Чёрные такси

8

— Так кем ты себя считаешь — англичанкой или американкой?

— Я чувствую себя англичанкой, но думаю иногда как американка.

— Ты давно там живешь?

— Я часто ездила туда на школьные каникулы, когда папа работал в Вашингтоне. Потом три года училась в Гарварде, готовила магистерскую диссертацию, и пять лет работала на Уолл-Стрите.

— Удивляюсь, что ты вернулась. Ведь Лондон куда скучнее Нью-Йорка, верно?

— Я пока не разобралась. Santé.[3]

— Твое здоровье.

Мысль в конце первой лондонской недели пригласить Джулию выпить по бокальчику подал Грейс Маркус. И сейчас девушки сидели в баре на первом этаже ресторана «У Жерара» в Бишопсгейте.

— Ну и как твои впечатления от «Скиддер», Джулия?

— Пожалуй, мне нравится. Отношение дружелюбное. Мы-то ожидали, что нас встретят, как чужаков.

— Может, ты не заметила, но к тебе относятся дружелюбнее, чем к другим из вашей команды. Вероятно, из-за твоей внешности. Наши парни всю неделю только о тебе и говорили…

Что правда, то правда. Длинные ноги Джулии, каштановые волосы, серо-зеленые глаза и точеное личико произвели настоящий переполох, у администраторов и заместителей директоров слюнки потекли сразу же, едва она появилась. Грейс повторяла услышанные комплименты без малейшей злости. Джулия была несколько изящнее, но Грейс ничуть не сомневалась, что сама она в целом не менее привлекательна.

— А еще какие у тебя впечатления?

— Честно говоря, по сравнению с «Морган-Стэнли» здесь едва ли не сонное царство.

— Да, по-моему, нам необходимы перемены.

— Если Роско решил что-то с этим делать, так оно и произойдет, будьте уверены… Ну вот, опять американизм. Пора с ними завязывать. Родители терпеть не могут, когда я так говорю.

— Где они живут?

— В Гемпшире. В прошлом году отец ушел в отставку. Мама никогда не работала, хотя как жена дипломата работала едва ли не полный день.

— Они, наверное, рады, что ты приехала домой.

— Мама, похоже, рада, и, по ее словам, отец тоже. У него сейчас не лучшее время. Чтобы, кроме мидовского жалованья, иметь дополнительный доход, он еще в восьмидесятые годы сделал крупные вложения в «Ллойд» и здорово на этом потерял. И теперь родители живут в благородной нищете, тщательно ее скрывая. Дом у них вполне внушительный, но арендован у старого друга. И родственникам они должны кучу денег. Я потому и занялась банковским бизнесом, чтобы помочь им выпутаться. До сих пор работаю на выплаты.

— Значит, эти гарантированные добавочные бонусы будут весьма кстати. Ты все время работала в «Морган-Стэнли» с Роско Селларсом?

— Вовсе нет. Первые три года я занималась экономическими прогнозами. Потом мне повезло, я попала в перспективную группу, и месяцев десять назад меня перевели в команду Роско.

— Знаешь, должна тебе сказать… кто-то в нью-йоркском офисе «Скиддер» распускает сплетни, что ты и Роско…

— Что — я и Роско?

— Ну… что между вами что-то есть. Говорят, из-за этого он оставил жену и детей дома.

Джулия устало тряхнула головой и отпила большой глоток шампанского. Черт, только этого и не хватало. Однажды она действительно поддалась соблазну в конце очень пьяной вечеринки по случаю успеха какой-то сделки. Пошли разговоры или по крайней мере домыслы, которые достигли ушей ее друга, юрисконсульта, и очень его расстроили. Она кое-как выпуталась с помощью вранья и постаралась, чтобы Роско понял: повторения не будет. Немного погодя сплетни умолкли, как она надеялась, навсегда. Джулия улыбнулась Грейс.

— Забавно, ты не находишь, что мужчины так любят посплетничать? Они просто уверены, что девушки вроде нас не могут и пяти минут проработать в банке, не прыгнув в постель к какому-нибудь банкиру. Держу пари, они все время стряпают о тебе подобные истории. Ну-ка, рассказывай, с кем из скиддеровских парней, по их мнению, ты спишь…

Грейс тоже улыбнулась, оценив ловкость Джулии: та отбила мяч через сетку, по существу, не отрицая сплетни.

— Знаешь что? Давай не будем о мужчинах. Скажи лучше, откуда ты родом, Грейс. Я не ошибаюсь? Мне кажется, я слышу в голосе искушенной банковской служащей легкое дыхание севера.

— Ты угадала, и я горжусь этим, что бы там ни говорили. Ты, может, и не заметила, но ребята вечно меня поддразнивают.

— Ну и где же ты родилась?

— В Беверли, близ Халла. Бывала там?

— Я бывала к северу от Уотфорда, но всегда объезжала Йоркшир стороной, метила прямиком в Шотландию. Мамина семья владеет небольшим поместьем в Морейшире.

— Ну, в случае чего имей в виду, Беверли не такое уж плохое место. Там красивый собор, и… в общем, это и все. Мой отец работает в «Бритиш телеком» телефонным мастером. Кстати, мало у кого из администраторов «Скиддер» есть в семье телефонный мастер.

— А если и есть, они об этом не скажут.

Девушки весело хихикнули.

— Родители, наверное, в восторге от твоей карьеры.

Грейс сгустила йоркширский акцент:

— А то! — И снова перешла на литературный язык: — Я всегда хорошо училась в школе и получила стипендию в Кембридже. Видела бы ты, как мои старики отплясывали джигу, когда пришло письмо. А потом, когда я получила бакалавра с отличием, они были готовы взобраться на шпиль собора и украсить его флагами.

— А теперь… все это. — Джулия кивнула на бутылку шампанского.

— Я не говорю им, сколько мне платят. Неловко, ведь отец зарабатывает намного меньше.

— Н-да, у англичан, как видно, настоящая проблема с высокими заработками. В Америке это никого не волнует.

— А я могу их понять. Трудно уразуметь, с какой стати нам платят больше, чем нейрохирургам. Правда, это не мешает мне получать удовольствие. Обожаю фирменные вещи, шампанское и пятизвездочные отели. Хочу иметь все.

— Что значит — «все»?

— Роскошную жизнь. Я не имею в виду только карьеру. Конечно, я охотно проработаю несколько лет с тем же упорством, как и любой мужчина, но не имею ни малейшего желания к сорока годам остаться без сил и в одиночестве.

Эта тема была болезненна и для Джулии. В свой тридцать один год она все чаще задумывалась, не ждет ли ее именно такая судьба. Она никогда не испытывала недостатка в весьма обеспеченных воздыхателях, но до сих пор не встретила мужчины, за которого хотела бы выйти замуж.

— Так чего же именно ты хочешь, Грейс?

— Преуспевающего, беспардонно богатого мужа. На худой конец сойдет и просто очень богатый.

— Как насчет брата Чарлза Бартона, Гая? Как пишет «Дейли мейл», он только что бросил свою подружку-супермодель.

— Он на таких, как я, не смотрит. Вдобавок он, судя по всему, не из тех, что женятся, а я не могу тратить время на перепроверки. Возможно, ты со мной не согласишься, но я намерена до тридцати выйти замуж.

— И сколько же у тебя времени?

— Четырнадцать месяцев.

— Тогда пора браться за дело, если, конечно, ты уже не закогтила подходящую добычу. — Джулия широко улыбнулась, чтобы притупить колкость.

— Я стараюсь. Знаю, для тебя это звучит ужасно, но, когда мы росли, родители вечно тревожились из-за денег. И тревожатся до сих пор. Мне страшно кончить тем же.

Джулия кивнула. Что ж, пожалуй, хватит этих разговоров. Обычно чутье не подводило ее, и первые впечатления были правильны. Она решила, что Грейс нравится ей, однако оценить эту смесь симпатичной северянки и жесткой деловой женщины оказалось трудновато. А между тем Грейс могла бы помочь ей лучше понять топографию «Скиддер». Ее коллеги-американцы считали этот банк до смешного старомодным. Втихомолку они без конца потешались над британским акцентом и британским образом жизни. Маркус Форд пришел бы в ужас, если б знал, что не составляет исключения как предмет шуточек, в которых его именуют главным селларсовским жополизом.

— Грейс, мне пора бежать, но хотелось бы, чтобы ты меня кое в чем просветила. Ричард Майерс и другие директора говорят правильные слова, но ты, наверное, знаешь, что они думают на самом деле, а? И какой репутацией пользуется в банке Чарлз Бартон?

У Маркуса Форда неделя прошла весьма недурно. Присутствие на ланче у Бартона укрепило его позиции, и Роско Селларс усмотрел в нем прекрасный источник информации. Желая что-нибудь выяснить, он шел к столу Маркуса и спрашивал. Это заметили, и среди молодых коллег акции Маркуса поднялись еще выше. Никто из молодежи не верил, что Селларс будет долго делить власть и что у Майерса есть хоть какой-то шанс выиграть неминуемое сражение, поэтому все они присматривались, кто выйдет в главные заместители Роско. Уже сейчас стало ясно, что другим директорам ничего не светит. В силу ли лояльности, по привычке или от неспособности понять, куда дует ветер, они продолжали поддерживать Ричарда и тем самым выводили себя из игры. Маркусу достаточно лишь правильно разыграть свои карты, и приз достанется ему.

Он был доволен и успешным продвижением сделки. Цифры выглядели хорошо. Оценки показывали, что после устранения нежелательных дроблений, приток ликвидных средств будет достаточен для погашения долга. Проблема для команды «Скиддер» заключалась в том, что многолетний босс компании «Юэлл», Альберт Остин, выдавал на рынок минимум информации, а сведения о рентабельности отдельных сделок вообще замалчивал. Поэтому составить подробную картину было трудно.

Тем не менее кое-какие признаки позволяли предположить, что позиция Остина пошатнулась. За последние пять-десять лет, он, безусловно, обеспечил акционерам великолепные результаты, однако недавние операции «Юэлл» были не столь ослепительны. Он не сумел воспитать биржевых аналитиков, и теперь это оборачивалось против него: постепенно складывалось мнение, что в пятьдесят девять лет Альберт Остин миновал пик своей карьеры.

В течение недели Маркус неоднократно наведывался в «Фернивал», и успешное продвижение операции укрепило его отношения с Робертом Куилли. Во время последнего его визита они с Куилли впервые детально обсудили сроки. После того как руководство ИФК признало себя побежденным, завершение той сделки было проблемой чисто технической. Не имея привычки сидеть сложа руки, Куилли хотел начать кампанию против «Юэлл», когда никто не ждет от него очередного шага. Они с Маркусом рассмотрели практические детали и жирно обвели красным в календаре понедельник, девятое ноября. После этого оставался один важнейший вопрос: как быстро и скрытно удастся сколотить финансирование. Возвращаясь в такси на Трогмортон-лейн, Маркус заключил, что по всем меркам Роско Селларсу теперь «пора все узнать».

Это было последнее, что он сделал в пятницу перед уходом из банка. Селларс выразительно присвистнул. А Маркусу весьма польстило, что масштабы проекта произвели впечатление даже на такого пижона, как Роско. Селларс предложил подключиться прямо в понедельник. И задал один-единственный вопрос: кто еще знает об этом? Когда он услышал, сколь невелик список и что имя Ричарда Майерса в нем не значится, его темные глаза прищурились, а рот расплылся в широкой холодной усмешке.

Вечером в ту же пятницу Лен, Терри и Эйнштейн встретились в «Пикколо» — погребке таксистов близ Марбл-Арч, — чтобы обсудить не очень-то удачную неделю. Они стали в очередь за едой, меж тем как вокруг шесть-семь десятков водителей пили чай, играли на бильярде-автомате, читали таксистские газеты или просто болтали. Троица нашла свободный столик и уселась.

— Ну, Терри, когда же мы узнаем, согласна ли она помочь нам? — спросил Эйнштейн с полным ртом.

— Не знаю, может, на той неделе…

— Ты еще не спрашивал? — Вид у Лена был отнюдь не дружелюбный.

— Ну… напрямую еще нет.

— О чем же вы, интересно, разговариваете?

— Мы вообще мало разговариваем. Ей главное — сразу в койку. Крольчиха ненасытная. Я вконец измотался, говорю вам.

Лен ухмыльнулся и ткнул Эйнштейна в бок.

— Если нашему Ромео работенка не по плечу, так, может, мы с тобой пособим, а? Будем трудиться по очереди, чтоб девчонка была довольна!

Эйнштейн смущенно улыбнулся, продолжая жевать. А Терри выпалил:

— Обойдемся без вас! Я улучу подходящий момент, и девчонка все сделает, что надо.

— Чтоб никто не пронюхал, — невозмутимо заметил Эйнштейн, уронив из сандвича кусочек бекона. Терри схватил его и поднял повыше.

— Что это ты ешь, а? Рут об этом знает?

Эйнштейн ухмыльнулся.

— Не смей говорить ей. Она меня убьет. А я люблю бекон.

Лен помахал пальцем. Сейчас начнет вспоминать.

— Когда я учился в школе…

— В прошлом веке.

— Отстань, Терри. Когда я учился в школе, еврейским детям и нам, остальным, давали разные обеды. Все выстраивались в две линейки, и нам доставалась свинина, а им — солонина или еще что-нибудь. А потом, когда раздатчицы не смотрели, мы быстренько менялись тарелками. Те ребята были такие же грешники, как и ты, Эйнштейн.

Терри расслабился, теперь не он в центре внимания.

— Забавная штука — религия, основанная на том, чтобы не есть бекон. Значит, так вы, евреи, представляете себе рай? Ангелы, арфы и ни ломтика бекона поблизости?

Эйнштейн улыбнулся, проглотил последний кусок и аккуратно вытер губы.

— Ладно, вернемся к делу. Лен, что у тебя?

— Немного. Я ждал у Канэри-Уорф, подобрал нескольких биржевиков из «Морган-Стэнли», но они болтали в основном о своем жалованье. Потом отвез в аэропорт Сити двоих из «Лазард». Эти, по-моему, обсуждали какую-то сделку, но имен не упоминали. А как твои успехи, Эйнштейн?

— Есть кое-что. Болтун из «Леман» хвастался по телефону перед своей бабой. Говорил, что они продают какую-то марку джина и предложения у них в три раза выше, чем ожидалось. Я проверил по Интернету. «Друмалбайн» — крупная компания по выпуску спиртного — недавно купила одного из своих конкурентов, и власти в Америке заставляют их продавать собственный джин со скидкой. Думаю, это она. Газетные отчеты в то время оценивали ее в четыреста миллионов фунтов, но если «Друмалбайн» выручит более миллиарда, цена ее акций наверняка подскочит на десять, а то и на двадцать процентов. Думаю, стоит сделать небольшую ставку. Тысяч пять фунтов или около того.

Лен не хотел обижать Эйнштейна, но не видел логики в таких действиях.

— Звучит неплохо, Эйнштейн, но, пойми меня правильно, если мы заработаем на этом тысчонку или чуть больше, это ведь погоды не сделает, верно? Доктор говорит, что если Поппи не попадет в Сан-Франциско в ближайшие три-четыре месяца, она вконец ослабеет и станет нетранспортабельна. Может, лучше заняться чем-нибудь покрупнее?

— Ты, конечно, прав, Лен, но мне кажется, я нашел способ повысить доходы от наших вложений. Посидел дома, изучил так называемые «опционы». Вместо покупки акций, как мы всегда делаем, можно купить возможность купить акции. Скажем, за пять тысяч фунтов получаешь право купить намного больший пакет акций — этак на сто тысяч фунтов — в течение определенного времени.

— На какой срок?

— Обычно на сорок пять дней. Цена акций, которые можно купить, изначально фиксирована, поэтому, если курс акций повысится, получаешь доход на все сто тысяч кусков, а не на пять тысяч.

Терри наморщил брови. Эйнштейн понял, что придется объяснить попроще, и заговорил учительским тоном:

— Возьмем для примера эту компанию по выпуску спиртного. Мы покупаем сорокапятидневный опцион, и в течение этого времени они объявляют о продаже марочного джина по очень высокой цене. Цены их акций возрастают на двадцать процентов, а значит, стоимость акций на сумму сто тысяч фунтов составит теперь…

— Сто двадцать тысяч, и мы имеем двадцать тысяч дохода!

Терри смотрел победителем, и Эйнштейн постарался не портить ему настроение.

— Почти. Надо вычесть пять тысяч, уплаченные за опцион, а стало быть, доход составит пятнадцать тысяч.

Терри недоуменно посмотрел на него.

— Почему? Когда выигрываешь на скачках, получаешь свою ставку назад.

Эйнштейн хотел было объяснить, но решил, что это слишком сложно.

— Ребята из Сити устанавливают свои правила, я так думаю.

Лен пытался разобраться:

— Эйнштейн, а что будет, если цена акций не поднимется?

— Тогда опцион обесценится, и мы потеряем вложенные деньги.

— Н-да, вот это, во всяком случае, похоже на бега. — Терри опять повеселел.

— Слушайте, парни, вы правы, риск есть, но у нас нет выбора. За три месяца мы никак не превратим пятьдесят пять тысяч в полмиллиона долларов без разумного риска.

Лен призадумался, потом кивнул.

— Пожалуй, ты прав.

— Хорошо. Терри, мы пока ничего не слышали от тебя. Если, конечно, у тебя нашлось время поработать между боями в койке.

— Я опять возил того парня из «Скиддер-Бартон», Форда. Посадил его возле офиса «Фернивал». С ним была симпатичная блондинка. Я приготовился слушать, но они захлопнули окошко и отключили переговорник.

— Не переживай, Терри, — ободрил Лен. — Возможно, они толковали о хвостах операции с ИФК.

Эйнштейн задумчиво потер подбородок.

— Погоди. Что-то здесь не вяжется. В той сделке уже нет никакого секрета. Зачем окошко-то закрывать? Разве только…

Лен внимательно наблюдал за ним.

— Разве только — что, Эйнштейн?

Эйнштейн заговорил тихо, будто сам с собой:

— Разве только они планируют новое предложение.

Терри задумчиво кивнул.

— Жаль, они заметили, что переговорник включен…

Эйнштейн с Леном переглянулись. Эйнштейн улыбнулся. Лен покачал головой.

— Не-ет, Эйнштейн, это уже чересчур.

Эйнштейн продолжал улыбаться.

— Это единственный способ, Лен.

Терри вертел головой, глядя то на одного, то на другого.

— Какой еще единственный способ, черт возьми? О чем вы толкуете? Ни хрена не понимаю!

Эйнштейн пропустил его слова мимо ушей.

— Лен, ты где купил свою стереосистему?

— На Тоттнем-Корт-роуд. В пакистанском магазине.

— Отлично, первым делом съездим завтра туда и купим все, что нужно.

— Господи, до что купим-то?

Лен хлопнул Терри по спине.

— Твоя задача, дружок, обхаживать Дафну. Остальное предоставь мне и Эйнштейну.