ВСТРЕЧА ЧЕТВЕРТАЯ, В БАРВИХЕ

Через месяц началась война. На фронт С. А. Стебакова не взяли, так как из-за перенесенной в детстве болезни он был физически непригоден к военной службе, а вместе с институтом, в котором он преподавал математику, отправили в Среднюю Азию. Николай Александрович жил в это время в Борке, и они время от времени обменивались письмами. После войны молодой человек вернулся в Москву и через некоторое время получил от Морозова письмо. Там сообщалось, что зиму 1945/46 года он с Ксенией Алексеевной собирается провести в санатории «Барвиха» в ожидании московской квартиры, так как их ленинградская стала необитаемой после бомбежек. Супруги приглашали Сергея Александровича навестить их в санатории.

Эта зима была очень неудачна для Николая Александровича. Он трижды тяжело болел, и каждый раз врачи считали, что близится роковой конец. Он был весь исколот введением сердечных лекарств, слаб до невероятия, но по-прежнему ни на что не жаловался, и нельзя было узнать, что он думает, так как он не только не выражал никаких грустных мыслей, но уверял всех, что чувствует себя хорошо. Но это было не так. Как потом рассказывала Ксения Алексеевна, однажды, когда она одна сидела у изголовья мужа, он, подняв на нее глаза, без всякой горечи в голосе сказал: «И Некрасов тоже медленно умирал».

Но это было исключение. Обычно он с доброй улыбкой и ясным взглядом мягким тихим голосом говорил не о себе, не о своих недугах, а с увлечением рассказывал о Борке, о Волге, о предстоящей летом поездке в родные места.


Сергей Александрович несколько раз приезжал к ним, и когда здоровье не позволяло Николаю Александровичу много говорить, гость беседовал с Ксенией Алексеевной, которая поведала ему об их жизни в Борке во время войны.

Она рассказала о юбилее Николая Александровича. В Борок тогда съехалось много гостей. Это были видные деятели науки, культуры, близкие знакомые. За обеденным столом шли интереснейшие оживленные беседы о литературе, искусстве, науке, о текущих событиях. В них участвовали академики Тарле, Орбели, Шмидт, профессора Ланг, Вольфкович, артист Качалов и др.

Гости совершили небольшую поездку по водохранилищу и Волге на катере. Николай Александрович не переставал, будто впервые видел, восхищаться Волгой, живописными берегами, с увлечением рассказывал о городах и деревнях. Вызывали удивление его исключительная память, его обширные знания природы этих мест и различных исторических фактов, о которых не прочтешь, пожалуй, ни в каких книгах.

В Борок они вернулись к вечернему чаю. В уютной столовой их ожидал кипящий самовар. Было заметно, что от путешествия Николай Александрович устал, говорил мало. Однако чувствовалась его удовлетворенность обстановкой любимого дома, где все ему дорого, близко.

Затем гости вместе с хозяевами направились в центр приусадебного парка — к тому месту, где была захоронена любимая лошадь отца Морозова. Вечером в гостиной музицировали — Ксения Алексеевна, гости, в частности, семья академика В. Л. Комарова; Качалов декламировал…


Однажды, когда Стебаков так беседовал с Ксений Алексеевной, в Барвиху приехал секретарь Отделения химии АН, к которому совсем недавно был приписан Н. А. Морозов, Семен Исаакович Вольфкович. Он был очень дружен с Николаем Александровичем уже на протяжении восьми лет.

Будучи с 1939 года заместителем академика-секретаря Отделения химических наук Академии наук СССР, которое возглавлял тогда академик-секретарь А. Н. Бах, товарищ Морозова по революционной деятельности, С. И. Вольфкович нередко общался с Николаем Александровичем по научным и организационным вопросам. Разумеется, он стремился оказывать своему старшему коллеге максимальное внимание и содействие — доставал для него интересовавшие его новые книги, составлял ему некоторые научные справки, помогал его встречам или переписке с другими учеными, не раз навещал его дома и в санаториях. Его всегда поражало в Морозове неутомимое трудолюбие, не прекращавшееся даже во время болезни.

— Недавно я приехал навестить Николая Александровича в подмосковный санаторий «Узкое», где он поправлялся после воспаления легких. Когда я появился, Ксения Алексеевна, стоявшая в коридоре перед дверью в его комнату, сообщила, что его состояние неожиданно резко ухудшилось, температура повысилась почти до 40°. Разумеется, я сейчас же у двери повернул обратно. Не тут-то было: Николай Александрович, услышав мой голос, вызвал Ксению Алексеевну и попросил ее пустить меня к нему, — рассказал Семен Исаакович.

Он также рассказал, что 12 ноября 1944 года Николай Александрович прислал ему письмо, в котором писал: «…у меня тотчас после открытия циклотронов появился проект новой работы, но я по уши был погружен последние годы в геофизические соображения и не знаю, когда освобожусь от большого моего теперешнего труда «Основы теоретической геофизики»… Но несомненно, через год или около этого наступит и для меня возможность приняться и за циклотронные явления, и я не премину этого сделать, если другие исследователи не сделают выводов, представляющихся моему воображению, ранее, чем я успею освободиться от своих современных геофизических и метеорологических работ».

А месяцев девять назад, в начале апреля он получил от Морозова письмо, в котором было следующее: «…Я очень благодарен Вам за Ваше письмо, полученное мною в первых числах апреля, в котором Вы перечисляете нужные мне новейшие работы по физике атомного ядра. Я постараюсь теперь же получить некоторые из них через академическое издательство и привести их в сопоставление с моими давнишними теоретическими работами по строению атомов периодической системы Менделеева. Передайте при случае мой сердечный привет И. В. Курчатову, отзыв которого о моей книге «Периодические системы строения вещества» доставил мне большое удовлетворение, а список новейших работ дал возможность получить в моем современном уединении интересующие меня книги».


С. И. Вольфкович, по его собственному признанию, был ошеломлен: «На 91-м году своей жизни он был более страстен и смел, чем многие из нас — на 40–50 лет его моложе».


В один из визитов Сергея Александровича Морозов чувствовал себя достаточно хорошо, и им удалось побеседовать.

Николай Александрович сильно изменился, появились черты старческой дряхлости, он быстро уставал, однако оживленно интересовался самыми различными вопросами. Но главной темой их разговора были его работы по геофизике.


«В последние годы я закончил большой труд о теоретических основах геофизики и метеорологии, в котором по-новому подошел к предсказаниям погоды.

Еще в Шлиссельбургской крепости мне удалось познакомиться с «предсказательным календарем» Н. А. Демчинского, где в высшей степени легкомысленно, по состоянию погоды за прошлые зимы были указаны вероятные стояния термометра и барометра на лето. Вообще я всегда интересовался успехами метеорологии. И имел некоторые идеи по этому вопросу.

Еще в первой половине XIX века появились попытки научно обработать давно существовавшую народную примету о связи перемен погоды с сочетаниями Солнца и Луны, особенно с новолуниями. Действительно, в этой примете было много заслуживающего серьезного внимания.

Казалось бы, благодаря действиям Луны и Солнца неизбежно должны существовать приливы и отливы не только в морях, но и в атмосфере, вызывая разнообразные циклоны — главные факторы неустойчивости земной погоды.

Многие астрономы и метеорологи положили массу труда, проверяя эту идею на огромном количестве метеонаблюдений. Но у них всегда выходило одно и то же: процентов сорок предвычислений не оправдывалось. Это наводило на мысль, что, кроме Солнца и Луны, на перемены погоды влияют еще какие-то космические факторы.

Еще в своей книге «Пророки» я обратил внимание, что древние особенно боялись схождения планет в созвездии Скорпиона, ожидая от такого сочетания гибель мира. Все ожидания конца мира со времени появления Апокалипсиса были связаны с вхождением Сатурна в «знак» Скорпиона. Древние утверждали, что когда все планеты сойдутся в области Рыб, непременно произойдет всемирный потоп; когда они сойдутся во Льве — все будет истреблено огнем.

В этих наивных утверждениях я уловил проявление анизотропии межпланетной среды, роль магнитных полей, связывающих Солнце, Землю, планеты, и сделал соответствующие выводы.

В 1926 году я занимался теорией космических магнитных полей. Космические магнитные силовые линии, подобно гигантской паутине, беспорядочно занимают все мировое пространство. Природа настолько значительнее, чем ее рисует мозг человека, что она, безусловно, владеет такими поразительными возможностями, которые человек не может производить в своих земных лабораториях. Возьмем хотя бы космические магнитные поля, простирающиеся на миллионы километров[116].

Я продолжал работать в этом направлении. Предполагаемая мной анизотропия межпланетной среды, получившая отражение в представлении древних о различном воздействии на Землю планет в различных зодиакальных созвездиях, навела меня на мысль о возможности прямого воздействия на Землю различных областей окружающей нас Галактики.

Но как доказать, что такое влияние есть? Вы, конечно, знаете, что Земля вращается вокруг своей оси и движется вокруг Солнца. Теперь представим себе, что есть еще центр, назовем его X, который влияет на погоду на Земле и находится вне нашей Солнечной системы. Проведем мысленно прямую через центр X и Солнце. Допустим, Земля находится на этой прямой между центром X и Солнцем. Тогда на ее обращенной к Солнцу половине температура, например, будет определяться Солнцем, а с противоположной стороны, где ночь, — центром X. А в тот момент, когда Земля пересекает эту прямую с другой стороны от Солнца, на ее дневной стороне температура будет определяться уже совместным действием Солнца и центра X. Во всех же остальных точках траектории вращения Земли вокруг Солнца эти два влияния будут принимать промежуточные значения между главными.

Для выяснения влияния такого центра X и определения его размеров необходимо было бы перечислить записи всех метеорологических ежегодников с обычного нашего солнечного времени, по которому они ведутся, на звездное время, сутки которого на 4 минуты короче солнечных суток. А это было бы такой огромной работой, для которой потребовался бы труд сотен вычислителей в продолжение не одного года.

В 1932 году мне удалось, после многих размышлений по этому предмету, найти новый метод перечисления, позволявший в один вечер перевести с солнечного времени на звездное такое количество метеорологических записей, на которое ранее потребовалось бы не менее месяца, и я тотчас же принялся за работу.

Взяв метеорологические ежегодники различных обсерваторий за несколько последних лет, я сделал несколько тысяч таких перечислений и получил ряд интересных зависимостей. Все мои таблицы и диаграммы говорили одно и то же: влияния космоса никак не могут быть игнорируемы при предвычислении погоды.

Космические влияния я обнаружил на температуре, абсолютной и относительной влажности; кроме того, космический фактор влияет на земные магнитные и электрические поля.

Относительная влажность атмосферы есть ее склонность к ясности и дождю. Систематизирование по моему методу наблюдений разных метеорологических обсерваторий дало кривые того же типа, как и для магнитных и электрических суточных вариаций. То же можно сказать и относительно суточных вариаций дождевых осадков. Амплитуды от-солнечных и от-галактических вариаций здесь почти равны друг другу.

Влияние Галактики проявляется и в скорости испарения с водной поверхности, причем уже априорно можно сказать, что суточный ход испарения должен быть обратен ходу выделения из атмосферы дождевых осадков. Последние увеличиваются при ночном охлаждении атмосферы, а скорости испарения увеличиваются при нагревании воздуха Солнцем, что ясно было видно на графиках.

Галактические центры влияют и на скорость ветров суточного периода в земной атмосфере.

Оказалось возможным определить и места, откуда исходят недостававшие до сих пор космические воздействия на Землю. Все обнаружившиеся максимумы и минимумы звездно-суточных влияний на температуру воздуха единогласно показали, что в районе созвездия Корабля Аргонавтов существует гигантское скопление высокотемпературного вещества, излучение которого, как невидимой ночью гигантской печи, повышает во время своего наивысшего подъема над горизонтом любого места температуру воздуха над ним более чем на седьмую долю солнечного нагревания. Еще в XVIII веке для удобства ориентации это созвездие было разделено на Киль, Корму, Парус и Компас. Темные туманности я определял в пределах Паруса и Кормы.

По мере его поднятия над горизонтом увеличивается относительная влажность воздуха, т. е. насыщенность его водяным газом. Обозначая через 100 % такое насыщение, при котором водяной газ начинает выделяться в виде тумана или дождя, мы получаем и для от-солнечного и для от-галактического воздействия очень правильные максимумы, причем от-галактический максимум достигает в климатически умеренных поясах Земли половины от-солнечного.

Кроме основного максимума, были обнаружены еще несколько. Но второй по величине находится между созвездиями Стрельца и Скоропиона, где скопились звездные кучи и гигантские массы темного вещества, называемые «угольными мешками». Гигантские, даже в астрономическом масштабе, темные массы, которые обнаруживаются на фоне Млечного Пути, впервые были описаны и названы Гершелем «Угольными мешками неба».

Третий максимум соответствует участку звездного неба, где на фоне Млечного Пути нет ничего особенного, но рядом с ним вырисовывается гигантская туманность Ориона с «угольным мешком» внутри и два главных из видимых простым глазом звездных скоплений: Плеяды и Гиады. Однако утверждать, что второстепенные максимумы есть результат реальных космических объектов, пока преждевременно. Нужно обработать гораздо больше данных.

Вообще же говоря, например, абсолютная влажность (т. е. количество водяного газа в атмосфере места наблюдения) варьируется даже и в среднем годичном подсчете в продолжение солнечных и звездных суток очень капризно в разные часы и требует достаточно аккуратной статистической обработки.

Кроме давления воздуха и его собственной теплоты и скорости движения, а также непосредственного действия солнечных лучей в ясную погоду, тут присутствует еще какая-то могучая причина. И уже априорно можно ожидать, что тут примешано действие электромагнитных сил, потому что искусственный вызов дождей посредством рассыпания наэлектризованной пыли с аэропланов на достаточной высоте земной тропосферы ясно обнаруживает влияние этого фактора на весь водный режим нашей атмосферы.

Надо признать, что распределение дождевых осадков за висит не от одних перемен температуры и барометрического давления, но в огромной степени от электромагнитных бурь, постоянно происходящих не только на Солнце, но и на галактическом центре в созвездии Корабля. Возможно даже, что такие бури на Солнце — только резонанс галактических бурь, которые должны одновременно повторяться и на Земле, и на Луне, и на всех планетах. Выходит даже так, как будто каждый удар космических молний и протуберанцев на каком-либо галактическом центре сопровождается многократным эхом на остальных. Во всяком случае, грозовые явления, постоянно сопровождающиеся ливнями, достаточно указывают на связь между этими двумя метеорологическими проявлениями.

Уже давно высказывались мнения, что землетрясения обусловливаются приливным влиянием Солнца и Луны. Я же ввел космические факторы в систему своих рассуждений о непрерывности попеременного действия относительно малых сил и пришел к заключению, что в этом отношении на Землю влияют комбинации Космия и Урания. Так я назвал эти два центра. Я произвел проверку своих предположений по 115 алтайским и байкальским и 110 приохотским землетрясениям, а также по каталогу И. В. Мушкетова. Во всех случаях я получил диаграммы с закономерными четырьмя максимумами. Эти максимумы, в отдаленных друг от друга районах, сдвинуты друг относительно друга в результате «индивидуальных» особенностей. Мне кажется, что и вулканические явления также зависят от толчков из космоса.

Само собой понятно, что землетрясения происходят не от небесных влияний, а от физических и химических процессов, происходящих на глубине от 15 до 800 километров. Но подбросить прикрывающие их слои им легче всего в то время, когда Солнце, Луна и галактические центры, поднимаясь над горизонтом, тянут к себе эти слои, ослабляя силу их тяжести, и этим помогают их подбросу.

Количество землетрясений в подверженных им местностях повышается более чем на 30 % в январе, когда Солнце (в особенности вместе с Луной) противостоит гигантским скоплениям темного вещества на фоне Млечного Пути в созвездии Корабля (этот центр назван мной Уранией).

Растягивая Землю в этом месяце в противоположные стороны, эти два центра притяжения облегчают разрыв постепенно назревающих под поверхностью Земли местных напряжений.

Мой общий вывод — геофизические процессы тесно связаны с явлениями в Галактике, так как галактический тепловой поток на Землю может достигать 14 % от солнечного. Я отметил существование «от-галактической климатической периодичности, в частности, периода в 521 юлианский год. Только через этот период повторяются прежние сочетания Солнца, Луны и Галактики для каждого данного места земного шара. Вырисовывается и другой период, 19 лет, согласно которому выходит, что циклон, который, например, пронесся над Ленинградом сегодня, пронесется через 19 лет где-нибудь над Иркутском, а в Ленинград придет тот циклон, который был 19 лет назад где-нибудь близ Лондона, и т. д.

Мой друг Чижевский обнаружил приблизительно 11-летние циклы в природе, связанные им со средней ритмичностью максимума солнечных пятен. Я же предположил, что сами эти пятна — следствие воздействия крупных галактических центров и времени их обращения вокруг своих осей.

И этот период ничем нельзя объяснить, кроме того, что в Галактическом космосе существует еще более могучий центр, обращающийся вокруг своей оси приблизительно за 280 лет, с отклонением в несколько лет.

Я полагаю, что есть тесная связь явлений геолого-географических и социальных, а через них и документов древней истории, а также мифов, религии, астрологии.

Сегодня, после проведенной мной и моими сотрудниками обработки огромного количества геофизических данных моим методом перевода их на звездное время, я убежден, что действия Галактики на метеорологические и геофизические процессы земного шара носят закономерный характер и настолько велики, что без введения их в расчеты невозможно научное предвычисление погоды даже на месяц вперед.

Большой помощью при употреблении опорных пунктов для определения предстоящих перемен погоды в данном географическом районе должны служить уже имеющиеся предвычисления солнечных и лунных затмений. Прибавка к ним галактических влияний, несомненно, устранит все случаи неудачи таких предвычислений по одним солнечным и лунным влияниям, но для этого нужна работа не одного человека или группы людей, а работа многих метеорологических учреждений при использовании всей сети метеорологических записей земного шара.

Еще много придется поработать, и не одному человеку, а целым институтам, чтобы дать такие же точные методы для предсказания предстоящих перемен погоды в любой местности земного шара, какие в настоящее время имеются для солнечных и лунных затмений, но обнаружение галактических влияний и введение их в систему астрономических вычислений наряду с солнечными и лунными затмениями, несомненно, является новым, необходимым шагом к точному, научному предвычислению погоды.

Свои предварительные результаты я послал в «Известия АН СССР» в конце 1940 года. Но из-за начавшейся войны и эвакуации редакции из Москвы набор статьи был потерян и восстановлен уже только в конце 1944 года.

Теперь я заканчиваю большую книгу по этому вопросу. Вот только успею ли?..»

Это была их последняя встреча…


Позже Сергей Александрович достал одну из последних работ Н. А. Морозова — «О возможности научного предвычисления погоды при введении в анализ галактических воздействий», опубликованную в «Известиях АН СССР» в 1944 году, и тоже приложил к своим воспоминаниям. А еще, вспоминая ушедшего наставника, он часто перелистывал его «Звездные песни»…

«О ВОЗМОЖНОСТИ НАУЧНОГО ПРЕДВЫЧИСЛЕНИЯ ПОГОДЫ ПРИ ВВЕДЕНИИ В АНАЛИЗ ГАЛАКТИЧЕСКИХ ВОЗДЕЙСТВИЙ»[117]

(Предварительное сообщение)

В целях выяснения космических влияний на по-голу автором было перечислено несколько тысяч метеорологических записей с солнечного времени на звездное. Полученные данные, переведенные на диаграммы, показывают ряд интересных зависимостей.


Еще в первой половине прошлого столетия появились попытки научно обработать уже давно существовавшую общенародную примету о связи перемен погоды с сочетаниями Солнца и Луны, особенно с новолуниями. Действительно, в этой примете было много заслуживающего серьезного внимания: от солнечного нагревания происходят восходящие, а благодаря им и нисходящие течения воздуха с образованием кучевых и грозовых облаков местного происхождения, а также и пассатные ветры и непассатные течения воздуха, перемешивающие его холодные полярные слои с более нагретыми слоями умеренных поясов Земли.

Благодаря приливным и отливным действиям Луны, а также и Солнца, неизбежно должны существовать приливы и отливы не только в морях, но и в атмосфере, причем от-солнечные приливные волны атмосферы, набегая разнообразно на отстающие от них от-лунные, должны, судя по времени года, вызывать разнообразные по месту возникновения циклоны, главные факторы неустойчивости земной погоды.

Все это казалось так ясно, что многие астрономы и метеорологи, начиная со знаменитого Франсуа Араго, положили массу труда, проверяя эту идею на огромном количестве ежедневных записей в метеорологических обсерваториях земного шара. Но как они ни комбинировали эти записи, приводя их в связь с сочетаниями Солнца и Луны, всегда выходило одно и то же: процентов шестьдесят предвычислений сбывалось, а процентов сорок не оправдывалось, показывая этим, что, кроме Солнца и Луны, на перемены погоды влияют еще какие-то космические факторы, так как с естественнонаучной точки зрения никакое явление природы не может быть беспричинным. Уже много лет назад и я специально занимался этим предметом. У меня тогда же появилась мысль, что недостающим третьим фактором перемен погоды может и даже должен быть весь наш Галактический космос, т. е. вся совокупность нашего дискообразного скопления звезд и в особенности центр их вращения.

Но для выяснения такого влияния и определения его размеров необходимо было бы перечислить записи всех метеорологических ежегодников с обычного нашего солнечного времени, по которому они ведутся, на звездное время, сутки которого на 4 минуты короче солнечных суток. А это перечисление сотен тысяч метеорологических отметок, необходимых для получения определенного вывода, было бы такой огромной работой, для которой потребовался бы труд сотен вычислителей в продолжение не одного года.

Только лет семь назад мне удалось, после многих размышлений по этому предмету, найти новый метод перечисления, по которому можно в один вечер перевести с солнечного времени на звездное такое количество метеорологических записей, на которое, по существовавшему до сих пор методу, потребовалось бы не менее месяца, и я тотчас же принялся за работу. Взяв последовательно из Академической и из Пулковской библиотек метеорологические ежегодники Парижской, Лондонской, Бомбейской, Батавскойна Яве, Ленинградской, Московской, Тбилисской, Капштадтской и других иностранных обсерваторий за несколько последних лет, я лично, а потом и поручая, при собственной проверке, своим помощникам, сделал несколько тысяч таких перечислений и перевел полученные результаты на двести с лишком диаграмм.

Сейчас же я увидел по ним, что и для звездно-суточных влияний всего нашего звездного скопления получились ярко выраженные диаграмматические конфигурации того же самого типа, как и конфигурации солнечных влияний, только другого размера. Среди нескольких сотен вычисленных мной таблиц не оказалось ни в Европе, ни в Азии, ни в Африке, ни в Америке, ни в Австралии ни одного противоречащего случая. Все мои таблицы и диаграммы говорили одно и то же: влияния всего нашего звездного скопления никак не могут быть игнорируемы при предвычислении погоды.

Оказалось возможным определить даже и места, откуда исходят недостававшие до сих пор космические воздействия на ее изменения. Все обнаружившиеся максимумы и минимумы звездно-суточных влияний на температуру воздуха единогласно показали, что за созвездием Корабля Аргонавтов около VIII–XI часа прямого восхождения существует гигантское скопление высокотемпературного вещества, излучение которого, как невидимой ночью гигантской печи, повышает во время своего наивысшего подъема над горизонтом любого места температуру воздуха над ним более чем на седьмую долю солнечного нагревания[118].

По мере его поднятия над горизонтом увеличивается относительная влажность воздуха, т. е. насыщенность его водяным газом. Обозначая через 100 % такое насыщение, при котором водяной газ начинает выделяться в виде тумана или дождя, мы получаем и для от-солнечного и для от-галактического воздействия очень правильные диаграмматические дуги, причем от-галактическая дуга достигает в климатически умеренных поясах Земли до половины от-солнечной дуги.

Скорость испарения водной поверхности от действия лучей этого галактического центра достигает трети солнечного действия. Она повышается к XII звездному часу, как от-солнечное испарение к 14 часу солнечного дня, т. е. идет из места пересечения XII крыла звездного неба с Млечным Путем, где находится скопление мелких звезд и несколько «угольных мешков» близ Корабля Аргонавтов.

Генетически связанная со скоростью испарения, абсолютная влажность имеет в тропическом поясе Земли (вероятно, благодаря остаточному накоплению испарений) менее острую вершину у от-солнечной диаграмматической кривой, так что максимум водяного газа остается неуменьшенным от 14 до 20 солнечного часа. Что же касается до галактических влияний, то максимальное действие их на абсолютную влажность хотя и приходится тоже около XX звездного часа, но идет менее плавно.

Считая, что главный от-галактический максимум запаздывает, как от-солнечный, на 8 часов после своего прохождения через меридиан, мы находим, что первоисточник его должен находиться тоже в X часу прямого восхождения (XVIII — 8 = X), т. е. опять в том же созвездии Корабля. Меньший выступ под II звездным часом должен соответствовать действию из XVIII звездного часа, на пересечении которого с Млечным Путем находится другое огромное скопление мелких звездочек и «угольных мешков» в хвосте Скорпиона. Третий выступ на этой же диаграмме под XII звездным часом соответствует по тому же расчету (XII — 8 = IV) четвертому звездному часу неба, где на фоне Млечного Пути нет ничего особенного, но рядом с ним вырисовывается гигантская туманность Ориона с «угольным мешком» внутри и две главные из видимых простым глазом звездных куч: Плеяды и Гиады. Однако утверждать, что второстепенные выступы (под II и под XVIII звездными часами неба) — их влияние, еще преждевременно, так как на других исследованных мной диаграммах получаются и просто дугообразные конфигурации.

Вообще же говоря, абсолютная влажность (т. е. количество водяного газа в атмосфере места наблюдения), как это выражается парциальным давлением, варьируется даже и в среднем годичном подсчете в продолжение солнечных и звездных суток очень капризно в разные часы, хотя при устранении непериодических уклонений и сохраняет дугообразный вид.

А это показывает, что, кроме давления воздуха и его собственной теплоты и скорости движения, а также непосредственного действия солнечных лучей в ясную погоду, тут присутствует еще какая-то могучая причина. И уже априорно можно ожидать, что тут примешано действие электромагнитных сил, потому что искусственный вызов дождей посредством рассыпания наэлектризованной пыли с аэропланов на достаточной высоте земной тропосферы ясно обнаруживает влияние этого фактора на весь водный режим нашей атмосферы. Вот, например, на таблице IV представлено распределение от-солнечных дождевых осадков по солнечным часам и от-галактических дождевых осадков по часам звездных суток. Налево это дано для Батавии на Яве (—7° S) и направо для Тбилиси на Кавказе (42° N).

Два главных от-солнечных послеполуночных выступа (в 2 и 24 часа ночи), а также и вечерние (в 18 и 16 часов дня) показывают здесь, что действия Солнца в Тбилиси в общем одинаковы с действием его в Батавии, хотя и запаздывают на 2 часа сравнительно с Батавией. Но только почему же в Тбилиси в 1913 году в 20-м, 4-м и 6-м солнечных часах количество дождевых осадков так выскочило из нормы, что если бы я Их не исключил, то они сделали бы конфигурацию этой Анаграмматической кривой совершенно беспорядочной и не имеющей ничего общего с батавской? Почему то же самое мы видим и внизу на от-галактических воздействиях? Здесь у нас опять только один выход: признать, что распределение дождевых осадков зависит не от одних перемен температуры и барометрического давления, но в огромной степени от электромагнитных бурь, постоянно происходящих не только на Солнце, но и на исследуемом нами теперь галактическом центре в созвездии Корабля. Возможно даже, что такие бури на Солнце — только резонанс галактических бурь, которые должны одновременно повторяться и на Земле, и на Луне, и на всех планетах. Иначе трудно было бы себе представить, почему на наших диаграммах скачки, показанные звездочками, повторяются не только в полдень, когда данный горизонт обращен к Солнцу, но и в разные часы суток, и почему они так же распределяются и по различным звездным часам. Выходит даже так, как будто каждый удар космических молний и протуберансов на каком-либо галактическом центре сопровождается многократным эхом на остальных. Во всяком случае, грозовые явления, постоянно сопровождающиеся ливнями, достаточно указывают на связь между этими двумя метеорологическими проявлениями. А потому небесполезно посвятить и им в этом предварительном сообщении хоть несколько строк.

Необходимость возможно сократить это мое сообщение заставляет меня привести здесь в качестве опор моей теории только по одному образчику важнейших звездно-суточных воздействий Галактики, исключив ее звездно-годовые воздействия. Но в рукописях у меня начиная с 1932 года, когда я впервые начал систематически заниматься этим предметом, уже находятся сотни таких перечислений по систематическим записям многих геофизических и метеорологических обсерваторий земного шара, и прежде всего двух Шпицбергенских (временных в Горн-Зунде и в Трейренберге), Соданкильской в Исландии (временной), и затем в постоянных обсерваториях: Павловской (теперь Слуцкой), Ленинградской (Главной физической обсерватории), Свердловской, Вильгельмсгафенской, Гринвичской, Парижской (в Val Joyeux), в Старой Дале (близ Будапешта), Петровско-Разумовской (близ Москвы), Чельтенгамской (Cheltenham) близ Вашингтона, Барселонской, Тбилисской, Ташкентской, Кесарийской на Ливане, Тэксонской (Tucson) в штате Аризона, Пекинской, Гонконгской, Алибагской (Alibag) близ Бомбея и Сингапурской.

А для Южного полушария в моем пользовании были записи обсерваторий: в Батавии на Яве, на о-ве Святой Елены, в Тананариве на Мадагаскаре, в Буэнос-Айресе, в Крист-Черче (в Новой Зеландии) и на Южном полярном континенте во временных обсерваториях на мысе Ройдса (Royds) и на мысе Эванса (Evans).

Все эти обсерватории известны каждому специалисту, а указываемые мной их ежегодники имеются у нас в библиотеках: Академии наук, Пулковской астрономической, в Главной физической обсерватории (в Ленинграде). И все сотни резюмативных перечислений на звездное время, составленные мной и моими сотрудниками по этим изданиям, и все вычерченные по ним диаграммы показывают единогласно, что действия Галактики на метеорологические и геофизические процессы земного шара носят закономерный характер и настолько велики, что без введения их в расчеты нельзя даже и мечтать о научном предвычислении погоды, хотя бы и на месяц вперед.

Тут прежде всего вырисовывается никл в 521 юлианский год, так как только через этот период повторяются прежние сочетания Солнца, Луны и Галактики для каждого данного места земного шара. Такой длинный период не дает, конечно, никакой практической помощи для предвычислений потому, что в течение большей части его не было еще никаких метеорологических записей. Однако вырисовывается и другой период в 19 лет, но только по этому периоду выходит, что циклон, который, например, пронесся над Ленинградом сегодня, пронесется через 19 лет где-нибудь над Иркутском, потом над Токио, потом над Сан-Франциско и т. д., и т. п. А в Ленинград придет тот циклон, который был 19 лет назад где-нибудь вроде Лондона, а 38 лет назад — близ Нью-Йорка и т. д.

Нельзя не упомянуть здесь также и Гельманова периода в 11,35 года, определенного по чередованиям толщины древесных колеи и совпадающего с таким же периодом солнечных пятен, при оговорке, что и сам этот последний период может быть объяснен только воздействием на Солнце, а с ним, конечно, и на Землю излучений какого-то светила, обращающегося вокруг своей оси в 11,35 года. Никакого другого рационального объяснения тут не может быть, точно так же как и 280-летнего цикла, состоящего почти из 25 таких же (в точности из 11,35-летних) повторяющихся довольно правильно на кольцах гигантских калифорнийских сосен Sequoia Cigantea, например на сосне «Марк Твен», отрезок которой хранится в Нью-Йоркском музее естественной истории (сосне этой было 1341 год, когда ее срезали)[119].

И этот период ничем нельзя объяснить, кроме того, что в Галактическом космосе существует еще более могучий центр, вращающийся вокруг своей оси в 280 лет (± несколько лет).

Все это показывает, что для абсолютно точного предвычисления погоды необходимо определять не только передвижение Луны, Солнца и галактических центров над горизонтом места наблюдения, но также и то, какой стороной своей поверхности последние обращены в этот момент к земному шару.

Большой помощью при употреблении опорных пунктов для определения предстоящих перемен погоды в данном географическом районе должны служить уже имеющиеся предвычисления солнечных и лунных затмений. Прибавка к ним галактических влияний, несомненно, устранит все случаи неудачи таких предвычислений по одним солнечным и лунным влияниям, но для этого нужна работа не одного человека или группы людей, а работа многих метеорологических учреждений при использовании всей сети метеорологических записей земного шара.

Из сборника «ЗВЕЗДНЫЕ ПЕСНИ»

Мы умираем только для других.

О смерти собственной умерший не узнает —

Ушел он в новый путь, он мертв лишь для живых,

Для тех, кого он оставляет.

Вот гроб стоит, и в нем недвижим тот,

С кем я делил и радость, и страданье.

Он умер для меня, но он во мне живет,

А я исчез в его воспоминанье

Я умер в нем, меня хоронят с ним.

В его душе мое исчезло отраженье.

В стихийный мир ушел попутный

пилигрим, Хранивший в памяти мое изображенье.

А для меня тесней сомкнулся горизонт.

Русло моей души как будто уже стало.

Но в глубину времен душа спустила зонд,

И пить его нигде до грунта не достала.

Сомкнулся мир стихий, былое заслоня,

В нем своего конца, как все, я не узнаю,

Но с каждым из людей, умерших для меня,

Мне кажется, я тоже умираю.

И все ж не умер тот, чей отзвук есть в других,

Кто в этом мире жил не только жизнью личной!

Живой средь мертвых мертв,

а мертвый жив в живых, —

Как это странно все, как это необычно!

Планеты

В бездонном пространстве вселенной,

Где блещет звезда за звездой,

Несутся стезей неизменной

Планеты во мгле мировой.

Им прочно сомкнула орбиты

Работа таинственных сил,

И газовой дымкой обвиты

Поверхности дивных светил.

Путей их предвечны законы…

Сменяются ночи и дни,

Проходят веков миллионы,

Но мчатся, как прежде, они.

Лишь жизни их тайной дыханье

Творит беспредельность существ,

Вливая любовь и сознанье

В созданья стихийных веществ.

И, полные к свету влеченья,

Стремясь неотступно вперед,

Свершают на них поколенья,

Как волны, торжественный ход.

Им властно дала бесконечность

Веление жизни: живи!

И жизнь переносится в вечность

Великою силой любви.

Но быстры планет измененья,

И долог вселенский их путь,

Могучий закон тяготенья

Меняет их мощную грудь.

Другие ряды элементов

На смену отжившим придут,

Влиянья иных реагентов

Грядущую жизнь создадут.

И жадно со дна атмосферы

Во мраке планетных ночей

Направятся в горние сферы

Опять миллионы очей,

И, новою жизнью одеты,

Как прежде, одна за другой

Все будут носиться планеты

Предвечной стезей мировой.

Близ устья

Струйка журчала

Серой скале:

«Я так устала

Течь по земле.

Встречу я вскоре

Берег родной,

Близко уж море,

Близок покой.

С ним я рассталась

Слишком легко,

К небу умчалась

Я высоко.

Паром летала

Я в облаках,

Снегом упала

В дальних краях,

В почву спустилась

Ранней весной,

Долго сочилась

Я под землей.

Вышла я в двери

Яркого дня, —

Люди и звери

Пили меня.

В людях текла я

В теплой крови,

Страстно желая

Счастья, любви.

К истине жажду

Вечно тая,

Каплею каждой

Верила я.

Знала страданья,

Знала любовь…

В детском дыханье

Вышла я вновь,

На землю пала

Яркой росой,

Снова я стала

Чистой струей.

Все я узнала!

Долог был путь!..

Время настало

Мне отдохнуть.

Буду я вскоре

Синей волной

Близко уж море,

Близок покой!..»

При свете лампы

Нефть — метаморфизированные остатки первобытных животных и растений.

Из геологии

Когда сижу один я с лампою своей

И в полутьме гляжу на пламя керосина,

Рой странных образов мне чудится над пей!

Давно минувших дней рисуется картина.

Я в глубину веков переношусь мечтой

И вижу мир чудес, воскресший из забвенья.

Из пламени летят, кружась передо мной,

То контуры зверей, то странные растенья.

Все те, чья жизнь дала начало веществам,

Горящим в этот миг, встают передо мною.

Я тени ящеров гигантских вижу там,

Липидодепдронов с чешуйчатой корою.

Порой ихтиозавр мелькнет над фитилем,

Как только вспыхнет там на миг его частица,

Порою триллобит вдруг глянет над огнем,

И первобытных рыб промчится вереница.

Но не страшит меня существ минувших рой,

Что светит для меня из лампы одинокой.

Они воскресли здесь от смерти вековой,

Чтобы блеснуть на миг в безмолвье тьмы глубокой.

Я знаю, час пробьет… Остатки наших тел

Исчезнут, как они, в слоях земли холодной!

Но будет ли потом таков же их удел,

Или истлеют все в могиле безысходной?

Дадим ли нефть и мы? — Пусть лучше будет так!

Пусть в нефть нас превратит подземных сил искусство,

Чтоб осветили мы далекой ночи мрак,

В потомках пробудив признательное чувство!

Небесная Дева

Скоро осень сменит лето.

И, как эхо дальних стран,

Слышу я во мгле рассвета

Гимн старинных христиан:

«Кончен час Господня гнева,

Ясны звезды в небесах!

Над зарей восходит Дева

С ярким Колосом в руках.

Звездный мир благоволенье

Шлет в лучах во все концы,

И, как символ примиренья,

Там в зените — Близнецы».

Кто принес мне мысли эти?

Чары ль старого волхва?

Иль звучат еще на свете

Эти древние слова?

Вечной жизнью мы обвиты,

Естеством ее дыша,

Воедино с миром слиты

Наше тело и душа.

Наши души — виадуки

Из глубин былых веков,

В них идут оттуда звуки

Отдаленных голосов,

И теперь во мгле лучистой

Я с волненьем ощутил

Отголосок веры чистой

В божестве ночных светил.

Это — культ предвечной Девы,

Им полна душа моя,

Ей забытые напевы

Из веков услышал я.

Это вышли христиане

Созерцать ее восход,

И поет ей на кургане

Гимн склонившийся народ.

В вечности

Там, где ветры не стихают,

Проносясь издалека,

В чистом воздухе гуляют

Кучевые облака.

Украшают сталактиты

Своды тайные земли,

Мощно гнейсы и граниты

Под корой земной легли.

В глубине бездонной мира,

Бесконечно далеки,

Возникают из эфира

Яркозвездные венки…

В каждом атоме Вселенной,

От звезды и до звезды,

Видны жизни вдохновенной

Вездесущие следы.

Торжеством бессмертья вея,

Мысль летит издалека,

И проносятся пред нею

Непрерывные века.

В ней проходит, как на ленте,

Каждый вздох и каждый стон,

Заключен в одном моменте

Целый ряд былых времен.

В нескончаемом эфире

Целы все твои мечты, —

Не умрешь ты в этом мире,

Лишь растворишься в нем ты!

Созвездие Лиры

В созвездиях горняго мира

Полночною тихой порой

Нетленная Звездная Лира

Горит над уснувшей землей.

В таинственной мгле бесконечной,

В безмолвьи пространства и лет

Мелодией дивной и вечной

Звучит в небесах ее свет.

И если дыханьем науки

Очищено сердце твое,

Услышишь ты нежные звуки,

Как только увидишь ее.

Но с музыкой горняго света

Останется тот незнаком,

Чья тусклая жизнь не согрета

Любви беспредельным огнем.

Пусть внемлют созвездию ясно

И горы, и реки, и лес, —

Все будет он слушать напрасно

Мелодию вечных небес.

Кто мы?

Кто мы? Подобья людей

Только для зренья обычного.

В свете различных лучей

Все мы строенья различного.

В самом сознанье своем,

Словно мельканья мгновенные,

Мы как миражи плывем,

Только на миг неизменные.

Все мы в катодных лучах

Кажемся легкими дымками,

В электрогенных волнах

Движемся мы невидимками.

В мире свободном идей

Мы, точно сны, нереальные.

К цели предвечной своей

Гонят нас силы фатальные.

Все мы — микробов конгресс,

Временной плазмы сплетения.

Кто мы? Мы только процесс,

Жизни стихийной явления!

Южный Крест

Что может быть поразительнее «угольного мешка» за созвездием Южного Креста? Древние христиане Египта и Аравии считали его за двери в ад, прикрытые крестом распятого Иисуса.

(Из старой тетради)

Над полярным Южным кругом,

Где лучиста высота,

Вечно ходят друг над другом

Звезды Южного Креста.

Им стезей меридиана

Так хотелось бы уйти

И в тропические страны

Ясный свет свой принести,

Но за ними словно туча

В небе искристом лежит.

В той стране она могуча

И влечет их, как магнит.

Страшной звездною могилой

Взору кажется она,

Но неведомою силой

Глубина ее полна.

На Дороге Звезд предвечной

В ней, громаден и глубок,

Полон тайны бесконечной,

Виден «угольный мешок».

Много звезд собой затмила

Вечной тучи чернота

И она же приманила

Звезды Южного Креста.

В их великой доле звездной

Уж пути иного нет,

И пред мрачной мира бездной

Льют они свой дивный свет!

Ледяной континент

В свете Южного сиянья,

Как в венке из ярких лент,

Зиждут силы мирозданья

Новой жизни континент.

Там, вдали от океана,

Погрузясь в глубокий сон,

Облаками Магеллана

Южный полюс осенен.

Перед ним, во мгле холодной,

Вечный сторож этих мест,

Над равниною свободной

Тихо ходит Южный Крест.

И в лучах его сиянья,

В одеянье снежных слез,

Дремлет полюс в обаянье

Вечно юных дивных грез.

В нем под грудью ледниковой

Зародился странный сон,

Что зарею жизни новой

Светит южный небосклон,

Что промчались дни людские

В вечной жизни вещества,

И на нем уже иные

Возникают существа,

Но что с той же жаждой знанья

В дольном мире светит вновь

Новым детям мирозданья

Вездесущая любовь.

И, замерзший, опустелый,

Он увидел даль времен:

Там на почве снежно-белой

Первый вестник жизни — он…

Из завесы лучезарной

На него пришла она…

И проснулся мир полярный

От чарующего сна,

И во мгле ночной лазури

Вспыхнул Южный Континент

От огней магнитной бури

Под венком лучистых лент.

А над ним в красе нетленной,

Высоки и далеки,

Колыхались во Вселенной

Вечной жизни огоньки.

Кометы

Вокруг сияющего света,

Что вечно льет источник дня,

Кружатся легкие кометы,

Как мотыльки вокруг огня.

Носясь среди планетной сферы,

Они недолго в ней живут,

Семьи небесной эфемеры,

Они свиданий с Солнцем ждут.

Их жизнь — мечта, стремленье к свету,

Лучистый шар — их идеал,

К нему толпой летят кометы,

Чтоб он на миг им счастье дал.

Но Солнца жгучие лобзанья

Не для кометных нежных тел;

Недолго длятся их свиданья,

И все находят свой удел.

Сгорают их мечты и грезы

Под жгучим солнечным лучом,

И часто падают их слезы

К нам с неба огненным дождем.

«Угольные мешки» небес

Пред очами мысленными

В небе нет препон,

Звездами бесчисленными

Блещет Скорпион.

Странны в нем единственные

В творчестве миров

Области таинственные

«Угольных мешков».

Кажутся вместилищами

Тьмы они былой,

Тайными хранилищами

Жизни отжитой.

Словно как доверенные

Черной их тени,

Скрылись в них потерянные

Вечные огни,

Счастьем не оплаченные

Слезы давних дней,

Радости утраченные

Не живых людей.

Атом жизни

Из каждой былинки

В земле и в воде,

Из каждой пылинки

Я слышу везде

Напев сокровенный,

Как сон наяву:

«Я атом Вселенной,

Я вечно живу!»

На каждом светиле

Таинственно скрыт,

В энергии, силе

Напев тот звучит,

Напев неизменный,

Как сон наяву:

«Я атом Вселенной,

Я вечно живу!»

Из центров сознанья,

В началах начал,

Я в каждом созданье

Напев тот слыхал,

Напев вдохновенный,

Как сон наяву:

«Я атом Вселенной,

Я вечно живу!»

* * *

Моих стихов невнятны звуки

Живущим тускло в наши дни:

В них мир таинственный науки,

В них неба вечные огни.

Мои слова — иероглифы:

Их разберет грядущий век.

И, что прочесть не смогут скифы,

Узнает новый человек.

Загрузка...