаптивной системой обработки информации. Концепция очень проста: как и я со своей аварией на мопеде, все мы на протяжении жизни не раз и не два переживаем психологические травмы — с маленькой буквы «т». Однако чаще всего посттравматический синдром у нас не развивается. Подобно пищеварительной системе, которая берет из пищи все, что требуется нашему организму, а остальное выводит прочь, нервная система также усваивает полезную информацию — урок — и по прошествии нескольких дней избавляется от травмирующих мыслей и эмоций, балласта, который становится ненужным10.

Фрейд упоминал об этом психологическом механизме, описывая его как «работу скорби» в своем труде «Скорбь и меланхолия». После потери близкого человека, или вещи, которой мы очень и очень дорожим, или же вследствие неприятного события, ставящего под сомнение ощущение безопасности в мире, который, казалось бы, прекрасно нам знаком, наша нервная система на какое-то время выходит из строя. Привычные для нее ориентиры больше не работают. Ей требуется некоторое время, чтобы вновь обрести то равновесие, которое физиологи называют гомеостазом. Обычно организм выходит из таких ситуаций окрепшим. Он закаляется в испытаниях и формирует новые резервы. Он становится более гибким и лучше приспосабливается к непредвиденным ситуациям.

французский нейропсихолог Борис Цирюльник и некоторые другие авторы в своих работах показали, как превратности судьбы приводят к тому, что сам Цирюльник называет «упругостью личности»11. Что ж, у каждой эпохи своя метафора. Фрейд, живший во времена индустриальной революции, назвал этот процесс, повторю, «работой скорби».

Метод ДПДГ зародился в Пало-Альто, в Калифорнии, в эпоху информационной и нейробиологиче-ской революции. И я не вижу ничего удивительного в том, что новая теория называет тот же самый перерабатывающий механизм мозга «адаптивной системой обработки информации»...

Тем не менее, иногда эта адаптивная система дает сбои. Например, если психологическая травма слишком сильна: изнасилование, пытки и надругательства, смерть ребенка (смерть ребенка вообще является одним из самых болезненных переживаний в жизни). Но сбои возможны и вследствие менее серьезных событий и часто происходят просто потому, что мы оказываемся особенно уязвимы в тот или иной конкретный момент, — прежде всего это касается детей, которые не способны защитить себя, или людей, заведомо находящихся в позиции слабого.

Рассмотрим пример Анны, медсестры, которая пришла на прием с жалобами на неприятие собственного образа, которое вылилось в хроническую депрессию. Анна считала себя толстой и уродливой — «тошнотворной», как она сама выражалась, — тогда как на самом деле была скорее даже хорошенькой и уж точно ничуть не толстой.

Выслушав ее, я понял, что отрицательный образ укоренился в ней три года назад, во время последних месяцев беременности. Анна отчетливо помнила тот день, когда ее супруг, отвечая на упрек в том, что стад проводить с ней мало времени, сказал: «Ты похожа на кита. Ничего отвратительнее я в жизни не видел!» В других обстоятельствах она сумела бы ответить, например, сказав ему, что и сам он не Пол Ньюман. Но беременность протекала тяжело, Анне пришлось оставить работу, и она не была уверена, что шеф сохранит за ней прежнее место. Ее приводила в ужас мысль, что Жак может бросить ее после рождения ребенка: ведь когда-то ее собственный отец при таких же обстоятельствах ушел от ее матери. Анна чувствовала себя беспомощной и уязвимой. В результате ядовитое замечание мужа привело к самой настоящей травме.

Что мы имеем? Либо жертва оказывается в заведомо уязвимой позиции, либо степень потрясения слишком высока. При этих двух условиях болезненное событие становится травмирующим в самом прямом смысле. Вместо того чтобы «перевариться», негативная информация блокируется (застревает) в нервной системе. В этом случае исходные образы — от телесных ощущений до запахов и звуков, — а также и выводы, которые мы делаем («Я ни на что не годен, меня обязательно бросят»), проникают в нейронную сеть эмоционального мозга, живущую своей собственной жизнью. Закрепленная в эмоциональном мозге, оторванная от рациональных знаний, эта информация становится миной замедленного действия. И для

активации достаточно и малейшего напоминания о пережитой травме.

Воспоминания тела

Воспоминание, запечатленное в мозге, может быть извлечено из любой его части. Компьютеру необходим точный адрес, чтобы найти у себя в памяти нужный документ, библиотекарь должен знать точное расположение книги, чтобы отыскать ее на полке. Аналогичным образом открывается и доступ к воспоминаниям: любая ситуация, даже отдаленно напоминающая травму, которую нам пришлось пережить, может вызвать болезненные ассоциации. Это свойство памяти хорошо известно: его называют «доступом по содержанию» или «доступом по частичному сходству»12. Такой доступ чреват серьезными последствиями. Любой образ, звук или запах, любая мысль или физическое ощущение, хоть чем-то напоминающие неприятное событие, могут вызвать в памяти все переживание целиком.

Доступ к болезненным воспоминаниям через тело происходит очень часто. Впервые я осознал это в тот день, когда меня срочно вызвали к молодой женщине, которую только что привезли из операционной. Она еще не совсем оправилась после наркоза и, по мнению медсестер, вела себя беспокойно. Опасаясь, что пациентка может нечаянно отключить провода, ведущие к ее телу, сестры привязали ее к кровати, зафиксировав запястья мягкими тканевыми наручниками. Некоторое время спустя,

придя в себя, молодая женщина принялась кричат на ее лице явно читался ужас. Она изо всех сил пы* талась освободиться от пут, ее сердечный ритм и артериальное давление достигли критической точ ки. Когда мне наконец удалось успокоить ее_пре

жде всего я развязал ей руки, — она рассказала о воспоминании, которое только что пережила. Внезапно она увидела себя маленькой девочкой, привязанной за запястья к своей кровати отчимом, который прижигал ей кожу сигаретой. Страшное переживание внезапно вышло на поверхность через ощущение связанных рук...

Сила ДПДГ состоит в том, что сначала этот метод вызывает травматическое воспоминание со всеми его составляющими — эмоциональной, визуальной, когнитивной и физической (ощущения тела), — а затем стимулирует адаптивную систему обработки информации, которая до сих пор не смогла переработать этот болезненный след.

Считается, что движения глаз, сравнимые с теми, что спонтанно возникают во время сновидений, помогают восстановительной системе мозга завершить то, что не удалось сделать без помощи извне. Природные лечебные средства давно известны своей способностью стимулировать естественные механизмы исцеления организма после физических травм — так, например, применение алоэ вера полезно при ожогах , а готу кола при открытых ранах14. Так же и движения глаз при методе ДПДГ представляют собой естественный механизм, ускоряющий выздоровление после тяжелых психологических травм.

Самоизлечение от сильных потрясений... • ИЗ

Складывается ощущение, что пациенты, когда их лаза движутся, спонтанно переходят к «свободным соЦиациям», как говорил Фрейд (всем известно, как сложно это сделать по команде). Так же, как и в сновидениях, пациенты проходят через обширную сеть воспоминаний, связанных друг с другом различными образами. Нередко им вспоминаются и другие сцены — связанные с конкретным травматическим событием либо потому, что они имеют схожий характер (например, другие эпизоды публичного унижения), либо потому, что они вызывают те же эмоции (например, ощущение беспомощности). Нередко пациенты испытывают сильные эмоции, которые быстро выходят на поверхность, даже если до этого были незаметны. Все происходит так, словно движения глаз — так же, как во время сновидений, — облегчают доступ ко всем ассоциативным каналам, подключенным к травматическому воспоминанию. По мере того как эти каналы активизируются, они вступают в контакт с когнитивными сетями, которые, в свою очередь, содержат информацию, связанную с настоящим. Именно благодаря этому контакту взвешенная позиция взрослого человека, который уже не подвержен опасностям прошлого, внедряется в эмоциональный мозг. И может заменить неврологический след, оставшийся от отчаяния или страха. Как только эта замена происходит, на

Свет появляется новая, свободная от страхов личность.

После нескольких лет практики я все еще удивля-^сь РезУльтатам ДПДГ, которые наблюдал лично. я понимаю своих коллег-психиатров, которые с

недоверием относятся к новому и необычному методу, поскольку сам испытывал те же чувства. Но как отрицать очевидное, то, что происходило в моем кабинете, то, что отражено в многочисленных исследованиях, опубликованных в последние годы? Мне из-вестно мало столь же впечатляющих явлений в медицине, как ДПДГ в действии. Именно об этом я и собираюсь вам рассказать.

ГЛАВА 6

ДПДГ

в действии

Лилиан была актрисой и, кроме того, преподавала актерское мастерство в студии при одном известном театре. Она гастролировала по всему миру и прекрасно умела контролировать свои эмоции. Но теперь она сидела в моем кабинете именно потому, что эмоции взяли верх над ней. Страх овладел ею, когда ей диагностировали рак почки. Разговаривая с Лилиан, я узнал, что в детстве ее не раз насиловал отец. Беспомощность, которую она теперь испытывала, узнав о своей болезни, по всей видимости, была отголоском той беспомощности, которую она познала еще ребенком, когда не могла справиться с безвыходной, как ей казалось, ситуацией.

Она прекрасно помнила тот день, когда в шестилетнем возрасте распорола внутреннюю часть ляжки о железную изгородь их сада. Отец отвел ее к врачу, который наложил несколько швов, поднимавшихся до самого лобка. Доктор сделал это прямо при отце и даже без анестезии. Когда они вернулись домой, отец швырнул ее на кровать животом вниз и, прижав ей рукой затылок, изнасиловал в первый раз...

Лилиан призналась мне, что несколько лет посещала сеансы психоанализа, во время которых долго беседовала с врачом об инцесте и своих отношениях с отцом. Она считала, что совсем не обязательно возвращаться к этим старым проблемам: «Они уже давно решены». Но связь между кошмарной давней сценой, объединившей мотивы болезни, абсолютной беспомощности и страха, и нынешней тревогой, которую Лилиан испытывала, узнав о своем недуге, казалась мне слишком сильной, чтобы не присмотреться к ней более внимательно.

Лилиан дала свое согласие на сеанс ДПДГ и во время первой же сессии вновь пережила ужас шестилетней девочки, отразившийся во всем ее облике. Одновременно ей пришла в голову мысль: «А что, если я сама виновата во всем? Не упади я в саду, мой отец не увидел бы меня голой у врача и не совершил бы этого?» Подобно многим жертвам сексуального насилия, Лилиан отчасти винила себя в том, что произошло. Я попросил ее продолжать думать об этом и перешел к следующей сессии ДПДГ.

Тридцать секунд спустя, во время паузы, Лилиан сообщила, что теперь не видит в случившемся своей вины. Она была совсем ребенком, и отец был обязан заботиться о ней, ухаживать и защищать. Сейчас это стало для нее очевидно: она не сделала абсолютно ничего, что могло бы оправдать подобную агрессию. Она просто упала, что Вполне нормально для активной и любопытной маленькой девочки. Связь между позицией зрелого человека и детским предубеждением, сохранившимся в ее эмоциональном мозге, установилась на моих глазах.

Во время следующей сессии ее эмоции начали меняться. Место страха занял справедливый гнев: «Как он мог сотворить такое со мной? Как моя мать столько лет закрывала на это глаза?» Ощущения в ее теле, которому было что сказать, тоже изменились. Давле-

ние в затылке, беспокоившее ее несколько минут назад, и чувство тяжести в животе (ощущение страха) прошли — теперь она чувствовала сильное напряжение в груди и в области подбородка, как обычно и бывает при гневе.

Здесь следует сказать, что многие школы психотерапии добиваются того, чтобы беспомощность и страх жертв насилия преобразовались в справедливый гнев. При ДПДГ сеанс просто продолжается до тех пор, пока пациент не почувствует внутренние изменения. И действительно, спустя еще несколько сессий Лилиан снова увидела себя маленькой девочкой, живущей без эмоциональной поддержки и подвергающейся сексуальному насилию. Она, взрослая женщина, испытала глубокое сострадание к этому ребенку. Как в стадиях скорби, описанных Элизабет Кюблер-Росс*, гнев сменился грустью1. Потом Лилиан осознала, что такой опытный человек, как она, сможет позаботиться о несчастной малышке. Возникшее чувство чем-то напомнило ей ярость, с какой она всегда защищала своих собственных детей, — «как настоящая львица».

Наконец, она воскресила в памяти историю своего отца. В Голландии, в годы Второй мировой войны, он совсем еще юнцом вступил в Сопротивление. Его арестовали и подвергли пыткам. В детстве Лилиан часто слышала от бабушки с дедушкой, что после «объятий гестапо» он стал совсем другим человеком. Внезапно она почувствовала, как в ней вновь поднимается волна сострадания. Ее мать, женщина сухая и жесткая, никогда не выказывала жалости к своему му-

Кюблер-Pdcc, Элизабет (1926—2004) — американский психолог швейцарского происхождения, создательница концепции психологической помощи умирающим больным. — Примеч. пер.

жу, как и его родители, прожившие жизнь в убеждении, что эмоциям не следует уделять слишком много внимания. Теперь отец представлялся ей человеком, выбитым из колеи, он пережил кошмарные вещи, «и ему было, от чего сойти с ума». Затем Лилиан увидела его сегодняйним: «Жалкий старик, такой слабый, что с трудом может ходить. У него трудная жизнь. Мне действительно его жаль».

За шестьдесят минут моя пациентка перешла от ужаса изнасилованного ребенка к приятию своего мучителя и даже испытала к нему сострадание, а это и есть позиция взрослого человека. При этом не была пропущена ни одна стадия «работы скорби», как ее описывают в психоанализе. Словно целые месяцы и даже годы психотерапии сконцентрировались в одном сеансе. Стимуляция адаптивной системы обработки информации помогла установить все необходимые связи между событиями прошлого и мировоззрением зрелой женщины. Как только эти связи восстановились, болезненная информация моментально трансформировалась — метаболизировалась, выражаясь языком биологов, — и утратила способность вызывать неадекватные эмоции. Лилиан смогла воскресить в памяти эпизод с первым изнасилованием и «просмотрела» его без малейшего волнения: «Я словно наблюдала со стороны, издалека. Это просто воспоминание, образ». Лишившись своего разрушительного эмоционального заряда, воспоминание теряет жизненную силу, и его власть над нами заканчивается. Уже одно только это замечательно. Но решение застарелых проблем, которые мы носим в себе как незарубцевавшиеся раны, не завершается лишь нейтрализацией давних воспоминаний.

Разобравшись с этой, а также и с некоторыми другими травмами, Лилиан открыла в себе внутреннюю силу, о существовании которой не подозревала и даже не мечтала, что когда-нибудь будет ею обладать. Она мужественно встретила свою болезнь и гораздо спокойнее отнеслась к мысли о возможной смерти. Лилиан активно сотрудничала с врачами, испробовала множество дополнительных методов лечения от рака, которые применяла разборчиво и с умом, и, что особенно важно, она продолжила жить полноценной жизнью в течение всего периода своей болезни.

Ее постоянный психоаналитик была настолько удивлена внезапной переменой в поведении своей пациентки, что позвонила мне узнать, что произошло. Что такого особенного мы сделали, если вся эта история с инцестом была, в сущности, уже разрешена с помощью психоанализа?! После разговора со мной она в срочном порядке прошла обучение методу ДПДГ, который отныне регулярно применяет в своей практике.

Сегодня, спустя три года, пройдя через операцию, химио- и радиотерапию, Лилиан чувствует себя живой, как никогда. Пережитый опыт болезни и обретенная жизненная сила буквально озаряют ее каким-то удивительным светом. Она вновь играет в театре и вернулась к преподаванию. И верит, что все это продлится еще очень долго"'.

Разумеется, ДПДГ не вылечивает рак. Тем не менее я знаю, что это было важной частью его лечения, равно как и у многих Других пациентов, встретившихся лицом к лицу со смертельной болезнью.

Дети Косова

Адаптивная система обработки информации у детей работает еще быстрее. Судя по всему, сравнительная простота их когнитивных структур и разрозненность ассоциативных каналов позволяют перескочить через некоторые этапы.

Спустя несколько месяцев после окончания войны в Косове я отправился туда консультантом по проблемам эмоциональных травм. Как-то раз меня попросили осмотреть двух подростков, брата и сестру. Их отец был убит у них на глазах. Девочку изнасиловали в ее собственной комнате, приставив револьвер к виску. С тех пор она больше не могла туда заходить. Что касается мальчика, он пытался убежать вместе с дядей, но им вслед бросили гранату. Дядя погиб, а подросток получил тяжелое ранение в живот. Его посчитали мертвым.

С тех пор оба подростка жили в состоянии непреходящей тревоги. Они плохо спали, почти ничего не ели и отказывались выходить из дома. Врач, постоянно навещавший их, был очень обеспокоен, и не знал, чем им помочь. Он чувствовал особую ответственность, поскольку был давним другом этой семьи.

Услышав от него историю этих детей, я понял, что помочь им будет не так просто, особенно, учитывая необходимость переводчика: ведь я не знал их языка. Интенсивность эмоций, которые они переживали, вспоминая о кошмарных событиях, была крайне высока. Однако я с удивлением констатировал, что уже по-

е первой сессии движений глаз дети больше не каза-

- вЗВОЛнованными. Я даже подумал, что их ассоциации блокированы присутствием переводчика, или же травма настолько сильна, что доступ к эмоциям просто утрачен (в психиатрии это называется феноменом диссоциации).

Но к моему великому удивлению, в конце сеанса они сказали мне, что теперь могут вспоминать то, что с ними произошло, без малейшего волнения. Мне это казалось невозможным: я был уверен, что через несколько дней симптомы вернутся.

Неделю спустя я пришел к ним, намереваясь продолжить лечение и вновь попытать счастья, возможно, отталкиваясь от других сцен. И с изумлением узнал от их тети, что тем же вечером, когда состоялся первый сеанс, оба подростка нормально поужинали и затем без проблем проспали всю ночь — впервые за несколько месяцев. Девочка даже спала в своей комнате! Я не верил своим ушам. Наверняка дети просто слишком хорошо воспитаны (или покладисты?) и потому не хотят признаться, что я не принес пм никакого облегчения. А может, они не хотят, чтобы я снова задавал им вопросы об этих болезненных событиях? Или пытаются убедить меня, что всё

в Порядке, только для того, чтобы я оставил их в покое?..

Однако когда я увидел их, они действительно вы-Глядели по-другому. Они улыбались. Они даже смея-ЛИсь> как смеются дети, хотя до этого казались просто ^способными на радость. И это были не только мои 0Щущения. Мой переводчик, который до войны учился на медицинском факультете в Белграде, подтверди» что дети действительно преобразились.

И все же я относился с известной долей скептициз ма к реальной пользе одного-единственного сеанса До того самого дня, пока другие врачи, специализирующиеся на ДПДГ’с детьми, не подтвердили, что в целом дети реагируют на этот метод лечения быстрее и с гораздо меньшими эмоциональными трудностями чем взрослые.

Опыт, полученный мною в Косове, вскоре подтвердился одним из первых контролируемых исследований по лечению ПТСР у детей. Это исследование показало максимальную эффективность ДПДГ с самого раннего возраста2. Максимальную, и все же не столь удивительную как та, свидетелем которой я стал в Косове.

Битва вокруг ДПДГ

Самое поразительное в истории развития метода ДПДГ — это сопротивление, которое ему оказывают психиатрия и психоанализ. В 2000 году наиболее часто используемая база данных по посттравмагическим стрессовым расстройствам — база PILOTS больницы Dartmouth Veteran Administration — зарегистрировала максимальное число контролируемых исследовании по ДПДГ по сравнению с другими методами лечения, включая медикаментозное. Их результаты были настолько впечатляющими, что три метаисследования, проведенные по всем опубликованным данным, приШ' ли к выводу, что ДПДГ, по меньшей мере, столь Же эффективен, как и лучшие методы лечения, которЫе

имеНятся на сегодняшний день, но при этом, похо-П е он лучше всего переносится и действует очень быстро3*

Однако на сегодняшний день ДПДГ в американских университетских кругах по-прежнему считается «спорным методом» (в меньшей степени это относится к Голландии, Германии, Великобритании и Италии)4. Преподаватели некоторых университетов в Соединенных Штатах даже утверждают, что ДПДГ — это «дань моде» или «маркетинговая техника». Такое отношение со стороны уважаемых ученых довольно неожиданно, поскольку оно не основано на фактах. Мне кажется, главная причина состоит в том, что до сих пор не удалось понять механизм, делающий ДПДГ невероятно эффективным. Это довольно распространенное явление в истории медицины. Когда великие прорывы случались прежде, чем теория могла их объяснить, они неизменно натыкались на яростное сопротивление со стороны академических кругов. Особенно если лечение было «естественным» или казалось «слишком простым».

Самым ярким и наиболее близким к ДПДГ примером может служить история доктора Филиппа Сем-мельвейса, которую Луи-Фердинанд Селин"' сделал темой своей диссертации.

Семмельвейс — венгерский врач, доказавший важность асептики при родах за двадцать лет до работ Уи Пастера. В ту пору в акушерской клинике, где Юный Семмельвейс служил ассистентом профессора, третья женщина умирала от послеродовой ли-

Сатель"СЛИН’ Лун-Фердинанд (1894—1961) — французский пи-> врач по образованию. — Примеч. переводчика.

хорадки2. Самые бедные жительницы Вены, единствен ные, кто прибегал к услугам таких клиник, отправля лись туда лишь по принуждению и от безысходности прекрасно понимая, какому риску себя подвергают' Семмельвейс по удивительному наитию предложил следующий эксперимент: все врачи клиники, производившие вскрытия (в то время их совершали голыми ру. ками), непосредственно перед принятием родов должны были мыть руки раствором хлорной извести. Ему стоило больших трудов претворить в жизнь эту идею: в ту пору о микробах еще не знали, и не было никаких разумных причин утверждать, что нечто невидимое и лишенное запаха может передаваться через руки. Тем не менее результаты его эксперимента оказались невероятными: за один месяц смертность резко упала: теперь умирала лишь одна пациентка из двадцати!

Основным следствием опыта Семмельвейса стало... его увольнение! Его коллеги, посчитавшие мытье рук раствором извести делом утомительным, подняли бунт и добились его ухода. А поскольку научного объяснения результатов эксперимента еще не существовало, Семмельвейса подняли на смех, несмотря на неопровержимые доказательства. Он умер, почти лишившись рассудка, всего за несколько лет до великих открытий Пастера и Листера3, которые, наконец, научно обосновали то, что он уже успел открыть эмпирическим путем.

В следующем веке потребовалось более двадцати лет, бы американское правительство официально при-0 эффективность применения лития при лечении маниакально-депрессивного синдрома"'. Поскольку

щла «всего лишь» о «природной минеральной соли» которая не имела видимой пользы для центральной нервной системы и механизм воздействия которой не был до конца понятен, применение лития встретило упорное сопротивление психиатрических кругов. В качестве еще одного, более свежего примера можно привести открытие, сделанное в начале 1980-х годов, — о том, что язва желудка может вызываться бактерией Н. Pylori и вылечиваться антибиотиками. Оно также высмеивалось на всех научных конгрессах, пока, наконец, не было признано — почти десять лет спустя**.

ДПДГ и сновидения

Вероятно, все дело в том, что мы до сих пор не понимаем, как метод ДПДГ приводит к столь впечатляющим результатам. Профессор Стикгольд из гар вардской лаборатории нейрофизиологии и исследо вания сна выдвинул гипотезу о том, что движения глаз, как и прочие формы стимуляции, вызывающие концентрацию внимания, играют важную роль в трансформации воспоминаний в мозге: как во время сна — и сновидений, — так и во время сеансов ДПДГ. В статье, опубликованной в журнале Science, Стикгольд и его коллеги предположили, что в процессе сновидений активизируются и видоизменяются ассоциативные связи между воспоминаниями, эмоционально соотносящимися друг с другом5. Стикгольд считает, что, по всей видимости, при ДПДГ в результате сенсорной стимуляции включаются похожие механизмы6. Другие исследователи пришли к выводу, что движения глаз буквально с первых сессий вызывают также «рефлекс релаксации», что выражается в немедленном снижении частоты сердечных сокращений и повышении температуры тела7. Это наводит на мысль о том, что стимуляция методом ДПДГ усиливает активность парасимпатической нервной системы, подобно практике сердечной когерентности.

Теория Стикгольда также объясняет, почему возможно добиться результатов ДПДГ с помощью дрУ" гих форм стимуляции внимания. Действительно, во время сновидений стимулируется и слуховая система, а также можно наблюдать непроизвольные мышечные сокращения8. Поэтому некоторые врачи используют, к примеру, поочередную подачу звука сначала на правое, а затем на левое ухо пациента (через наушники), а также проводят стимуляцию кожи че-шимися похлопываниями или вибрациями. Р мы еще рассмотрим, как стимуляция кожи мо-здействовать на активность эмоционального

жет

мозга.

Совершенно очевидно, что нам еще предстоит многое узнать об адаптивной системе обработки информации и о тех разнообразных способах, которые помогают ей выполнять свою работу. А пока ДПДГ быстро завоевывает признание благодаря многочисленным научным исследованиям, доказывающим пользу этого метода. На сегодняшний день ДПДГ официально признан эффективным методом лечения ПТСР Американской психологической ассоциацией — официальным органом представителей этой профессии в Соединенных Штатах9, Международной ассоциацией по исследованию травматических стрессов (которая вырабатывает рекомендации по лечению ПТСР на базе обоснованных научных знаний10), и Министерством здравоохранения Великобритании11. Во Франции, Германии и Голландии метод ДПДГ начинают преподавать в университетах.

Во Франции метод ДПДГ постепенно интегрируется в практику психоанализа, равно как и в практику когнитивной и поведенческой терапии, идеи которых часто перекликаются. ДПДГ и психоанализ не противоречат друг другу. Напротив, психоаналити-^^Работающие по Фрейду, Лакану"' или Кляйн

холог (')1КаН’ ^ак (1^01—1981) — французский философ и пси-

За__п дна из самых влиятельных фигур в истории психоанали-

** ir>UMf4' пеРеводчика.

Психоан Я^Н’ ^елани (1882—1960) — влиятельный британский в°дчикаЭ~Т'ИТ]ЛК австРи^ского происхождения. — Примеч. перемогут найти в ДПДГ дополнительное эффективное средство, способное во многом облегчить их работу*.

«Маленькие» травмы оставляют глубокий след

Возможно, открытие ДПДГ преобразит практику психиатрии и психоанализа. В конце XIX века Пьер Жане, а затем Зигмунд Фрейд выдвинули смелую гипотезу о том, что подавляющее число психологических нарушений, с которыми ежедневно приходят в кабинеты врачей, — депрессии, тревога, анорексия, булимия, злоупотребление наркотиками или алкоголем, — имеют в своей основе травматические события. По сути, это был огромный прорыв, но он не сопровождался методами лечения, которые позволили бы быстро облегчить страдания людей. А ведь когда травматический след пережитых эмоций наконец удается убрать при помощи ДПДГ, симптомы зачастую исчезают полностью, и мы видим перед собой новую личность. Когда мы располагаем средством не просто контролировать симптомы а обратиться к их причине, эффект не заставляет себя ждать, и это кардинально меняет подход к пациенту. Тем более что травмы с маленькой буквы «т» чрезвычайно распространены и яв-

В подтверждение этого естественного объединения в июне 2002 года Франсина Шапиро получила самую престижную награду, которую только может получить психотерапевт, — премию Зигмунда Фрейда, присуждаемую совместно Всемирной ассоциацией психотерапии и администрацией города Вены.

ляются причиной множества других симптомов, отличных от ПТСР.

Исследование, проведенное в одной из австралийских служб неотложной помощи, наглядно иллюстрирует последствия «мелких» эмоциональных шоков. В течение года здесь вели наблюдение за жертвами ДТП. После чего им было предложено пройти серию психологических тестов. У половины пострадавших после аварии развились различные психиатрические синдромы. Причем из всех констатированных синдромов ПТСР был наименее частым. В основном люди страдали депрессиями, приступами тревоги или фобиями. У многих развилась анорексия или булимия, кто-то стал злоупотреблять алкоголем или наркотиками, но без каких-либо других симптомов12. Самым важным выводом, сделанным в результате этого исследования, стал следующий: установления событий прошлого, которые могли оставить эмоциональные шрамы, заставляющие людей страдать до сих пор, требует не только ПТСР. При любой форме депрессии или тревоги всегда нужно стараться узнать историю пациента, понять, что именно могло вызывать симптомы, беспокоящие его сегодня. Затем, по возможности, следует избавиться от большинства этих эмоциональных следов.

Медсестра Анна, историю которой я рассказывал выше, была настолько озабочена своим телом, что в начале нашего первого сеанса полагала, что снова взглянуть на себя в зеркало ей поможет только ли-посакция. Именно с отражения в зеркале, которое сводило ее с ума, мы и начали первую сессию движений глаз.

Анна очень быстро пришла к воспоминаниям о своем бывшем муже, который унизил ее во время беременности. Когда эти воспоминания вернулось, она рыдала навзрыд, словно бы все эмоции хранились нетронутыми в ее душе в течение трех последних лет. Затем на ее лице появилось выражение холодного спокойствия. Она взглянула на меня несколько озадаченно: «Как он мог сказать мне такое, когда я носила под сердцем его ребенка?» Я попросил ее продолжить думать об этом и начать новую сессию движений. На этот раз она улыбнулась:

— Надо же, какой гад! Кто бы мог подумать?

Попросив ее снова посмотреть в зеркало, я поинтересовался, что она видит теперь:

— Нормальная фигура тридцатилетней женщины, родившей двух детей...

ДПДГ, тем не менее, не является панацеей. Судя по моему опыту, эта техника работает несколько хуже при симптомах, в основе которых нет травматических событий прошлого. То есть техника остается полезной, но результаты оказываются уже не такими быстрыми и впечатляющими*. Для различных ситуаций существуют натуральные методы лечения, воздействующие непосредственно на биологические ритмы организма. Ведь эмоциональный мозг подчиняется не только изменениям сердечного ритма и

Метод ДПДГ также не показан при депрессиях, имеющих явно биологическую причину, при психозах, шизофрении и пр., а также при слабоумии.

воздействию сновидений. Он является частью окружающей среды и следует ее ритмам: сезонному, солнечному, чередованиям дня и ночи, а менструальный цикл — движению луны. Как мы увидим в следующей главе, эти более длительные циклы также открывают нам путь доступа к эмоциональному комфорту.

ГЛАВА 7

1

Когда я сам выполняю это упражнение, мне часто вспоминается фраза, которая поразила меня в 1970-х годах. В ту пору почти по всему миру говорили: «Революция находится на конце ружья». В том, что касается равновесия организма, «революция» — то есть внутренняя гармония — происходит в конце выдоха.

2

Одна из трех, а не девять из десяти, как указывает Селин со своим талантом к преувеличению, который проявился у»е в его диссертации.

3

Австралиец Джон Кейд продемонстрировал это в 1949 году, но американские психиатры начали применять литий лишь в середине 1960-х, а официально этот препарат был одобрен только в 1974 году. И в новом, XXI веке механизм действия лития все еще остается не до конца понятным, хотя не так давно появились многообещающие исследования, связанные его В03Действием на транскрипцию генов и подавление проте-«нкиназы С. (Manji Н. К., Potter W. Z‘, et al. Signal transduction P^t ways: molecular targets for lithium's actions. // Archives of General Psychiatry. — 1995. — № 52. — E 531—543.)

Это открытие сделал другой австралиец, доктор Барри Хот Выведенный из себя отношением коллег, которые не

ко и веРить его наблюдениям, он проглотил бактериальный Вьется Рат> желая доказать, что в результате этого у него разо-

Загрузка...