Частное определение

Я боюсь, как бы читатель, увидя такое заглавие, не закинул весь фельетон куда-нибудь подальше. Потому что действительно тоскливое заглавие. Веет от него чем-то таким казенным. Одним словом, не ахти какое заглавие. Но если его сравнить с тем, что будет дальше, то прямо скажем — оно еще ничего. Довольно терпимое заглавие. Может, одно из самых веселых мест в фельетоне. Так что вооружайтесь терпением.

А я тем временем хочу высказать пару критических слов но адресу нашего суда. Я, например, раньше считал, что суд на то и суд, чтобы отличить правого от виноватого. И воздать каждому по заслугам. Но когда, уважаемые граждане, суд начинает шерстить и того и другого, аж клочья летят, то я этого как-то не понимаю.

Я говорю судье:

— Ну, ладно, вор такой-сякой, он вещи украл. Поделом вору и мука. А потерпевшего за что компрометировать?

А председатель районного суда Коробов Иван Васильевич, очень серьезный такой мужчина, отвечает:

— Для воспитания.

— Конечно, воспитание — оно нужно. Но только все равно жалко. Особенно вот таких товарищей, как Николай Яковлевич Притоков. Человек он с высшим образованием, ходит в замечательной шапке из ондатры. Между прочим, из-за этой шапки все и получилось..

А зашел один раз Николай Яковлевич на Казанский вокзал. В Москве нашей. В белокаменной.

Нет, ехать он никуда не собирался. А зашел совсем по другим надобностям. Зашел позвонить по телефону и выпить кружку пива. Кроме того, под газом он был. А под газом, известное дело, не то что на Казанский вокзал попадешь — в самую Казань закатиться можно. Ничего удивительного.

И вот, значит, сидит он в ресторане на Казанском, прохлаждается пивом, а потом видит: денег-то у него нету! Ну то есть даже за пиво расплатиться нечем. Можно, конечно, ондатровую шапку оставить под залог, так она в гардеробе осталась. Ну, то есть невероятно сложная создалась ситуация. Просто редко такие бывают в жизни.

Однако свет не без добрых людей. На счастье, официантка хорошая попалась. Уговорил ее Николай Яковлевич подождать, пока он приятелю позвонит, чтобы тот привез ему денег.

Уговорил, а сам пошел в автомат.

Из автомата он пошел в туалет. Потому что так надо было.

А тут, представьте себе, такое роковое стечение обстоятельств. Откуда-то с юга страны, кажется, из Анапы, прибывает малоизвестный товарищ Василий. Он мало известен нам, а что касается Николая Яковлевича, то ему вообще не известен. И примечателен этот товарищ Василий тем, что имеет при себе чемодан. А в чемодане в кислородной подушке имеется чача. Это такая штука, вроде нашей самогонки. Градусов под семьдесят.

И уже тут, в Москве, этот товарищ Василий знакомится с другим героем нашего фельетона — комсомольцем Иваном Рудиным и вместе с ним прибывает на Казанский вокзал. Видите, какое совпадение? Ну, чем тут виноват Притоков?

По дороге они несколько раз прикладываются к этой чаче. Прямо к этой кислородной подушке. Там у нее есть такая кишочка с краником, и если к ней приложиться, то милиция не реагирует. В крайнем случае она думает, что дышит человек кислородом. Малость обалдел от московской атмосферы. Только и всего.

Так вот. Прибывают эти новые друзья на Казанский вокзал, и комсомолец Иван Рудин тоже идет в туалет. Ему тоже так надо было.

А там как раз Николай Яковлевич Притоков. Ондатровой шапкой щеголяет, в зеркало смотрится. А комсомолец Иван Рудин без ондатровой шапки. И не то что без ондатровой — вообще без шапки. На этой почве они и разговорились. Данный исторический разговор не сохранился для потомков, но скорее всего он происходил так:

— Шапка у тебя что надо, — сказал Иван Рудин.

— Это верно, — подтвердил Притоков. — А выпить найдется?

— Что за вопрос? Пойдем в зал. Там у нас чача.

Действительно: вот детский зал, вот Василий, а вот — чача в кислородной подушке.

Выпили, поговорили о футболе.

Потом, дай бог память, зашли в вестибюль ресторана, там что-то делали, вроде бы причесывались. А почему «дай бог память», потому что остальное помнилось уже как бы сквозь туман. Помнилось, что причесывались для того, чтобы эту шапку мерить. Сначала Иван померил, шапка ему велика, потом Василий. А может, наоборот. Потому что этого уже Николай Яковлевич достоверно не помнил. И куда эта шапка в процессе примерки испарилась, тоже не помнил. Так и на следствии доложил.

Однако комсомолец Иван Рудин сохранил ясность ума и твердость мысли. Хоть он-то пролил свет на это темное дело. Он сказал так:

— Шапку украл я, потому что Николай чачу пил, а нас угощать не стал. Вот за это.

Ну это, конечно, чересчур. Если за каждое угощение шапку отдавать, то через два дня голый останешься. И мы вместе с судом считаем, что нельзя было к пьяному другу применять такую сильную санкцию: красть у него шапку. Что это за методы воспитания? И правильно, что Иван получил по заслугам. А вот за что Николаю Яковлевичу бумагу на работу отправили — неизвестно.

Главное — нехорошая бумага получилась, век бы такой не видать. Называется «Частное определение». Дескать, просим обратить внимание профкома СУ… Мосстроя… пьет неизвестно где… неизвестно с кем… и все в таком духе.

И если вы думаете, в суде одна такая бумага — ошибаетесь. Прямо какое-то поветрие идет. Выпивают незнакомые люди друг с другом, а «друзья» потом их обворовывают. А суду — разбираться. Заполонили суды такими делами.

В том же районном суде есть такой миловидный консультант — Наташа.

Я говорю:

— Наташа, много у вас таких дел?

Она говорит:

— Навалом. Вот не посмотрите ли дело № 1—646? Никто Алпатов Андрей Ильич очень содержательно провел один из дней в этом бюджетном году.

Смотрю: действительно, настолько содержательно, что к вечеру уже попал в тюрьму. А дело было так. Приезжает раненько утром Андрей Ильич на Павелецкий вокзал. Нужно было ему ехать в Дебальцево. Сдает в камеру хранения вещи, покупает билет (заметьте, на 22 часа) и думает: что бы такое предпринять? Чем бы заняться в свободное время? А тут, как на счастье, два товарища подвертываются: некто Саша и Толик. Едут из Иркутска в Воронеж. Познакомились и поехали на завод. На какой завод неизвестно, да и неважно, но только выпили они там бутылку на троих. Подзарядились. А потом все растерялись.

«Ладно, — думает Андрей Ильич, — потеря невелика». Поехал он на площадь Свердлова. А там как раз экскурсия сколачивается по достопримечательным местам Москвы. Влился он в эту экскурсию, поехал. Оглядел достопримечательности, и опять делать нечего. Вышел из автобуса парень какой-то.

— Где тут метро? — спрашивает.

А Алпатов, как на счастье, тоже метро искал: где тут метро?

Он и говорит:

— Возьмем бутылку на двоих?

А парень этот, некто Гена, говорит:

— Не надо, у меня есть бутылка.

Ну, просто удивительное совпадение.

Раскачали, значит, они эту бутылку, но разве одной обойдешься? Взяли вторую и поехали в «Детский мир». Потому что там Гена хотел купить какие-то вещички для своего маленького отпрыска.

Раскачали они и вторую и поехали на Ленинградский вокзал. Потому что Гену надо было проводить на поезд.

Там, естественно, взяли третью и, естественно, опоздали на поезд.

Ну, а дальше все как по нотам, уважаемые читатели.

Алпатов говорит, что им захотелось колбасы. Ну, а когда душа требует колбасы, и не какой-нибудь, а вареной, может что-нибудь этому желанию воспрепятствовать? Да никогда в жизни! И Гена пошел в магазин. Однако сгинул.

Гена же говорит, что он пошел не за колбасой, а всего-навсего компостировать билет на новый поезд. Но все равно сгинул. И одновременно сгинул Алпатов. Вместе с его вещами.

Пришлось Гене вместе с милиционером ехать на Павелецкий вокзал ловить Алпатова. Где тот и был обнаружен и задержан.

Ну, воздали ему что полагается. А Гена-то за что пострадал? Тоже, понимаете ли, появилось на свет частное определение. «Обращаем внимание такого-то вагоностроительного завода на неправильное поведение… фрезеровщик механосборочного цеха… неизвестно где… неизвестно с кем…»

Вот ведь гадость-то это частное определение! И неизвестно, Когда его ждать.

Впрочем, есть у меня и другой пример, который я не могу утаить ради пущей объективности. Есть у меня такой закадычный друг, некто Вася Клявин. Очень откровенный человек, тоже, понимаете, может распахнуть душу перед незнакомыми людьми. По пьяной лавочке, конечно. Один раз распахнул душу — пальто исчезло, появилось частное определение. В другой раз распахнул — часов нет — опять же частное определение, будь ему неладно. На работе профсоюзу совестно в глаза глядеть.

И потому, понимаете, перестал он распахивать душу, застегнулся, кошкин сын, на все пуговицы. Правда, пальто у него по-прежнему нет, но, слава богу, пиджак остался, так он и его застегнул. В результате каждый день экономия минимум пол-литра с прицепом. Пятерка, как ни крути, в кармане. На книжку стал откладывать. И теперь он говорит так:

— Если бы, — говорит, — я знал, что так выгодно не пить, то еще бы раньше бросил.

И с тех пор завязал. Амба.