Частное определение

ИСТОРИЯ С САПОГАМИ

Если вы, гражданин читатель, никогда не бывали и суде, то особенно не расстраивайтесь. Не такое это место, чтобы там дышалось легко и вольготно. Наоборот. Выходишь из зала суда всегда в каком-то угнетенном настроении. И не потому, что там приговоры, статьи уголовного кодекса и прочие грустные вещи. А причина здесь в другом. Мебель, знаете ли, в судах уж очень мрачная. Вот она-то и навевает тоску. Какие-то, понимаете, железнодорожные диваны, кресла с громадными спинками, загородка для подсудимых. И все это втиснуто в маленькую комнату так, что дышать нельзя. Если бы, скажем, эту мебель расставить в спортивном зале куда ни шло. Там бы эти диваны выглядели более пропорционально. А в тесноте, я говорю, они на психику давят.

Так что в этом плане я больше люблю выездные сессии. Тут как-то все человечнее получается и проще. И не то что человечнее, а, хотите верьте, хотите — нет, на первый взгляд даже как-то веселее.

Вот недавно приехал я на один завод. Заводище громадный, одних цехов, наверное, штук двадцать. Или около того.

В одном из цехов на двери разноцветное объявление: дескать, нынче в 16 часов суд по делу весовщика-вулканизатора Царева.

А возле объявления народ. Мужчины, женщины — все в спецодежде. Мужчины в основном ничего не знают и спрашивают. А женщины в основном все знают и рассказывают.

Выясняется: Царев Владимир Иванович, русский, 6 классов образования, работает на заводе давно, однажды пришел в цех вулканизации и украл там пару женских сапог стоимостью в 7 рублей 80 копеек. Все ясно.

Одно только неясно: почему все эти устные комментарии звучат в таком мажорном тоне? Я, грешный человек, даже подумал, что такое бодрое настроение создает именно выездная сессия. Но потом оказалось, что мои предположения лишены всякого основания.

— У нас на заводе сегодня юбилей! — пояснили мне. — Чего же нам унывать?

— Какой же юбилей, — спрашиваю. — Может, выпуск сапог перешагнул за какую-нибудь семизначную цифру?

— Нет, — отвечают. — Просто в этом году уже двухсотый вор в проходной задержан. С крадеными сапогами.

Порадовался и я этому сообщению. Из чувства солидарности, конечно. Хотя в то же время и удивился. Чудные, думаю, здесь порядки. На выставке, например, юбилейному посетителю преподносят памятный подарок. А тут в порядке такового юбиляр может получить срок. По сто девяносто шестой статье, части первой. Разве это справедливо?

А потом поразила меня сама цифра: двести. Поразила своей внушительностью и размахом. И, кроме того, породила она несколько мелких вопросов, которыми я просто обязан поделиться.

Во-первых, было интересно узнать, где же именно воруют сапоги?

Во-вторых, как это делается? (Понимаете, специфика дела).

В-третьих, кто ворует?

И, четвертое, почему воруют?

Вопросы, что и говорить, интересные. Только ведь и ответ на них получить не так-то легко. Но, к счастью, скоро начала заседать сессия и мало-помалу все эти вопросы прояснились в порядке живой очереди.

Заседает сессия, конечно, в красном уголке. Лучше места не придумаешь: и просторно и никому не мешаешь. Но только все равно народу набивается — яблоку негде упасть. И в проходе стоят, и по бокам, и даже в коридоре за дверью.

За столом судья Барков Иван Петрович вместе с народными заседателями дело перелистывает.

Напротив — сам Царев с конвойными по бокам. Сидит на стульчике, грустный такой, под машинку стриженный. И вид у него бледноватый. Толи от переживаний, а может, просто на воздухе мало бывает. Как-никак, в тюрьме уже порядком сидит. Участи своей дожидается.

А неподалеку от Царева дама такая солидная. В синем пальто. Глаза у нее заплаканные и смотрит на Царева с невероятным гневом. Жена его. Разве кто другой так глядеть будет? А когда удается ей поймать взгляд мужа, то начинает укоризненно качать головой. «Эх ты, дескать, достукался!»

Только эта мимика, видно, Цареву ужасно надоела. Он терпел, терпел, а потом даже вскинулся весь и рукой так красноречиво себя по горлу провел. «Дескать, что же мне, вешаться теперь? Сколько ж ты меня допекать будешь?»

Конвой строгим взглядом повел на эту жестикуляцию. Ничего не сказал. А тут и суд начался. Где родился, где женился и так далее. И, наконец, первый вопрос: где же взяты эти злополучные сапоги?

А взяты известно где, в цехе вулканизации. Там все берут, кому надо. Здесь сапоги как раз проходят последнюю стадию обработки, и вот они, пожалуйста, торчат на колодочках, направляются на сортировку. Дверей в цехе несколько, и все открыты. Зайти сюда проблемы не составляет. Точно так же, как и взять сапоги, если уж они, как говорится, нужны дозарезу. А Владимир Иванович в этот день вообще брать сапоги не собирался. Он зашел на работу, чтобы отпроситься. Потому что к нему приехал какой-то родственник. А что это за работа, если дома гость ждет? Ему и говорят:

— Иди, только потом надо отработать.

Царев говорит:

— Ну, само собой.

И пошел домой. Только по дороге как-то, почти что случайно, вспомнил об одном деле, зашел в упомянутый выше цех и взял женские сапожки.

Таким образом, первый вопрос — где берут на заводе сапоги — вроде бы осветился. А вскоре подоспел ответ и на второй вопрос: как эта операция совершается?

Ну Царев проявил прямо-таки непонятную беспечность: засунул сапоги за пояс, запахнул пальтишко и пошел через проходную. Ведь надо же! Уж совсем ни во что охрану не ставит! Ан, там на посту стоял Комаров! Сколько вот там в книжке фамилий задержанных — большинство бдительность Комарова. Другие охранники тоже, конечно, задерживают, но меньше. Старенькие они, зарплата маловата, и вообще, как говорится, проблема с охраной на заводе полностью не решена.

Но зато способов пронести сапоги через проходную изобретено множество. Уж так некоторые этот сапог скатают, так его закрутят