Боевые слоны в античности и раннем средневековье

Глава II СЛОНЫ В ИНДИЙСКИХ АРМИЯХ ПЕРВЫЕ СТОЛКНОВЕНИЯ ГРЕКОВ С БОЕВЫМИ СЛОНАМИ. СЛОНЫ В АРМИЯХ ДИАДОХОВ. СЛОНЫ ПИРРА

Трудно сказать, начиная с какого времени люди стали использовать слонов в военных целях. Несомненно, что первыми на поля сражений гигантских четвероногих вывели индийцы. Свидетельство о наиболее раннем применении боевых слонов можно найти у Диодора Сицилийского, и относится оно к полулегендарным временам ассирийской царицы Семирамиды. Согласно рассказу Диодора, Семирамида решила пойти войной на Стабробата, царя Индии, в распоряжении которого находилось большое количество боевых слонов. Чтобы привести в замешательство индийцев, ассирийская царица приказала убить 300 тысяч черных быков и из их шкур, сшитых вместе и наполненных сеном, сделать искусственные подобия слонов. Приводить их в движение должен был всадник на верблюде, находившийся внутри каждого из таких манекенов. На все приготовления у ассирийцев ушло два года. Однако планам Семирамиды не суждено было осуществиться: она потерпела поражение и потеряла большую часть своего войска [Diod., II, 16].

По-видимому, ни один из народов, использовавших в своих армиях этот род войск, не достиг в деле обучения слонов таких успехов, каких добились индийцы. Индийский трактат о политике и военном деле "Артхашастра" (III в. до н. э.), автором которого был видный общественный деятель и литератор Каутилья, сообщает нам о самых разнообразных функциях, выполнявшихся слонами в индийских армиях. Сюда относятся "следование в авангарде; устройство спусков, стоянок и дорог; охват (противника) как руками; при переходе водных рубежей и спуске (т. е. помощь другим в это время); проникновение в трудные и опасные места; поджигание (чужого лагеря) и тушение огня (в своем стане); победа над одной из частей войска; соединение (своих) расчлененных (сил); расчленение соединенных (вражеских сил); (сеяние) страха и паники; придание величия; захват (противника); спасение (своих); разрушение стен, ворот и башен; перенесение казны" [Art., X, 4; пер. В. И. Кальянова][93]. Нечего и говорить, что ни в армиях Селевкидов, Птолемеев или карфагенян слоны никогда не выполняли таких разнообразных функций. Любопытно отметить, что индийцы смогли научить своих слонов не бояться огня, чего не сумели сделать и, судя по всему, даже не пытались добиться в эллинистических государствах. Согласно сообщению Флавия Филострата, индийские боевые слоны во время сражения владели хоботом, словно рукой, и метали в противника копья [Philostrat., Apollon. vit., II, 12] (см. вкл., рис. 3).

Рельеф из Матхуры (Индия), изображающий боевого слона (около III–II вв. до н. э.)

В древнеиндийских армиях существовало четкое соотношение количества слонов и числа колесниц, всадников и пехотинцев, входивших в каждое конкретное подразделение. Согласно древнему научному словарю "Амара Коша", низшее подразделение индийских армий состояло из одного слона, одной боевой колесницы, трех всадников и пяти пехотинцев. На слоне находилось по четыре человека, а на каждой колеснице — по двое. Из этого следует, что низшее звено индийских армий включало в себя 14 человек, 5 лошадей и 1 слона. Несколько подобных отрядов образовывали более крупные единицы, которые, в свою очередь, составляли армию[94]. Подобное же соотношение представлено и в древне-индийском эпосе "Махабхарата", согласно которому идеальная армия состояла из 21 870 слонов, 21 870 колесниц, 65 610 всадников и 109 350 пехотинцев[95].

Эти свидетельства показывают, насколько важное значение имели боевые слоны в военном деле индийцев. Древние авторы утверждают, что многие индийские государи располагали невероятным количеством гигантских животных. Так, например, Плутарх сообщает, что гандариты и пресии, намеренные сражаться с Александром, имели 6000 боевых слонов [Plut., Alex., 62].

Впервые греки имели возможность увидеть боевых слонов в сражении при Гавгамелах (331 г. до н. э.). Если верить Арриану, в армии Дария III находилось 15 этих животных, которых привели на помощь ему индийцы. Однако, по-видимому, слоны использовались Дарием лишь для демонстрации царского величия и не были задействованы непосредственно во время битвы[96]. После победы, одержанной македонской армией, четвероногие гиганты достались Александру в качестве трофея. Перед вступлением в Сузы завоеватель получил в дар от местного сатрапа еще 12 животных. Позднее, во время индийского похода, македоняне захватили множество слонов, брошенных противником на берегах Инда. Еще несколько десятков животных было приведено Александру правителем североиндийских территорий Таксилом [Arr., Anab., III, 8; IV, 30; V, 3; Curt., V, 2; VIII, 12; Diod., XVII, 86].

Александр Великий. Изображение на монете

Александр Великий (336–323 гг. до н. э.). Мраморный бюст

Таким образом уже до битвы при Гидаспе в распоряжении Александра было большое количество слонов, которые, однако, не приняли активного участия в войне с Пором. Македоняне использовали их лишь как вьючных животных, в том числе для перевозки разобранных по частям кораблей[97]. Данный факт можно объяснить тем, что переправа через Гидасп, задуманная македонским царем, должна была проводиться внезапно и втайне от противника. Кроме того, сам замысел Александра предполагал стремительные кавалерийские атаки, целью которых было окружение неприятеля. В подобных условиях слоны могли только препятствовать осуществлению планов великого завоевателя.

Война с индийским царем Пором с самого начала представлялась Александру не простой кампанией. Одно лишь форсирование Гидаспа стало примером воинского искусства, сопоставимого разве что с тщательно подготовленной переправой Ганнибала через Родан или хитроумным бегством Наполеона через Березину. На противоположном берегу реки македонскую армию ожидали войска противника под командованием сына Пора. Индийцы попытались воспрепятствовать продвижению Александра. Однако их тяжелые колесницы увязли в грязи и македоняне, разгромив неприятельский авангард, двинулись навстречу основным силам индийского царя [Arr., Anab. V, 8, 4-15, 2].

Увидев, с какой армией предстоит сражаться, Александр, по преданию, воскликнул: "Наконец-то я вижу равную моему духу опасность; предстоит иметь дело со слонами и выдающимися мужами" [Curt., VIII, 14]. Действительно, в лице войск Пора завоевателям противостояла сплоченная национальная армия во главе с решительным и храбрым полководцем. Положение Александра усугублялось еще и тем, что количество войск, перешедших с ним Гидасп, было весьма незначительным: 5000 всадников и 6000 пехотинцев [Arr., Anab., V, 14]. После того как Пор узнал о форсировании Гидаспа Александром, он оставил часть своих сил в лагере, взял с собой 4000 всадников, 300 колесниц, 200 слонов, около 30 000 человек пехоты и устремился на македонян. "Наткнувшись на такое место, где не было грязи, а песчаная поверхность, ровная и твердая, была удобна для конной атаки и маневрирования, он выстроил там войско. Впереди в одну линию стояли слоны, слон от слона на расстоянии не меньше плефра: Пор хотел растянуть линию своих слонов вдоль всей своей пехоты, чтобы всюду устрашали они александровых всадников. Он не допускал мысли, что враги отважатся пробраться между слонами: ни конники (лошади ведь слонов боятся), ни тем более пешие; на передовой линии тяжеловооруженные воины отбросят нападающих, и они будут растоптаны слонами. За слонами стояла у него пехота, расположенная по этой второй линии так, что отдельные отряды можно было быстро выдвинуть между животными. На флангах стояла тоже пехота; по обеим сторонам ее выстроена была конница, и перед ней с обеих сторон находились колесницы" [Arr., Anab., V, 15, 4–7; пер. М. Е. Сергеенко]. Согласно утверждению Диодора, диспозиция индийской армии напоминала укрепление города: слоны возвышались как башни, а солдаты между ними играли роль простенков [Diod., XVII, 87, 5; cf. Poliaen., IV, 3, 22].

Уже П. Д. Арманди выразил сомнение в том, что у Пора было 200 слонов, поскольку индийцам было бы практически невозможно разместить такое количество животных на должном расстоянии друг от друга по всей длине фронта пешего войска. Возможно, какая-то часть слонов была оставлена Пором в качестве резерва в тылу. Однако после того, как индийская армия была окружена, все слоны оказались вовлеченными в сражение. В неразберихе и общей панике слоны, лишенные вожаков, могли находиться в любой части поля битвы. По-видимому, некоторые из них даже оказались в тылу у македонян, которые расступались, чтобы пропустить метавшихся в ярости животных через свои ряды[98].

Александр дал возможность передохнуть пехоте и использовал это время для правильной оценки тактической обстановки [Diod., XVII, 87, 5]. Вопреки расчетам противника, полагавшего, что фаланга начнет фронтальную атаку, македонский царь решил напасть основными силами своей кавалерии на левое крыло индийцев. "Кена с гиппархией Деметрия и его собственной он послал против правого крыла индов, велев ему заехать в тыл варварам, когда те поскачут, увидев идущую на них массу всадников. Пехоту он поручил Селевку, Антигену и Таврону, но приказал вмешаться в сражение только тогда, когда они увидят, что его конница привела в замешательство и пехоту, и конников врага" [Arr., Anab., V, 16, 2–3; пер. М. Е. Сергеенко]. Плутарх кратко описывает начало битвы при Гидаспе, указывая на причину, по которой македонский царь начал сражение таким образом: "Испугавшись слонов и большого войска, Александр ринулся на левое крыло неприятеля сам, а Кену приказал напасть на правое" [Plut., Alex., 60; пер. М. Е. Сергеенко]. После победы над конницей Пора, стоявшей на флангах боевого порядка индийцев, Александр окружил пехоту противника своими войсками, таким образом поставив врага в столь же затруднительное положение, в котором оказались римляне в битве при Каннах.

Битва при Гидаспе. Индийские слоны опрокидывают македонскую кавалерию (Les Elephants / sous la direction du Dr. J. shoshani. Paris, 1993. P. 45)

Казалось, индийцы, пришедшие в смятение, должны были бы просить пощады или обратиться в бегство. Однако в отличие от римлян противники македонян имели в составе своей армии боевых слонов. Именно эти огромные звери нанесли наибольший ущерб македонянам. "Затем в бой вступили слоны, — сообщает Диодор, — должным образом используя и огромную массу своих тел, и свои силы: одни гибли под их ногами, растоптанные вместе с оружием; других они обхватывали хоботом и, подняв вверх, швыряли на землю: люди умирали страшной смертью; многие были насквозь пронзены клыками и тут же испускали дух. Македоняне мужественно противостояли всем страхам; перебив сариссами воинов, стоявших между животными, они уравновесили боевые силы" [Diod., XVII, 88, 1–2; пер. М. Е. Сергеенко]. Неизвестно, чем закончилось бы сражение при Гидаспе, если бы не предусмотрительность Александра. Заготовленные заранее по приказу македонского царя острые как бритвы топоры и кривые мечи македонян стали губительны для гигантских животных [Curt., IX, 2]. "Слонов оттеснили, наконец, в узкое место, и здесь, поворачиваясь, толкаясь и топча людей, наносили они вреда своим не меньше, чем врагам. Погибло много всадников, отброшенных в это узкое место вместе со слонами; многих слонов и их вожаков поразили дротиками; одни слоны были ранены, другие, истомленные, без вожаков, беспорядочно бродили по полю битвы. Словно обезумев от боли и горя, они бросались одинаково и на своих, и на врагов, расталкивали людей, топтали и убивали их. Македоняне, если вокруг было просторно и они могли напасть на слонов, улучив удобный для себя случай, обычно разбегались, когда животные устремлялись на них, а когда они поворачивались, преследовали их и метали копья. Инды, двигавшиеся между слонами, особенно от них пострадали. Наконец, животные устали, обессилели и начали, посапывая, отходить назад, повернувшись к врагу, словно корабли, которые идут вспять" [Arr., Anab., V, 17, 5–7; пер. М. Е. Сергеенко]. "Началось великое смятение; Пор, видя, что происходит (он сидел на самом сильном слоне), собрал вокруг себя 40 слонов, находившихся в спокойном состоянии, и устремил всю массу этого отряда на врага. Много людей было перебито, тем более что физической силой Пор значительно превосходил своих соратников" [Arr., Anab., XVII, 88, 4; пер. М. Е. Сергеенко]. Однако попытка индийского царя личным мужеством увлечь за собой свои последние резервы не увенчалась успехом.

Переход армии Александра через Гидасп (Военная библиотека, посвященная Российской армии: Атлас. СПб., 1837)

Битва при Гидаспе. Атака македонской фаланги (Андре Кастень, 1899 г.)

Битва при Гидаспе. Рис. И. В. Кирсанова

После долгой и кровавой бойни македоняне дали возможность для бегства окруженным индийцам, остававшимся в живых. Конница Александра расступилась, образуя коридор для отступления. В ходе дальнейших событий индийцы потеряли еще множество людей, поскольку Кратер и остальные македонские военачальники успели к тому времени переправиться через Гидасп и принять участие в сражении [Arr., Anab., V, 17, 7-18, 1–2].

Израненный Пор в итоге сдался на милость победителю. За храбрость, проявленную в сражении, Александр не только даровал жизнь своему противнику и оставил ему его царство, но и приумножил его владения. Тем не менее македонский царь приказал Пору привести к нему всех слонов и самых храбрых из его воинов [Arr., Anab., V, 18, 4-19, 3; Diod., XVII, 88, 4-89, 6].

Коммеморативная декадрахма Александра, изображающая битву с индийским царем Пором

Плутарх оставил нам как описание внешности Пора, так и описание слона, на котором сражался индийский владыка: "Большинство писателей согласно пишут, что Пор был ростом в 4 с половиной локтя и по своему росту и весу так же подходил к слону — хотя слон и был из самых больших, — как всадник подходит к лошади. Слон этот обнаружил замечательную сообразительность и заботливость о царе: пока тот был в силах, слон гневно отбивал и отбрасывал нападающих; когда же он заметил, что Пор изнемогает от ран, нанесенных стрелами, он, боясь, как бы царь не свалился с него, медленно опустился на колени и потихоньку одну за другой стал выдергивать хоботом из него стрелы" [Plut., Alex., 60; пер. М. Е. Сергеенко].

Согласно Арриану, в этой битве погибли два сына Пора и все индийские военачальники; пало около 20 000 индийских пехотинцев и 3000 всадников. Были уничтожены все индийские колесницы. Что же касается слонов, то все их погонщики были перебиты и те из животных, которые не погибли во время сражения, были пойманы македонянами. Победители якобы потеряли в этой жестокой схватке чуть больше 300 всадников [Arr., V, 18, 2–3]. Потери македонян выглядят явно заниженными и не соответствуют тому драматическому описанию сражения, которое делает сам Арриан. Гораздо больше доверия вызывают цифры, приводимые Диодором. "В этом сражении индов пало больше 12 000; среди них двое сыновей Пора и самые славные военачальники. В плен взяли больше 9000; поймали 80 слонов. Пора, который еще дышал, поручили попечениям индов. У македонян пало 280 всадников и больше 700 пехотинцев" [Diod., XVII, 89, 1–3; пер. М. Е. Сергеенко][99].

Битва при Гидаспе произвела неизгладимое впечатление на современников. Напоминанием о великой победе, одержанной над индийским царем и его четвероногими чудовищами, стала целая эмиссия серебряных монет-медалей (декадрахм и тетрадрахм). Именно гигантские звери неизменно присутствуют на монетах каждой эмиссии. Один из вариантов изображений представляет македонского всадника, скорее всего — самого Александра Великого, который поражает сариссой сидящего на слоне воина (по всей видимости, Пора). В другом случае на тетрадрахме представлен слон с двумя наездниками, один из них — корнак-вожак, а другой — воин (опять-таки, вероятно, Пор). Существует эмиссия тетрадрахм с изображением слона, не имеющего наездников. На реверсах первого варианта эмиссий помимо легенды "Александра" есть изображение Афины в полном вооружении и Ники с венком. Второй вариант имеет на реверсе изображение Гелиоса, правящего колесницей, запряженной четверкой коней; третий вариант — изображение лучника и монограммы Александра[100].

Битва при Гидаспе, которая может быть названа в военной истории Александра "битвой со слонами", стала для великого полководца последним крупным и, возможно, самым опасным сражением. В дальнейшем македонский царь будет осаждать города, рискуя жизнью, совершит переходы через враждебные и суровые местности, но никогда более он не сядет на своего верного Букефала и не бросится в атаку во главе гетайров. Даже закаленные и поседевшие в боях македонские фалангиты устали от бесконечных походов и боев [Plut., Alex., 62]. Тяжелая и кровопролитная "битва со слонами" не внушала солдатам Александра надежд на легкое покорение Индии. Страх погибнуть ужасной смертью под ногами четвероногих гигантов заставлял их помышлять о скорейшем возвращении на запад.

Столкновение с армией Пора показало македонскому завоевателю, какую силу могут представлять собой на поле сражения слоны. Несомненно, он планировал использовать этот новый вид войска в своих грядущих походах[101]. Поэтому Александр старался получить в свое распоряжение как можно больше слонов. После битвы с Пором 40 животных достались ему от царя Абисара. В дальнейшем, в ходе войн с индийцами, в руки македонян могло попасть несравненно большее количество этих зверей. Когда же Александр добрался до низовий Инда, у него их было, вероятно, уже несколько сотен голов. Под командованием Кратера слоны были отправлены из Индии в Вавилон. Однако их путь пролегал не через знойную Гедрозию, где шла остальная македонская армия под предводительством Александра, а через Арахозию и Дрангиану, где было достаточное для них количество воды. Кратер соединился с основными силами лишь в Кармании, после чего слоны, прежде чем вступить в Вавилон, прошли по улицам Персеполя, Суз и многих других крупных городов.

Коммеморативная тетрадрахма Александра в честь победы при Гидаспе

Александр Великий в шлеме, имеющем форму головы слона. Изображение на монете

Эффект от появления победоносного войска в Вавилоне, безусловно, был очень велик. Но особую торжественность триумфальной процессии придавала длинная вереница огромных животных, покрытых пурпурными попонами. Сам Александр въехал в город на колеснице, запряженной слонами. Македонский царь считал их наиболее значительным трофеем, добытым в результате своих походов. Поэтому в дальнейшем, чтобы придать больше пышности придворным церемониям, он приказывал расставлять слонов вокруг своей палатки или же трона [Arr., Anab., V, 20, 21, 29; Curt., IX, 3; Polyaen., IV, 3, 24; Diod., XVII, 87–88].

Незадолго перед смертью Александр начал приготовления к большому походу в Северную Африку, который должен был завершиться завоеванием оставшейся части ойкумены. Вся огромная империя, созданная им, пришла в движение. Отовсюду в Вавилон стягивались войска. Но смерть настигла царя в самый разгар его масштабных приготовлений [Arr., De reb. post. Alex.; Diod., XVIII, 1–3; Curt., X, 9; 10; App., Bell. syr. 52; Just., XIII, 1–4].

Правление Александра положило начало "эпохе боевых слонов". Преемники македонского царя — диадохи — с большим энтузиазмом отнеслись к появлению нового вида войск. Вступив в ожесточенную борьбу друг с другом за раздел империи, они увидели в слонах прекрасное средство для того, чтобы расправиться с бывшими соратниками и воплотить в жизнь свои амбициозные планы. Отныне эти животные стали неотъемлемой составляющей эллинистических армий. Пройдет совсем немного времени, и четвероногие гиганты, родившиеся на берегах Инда, дойдут до Нила и Геллеспонта, вступят на землю Европы, приведут в ужас Элладу, и скоро под их тяжелой поступью будут содрогаться уже поля Лукании.

После кончины Александра реальная власть оказалась в руках командующего гвардией Пердикки, который тут же поспешил воспользоваться находившимися в Вавилоне слонами. По иронии судьбы, первыми жертвами ярости этих животных должны были стать те самые македонские ветераны, пролившие столько крови и пота и не пожалевшие никаких трудов ради того, чтобы привести их из Индии: по приказу всемогущего регента воины из числа недовольных его властью были брошены под ноги огромным животным и растоптаны на глазах у всего войска.

Так начался новый акт исторической драмы, в котором слоны сыграют далеко не последнюю роль [Just., XIII, 4; Curt., X, 9, 14–21; Diod., XVIII, 4].

В 321 г. до н. э. Пердикка выступил в поход на Египет, чтобы подчинить правившего там Птолемея. С собой он повел большое количество боевых слонов. Переправившись через Нил, Пердикка осадил крепость Камила, где располагался со своим войском Птолемей. Регент приказал гипаспистам вместе со слонами пойти на штурм вражеских укреплений. Осажденные храбро защищались. Сам Птолемей, взяв сариссу и встав наверху наружного вала, ослепил передового слона и пронзил сидевшего на нем погонщика-индийца [Diod., XVIII, 34]. Атака армии регента захлебнулась. Этот бой стал последним в жизни Пердикки. Против него был составлен заговор, главной причиной которого были неудачные боевые действия, повлекшие за собой большие потери. Ночью он был убит в своем шатре [Cor. Nep., Eum., 5; Arr., ap. Phot., 71b, 36; Strab. XVII, 1, 8; Diod. XVIII, 36].

По всей видимости, Птолемей не оставил себе слонов из армии Пердикки. Животных отправили в Сирию вместе с остальным войском под командованием Пифона и Арридея. В Трипарадисе в 321 г. до н. э. после провозглашения новым регентом Антипатра отряд слонов был разделен на две части. По сведениям Арриана, 70 животных осталось в Азии в армии Антигона Одноглазого, а оставшиеся 70 перешли к регенту [Phot., 72 b, 25]. Таким образом, Антипатр был первым, кто привел огромных зверей на европейский берег[102].

В 318 г. до н. э. преемник Антипатра в Элладе — Полисперхонт — использовал боевых слонов при штурме Мегало-поля[103]. Македонянам удалось во время приступа разрушить часть городской стены. На следующий день осажденные увидели, что неприятели уносят с поля боя обломки построек и выравнивают место. Дамид, командовавший обороной города, понял, что враг решил пустить в этом месте слонов. Для отражения подобной угрозы он придумал простое и весьма эффективное средство. "Он приказал набить острых гвоздей во множество больших дверей, положил их в неглубокие рвы и, замаскировав острия, оставил проход в город в таком виде" [Diod., XVIII, 71, 3]. На следующий день Полисперхонт приказал бросить в атаку свои войска, пустив впереди слонов. Корнаки-индийцы без препятствий подогнали животных к пролому в стен. Однако как только первые из них наступили на гвозди и пронзили свои ступни, они тут же с ужасным ревом стали метаться и поворачивать назад. В это время на их вожаков обрушился град стрел и камней, летевших со стены. Израненные и мертвые корнаки падали под ноги зверей. В бешенстве от боли, потерявшие управление, испуганные слоны с окровавленными ногами бросились бежать, прорываясь через ряды македонян, сея повсюду ужас и хаос.

В 317 г. до н. э. какое-то количество слонов, оставленных Полисперхонтом в Македонии, досталось Кассандру[104]. Другая часть животных оказалась сосредоточенной в Пидне, где укрепилась царица Олимпиада — мать Александра и непримиримый враг Кассандра. Кассандр осадил город (317–316 гг. до н. э.). Скоро у осажденных стал ощущаться острый недостаток продовольствия. От голода страдали не только люди, но и животные, в том числе и слоны. Чтобы как-то поддержать их силы, им давали мелко нарубленную древесину. Однако подобная пища не смогла спасти четвероногих гигантов и все они погибли от истощения [Diod. XIX, 35–36].

Поражение войск Полисперхонта под Мегалополем. Рис. И. В. Кирсанова

В Азии некоторое время Антигон был единственным из полководцев, у кого в армии были боевые слоны [Роlуаеn., IV, 6, 7]. В 320 г. до н. э. Антигон использовал их в битве при Критополе, в которой он разбил войско Алкета, брата Пердикки[105]. Однако скоро огромные звери появились и у его противников. Эвмен, отстаивавший интересы семьи Александра, призвал в Сузиану правителей восточных территорий, после чего на помощь к нему явились различные войска, в числе которых были отряды сатрапа Индии Эвдема. Он привел Эвмену 125 боевых слонов, за что получил от последнего из сокровищницы в Сузах 200 талантов — якобы на содержание животных [Diod. XIX, 14][106]. К тому времени в армии Антигона оставалось только 65 слонов.

Наиболее крупными столкновениями Антигона с Эвменом были сражения в Иране — в местностях Паретакена (317 г. до н. э.) и Габиена, в Эламе (в 316 г. до н. э.). Они стали первым серьезным испытаниям боевых слонов в бою на открытой местности[107]. Основной источник, содержащий описание обеих битв, — сочинение Диодора, который опирается на Иеронима из Кардии.

В первом же сражении противники пустили в дело всех имеющихся у них животных. На левом крыле, под командой Эвдема, индийского сатрапа, Эвмен поставил 45 слонов, в промежутках между которыми расположились отряды легкой пехоты. Перед правым флангом и центром Эвмен выставил по 40 слонов, между которыми разместил отряды стрелков. Антигон расположил 30 слонов выдающимся вперед клином перед левым флангом, где была сосредоточена основная масса его конницы, численно почти вдвое превосходившая конницу Эвмена. Оставшуюся часть слонов Антигон поместил перед центром боевого порядка. Здесь он имел численное превосходство в тяжеловооруженной пехоте, однако ей предстояло сразиться с непобедимыми аргироспидами и гипаспистами, ветеранами Филиппа и Александра, составлявшими главную силу армии Эвмена.

По мнению И. Г. Дройзена[108] и Г. Дельбрюка[109], описание битвы в Паретакене в наших источниках [Diod., XIX, 27–31; Polyaen., IV, 6, 10; Cor. Nep., Eum., 8] имеет лакуны и неточности. Однако общую картину восстановить можно. Сначала Антигон начал атаку на левом фланге, которым командовал Пифон, правитель Мидии и верхних сатрапий. Эвмен сам принял командование над правым флангом, чтобы отразить этот удар. Обойдя стену из слонов Эвмена, всадники Пифона обстреливали противника и совершали ложные отступления. Тогда Эвмен приказал перебросить с левого фланга дополнительное число легкой кавалерии, что позволило обратить неприятеля в бегство. Одновременно с этими событиями началось сражение в центре, где упорство аргироспидов Эвмена было вознаграждено победой над пехотой Антигона.

Увлекшись преследованием разбитого левого фланга и центра неприятеля, войска Эвмена разорвали свою боевую линию. Тогда Антигон предпринял смелый шаг и бросил всю кавалерию в разрыв между левым флангом и центром Эвмена. Этот маневр оказался успешным, и Антигону удалось опрокинуть левый фланг противника. Чтобы не допустить полного уничтожения войск на своем левом фланге, Эвмен вынужден был прекратить преследование и отступить на исходную позицию.

Таким образом, первая фаза сражения была выиграна Эвменом, а вторая — Антигоном. Сражение было прекращено из-за наступившей темноты, когда обе армии вновь построились в правильный боевой порядок, расположившись на незначительном расстоянии друг от друга, и были готовы возобновить схватку. Потери Антигона, особенно в пехоте, были более значительны, нежели у Эвмена. Что касается слонов, то в результате этой битвы Эвмен не досчитался 11 животных. По всей видимости, эти потери были понесены на левом фланге, где бой принял наиболее ожесточенный характер.

Накануне генерального сражения Антигон, собрав свою армию в один мощный кулак, имел хорошие шансы уничтожить Эвмена, отряды которого были разбросаны по зимним квартирам. Антигон задумал перехватить боевых слонов врага, которые шли на соединение с главными силами под охраной небольшого конвоя. Взяв отряд, состоявший из 2200 всадников и легкой пехоты, он напал на вражеский эскорт. Однако Эвмен, предвидя подобное стечение обстоятельств, послал навстречу своим слонам 1500 отборных всадников и 3000 легких пехотинцев. Отряд Антигона успел совершить нападение раньше, чем прибыло подкрепление. Полководцы Эвмена построили слонов в каре, а в центр поместили обоз. В арьергарде они расположили 400 кавалеристов, образовавших конвой. В неравной схватке с воинами Антигона всадники Эвмена были обращены в бегство. Вожаки сумели сохранить сомкнутый строй слонов и выдержали атаки противника, дождавшись спасительной помощи. Подоспевшие кавалерия и пехота Эвмена быстро обратили врага в бегство, после чего огромных зверей без дальнейших опасностей препроводили в лагерь.

В сражении в Габиене принимало участие 65 слонов со стороны Антигона и 114 слонов со стороны Эвмена. Последний расположил 60 животных перед своим левым флангом, где находилась большая часть его конницы. Командование над этим крылом он принял сам. Остальных слонов Эвмен поместил в центре и на правом фланге. Антигон расположил всех слонов перед фронтом всего войска. Оба полководца расставили в промежутках между животными легкую пехоту в качестве прикрытия.

Именно слоны начали бой, поднимая в воздух огромное количество густой пыли, что затрудняло видимость и могло скрыть обходные маневры противника. В ходе сражения фаланга Эвмена, стоявшая в центре построения, превосходившая и количественно, и качественно тяжелую пехоту Антигона, одержала решительную победу, не понеся существенных потерь, уничтожив 5000 вражеских воинов. Однако Антигон, чьи позиции располагались на возвышенности по отношению к противнику, увидел, что вражеский лагерь остался без защиты. Поэтому он послал туда отряд всадников, которые, обогнув правый фланг Эвмена, должны были захватить его.

Решающая схватка произошла на левом крыле армии Эвмена. Здесь одновременно сразились отряды всадников, слонов и легковооруженных. Из-за предательства Певкеста, бежавшего с поля боя со своим отрядом, Эвмен оказался отрезанным от своих основных сил. Слоны, находившиеся здесь, могли исправить положение. Однако когда передовой слон Эвмена пал в столкновении с врагом, остальные животные вместе с подразделениями легковооруженных обратились в бегство. После того как Эвмену удалось прорваться на правый фланг, он попытался собрать свою конницу и нанести ответный удар противнику, но Антигон теперь в несколько раз превосходил его количеством всадников.

В последней фазе этой битвы пехота Эвмена, выстроившись в каре, стойко отражая удары конницы Антигона, отступила на укрепленную позицию у ближайшей реки, куда собрались и другие уцелевшие подразделения армии. Потерявшие свое имущество и жен, воины и офицеры Эвмена, прежде всего аргироспиды, составили заговор против своего полководца. Когда уже связанному Эвмену дали в последний раз высказаться перед своими воинами, он не только упрекал их за предательство, но и просил либо самим умертвить его, либо дать ему меч, чтобы он покончил собой, либо бросить его под ноги слонов. Тем не менее его участь была решена не им. Спустя три дня мучительного ожидания в плену, Эвмен принял смерть от руки палача.

После победы над Эвменом в руках Антигона Одноглазого боевых слонов оказалось больше, чем у кого-либо из его соперников. Однако резко возросшее могущество этого правителя внушало опасение другим диадохам. В том же году, в котором был убит Эвмен, сложился союз, направленный против Антигона.

В 314 г. до н. э. Антигон оставил своего двадцатидвухлетнего сына Деметрия в Сирии для защиты этой страны от возможного вторжения птолемеевских войск и передал ему значительные вооруженные силы, в том числе и слонов [Diod. XIX, 69]. Деметрий c нетерпением ждал случая вступить в сражение с войсками Птолемея и Селевка. Эта возможность представилась ему в 312 г. до н. э., когда обе враждебные армии встретились возле города Газа [Diod. XIX, 80–84][110]. Центр боевого порядка Деметрия образовывала фаланга, перед фронтом которой стояло 13 слонов. Тридцать остальных слонов Деметрий разместил на левом фланге, где планировал нанести главный удар. Между слонами были размещены многочисленные отряды легкой пехоты. Командование на этом фланге Деметрий принял на себя. Ему помогал стратег Пифон — герой битв в Паретакене и Габиене.

В армии союзников слонов не было, поэтому Птолемей и Селевк позаботились о том, чтобы защитить себя от нападений четвероногих гигантов противника. Они приказали изготовить колья с железными наконечниками и соединить их цепями, как об этом было сказано выше. Подобные конструкции, переносились специально организованными для этой цели подразделениями. В помощь таким отрядам было придано большое количество метателей дротиков и стрелков. Птолемей и Селевк расположились на этом фланге, желая сразиться против Деметрия.

В решающий момент битвы Деметрий ввел в бой своих слонов. Животные ринулись вперед с устрашающей быстротой. Однако их атака захлебнулась, когда они наткнулись на колья, обитые железом. В это время, как пишет Диодор, "множество копьеметателей и лучников стали со всех сторон поражать слонов и сидевших на них людей" [Diod., XIX, 84]. Боль от ранений ног, нанесенных острыми кольями, привела в ярость громадных зверей. Замешательство усилилось еще больше из-за того, что многие вожаки животных погибли под градом стрел, камней и дротиков. Слоны повернули назад. Некоторых из них, лишившихся корнаков, египтяне поймали живьем. После этой неудачи кавалерия на левом фланге Деметрия обратилась в бегство. Оставшаяся без поддержки конницы фаланга оказалась не в силах противостоять превосходящим силам союзников и была разбита. К концу дня армия Деметрия была полностью уничтожена. Сам он бежал, бросив в Газе весь свой обоз.

Фактически Деметрию не удалось осуществить план, реализованный Антигоном в битве в Габиене: оторвать основную массу конницы противника на отдельно взятом крыле от пешей фаланги. Антигон осуществил этот маневр, нанеся мощный кавалерийский удар. Деметрий попытался сделать то же самое, бросив в бой своих слонов. Антигону сопутствовал успех, главным образом из-за предательства Певкеста; Деметрий мог добиться аналогичного успеха, но ему помешала мудрая предусмотрительность его противников.

Нельзя не отметить, что Деметрий действовал тактически верно, пытаясь расчленить силы врага с помощью атаки боевых слонов в решающий момент сражения. Если бы его план удался, то он смог бы без труда опрокинуть вражескую кавалерию и зайти в тыл фаланге противника. Впрочем, излишняя прямолинейность и предсказуемость решения, принятого Деметрием, чересчур жаждавшим славы Александра, имела для него печальные последствия. Птолемей и Селевк более опытные и знавшие, как можно было бороться со слонами, приняли необходимые меры предосторожности, которые оказались весьма эффективными.

После этого сражения в 312 г. до н. э. Селевку удалось вернуть свои владения в Вавилонии, тем самым окончательно утвердив новую династию эллинистических монархов — династию Селевкидов. В 306 г. до н. э. большинство эллинистических правителей провозгласили себя царями. В этом же году Антигон предпринял попытку овладеть Египтом и уничтожить своего наиболее опасного противника — Птолемея I Лага. Он собрал значительный флот и сухопутную армию, которая помимо 80 000 пехоты и 8000 всадников включала 83 боевых слона [Diod. XX, 73]. Однако этот поход потерпел неудачу. Битва при Ипсе в 301 г. до н. э. положила конец завоевательным планам Антигона. Все его слоны (в количестве 75 [Plut., Demet., 28]), участвовавшие в битве, попали к победителям — Селевку и Лисимаху.

Спустя 20 лет бывшие союзники встретились на поле сражения при Куропедионе (281 г. до н. э.). Несомненно, что и в этот раз слоны принимали участие в бою, по крайней мере на стороне Селевка, которому досталась победа. Не исключено, что именно благодаря большому количеству четвероногих гигантов ему удалось одолеть своего противника. Несколько месяцев спустя Селевк, оставив править восточными землями своего сына Антиоха, переправился через Геллеспонт и высадился в Европе с целью воцарения в Македонии, на своей родине, но был предательски убит Птолемеем Керавном, старшим сыном Птолемея I [Just., XVII, 2]. Птолемей Керавн завладел не только войсками Селевка, но и его боевыми слонами. Пятьдесят животных он предоставил эпирскому царю Пирру, чтобы тот смог отправиться в свой поход на завоевание Италии [Just., XVII, 2, 14][111].

Эти события произошли, когда Македонии и Элладе уже грозило вторжение галлов. Не воспринимая серьезно своего противника, Птолемей Керавн выступил навстречу варварам с небольшим войском, потерпел поражение и погиб в бою (279 г. до н. э.). И. Г. Дройзен, реконструируя эти события, вводит драматический эпизод с участием боевого слона: "… несущий царя слон опускается, раненый, на землю; сам царь, покрытый ранами, попадает еще живым в руки кельтов, которые удушают его."[112]. Что стало с македонскими слонами после поражения Птолемея Керавна? Скорее всего, галлы предпочли перебить тех из них, которые живыми попали к ним в руки. В 278 г. до н. э. новый македонский царь Антигон Гонат, сын Деметрия Полиоркета, у Лисимахии принял посольство кельтов и, желая устрашить варваров, показал им свой флот и боевых слонов [Just., XXV, 1][113]. Таким образом, в последнем бою Птолемея Керавна приняли участие не все слоны, доставшиеся ему от Селевка. Часть из них (не менее 24 голов) уцелела. Позднее они были захвачены Пирром, но после гибели эпирского царя вновь вернулись к прежнему хозяину. Известно, что в 266 г. до н. э. эти слоны приняли участие в неудачной для македонян осаде Мегар [Aelian., Animal., XVI, 36; cf. Polyen., Strateg., IV, 6, 3]. Однако как тактически они использовались Антигоном Гонатом, неизвестно.

Италийский поход Пирра — самостоятельная страница в военной истории слонов. Как было сказано выше, эпирский царь получил этих животных от Птолемея Керавна. В числе слонов, попавших к Пирру, могли, вероятно, находиться и те, которых привел когда-то из Индии Александр, и те, которые сражались в армии Эвмена или же были получены Селевком в дар от индийского царя Чандрагупты. Таким образом, прежде чем ступить на землю Италии, четвероногие гиганты приняли участие в большей части сражений диадохов, последовавших после смерти македонского завоевателя. Это были единственные представители индийского вида, которые оказались на Аппенинском полуострове[114].

Птолемей Керавн дал Пирру 50 слонов, однако лишь 20 из них участвовало в его походе в Италию. Дж. М. Кистлер делает два предположения, почему Пирр использовал в войне с римлянами только 20 животных. По мнению исследователя, слоны могут быть пригодны к участию в военных действиях в возрасте от 20 до 50 лет. Возможно, что некоторые из слонов Пирра были уже старыми и использовались в качестве обозных животных. Вместе с тем, нам известно, что флот Пирра, отправившийся в Италию, сильно пострадал во время бури, и некоторые животные могли при этом погибнуть[115]. Впрочем, более вероятно, что обещанные Птолемеем Керавном войска были предоставлены только частично, так, например, Юстин упоминает о 4000 всадников, которых должен был получить Пирр, но в поход с ним отправились лишь 3000.

Пирр (306–272 гг. до н. э.). Мраморный бюст

Прежде чем выступить на завоевание Италии, Пирр отправил в Тарент грека Кинея с 3000 солдат, а после того, как прибыли грузовые корабли, погрузил всю остальную армию, в составе которой было 3000 всадников, 20 000 пехотинцев, 2000 лучников, 500 пращников и 20 слонов. Несмотря на то что при переправе через Ионийское море флот пострадал от сильной бури, все 20 животных остались живы и невредимыми прибыли в Тарент (Plut., Pyr., 15). Первое столкновение армии Пирра с римлянами произошло в Лукании, у реки Сириса, между городами Пандосией и Гераклеей (280 г. до н. э.). На одном берегу реки расположились римляне, на другом — греки. Испугавшись, что у него окажется недостаточно сил, чтобы противостоять армии противника, царь выставил на берегу сторожевые посты и решил дожидаться подхода италийских союзников. Однако консул Левин, желая немедленно вступить в бой, приказал своим войскам начать переправу. Чтобы помешать неприятелю выйти на противоположный берег, Пирр построил пехоту в боевой порядок, а сам бросился на римлян во главе кавалерии. Но римляне успешно отразили натиск греческих всадников. Тогда царь решил ввести в бой свою фалангу. Сражение приняло очень упорный характер. Плутарх утверждает, что противники семь раз поочередно то отступали, то преследовали друг друга. Г. Дельбрюк весьма скептически относится к описанию битвы, сделанному греческим историком, и считает его малодостоверным. Главное, что удивляет немецкого исследователя, — то, что Пирр предпочел оставить слонов в резерве, вместо того чтобы сразу бросить их на римскую пехоту. "Нельзя подыскать никакого основания к оставлению слонов в тылу, — пишет Г. Дельбрюк, — ведь в этом случае Пирр добровольно обрекал бы свою пехоту на тяжелые потери; вместо того чтобы с самого начала снести римскую конницу своими слонами и затем ударить с флангов на римскую пехоту, он предоставил сперва фаланге семь раз чередоваться с римскими легионерами в бегстве и преследовании — как сочиняет источник Плутарха"[116]. В действительности же Пирр проявил себя в этом сражении как блестящий полководец, хорошо видящий сильные и слабые стороны как своих войск, так и армии противника. У него было достаточно времени, чтобы усвоить уроки битвы при Ипсе и определить, каким образом можно использовать слонов, чтобы нанести максимальный ущерб врагу, не подвергая опасности собственных солдат. Он понял, что эти животные наиболее эффективны в борьбе с кавалерией противника. Сплоченная масса тяжелой пехоты была способна обратить их в бегство. Кроме того, специальные отряды метателей и стрелков, выступив впереди тяжеловооруженных, могли еще до начала прямого столкновения ранить слонов, забросав их дротиками и стрелами. И в том и в другом случае существовала опасность, что животные повернут на собственные боевые порядки. Анализ всех трех сражений, которые царь дал в Италии, показывает, что он всегда держал слонов в резерве и бросал их в бой только тогда, когда для этого наступал подходящий момент.

Римляне были новым противником для Пирра. Еще до начала столкновения он имел возможность по достоинству оценить их военную организацию, поэтому и предпочитал не рисковать, а дождаться союзников [Plut., Pyr., 16]. Уже в самом начале битвы всадники Пирра отступили под натиском римской кавалерии, и было бы рискованно бросать их вторично в атаку без дополнительной поддержки. Пирр ждал удобного момента для того, чтобы ввести в бой слонов, и этот момент наступил, когда кавалерия Левина перешла в атаку, желая, очевидно, нанести удар во фланг грекам. Внезапное появление на поле сражения невиданных чудовищ должно было не только испугать лошадей, но и привести в смятение людей. Все произошло именно так, как и рассчитывал царь: римские кони, устрашенные величиной, видом, запахом и трубным ревом слонов, помчались вспять [Frontin., Strateg., IV, 13; Flor., Ерitоmа, I, 13, 8]. Не меньшее впечатление произвели слоны и на людей: римские солдаты, обманутые сходством бивней этих животных с рогами, приняли их за огромных быков[117]. Пришедшую в замешательство и оставшуюся без поддержки всадников римскую пехоту атаковала фессалийская конница под командованием самого Пирра. Не в силах выдержать одновременно фронтального и флангового удара, римляне обратились в бегство. Относительно того, каковы были потери обеих сторон, источники приводят различные данные. Тем не менее мы можем утверждать, что разгром римлян был полным, поскольку они даже не стали защищать свой лагерь, доставшийся победителю. По Дионисию Галикарнасскому, потери греков составили около 13 000, что представляется явным преувеличением [Dionys., XX, 1, 8][118]. Иероним утверждает, что Пирр потерял менее 4000 человек, однако среди них были наиболее храбрые и сильные из его солдат и многие из наиболее преданных командиров [Plut., Pyr., 17]. Орозий говорит, что римляне потеряли 14 880 пехотинцев убитыми, 1310 было захвачено в плен, всадников погибло 246 и 82 взято в плен, кроме того, противнику досталось 22 римских знамени [Oros., IV, 11]. Согласно Плутарху, Пирр очень гордился одержанной над превосходящими силами противника победой, после которой к нему примкнули многие союзные с Римом города.

Битва при Гераклее. Пирр вводит в бой своих слонов. Рис. И. В. Кирсанова

Однако римляне быстро оправились от поражения и уже на следующий год вновь встретились с эпирской армией в Апулии около Аускула. Пирр также восполнил потери за счет союзных отрядов, которые ему прислали самниты, тарентинцы, бруттии, луканы и другие народы Южной Италии. Консул Марк Курий, опасаясь, что не сможет выдержать натиска развернутой фаланги Пирра, разместил римскую армию в теснине, на неровной и покрытой густым кустарником местности, труднопроходимой для кавалерии и слонов [Frontin., Strateg., II, 2; 1; Plut., Pyr., 21]. Он выстроил свои войска так, что конница находилась на флангах, а центр занимала тяжелая пехота, образующая две боевые линии [Frontin., Strateg., II, 3; 21]. Царь поставил на правом фланге самнитов и эпиротов, на левом — бруттиев, луканов и саллентинцев; центр занимали тарентинцы. Характерно, что и в этот раз Пирр предпочел разместить слонов вместе с всадниками позади пехоты. В первый день никому из сражавшихся не удалось добиться перевеса над противником. Конец сражению положила ночь [Plut., Pyr., 21]. На следующий день Пирр решил перенести битву на равнину, с тем чтобы иметь возможность бросить против римлян слонов. Выстроив фалангу, царь разместил за ней на некотором расстоянии друг от друга слонов, а в промежутках между ними поставил большое количество стрелков и метателей дротиков. На открытой местности фаланга атаковала римскую пехоту, и вновь завязалось яростное сражение. Но когда подошли слоны, римляне стали отступать [Plut., Pyr., 21]. В этот момент произошло событие, которое оказало сильное влияние на дальнейший ход сражения: первый гастат четвертого легиона Гай Минуций отрубил одному из слонов хобот. Взбешенное от боли животное принялось метаться и смяло собственные боевые порядки. Подвиг Минуция вселил мужество в его товарищей[119]. Сражение возобновилось с новой силой. Римляне стали метать в слонов копья и дротики и бросать в башни на спинах животных зажженные факелы [Flor., Ерitomа, I, 13, 9]. Бой продолжался до захода солнца, и неприятели разошлись лишь после того, как царь был ранен дротиком в руку [Plut., Pyr., 21].

Принято считать, что результат столкновения остался неопределенным. Более того, потери греков были столь значительны, что это заставило Пирра произнести свою историческую фразу, породившую миф о пирровой победе: "Если мы одержим еще одну победу над римлянами, то окончательно погибнем" [Plut., Pyr., 21]. И действительно, большинство наших источников говорит о том, что в этом сражении погибло намного больше греков, нежели их противников. Плутарх утверждает, что Пирр потерял значительную часть войска, которое привел с собой, и почти всех своих полководцев [Plut., Pyr., 21]. Согласно Фронтину, общая численность солдат, принимавших участие в сражении с обеих сторон, составляла 40 000; Пирр потерял половину своей армии, а римляне всего 5000 человек [Frontin., Strateg., II, 3; 21]. Евтропий доводит потери греков до 20 000 человек, в то время как римляне недосчитались только 5000. Евтропий также утверждает, что римлянам удалось убить нескольких слонов. Орозий солидарен с Евтропием и говорит о 5000 павших римлянах против 20 000 греков. При этом Орозий добавляет, что римляне потеряли 11 знамен, тогда как царские войска — 53 [Oros., IV, 1]. Впрочем, у нас есть и другие цифровые данные, касающиеся этого сражения: Плутарх, ссылаясь на Иеронима, определяет потери римлян в 6000 павших. А в записках самого Пирра было указано, что его армия лишилась в этот день 3500 человек [Plut., Pyr., 21].

Какой из всех версий отдать предпочтение? На этот вопрос можно ответить, проанализировав последовательность событий, произошедших после битвы при Аускуле. Через некоторое время Пирр оставил Италию и отправился на завоевание Сицилии. Здесь он очень быстро добился решающих успехов и подчинил своей власти почти весь остров. Спрашивается, могла ли армия, потерявшая половину своего состава под Аускулом, тут же ввязаться в новую военную кампанию? В то же самое время римляне, вместо того чтобы воспользоваться уходом Эпирского царя и предпринять решительные шаги в отношении Тарента, практически бездействовали в течение ряда лет. И опять же возникает вопрос: почему? Не будет ли логичным предположить, что Аускул гораздо дороже обошелся римлянам, чем их противнику? Однако если мы суммируем минимальные данные, известные нам о потерях Пирра в двух произошедших сражениях, то увидим, что его армия, насчитывавшая в начале кампании менее 27 000 солдат, потеряла за один год около 7500 человек, т. е. четвертую часть своего состава. Конечно же, эпирский царь понимал, что италийские союзники были плохой заменой его ветеранам. В этом и есть горький смысл фразы, произнесенной им в ответ на поздравление с победой.

Древние и современные историки полагают, что сицилийская экспедиция была осуществлена в результате опрометчивого и непродуманного решения, которое царь принял, повинуясь влечению своей жаждавшей славных подвигов натуры. Однако не будем забывать, что еще до начала похода в Италию Пирр планировал изгнать карфагенян из Сицилии и захватить сам Карфаген. К тому же в случае завоевания этого острова и африканских земель Пирр получал в свое распоряжение неисчерпаемые человеческие и материальные ресурсы для продолжения борьбы за Италию. Именно поэтому царь решил воспользоваться перерывом, наступившим в военных действиях с римлянами, для начала кампании против карфагенян.

Битва при Гераклее (Махаллистер Т. Х. Конец XIX в.)

В 278 г Пирр высадился на острове, имея при себе 30 000 пехоты, 2500 конницы и не более 19 слонов [Plut., Pyr., 22]. Очень скоро он отнял у карфагенян все их владения и стал уже набирать по городам гребцов, готовя свой флот для вторжения в Африку. Но этим его планам не суждено было исполниться: сицилийские греки, недовольные тяжелыми поборами и деспотизмом царя, перешли на сторону его противников карфагенян и мамертинцев. К тому же дела в Италии стали принимать дурной оборот и самниты и тарентинцы умоляли Пирра оказать им немедленную помощь. Пирру пришлось навсегда отказаться от своих амбициозных планов и с горечью в сердце оставить остров [Just., XXIII, 3][120]. Как только греческая армия переправилась в Италию, на нее с тыла неожиданно напали мамертинцы. При этом погибло множество воинов из арьергарда, а также два слона. В Тарент Пирр прибыл, имея 20 000 пехоты, 3000 всадников и 17 слонов [Plut., Pyr., 24].

Пополнив в Таренте свои силы, Пирр сразу же выступил в поход против римлян, находившихся в Самнии. Согласно Орозию, его армия насчитывала 80 000 человек пехоты и 6 000 всадников [Oros., IV, 4]. Эти цифры выглядят заведомо преувеличенными: невозможно представить, чтобы за короткий срок царь смог собрать в Таренте, уже пострадавшем от войны, 63 000 воинов[121]. Думается, что самое большее, что могли предоставить ему союзники, — это какое-то количество вспомогательных отрядов, насчитывавших в сумме не более нескольких тысяч человек. Пирр разделил свое войско на две части, послав половину его в Луканию, чтобы задержать там одну консульскую армию, а сам с остальными силами направился к Беневенту, где находилась армия консула Мания Курия. Опасаясь, что обе римские армии смогут соединиться и ему придется противостоять всем римским силам, Пирр решил атаковать Мания ночью. Однако отряд, который был для этого послан, сбился с дороги и лишь на рассвете приблизился к римскому лагерю. Консул неожиданно напал на передовые подразделения греков и обратил их в бегство, при этом римляне захватили нескольких слонов, брошенных их погонщиками во время отступления. Окрыленный успехом, Маний вывел из лагеря свои легионы и бросился на армию противника. Пирр приказал ввести в бой стоявших до того в резерве слонов, которые оттеснили римлян до самого лагеря [Oros., IV, 4]. Но находившиеся в лагере караульные войска забросали животных копьями и зажигательными стрелами [Oros., IV, 5]. Израненные четвероногие повернули вспять. При этом один из молодых слонов, пораженный в голову копьем, в страхе с громким ревом стал метаться по полю сражения. Его крик узнала матка-слониха и, бросившись вперед, произвела еще большее замешательство в рядах солдат Пирра [Flor., I, 13, 12]. Отступление слонов, по сообщению Плутарха, вызвало панику среди греков и принесло победу римлянам [Plut., Pyr., 25]. Согласно Орозию, Пирр потерял 33 000 человек убитыми и 1300 пленными [Oros., IV, 6]. Впрочем, вряд ли у него было такое количество солдат даже накануне битвы. Не забудем, что в бою под Беневентом участвовала лишь половина армии, собранной Пирром. Г. Дельбрюк со свойственным ему скептицизмом отзывается о свидетельствах источников об этом столкновении: "Сообщения о сражении при Беневенте не имеют для нас никакой ценности, мы даже не можем сказать, действительно ли Пирр потерпел здесь поражение или же только не смог провести атаку и бой остался нерешенным"[122]. Тем не менее это была последняя битва Пирра с римлянами. Спустя шесть лет после начала своего похода эпирский царь был вынужден вернуться на родину, приведя с собой всего 8 000 пехотинцев и 500 всадников [Plut., Pyr., 26]. Дионисий сообщает, что в битве при Беневенте римляне убили только двух слонов [Dionys., XX, 12, 3][123]. Восемь животных попали в их руки живыми. Четыре слона умерли из-за полученных ран, четырех оставшихся провели во время триумфа по Риму [Plin., NH, VI, 16][124]. "… Римский народ, — передает Флор, — ни на что не взирал с таким удовольствием, как на тех, кого он так страшился, — на чудовищ с их башнями: чувствуя себя пленниками, слоны, опустив головы, следовали за победителями-конями" [Flor., I, 13, 28][125].

Чтобы как-то поправить свое положение, Пирр вторгся в Македонию и в жестоком бою нанес поражение Антигону Гонату [274 г. до н. э.]. При этом ему удалось окружить слонов противника, после чего их вожаки сдались в плен вместе с животными [Plut., Pyr., 26, 6]. Через два года, когда Пирр отправился в поход на Пелопоннес (272 г. до н. э.), в его армии находилось 24 слона [Plut., Pyr., 26, 20].

Осенью того же года Пирр погиб при неудачном штурме Аргоса, а его солдаты сдались Антигону. Виновниками поражения и гибели Пирра во многом оказались слоны. Штурм города был предпринят глубокой ночью, и успех предприятия зависел прежде всего от неожиданности нападения. Ворота были открыты изменниками, и отряды Пирра уже занимали площадь. За ними следом в город должны были вступить слоны. "Но слоны не могли пройти в ворота, пришлось снимать с их спин башни, а потом в темноте вновь водружать их; это задержало нападающих и аргосцы, услыхав шум, поспешили занять Аспиду и другие укрепленные места и отправить гонцов к Антигону" [Plut., Pyr., 32, 2; пер. С. А. Ошерова]. Завязалась беспорядочная битва, и Пирр решил отступить, но сделать это ему вновь помешали слоны. При отступлении из города войска Пирра натолкнулись на свои же отряды, которые ввел в Аргос сын Пирра Гелен. "Кроме того, самый большой слон, упав поперек ворот, лежал, трубя и мешая отступающим пройти, а другой слон, из тех, что вошли в город раньше, по кличке Никон, ища раненого вожака, упавшего с его спины, несся навстречу отступавшим, гоня и опрокидывая вперемешку врагов и друзей, пока, наконец, не нашел труп и, подняв его хоботом и подхватив обоими клыками, не повернул назад, словно взбесившись, валя наземь и убивая всех встречных" [Plut., Pyr., 33, 5; пер. С. А. Ошерова].

Пирр снял диадему, украшавшую его шлем, и передал ее одному из своих телохранителей, а сам отважно бросился на наседавших повсюду врагов. В это время черепица, брошенная с крыши одной из женщин-аргивянок, попала царю в шею и перебила позвонки [Plut., Pyr., 34]. Так погиб Пирр, которого древние считали лучшим полководцем после Александра Великого.