Глава 18

— Не передумал? — спрашивает Юра. Арсена нет.

— Ты серьезно спрашиваешь? Ты бы передумал?

— Мне шестнадцать было, сестра замуж вышла за мента, муж как нажрется и бьет её. Я раз прихожу к ним — она плачет, платье порвано. А тот хер на кухне с кентом бухают. Мне кухонный нож под руку попал, воткнул ему в живот. Выжил падла, а мне два года колонии. Дальше покатилось по наклонной. А сестра с ним до сих пор живет. Жизнь испортить легко. Стоит твоя баба этого? Даже если всё удачно сделаешь, сможешь спокойно жить потом с таким грузом?

— Пока я знаю, что если не сделаю, не смогу спокойно жить. А что потом… Боюсь, нет у меня вариантов.

— Ну как знаешь. Ты мне можно сказать жизнь спас, что смогу сделаю для тебя.

Вышел из комнаты в ванную, через пару минут возвращается со свертком. Разворачивает ткань, небольшой пистолет, не такой как я ожидал.

— Это «Вальтер» — поясняет Юра — дам один патрон. Вдруг не поверят, в серьезность твоих намерений выстрелишь над головой. Впечатлит. Только тогда делай свое дело быстро, мусоров вызовут на выстрел. Поймешь, что не уйдешь — ствол протри и избавься. Свидетелей не будет — не докажут. Не признавайся, как бы не давили. Могут и бить. Если случится, примут со стволом, мало ли, говоришь, купил на рынке, описание придумай, армяна или азера.

Показал, как пользоваться, разбирать, заряжать. Легко и просто.

— Спасибо Юра. Что бы ни случилось — тебя я не подставлю.

Во внутренний карман так чётко ложится и не видно. Теперь можно и на охоту.


Дом Тимура (точнее его отца) в дачном районе. Крайний, дальше начинается посадка. Возле дома густые высокие ели. Можно и за ними укрыться, как стемнеет. Пока устроился в посадке, наблюдаю. И думаю. Плана то, как такового у меня нет. Сначала на эмоциях хотел убить всех троих. Теперь остыл, отомстить нужно, но убить чувствую — не смогу. Как вариант — применить свои способности, сделать импотентами, ослепить, лишить голоса. Но…, не лишусь ли я своего дара, если стану применять его во вред? Так и не определился. Буду действовать как сердце подскажет, посмотрю им в глаза — есть ли там что-то человеческое. Прождал до темноты, в доме загорелся свет. Холодно, март, а на улице минусовая погода. Замерз уже настолько, что и пистолет могу не удержать, хватит на сегодня. Терпение и еще раз терпение. Как говорится в китайской поговорке «Если долго сидеть на берегу реки, то можно увидеть, как мимо проплывает труп твоего врага». Двигаюсь по улице к остановке, автобусы еще ходят. Навстречу едет легковая машина. Ослепляет меня фарами, проезжает мимо и останавливается. Потом сдает задом, догоняя меня. Окажутся менты — рву в посадку, с пистолетом нельзя к ним попадать.

— Ты глянь, кто тут ходит! — открывается окно машины. Голос незнакомый, но я уже понял кто это. Тимур собственной персоной! Как удачно, узнать только есть кто с ним или нет.

— Да хотел тебе рыло начистить — провоцирую его на выход из машины. Страха нет, но бьет нервная дрожь, еще и замерзший. От этого и голос получился срывающимся.

— Что, очко играет? — смеется Тимур. — Чистильщик бля!

— Это у тебя играет, раз не выходишь.

Открывается дверка, купился. Да, он выше меня и в плечах пошире. Без пистолета не справлюсь. Делаю шаг назад, вытаскиваю ствол. Направляю на него.

— А теперь поговорим! В машине есть кто еще?

— Что ты своей игрушкой пугаешь? — неожиданно Тимур резко бросается на меня, палец непроизвольно сокращается, оглушающий хлопок, Тимура отбрасывает на машину. В машине раздается женский визг, высокий, непрерывный. Тимур стоит с прижатыми к груди руками, потом ноги подгибаются, падает на колени, затем валится набок. Я стою в глубоком шоке. Я так не хотел! Понимаю, надо бежать и не могу. Наконец деревянные ноги отрываются от земли, я сначала пячусь назад, потом поворачиваюсь и постепенно ускоряясь, бегу. В ушах еще звенит от выстрела, в мыслях сумбур. Автобус ждать нельзя, бежать вдоль дороги тоже нежелательно. Оружие! Надо выбросить. СТОП! ГДЕ ОНО? В руках нет, в кармане тоже. Я сам не заметил, как оно вывалилось из рук. И на нем мои отпечатки. Финиш. Назад вернутся? Там уже люди, собаки после выстрела на улице разрывались. Надежда только на то, что меня не знает та, которая в машине орала. И что убийство не свяжут с Настей. Убийство… До меня только сейчас дошло — я убил человека. Подонка, мразь, но человека. Опять начинается нервная дрожь, в висках дергаются жилки, сердце стучит на всю улицу. Стою посреди дороги и не знаю что делать. Машина едет навстречу. Милиция уже? Светится сверху огонек. Такси. Поднимаю руку, останавливается. Подняв воротник, сажусь на заднее сидение.

— В центр.

В городе еще кипит жизнь. Выхожу возле кинотеатра, там полно народа. Куда теперь? К Илоне? Смысла нет, если подозрение на меня падет, алиби не спасет. Отпечатки пальцев не изменишь. К Юре посоветоваться? Ничем он не поможет. В бега я не собираюсь. К Насте, попрощаться на всякий случай. Сажусь на автобус, следующий до больницы, проезжаю одну остановку и выхожу. Нельзя к ней в таком состоянии. Это во-первых. А во-вторых еще не хватало, чтобы меня пришли задерживать у неё на глазах. Или пойти сдаться самому? Какая вероятность, что на меня выйдут? Большая. Пожалуй, только один человек может дать правильный совет. Сергей Николаевич. Как-никак я за его дочь мстил. Вопрос, где он — дома или у Насти. Сначала домой попробую, туда ближе.

Угадал, он оказался дома.

— Что с тобой? Выглядишь, как будто собаки за тобой гнались — он недалек от истины. Прохожу в комнату, сажусь в кресло — ноги тоже дрожат.

— Я убил Тимура.

— Что???

— Я застрелил Тимура Селезнёва. Я не хотел, но так получилось.

— Рассказывай подробно. Где, как — несмотря на ошеломленный вид вопросы по существу.

Рассказываю всё в деталях. Задав несколько уточняющих вопросов, Сергей Николаевич задумался надолго. Я молчу, от меня пока ничего не зависит.

— Что же ты натворил. Я бы превратил их жизнь в ад, они сами сдохнуть хотели бы. А теперь…

— Есть шанс, что меня не найдут? Если та женщина меня не знает…

— Нет у тебя шанса. Твои отпечатки есть у нас в базе данных. Когда в милиции по своим проверят, отправят к нам запрос. Я удалить их не смогу. Так что самое позднее завтра тебя будут искать. Где пистолет взял?

— Неофициальная версия — купил на рынке.

— Не пройдет. Но для тебя большой роли это не играет. Как минимум десятка светит, но могут и пятнадцать натянуть. За явку с повинной возможно чуть скостят. Время еще есть подумать. Сейчас попробую узнать, некоторые контакты остались.

Звонит по нескольким номерам, везде видимо новости неутешительные, хмурится еще больше. Заканчивает разговор, закуривает.

— Нет у нас времени. Тебя уже ищут, он назвал тебя той девке, что в машине была, перед тем как выйти. Нужно сдаваться Саша. Добровольная явка учтется. Будем держаться версии убийства по неосторожности — до трех лет или исправительные работы. Есть у меня хороший адвокат знакомый. Шансы небольшие, но сделаем всё возможное.

— Выбора у меня нет. Поеду сдаваться.

— Я отвезу. И проконтролирую, чтобы правильно оформили. Ничего не бойся, я буду держать всё под контролем. Выпрошу еще пару недель отпуска.

Дежурный в УВД даже не удивился. Я думал, мне сразу наручники наденут и в камеру. Нет, сижу за столом, пишу признание. Спокойно так, как будто на работу устраиваюсь… на десять лет. Дописал, расписался в журнале, попрощался с Сергеем Николаевичем.

— До утра в КПЗ посидишь, завтра со следователем будешь общаться — после очистки содержимого карманов дежурный лейтенант отводит в камеру. Там три человека спит. Ложусь, пытаюсь уснуть. Не получается, мысли стучат в голову. Тюрьма, зона, ничего не изменишь. Прощай учеба, врачом мне не быть. И всё из-за своей тупости. Не смог даже отомстить как надо. Только к утру немного задремал. К следователю повели рано, не терпится им преступника допросить.

Заводят в кабинет, три стола, четверо человек, все в гражданке, одна из них женщина. Смотрят на меня с интересом.

— Садитесь сюда — указывает один, самый старший на вид — я следователь Костюк Иван Андреевич, буду вести ваше дело. Вы обвиняетесь в преступлении согласно статьи 101 УК УССР.

Допрос продолжался часа два. Я ничего не скрывал, кроме происхождения пистолета. Мою версию о покупке на рынке следователь записал без возражений, попросил уточнить место и приметы продавца. И вообще вел себя со мной предельно вежливо, что вызывало неясную тревогу. Просто задавал вопросы и записывал всё, как я скажу. Потом будут ловить на несоответствиях. Мне дали подписать, я внимательно всё прочёл. Дословно.

От следователя ведут уже не в КПЗ. Проходим через подземный переход в другое здание, вероятно СИЗО (следственный изолятор) меня записывают, заставляют догола раздеться, обыскивают одежду, заглядывают в рот и в задницу. Потом ведут к врачу. Осмотр ограничивается поиском вшей и вопросом о жалобах. Дальше выдают постельное и конвоир ведёт в камеру. Почему-то я ожидал, что поведут вниз, в подвал. Наоборот, поднимаемся на третий этаж. Везде решетки, замки. Угнетающе. Возле камеры команда «к стене», открывает дверь. Я замешкался, вспомнилось читанное когда-то, как при входе в камеру стелют перед новичками полотенце и нужно вытереть об него обувь. В результате получил сильный толчок в спину и в камеру буквально влетел. Оглядываюсь назад — никакого полотенца нет.

— Здравствуйте… — Второе слово на ум не пришло. Товарищи не скажешь, мужики для кого-то обидно будет. Никто не ответил, хотя все смотрят на меня. Камера большая, три ряда двуярусных нар, человек двадцать примерно. Что дальше делать? Робость показывать нельзя.

— Где мне можно расположиться?

— Ты думаешь, что на пляже? Расположиться! — ржет один, длинноносый, на голом торсе уйма татуировок. Смех подхватывает еще несколько человек, но не все. — Вот где стоишь и располагайся, поближе к параше.

Со словами тут нужно осторожно. За неправильное слово и убить могут. Пытаюсь вспомнить как на сленге старший в камере. Смотрящий? Староста?

— Кто старший? — не вспомнив решаю не умничать. Всё равно видно, что первоходок.

— Двигай сюда — доносится из угла. Завешанные одеялами нары скрывают говорящего.

Прохожу на голос. Там четверо играют в карты.

— Представляйся — Коренастый мужик, лет так за сорок, лениво бросил на меня взгляд.

— Александр — как представляться понятия не имею. Смотрят, явно ждут еще чего-то.

— Кликуха, если есть, что шьют — подсказывает один из игроков.

— Лекарь — вспоминаю, как обозвал Арсен — обвиняют в убийстве.

— Кого мочканул Лекарь? — в голосе уже интерес.

— Сына прокурора. Селезнёва.

— Да? По пьяни?

— Нет. Трезвый. Он мою девушку хотел изнасиловать.

— В сознанку идешь?

— Да, свидетель видел. И ствол с отпечатками обронил.

— Где волыну раздобыл? — смотрю на него, такие вопросы тут задавать вроде как не принято, как бы вежливее ответить…

— Где брал, там уже нет.

— Первая ходка? Кличку кто дал? Или сам придумал?

— Первая. Арсен назвал. Я в медицинском учусь. Учился — всё уже в прошлом.

— Что за Арсен? — А хрен его знает, никогда не интересовался, есть ли у него кличка.

— Он с Резо работает. По кличке не знаю.

— Монгол? Седой, на руке барс татуировка.

— Да, есть. На другой, солнце над горами.

— Хорошо его знаешь? Подпишется что ты не дятел? — Дятел? Наверное, стукач…

— Думаю да. Резо тоже.

— Даже так? Ладно, пока устраивайся, проверим. Если фуфло гонишь — ответишь. Марсель, покажи место.

Молодой пацан, моих лет, провел к нарам, хлопнул рукой по верхней.

— Располагайся, не Рио-де-Жанейро, конечно.

Расстилаю матрац. Ложусь, что еще тут делать. Не зря воров лечил, вот и пригодилось знакомство. С другой стороны не был бы с ними знаком, не достал бы пистолет. Совсем по-другому было бы. Не успеваю начать горевать о загубленной жизни, зовут.

— Лекарь! — за столом несколько человек пьют чай — Иди чифирнешь! Обед нескоро. Да про волю расскажешь.

Чай обыкновенный, совсем не крепкий. Ребята в основном молодые, есть несколько пожилых, те лежат в уединении.

— Так ты Тимура замочил? Та еще падаль, я с ним дрался на дискотеке. За ним не одна баба числится — парень тянет руку — Дима Капуста, расскажешь как было дело? Все равно в сознанку.

Пожимаю руку, не уточняя, Капуста фамилия или кличка. Рассказываю, приукрасив, происшедшее. Авторитет надо зарабатывать. Не успеваю закончить, открывается дверь.

— Колесов! На выход.

Ведут на первый этаж, в кабинет без надписей. Сергей Николаевич. Прибавил я ему забот.

— Как ты? В камере не обижают?

— Нет, всё хорошо. Если можно так сказать.

— Ну не так уж и плохо. Настя дала показания следователю, заявила о попытке изнасилования, ордер на арест Олега уже выписан. Только его спрятали родители. Ничего, найдется. С Селезнёвым тоже не замнут, я постараюсь.

— В смысле? Ему то, уже все равно.

— Тебе не сказали? Он живой, в больнице. Операцию сделали, состояние тяжелое, но жить будет. Так что для тебя совсем другая статья теперь.

— Следователь говорил 101-я. Я не знаю что это.

— Тяжкие телесные повреждения. От двух до восьми. Я попробую тебя вытащить до суда под подписку. Не факт, что получится. Если бы не Селезнёв… У этой мрази, старшего Селезнёва, кум замминистра. Но не унывай! В самом худшем случае отсидишь максимум год. Потом и судимость сможем снять через время. Да, я тут собрал тебе передачу. Чай, колбаса, конфеты, сигареты.

— Зачем сигареты?

— Здесь это валюта. Можешь раздать, можешь менять. Или играть на них. Только честно тут не играют, даже не пробуй.

Ведут назад в камеру. Чувство непонятное, с одной стороны радость, что не убил. С другой — получается, не отомстил. Захожу, сразу иду в угол к смотрящему. Кличка «Глобус», уже узнал.

— Мне тут продукты передали.

— Чай, сахар, на общак, остальное на твое усмотрение, хочешь сам ешь, хочешь — поделишься с кем.

— Сигареты мне не нужны, я не курю — достаю блок «Космоса».

— О! Сигареты это хорошо. Что смурной?

— Сука та выжила. В больнице лежит.

— Так радуйся. Вместо червонца пятерик получишь. А будешь правильно жить на зоне, глядишь, братва и поможет. Вернешься, а он уже ласты склеил.

До обеда общаюсь с Димой, тот обучает меня правилам поведения, жаргону. Дима ждет суда за угон машины. Длинноносый косится на меня, что я ему сделал? Принесли обед — что-то среднее между супом и кашей. Но есть можно, даже мяса кусочек есть. Я выложил на общий стол колбасу.

— Нечем порезать, ломайте так.

— Спокуха братан! — парень по кличке Циклоп (у него нет одного глаза) достает раскладной нож. Я удивляюсь.

— Тут можно нож держать?

— А ты не знал? Можешь и шмайсер попросить передать, в тумбочку положишь — прикалывается длинноносый. Его называют Барыло. Иногда сокращают до Рыло.

— Глохни Рыло — осаждает того Глобус. — Молодежь учить надо. Как нычки делать, как с кумом базарить. Какую смену подготовим, такой и порядок будет.

Периодически кого-то вызывают, уводят, приводят. Двоих забрали с вещами — отправляют в лагерь. Вот надзиратель открыл окошко и передал что-то подскочившему Рыло. Тот сразу относит в угол. Через пару минут зовут меня.

— Пришла малява с воли. Уважаемые люди за тебя ручаются. — Глобус заметно удивлен — что ж ты не сказал, что с Герцем знаком?

Я пожимаю плечами. Это имя, или кличка мне ни о чём не говорит.

— С такой крышей на любой зоне будешь жить в шоколаде. Герц редко за кого подписывался. Резо — только тут авторитет. А Герца можешь называть везде — Воркута, Колыма.

Как-то не приходило в голову, что могут отправить так далеко. А ведь так и будет. В Магадан зашлют. Ничего, везде люди живут и выживают.

— Колесов! К следователю!

На допросе повторяется почти то же самое. Действительно проверяет на соответствие. На покупке оружия чуть задержались. Приметы, время, сумма. Выжимает как можно больше мелких деталей. Опять дает подписать. Долго читаю, проверяю. Всё правильно.

Вернувшись опять сидим, болтаем с Димой. Немного ориентируюсь уже в коллективе. Блатных тут немного, человек пять, остальные мужики, большинство сидит первый раз. Серьёзных преступлений нет — воровство, драки, угоны. Есть алиментщики. По сути, у меня самая серьёзная статья из всех. Даже Глобус попался на квартирной краже.

— Димка — спрашиваю шепотом — А ты знаешь кто такой Герц?

— Юра Герц? Слышал. Он с Япончиком работал, потом разошлись. По кассам промышляет. Не знал что он у нас в городе.

Юра??? Офигеть. Не думал, что он такой авторитет.

Три дня меня не вызывали. И Сергей Николаевич не объявлялся. Оптимизма это не внушало, мог умереть Тимур, или папаша пытался замять дело. Неизвестность худшая пытка. В камере ничего не происходило, мелкие ссоры быстро гасились смотрящим, обижать никого не обижали. Свои способности я не светил, не до них сейчас. Когда на третий день после обеда меня вызвали — обрадовался. Хоть что-то узнаю. Заводят в тот же кабинет без названия, на этот раз там Валерий Евлампиевич. Ожидал я что придет, но не сильно он торопился.

— Садись. Подвел ты меня. Такой нагоняй прилетел из Москвы, хотели уволить. Недостаточно контролировал. Вот скажи, мне надо было за тобой слежку установить?

— Это Ваши проблемы. Я не работаю в вашей организации и никому ничего не должен.

— Ну не спеши в урки записываться, грубить начинаешь. Вопрос решается, что с тобой делать. Мне дали добро на то чтобы тебя вытащить из этой жопы. Но два товарища не дают мне это сделать. Один Селезнёв, второй — Шапошников. Так что давай и ты подключайся. Или хочешь посидеть?

— Селезнёв понятно, а Шапошников чем мешает?

— Я предложил ничью — Шапошникова забирает заявление о попытке изнасилования, а Селезнёв закрывает дело о покушении на убийство. Оба отказались. Один надеется доказать, второй надеется выкрутиться. Пострадаешь ты.

— И что я могу сделать?

— Поговоришь с Настей — пусть изменит показания. Тебе она не откажет. Потом устрою встречу с Селезнёвым. У него цирроз печени. Годик протянет в лучшем случае. Вылечишь — будешь на свободе. И Тимура тоже поставишь на ноги.

Получается, из-за моего идиотизма, эти подонки останутся на свободе? Непростой выбор. Сесть и надеяться, что их тоже посадят (что не факт), или выйти на свободу и простить им всё, еще и лечить их.

— Не знаю даже что Вам сказать. Дайте мне время.

— Джентльмена строишь? Времени не так у тебя много. Лучше уладить дело пока шум сильный не подняли. Такое предложение не каждому делают.

— Не давите на меня. Я и так поспешил и сделал глупость. Сутки, потом отвечу.

— Хорошо, тогда до завтра.

Обманул я его. Ответ у меня уже был. Не смогу я просить Настю об этом. Даже если меня будут расстреливать. Быстрее язык откушу. Зачем просил сутки на размышление? Не знаю, какая-то призрачная надежда на чудо. Вам легко было бы на краю пропасти отказаться от парашюта? Внутренне я смирился, что несколько лет проведу за решеткой. А тут предлагают свободу. Если Сергей Николаевич добьется, чтобы их посадили, я сам буду просить меня на зону отправить с ними вместе. И устрою им там сладкую жизнь. А если нет? Не зря та сука так самоуверенна. Хрен ему, а не лечение. Хотя как вариант можно согласиться и ускорить ему конец. А потом и до остальных добраться. Где Сергей Николаевич? Как никогда сейчас нужно посоветоваться.

Конвоир ведет не в камеру, а в другую сторону.

— Куда мы?

— Разговорчики! Передача тебе, заберешь.

От кого интересно? Родители надеюсь еще не в курсе. Некому было им сообщить. Выдают передачу — носки, трусы, платочки, зубная паста, мыло, продукты. Кто же это такой сообразительный, знает чего тут нужно? Спрашиваю от кого посылка.

— Савченко И. Г. — ничего не говорящая фамилия. И как мужская, так и женская. Хотя… И. Г. — Илона Георгиевна. Больше никто не подходит под такие инициалы. Да, хорошая девушка, даст бог, увидимся, надо отблагодарить будет.

Сидим с Димой и Марселем гоняем чаи, болтаем за жизнь. Подсаживается Рыло.

— Чё пацаны, в картишки перекинемся?

— Не, с тобой играть — лучше сразу бабки отдать. — отмахивается Марсель.

— Очкуете? Какие ж вы деловые, если играть не научитесь? Или мужиками будете?

У меня созревает мысль.

— На что хочешь играть?

— Да на что хочешь! — оживляется тот — финки, прикид, курёху.

— Не вздумай! — Дима дергает за рукав — продуешь.

— Ты что влазишь? — налетает на него Рыло — пусть сам решает.

— Во что играем? — подумал о сигаретах, которые отдал на общак, не забирать же теперь.

— Очко, бура, сека — выбирай.

— Давай очко — мне в принципе всё равно во что.

— Что ставишь?

— У меня на счету есть деньги, сколько проиграю, в ларьке отоварю на эту сумму, что скажешь, возьму. — Когда оформляли, все деньги, что были у меня с собой, положили на внутренний счет.

— Годится! По трёхе для затравки? — я киваю.

Начинает сдавать он. Дает 7, валета, короля. Итого тринадцать. Смотрю на колоду которую он держит в руках. Немного труднее, чем я расчитывал, но угадываю по очертаниям — следующий туз.

— Себе.

Переворачивает туза и десятку. Ладно.

Вторая сдача. 6, 9, высмотрел следующую даму. Восемнадцать. Дальше 9. Хватит.

У него 9, 10. Опять проигрываю.

На третьей раздаче мне улыбнулась удача. 10, 7, король. Три подряд выигрываю, народ вокруг оживился, Рыло никто не любит, моим выигрышам радуются. Потом проигрываю, раздача возвращается к нему. Получаю даму, 8 и 9. Итого двадцать. Следующую посмотрел просто так, всё равно не возьму — валет.

— Мне хватит. Себе.

Он переворачивает туза, следом 10. Как? Был точно валет! Молчу, не докажешь. Смотреть надо внимательней. Он выигрывает еще раз, на это раз честно. Следующая опять я набираю двадцать, следующая 9. И тут в поле зрения попадает кисть руки, под рукавом явно просматривается карта. Делаю вид что размышляю, потом резко хватаю за руку и второй рукой достаю спрятанного туза.

— Некрасиво Рыло. Что там полагается за такое?

Тот ухмыляется.

— Ты не блатной. Предъявить мне не можешь.

Смотрю на Глобуса. Тот пожимает плечами.

— У тебя рекомендации такие, что можешь сейчас объявить себя блатным. А можешь и так съездить Рылу по рылу — сам смеётся с каламбура — ты в своем праве.

Физически тот сильнее меня, он понимает это и презрительно улыбается. Поднимаю руку и медленно веду к нему открытую ладонь. У того в глазах недоумение, завожу ладонь сбоку и легко усыпляю его. Опускается на стул и тыкается мордой в стол. Аут! В камере тишина.

— А если ударю вообще сдохнет. Я еще за одного не оттянул срок — небрежно кидаю фразу. Глядишь и поверят.

— Как ты это? — прорезался голос у Глобуса — он живой?

— Живой. В отключке. Ментальный удар — я и сам не знаю, что это такое, они тем более.

— И любого так можешь? Покажи еще?

— Доброволец есть?

— Есть — Глобус толкает Синьку, молодого паренька — давай его!

Синька пугливо пятится.

— Не бойся, это не больно — успокаиваю я. Подхожу, провожу рукой по затылку и придерживая тело ложу его на пол. Я знаю еще несколько зон на теле человека, воздействуя на которые можно вызвать боль, обездвижить и даже убить. Но на практике отработал только эту.

Эксперименты прерывает скрежет замка в двери. Успеваю вернуть в чувство Синьку. А Рыло сам проснется через часик.

— Колесов! На выход!

Иду и молюсь — Хоть бы Сергей Николаевич! Бог, наверное, есть.

— Ну как ты, не пал духом?

— Нет. Я уже морально готов ко всему. Ко мне приходил, блин, фамилию забываю постоянно.

— Горин.

— Да. Сделку предлагает.

— Знаю. И что ты ответил?

— Сказал что подумаю. Но я всё уже решил, отсижу сколько дадут, только их посадите, пожалуйста!

— Я от тебя другого и не ожидал. А вот Настя требует следователя, чтобы отказаться от заявления.

— Ни в коем случае! Скажите ей, я тогда точно их убью и сяду за убийство.

— Ей восемнадцати нет, нужно моё согласие. А им за несовершеннолетнюю срок больше будет. Хотя утебя статья тяжелей. Я в Москве был, подключил знакомых… и твоих кстати. Замять дело не получится. И должности Селезнёв лишится по любому. Его уже отстранили от работы. Он заставил следователя изъять из дела акт судмедэксперта и заменить на другой. Так что у тебя и другой следователь уже. Если всё пройдет как я планирую — переквалифицируем на другую статью. 103-ю.

— А что за статья?

— Тяжкие телесные повреждения совершенные в состоянии сильного душевного волнения. Лишение свободы до двух лет или исправительные работы.

— Хорошо бы. Да… моим родителям можно пока не сообщать? Когда уже решится всё, тогда.

— А они еще не знают? Тянуться дело может еще долго, но если переквалифицируем, выйдешь под подписку до суда.

Загрузка...