Архипелаги (СИ)

6. Эва

Часы на башне Адагра уже пробили половину восьмого. Желтый свет газовых фонарей придавал пустынной улице тревожный вид. Но Эва была спокойна. Ведь неприметное здание напротив — Пристенное Управление патрульного корпуса, а место — одно из самых безопасных в городе. Папа не просто так выкупил здесь участок для гаража. Дорогие его сердцу «Хаденсы» и «Мартии» находились под круглосуточным присмотром стражей порядка.

Она вылезла из наемного экипажа, вытащила огромную рабочую папку и решительно направилась к калитке. На полпути поняла, что тащит свою ношу зря, но возвращаться не стала. Да и мало ли что этому извозчику в голову взбредет: может ведь уехать… Восстанавливай потом работу целой недели.

За забором раздавались хлопки пара и знакомое глухое тарахтение мощного мотора. О! Тори, значит, пока еще здесь! Вряд ли папа так газует вхолостую.

Лишний раз видеться с Тори Эва желанием не горела. В последнее время он только и занимался тем, что подтрунивал над ней и всячески старался ее смутить. Некоторые шутки даже граничили с непристойностью. Манеры его никогда не отличались изяществом, как и речь. Но в последнее время он только при папе и держал себя в руках. А ведь раньше Эва без колебаний назвала бы его своим лучшим другом.

Кто научил ее метко стрелять?

А скакать через заборы на лошади?

Кто лазал с ней по крышам старого аэропорта?

Кому можно было рассказать секрет?

Только Тори.

Но что-то испортилось в их отношениях. Что-то пошло не так. Сначала он исчез. Потом вернулся и начал выигрывать гонку за гонкой, но его словно подменили. «Слава портит людей» — написал один великий мудрец. Тори она точно испортила.

Эва толкнула калитку и оказалась на залитом прожекторным светом дворе. Гоночный «Хаденс» блестел боками на выездной дорожке. Из моторного отсека торчала нижняя половина механика. Карманы брюк его смешно оттопыривались в стороны, и рубашка вылезла из-под ремня.

Тори откинулся на спинку кресла и мусолил сигару. Он сидел за рулем, а папа стоял рядом с водительской дверцей и о чем-то с ним разговаривал. Эва подошла к отцу, поднялась на цыпочки и слегка прикоснулась губами к его бакенбарду.

— Добрый вечер, па! Привет, Виктор!

— Привет, госпожа Эллусеа! — ответил Тори и, кажется, даже подмигнул ей.

— Эва, а не поздновато ли для одиноких прогулок? — строго спросил папа. — Почему ты еще не дома?

— Я не гуляю, я ехала из библиотеки и решила забрать тебя к ужину, — улыбнулась она. — Слишком велик шанс, что ты снова на него опоздаешь. А мне нужно обсудить множество важных вещей.

— Ну, раз так, придется немного меня подождать. Но мы сможем начать обсуждение по дороге.

Папа подошел к механику и спросил его о чем-то. Звук мотора заглушал их голоса.

— Готово, можно проверять. Давай один круг, мы с Эвой дождемся тебя, а потом уедем ужинать, — прокричал он спустя минуту.

— Может хочешь прокатиться, а, Эвэл? — шепотом спросил Тори.

— Нет. И ты знаешь, что папа не одобрит.

— Так и скажи, что скорости боишься, — хмыкнул он, натянул на лицо очки. — Ладно, я мигом, а то у вас там потускнеет столовое серебро.

— Пф-ф-ф, — только и смогла ответить Эва.

Добавлять что-то еще было бесполезно — Тори прибавил подачу газа, и котел запыхтел с удвоенной силой, а тарахтение мотора стало просто невыносимо слушать, и она отошла в сторону.

«Эвэл» ее называли только три человека: он, Катти Лавенго и Ханна Ульсимиа. В детстве Эва подписывала так записки «Эв. Эл.». Пока ей не сказали, что инициалы — это только первые буквы. О, сколько воды утекло! Даже Тори успел поменяться…

Механик закрыл капот, отскочил в сторону, туда, где уже стоял папа. Зазвенели приводные цепи ворот. Створки не успели еще раскрыться полностью, как «Хаденс» тронулся, повернул на дорогу и умчался в осеннюю темень. Когда звук мотора затих вдали, до ушей Эвы донесся скрип вывески на противоположной стороне улицы. Послышались удаляющиеся шаги, всхрапнула за забором лошадь.

Холодный липкий воздух все глубже пробирался под тонкую блузку. По шее вниз пробежали мурашки, Эва застегнула верхние пуговицы на жакете и поправила шарф. Вот и листьев на земле уже полно. И этот прелый запах осени витает повсюду.

Механик-венси подошел к ним и обратился к папе:

— Мне его дожидаться, господин Эллусеа? Я, честно говоря, сделал что мог.

— Да, задержитесь, Мортимер. Думаю, это минут на десять. Очень вам благодарен, очень. Через несколько дней состоятся Большие Осенние Гонки, закрытие сезона. Я, безусловно, компенсирую.

Папа ловко извлек из кармана жилета чековую книжку, а затем спрятал назад. Похлопал себя по бокам, повернулся к Эве:

— У тебя есть с собой кошелек, милая? Я, кажется, забыл свой в госпитале. Просто растяпа…

— Да, конечно, па.

Эва достала из потайного кармана замшевый мужской бумажник и протянула ему.

Она подняла глаза на механика. На голову выше ее ростом, худой и длиннорукий, он напомнил Эве смешное южное насекомое — травяного прыгунца. Морковно-рыжие волосы выдавали в нем истинного венси. Они торчали из под клетчатого кепи и слегка завивались. Мелкие веснушки рассыпались по носу и щекам. А таких ярких зеленых глаз Эва еще ни у кого не встречала. Хотя много ли она видела обитателей Стены?

Какого, кстати, цвета глаза у сбитой ею девушки? Нужно будет обязательно зайти к ней после ужина. Стыдно, конечно. «Привет! Я Эва, и это я тебя сбила.» Не лучшее начало знакомства. Но шел третий день, а она так и не находила другого варианта. Герта сказала, что гостье не слишком у них нравится, она просится домой. Но папа еще не выправил нужные бумаги. А куда ее без разрешения отпускать?

Только сейчас Эва поняла, что все еще смотрит на юношу. И он тоже не стесняясь ее разглядывает. Свысока. Ну а как иначе, если она ему по плечо ростом?

— Эва Лари Эллусеа, — она протянула механику ладонь для рукопожатия.

Папу ее дерзости порой даже забавляли. Потому Эва решила дать юноше понять, что он излишне внимателен к ее персоне. Чересчур.

— Мортимер, — он посмотрел на свою грязную руку, после чего аккуратно коснулся ее пальцев. — Мортимер Брайс. Просто Мор.

В его речи слышалось смущение, и Эва даже пожалела о своем поступке. Она отняла руку, чтобы поправить папку с рисунками, которую держала под мышкой. Но та уже выскользнула и шлепнулась на землю. Мор поднял ее быстрее, чем Эва успела наклониться. Тогда она улыбнулась. Забавный юноша. Почти не теряется, и столбом не стоит, хотя ему явно неловко.

— Простите, Мортимер, знаю, чек вам не слишком удобно обналичивать. Тут, мне кажется, недостаточно, — папа наконец закончил копаться в бумажнике и протянул венси две крупных купюры. — Но я отправлю еще вашему отцу. Очень вовремя вы появились.

Механик взял деньги, небрежно сунул в карман куртки, кивнул и улыбнулся:

— Хорошо. Только я живу отдельно. Вроде вырос уже, так что: четвертый ярус, триста третья квартира. Мне было интересно покопаться в «Хаденсе», господин Эллусеа. Полагаю, можно еще облегчить противовес, но тут без расчетов никак. И это не точно…

Мортимер снял кепи и почесал затылок.

— Посчитайте, и если что-нибудь еще действительно даст нам пару лишних секунд… предоставлю вам и «Хаденс», для эксперимента, и хорошую компенсацию. А там, глядишь, и рекламу. Откроете свою мастерскую.

— Спасибо, это вряд ли, — ответил юноша. — Я разбираюсь в моторах, но интерес у меня другой. Биомеханика, знаете. Но сейчас это непопулярно. И не прибыльно.

Эва, все это время наблюдавшая за Мором, заметила, как вспыхнули у венси глаза. Прямо как у папы, когда он получал результат после долгих месяцев труда. Здорово, когда человек увлечен своим делом, неважно, каким. Ее отец вдохновил тем, чем занимался сам. После смерти мамы книги, микроскопы, эксперименты под его руководством занимали все Эвино время. И вот она уже пишет статьи, в свои восемнадцать лет! И, между прочим, делает выдающиеся успехи в учебе. Ведь не так-то просто быть единственной женщиной на факультете! Хотя, по слухам, в Крессильне в этом году появилась ее конкурентка. Это даже хорошо, если задуматься. А то выходило, что медицинскими сестрами женщины могут быть, а для врачебного дела у них ума не хватает. А для инженерного, значит, хватает? Впрочем, женщины-инженеры — все венси.

А биомеханика… Популярности у йенцев не снискала — это правда. Казалось бы: какое поле для применения! Протезирование, улучшение человека: сверхсила, сверхвыносливость. Устойчивость к болезням и травмам. Но те, кто владел Даром остерегались модифицировать себя — и Эва понимала почему. А кто еще мог платить за эксперименты? Наверное, венси что-то мастерили в Стене, для своих. Только у кого там нашелся бы хоть миллион лидов? А разработки — дорогое удовольствие. Непопулярно — неприбыльно…

Эва вырвалась из плена раздумий и обнаружила, что папа протягивает ей бумажник. Вероятно, чтобы нарушить напряженную тишину, он спросил:

— Как позанималась, милая?

— О, просто замечательно, па. Составила список вопросов, которые хотела с тобой обсудить. Сделала копии с иллюстраций к «Труду о микроскопии витых бацилл», — она указала на свою папку. — Перечитала постулаты теории вирионов и спор господина Стенсли с господином Аберриа. Но принять ничью точку зрения не могу. Есть нюансы. А еще я заказала Даффи твое любимое тушение с грибами.

— Звучит неплохо. Виктора на ужин будем приглашать?

— Нет, — вылетело у Эвы тут же, она еще и подумать не успела. — То есть я не против, но…

— Хорошо-хорошо, — папа улыбнулся. — Я понял, ты полна впечатлений, и жаждешь ими поделиться. Тогда нужно вызвать нам дилижатор.

— Я приехала на извозчике и просила его ждать.

Вдали послышался звук мотора. Он нарастал, катясь по улице впереди паромобиля. Эва поняла, что сейчас самое время, чтобы решить ее вопрос, не столкнувшись с папиным протестом.

— И, да, па: коня, которого ты мне купил, не с кем отправить. Поэтому я уеду в Ганф в пятницу утром. В помощники возьму Хенри, а утренним воскресным поездом мы вернемся. Ты ведь простишь мне опоздание к началу Гонок?

— Эва! — в голосе отца прозвучала строгость, но она-то знала, что застала его врасплох, и сейчас он даст согласие. — Хенри не конюх…

— Грандиозно! — выкрикнул Тори через окно, едва заехав во двор. — Парень шарит…

— Па, пожалуйста. Этот конь почти так же важен для меня, как победа Виктора — для тебя, — Эва коснулась руки отца.

— Хорошо, — выдохнул он и поспешил к паромобилю.

Мортимер приподнял кепи, сказал ему в спину «до свидания», отступил назад и посмотрел на Эву:

— Доброй вам ночи, юная госпожа.

С Виктором венси прощаться не стал, и направился прочь, в темноту, к Стене. Эва поймала себя на мысли, что с удовольствием пригласила бы на ужин этого юношу. Но не произнесла ни слова вслух.