Белый континент

Глава I

Норвегия, Христиания, 1889 г.

Густая толпа со всех сторон напиравших друг на друга людей, казалось, заполонила собой всю центральную часть Христиании. Протолкаться между плотно сомкнутыми рядами мужчин и женщин, которые, вдобавок, умудрялись подпрыгивать на месте и, громко крича, размахивать руками, было не просто тяжело, а на первый взгляд, невозможно в принципе. Но Руал врезался в эту толпу с разбега и, ругая себя последними словами за то, что не догадался выйти из дома пораньше, принялся старательно работать локтями, пробиваясь вперед. Правда, окружавшие его горожане весьма успешно делали то же самое, поэтому путь до края обочины занял у молодого человека довольно много времени. Однако он не сдавался и продолжал двигаться в этом бушующем человеческом "море", то с силой наваливаясь на преграждавших ему дорогу зевак и прорываясь сквозь их плотные ряды напролом, то аккуратно "просачиваясь" между особенно широкими спинами людей, непоколебимо стоявших на своем месте. Небольшое расстояние до главной улицы, которое ему пришлось таким образом пройти, показалось юноше невероятно длинным, и когда он под возмущенные вопли "Куда прешь, мальчишка!", наконец, выбился в первый ряд встречающих, ощущение у него было такое, словно он только что проделал крайне тяжелое путешествие — наподобие тех, о которых ему так нравилось читать последние два года.

Тяжело дыша, он сделал последний рывок, растолкал двух замерших у обочины толстых кумушек и едва не вывалился на дорогу из-за не менее сильного толчка сзади — тем, кого ему удалось обойти, ничуть не меньше хотелось посмотреть на почетных гостей столицы, и они тоже всеми силами рвались вперед. С трудом удержав равновесие, Руал остановился на самом краю и начал с беспокойством оглядываться по сторонам. Где же, где они — те, о ком он думал все это время, не пропуская ни одной новости, ни одного мало-мальски правдоподобного слуха? Где те замечательные люди, которых он так мечтал увидеть?

— Вон они! Едут! — закричало вокруг него сразу несколько голосов, а потом этот вопль подхватили и все остальные. Руал подпрыгнул на месте и, повернувшись в ту сторону, куда теперь смотрели собравшиеся у дороги любопытные, напряженно прищурил свои близорукие глаза. Далеко впереди, почти невидимая в ярком солнечном свете, по улице катилась запряженная лошадьми открытая повозка. Впрочем, она быстро приближалась, и вскоре даже он смог разглядеть сидевших в ней шестерых молодых мужчин, которые время от времени приподнимались со своих мест и весело махали руками встречавшим их жителям Христиании, в свою очередь отвечающим громкими криками на каждое их приветствие.

— Нансен! — ревела толпа. — Фритьоф Нансен!!! — и Руал с удивлением обнаружил, что он и сам во весь голос выкрикивает это имя.

— А кто он вообще такой? — послышался позади него сварливый женский голос. — Я только Еву Нансен знаю, она так хорошо поет!

— Дура, это ее муж! — фыркнула другая женщина и чуть менее уверенно добавила. — Он вроде где-то на севере путешествовал…

Руал возмущенно передернул плечами. Не знать, кто такой Фритьоф Нансен, не знать, что он совершил! И зачем эти глупые тетки вообще пришли его встречать? Сидели бы дома да сплетничали друг о друге! Впрочем, сам он, как выяснилось, тоже знал о своем кумире не все. Например, что у него есть жена и что она — известная певица… Но зато он знал о Нансене все остальное, знал все подробности его экспедиции в Гренландию, помнил имена каждого из его спутников!

— Нансен!!! — ликовала толпа.

— Нансен! Свердруп! Балту! — выкрикивал Руал. — Равну! Трана! Дитрихсон!

Один из ехавших в повозке мужчин вдруг выпрямился в полный рост и, ни за что не держась, несколько раз взмахнул над головой обеими руками, одновременно поворачиваясь то влево, то вправо и словно бы стараясь рассмотреть каждого из выстроившихся вдоль дороги людей. На какое-то крошечное мгновение Руалу показалось, что взгляд этого человека остановился на нем и что вновь озарившая его волевое лицо улыбка предназначалась именно ему — самому горячему его поклоннику, семнадцатилетнему мальчишке по имени Руал Энгельберт Гравнинг Амундсен.

— Фри-и-итьоф!!! — заорал он, едва не сорвав голос и все равно почти не расслышав собственного крика на фоне царившего вокруг шума. Но Нансен уже отвернулся от юноши и уселся обратно, глядя совсем в другом направлении и что-то рассеянно отвечая одному из своих спутников. Повозка, в которой сидели самые знаменитые путешественники Норвежского Королевства, проехала мимо него и стала стремительно удаляться, превращаясь в расплывчатое темное пятнышко, радостные возгласы толпившихся у дороги людей постепенно начали стихать, а сами люди — расходиться. И всего через несколько минут Руал обнаружил, что, кроме него, у дороги стоит лишь несколько молодых людей, провожающих повозку Нансена такими же восторженным взглядами: все прочие, посмотрев на героев дня, прославивших их страну на весь мир, тут же утратили к ним интерес и разошлись по своим делам.

Руал вздохнул и тоже зашагал к своему дому. Он так ждал сегодняшнего дня, так стремился хоть одним глазком посмотреть на этого великого человека, и вот — встреча с ним закончилась, не успев начаться. Словно ее и не было вовсе! Несколько минут сумасшедшей радости — и теперь ему остается только вспоминать о них, заново переживая в памяти тот момент, когда Нансен повернулся к нему и, конечно же, обратил внимание на парня, глядевшего на него с таким обожанием. А вдруг он понял, что этот парень уже давно мечтает стать таким же, как он, полярным путешественником, что он тоже больше всего на свете хочет плыть среди льдов на корабле, пробираться на лыжах по заснеженным равнинам и зимовать в эскимосских поселках?

"Ерунда это все, — ответил Руал сам себе. — Не мог он тебя там разглядеть — туда же, наверное, полгорода сбежалось! Но все равно, в какой-то момент он смотрел именно на меня! Честное слово, я бы все отдал, чтобы с ним познакомиться и чтобы стать таким же, как он… Нет, не таким же, а еще более знаменитым! Он со своими товарищами пересек Гренландию, а я мог бы отправиться еще дальше, в Арктику и добраться до Северного полюса… А почему бы и нет, в самом деле? Фритьоф десять лет назад, наверное, тоже и подумать не мог, что поплывет в Гренландию и останется там зимовать, и что все будут говорить, что у него ничего не выйдет и его экспедиция оттуда не вернется. Я один верил, что у него все получится и он победит! Так может быть, и мне когда-нибудь повезет, может быть, я тоже смогу стать известным путешественником?.."

Погруженный в такие завораживающе-приятные мысли, молодой человек шагал по узким мощеным улочкам, почти ничего не видя вокруг, и едва не прошел мимо своего собственного дома. Обнаружив в последний момент, что находится возле очень знакомой на вид двери, он мечтательно взглянул на безоблачное голубое небо, улыбнулся и решительно потянул на себя дверную ручку, уже не спрашивая себя, а утверждая с полной уверенностью: "Я обязательно, без всяких сомнений, буду таким, как он!"

По-прежнему находясь в этом мечтательном состоянии, Руал поднялся по темной лестнице и уже собрался пройти в свою комнату, но внезапно дорогу ему преградила высокая широкоплечая женщина с седыми волосами, завязанными в большой и уже слегка растрепавшийся узел на затылке. Юноша замер на месте. Одного взгляда на эту суровую женщину было достаточно, чтобы спуститься с небес на землю и приготовиться к очередному неприятному разговору.

— Где ты был, Руал? — спросила Ханна Амундсен ледяным тоном.

— На Карл-Йохансгате, встречал Нансена, — ответил молодой человек. — Я тебе вчера про него говорил…

— Ну и как, ты его видел?

— Да, конечно. Правда, мельком, совсем не долго…

Женщина чуть отступила назад и ушла из полутемного коридора в комнату. Руал заметил, что она держит в руках толстую потрепанную книгу, узнать которую ему не составило никакого труда — он читал и перечитывал ее уже больше двух лет подряд.

— Скажи, Руал, — в по-прежнему суровом голосе хозяйки дома зазвучали едва заметные просительные нотки. — Зачем тебе нужно было туда бежать? Ну посмотрел ты на Нансена, и что дальше? Неужели тебе нечем больше было заняться?

— Мама! — обиженно воскликнул юноша. — Ну как ты не понимаешь? Это же Нансен! Это… я даже не знаю… Это же такой человек..!

— Понятно, — тяжело вздохнула Ханна и подняла книгу повыше, показывая сыну ее обложку. — А Франклин — это тоже "такой человек", да?

Юный Амундсен опустил глаза. Несмотря на недовольно-насмешливый тон, которым разговаривала с ним мать, его мысль она угадала совершенно точно. Разумеется, Джон Франклин, этот великий, этот потрясающе смелый путешественник, тоже был "таким человеком"! Он бывал в самых дальних необитаемых землях Северной Америки, почти прорвался к Северо-Западному проходу между Америкой и Азией, он испытывал страшнейшие лишения и возвращался из своих экспедиций победителем. Когда два года назад Руалу в руки попала первая из его книг, его жизнь стала совершенно другой — впервые после смерти отца он вновь почувствовал себя счастливым. Следующие книги были "проглочены" в самый короткий срок, а затем перечитаны во второй раз, и в третий, и в пятый… И чем больше молодой Амундсен их читал, тем сильнее и четче становилась мысль, пришедшая ему в голову еще во время изучения самой первой книги: он хочет стать таким, как Франклин и его товарищи. Хочет побывать на Крайнем Севере, хочет своими глазами увидеть ледяные пустыни и черную воду Ледовитого океана, хочет так же, как эти исследователи прошлого, остаться среди льдов без еды и почти без всякой надежды вернуться назад, но потом все-таки справиться со всеми опасностями и найти дорогу обратно.

А недавно он узнал, что такие люди, как Джон Франклин, жили не только в прошлом. Оказалось, что великие храбрые путешественники есть и сейчас, и к тому же, живут они не в далекой Британии, а в его собственной стране. Это потрясло Руала ничуть не меньше, чем все прочитанные им истории. А теперь он еще и смог увидеть этих замечательных людей своими глазами — увидеть и окончательно увериться в том, что ему не нужно никакой другой судьбы, кроме той, которую он уже себе выбрал. Судьбы полярного исследователя.

И как ни старался он скрыть эту мечту от матери, ей не составило никакого труда понять, о чем сейчас думает и что чувствует ее младший сын.

— Скажи, Руал, — снова заговорила она холодным, как снежная равнина, голосом. — Ты ведь не просто так столько времени занимаешься спортом? И окно в своей комнате все время открываешь… Ты тренируешься, чтобы стать моряком и уехать из Христиании, верно?

Молодой человек ответил не сразу, хотя мать и здесь была абсолютно права. Он действительно уже почти два года тренировался, чтобы стать более сильным и выносливым: каждую зиму с удовольствием ходил в лыжные походы и каждое лето играл в страшно нелюбимый футбол — больше в теплое время года ему заняться было нечем, и Руал, посмеиваясь, убеждал себя, что это "глупое пинание мяча ногами" можно считать первым из суровых испытаний, к которым он так стремится. И окно в своей комнате он всегда оставлял приоткрытым, хотя зимой их маленькая печка с трудом отапливала даже плотно закрытые помещения — этим его мать тоже постоянно была недовольна, но сыну удавалось настоять на своем, в красках расписывая свою любовь к свежему воздуху. Причем до сегодняшнего момента Руал был полностью уверен, что ему удалось убедить ее в этом и что мать даже не подозревает о его далеко идущих планах. Зато теперь ему стало ясно, как наивно на самом деле было на это надеяться.

— Ты права, мама, — заговорил он, наконец, отлично понимая, что лгать и изворачиваться сейчас бесполезно, да к тому же и не имея ни малейшего желания это делать. — Я действительно хочу стать морским путешественником. Понимаешь, мне кажется… Хотя нет, не кажется, я давно уже уверен, что это — мое призвание. Я столько всего читал…

— Но зачем тебе это нужно, если в следующем году ты поступишь на медицинский факультет? — голос Ханны Амундсен по-прежнему звучал холодно и сухо, почти без эмоций — чужой человек посчитал бы его абсолютно равнодушным. Чужой, но не тот, для кого она была самым родным на свете существом. Руал вздохнул, быстро огляделся вокруг, словно бы ища поддержку у стен своей комнаты, подошел к матери вплотную и, наконец, единым духом выпалил:

— Мама, я не хочу учиться медицине. Мне это не интересно.

В комнате наступила тишина. Мать и сын смотрели друг на друга и то ли оба не решались продолжить разговор, то ли каждый из них ждал, что другой заговорит первым. Это был уже далеко не первый случай, когда в семье Амундсенов говорили о медицине — Ханна всегда мечтала, чтобы хоть один из ее сыновей не шел по пути отца, ее любимого Йенса, посвятившего свою жизнь морю и кораблям. Как ей хотелось, чтобы кто-нибудь из них выучился на врача и стал "по-настоящему уважаемым", образованным человеком! Но младшее поколение этого семейства ее желания не разделяло: вырастая и оканчивая школу, сыновья один за другим уезжали из столицы и начинали успешно заниматься чем угодно, но только не науками и не медициной. Даже Леон, самый тихий и скромный из четырех братьев, которому вся семья еще в детстве дала прозвище "Ягненочек", вел теперь дела у какого-то коммерсанта и почти не бывал дома, лишь время от времени посылая Ханне и Руалу заработанные деньги. Не у всех братьев дела шли гладко, иногда от них подолгу не было вообще никаких вестей, однако в целом каждый из них смог добиться, чего хотел, и возвращаться в Христианию старшие Амундсены не спешили. И мать, прекрасно понимая, что в их жизни она уже ничего не сможет изменить, все свои надежды возлагала теперь на младшего сына, Руала. А Руал все это время тайно мечтал о морских путешествиях…

…И со страхом ждал, когда наступит тот решительный разговор с матерью, во время которого он откажется от совершенно не нужной ему медицины. Теперь же, когда этот разговор наступил, он с изумлением понял, что не находит слов для того, чтобы начать возражать и доказывать свою правоту. Вместо этого он почему-то вспомнил, как мать провожала его старших братьев и какой непроницаемо-мрачный бывал у нее вид после отъезда каждого из них. А потом ему вдруг представилось, что когда-нибудь она вот так же проводит его, строгим голосом пожелает ему удачи, в последний раз поворчит о том, что лучше бы ему было пойти в университет, и вернется домой. И будет с таким же спокойным, но бесконечно несчастным лицом ходить по комнатам. В полном одиночестве.

— Я бы все-таки хотела, чтобы ты как следует об этом подумал, — вновь заговорила пожилая женщина суровым тоном. — Учеба в университете сделает тебя солидным человеком. И ты сможешь жить здесь, дома, а не болтаться по свету неизвестно где. Подумай еще, пока у тебя есть время.

И опять в ее голосе промелькнули едва заметные просительные нотки. Руал сжал губы и опустил глаза. Как бы там ни было, а ведь он — единственный оставшийся в их семье мужчина, а мать — слабая женщина. Значит — ему и нести за нее ответственность, хоть он и самый младший из братьев. Нансен и Франклин, Гренландия и Северный полюс, льды и снега, в которых он мечтал побывать и которые пять минут назад казались ему такими близкими, вновь отодвинулись в невообразимую даль и скрылись в тумане. Он снова посмотрел Ханне в лицо, крепко сжал ее руку и слегка улыбнулся:

— Да, мама, я сделаю, как ты хочешь — пойду учиться медицине.