До конца помогала умиравшему рядом с ней человеку, как только могла, облегчала его страдания.

Крестьянин, случайно оказавшийся в этих местах, рассказал потом, что слышал, как из черного чрева шахты доносилось святое песнопение.

Они отпели себя заживо…

Медленно, под впечатлением прочитанного, Лена перешла к другому стенду.

И сразу поняла по фотографии архиерея с удивительно добрыми, мудрыми глазами, что он посвящен святителю-исповеднику Луке (Войно-Ясенецкому), икону которого она видела в кабинете Сергея Сергеевича.

Хотя он не был казнен, как многие архиереи того времени — власти вынуждены были ценить его, как искуснейшего хирурга и великого ученого — довелось ему испытать аресты, все ужасы лагерей.

То есть претерпеть мучения за веру.

И стать ее исповедником.

На снимке внизу он был уже, судя всему, совсем ослепшим.

Лежащим на скромной кушетке.

Подложив руку под голову…

«Святой Лука, помоги! — обращаясь к нему, мысленно взмолилась Лена. — Ты ведь сам знаешь, каково быть слепым. И поэтому имеешь особое дерзновение просить Господа о помощи таким, как я… как мы с тобой! Ведь я не ради себя прошу, сама я ради Христа готова все это перенести. А — ради Стасика, чтобы не мешать ему, а наоборот помогать писать книги, которые на доступном и понятном языке будут нести даже далеким от веры людям свет Истины! И… чтобы не огорчать его маму…»

Едва Лена закончила эту, идущую от самого ее сердца молитву, как в коридоре показались две сестры милосердия.

В руках у них были объемные, но легкие сумки.

Они открыли храм.

И когда, переговариваясь, стали выкладывать из них пустые кастрюли, банки и судочки, Лена поняла, что они ходили по палатам, раздавая больным специально приготовленную по их заказам пищу…

В Лене сестры милосердия сразу признали свою.

Поинтересовались — не из родственников ли ее кто здесь лежит.

А то они могут попросить священника, чтобы он прособоровал и причастил его.

Узнав, вкратце — Лена не смогла не поделиться с ними, такими добрыми и отзывчивыми, своей бедой — они тут же вписали ее (и по ее просьбе Стасика, то есть, Вячеслава) в список для особых, сугубых молитв.

Затем Лена вошла в храм.

Приложилась к лежавшей на аналое иконе.

Справа, на Царских Вратах, была большая — в полный рост — икона преподобномученицы Великой Княгини Елизаветы.

На стене — собор новомучеников и исповедников Российских.

По краям этой иконы — эпизоды казней и мучений, которые им пришлось понести…

Сестры милосердия начали читать акафист святым преподобномученицам.

Лена стала тихонечко подпевать им.

И тут, как и в Иверской часовне, ее подозвали поближе.

Так, что она могла и петь, и молиться.

После акафиста сестры милосердия ушли в другую комнату готовить обед для священника, который скоро должен был вернуться после причащения больных.

Лена осталась одна.

Думала постоять минутку, а затем выйти из храма и подключить телефон, чтобы узнать — не звонил ли Стас.

Но вместо этого снова принялась молиться.

И, как это было с ней всего раз или два, в самые трудные моменты жизни — потеряла ощущение времени и пространства.

Очнулась она от того, что кто-то осторожно тронул ее за локоть.

Оглянулась.

И глазам своим не поверила.

Позади стояла… свекровь.

— Леночка, Стасик волнуется! — с трудом скрывая недовольство, сказала она. — А ты все здесь…

— Ой! — шепотом спохватилась Лена. — У меня же телефон отключен, а я его, глупая, даже не предупредила. Ну — как он там?

— Вышел в четвертьфинал! — тоже невольно переходя на шепот, ответила свекровь.

— Слава Тебе, Господи! — с облегчением выдохнула Лена.

— Сейчас как раз проходит второй тур.

Свекровь огляделась и с удивлением покачала головой:

— А у вас тут, оказывается, и правда, хорошо! Тихо, уютно. И… как-то спокойно, я бы сказала — даже сладостно на сердце!

— Вы бы перекрестились! — посоветовала ей Лена.

— Да я даже не знаю как! — ответила та. — Да и мне, наверное, это не положено.

— Почему?!

— Я же ведь не крещенная!

— Вы?! — ошеломленно посмотрела на свекровь Лена.

И только тут поняла, что она впервые в жизни пришла в храм!

«Надо же, — подумалось ей, — какими удивительными путями ведет Господь каждого человека в церковь. Делая это так вовремя, своевременно, нет, точнее сказать — во благовремении!»

Умиление у свекрови длилось всего несколько мгновений.

После этого ее словно кто начал выталкивать из храма.

Она нервно задвигала плечами.

Оглянулась, ища выход.

И нетерпеливо сказала:

— Пойдем отсюда скорей! Я ведь к тебе по делу!

— Давайте-давайте! — охотно согласилась Лена. — Выйдем и поговорим! А то в храме нельзя разговаривать!

Они вышли в соседнюю комнату, и тут свекровь объяснила причину своего прихода:

— Мне, собственно, нужна не столько ты, сколько твой медицинский полис. Чтобы у Сергея Сергеевича не было лишних неприятностей!

Как выяснилось, в клинике как раз в это время проходила серьезная проверка, и на некоторых врачей за то, что лечили своих людей без оформления или оплаты, завели уголовные дела.

До консультации было еще больше часа.

Лена вспомнила про телевизор в пальмовой комнате, перевела глаза на ведущую в храм дверь и сказала:

— А он у меня в паспорте! В моей сумочке. Вы его сами возьмите и отдайте Сергею Сергеевичу!

— Чтобы я рылась в чужой сумке?! — возмутилась свекровь.

— Да какая ж она чужая? Мы ведь уже свои! — улыбнулась Лена и попросила: — А я можно еще здесь немного побуду?

— Ну хорошо! — пожала плечами свекровь и предупредила: — Только, смотри, на консультацию не опоздай!

Лена с радостью вернулась в храм.

И тут ее словно обожгло.

В паспорте вместе с медицинским полисом была и справка об инвалидности.

«Что я наделала?! Ее невозможно там не заметить!!!»

Первым желанием Лены было немедленно выбежать и помчаться вслед за свекровью.

Но словно кто-то удержал ее от этого.

И она, успокоившись — «В конце концов, это все равно когда-нибудь бы стало известно и на всё — воля Божья!», осталась в храме.

Благодарить Господа за первый успех Стаса, молиться за его второй тур, за то, чтобы после комиссии не было неприятностей у Сергея Сергеевича, о Ване, своих родителях, о том, чтобы крестилась свекровь.

А главное — об их и своем вечном спасении!

5

По глазам свекрови было видно: справку об инвалидности она видела…

Не зря в народе издревле живет поговорка: надежда умирает последней.

Что бы там ни говорил Лене добрый старичок, областной доктор, как бы не предупреждала ее опытная медсестра-мама о том, что такая болезнь глаз неизлечима и, увы, может теперь изменяться только в худшую сторону, а в глубине души она чувствовала — не оставит ее милосердный Господь во мраке на этой, пусть и грешной, но светлой земле…

Надеялась на чудо.

На то, что в этой клинике иные возможности, более современное оборудование, приборы и, как знать, новые лекарства, о которых еще не знают в глубинке.

Поэтому стояла и молилась…

Молилась — да не обидится Стасик, потому что это было намного важнее для них обоих любой олимпиады — в первую очередь об исцелении ее глаз.

И снова ушло время…

Исчезло пространство…

А когда вернулись — то было уже без четверти два!

— Господи, помилуй! — ахнула Лена.

Сдерживая себя, хоть и заторопилась — ибо хорошо знала, что проклят всякий, творящий Божии дела с небрежением, — она благоговейно приложилась к иконе, трижды неспешно перекрестилась с поклонами, вышла из храма.

Подключила телефон.

И тут уже не просто пошла, а побежала по длинному коридору.

Как назло, перед лифтом стояло и сидело в креслах-каталках столько человек, что с первого раза ей вряд ли бы удалось уместиться в него.

Да и опять он, кажется, останавливался на каждом этаже.

Поэтому Лена только махнула на него рукой.

И — благо сердце действительно у нее было крепким, бегом, через ступеньку помчалась на седьмой этаж.

На третьем этаже в кармане кофты зазвонил телефон.

— Стасик! — поднося его к глазам, обрадовалась Лена.

Очевидно, увидев, что Лена подключилась, он тут же набрал ее и первым делом торжественно сообщил:

— Рубикон перейден! Отборочный тур — позади!

— А я уже знаю!

— Мама сказала?

— Да! Я, прости, в храме была. Телефон отключила…

— Вот и хорошо, что была! — одобрил Стас. — Я даже чувствовал, как твоя молитва мне помогала!

— Погоди, — даже приостановилась Лена. — А почему ты звонишь? Ты ведь сейчас на четвертьфинале должен быть!

— Все, он уже закончился! — засмеялся Стас. — Завтра — объявление итогов. Но честно говоря, теперь это не столь важно. Главное для меня было пройти отборочный тур. А дальше, как говорится — дело техники!

Такая самоуверенность насторожила Лену.

Она собралась было предупредить Стаса, как бы тот не был наказан за эту гордыню.

Но тот, опередив ее, принялся расспрашивать, как идет обследование.

Лена, продолжив путь, на ходу отвечала.

Так она миновала четвертый этаж…

Пятый…

Шестой…

А на седьмом стало уже не до серьезных разговоров.

Прямо у выхода из отделения ее поджидала свекровь.

— Ой, Стасик, я потом тебе все расскажу! Ты тоже помолись, мне прямо сейчас к окулисту! — сказала Лена и, отключив телефон, виновато развела руками.

— Мол, делайте со мной, что хотите, но так получилось…

Не говоря ни слова, свекровь лишь красноречиво взглянула на свои часики и недовольно покачала головой.

Она ничего не сказала.

Но по глазам было видно: справку об инвалидности она видела…

Но, судя по всему, еще не успела рассказать о ней Сергею Сергеевичу.

Потому что тот, сам только освободившись, быстрым шагом подойдя к ним, радостно объявил:

— Анализы крови такие, что прямо хоть в космос запускай!

— Ага! С таким зрением… — криво усмехнулась свекровь.

— Ну, это мы еще поглядим! — остановил ее Сергей Сергеевич. — О Кривцове говорят, что он даже статую может сделать зрячей! А тут — живая, здоровая девушка…

И снова повел их по лабиринту клиники.

Когда они подошли к кабинету заведующего глазным отделением, в запасе оставалось целых три минуты.

Плюс еще пять, которые им пришлось подождать, несмотря на точнейшее время вызова.

Не выдержав, Сергей Сергеевич постучал в дверь.

Вошел.

И вскоре из кабинета, в сопровождении элегантно одетого и важного с виду мужчины, вышла очень похожая на него слепая старушка с белой тростью.

Вслед за ними появился Сергей Сергеевич.

Он показал глазами жене на стоящий в холле диван.

И подбадривающе подмигнул Лене:

— Заходи! А я побежал по своим делам!

6

— Неужели все так серьезно? — тревожно взглянула на врача свекровь.

Профессор Кривцов оказался невысоким лысоватым человеком.

Лет пятидесяти.

В почти таких же, как у вошедшей пациентки, похожих на две линзы, только, очевидно, очень дорогих, в золотой оправе, очках…

«Врач, исцели себя сам!» — вдруг вспомнилось Лене.

И она сразу же потеряла доверие к этому специалисту.

Каким бы известным он ни был.

Оглядела кабинет.

Как и положено у окулиста — на стене таблицы с буквами.

На столике у окна — знакомый ящичек с большим набором линз, которые вставляют в круглые пустые очки, проверяя зрение.

И ни одной иконы…

Тем временем Владлен Иванович что-то размашисто дописал в журнале.

Снял очки, которые, как оказалось, нужны ему были только для того, чтобы читать и писать.

И, чуть прищурившись, с лукавой улыбкой посмотрел на Лену:

— Ну что, постреляем немного глазками?

Как и в областной больнице Лена смотрела то на оттопыренный мизинец, то на мочку уха окулиста…

Затем в какой-то незнакомый ей прибор.

Все больше и больше хмурясь, Владлен Иванович принялся водить Лену по другим кабинетам своего отделения.

Один аппарат готов был просто ослепить ее.

Другой — безболезненно, но все равно так и хотелось отвернуться, выпускал из себя прямо в глаза мокрые хлопья…

— Смотреть перед собой! — привычно велел врач.

— Да он же плюется! — пожаловалась Лена.

— Ничего-ничего, раньше гирьки на глаза клали, чтобы определить внутриглазное давление, а теперь — техника!

Лене закапали чем-то глаза, отчего она совсем перестала видеть.

Поддерживающий ее под руку Владлен Иванович и тут с веселой улыбкой успокаивал ее:

— Ничего-ничего! Раньше в Испании знатные дамы каждый день атропин себе в глаза закапывали!

— Зачем? — изумилась Лена.

— Считали, что с большими зрачками они будут просто неотразимыми для своих кавалеров! Как говорится, красота требует жертв!

После всех кабинетов, когда Лена уже не понимала, куда ее ведут и зачем, Владлен Иванович, наконец, сказал:

— Ну, а теперь пойдемте ко мне для оглашения окончательного диагноза.

Они как раз проходили мимо холла.

И, услышав это, свекровь проворно встала с дивана и подошла к ним.

— Я — супруга Сергея Сергеевича, — со значением в голосе представилась она и, с сожалением кивнув на совершенно беспомощную Лену, добавила: — Мать ее мужа! Можно и мне с вами?

— Конечно-конечно! — охотно согласился профессор. — В сопровождении таких дам — хоть на край света!

Свекровь сама взяла Лену под локоть.

Ввела в кабинет заведующего отделением.

И тут всю веселость Владлена Ивановича как рукой сняло.

— Ну что я могу вам сказать… — сев за свой стол, вздохнул он и спросил, — у вас какая группа инвалидности?

— Первая! — ответила вместо замявшейся Лены свекровь.

— Я так и думал, — кивнул врач. — К моему величайшему огорчению — бесспорно заслуженная группа!

— Неужели все так серьезно? — тревожно взглянула на него свекровь.

И Лена услышала с самого начала ожидаемый приговор:

— Более чем. Глаукомы нет. Да и не может пока быть. Молодая еще. Катаракты тоже. А вот что касается сетчатки… Тут, к сожалению, как говорится, медицина уже бессильна!

Владлен Иванович снова вздохнул и торопливо добавил:

— Нет, конечно, я выпишу самые лучшие капли, назначу самое эффективное лечение Но… все это может лишь приостановить и даже остановить прогрессирование болезни. Если, разумеется, больная окажется разумной и будет строжайше выполнять все мои рекомендации.

— А именно? — с готовностью уточнила свекровь.

— Подробно я все напишу и передам Сергею Сергеевичу, — пообещал Владлен Иванович. — А вкратце — это не поднимать никаких тяжестей. Даже кастрюлю с супом! Никаких напряжений, усилий. Никаких резких наклонов. Никаких компьютеров, телевизоров, кинотеатров…

Лена ничего не видела.

И только слышала, как летят на нее, словно тяжелые молнии:

Никаких…

Никаких…

Никаких…

— А главное, это я вам, как молодой женщине, говорю: рожать ни в коем случае, — раздался оглушительный, как это бывает после близкой молнии, гром. — Иначе тут же, слышите, тут же — раз и навсегда — ослепнете!

Всего ожидала подавленная вконец Лена.

Но только не этого…

Об этом она как-то и не подумала…

Она была словно под наркозом после тяжелой операции, когда свекровь, поблагодарив врача, вывела ее из кабинета.

— Это что же, теперь я никогда не буду иметь внуков? — начала было она, но тут же взяв себя в руки, властно предупредила: — Стасику ни слова, это может разволновать его, и он тогда обязательно проиграет олимпиаду. Слышишь, ничего ему сейчас не говори!

Лена покорно опустила голову.

Да и что она могла сказать?

Когда весь мир словно обрушился на нее.

И она пока сама еще ничего не знала…


ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

В полный рост


Глава первая

ЗЕЛЕНЫЙ СВЕТ

1

— Есть, есть ноутбук! — воскликнула Лена.

Прошло два дня.

За это время Стас успешно вышел в полуфинал.

Затем в финал.

Причем, с каждым разом, становясь все более самоуверенным.

А свекровь сказала Лене не больше десятка слов.

И то, когда к ней приехал водитель-охранник Саша.

— К тебе тот самый водитель, который привез вас в Москву! — постучавшись в комнату, деловым тоном сообщила она.

— Ой, это же от Ника! — обрадовалась Лена.

Неизвестно, чему больше — тому, что свекровь, наконец, заговорила с ней или что Ник откликнулся на ее просьбу.

Сразу же после клиники она, понимая, что лучше все основное сделать до возвращения Стаса, несколько раз набирала его номер.

Но тщетно.

Потом Ник позвонил сам.

Какой-то расстроенный, взвинченный:

— Ты звонила?

— Да, прости, я знаю, что тебе некогда…

— Честно говоря, очень, — вздохнул Ник. — Особенно сейчас! Но друзья есть друзья… Говори!

Лена вкратце объяснила, что хочет помочь Стасу с подготовкой и изданием исторического романа.

— Сколько нужно? — не дослушав, прервал ее Ник.

— Ну, я точно не знаю… — замялась Лена. — Книга будет толстая, хотелось бы, чтобы она была в твердом переплете и вышла солидным тиражом. Тысяч в пять или десять. Наверное, не меньше, чем полмиллиона — рублей, конечно!

— Вряд ли, — сказал, как отрезал Ник. — У меня почти все до копейки ухнуло в новое дело. И если оно не выгорит, а похоже, что к этому и идет, то останусь в таких минусах, что… Ну да ладно, что-нибудь придумаю. Саша сейчас в Москве, перед отлетом ко мне скажу ему, чтобы зашел к вам. А через неделю-другую, если, конечно, к тому времени буду цел, подъеду и сам.

— Стасик мне говорил, что у тебя какие-то проблемы. Неужели все так серьезно?

— Ты даже не представляешь, насколько. Похоже на то, что меня очень сильно подставили.

— Градов? — прямо спросила Лена.

Ник задышал тяжело и часто.

— А ты откуда знаешь?

Лена пересказала разговор с Анастасией Семеновной у могилы отца Тихона.

Ее страх за Ника и просьбу передать, чтобы он теперь был особенно осторожным.

— Честно говоря, я и сам так думал, — задумчиво признался Ник, и голос его стал жестким: — Если это действительно он — убью. Все равно мне терять уже нечего!

— Как это нечего? А душу?! — напомнила Лена.

Ник долго молчал.

Очевидно, в нем шла мучительная борьба с самим собой.

И сказал:

— Ты, Ленка, как всегда, права. Пусть живет!

После этого он быстро закончил разговор.

И вот появился Саша.

Он тоже весь был на взводе.

Словно боевой курок…

Передал, молча, конверт и тут же скрылся.

Вернувшись к себе, Лена развернула конвертик.

В нем было всего десять тысяч рублей.

Огромные для нее деньги.

Но для издания книги задуманным тиражом явно недостаточные.

Видно, у Ника, и правда, дела шли совсем худо…

Расстроенная, она тут же позвонила Владимиру Всеволодовичу.

К ее удивлению, тот совершенно спокойно воспринял такое известие.

— А ты знаешь, больше и не нужно, — сказал он. — Вполне достаточно сделать несколько экземпляров. Все равно, как бы мы ни редактировали текст, Вячеславу наверняка захочется что-нибудь в нем выправить. Одно дело — устный рассказ, и совсем другое, когда он увидит его на бумаге. По готовой книге, кстати, и править ему будет легче. Нам ведь главное, что нужно — чтобы он обрел уверенность в себе, как в писателе. А там будет день, будет и пища. То есть, большие деньги на большие тиражи.

С этим Лена не могла не согласиться.

Только предупредила, что один экземпляр нужно будет обязательно сделать для мамы Стасика.

— Разумно, — поддержал это предложение Владимир Всеволодович и добавил: — Я тут размышлял о том, кто бы мог сводить текст с диктофона на компьютер и распечатывать его. Да так, чтобы Вячеслав ни о чем не догадался. И вдруг вспомнил о тех двух студентах, которые были свидетелями на вашей свадьбе. Они ведь живут в Москве и вполне могли бы помочь тебе, точнее, всем нам!

— Ой, как же я про них-то забыла! — обрадовалась Лена. — Если не смогут они, так, наверняка, у них есть знакомые. Или знакомые знакомых…

— Вот-вот, — подхватил Владимир Всеволодович. — Если что, оплату их работы я возьму на себя!

— Спасибо вам! — растроганно поблагодарила Лена.

Владимир Всеволодович пробормотал, что не за что, и вообще это он должен благодарить ее за участие в таком важном и благородном деле.

Деликатно попрощался — невидимо раскланявшись — с Леной.

И она сразу же позвонила студентам.

Ответил Олег.

Лена стала объяснять ему, что к чему.

— Погоди, — попросил он. — Сейчас я громкую связь включу, чтобы и Иришка наш разговор слышала! Вот так, все, говори!

— Здравствуй, Леночка! — услышала Лена необыкновенно приветливое и так же тепло отозвавшись «Здравствуй, Ирочка!», рассказала все, что хотела.

— Да набрать-то текст несложно. Но на чем? У нас пока даже ноутбука, с которым можно было бы приходить к вам, нет! — виновато заметил Олег.

— Есть, есть ноутбук! — воскликнула Лена. — Совершенно новый. Вам только нужно будет взять его у Владимира Всеволодовича. Это тот самый академик, который был на нашей свадьбе.

— Да неловко как-то! — замялись студенты.

— Все-таки такой известный ученый…

— Что вы! — остановила их Лена. — Ведь это он подсказал мне про вас!

— Тогда так! — принялся на ходу решать Олег. — Мы берем у него этот ноутбук. Устанавливаем на нем все нужные для подготовки книги программы. Затем под самыми разными предлогами приходим к вам в гости. Вы с Иришкой разговорами отвлекаете Стаса. А я незаметно скачиваю с твоего диктофона все то, что он успел на него наговорить. Потом, когда память диктофона заполнится, ты нам звонишь, мы приходим снова — и все повторяем опять! В самом лучшем виде наберем текст. Выправим, как сумеем, ошибки, — уверенно пообещал он и задумался вслух: — А вот кто редактировать будет и возьмется за основательную корректуру?

— Владимир Всеволодович! Он обещал! — уверенно заявила Лена.

— Это — консультант, — резонно возразил Олег. — А тут, раз уж речь о настоящей книге — нужен профессионал!

— Олежек, а та журналистка, которую ты спас, не может помочь? — услышала Лена голос Ирины и спросила:

— Какая журналистка?

— Да есть одна. Работает в центральной газете, — неохотно отозвался Олег. — Только неудобно, как-то к ней обращаться. Будто прошу оказать услуга за услугу…

— Но ведь ты же не для себя будешь просить! — напомнила ему Ирина.

— А в чем, собственно, дело? — вклинилась в их разговор Лена.

— Да шел я однажды по парку, вдруг слышу женский крик — кто-то на помощь зовет, — объяснил Олег. — Я подбежал, а это, оказывается, на нее напали. Парней пять или шесть. Ну я их и отогнал.

— Представляешь, на нож пошел! — вставила Ирина.

— Так ты еще и боксер? – удивилась Лена.

— Нет, что ты!

— Значит, борьбой занимался?

— Да нет же!

— А как же тогда не побоялся и один с ними справился?!

— Так я ведь детдомовский. И — православный человек. Разве можно было проходить мимо?

— Так может, действительно тогда есть смысл ее попросить?

— Даже не знаю… Насколько мне известно, она далека от духовной темы, более того, критикует в своих материалах Церковь.

— Тем более, пусть тогда просвещается! — подала голос Ирина.

— А что, это идея! Я сразу же по приезду в Москву поговорю с ней, — пообещал Олег.

На этом они закончили разговор, который увязал все воедино.

И все-то было бы хорошо.

Если бы не два обстоятельства.

Тревога за Стаса, который даже слушать не хотел Лену, когда та говорила ему, чтобы он не относился так легкомысленно и главное — самонадеянно к финалу.

И то, что свекровь вновь как-то нехорошо и надолго замолчала.

Словно мучительно размышляя, как ей теперь быть.

И никак не находя ответа…

2

— Стойте! Сюда нельзя!!! — испуганно закричала Лена.

Протянулся еще один, последний без Стаса, день.

Лена уже знала, что он взял билет на самый ранний завтрашний рейс.

Радость от предстоящей встречи переполняла ее.

И только мучительное молчание свекрови портило все настроение.

Словно плотину переполняло с той стороны невидимыми тяжелыми волнами.

И, наконец, дамба не выдержала…

Случилось это после того, как вечером Лене позвонил Стас.

По его голосу она сразу поняла: проиграл.

Так оно и было.

— Второе место, — в отчаянии сообщил он и попросил: — Ты скажи сама об этом маме, ладно?

Лена сказала.

— Этого и следовало ожидать! — громко заявила, словно и не ожидавшая ничего другого, свекровь.

— Ну зачем же так? Второе место среди ста двадцати участников, это не так уж и плохо, — заступился за сына Сергей Сергеевич. — А если учесть, что нашего Стаса на олимпиаде в Лондоне обошел англичанин, которому, как известно, и стены помогали — то вообще победа!

— Нет, поражение! И все потому, что голова не тем была занята!

— Правильно, — согласился Сергей Сергеевич. — Стасу давно нужно было дать отдых своей голове. Ты сама же все время мечтала об этом!

— И все равно это провал!

— Кар-вал! Кар-вал! Кар-р-рвалол! — подала через две открытые двери голос Горбуша.

— Вон, ворона и та это прекарсно, тьфу, то есть прекрасно понимает! — кивнула на стену, за которой сидела в клетке Горбуша, свекровь.

Она попросила накапать Сергея Сергеевича сердечных капель.

Демонстративно выпила их.

И обвязала голову полотенцем.

Чтобы не раздражать свекровь своим видом, Лена поспешно вышла из зала.

Тем более что ей нужно было подготовиться к приезду Стаса.

Она набрала в ванной ведро воды.

Нашла половую тряпку.

Но едва направилась в свою комнату, как в коридоре ее остановила свекровь.

— Ты куда?

— Да полы вот хочу помыть…

— Во-первых, паркет не моют. Его натирают! — сухо сказала свекровь и, отбирая ведро, добавила: — А, во-вторых, ты что, забыла о рекомендациях врача? Тебе ведь нельзя поднимать тяжелого!

— Ладно, — покорно согласилась Лена. — Я тогда только пыль протру…

Она принялась за самую легкую уборку.

Но, не заметив, задела лампадку.

И та, упав на пол, перевернулась верх дном.

По паркету начало растекаться большое пятно лампадного масла.

Услышав звон, в комнату вошла свекровь.

— Да что же это делается? — с порога простонала она, решительно направляясь вперед.

— Стойте! Куда?! Сюда нельзя!!! — испуганно закричала Лена.

— Кар! Кар!!! — поддержала ей Горбуша. — Кудкар-рр?!

Но свекровь даже не стала слушать их.

Пытаясь определить, что именно упало с полки ее сына, она с высоко поднятой головой сделала еще несколько шагов.

И, поскользнувшись на масле, отчаянно замахала руками и упала на пол.

— Ушибов, порезов нет? — бросился к ней вошедший на новый шум Сергей Сергеевич.

И… тоже оказался на полу.

— Кошкар-р-раул!!! — захлопала крыльями, что есть сил, Горбуша.

— Это уже слишком! — процедила сквозь зубы свекровь. И, несмотря на то, что ее муж тут же засмеялся и попытался обратить все в шутку, встала и уничтожающе посмотрела на Лену, и без того чувствовавшую себя невероятно беспомощной и еще больше этого — виноватой. — Тебе что — совсем ничего доверять нельзя?

— Простите, — пролепетала Лена и всхлипнула, словно ребенок.

— Ну что ты будешь с такой делать? — обращаясь к Сергею Сергеевичу, показала на нее пальцем свекровь. — Мало того, что почти слепая, так еще и ведет себя, как дитя!

Слезы мгновенно высохли на глазах Лены.

Видно, плотина все эти дни наполнялась и с ее стороны…

— Так утопите меня сразу, как слепого котенка! — потребовала она. — Я ведь и позвонила тогда Стасику, чтобы не быть для него обузой. В тот же день, как только стало известно, что меня ждет…

— Это что же… Выходит все то, что сказал тебе профессор — ты знала заранее?! — ошеломленно взглянула на нее свекровь.

— Конечно, ведь у меня мама — медик!..

— Знала и молчала?! — не слушая, всплеснула руками свекровь. — Больше того — пошла замуж за нашего сына?!

— А что я могла поделать? Я же люблю его!

— Если бы действительно любила, то сидела в своей Покровке и терпела бы до конца!

— Да я и так терпела! — в сердцах воскликнула Лена и безнадежно махнула рукой. — Пока Стасик сам не приехал…

— Стасик кар-роший! Стасик кар-р-сивый! — привычно подтвердила Горбуша.

— Давай-давай перекладывать теперь, как и твоя ворона, с больной головы на здоровую! — язвительно усмехнулась свекровь. — Сережа, ты слышишь?..

— Слышу, — отозвался Сергей Сергеевич. — И вот что думаю. Нет — уверен! Мы, Леночка, сообща справимся с твоей, то есть, нашей общей бедой! В конце концов, на этом Кривцове — ну и дал же Господь такую фамилию глазному врачу! — передернул плечами он, — свет клином не сходится. Я повезу тебя за границу. Подниму на ноги всех тамошних профессоров. Надо будет — соберу консилиум из лучших окулистов мира. И они вернут — слышишь — непременно вернут тебе зрение. И ты родишь нам еще внуков!

— Спасибо… — только и смогла прошептать Лена, кусая, чтобы окончательно не расплакаться, губы.

— За что? — удивился Сергей Сергеевич. — Это — мы тогда спасибо тебе скажем. А сейчас, давайте закончим это никому не нужное выяснение отношений. Вытрем все вместе, дружно с пола масло. И — спать! Завтра в девять утра выезжаем встречать Стаса. Приглашаются все желающие!

3

Лена не просто заплакала, а зашлась в плаче навзрыд.

С вечера, тщательно закрыв дверь и помня, что через стены ничего не слышно, Лена научила Горбушу, как нужно встречать Стаса, когда он войдет в комнату:

«Стасик кар-роший! Стасик ур-р-ра!!!»

Почти всю ночь она проворочалась, торопя время.

С трудом дождалась утра.

Встала ни свет ни заря.

Помолилась, совершив утреннее правило и снова прочитав молитвы о путешествующем Вячеславе.

И, когда все встали, после короткого завтрака отправилась на машине в аэропорт.

Вместе с Сергеем Сергеевичем.

Свекровь категорически отказалась ехать встречать, как давала понять это всем своим видом — проигравшего сына.

С мужем она тоже не разговаривала.

Было похоже на то, что ночью у них произошел серьезный спор.

И Сергей Сергеевич, несмотря ни на что, остался на стороне Стаса с Леной.

— Кстати, чтобы не забыть! — вдруг вспомнил он и, достав из нагрудного кармана свернутый лист бумаги, протянул его Лене.

— Что это? — не поняла та.

— Рецепты, которые просил передать тебе доктор Кривцов. И — не знаю, чем это ты ему так приглянулась — его визитная карточка. С разрешением звонить, если вдруг возникнут вопросы или проблемы.

— Ага! Чтобы потом просто завалить своими пациентами! — сказала, как это пишется в театральных ремарках «в сторону», свекровь.

Первым желанием Лены было прямо на ее глазах порвать визитную карточку.

Но Сергей Сергеевич, угадав это намерение, погрозил пальцем, и ей ничего не оставалось, как сбегать в комнату и положить бумаги в сумочку.

Сидя теперь рядом, на переднем сидении, она благодарно взглянула на свекра.

Тот, поняв это по-своему, подбадривающе улыбнулся: мол, потерпи, уже совсем немного осталось!

Эта поддержка была как нельзя кстати.

Огорчение от того, что было услышано от окулиста, поведение свекрови, волнение за Стаса, который находился сейчас высоко над землей, переполняло Лену.

Дождь, который по тихонько включенному Сергеем Сергеевичем радио синоптики объявили «ледяным», только усиливал его.

Москва была хмурой, серой.

К тому же машина то и дело останавливалась.

Со скоростью медленно идущего пешехода они еле-еле продвигалась вперед.

Потом минуты две-три мчались, словно наверстывая упущенное.

И снова вставали...

То и дело впереди вспыхивал и долго горел красный свет.

Только теперь Лена поняла, что такое настоящие московские пробки.

Хорошо, что времени у них было, как сказал Сергей Сергеевич не воз, а целый обоз!

В одну из таких остановок он, кашлянув, вдруг сказал:

— Леночка, мой отцовский долг перед тобой — ты же ведь называешь уже меня папой — и перед моим сыном обязывает меня сказать тебе следующее.

Лена вся сжалась.

Неужели свекрови удалось-таки не мытьем, так катаньем уговорить мужа, чтобы тот попросил ее навсегда уйти от Стаса?!

«Нет-нет! Он не может нас разлучить!» — не поверила она.

И не ошиблась.

— Кто бы и что бы тебе ни говорил — ни в коем случае не бросай Стаса, — продолжил Сергей Сергеевич. — Не делай этим несчастным ни его, ни себя!

Услышав это, Лена не смогла больше сдерживать себя.

Все напряжение последних дней вырвалось у нее наружу — слезами.

Она не просто заплакала.

А зашлась в плаче навзрыд.

Закрыв лицо руками.

И уткнувшись лбом в самое родное сейчас — после Стаса — надежное мужское плечо…

— Ну, что ты! Что ты? — показалось, даже испугался Сергей Сергеевич. — Встретишь мужа, а у тебя глаза будут на мокром месте и нос с картошку! Я уверен, ты все вытерпишь, все сможешь и обязательно выздоровеешь!

Лена с новой — после того, как ей казалось, потерянной уже навсегда — надеждой взглянула на него.

И смогла выдавить из себя одно только слово:

— Как?

Сергей Сергеевич достал из кармана платок, протянул его Лене и уже без тени улыбки сказал:

— Лично я, когда не знаю, как быть… например, в случае с безнадежно больным пациентом, который очень и очень хочет жить и без конца заглядывает мне в глаза, или в отношениях с другим, бесконечно дорогим для меня человеком…

Сергей Сергеевич не назвал имя, но Лена догадалась, что это — о жене.

И он, убедившись, что она правильно поняла его, продолжил:

— … то просто беру и, как вычитал в одной духовной книге, полностью отпускаю эту ситуацию. Всецело предаю ее в Божью волю. Нет, конечно, я молюсь при этом и делаю все, что в моих силах. Но во всем уповаю уже на Бога! И, хочешь верь, хочешь нет, несколько больных, которым никакая медицина уже не могла помочь, теперь совершенно здоровы! Ну, а в других случаях нужно еще набраться терпения и ждать…

После очередной пробки, просто каким-то чудом не ударив их, мимо промчалась черная машина с тонированными стеклами.

Сзади вся в каких-то зловещих красных огнях.

С нарисованным на стекле драконом.

И номером — в котором были три шестерки и буквы АД.

— Смотрите! — с ужасом показала на нее Лена. — И как они только не боятся ездить с такими номерами?!

— Жить не боятся — вот что страшно! И не только они…

Сергей Сергеевич помолчал и кивнул на бьющий по лобовому стеклу дождь, с которым едва справлялись быстро работающие дворники.

— То ледяной дождь… то лесные пожары с живым, как назвали его экологи, огнем… - с нескрываемой болью в голосе сказал он. — Конечно, можно искать и найти сотни вполне правдоподобных и даже убедительных причин всему этому. И находят ведь. Кроме самой главной. Что все эти экологические бедствия или, как теперь принято говорить, аномальные явления — последствия умножившегося человеческого греха!

— Надо же, — задумчиво проговорила Лена. — Вы так многому сейчас меня научили. Утешили. Объяснили. Словно… старец!

— Ну, спасибо! — на мгновение выпуская руль, уже шутливо развел руками Сергей Сергеевич. — Называй меня уж тогда сразу — дедушкой!

— Да нет, — остановила его Лена. — Я не в смысле возраста, а — в духовном!

— Тем более!

Сергей Сергеевич несогласно покрутил головой.

И, поразмыслив, вновь серьезно сказал:

— Всего несколько лет назад у меня ведь были совсем другие мысли и совершенно иное — увы, как почти у всех, по крайней мере, моих коллег и знакомых — мировоззрение. Но вдруг — хотя я это только теперь понимаю, что не бывает никаких «вдруг», а все идет строго закономерно, по Промыслу Божьему — в моей жизни появился отец Тихон, а затем — Дим Димыч Вихров…

— А это кто? — с некоторой ревностью — разве можно кого-либо ставить рядом с отцом Тихоном? — уточнила Лена.

— Да так — один пациент… Надеюсь, что нас никто сейчас не подслушивает — генерал спецслужб. Поначалу мне пришлось его откачивать, хотя, если честно, шансов не было никаких, а потом, когда он стал приходить в себя, понемногу разговорились. Я же ведь обязан был собрать анамнез и найти, что могло спровоцировать столь обширный инфаркт. Он рассказал. Семейные неурядицы, завершившиеся уходом жены, причем, в тоталитарную секту, наркомания сына. И все это на фоне нескольких трудных, опасных командировок, последняя из которых была особенно примечательна и, как я теперь убежден, спасла ему жизнь.

Он взглянул на ничего не понявшую Лену и объяснил:

— Этот генерал получил задание выяснить, откуда все эти климатические беды — не ведется ли против нас климатическая война? Полгода он провел в Америке, рядом со строжайше засекреченным объектом. Затем, когда начались страшные пожары в России, срочно вернулся. И, под видом журналиста одной из центральных газет, стал искать основные причины этих пожаров.

Сергей Сергеевич ловко вырулил между несколькими, опасно начавшими съезжаться, машинами.

— Он сам опытным путем определял, не могли ли вызвать их оставленные туристами пустые бутылки на мшаниках? Отчего был задержан участковым и отпущен только благодаря своему удостоверению. Гнался за поджигателями — оказалось, что были и такие. Видел и тех, кто подпаливал свои ветхие дома, а заодно и родную деревню, с целью даром получить новое, дорогое жилье. Но все равно — это были причины для локальных, а не разразившихся в таких огромных масштабах, пожаров. Он так бы и не нашел главную, если бы вдруг не узнал, что в Подмосковье вот-вот сгорит мужской монастырь… А это была, сама понимаешь, горячая тема для газеты, в которую он должен был для прикрытия своей основной деятельности предоставить статью… Можно сказать — сенсация!

Сергей Сергеевич прищурился, припоминая:

— Дай Господь памяти, как же называется этот монастырь… Ах, да! Николо-Радовицкий. Срочно вылетев туда на вертолете, Дим Димыч увидел, что село уже эвакуируется. Кстати, это было то самое «Радово», которое описал в своей поэме «Анна Снегина» Сергей Есенин. Он посещал этот монастырь в детстве. Люди в слезах, взяв документы и самое ценное, забирались в уже заведенные автобусы. А монахи…

Новый лихач, опасно виляя дорогой иномаркой, промчался мимо так, что, на всякий случай, пришлось потесниться, пропуская его…

— Монахи, несмотря на то, что пожарные кричали им, что на монастырь со скоростью курьерского поезда идет огненный смерч, по благословению своего игумена, ушли в собор. И там, перед чудотворным образом святителя Николая, принялись читать акафист. И представляешь, огонь остановился — всего в десяти километрах от монастыря! А дальше — больше. Мы ведь с тобой уже договорились, что случайностей не бывает? — спросил Сергей Сергеевич.

Лена согласно кивнула.

И он продолжил:

— Так вот, представляешь, насельником этого монастыря оказался монах — сокурсник Вихрова, тоже бывший военный журналист! Они с трудом узнали друг друга. Все-таки не виделись тридцать лет. А потом этот монах, не сразу, конечно, а после долгого основательного разговора объяснил Дим Димычу, что главную причину этого страшного пожара лета 2010-го года нужно искать не в материальном а — духовном! Что все это — следствие нашего общего греха! Кстати, и эти ледяные дожди, которые пошли в тот год после пожаров, тоже… И вообще они о многом тогда поговорили. Вернувшись домой, генерал узнал об уходе жены, о том, что с сыном — все кончено. Хотел было застрелиться. Но сокурсник во время их долгой беседы вовремя рассказал ему и о том, что бывает после смерти с самоубийцами… Как волевой человек, Дим Димыч справился со своими эмоциями. Но сердце не выдержало. И он оказался у нас в клинике. Как только появилась первая возможность, сразу попросил меня пригласить священника. Исповедовался — то есть, по милости Божьей, освободился от всех отягощавших его душу и тело грехов. Прособоровался. Причастился. И остался жив! Более того — даже никаких следов от инфаркта на электрокардиограмме не осталось. Что для меня явилось лучшим подтверждением всего того, что он мне рассказал[21]…

Сергей Сергеевич помолчал и, словно извиняясь, добавил:

— Ведь одно дело монах, пусть даже такой, как отец Тихон, который и должен говорить о духовном. И совсем другое, такой же, как я — мирской человек. Да еще и на моих глазах — столь великое чудо!

Лена понимала, что сейчас Сергеевич приоткрывает то, что у него в душе.

С женой об этом говорить было нельзя.

Стас постоянно был занят.

Впрочем, как и он сам.

И вот теперь перед ним был слушатель, который понимал его.

И больше того — сам был таким, как он!

То есть, старался жить не сиюминутным, а самым Главным.

И она часто кивала, соглашаясь с Сергеем Сергеевичем.

Не так, как это бывает в вежливых светских беседах, когда лишь делают вид, что поддерживают собеседника, искренне, от всего сердца, поддакивала.

А он уже словно думал, находясь рядом с близким ему по духу человеком, вслух:

— Вот так, благодаря встрече с отцом Тихоном и нашим беседам с генералом Вихровым, во мне все будто перевернулось. И — встало с головы на ноги. Нет, ничего такого сверхъестественного не произошло. Я просто стал регулярно, вечером каждую субботу и в воскресенье с утра ходить в храм. Исповедоваться. Причащаться. Читать вместе с сыном утреннее и вечернее правило. По силам соблюдать все посты, включая среду и пятницу. И, по благодати Божией, все как-то постепенно, само собой стало меняться. Не только в голове, но и в сердце! Порой, к моему величайшему изумлению, когда я, спустя какое-то время, оглядывался на себя, тогдашнего, то даже не понимал, и как это я мог раньше так неправильно, точнее неправедно — поступать и думать!

— А ведь и я, — подхватила Лена, — иной раз так не хочется идти в храм, да еще и выстаивать целую службу, особенно Великим постом, когда она по несколько часов! И все равно встаешь с теплой постели и идешь по промерзшему селу. Стоишь. Поёшь. Ничего, вроде, такого чудесного в это время не чувствуешь. Только понимаешь, не столько умом, сколько, как вы правильно сказали — сердцем, что без этого никак не спастись… И на следующий день снова встаешь через силу. И идешь… идешь…

— Ты это верно заметила, что идешь, — одобрительно кивнул Сергей Сергеевич. — Главное — куда и к Кому? Ко спасению, к Богу!

За такими разговорами они даже не заметили, как, словно каким-то чудом, дорога перед ними расчистилась.

Светофоры постоянно давали зеленый свет.

И они уже без всякого труда доехали до аэропорта.

Где Лена купила Стасу большую розу на длинном черенке и с нетерпением стала ожидать, когда, наконец, объявят о прибытии его рейса…

4

— Все ясно, следы дрессировки! — усмехнулся Стас.

Всего ожидала Лена от свекрови.

Упреков.

Словесных нападок.

Или, наоборот, ледяного, как дождь над Москвой, молчания.

Даже требования к сыну, после того, что узнала, немедленно развестись с инвалидом-женой.

Всего.

Но только не этого…

Свекровь, словно ни в чем не бывало, радостно поцеловала сына.

Охотно взяла из его рук розу.

Поставила ее в вазу посередине — Лена глазам своим не поверила, но подойдя ближе убедилась, что это действительно так — празднично накрытого стола.

И принялась приветливо разговаривать с мужем, невесткой…

А со Стасом общалась так — словно он занял первое место.

Ни разу не обмолвившись о том, что он — проиграл.

Хотя — еще перед самым отъездом на душе у нее было совершенно иное.

Что же произошло здесь за это время?

Неужели свекровь, без молитвы, без помощи Божьей вдруг разом все поняла?

Или что-то задумала?..

Размышлять об этом сейчас не хотелось.

Лена просто сияла от счастья.

Рядом с ней, после бесконечно короткой разлуки снова был самый дорогой человек на свете, ее защита, ее — муж!

— А вот и наш Стасик! — вводя его в комнату после ужина, радостно проговорила она. — Что нужно сказать, Горбуша?

— Стасик кар-р-стяпа! Стасик позор-р-р! Кошкараул!!! — с готовностью отозвалась та.

— Ой, Стасик! — ужаснулась Лена. — Это не я! Я совсем другому ее учила!

— А кто же? — с недоумением взглянул на нее Стас. — Впрочем, погоди! Давай, не спеша, рассудим. В доме пять живых существ. Тебе я верю. Папа тоже на нашей стороне. Горбуша сама до такого бы никогда не догадалась…

— Горбуша кар-р-рошая! — подтвердила ворона. — Ур-р-ра!!!

— Вот, — согласно кивнул ей Стас и подытожил: — Остается только одно. Точнее — одна!

— Да. Но она — твоя мама! — напомнила Лена. — И ее вполне можно понять…

Она подошла вплотную к клетке и, увидев лежавшую рядом с ней большую красную бисеринку, прошептала:

— Стасик, смотри! Я ее икрой не кормила…

— Икар! Икар! — сразу запрыгав, заволновалась Горбуша.

— Все ясно, следы дрессировки! — подойдя, усмехнулся Стас. — Как говорится, нет ничего тайного, что не стало бы явным!

— Эх, ты, на икру купилась! — с укоризной покачала головой Лена.

— Икар… — уже не так уверенно попросила ворона.

— А кошкараула не хочешь?

— Кар-р! — огрызнулась Горбуша.

И обиженно отвернулась от Лены.

Разговор с ней был закончен.

Зато со Стасиком — только начинался!

5

— Стасик! Неужели ты начнешь писать? — боясь дышать, уточнила Лена.

— Самое обидное, — с досадой сказал Стас, — что я срезался на том, что лучше всего знал! Представляешь, на времени императора Клавдия, который воевал с Британией. У меня ведь сейчас несколько его монет, одна из которых, кстати, рассыпалась на твоих глазах... И вообще я с большой симпатией отношусь к этому императору-историку, очень люблю годы его правления, когда начиналась апостольская проповедь и в Антиохии христиан впервые стали называть христианами. А тут, словно помрачение какое-то нашло. На элементарные вопросы ответить не смог…

— Ой, Стасик, как раз этого я и боялась больше всего! — призналась Лена. - Хотела тебе сразу сказать, что после отборочного тура ты стал очень самонадеянным. Но то одно, то другое… Да и ты все равно не стал бы меня слушать!

— Это верно, я уже в самолете на обратном пути сообразил, что к чему, — вздохнул Стас. — Как говорили древние греки, считавшие жителей малоазийской Фригии тугодумами — поздно становятся умными фригийцы!

— Этих фригийцев еще можно понять! Они ведь до Рождества Христова жили, — возразила Лена. — А вот, если мы что начинаем делать без Бога, надеясь лишь на себя… — она неодобрительно покачала головой и усмехнулась: — Со мной вот что однажды было! Я частенько на службу опаздывала так, что отцу Михаилу даже часы самому приходилось начинать читать. То кур покормить надо, то еще что… И вот однажды — вышла загодя. Иду, радуюсь: «Вот я какая хорошая и правильная — вовремя на службу иду! Вон уже и храм рядом — какая же я умница!» Похвалила себя, и сразу — бац! Прямо в лужу. Колготки порвала, вся перепачкалась. Пока кое-как в порядок себя привела, пришла — а отец Михаил уже шестой час читает…

— Что, читать больше было некому? — возмутился Стас. — Зря, что ли, мы тогда так старались, восстанавливая церковь?!

— В том-то и дело, что нет! — развела руками Лена. — Ваня в армии. Бабушки — хорошо, если хоть петь придут. Да и все равно никто из них толком читать не умеет, — пренебрежительно поджала она губы. — А служба ведь — каждый день!

— Так ты что, кроме ночной учебы, еще и на все службы ходить успевала?

— Конечно. Они ведь и помогли мне все это выдержать!

— А как же школа?!

— Как-как… Отец Михаил специально стал службу на час раньше начинать, чтобы я на первый урок успевала.

— Да, мне бы войти в твою меру веры! — с уважением покачал головой Стас.

— Так походи год-другой ежедневно в церковь — тоже укрепишься! — принимая как должное похвалу, самодовольно посоветовала Лена.

И даже не поняла, что сама повторяет ту же ошибку, какую совсем недавно совершил Стас.

Который, впрочем, тоже этого не заметил…

Он прошел к столу, посмотрел на усеянную монетами карту-схему.

И с готовностью потер ладони.

— А все-таки ты это хорошо придумала! Так и тянет сразу взяться за книгу!

— Стасик! Неужели ты начнешь писать? — боясь дышать, уточнила Лена.

— Нет, — зябко передернул плечами Стас. – Не хочу даже настраиваться — чтобы не расстраиваться! Уж лучше я тебе пока просто буду рассказывать!

— Но ты же устал! Тебе нужно отдохнуть!

— Так для меня это и есть самый лучший отдых. Тем более, что от этой истории, которую можно видеть и к которой можно прикоснуться руками — такое вдохновение вдруг накатило!

Пользуясь тем, что Горбуша пока была в клетке, Стас снял со стола стекло и, взяв монету Синопы, где осталась жена Ахилла, спросил:

— На чем мы остановились? Ах, да! На Ириде, которая не нашла утром Элии. Значит, так…

— Ой, Стасик, погоди, я сейчас! — спохватившись, жалобно попросила Лена.

Достав из кармана кофты диктофон, она незаметно включила его.

И — с самым невинным видом — подсела как можно ближе к Стасу, который стал рассказывать, с какими невероятными трудностями, почти ежеминутно подвергаясь опасности, шла след в след за любимым Элия, постепенно узнавая о словах и делах апостола и убеждаясь, что Юния нужно не только не отрывать от него, а, наоборот, сделать все, чтобы он оставался вместе с ним…

Глава вторая

СЕМЬЮ СЕМЬ…

1

— Стасик кар-роший! Стасик позор-р!! Ур-р-ра! — закаркала Горбуша.

И пошли, посыпались, словно крупные, светлые снежинки с неба, дни.

Вроде бы, все одинаковые.

А присмотришься — разные!

Утром и вечером Лена была счастлива, находись рядом со Стасом.

Затем весь день, не зная куда себя девать, ожидала его.

Он — после университета, института и антикварного магазина — возвращался тоже невероятно соскучившийся.

И каждый раз рассказывал что-нибудь новое.

— Сегодня одна женщина принесла на оценку коллекцию своего умершего мужа-полковника, — сообщил он за ужином в первый же учебно-рабочий день. — Античного материала не было. Но консультант по Российским монетам заболел, и пришлось всем этим заняться мне. Обычное дело. Самое сложное тут не столько определение подлинности и цены монеты, сколько убедить клиента, что она не стоит таких безумных денег, на которые он рассчитывает Доказывая, что на собирание коллекции были затрачены десятилетия, огромные силы и она была бесконечно дорога родственнику. Так и здесь. Спорили мы, спорили со вдовой. И вдруг дошло до рубля Петра Первого, из-за которого у ее мужа могли были такие серьезные неприятности, что его могли уволить в запас еще майором. Я тут же стал расспрашивать подробнее и — представляешь — действительно оказалось, что это был тот самый майор, страсть к монетам у которого была такова, что не имея денег на приобретение этого заветного рубля, он не нашел ничего лучшего, как просто схватить его и броситься к выходу![22]

— Я тоже читала об этом в дневнике отца Тихона, — сказала Лена.

— Потом, как оказалось, ему все же удалось приобрести этот рубль — отдав всю очередную зарплату, из-за чего был страшный скандал с женой и войдя в огромные долги… — добавил то, чего не было в записях старца, Стас.

И она строго нахмурилась.

— Вот как действует на людей страсть! Причем, неважно: монеты это, выпивка, музыка, телевизор, красивая безделушка или роскошный дом, выстроенный и обставленный хозяевами так, словно он будет стоять вечно! Короче говоря — любая вещь или увлечение, которые мы ставим выше Бога.

— Да, — согласился Стас. — Ведь, если разобраться, все, абсолютно все на земле пройдет, как закончилось уже для майора. Как ни любил он этот рубль, — под подушку, жена говорит, клал, но в могилу с собой не смог взять даже его. И с чем предстанет душа перед Богом?

— Бр-рр! — зябко передернула плечами Лена.

Она, с видом превосходства, потому что вольно или невольно уже сумела освободиться от многих пристрастий, хотела продолжить эту тему.

Но Стас, едва войдя после ужина в их комнату, увидел схему с монетами и снова стал пересказывать Лене свою книгу.

Больше часа, к неописуемой радости Лены, продолжалась эта, как она считала, незаметно записываемая на диктофон, история.

На самом деле, Стас давно уже заметил ее старания.

И только одного не мог понять — зачем ей все это.

На память?..

Но спрашивать не стал — надо будет, сама скажет.

На следующий вечер он принес домой две большие тяжелые книги.

— Вот, — выдохнув, положил он их на диван, не рискуя класть на стол. — Смотри, какие бывают монеты!

Лена первый раз в жизни видела такие роскошные издания.

Натуральный кожаный переплет.

Золотой образ страниц.

Глянцевая плотная бумага.

И на каждой странице — великолепные фотографии золотых монет Древнего Рима.

«Вот бы Стасика так издать!»

— Ух ты! С автографом? — с уважением посмотрела она на старательно выведенное в самом начале книги: «Стасу Теплову, с надеждой на скорое «отмщение» историческим романом — от автора!» А кто он?

— Левон Маркарян, — объяснил Стас. — Известный художник и скульптор. А еще — писатель. Нас с ним в клубе нумизматов Владимир Всеволодович познакомил. Между прочим, в свое время он хорошо знал отца Тихона. И несколько монет, — кивнул он на карту схему под стеклом, — от него!

Он полистал книгу и — уж насколько старался в последнее время брать в свою коллекцию монеты только отличного качества (история с отцом Тихоном, который в свое время стал поступать так же — и тут повторялась!), в ней были такие великолепные по стилю и сохранности экземпляры, что оставалось лишь огорошено покачать головой:

— Да-а… После такого материала вообще можно расхотеть собирать монеты. Но. Как сказал тот же Левон — не могу же я все купить и положить в карман! Например — Эйфелеву башню! Ею остается только лишь любоваться!

— Это что — в музее фотографировали? — поинтересовалась Лена.

— Не поверишь — частная коллекция! Собранная, разумеется, не одним поколением. И так как у ее хозяина есть дубликаты, кое-что можно было бы даже приобрести... — вздохнул Стас.

Лена жалостливо посмотрела на него, на большие золотые кружки в книге и с жаром воскликнула:

— Ой, Стасик! Я бы все отдала, чтобы купить тебе хоть одну из таких монет!

— Да ты хоть знаешь, сколько она стоит? — невесело усмехнулся Стас. — Не меньше, а то и больше нашего бывшего «лексуса»!

— А Ник? — услыхав о машине, напомнила Лена. — Может его, как только там все наладится, попросить?

— Не вздумай! — остановил ее Стас. — Я с ним еще раз вчера говорил, не стал уж тебя расстраивать. Судя по всему, там дела совсем плохи… Срочно вылетает в Москву на какую-то важную и, как я понял по его тону, опасную встречу.

Делать нечего — пришлось им, тесно прижавшись плечом друг к другу, только разглядывать великолепные фотографии с изображениями древнеримских императоров и императриц…

На третий день Стас пришел явно чем-то расстроенным, хмурым.

И молча положил на стол… свой золотой паркер!

— Откуда он у тебя? — увидев знакомую авторучку, недоуменно взглянула на него Лена. — Что — Ванька проездом был и даже не удосужился к нам заехать?

Вместо ответа Стас отрицательно покачал головой.

— Неужели… Виктория?!

— Она, — нехотя кивнул Стас.

И рассказал…

Виктория встретила его, когда он, после окончания лекции, спускался по лестнице.

Одетая по последней моде.

Красивая.

На нее так и оглядывались проходившие мимо студенты.

Старавшаяся держаться, как ни в чем не бывало.

— Ты?

— Я…

Она слегка виновато улыбнулась Стасу и протянула подаренную ей с Ваней, в честь свадьбы, авторучку.

— Вот… Это все-таки твоя заслуженная награда. А я кто? Теперь даже не родственница. И, после развода с Ваней, посчитала своим долгом при первой же возможности возвратить ее тебе.

Стас с недоумением пожал плечами и взял подарок обратно.

И тут Виктория сказала то, ради чего она пожертвовала даже авторучкой, которая судя по расстающемуся с ней взгляду, ей очень и очень нравилась.

Она попросила Стаса …дать ей телефон Ника.

— Номер, конечно, дать можно, — ответил Стас. — Разумеется, с разрешения Ника. Но боюсь, что, во-первых, он вряд ли даст на это добро, а, во-вторых, ничем не сможет тебе помочь!

— Почему?

— Потому что у него такие проблемы, что… — Стас подумал-подумал, стоит ли это говорить, и все же сказал: — Словом, кажется, Ник из богатейшего человека превратился в самого обыкновенного! Уже ничем не отличающегося от нас с тобой!

— Надо же… Как мне его жаль! — растерялась Виктория и с новой надеждой взглянула на Стаса: — А как у тебя продвигается работа над мыслефоном?

Стас ответил:

— Никак.

— Жаль! — искренне огорчилась Виктория. — Такая перспективная задумка! — и тут же предложила: — Может, сходим в кафе? И там спокойно, со вкусом поговорим, все обсудим. Я — угощаю! Посидим, как… бывшие родственники. Насколько я понимаю, тебе тоже сейчас не так просто и не до мыслефона! Все-таки, хоть и молодая, но серьезно больная жена…

— У тебя ко мне — все? — с трудом сдерживаясь, чтобы не нагрубить, уточнил Стас.

— Да… — пробормотала никак не ожидавшая и этого поражения Виктория.

— Ну тогда будь здорова! И пожалуйста, даже при последней возможности не приходи сюда больше!

Явно разочарованно — зря только пошла на такую жертву! — Виктория взглянула на золотую авторучку в руках Стаса и, наскоро попрощавшись, ушла.

— Я всю дорогу домой размышлял — рассказывать тебе обо всем этом или нет! — признался, закончив, Стас.

— Так я все равно бы узнала! — улыбнулась ему Лена.

— Каким это образом?

— А авторучка? Ты что — всю жизнь прятал бы ее от меня?

— Надо же, об этом я как-то и не подумал! – явно сетуя на себя за свою недогадливость, покрутил головой Стас.

А Лена обняла его и шепнула на ухо:

— Спасибо тебе, Стасик!

— За что?

— За правду. И дальше прошу — ничего никогда не скрывай от меня. Так же, как и я от тебя!

— Хорошо, ладно, — охотно кивнул Стас.

— Вот какой у нас Стасик, Горбуша! — обращаясь к вороне, похвалилась его Лена.

— Стасик кар-роший! Стасик позор-р!! Ур-р-ра! — отозвалась та.

— Совсем запутали бедную птицу! — засмеялся Стас, доставая из клетки Горбушу и гладя ее. — Она ведь не понимает ничего!

— Она? — возмутилась Лена, отбирая ворону и пуская ее немного полетать. — Да если хочешь знать, она понимает все! И вообще, не только птицы и животные, но даже растения и цветы многое понимают и чувствуют!

Не давая Стасу вставить ни слова, она, совсем как в далеком, их общем, детстве, зачастила:

— Не так давно был проведен такой опыт: ученые установили датчики на цветах. И стали впускать в оранжерею людей. Девять человек, проходя мимо цветов, гладили их, говорили всякие добрые слова. А десятый щипал, обрывал листья, ругал цветы. И что бы ты думал? В каком бы порядке не проходили потом эти люди, на остальных датчики реагировали нормально. А когда входил этот злой, неважно — третьим, пятым, десятым, безошибочно узнавали его и, судя по показаниям приборов, сжимались, словно люди от страха и боли. Да-да, именно боли! Потому что теперь точно доказано, что растения точно так же, как и люди, умеют чувствовать боль. А что же тогда говорить о птицах, рыбах, животных? Одно утешение, что любовь у них — жертвенная. И они с готовностью отдают себя венцу Божьего творения — человеку. Иное дело и тема для особого разговора, как безжалостно ведем себя по отношению ко всему живому мы, эти самые венцы творения?

Лена перевела дух и продолжила:

— А тараканы? Вообще, казалось бы, безмозглые существа! Но вот какую правдивую историю я однажды вычитала о них. Шел один человек по проселочной дороге. Глядит — глазам не верит. Из деревни через нее сплошным потоком тараканы текут! Через три дня вся деревня сгорела. И откуда они только могли это узнать? Больше того, рассказала я про это отцу. А он мне: «Ты, дочка, словно про меня говоришь!» Оказывается, однажды шел он из леса в лес и увидел, что вот так же через тропу из пруда уходят все раки. Через неделю приехали мелиораторы и осушили тот пруд. Видишь, тараканы да раки порою умней нас, людей! Все понимают! Что уж тут говорить о Горбуше?

— Горбуша кар-рошая! Икар! Икар-р! — тут же опустившись на плечо Лены, принялась клянчить ворона.

Стас улыбнулся, глядя то на нее, то на Лену и, перед тем, как отправиться на кухню за икрой, подытожил:

— Как бы там ни было, а неложно, говоря языком наших предков, глаголет священное Писание: «Всякое дыхание да хвалит Господа!»

2

— Вы что, уже поругались? — обрадовалась свекровь.

На четвертый день, в пятницу, пришли Олег с Ириной.

С ноутбуком.

И большими пакетами.

Пакеты они аккуратно сложили в угол.

И тут же принялись подключать переносной компьютер, который уже успели взять у Владимира Всеволодовича и настроить на редакторскую работу.

Они появились как нельзя вовремя.

За полчаса до возвращения Стаса.

И поэтому могли спокойно, без спешки перебросить с диктофона всю звуковую информацию на ноутбук.

Олег проверил ее и похвалил Лену:

— То, что надо! Отлично записано!

Голос Стаса звучал четко и ясно.

Так ясно, что сразу в комнате появилась свекровь и, оглядевшись, с недоумением спросила:

— А где же Стасик?

— Еще не пришел! — мгновенно отключая ноутбук, откликнулась Лена.

— Как это? Я только что слышала его голос!

Можно было, конечно, сказать, что ей это только послышалось.

Но лгать не хотелось.

Тем более в таком важном деле.

И Лена сказала, что это они пробовали, как работает диктофон, на котором был раньше записан разговор со Стасом.

Тем более, что это действительно была проверка.

— Как! — увидев, что Лена стоит рядом с включенным ноутбуком, возмутилась свекровь. — Ты опять за свое?! Тебе же врач категорически запретил телевизор с компьютером!

— Нет-нет! Я больше не буду… — испуганно отошла от Олега Лена.

— Это мы с Иришкой смотрели, а она только слушала! — пришел ей на выручку тот.

— Ну, это еще куда ни шло!

Свекровь успокоилась и любезно — хотя по глазам было заметно, что скромно одетые студенты не очень пришлись ей по вкусу — предложила, до прихода сына, чай или кофе.

Студенты в один голос робко попросили чай.

Лена вызвалась помочь свекрови.

Но та властно остановила ее:

— Занимайся лучше гостями! Не хватало мне еще доставшегося по наследству от бабушки китайского сервиза лишиться!

Свекровь вышла, и Лене осталось только беспомощно развести руками.

— Строго она с тобой! — сочувственно посмотрев на нее, покачал головой Олег.

А Ирина вздохнула:

— И все равно это лучше, чем вообще без свекрови и тещи!

Лена вспомнила, что они детдомовские, и нет у них ни пап, ни мам, ни бабушек с дедушками…

Одна радость, что будут теперь дети.

А у них со Стасиком все еще могло быть наоборот…

Правда, когда она передала ему в первый же день его возвращения из Лондона все, что сказал врач, он успокаивающе сказал:

— Ты только не расстраивайся! Как Бог даст, так и будет!

— Ой, Стасик! — вдруг вспомнила тогда она. — Ведь скоро Великий пост!..

— Точно… — согласился он.

И наутро за завтраком слегка смущенно сказал родителям, что им с Леной в комнату срочно нужен второй диван.

Желательно складной, чтобы не занимал много места.

— Вы что, уже поругались? — обрадовалась свекровь, но тут же взяла себя в руки и деловым тоном хозяйки в доме уточнила: — Зачем он вам?

— Понимаете, скоро Великий Пост, — начала было Лена. — И мы, как православные люди, должны…

— Еще чего! — возмутилась, сразу все поняв, свекровь. — Перво-наперво, вы — люди молодые. И никому ничего не должны. Разумеется, кроме вырастивших вас родителей! Хотя бы добрым к ним словом, благодарностью и вниманием. Сережа, скажи им, как врач, что природа должна брать свое. И что это, в конце концов, может пагубно сказаться на здоровье Стасика! На учебе, творчестве. И — даже его психике! Уж коли на то пошло, то вам тогда вообще лучше жить в разных комнатах!

— Может, в разных городах или даже на континентах? — нахмурился Стас.

Сергей Сергеевич поначалу занял их сторону.

Но спорить с женой перед началом трудного рабочего дня — у него была запланирована сложнейшая операция очередному безнадежно больному пациенту — не стал.

Он только жестом показал Стасу: не переживай, как-нибудь ее уговорим!

— Когда уговорим? — в сердцах спросил Стас, когда они с Леной ушли в свою комнату. — Слушай, а давай часть монет продадим и сами купим?

— Да ты что? Никогда! — испугалась Лена. — Они же помогают тебе обдумывать свою книгу! Я читала, что когда Алексей Николаевич Толстой писал роман «Петр Первый», он весь кабинет заполнил предметами той эпохи. И они помогали ему как бы погружаться в нее…

— Ну хорошо, забудем пока про монеты, — согласился Стас. — Давай помолимся, и, как научил меня папа, предадим все в Божью волю. Если это Ему угодно, то он не оставит нас!

И надо же — не оставил!

Когда Стас пришел домой, Олег с Ириной развернули пакеты и вернули костюм со свадебным платьем.

— Да вы что? — удивился Стас. — Мы же вам их подарили!

— Нет, — решительно отказались они. — Мы так не можем. Воспользовались на роспись и венчание — и все!

Олег с Ириной ушли.

Вошедшая свекровь, увидев их свадебные наряды, всплеснула руками:

— Какая прелесть!

Она взяла костюм, чтобы повесить его в шкаф, и кивнула на платье:

— Ну костюм, ладно — он еще может Стасику пригодиться!

— Например, на выпускные экзамены пойти, на олимпиаду съездить! — торопливо вставил, чтобы Лена не подумала чего другого, Стас.

— Да, — несколько запоздало кивнула, действительно, думавшая о своем свекровь. — А с платьем что будете делать?

— Сегодня же дам объявление в интернет! — ответил Стас. — Продадим. А на полученные деньги купим второй диван!

— Ну, знаете… — вспыхнула свекровь, но возражать на это ей было нечего, и она махнула рукой: — А впрочем, вещь ваша, комната тоже — делайте, что хотите!

И Стас сделал.

Он тут же сфотографировал платье.

Лена помогла составить его описание.

И не прошло и часа, как состоятельные люди просто их засыпали предложениями.

Такими, что уже на следующий день, накануне прощеного воскресенья, после которого, как известно, наступает Великий пост, вежливые рабочие в красивой униформе привезли из одного из лучших в Москве мебельных магазинов прекрасный диван и установили его в комнате молодых православных супругов.

4

Все шло, как обычно и вдруг…

Лена по опыту хорошо знала, что когда начинается Великий Пост — жди искушений.

И относилась к этому с пониманием.

И даже — благодарностью Богу.

Ведь искушения это — что?

Это своего рода экзамен человека на духовную зрелость.

И без них просто нельзя укрепиться в вере.

Это — как дерево лучше укореняется, когда его раскачивает ветер.

Поэтому она была готова к ним.

Но чтобы вдруг — да такое…

Впрочем, поначалу ничего не предвещало ужасного, чего не увидишь даже в самом кошмарном, или как бы сказала Горбуша — кошкараульном — сне...

В прощеное воскресенье Стас, Лена и Сергей Сергеевич сходили на вечернюю службу.

Где вместе со всеми остальными прихожанами попросили у священника и друг у друга прощения.

Свекровь в этот день напекла целую гору толстых ноздреватых блинов.

«Как никак, сегодня — масленица! — сказала она. — Верим мы или не верим, а обычаи предков нужно уважать!»

И предложила их — кто с чем желает!

С маслом.

Сгущенкой.

Сметаной.

Красной икрой.

Каждый, хоть вскоре уже не было сил больше есть, попробовал — и с тем, и с другим.

Одна только Горбуша предпочитала есть одну икру, без блинов.

— Ешь! Ешь! — посмеивался над ней Сергеевич. — Завтра ее уже не увидишь! Не все коту масленица!

— А вороне икра! — поправила свекровь. — Хотя она и будет по-прежнему на столе!

Не обошлось, правда, без небольшого столкновения двух мнений относительно поста.

Между ней и остальными верующими членами семьи.

До этого, осторожно выведав под видом беседы на духовную тему у сына, что пост послабляется для учащихся, путешествующих и больных людей, она каждый раз убеждала: что Стас учится, причем, очень интенсивно, а Сергей Сергеевич много ездит и к тому же у него проблемы с желудком.

Они, впрочем, без особого на то сожаления, вынуждены были с ней соглашаться.

Но теперь, когда привыкшая строго поститься в святую четыренадесятницу и Страстную седьмицу Лена заявила, что не будет вкушать ничего скоромного. И даже с растительным маслом есть только в разрешенные Церковью дни. Стас с Сергеем Сергеевичем сразу перешли на ее сторону.

— Ладно, буду готовить вам все, как скажете! Сухое, невкусное, одним словом, постное, — бросив недовольный взгляд на Лену, нехотя сдалась свекровь, но при этом как-то загадочно усмехнувшись — мол, посмотрим еще, чья возьмет! — предупредила: — Но себе продолжу делать — то, что захочу. Пельмени, оладьи со сметанкой и сгущенным молоком, ту же икру с маслом, котлетки… И не обессудьте, если это будет очень питательным и вкусным!

Вечером Стас с Леной, прочитав, сменяя друг друга, по очереди молитвы и затеплив на всю ночь перед иконами лампаду, легли на разных диванах.

Наутро тоже все шло, как обычно.

Добавили в лампадку масло.

Помолились, прибавляя к обычному утреннему правилу великопостную молитву святого Ефрема Сирина:

«Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми! (земной поклон)

Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми рабу Твоему! (земной поклон)

Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков, аминь.»

Еще один земной поклон.

А затем 12 раз:

«Боже, очисти мя грешнаго» (Лена, разумеется, говорила – «грешную»), с поясными поклонами.

И вновь всю молитву Ефрема Сирина целиком, по окончании которой положили один великий — земной — поклон.

После этого все наскоро позавтракали.

Мама, как и грозилась накануне, похваливая да причмокивая, любимыми оладышками мужа и сына: тонкими, румяными, со свежайшей — не поленилась чуть свет сбегать на рынок! — сметаной.

Лена — одним чаем.

А Сергей Сергеевич с сыном — кофе.

Оба — с постными сухарями.

Лене было полегче — она привыкла поститься и к тому же почти не видела того, что находилось на столе.

Разве что слышала невероятно вкусные и приятные запахи.

А вот им было куда сложнее!

Мало того, что всегда трудно со скоромного сразу переходить на строго постное.

Да еще и такой соблазн совсем рядом!

Только тут привыкшая к тому, что дома, в Покровском, ее все только поддерживали, она постигла, наконец, смысл слов Спасителя, что «и враги человеку домашние его».

Разумеется, когда они не дают, всячески мешают, а то и просто запрещают идти к Богу!

Когда Стас, собираясь в институт, пообещал продолжить вечером пересказ книги, Лена поинтересовалась, и как это ему удается находить такие интересные сюжетные линии и неожиданные повороты в них.

— Все очень просто, — отозвался он. — Ведь для писателя главное — что?

— Что?

— Уметь небанально думать. То есть, иметь нестандартное мышление.

— Как это? — не поняла Лена.

И Стас, хотя мама уже поторапливала его из-за двери, говоря, что Сергей Сергеевич начинает опаздывать, с озорной улыбкой спросил:

— Хочешь узнать прямо сейчас?

— Конечно!

— Тогда отвечай быстро-быстро на мои вопросы: пятью пять…

— Двадцать пять! — с легким недоумением, что все, оказывается, так просто, ответила Лена.

— Отлично! - похвалил ее Стас. — Шестью шесть?

— Тридцать шесть!

— Умница! Семью семь?

— Сорок семь… Ой, сорок девять!

— Вот! — многозначительно поднял палец Стас. — Так мыслит обычный человек. А писатель, в отличие от всех других, во время обдумывания книги и когда уже пишет ее, должен мгновенно принимать оригинальные и единственно верные решения, как на уровне глав, так и отдельных предложений! А то и слов! Понятно?

Лена внимательно выслушала его и пожала плечами:

— Н-не совсем. А сам-то ты, когда тебе задали такой вопрос, как на него ответил?

— Честно?

— Ну мы же договорились, что у нас нет друг от друга никаких секретов!

— Тогда… — притворно вздохнул Стас и признался. — Точно так же, как и ты!

— Вот видишь! Ах ты! — шутливо ударила его ладошкой по спине Лена. — Нестандартный ты мой!

— Почему это только я? Мы! Как говорится, два сапога — пара!

— Не пара — а пора, в смысле — тебе на учебу!

Они рассмеялись.

Да так заразительно, что даже Горбуша изобразила что-то похожее на каркающий смех.

— Ой, пост же — грешно смеяться… — первой спохватилась Лена.

— Ты права, — с трудом останавливая себя, согласился Стас.

И тут им обоим стало совсем не до смеха.

Уже не в связи с Великим постом.

А по другой причине.

В коридоре неожиданно раздался несмолкаемо-настойчивый звонок.

Потом послышались незнакомые мужские голоса.

Дверь в их комнату без стука открылась.

И появившаяся на пороге свекровь испуганно прошептала:

— Там… из милиции!

Стас с Леной недоумением переглянулись.

И правда…

За ее спиной стоял милиционер с большими звездочками на погонах.

И солдат — в бронежилете, с автоматом наперевес…

5

Стас встал впереди Лены с самым воинственным видом…

Первой мыслью Лены было то, что это пришли за ее Стасиком.

Антикварный магазин, как она уже успела понять, со слов свекрови, да и от него самого — дело опасное и рискованное.

Мало ли…

Черные археологи могут что-нибудь из преступно раскопанных ими скифских курганов сдать.

А то даже похищенное из запасников государственных музеев, попасть на прилавок.

К тому же, она была еще под впечатлением тех золотых монет, которые увидела в книгах.

Вдруг они пропали, и Стасик имел к ним какое-то отношение?

Как бы там ни было, она сразу же встала между ним и милиционерами.

Всем своим видом показывая — делайте, что хотите, но своего мужа я вам ни за что не отдам!

Но свекровь вдруг сказала:

— Лена, это к тебе… Точней, за тобой!

— Да, — подтвердил офицер. — Вот повестка. Распишитесь и собирайтесь. Мы должны срочно доставить вас в следственный комитет.

— Но по какому праву? Зачем? — возмутился Стас.

И теперь сам встал впереди Лены.

С еще более воинственным лицом.

— Там объяснят… — привычно усмехнулся милиционер с автоматом.

Но Стас не дал ему продолжить.

— Я отправлюсь вместе с ней! — решительно заявил он. — Без меня она никуда не поедет!

— Но… — замялся слегка растерявшийся от такого напора молодого человека офицер.

— Моя жена — инвалид первой группы по зрению! — перебил и его Стас. — И по закону я вправе сопровождать ее! Государство даже деньги на билет выделяет, чтобы я мог везде ездить с ней!

— К тому же, — подтвердил, узнав, в чем дело, подошедший Сергей Сергеевич, — ей категорически нельзя волноваться! Как профессор медицины я сейчас напишу и передам вашему начальству соответствующую справку. Мало этого — немедленно позвоню в Кремль! В Белый Дом!

— Мой муж академик, который лечит тех, кому подчиняется ваше руководство! — вставила свекровь.

— Да не нужно никаких справок, — поняв, что попал не совсем в обычную семью, примирительно сказал офицер и, уже обращаясь к одной Лене, вежливо объяснил: — Пожалуйста, не беспокойтесь! Вы вызываетесь только в качестве свидетеля, который может оказать неоценимую помощь следствию.

— Какую помощь? В чем? — недоуменно развел руками Сергей Сергеевич.

— В уголовном деле, если желаете знать конкретно: убийстве.

— Кого? Кем?! — ахнул Стас.

И офицер ответил:

— Небезызвестного вашей супруге гражданина США Градова нашим соотечественником, бизнесменом Никитой Игоревичем Безменовым.

Стас отказывался верить своим ушам:

— Ником?!!

— Так вы, что — тоже его знаете? — удивился офицер.

— Конечно! — охотно подтвердил Стас. — Это наш давний приятель. Можно сказать, друг!

— А… Градов?

— Тоже давний, — ответила на этот раз уже Лена. — Но только — смертельный враг!

— Ну, тогда это даже хорошо, что вы сразу решили ехать, — обращаясь к Стасу, сказал офицер. – Когда бы это выяснилось, все равно пришлось бы нам еще раз приезжать за вами и только лишний раз беспокоить ваших родителей!

Он жестом велел милиционеру с автоматом выходить и, прежде чем самому покинуть квартиру, с учтивостью козырнул сначала Сергею Сергеевичу, а затем и всем остальным:

— Машина во дворе! Можете не торопиться, мы подождем…

6

— Ленка! Зачем ты просила у Ника деньги? — не понял Стас.

Следователь принял их в небольшом кабинете.

И радушным жестом пригласил сразу присесть.

То ли офицер доложил ему о том, что у этих свидетелей непростые родители, имеющие связи на самом высоком уровне власти.

А может, он вообще, несмотря на грубую работу, был хорошим, воспитанным человеком.

В любом случае общаться с ним было просто и даже приятно.

У Стаса с первого же взгляда возникло ощущение, что он где-то уже видел его…

Причем, не однажды.

Но где?

В клубе — исключено.

На монеты и тех, с кем он имел дело там, у него была абсолютная память, помогавшая ему во время поисков нужного материала и зачастую многоступенчатых — этому нужно одно, тому другое, третьему третье, вот и своди всех воедино, чтобы получить нужную вещь — обменах.

В антикварном магазине?

Ну разве что он когда приходил к хозяину по какому-нибудь щекотливому вопросу?

Но то могло быть лишь в виде исключения.

А он явно видел его не один раз.

Следователь, у которого была более натренированная — профессиональная — память, и вовсе обращался к нему, как к давнему хорошему знакомому.

Он сразу признался, что дело, хотя с виду очень простое и очевидное, на проверку содержит массу загадок и серьезных вопросов.

Но так как в нем фигурирует убитый гражданин США, сроки самые сжатые.

Как понял Стас, Ник из личного пистолета, после разговора в своей машине, застрелил Градова. Тела убитого не нашли. Его охранники, опасаясь, что их самих обвинят в убийстве или в том, что они не смогли защитить шефа, спрятали его где-то и скрылись. Судя по их зафиксированным телефонным разговорам, Градов убит. Да и анализ крови в машине свидетельствует, что это был именно он.

Ника задержали позже, почти в бессознательном, из-за приема наркотиков, состоянии.

Водитель Александр, очевидно, случайно смертельно раненный из того же оружия во время пальбы, пытался дать какие-то показания в пользу Ника.

Что все это инспирировал Градов.

Но не успел…

Сам Ник, разумеется, арестован.

И теперь твердит только одно: что он совершенно ничего не помнит.

Ни того, что убивал.

Ни того, что не убивал.

Кроме того, что ехал на встречу с Градовым, абсолютно не желая мстить за то, что тот разорил его, а просто поглядеть в ему глаза.

— Лично я готов в это поверить. Но разве с таким частным мнением пойдешь на доклад к руководству? Да еще в таком деле! — развел руками следователь. — Как говорится в этом кабинете, наверное, с момента его основания, факты — упрямая вещь.

— Неужели Нику ничем уже невозможно помочь? — с болью в глазах взглянул на него Стас.

— Чем? — казалось, сам огорченный не меньше него, уточнил следователь. — Даже если его, простите за жаргонное слово, подставили — то сделали это так, что комар носу не подточит! Тем более что он сам не уверен в том, что не убивал...

Он со вздохом посмотрел на стену, и Стас, проследовав за его взглядом, увидел то, чего меньше всего ожидал увидеть в этом кабинете — живописную икону.

На ней был изображен Николай Чудотворец.

Пришедший в самый последний момент на помощь неправедно осужденным воеводам.

И властно положивший ладонь на рукоять меча, останавливая палача…

Только тут Стас вспомнил, где он видел этого следователя.

В его любимом храме на Старом Арбате!

Том самом, который изображен на знаменитой картине «Московский дворик», и почти до неузнаваемости изменившемся с тех давних, еще царских времен…

— Единственное, что у нас есть, — обращаясь уже к Лене, сказал следователь, — это распечатка вашего телефонного разговора с обвиняемым, где вы отговаривали его от желания убить Градова, и где он согласился с вами.

— Да, так оно и было! — кивнула Лена и с готовностью предложила: — И я могу подтвердить это где угодно, на любом суде!

— До этого, думаю, дело не дойдет! — остановил ее следователь. — Это всего лишь телефонный разговор, после которого обвиняемый мог переменить свое решение и осуществить задуманное. Тем более, в вашей беседе замешано то, что вы просили у него немалую сумму денег. Я думаю, что не стоит предавать все это широкой огласке. А против обвиняемого, к сожалению, все улики и никакого алиби. Побеседовали, так как это было необходимо для соблюдения всех формальностей, и все! Тем более что вам, как инвалиду первой группы, противопоказаны любые волнения!

— Ленка! Зачем ты просила у Ника деньги? — с недоумением посмотрел на жену Стас.

— Да просьба была самая безобидная! — успокаивающе улыбнулся ему следователь.

Он потянулся за какой-то бумажкой.

То ли, пропуском на выход.

А может, и распечаткой ее разговора.

И Лена, опасаясь, что сейчас раскроется тайна, которая в первую очередь нужна для самого Стаса — ведь она объяснила по телефону Нику, для чего ей нужны эти деньги, торопливо воскликнула:

— У вас вообще соблюдаются здесь тайны следствия или нет?

— Конечно, соблюдаются!

Лицо следователя сразу стало чужим и недоступным.

— Тогда я не хочу, чтобы мой разговор с Ником был известен еще кому бы то ни было!

— Даже мне?! — изумился Стас.

— А тебе — тем более!

— Но почему?

— Я тебе дома все объясню, — умоляюще положила пальцы на его руку Лена, надеясь, что по дороге успеет придумать что-нибудь правдоподобное…

Стас тут же выдернул руку.

Нахмурился…

— Ну-ну, — остановил их следователь. — Только семейного скандала в этом кабинете еще не было!

И добавил:

— Вам не стоит терять на это силы и время. Особенно сейчас. Если вы действительно хотите помочь своему другу, то срочно наймите толкового адвоката. Воспользуйтесь, наконец, теми связями, которые имеют, ну, вы сами знаете где, ваши родители!

Глава третья

ГОРДИЕВ УЗЕЛ

1

Лена крепилась из последних сил…

Прошел без малого месяц…

Стас никак не мог простить Лене того, что она скрыла, зачем просила у Ника деньги.

И до сих пор не желает признаться!

Сама ведь предложила ничего никогда не скрывать друг от друга.

А тут…

Хотя бы посоветовалась сначала.

Да и пусть даже без совета позвонила.

Но после-то можно сказать!

Что еще за тайны в их, казалось, самой счастливой и крепкой семье?

Он мучился, страдал из-за этого.

Но поделать с собой ничего не мог!

Каждую субботу и воскресенье они ходили в храм.

Исповедовались.

И… не причащались.

Стас, прекрасно зная, что к Чаше ни в коем случае нельзя подходить, если не примирился со всеми и имеешь на душе что-нибудь хотя бы против одного человека. Иначе святое причастие будет не во спасение, а, наоборот, страшным грехом!

А Лена — потому что чувствовала свою, хоть и невольную, но все же вину перед Стасом.

Она крепилась из последних сил.

Несколько раз готова была рассказать обо всем Стасу.

Но, понимая, что эта небольшая победа, в конце концов, неминуемо обернется большим поражением, в последний момент просто каким-то чудом удерживала себя.

Она была растеряна тем, что Стас оказался таким упрямым.

За все это время он ни разу не возвращался к книге.

Ссылался на усталость.

На то, что ему некогда…

Шло время, студенты то и дело звонили, спрашивали, когда приходить за новым текстом.

Радостно сообщили, что им удалось уговорить журналистку заняться редактированием текста и профессиональной корректурой.

А она не знала, что им сказать.

Да и даже, что теперь думать самой — не знала!

Ведь вся ее жертва оказывалась напрасной.

Если разобраться, молчит-то она из-за книги.

А книга — не надиктовывалась!

Прямо какой-то Гордиев узел получился.

Александру Македонскому удалось его разрубить.

Но она-то не великий решительный полководец, обладавший, к тому же большой силой, а слабый простой человек.

В чужом доме.

Где свекровь уже явно предвкушает победу.

А Стас перестал быть защитой и, кажется, даже постепенно начал склоняться на ее сторону…

Оставался Сергей Сергеевич.

Но он почти все время проводил в клинике.

Уезжал и возвращался затемно.

И только лишь подбадривающее улыбался ей: мол, терпи, перемелется — мука будет!

Но пока была не мука̀, а одна му̀ка.

Горбуша — и та отказалась принимать еду и пищу.

На икру, которую по очереди приносили ей то Лена, то Стас — она даже не смотрела!

Словно ждала, что они одновременно начнут кормить ее, как это бывало раньше!

Замолчала.

И наотрез отказывалась повторять даже свои самые любимые слова.

Врач-ветеринар, добрая опытная старушка, которая пришла по их вызову, внимательно осмотрела птицу.

Порадовалась, что у них всего лишь ворона.

А то на Старом Арбате и в других престижных районах Москвы все больше броненосцы да крокодилы, которые только и норовят, если чуть зазеваешься, откусить руку.

И сказала, что ворона совершенно здорова.

Просто чем-то очень расстроена.

Скорее всего, у нее скрытый сильнейший стресс.

Птицы и домашние животные, объяснила она, так привыкают к людям, что живут с ними одной жизнью — очень близко принимая к своему маленькому сердцу как их радости, так и беды.

Она изучающе посмотрела на отстраненное от молодой красивой жены лицо Стаса и измученные, явно больные, глаза Лены, вздохнула.

И сказала:

— Единственное, что, помимо здорового морального климата в доме, я могу порекомендовать вашей бедной вороне — так это свежий воздух, да чтобы летала побольше! И помнить, что главная причина ее болезни может быть в первую очередь — в вас самих…

Лена так надеялась, что состояние Горбуши смягчит Стаса и разрушит возникшую между ними стену.

Но даже это не помогло им…

2

Свекровь обвела невестку изучающим взглядом…

— Леночка, а тебя не погубит эта Москва?

Лена чуть было не поперхнулась от этих слов.

В кои-то веки она разрешила себе кружочек сухого овсяного печенья.

Такое — маленькое сладкое утешение в Великой пост.

Тем более что печенье, судя по надписи на упаковке, украшенной изображениями храмов, было постное.

Ни яичного порошка в нем, ни даже следов молока.

И день — не среда или пятница.

Хорошо хоть размочить успела его перед тем, как отправить в рот…

А свекровь, с которой она обедала вдвоем и которая до этого несколько раз лишь намекала на то, что в деревне сейчас гораздо лучше, чем в Москве, поведя атаку уже напрямую, продолжала:

— Март — самое тяжелое у нас время даже для совершенно здоровых людей. Начинает таять снег. И весь тот мусор, который, выбрасывая, прятали под ним, начинает гнить и заражать все вокруг. Мы-то, как говорит Сергей Сергеевич…

В это самое мгновение зазвонил телефон, и свекровь со словами: «Легок на помине!» кратко поговорила с мужем.

— Что-то там у него с машиной. Сломалась на полпути. Плетется теперь кое-как в автосервис, — объяснила она и, беря бутерброд с сырокопченой колбасой, продолжила: — Мы имеем иммунитет. А вот тебе каково? Из экологически чистейшей Покровки, где воздух только лечит, а не калечит — да всем этим дышать. Вон — ворона, которая генетически приспособлена к разным помойкам, и то не выдержала! Смотреть на нее больно. Да и ты последнее время вся какая-то вялая, бледная. А какой румяной, веселой выглядела, когда приехала!

До окончательно вывода, то есть предложения Лене хотя бы временно, на этот действительно нездоровый столичный период, съездить в Покровку, оставался всего лишь один шаг.

Но свекровь пока не решилась на него.

И сделала еще один промежуточный ход.

— Хотя бы пост ослабила, что ли!

Лена хотела возразить, что хлеб и вода еще никому не сделали вреда, но тут ей стало так нехорошо, что она даже покачнулась.

— Гляди, до чего себя довела! — всплеснула руками свекровь. — А ну немедленно, давай, ешь колбасу и сыр!

— Нет-нет! — как ни слабы были у нее в этот момент губы, решительно отказалась Лена. — Это у меня иногда бывает. Давление, наверное, резко понизилось…

— Час от часу не легче! — встревожилась свекровь. — Может у тебя это просто — женские дни?

Лена как-то странно посмотрела на нее, будто вспоминая что-то, и неопределенно пожала плечами:

— Да н-нет, кажется…

Свекровь, в свою очередь, обвела изучающим взглядом невестку и, отогнав какие-то свои, судя по изменившемуся выражению лица, испугавшие ее мысли, сказала:

— Ну, тогда от низкого давления первое средство — крепкий кофе. Надеюсь, хоть он в пост не запрещен?

— Нет, — через силу улыбнулась Лена. — Кофе, говорят, вообще первыми научились делать коптские монахи. Они подметили, что козы, которые объедают кофейные кусты, всегда бодры и мало спят. И стали заваривать его зерна, чтобы самим было легче выстаивать долгие ночные службы…

Кофе после очередной наполовину бессонной ночи, когда она проворочалась на диване, переживая из-за их отношений со Стасом, был ей сейчас и правда, как нельзя кстати!

Она захотела пойти заварить его.

Но свекровь, оставив на столе недоеденный бутерброд, как обычно не позволила невестке хозяйничать на кухне даже в таком простом деле.

Встала и пошла все делать сама.

Глядя ей вслед, Лена лишь вздохнула.

Надо же, как может уживаться в человеке прямо противоположное.

Чужая и родная…

Чрезвычайно заботливая и до жестокости неуступчивая…

Особенно, когда речь идет об интересах ее сына, дороже которого не было никого и для самой Лены.

Поэтому и обижаться на нее не было никакой возможности.

Да и разучилась она обижаться.

Давно привыкла к мысли, которую вычитал еще Ваня в духовной книге, что в любой чужой, даже, казалось бы, необоснованной обиде есть пусть крошечная, но все равно доля твоей вины! Значит, вольно или невольно дал повод к ней. Хотя бы одним своим видом…

За этими размышлениями она и не заметила, как свекровь сварила кофе.

Только увидела, как она уже вошла в зал с небольшим подносом, на котором аппетитно курилась характерным кофейным дымком маленькая чашечка.

Лена с благодарной улыбкой потянулась к ней.

И тут…

Такого с ней никогда еще не было.

Ей всегда нравился запах кофе.

Но сейчас от него вдруг повеяло таким неприятным, что ее затошнило, замутило.

К горлу подкатил комок.

И она, не в силах даже извиниться, зажав ладонью рот, вылетела из стола — в ванную комнату.

В зал она вернулась еще более бледной.

Тихо присела за стол.

— Ничего, это бывает при резких перепадах давления. Пей! — не сводя с нее испытующих глаз, протянула ей кофе свекровь

— Нет… не могу… — испуганно затрясла головой Лена. — Простите, если можно, унесите его, пожалуйста, поскорее… Сами!

Свекровь отнесла чашечку на кухню.

Встала напротив Лены.

И осторожно спросила:

— Леночка, а ты случайно немножечко не беременна?

— Не знаю, у меня нет еще в этом опыта, — растерянно отозвалась та. — Но, кажется… да!

— О, Господи! Я так и думала! Только этого еще не хватало…

Свекровь тяжело опустилась на стул.

— У меня тоже было такое на запах. Только не кофе, а мужской туалетной воды и особенно одеколона. Сергей Сергеевич до сих пор помнит. И не пользуется никакими дезодорантами. Ну вот что, — порывисто встала она. — Давай, собирайся!

— Куда? — испугалась Лена.

— В поликлинику, благо, она в соседнем доме, и время приема еще не закончилось. Проверишься. Может, еще ничего и нет…

Давая понять, что это не подлежит обсуждению, свекровь тут же принялась убирать со стола.

— Посуду потом помою! — выходя из кухни, сказала она. — А то сама от волнения ее перебью!

И ушла одеваться в родительскую комнату.

Лене не оставалось ничего иного, как безропотно подчиниться.

— Ох, Горбуша, — входя к себе, вздохнула она. — Вот это новость! И радоваться надо, и… Как бы Стасик теперь совсем меня не возненавидел. Одним словом, как ты говоришь: «Ура! Кошкараул…»

3

Это невозможно было выразить никакими словами…

— Ну что я могу вам сказать… — после экспресс-анализа и осмотра начала врач, с недопустимо страшной, судя по табличке на двери, фамилией для медика — «Смертина», обводя строгими глазами застывших в ожидании свекровь и Лену.

Это была молодая женщина, лет тридцати пяти-сорока.

С миловидным лицом, которое несколько портило волевое, почти мужское выражение.

И очень ухоженными, красивыми пальцами.

— Вы действительно беременны! — привычно сообщила она.

И не понять было по ее тону — радовала она этим свою пациентку или, наоборот, пугала.

Свекровь, вызвавшаяся, как и Стас, сопровождать Лену на основании того, что та является инвалидом по зрению, сдавленно охнула.

И тяжело опустилась на заботливо поднесенную ей пожилой медсестрой-акушеркой табуретку.

Лена же, несмотря на весь трагизм положения, в которое она попадала, невольно заулыбалась, просияла.

Виной тому было совершенно незнакомое ей чувство, которое охватило все ее существо от такой новости.

У нее будет ребенок…

Да что там будет — он уже в ней!

Весь мир, начиная с этого небольшого кабинета, вдруг стал необычайно огромным и, даже при ее слабом, почти нулевом, зрении, налился такими яркими, сочными красками, которых она еще никогда и нигде не видела в жизни!

Это невозможно было выразить никакими словами.

Даже Стасик и тот на какое-то время отошел на второй план.

Для свекрови — увы! — судя по ее обреченному взгляду, все стало черно-белым.

А для врача, наверное, как обычно в ее будничной работе — вообще бесцветным.

— Присаживайтесь! — велела она Лене и принялась равнодушно заполнять ее карточку.

Задавая вопросы с такой настойчивой жесткостью, какую не позволял себе даже оперативник из следственного комитета.

Отвечая, Лена осмотрелась.

В кабинете было два стола.

Один, побольше, перед которым она сидела — для врача и второй, совсем маленький, в углу — медсестры.

Еще в нем стояла кушетка, соединенная разноцветными проводами с компьютером.

В глаза сразу бросилось цветное пятно на столе медсестры.

Лена прищурилась и — да, точно! — это была икона.

Пресвятой Богородицы, державшей на руках Богомладенца.

Который оглядывался на занесенные над Ним орудия будущей крестной казни.

Сама медсестра, перехватив ее растерянный взгляд, подбадривающе кивнула.

И Лене сразу стало как-то спокойнее.

Оказывается, у нее был здесь надежный союзник.

Тем временем, врач записала все, что полагалось в таких случаях.

И тогда свекровь — слово в слово повторив диагноз и предостережение профессора-окулиста — со слабой надеждой спросила:

— Мы с мужем, он, кстати, академик, известный во всем мире кардиохирург, несколько лет ждали, пока я забеременею Стасиком. А тут — так вдруг… сразу… Может, это какая-то ошибка?

— Исключено! — отрезала врач.

Однако — упоминание о враче-академике не прошло мимо ее ушей.

— Но чтобы вас окончательно успокоить, давайте проверим это и на аппаратуре! Ложись! — обращаясь подчеркнуто на «вы» к свекрови и переходя на «ты» с Леной, указала она пальцем на кушетку.

— Зачем? — испугалась та.

— Сделаем УЗИ! Хотя я и так скажу, что там уже есть горошинка!

Медсестра, делая это так, чтобы видно было одной Лене, предостерегающе покачала головой:

«Мол, ни в коем случае!»

Лена, действительно, была не одна в этом кабинете.

— Нет! — решительно отказалась она.

И медсестра одобрительно кивнула.

— Почему? — удивилась, уже включившая аппарат, врач.

— Я не хочу лишний раз облучать своего ребенка, — еще непривычно выговаривая это сладостное слово, объяснила Лена.

— Какого ребенка?! — не поняла врач.

Медсестра сделала было шаг к ним.

Словно желая рвануться на помощь будущей матери.

Но врач, боковым зрением уловив это, резко оглянулась и сурово посмотрела на нее.

Медсестра, вздохнув, сразу вернулась к своему столику и сделала вид, что внимательно перебирает на нем учетные карточки…

Лена снова осталась одна.

Вовремя вспомнив, что рядом с ней Господь, сказавший «Не убий» и, в конце концов, она — сестра брата Героя России, она решила не сдаваться.

Уже собралась до конца доказывать, что в ней никакая сейчас не горошина, а настоящий живой человек.

Слушающий весь этот разговор и прекрасно понимающий все.

Но врач неожиданно не стала спорить.

— А, впрочем, УЗИ уже не имеет никакого значения. Все равно с таким противопоказанием — только, как говорится, сэкономим электроэнергию! И не будем даром терять время!

Она взяла из стопки небольшую бумажку и протянула ее Лене.

— Что это? — не поняла та.

— Направление на аборт. Завтра с утра моя смена. Время для вас самое удобное. Рука у меня, все говорят, легкая. Так что ты почти ничего не почувствуешь!

Рука Лены остановилась на полпути.

И листок с направлением упал на пол.

Лена, чтобы не быть столь неучтивой, наклонилась за ним.

Но тут с нее спали очки.

И она беспомощно принялась шарить руками на скольком линолеумном полу.

— Вот видите, — с жестокой усмешкой заметила врач. — Ну куда тебе, такой, еще рожать? Даже если произойдет чудо, и ты во время родов совсем не ослепнешь с такой слабой сетчаткой, как будешь потом ухаживать за ребенком? Ведь мало его родить. Его пеленать, кормить, купать прогуливать надо!

— А еще ее мужу, моему сыну, учиться надо — в университете и институте, — поддакнула свекровь, поднимая талончик и очки, которые, впрочем, не стала сразу возвращать Лене, отчего та продолжала оставаться совсем беспомощной. — Он ведь у нас готовится стать писателем!

— Тем более! — с еще большим уважением сказала врач и уже больше свекрови, чем Лене добавила: — Очень рада, надеюсь, взаимно полезному для нас знакомству. И, как говорится, — до завтра!

4

Как же не хотелось прямо сейчас уезжать от Стасика!..

Лене бы плакать от счастья.

Но она, всхлипывая от огорчения и обиды, собирала в теперь уже бывшей их со Стасиком комнате, свои вещи.

Клетка с Горбушей, чтобы ворона не видела и не слышала всего этого и не заболела еще больше, уже стояла в прихожей.

Туда же Лена вынесла свой туго набитый рюкзак и теперь добирала остатки одежды в дорожную сумку.

А что ей еще оставалось делать?

Всю дорогу из поликлиники до дома свекровь не отдавала очки.

Словно желая, чтобы она лучше почувствовала свою полную беспомощность и невозможность самостоятельно ухаживать за ребенком.

Вела она невестку окольными путями, отчего вместо двух-трех минут они шли больше получаса.

И все настаивала, настаивала на аборте.

Доказывая, что он необходим, иначе она перечеркнет своим ничем не оправданным упрямством и эгоизмом — да-да, именно эгоизмом, который вы, православные, называете гордыней — все блестящее будущее Стаса и больше того — просто окончательно погубит его!

Перед домом свекровь вернула очки.

И сказала еще более жестко, чем врач:

— В общем, так. Думай обо мне, что хочешь. Но — или ты идешь со мной завтра к врачу. И мы делаем все, что нужно. Или сегодня же вечером, чтобы не терзать сердце себе самой, Стасику и всем нам, отправляйся в свою Покровку. Деньги на дорогу я дам!

Лена, не в силах понять, за что она ее так и вообще почему все столь жестоко, надела очки.

И тут же увидела счастливую маму, которая катила перед собой коляску, то и дело наклоняясь к ребенку и о чем-то ласково говоря с ним.

Слезы, мгновенно выступившие на глазах, теперь уже не позволяли ничего видеть даже в очках…

Если разобраться по справедливости, то свекровь, как сама мать, наполовину была права.

Ослепнув, Лена действительно могла испортить всю жизнь любимому человеку.

Ее сыну.

Но вторая половина — принадлежала одной только ей.

И свекровь не вправе была посягать на нее!

Можно было, конечно, запоздало сокрушаться, что зря она тогда согласилась со Стасом, поддалась на свою слабость, выйдя за него замуж и приехав сюда.

Но, с другой стороны, теперь у нее есть бесценное сокровище — память пусть о недолгих, но наполненных счастьем не то, чтобы месяцах — а неделях и даже днях огромного и ласкового, как безбрежное море в самую лучшую, солнечную погоду, счастья.

Кроме того, она за это время успела помочь Стасу.

Большая часть никак не дававшегося ему романа была надиктована.

Олег с Ириной, при помощи Владимира Всеволодовича, непременно доведут ее до конца.

Издадут в виде первого тома книги.

Что, несомненно, придаст уверенность Стасу и, разрубив его Гордиев узел, сразу сделает настоящим писателем.

И, наконец, и это самое главное — у нее теперь будет ребенок!

Которого она никому, ни за что, никогда не отдаст!

И уж тем более, не погубит…

Но как… как не хотелось прямо сейчас уезжать от Стасика!

И только мысль, что если он куда за меньшее до сих пор не хочет разговаривать с ней, то теперь наверняка, как об этом прямо сказала свекровь, просто возненавидит ее, торопила Лену.

Деньги на дорогу лежали на столе.

Над той самой картой-схемой, которую она составляла с такой радостью и надеждой!..

Свекровь уже вызвала такси.

Удостоверившись, что Лену не переубедить, она сама вызвалась ехать с ней на вокзал, купить билет и посадить на поезд.

И теперь ждала ее, прямо в пальто.

Поторапливая:

— Скорее, скорее!

Словно боясь, что не успеет, так как вот-вот должны были вернуться Сергей Сергеевич и Стас.

И она не ошиблась в своих опасениях.

Когда Лена была уже полностью готова, в прихожей раздался звонок.

Чей — определить было невозможно.

Сергей Сергеевич и Стас были так похожи характерами и многими привычками друг на друга.

Что даже в дверь звонили совершенно одинаково.

Два коротких звонка, как бы подготавливающих, чтобы не напугать хозяйку и третий — уже настойчивее, длиннее…

5

Свекровь не на шутку озадачили эти слова мужа.

Оказалось, что это был… Сергей Сергеевич.

— Леночка! У меня для тебя сюрприз! — прямо с порога радостно сообщил он. — Точнее, вклад в твою словесную копилку! Стасику невероятно повезло, что у него, как у будущего писателя, всегда рядом человек, который так тонко чувствует каждое слово! Сразу подскажет ему, если где-то что-то не так…

— Сережа!.. — попыталась остановить его жена.

Но тот, привычно поцеловав ее в щеку, лишь отмахнулся:

— Погоди! Дай доскажу, пока не забыл!

И уже обращаясь к Лене, продолжил:

— Значит, так! Приехал, точнее, приполз я в автосервис. Говорю мастеру, что мне нужно срочно отремонтировать машину. А он сразу в ответ: «Это ждать надо!» Я объясняю, что некогда мне ждать. Но он как заведенный на все мои просьбы: «Это ждать надо!». Не выдержал я: «Чего ждать?!» А он хитро так посмотрел на меня и, четко выделяя каждую букву, сказал: «Это ж — дать надо!» Только тут до меня дошло, что к чему. Дал я ему, как говорится, «на лапу» и он буквально за пару часов все сделал. Но до чего же богат русский язык! Стоит лишь чуть-чуть поменять порядок слов и даже букв, и…

Только тут Сергей Сергеевич заметил, что Лена не так внимательно, как всегда, слушает его.

И вообще, что-то неладно в доме…

Он огляделся.

Увидел клетку с Горбушей.

Вещи Лены.

Встал между ней и ими.

И спросил:

— А чего это вы сегодня такие? У одной глаза на мокром месте…

Достав белоснежный носовой платок, он сам осторожно вытер слезы на щеках Лены.

Встревоженно оглядел жену:

— У другой и без полотенца на голове сразу видно — давление не ахти. Обе одеты для улицы, хотя мы со Стасом должны прийти… Куда? Что тут случилось?

— То, что и должно было когда-то случиться! — хмуро ответила та.

— А в чем, собственно, дело? — с тревогой уточнил Сергей Сергеевич.

Свекровь покосилась на Лену и с издевкой спросила:

— Сама скажешь или как?

Лена, словно перед тем, как ныряют в воду, набрала в себя побольше воздуха и запинаясь, начала:

— Папа… Сергей Сергеевич… Я… Понимаете, так получилось… Ну, в общем… Даже не знаю, как и сказать…

— Словом, она — беременна! — не выдержала свекровь.

— Фу-фф! — с облегчением выдохнул Сергей Сергеевич. — А я уж подумал, что она сбежать от нас захотела! Ну, поздравляю, дочка! Поздравляю…

— С чем? — перебила его жена. — С неминуемой слепотой?! С тем, что Стасику теперь вместо учебы и писания книг придется всю жизнь ухаживать за ней и ребенком?!! Причем, неизвестно еще, за кем больше!

— Погоди-погоди! — протестующе поднял руку Сергей Сергеевич. — Во-первых, она еще не ослепла. К счастью, Кривцов не Господь Бог, и пока неизвестно, как оно все закончится. А, во-вторых, почему такая спешная эвакуация?

— Потому, что самое лучшее для всех, это Лене сейчас уехать в Покровку. Мы так решили.

— Вы? — пристально посмотрел на жену Сергей Сергеевич.

— Ну я! — отводя взгляд, нехотя призналась та.

— Почему, я тоже, — жалобно вставила Лена.

— Так я тебе и поверил! Благородная твоя душа… — покачал головой Сергей Сергеевич и приказал: — А ну, быстро раздеваться и все вещи по своим местам! Счастье, что вы еще не уехали, и первым пришел я, а не Стас.

— Это еще почему? — с вызовом спросила свекровь, никак не ожидавшая, что муж займет такую решительную позицию против нее.

— А потому что тогда бы ты просто потеряла сына! Он немедленно поехал бы вслед за Леной. И остался бы с ней в Покровском. В лучшем случае, они перебрались бы в нашу старую квартиру!

Свекровь не на шутку озадачили эти слова мужа.

— Но я действительно хотела, как лучше для него и, кстати, для Лены! Взгляни на нее — она же прямо на глазах чахнет в нашей мартовской Москве! А тут еще — ранний токсикоз!

— Все равно, такие дела не решаются скоропалительно и, так сказать, в одностороннем силовом порядке! — остановил ее муж. — По крайней мере, нужно сначала всем посоветоваться, поговорить. Может, и правда, Леночке будет легче переносить беременность в экологически чистом месте, питаясь здоровыми продуктами и, что в ее состоянии немаловажно, под постоянным присмотром медсестры мамы. Но — как отнесется к этому Стас?

Загрузка...