ГЛАВА 22

— Переживает бедняжка! — подмигнула я Марго и открыла форточку, чтобы после этой ехидны комнату проветрить. — Боится, как бы бизнес не накрылся.

— Ну и зря ты так злорадствуешь, — заметила на это Марго. — Потому что в данный момент она единственное звено, связывающее нас с Москаль-цами. И если она получит от ворот поворот, то, значит, и мы вместе с нею.

А пока Марго мне внушала, чем грозит нам отлучение ехидны от дворца ликеро-водочного короля, я внимательнейшим образом к ней присматривалась. Отмечая, что за зиму она, гм-гм, несколько округлилась. В своем любимом кресле и то только боком помещается. И это при том что она и прежде особенной субтильностью не отличалась и меньше, чем в пятьдесят шестой размер, не влезала.

— Слушай, Марго, — произнесла я наконец задумчиво, — а может, нам тоже на патогенные зоны провериться? А то мне почему-то кажется, что твое кресло нужно срочно переставить.

— Ну вот, началось! — всплеснула она руками. — Все-таки какой же он заразный, этот массовый идиотизм! Хуже СПИДа. Потому что передается не половым путем, а воздушно-капельным.

Нет, а чего? — пожала я плечами. — А мне так эта история понравилась. Увлекательная…

— А ты еще газеты почитай, — желчно посоветовала мне Марго, — там намного увлекательнее бывают и чуть ли не в каждом номере. Да, кстати, о газетах, — вдруг запнулась она, — хорошо бы сходить в «Кондрашку» и узнать, под какой фамилией Макс свое объявление подавал. Ведь у них в бухгалтерии наверняка должны о нем сведения остаться.

— Должны-то должны, — проворчала я, прекрасно осознавая, что выражение «хорошо бы сходить» на самом деле обозначает только одно: «давай-ка, Любаня, навостряй оглобли», — только сомневаюсь, что меня так запросто к ним подпустят.

— А профессионализм на что? — тут же выступила Марго в своей излюбленной манере.

Ну вот, опять! Можно подумать, мало я от этого профессионализма только за сегодняшний день натерпелась! В парикмахерской «Мимоза», в которой меня на двадцать лет омолодили!

— Но уже пять часов! — заныла я тоскливо.

— А редакция до шести работает, — безжалостно отпарировала Марго.

— Ой, да они уже, наверное, давно все разбежались, — попробовала я поторговаться, но Марго мои доводы проигнорировала.

— Ну, хорошо-хорошо, — сдалась я, — только что нам его фамилия даст? И вообще, зачем он нам, этот Макс? Он же совершенно случайный человек и не имеет к Лизе никакого отношения!

— Ну-у, во-первых, это еще не доказано, — загадочно молвила в ответ Марго. — А во-вторых, не забывай об угрозе главного москальцова цербера, который собирается нас посредством этого Макса к ногтю прижать. Точнее, его трагической смерти. Поэтому в наших интересах знать о нем все, что только можно. Только имея на руках факты, мы от этих ликеро-водочных горилл отобьемся.

— Что ж, если ты так считаешь… — я с чувством глубокого сожаления рассталась с уютным диваном. При этом сама я была такого мнения, что если Пал Палыч всерьез захочет на нас наехать, то ни факты, ни аргументы нам уже не помогут.

Итак, я поехала в «Кондрашку». Это по простонародному. А если выражаться официальным языком, то в редакцию газеты «Вечерний Кондратов». Не помню, говорила ли я, где она находится, но на всякий случай уточню. Естественно, на проспекте Демократов, правда, ближе к набережной Беглянки. В похилившемся двухэтажном особнячке с облупленными колоннами. Марго называет их греческим фронтоном, а я уверена, что они вместо подпорок задуманы. Хотя и не спорю, потому что у Марго, если кто забыл, глубокие греческие корни. И это помимо громогласного отчества Софокловна.

Впрочем, по дороге в «Кондрашку» голова у меня не этим забита была. Я все прикидывала, с какого боку мне к редакционной бухгалтерше подкатить, чтобы справки о Максе навести. И было уже легенду придумала, как будто бы этот самый Макс — мой беглый, скрывающийся от алиментов супружник, да вовремя сообразила, что помер может не прохилять, поскольку меня в «Кондрашке» вполне могли и запомнить. Я же сама в ней целых два раза объявления помещала. Первое, когда мы с Марго «студию эстетического прорицания» основали, а второе — это уже когда детективное агентство «Мозги и ноги».

Пришлось идти наобум. В надежде, что как-нибудь само вытанцуется. И ведь так оно и вышло, правда, с серьезными нервными потрясениями.

А теперь по порядку. Открываю я дверь, поднимаю голову и уже заношу ногу, чтобы на лестницу ступить, и вдруг пролетом выше вижу одного из подручных Пал Палыча, с которым он у нас дома шмон наводил. Так вот, этот типус неторопливо спускается по ступенькам, практически навстречу мне и по мобильнику трепется.

У меня сердце так и ухнуло вниз. А с ним и я, практически кубарем в полуподвальный этаж скатившись. Но, слава Богу, он меня не заметил, поскольку очень был разговором увлечен. Который и мне очень даже интересным показался. А главное, полезным.

— …Да, шеф, да, я выяснил, — талдычил он на ходу. — Этот Макс объявление в «Кондрашку» давал как Дыркин Владимир Семенович, а в гостиницу по паспорту Заметайло Ильи Николаевича устроился. А еще он…

Что еще такого интересного этот Макс отмочил, я, к сожалению, уже не услышала, поскольку тип из ликеро-водочной безопасности на улицу вышел, громко грохнув дверью напоследок. А я еще долго не могла опомниться, все стояла под лестницей и вздыхала: надо ж как оно бывает. Пока мой взгляд совершенно случайно не упал на ближайшую ко мне дверь, на которой вроде бы даже какая-то табличка имелась. Напрягла зрение — в полуподвале было сумрачно — и прочитала чуть не по слогам — «Кондратовское антипатогенное общество».

Сначала я, понятное дело, глазам своим не поверила, потом решила, что это не иначе, как перст судьбы, и толкнула дверь с вывеской. После чего она медленно, со скрипом отворилась, явив моему взору захламленную каморку, скоре всего, для швабр и веников предназначенную, старый двухтумбовый стол посредине, а за ним — согбенную фигуру в позе верховного главнокомандующего над планом широкомасштабного наступления по всем фронтам.

Я кашлянула в кулак, фигура нервно вскинула голову, и я узнала в ней моего бывшего мужа Ваньку. И, можно сказать, почти не удивилась этому обстоятельству, ибо кем только на моей памяти он не перебывал. И уринотерапевтом, и уфологом, и даже отцом Иоанном. А также левитировал, сопровождал души усопших по дороге в рай и вступал в контакт со снежным человеком. И вот теперь на очередном неизведанном поприще обнаружился. К тому же не на каком-нибудь там, а антипатогенном!

* * *

Ванька мне обрадовался. Или по крайней мере, сделал вид, что обрадовался. Вылез из-за стола и, широко раскинув руки, двинулся ко мне:

— Люба, это ты? Какими судьбами?

— Да так, мимо проходила, — увильнула я от Ванькиных объятий.

— Ну, как там Туська? Не болеет? — Ванька почти безупречно исполнил арию любящего папаши.

— Нет, слава Богу, — успокоила я его.

— А щенок? — Ванька решил, что настал черед озаботиться участью собственного новогоднего подарка. Ведь это он нам маленького таксеныша притащил, удовлетворил, так сказать, запросы подрастающего поколения, чем слегка облегчил тяжкую долю кота-матраса.

Нормально, все тапки прогрыз, — доложила я.

— А как, как вы его назвали? — продолжал пытать меня Ванька.

— Да никак пока, думаем еще, — разочаровала я его. — Объявили открытый конкурс.

— Ну что ж вы так? — расстроился Ванька. Дескать, он старался, а мы не оценили.

Да все мы оценили! Особенно тот ущерб, который этот трогательный новогодний сюрприз нашему бюджету нанес. Во-первых, прокормом, во-вторых, поводком для прогулок и, в-третьих, искусственной костью для зубов, которая, по идее, должна бы его от мебели отвлекать, но почему-то не отвлекает.

Ну а насчет того, что он безымянный, так у нас и кот такой же. Но вовсе не потому, что нам фантазии не хватает — как раз этого у нас завались, — а из суеверия. Вон был у нас не так давно волнистый попугайчик по кличке Бонифаций, и что же? — Трагически сварился в борще в результате несчастного случая. А кролик? Жил себе не тужил, пока мы не решили его Борькой назвать. Что было потом, лучше не вспоминать. Скажу только, что в конечном итоге он в качестве жаркого Косте-Подводнику достался.

Однако вернемся к Ваньке. А он уже открыл рот, чтобы, как я предполагаю, спросить у меня теперь уже про Марго, ну а за нею — про всех по порядку, про Стаса, Яна, Костю-Подводника и прочих общих знакомых. Так вот, чтобы этого не произошло, я опередила его встречным вопросом:

— Ну а ты, ты-то что здесь делаешь?

— А я, — Ванька важно раздул щеки и покачался с пятки на носок, — я Кондратовское антипатоген-ное общество возглавляю. Дело это, конечно, новое, но актуальное и очень перспективное.

— А как же «эскорт души»? — вкрадчиво поинтересовалась я, обводя пытливым взором пыльные стены Ванькиной каморки. — Что, это уже не так актуально?

Для справки: «эскорт души» — это то, чем Ванька занимался еще каких-то полтора месяца тому назад. А именно, сидючи в похоронной конторе «Светлая память», сопровождал души «от момента отделения от тела до врат рая», чтобы они ненароком куда-нибудь еще не завернули. А по совместительству возглавлял местный клуб некрофилов, коллекционирующих дореволюционные открытки с гробиками.[10]

— Ну… — даже невооруженным глазом было заметно, что к своему предыдущему увлечению Ванька окончательно охладел, — ты же понимаешь, что у каждого исторического момента свои приоритеты.

И хоть он и отделался сам общей формулировкой, тему мертвых душ, оставшихся без Ванькиного попечения, я больше не затрагивала. А целиком на его новейших «приоритетах» сосредоточилась.

— Значит, ты теперь на патогенных зонах специализируешься? — озираясь по сторонам, я прошла к Ванькиному столу и увидела на нем карту Кондратова и прилегающих окрестностей, разрисованную какими-то треугольничками, кружками и крестиками.

— Можно сказать и так, — снисходительно ответствовал весь из себя важный Ванька, — хотя это узкое понятие. Мы же смотрим на все шире. А общество наше, пусть и немногочисленное, но очень сплоченное. И потом у нас есть единомышленники в администрации. Кстати, это помещение нам выделили. — Ванька с довольным видом измерил шагами свою каморку. — Небольшое, конечно, но на первое время сойдет, а потом расширимся. Вот видишь, я тут карту Кондратова специальную подготавливаю…

— Чтоб все знали, где им кровати ставить, — хрюкнула я, пребывая под сильным впечатлением от неиссякаемой Ванькиной страсти к непознанному. И тут же осведомилась с видом знатока: — Ну, а как там с влиянием патогенных зон на образование лишнего веса?

Казалось бы, невинный вопрос, а видели бы вы, в какое Ванька раздражение пришел! Сроду его таким не видела.

— Все! — кричит. — Не могу больше про этого шарлатана слышать. Завтра же на него опровержение в газету дам! А то, понимаешь, каждый проходимец членом нашего общества представляется, а я потом объясняться за него должен!

— Это ты о ком? — изобразила я полнейшее недоумение, хотя уже скумекала, о ком, собственно, речь. Об этом самом Максе, который то ли Дыркин, то ли Заметайло.

— Да есть тут один деятель, — Ванька только что не сплюнул, — шарахается по Кондратову и предлагает свои сомнительные, ничем не подтвержденные услуги… Даже объявление в газету дал: «Коррекция веса посредством выявления патогенных зон»! И ко мне приходил. Хотел рекомендацией нашего общества заручиться. Только я ему сразу на дверь указал!

— Так уж и указал? — признаюсь вам как на духу, что никогда в жизни я не выслушивала Ванькины бредни с таким неподдельным вниманием.

— А ты думала, я с ним связываться буду? — Ванька снова склонился над столом и что-то черкнул на карте. Видно, какую-то срочную поправку внес. — Очень надо! Наладил и все дела. А теперь ко мне всякие таскаются и про него спрашивают. Несмотря на то, что я к нему ни малейшего отношения не имею!

— И кто же к тебе таскается? Такой здоровый жлоб с бульдожьей челюстью? — в трех словах описала я замеченную мною на лестнице шестерку из ликеро-водочной безопасности.

— Наверное, — кивнул Ванька, — да он только незадолго перед тобой тут был. Почему-то решил, что этот шарлатан член нашего общества. Еще пришлось его в обратном убеждать. Прямо с трудом отвязался… А он от меня еще и в редакцию пошел про объявление этого самозванца узнавать. Зачем ему это понадобилось, без понятия, но почему-то мне кажется, что шарлатану не поздоровится! — С торжествующей улыбкой закончил свою обличительную речь Ванька.

Ну, тогда желаю успехов в антипатогенной деятельности, — пожелала я Ваньке от всей души и повернулась к двери.

— А ты зачем приходила-то, я так и не понял? — окликнул меня озадаченный Ванька.

Я хотела ему ответить, дескать, явилась проверить дошедшие до меня слухи о том, будто он настолько оброс козлиной шерстью, что при желании с него уже можно и клок поиметь, да зазвонивший в моей сумке мобильник помешал.

Конечно же, это Марго меня домогалась:

— Ты где там? Что-нибудь разведала?

— Да, кое-что, — пробурчала я, вываливаясь в сумрачный коридор, — этот Макс, похоже, никакой не Макс. А фамилия у него то ли Дыркин, то ли Заме-тайло…

— Я так и знала! — прошипела в трубку Марго и генеральским тоном распорядилась: — Быстро домой, у нас изменились обстоятельства!

Дальше пошли частые «пи-пи-пи…», а я застыла с открытым ртом. Хотела бы я знать, за кого меня эта Марго держит? За какого-нибудь младшего денщика?

Загрузка...