34

— Да, занятная история… Вот и все, что я могу сказать, — вздохнул Вениамин Георгиевич. — Вы не будете против, если я закурю?

— Да что вы, конечно же, нет.

Ничего себе — а Минздрав еще о чем-то предупреждает! Дожил до 98 лет и все курит…

— А вы будете курить?

— С удовольствием, — смалодушничала я.

— Все это конечно, очень интересно… — профессор рассеянно наблюдал за тем, как клубы дыма проплывали над абажуром. — Непонятно одно: почему книга оказалась в Москве? Это первое. Если, разумеется, она действительно в Москве на данный момент. И второе: как так получилось, что никто о ней не слышал с сороковых годов? Если бы она попала в руки к сведущему человеку, то следы ее вряд ли затерялись бы.

Он снова затянулся. Я боялась нарушать молчание и нервно прижимала к себе «не ту» Библию.

— Если бы ее владельцем стал ученый, — продолжал рассуждать профессор, — то, вне всякого сомнения, он бы попытался ее издать. Хотя я знаю и таких, которые годами все собираются и собираются издать книгу, но то одно, то другое, руки не доходят… Может быть, дело в том, что у нас на сегодняшний день очень мало кельтологов, а раньше было и того меньше? Но любой индоевропеист заинтересовался бы такой редкой вещью. Будь она у кого-то из моих коллег в Москве или Ленинграде, я бы наверняка об этом знал. Если бы она попала к какому-нибудь дельцу за границей, он бы продал ее — один только год издания мог бы навести его на мысль о прибыли. Но тогда бы об этой сделке было известно на Западе, и этим немцам нечего было бы здесь делать. Если бы книга попала к какому-нибудь любителю легких денег у нас, он бы продал ее за границу незаконно в советское время или вполне законно — сейчас. Хотя сомневаюсь, что сейчас все сделки законные… Вы уж извините, в коммерции я не особенно разбираюсь. Удивительно одно: почему ее не ищут бретонцы? Это же их национальное достояние!

— Они сами об этой истории ничего не знают. Я посылала запрос по электронной почте: они вообще не слышали о том, что ее когда-то кто-то находил.

— Интересно, интересно… — Вениамин Георгиевич задумчиво затянулся. — Я полагаю, что книга каким-то случайным образом попала к человеку, который совершенно не имеет представления об ее ценности. Это не ученый, не делец, и вообще, скорее всего, какой-нибудь не самый образованный человек. Вы знаете, когда были тяжелые времена, и этой квартиры у меня еще не было, я жил с мамой, братьями и сестрой в коммунальной квартире. И у нас там были соседи, простая рабочая семья. Очень милые люди, надо сказать, но абсолютно необразованные. Кровати у них не было, и в комнате стоял узкий такой топчан. Представляете себе, что это такое? Просто доски, на них — матрац, а вместо ножек, какие бывают у обычной кровати — четыре стопки томов Брокгауза и Эфрона. От бывших хозяев квартиры осталась неплохая библиотека. Сами хозяева бежали за границу в семнадцатом году, а книги, естественно, оставили. И мои соседи использовали эти книги так, как считали нужным. Наверное, просто не подозревали том, что от книг могла быть какая-то иная польза. Меня это, конечно, тогда шокировало, но сейчас я понимаю, что люди не ведали что творили, вот и все. Не спать же им было на полу: по полу мыши бегали! Возможно, что и ваша многострадальная рукопись сейчас используется как подставка или что-нибудь в этом роде.

— Надеюсь, что нет… Хорошо еще, что нашлись девочки, которые этим заинтересовались, догадались переснять.

— Мне думается, кроме этих студенток вам никто не поможет… — он стряхнул пепел и пристально посмотрел на меня. — Да, скажите, а кто дал Вам мой телефон? Ваш звонок меня очень удивил, потому что я прошу всех, кто меня знает, ни под каким видом не сообщать мои координаты кому бы то ни было. Близких родственников у меня нет, и квартира после моей смерти достанется государству. И мне уже много раз звонили всякие мошенники, которые хотели взять меня под опеку для того, чтобы получить эту жилплощадь после моей смерти. Я таким людям не доверяю и, честно говоря, опасаюсь их…

— Мне ваш телефон дал Владимир Черемис.

— Это имя мне ничего не говорит. А кто это?

— Мой старый друг, бывший однокурсник…

— Тогда это не он. Я так понимаю, Владимир примерно ваш ровесник, а этот был совсем молодой. Почти мальчишка. Хиленький такой, рыжий, на лисенка похож. Я изредка выхожу подышать свежим воздухом он тут, видимо, прогуливается. И каждый раз здоровается, спрашивает, не надо ли помочь. А поскольку тимуровские отряды уже не существуют, — он сухо рассмеялся, — то я предполагаю, что желание помочь было отнюдь не бескорыстным. Что-то он уж больно назойливый. Ну да ладно, а то еще подумаете, что у меня мания преследования. — Он снова рассмеялся.

Перед тем, как уйти от профессора, я положила на стол под абажур обещанные шестьсот рублей. Я сделала это по возможности незаметно, пока аккуратный хозяин относил на кухню поднос с чашками. Больше всего я боялась, что Вениамин Георгиевич начнет говорить «Что вы, что вы!» или «Зачем же, не надо!». Но он сдержанно поблагодарил меня.

Как истинный джентльмен, профессор подал мне пальто в прихожей, а на прощание сказал:

— Если Вас не затруднит, держите меня в курсе этой истории. Помочь вряд ли чем смогу, но мне и самому любопытно, где же отыщется рукопись.

Я вышла из странной обманчивой высотки, прошла через слабо освещенный двор. Книгу — хоть и не ту! — я бережно прижимала к себе, хотя она вполне бы поместилась в моей сумочке. Сейчас спущусь в метро, а там по дороге домой и почитаю…

— Маргарита!

— Ой, господи!

В следующую секунду я лежала на мокром тротуаре, по которому бежала мутная дождевая вода. Какой-то пожилой мужчина склонился надо мной:

— Вы не ушиблись? Он помог мне подняться.

— Ничего страшного, испачкалась только…

— До чего дошла эта молодежь, — процедил он сквозь зубы, и посмотрел в темноту…

Мне было неудобно привлекать к себе внимание, и я быстро зашагала в сторону метро. Я попыталась вытереть пальто его платком, но только размазала грязь еще больше.

Только спустившись в метро и окунувшись в людской поток, я начала соображать, что же произошло. Итак, я пересекла двор, вышла на улицу, и уже подходила к станции, как меня окликнул Рыжик. Я даже не успела удивиться тому, что он прождал-таки меня здесь, как вдруг он толкнул меня так, что я упала. Конечно, я выронила сумку и книгу… Сумка ему была, по-видимому, не нужна, но книга… Я точно помню, что когда я раскинула руки от неожиданности, он выхватил у меня Библию и побежал. Я попробовала себе представить это со стороны… Возмутительно! Никто даже не пытался его остановить, поймать… А я то-то хороша! Молча шлепнулась на тротуар, и все. Надо было кричать… А что положено кричать в таких ситуациях? «Держи вора!»? «Караул, ограбили!»? Глупо! Даже сейчас не сообразишь, а это все так быстро случилось. И ведь я даже не знаю, кто он. Пойти в милицию? И что я им расскажу? «Он меня толкнул и книжку отнял»? Детский сад! Да, вот еще что непонятно, а зачем ему нужна эта книга? Неужели он тоже ищет? Бред. Нет, не совсем. Если он хотел просто ограбить меня, то почему он не взял сумку с кошельком и документами?

Стоя боком к неоткрывающимся дверям вагона, так чтобы не видно было испачканной полы пальто, я думала о моем безымянном и вероломном поклоннике. Кстати, не он ли подкарауливал профессора Матвеева на прогулках? «Рыжий, на лисенка похож». Или я что-то выдумываю? Хотя… Вообще для чего он за мной столько времени ходил и маргаритками завлекал? Ничего не понимаю… Приеду домой, позвоню Вениамину Георгиевичу. Может быть, к нему совсем другой человек приставал?

Дома я и вовсе сникла и даже разревелась. Мне было обидно. Меня обманули. Не то, чтобы я поверила, что Рыжик влюблен в меня без памяти, но то, что он сделал, все равно было подлостью, особенно если учесть тот факт, что у меня только одно демисезонное пальто. Послезавтра мне идти в МГУ на семинар по германистике, а что я надену? Зимний пуховик разве что… Сейчас бы сесть за стол, посмотреть, как бретонцы перевели Новый завет в 20 веке, а и смотреть уже нечего. Села бы баба за стол, да стол за ворота ушел.

За окном моросил нудный дождь, наверное, более удручающего антуража для такого неудачного вечера и придумать было нельзя. Я долго слонялась по квартире, пошла на кухню, выпила стакан ряженки, включила телевизор, посмотрела рекламу пива, выключила телевизор, включила радио. Послушала радио, снова началась реклама. Я выключила радио, открыла холодильник, закрыла его, хотя это было единственное место, где рекламу не передавали. Поискала сигареты. Не нашла. Решила позвонить Вениамину Георгиевичу.

К телефону никто не подходил. Я ждала достаточно долго, но трубку никто так не поднял. В тишине что-то мягко потрескивало, и с каждым щелчком я вздрагивала: наверное, это он неторопливо снимает трубку с рычага… Нет, опять помехи! Я перезвонила через полчаса. Тот же результат. Вряд ли он вышел погулять в такую-то погоду. Набрала ему еще через четверть часа — та же история. Мне стало зябко и беспокойно. Что-то случилось с профессором? И это как-то связано с моим визитом? Но я ничего плохого сделать ему не могла… А Рыжик? Куда он побежал после того, как сбил меня с ног?

Когда стало ясно, что успокоиться я не смогу, осталось одно: позвонить на мобильник Володе. Домой названивать я не решалась, хотя знала, что уж ко мне-то его супруга не станет ревновать. Но все равно я считала, что звонить домой женатому мужчине неприлично.

— Ритулик-красотулик! — завопил Володька вместо приветствия. — рад слышать тебя, свет моих очей, но я сейчас жутко занят.

— Володя, я не задержу. У меня только один вопрос: кто дал тебе телефон Матвеева?

Володька растревожился и перестал балагурить. Неужели у меня был такой трагический тон?

— Что случилось? Рита, ты… у тебя все нормально?

— Относительно. У меня украли Библию.

— Ой, ё! Ту самую?

— Нет, не ту, но сейчас это не важно. Я боюсь, что… Не могу дозвониться до Вениамина Георгиевича. Мне надо срочно знать, кто тебе дал его телефон!

— А черт его знает. Уже не помню.

— Володя, ну пожалуйста, вспомни, напрягись! Это сейчас очень важно! Если с Вениамином Георгиевичем что-то случится, это будет на моей совести.

— Рита, я постараюсь узнать, — Володя начинал нервничать, — а сейчас извини, ну никак не могу… В общем, пока, да связи!

И гудки…

Загрузка...