Челноки

Глава 14

Наутро снова отправили парламентеров в таможню. После ночного допроса чувствовал себя скверно, поэтому остался в гостинице, сославшись на похмельный синдром. Не знаю, как выкрутятся Гейла и Кай, я бы хотел об этом не думать. Всё происходящее там лучше пропускать мимо себя, воспринимая как сон, иначе так и придется ложиться в психушку. Здесь и без этого проблем с головой.

— Что смурной весь такой? Глотнешь? — Ванька протянул Жигулевское.

— Не… — поморщился я. — Как только пьешь теплым с утра? На таможню кто-то ушел?

— Стас и Бориска, чтоб не толпой. Ты-то куда ночью ходил?

— Думаешь, помню? Знаешь ведь, что у меня так бывает. Надо будить.

— Лунатиков не будят.

— Это если на крышах. А пока не залез, просто толкни! — попросил я, надеясь, что хоть так выдернет из Чистых Земель. Не такие уж чистые, как оказалось…

Наши вернулись, вести недобрые, итоги плачевны. В таможне денег брать не хотят. То ли новый начальник, то ли комиссия. Загадочно улыбаются и на этом вот всё. Еще и с баксами так неуместно попались. Думают они у нас в каждом тюбике и мало даем?

— Есть еще вариант! — обвел нас Бориска многозначительным взглядом.

— Ну?

— Вечером поезд на Бухарест. Мне тут человечек шепнул, что за пузырь расскажет секрет.

— Ну?

— Пузырь с вас, я свой отдал.

— Не тяни!

— Кароч, этот поезд остановится на светофоре, если чуть забашлять. Минуты нам хватит багаж покидать?

— Не вопрос, а отметки на выезд?

— Трое, чтоб не палить всех, сядут на станции, у них они будут. А мы закинем всё к ним и завтра пустыми, как белые люди. А наши на вокзале у румын подождут. Кто пойдет?

Все разом повернули головы, смотрят на меня и на Ваньку. Ну да, качки, кому ж тут носить…

— С ними пойду! — вызвался Раф.

Я облегченно вздохнул. Коренастый татарин, борец-классик с бычьей шеей и взглядом убийцы. Даже мне неуютно с ним рядом стоять. План авантюрный и крайне сомнительный в своей эффективности. Чреват административной или даже уголовной статьей. Но в силу повсеместного хаоса, развала и бардака, возможно, прокатит. Граница давно не на замке. Тут контрабанду фурами возят, а мы мелочь, студенты. Настолько отмороженных грех обижать.

— Один момент! — поднял руку Стас. — Вы, чо? Правда думаете, что за светофор надо башлять? Разводят ведь, как лохов! Отвечаю, поезд встанет и так. Машинист на такую аферу пойти бы зассал.

Мы одобрительно закивали. Стас — голова! Логика в его рассуждениях точно была. Надо только посмотреть и померить, где встанет вагон.

Поразительно, но всё получилось. Поезд остановился. Мы открыли дверь и в бешеном темпе перекидали к нам весь багаж. А это в прямом смысле гора вещей, которую лихорадочно распихали где могли, заняв еще и пустое купе. Сами в него уже не войти не смогли. Задыхаясь, в поту, едва держась на ногах, пересекли-таки границу.

Бухарест встретил слякотью, снегом с дождем и настороженной, какой-то неприятной и злой атмосферой. Выгрузились на перрон под фокусом таких же, по ощущениям, взглядов. Смуглые, грубые лица, черные папахи и нищета, которую чувствуешь кожей. Не респектабельный Будапешт, не свои в доску болгары, а словно стая голодных волков.

— Европа, блин! Стремно-то как… — поежился Ванька.

— Ножичек дать? — предложил мрачно Раф. — У меня еще есть.

Я с ним встал по бокам пирамиды, а Ванька пошел искать зал. Нас обступили, залопотали на своем, но Раф бесстрашно и грубо их оттолкнул:

— Нахер пошли!

Выражение его лица было настолько свирепым, что перевод на румынский им был не нужен. Всё понятно и так. С детьми было сложнее, их вокруг тьма, так и норовили хоть что-то стянуть. Русский не всегда значит добрый, а уж татарин как сама смерть. Раф чувствительными пинками отогнал цыганят.

Переносили мы свою гору отрезками метров по тридцать. Так, чтобы всё время видеть друг друга. Один там, один здесь, один носит. Лагерь разбили, прижавшись к стене и киоску. Как караван, окруженный разбойничьей шайкой. Слух о нас, видимо, уже разошелся, на нас показывали пальцем, пытались раздернуть, что-то просили, но косясь на Рафа, нападать не решались. Нож им все-таки показал, и румыны опасливо кружили вокруг, хищно блестя стальными зубами.

Мы точно в средневековье где-то в злачном районе. Да и вокзал выглядел как замок Дракулы. Вот тут Кай бы себя чувствовал дома. Спать в такой обстановке, понятно, нельзя. Да и как спать, если холод собачий. Жуть, а не город.

С погрузкой, разгрузкой и переходами мы адски вымотались, поэтому кто-то один по очереди, лежа на сумках, погружался в беспокойную дрему, вздрагивая на каждый подозрительный звук.

Что, если наши не приедут и завтра? Мы ж замерзнем здесь насмерть, я уже чувствовал себя, как в бреду. Проваливался в полусон даже стоя, отпихивал наглых и любопытных, отбивался от вездесущих цыган, не понимая, что снится, а что же реально. Лишь утром мы немного взбодрились, едва продержавшись первую ночь.

Вечером даже не сразу поверил, что дозор мой окончен, увидев счастливые лица коллег. Вдруг снова сон?

Но нет, всё получилось! Мы выдержали, выстояли, не потеряв ничего. Воистину подвиг, учитывая усталость, холод и смугло-вороватые рожи вокруг.

До границы с Болгарией спали, как мертвые, полагая, что пережили кошмар. Но мы ошибались. «Братушки» встретили в скверном расположении духа, чего никогда не было раньше. После беглого осмотра у нас собрали паспорта и объявили:

— Тръгваме с нещата си, митническа проверка на първия етаж на сградата на гарата!

— Чо? — остолбенели наши, не ждавшие подобной подставы.

— Просят выйти с вещами, таможенная проверка на первом этаже, — хмуро перевел я.

Проблема в том, что поезд стоит недолго, а перрон выходит на второй этаж. Надо спустить гору вещей, пройти таможню и подняться обратно. Поезд, понятно, уйдет.

— Да кто же нас проклял! — возмутился Ванек. — Дай ты им по матрешке, водяра осталась еще у кого?

Первое предложение таможенник с улыбкой отверг. Торговаться не стал и удалился с нашими паспортами на первый этаж. Пришлось посылать к нему конфликтологов — Бориску, Стаса, Витька. Последний был единственным, кто поехал с женой. Выгружаться не стали, все на нервах, стоим ждем.

— Заходим-заходим! — поторопила нас проводница. — Или выходим. Машинист нам гудит!

Мечемся по перрону, не зная, что делать. Наших всё нет, уезжать без паспортов точно нельзя, а выгрузиться уже не успеем. Отчаяние и обреченность. Вновь слышим гудок.

— Идут! — завопил Ванька, заметив возвращающихся с паспортами ребят.

— По двадцатке с носа! — улыбаясь, объявили Стас и Борис.

— А мой-то где? — тревожно спросила Светка.

Витька с ними нет. Мы в вагоне, поезд тронулся, в ее глазах страх.

— Так это, не отдают ему паспорт… С товаром вашим что-то не то, — отвел взгляд Бориска.

— Ну вы и суки… — сказала, как плюнула.

Паника на ее лице сменилась решимостью. Толкнув его по пути, Светка рванула стоп-кран.

Свист тормозных колодок, сильный толчок. Поезд встал.

— Что вы делаете? — взвизгнула проводница. — Вас оштрафуют! И арестуют! Шуточки что ль?

Пристыженные, мы скорбно молчали. Своих не бросают. Нехорошо. Сочувствовали, но страшно ведь. Вызовут полицию и ссадят всех. Снова в таможню, много вопросов. Как прошли? Кто пустил?

Пришел начальник поезда и седой болгарин в мундире. Ругались, угрожали, стыдили. Светка, сжав в тонкую линию губы, молчала, как партизан.

Болгарин ушел, поезд тронулся снова. Светка дернулась к стоп-крану, но проводница грудью перекрыла ей путь. Девушка развернулась и побежала в соседний вагон.

Да, та самая, что коня остановит. И если что, всё к черту спалит.

Снова толчок и визг тормозов.

На этот раз пришел полицейский и начальник вокзала. Опасливо оценив боевой настрой Светки, подходить к ней не стали. Смотрели на нее с уважением. Совещались между собой.

Через пять минут из недр таможни нам молча вернули Витька. Поезд тронулся. Нас отпустили.

«Безумству храбрых мы поем славу». Светка со слезами обнимала спасенного мужа, сделав то, что мы не смогли. Смотреть в глаза этой паре я просто не мог.

Бесконечно уставший, ввалился в купе, свалился на полку и мгновенно уснул.

Внутри себя я скрываю врагов — жадных демонов эго.

Все мои мысли только увеличивают мое беспокойство.

Все мои действия недобродетельны и приносят лишь боль.

А нужно мне не так уж много — встать на путь к просветлению.

Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!

Дай благословение отсечь все привязанности до самых корней.

На мгновение темнота расступилась, показав лицо той, кто мне пел. Впрочем, мне ли? Да, это Гейла, но я впервые увидел ее, как божество. Или демона, дакини, для меня всё одно. Сияние, радужные сферы, драгоценности, всё сверкает, играет бликами, и глаза, как фонари, только синие. И это пугало.

Но в следующую секунду я оказался у маленькой хижины, стоящей на небольших деревянных столбах. Теперь вокруг шумел листвой плотный бамбуковый лес. Густая зелень джунглей со всех сторон. В вышине переплетались лианы и ветви деревьев, создав плотный полог. Сквозь него с трудом пробивались лучи заходящего солнца. Воздух наполнен ароматами экзотических цветов и прелой земли. Крики обезьян, щебетание птиц, по стволам проворно сновали гекконы.

И в этой идиллии на моих руках свежая кровь. Я осмотрел и ощупал себя — ран вроде нет. Тогда чья же она?

— Кай убил зверя, — спокойно сказал кто-то сзади. — Нам надо что-то здесь есть.

Гейла?

Обернулся — да, снова она, но на этот раз в человеческом облике. В ее руках трупик похожей на белку зверушки. Едва ли от нее столько крови.

— Я видел, как ты пела. И вся так… сияла, — кратко описал я свои ощущения. Раз она демон, то стоит быть осторожным. Вряд ли научит чему-то хорошему. Кай неспроста стал таким.

— Скорее всего, это проекция твоих ожиданий. Иллюзия. В момент перехода наш ум порой видит странные вещи. Так же, как сон. Пойдем в хижину, здесь нельзя оставаться.

Она взяла меня за руку и повела чуть не силой. Такая настойчивость казалась необычной и подозрительной. Почему так торопится отсюда меня увести? Похоже, на этот раз я появился для них неожиданно. Чем они тут занимались вдвоем?

— Подожди, вытру руки, — сказал я и остановился сорвать большой влажный лист. Дело нечисто. Надо бы внимательно всё рассмотреть.

Сделал пару шагов в сторону и оглянулся. Так и есть — за бревном кто-то лежит!

— Что там? — вытянул шею, не решаясь туда подойти. Уже Эйяфьятлайокудля хватило. Вдруг вылезет что-то еще?

— Ладно, я расскажу, — устало вздохнула она. — Мы нашли труп достопочтенного Муна. Как, наверное, понял, сейчас в Чистых Землях не всё хорошо. Кто-то убивает наших святых.

— Разве не Кай? — посмотрел я на свои ладони в крови.

— Нет, разумеется. Он хочет это остановить. Мы спешили на помощь, но чуть опоздали. Мун умер у него на руках.

— А власти? — не поверил ей я. Дакини явно темнит. — Эдди не сможет помочь?

— Вероятно, чудовище тоже сотрудник Бюро, — предположила Гейла, выдержав мой недоверчивый взгляд. — У них есть возможность попасть в чужой лимб.

— А у вас? Мы же здесь.

— И у нас, — кивнула она. — Но только потому, что Кай раньше тоже работал в Бюро. А теперь давай отсюда уйдем. Будет совсем плохо, если нас здесь застанут.

Слегка озадаченный, я дал ей себя увести. По короткой лестнице мы подняли в хижину. На полу слабо тлела пентаграмма из еще теплого пепла. Споткнувшись, случайно смазал одну из линий ногой, и Гейла, укоризненно посмотрев, поспешно поправила вроде бы знакомый узор. Мне показалось, что именно такой видел на пляже, когда оказался здесь в первый раз.

— Становись в центр и прими прибежище в Трех Драгоценностях! — скомандовала она, вставая за мной.

— Как? — замялся я.

— Ах да… — хлопнула себя Гейла по лбу. — Произнеси три раза: «Принимаю прибежище в гуру, дхарме и сангхе».

— А гуру — кто? — спросил на всякий случай я. С клятвами следует быть осторожным.

— Тысячеликий. Но для тебя сейчас я. Представь, что видишь это во мне. Только быстрее!

Я понятия не имел, как выглядит Тысячеликий. И даже если бы увидел, вряд ли запомню всю тысячу лик. Зато хорошо помнил величественное, озаренное радужным светом, лицо Гейлы, когда пела ту песню. Сияющие и синие, как сапфиры, глаза. Волосы, как нити белого золота, на голове что-то вроде короны. Кожа, словно фарфор, и свет будто исходил изнутри, озаряя всё тело. Взгляд был полон мудрости и доброты. Голос звучал как нежная музыка.

Способно подобное существо замыслить нечто дурное? Конечно, я с радостью приму прибежище в нем. К дхарме и сангхе были вопросы, но в такой-то компании они просто обязаны быть чем-то хорошим.

За стенами хижины слышны чьи-то шаги. Уже совсем близко, вот-вот войдут в дверь.

— Быстрее! — вновь поторопила Гейла.

Я же стараюсь! В первый раз же! Как будто шляться по пентаграммам — обычное дело! Что, если влетим не туда? Просил же, почему Ванька никак не разбудит? За что это мне?

Раз на пятый визуализация наконец-то сработала, и мы исчезли, когда кто-то практически был на пороге. Я вновь в «своей» комнате. Или в тюрьме? Не хотелось бы, чтобы меня снова допрашивал Эдди.

— Молодец! — просияла Гейла, с детской непосредственностью хлопнув в ладоши. Она мила даже без короны и радужных сфер. Так даже лучше.

— Что было бы, если б мы не успели?

— Проблемы! — фыркнула она, тотчас посерьезнев. — Ты правда кого-то уже убивал? В прошлый раз едва оправдались.

— За твоим дружком прибирал, — признался я неохотно. — Человек уже умирал. Можно сказать, сократил его муки.

— Как ужасно! Ты себя за это коришь, поэтому твой лимб и выглядит плохо, — Гейла со значением посмотрела на крохотное оконце под потолком.

Оно и правда, точно в тюрьме. А за ним тогда что? Черти, котлы и геенна? Скорей всего Эддичка. Это, наверное, хуже, чем ад.

— Так это мой лимб? Чем-то можно его заменить? Я могу выбрать?

— Не сейчас, но когда-нибудь сможешь. На самом деле не так уж и плохо. Видел бы ты, что обычно бывает.

— Как кладбище то? — вздрогнул я, вновь вспомнив Эйяфьятлайокудля.

— Там такие бедняжки! — она всплеснула руками. — Голодные духи очень сильно страдают. Зверский аппетит, но еда приносит им только мученья. Но есть места хуже. Поэтому так много занимаемся с Кайем.

— В свободное от поиска чудовища время?

— Оно где-то на самом верху. Чтобы выследить и подняться к нему, нужна практика и благие заслуги! А ты тратишь их на болтовню, упуская столь редкую для человека возможность!

— Благие заслуги? Это ваша валюта?

— Рассматривай их как положительный потенциал, присутствующий в потоке ума, как отпечаток твоих благотворных мыслей и действий, который способен привести к просветлению.

— Которое не может никто объяснить, — продолжил я. — Очень удобно.

— Тогда рассматривай его, как избавление от всех видов мук, — пожала плечами она.

— Не замечаю у себя каких-либо мук.

— Потому что привык, и до определенной амплитуды они незаметны. Голодные духи тоже привыкли. Страдание для них совершенно обычно.

— Тогда нет и проблемы.

— Сейчас нет, а потом? — сильно ущипнула меня за руку Гейла. — Видишь? А только что там не болело. А расставание, болезни, предательство, смерть? Всё это крайне неприятные вещи.

— И просветление от них непременно спасет? — осторожно потер я пострадавшую руку. Теперь там разливался синяк. Эта проповедь Каю будет дорого стоить.

— Не так, как ты думаешь. Представь, что ты родился в кинотеатре и не знаешь, что это фильм. Что события в нем нереальны и не обладают истинным существованием. Там игра света, но никто об этом тебе не сказал. Там может идти комедия или хоррор, и ты всерьез переживаешь, следя за драмой героя. А потом слышишь шепот соседа, который понял секрет.

— И что тогда делать?

— Одна из наших школ учит, что надо закрыть глаза, уши и выйти из зала, чтобы иллюзия не увлекала тебя, заставляя страдать.

— А чему учат другие? — уже с интересом спросил ее я.

— Когда придет время, я расскажу, — Гейла протянула руку и нежно погладила меня по щеке. Ее пальцы, как лед. — А сейчас ты уйдешь…

Голова закружилась и стало темно, словно кто-то в зале выключил проектор и свет.