Чудо - из чудес

— Что только не делают люди для своей выгоды! — сокрушенно покачала головой Лена. — И даже не понимают, что это — грех!

— А может, просто не хотят понять? Ведь это — не выгодно!

Стас, устав взвешивать сомнительную монету то на весах, то прикидывая на ладони, подкинул ее, подковырнув ногтем большого пальца, как с древних времен играют в орлянку.

Сверкая, она заиграла в воздухе….

И тут Горбуша, не выдержав, стрелой метнулась с карниза вниз и на лету подхватила ее.

— Горбуша, каркараул! — только и успела закричать Лена!

Ворона, совсем как в известной басне, испуганно разинула рот.

Монета упала на паркетный пол.

И — раскололась.

— Ой, Стасик! — прижала ладони к щекам Лена. — Что же теперь будет?

— Да ничего страшного! — засмеялся Стас. — Она не такая уж и дорогая. Была…

Опустившись на колени, он склонился с лупой над монетой.

Затем подозвал Лену и показал на то, что осталось от нее: три осколка да немного серого порошка.

— Вот и конец спору! Зря мы только на фальшивомонетчиков думали, — сказал он. — Одно слово — биллон!

— Что? — уточнила Лена.

— А это когда монета состоит из двух металлов, например, серебра и меди — а александринеры именно такие — то, как говорится, на наш век хватит. А после, со временем на поверхности и внутри начинаются всякие химические процессы, которые разрушают ее. Почему, кстати, корабли никогда не делают из двух металлов! И знаешь, что вдруг я подумал? — спросил Стас и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Это простые бездушные монеты и корабли. А семья? Она ведь тоже как корабль посреди бурного жизненного моря! Только тут соединяются два совершенно разных человека! А это — насколько сложнее! И какое счастье, что в таинстве венчания Господь дает благодать выстоять такой семье и после земных венцов, которые держали над их главами, в итоге получить небесные!

— Но частенько бывает, что разрушаются и венчанные браки! — резонно возразила Лена.

— Да, согласился Стас. — Если венчание было для них лишь модным обрядом. И жили они без веры, не молясь, не постясь, только для себя, в свое удовольствие, не спеша обзаводиться из-за этого детьми, да и не желая носить тягот друг друга, чтобы исполнить закон Христов! Вот видишь, в какое духовное русло завела нас эта бывшая монета! А все благодаря Горбуше! Из которой, оказывается, получился прекрасный эксперт.

— Экспер-рт! Экспер-р-рт! — радостно подтвердила ворона, понявшая, что ей ничего не будет за свою проделку.

— А когда ее тут не было, ты тоже так направлял свою мысль при работе? — спросила Лена.

— Частенько! Хочешь не хочешь, глядя на античные монеты, об этом задумаешься! — кивнул Стас и достал целую пригоршню крупных светлых и темных монет. — Вот, например, еще одна подборка императора Клавдия…

— Тоже александринеры?

— Нет — медные оболы и тетрадрахмы из Антиохии-на Оронте. Между прочим, я особенно люблю это время и этот город.

— Почему? — заинтересовалась Лена.

— А потому что именно при этом императоре и в этом городе христиан впервые стали называть христианами!

Лена уже не для того, чтобы поддержать разговором мужа, а с живым интересом взглянула на разложенные по столу монеты:

— Надо же… Вроде простые кружки из металла, а так могут укреплять в вере!

— Еще как! — подтвердил Стас. — Не случайно ведь отец Тихон уверовал после того, как еще до монашества собирал для министра Соколова монеты, связанные с христианством. Ведь, если разобраться, история — абстрактная наука. А тут можно подержать ее в руках, пощупать!

Стас достал из ящика большую монету и показал ее Лене:

— А это тот самый серебряный рубль, который Ваня нашел в вашем огороде в тот самый день, когда мы познакомились! Помнишь?

Лена, не желая огорчать Стаса отказом, все же отрицательно покачала головой.

— Не нам, не нам, а имени Твоему, — по слогам прочитала она и прищурилась: — Хотя, постой, кажется, что-то припоминаю…

— Ну да! — обрадовался, подсказывая, Стас. — Мы еще у отца Тихона спрашивали, что означает эта надпись. И он сказал, что в то время люди все лучшее посвящали и отдавали Богу. Даже сам император Павел I, которого позже так оклеветала советская история, уступил место, предназначенное для своего портрета — этой благочестивой надписи!

Он положил проверенные монеты в пакетики, а оставшиеся снова вернул в ящик стола.

— Неудобно тебе будет каждый раз так доставать их! — с огорчением заметила Лена, косясь на Горбушу.

— Да и монеты от этого царапаются, — согласился Стас. – Хорошо бы, конечно, класть их в планшетах под толстое стекло. Только знаешь, такое толстое, а не органическое, под которым плохо видно…

— В планшетах? Под стеклом? Постой-постой, но ведь так можно сделать и кое-что другое!.. Гораздо более интересное… — думая о чем-то своем, пробормотала Лена.

— Ты это о чем? — недоуменно взглянул на нее Стас.

— Да так, пока ничего, — спохватившись, махнула рукой та и уже осторожней спросила: — А такие стекла в московских магазинах можно найти?

— В Москве все есть! — усмехнулся Стас. — Только зачем где-то искать — в нашей старой квартире на папином рабочем столе такое лежит…

— Так давай его заберем сюда! — обрадовалась Лена.

— Да ты что?! Ведь это же — на другом конце города…

— Ну и что? Довезем!

— На метро?!

— А что тут такого?

— Да так… Посмотрю я, что ты скажешь, когда хоть разок проедешь, точнее, потолкаешься в нашем метро! — предупредил Стас. — Одна. То есть, только со мной. А тут — со стеклом, высотой в человеческий рост!

— Хорошо, хорошо, ты лучше знаешь! — покорно — хотя по глазам было видно, что она осталась при своем мнении — согласилась Лена. — Но раз уж мы заговорили о метро, скажи, а Красная площадь от вас далеко?

— Вот уж никогда бы не подумал, что она заинтересует тебя, как обычного обывателя, впервые приехавшего в столицу! — удивился Стас.

— Да мне не она, а Иверская часовня, которая стоит перед ней, нужна! — уточнила Лена. — Ведь в прежние века все без исключения, кто приезжал в Москву, в первую очередь шли благословляться на пребывание — а тут, представляешь, проживание! — в ней к Пресвятой Богородице! И молились перед ее Иверской иконой в этой часовне.

— Ну что ж, — охотно согласился Стас. — Я думал сначала зайти в свой антикварный салон, благо он в двух шагах от дома, но…

Тут из-за двери раздался голос мамы, приглашавшей детей завтракать.

И он докончил:

— Идем на кухню. А потом сразу — к Иверской!

Глава вторая

ЗОЛОТАЯ РЫБКА

1

— Какое еще дело? — насторожился Стас.

Завтрак прошел по-семейному —буднично.

С вопросами мамы: «Как Лене спалось на новом месте?», «Не предсказывала ли Горбуша перемены погоды?»

Будто вчера ничего и не случилось.

И только когда все допили чай, она спросила:

— Стасик, ты не забыл, что у тебя послезавтра олимпиада, а ты, Сережа, что Леночку нужно срочно показать глазным врачам?

Все было правильно.

И в голосе мамы слышалась самая искренняя забота.

О сыне.

О Лене, которая принялась заверять, что Стасик непременно выиграет эту олимпиаду!

И Сергей Сергеевич пообещал сегодня же договориться с самыми лучшими специалистами.

И все равно, как сказала бы Лена, это оставило какой-то досадок в душе Стаса.

Трудно было даже понять, почему.

К тому же, когда Сергей Сергеевич предложил подвезти детей на машине, и Стас отказался, ссылаясь на то, что не хочет, чтобы Лена начинала знакомство со столицей с самого неприятного, что только в ней есть — автомобильных пробок, мама заметила, что не подари они свой «Лексус» Ване, то едь они в такой машине, перед ними все только бы расступались!

Сергей Сергеевич, перехватив вопросительный взгляд сына, виновато развел руками.

Ну, проговорился, с кем не бывает!

К тому же, он надеялся, как всегда, на лучшее, что мама только оценит такое благородство сына.

Но…

Все было ясно!

Стас взял деньги на билеты у отца, который считал, что олимпиады — это углубленное продолжение учебы, за которую тот обязался платить до тех пор, пока сын будет учиться.

Лена, как Стас ее ни отговаривал, тоже положила в куртку свой кошелек.

Со вздохом надела совершенно не идущие ей очки.

Новые, красивые было решено заказать сразу же после того, как окулист после тщательного обследования выпишет точный рецепт.

И они, под ручку, как муж и жена, вышли из дома.

Дорога к ближайшей станции метро шла через Старый Арбат.

Эта одна из самых популярных улиц у москвичей и гостей столицы с первого же шага категорически не понравилась Лене.

Она оглушила ее громкой музыкой, идущей со всех сторон, от которой Лена совершенно отвыкла в Покровском и которой, казалось, не замечал, привыкший к такому, Стас.

Тут — безвкусной.

Там — визжащей.

Здесь — вообще слышался какой-то непонятый пустой набор быстро-быстро проговариваемых под надсадно повторяемую мелодию слов…

Неприятно поразила огромным скоплением народа, праздно идущего в нескольких направлениях и образующего самый настоящий людской водоворот, куда сразу втянуло и их со Стасом…

Напугала страшной толчеей, которая едва не разнесла их в разные стороны…

Вначале Лена, по выработанной с детства деревенской привычке, здоровалась с каждым встречным.

Но вскоре сама, без подсказок деликатно выжидавшего Стаса, поняла, что здесь это не принято.

Больше того — неуместно.

Да и невозможно!

Оглушенная, подавленная и растерянная Лена шла, плотно прижавшись к идущему, словно ни в чем не бывало, Стасу.

И только время от времени просила его приостановиться около талантливо играющих на самых различных инструментах уличных музыкантов…

Фокусника с обезьянкой…

Около известного актера, выступавшего на фоне театра перед телевизионной камерой, собралась такая толпа, что им пришлось, уже крепко взявшись за руки, протискиваться сквозь нее.

Особое внимание Лены привлекла одиноко стоявшая в сторонке маленькая девочка-скрипачка, в раскрытом футляре от скрипки которой лежала мелочь и две-три скомканные денежные бумажки.

Судя по цвету — копеечные рублики.

Лена подложила к ним аккуратно развернутую — свою.

Из самых крупных, которые у нее были.

Чтобы это не выглядело просто, как милостыня, она немного послушала, как, даже не оживившись, продолжает водить смычком по струнам девочка.

Дальше людей было поменьше.

Хотя начиналась настоящая ярмарка с большими и маленькими матрешками, ярко расписанными деревянными ложками и балалайками, палехскими шкатулками с изображением храмов и хороводов, всякого рода хохломой — и прочими русскими сувенирами для иностранных туристов.

Включая потертые офицерские и солдатские шапки, кожаные планшеты, пионерские галстуки, гимнастерки, если не военных, то первых послевоенных лет и даже копии старых буденовок.

Все это совсем не заинтересовало Лену.

Зато около лотка с канцелярскими принадлежностями она придержала Стаса за локоть.

— Тебе что-то здесь нужно? — спросил он и попросил: — Ты только говори, не стесняйся! Я сразу куплю!

— То, что нужно, пока сразу не надо, — как-то неопределенно ответила Лена. — А вот батарейки для дикто… то есть, плеера нужны! — быстро поправившись, сказала она. — И чем больше, тем лучше!

—Хочешь слушать музыку, чтобы не скучать, пока я буду в отъезде? — понимающе улыбнулся Стас.

Лена неопределенно пожала плечами и честно ответила:

— Скучать я и так буду!..

— Хорошо, купим, но только не здесь, а там, где продают настоящие!

— И не сейчас, — торопливо добавила Лена. — Все будем делать только после благословения. Тем более, на такое дело!

— Какое еще дело? — насторожился Стас, заметив, что она закусила губу, и начиная чувствовать, что Лена что-то явно не договаривает.

— Не торопи! Придет время, увидишь, — умоляюще поглядев на него, попросила она. — Я ведь и сама еще не знаю, что у меня получится…

— Хорошо, — слегка недоумевая, согласился Стас.

И почти сразу забыл об этом.

Потому что и так был весь в мыслях о том, в какое агентство им лучше зайти за билетами на самолет, о предстоящей олимпиаде, наконец, — что из столичных достопримечательностей показать Лене в первую очередь после Иверской часовни…

Попросив Лену минуточку подождать, он забежал в стеклянный магазин у станции метро.

И вскоре вышел с тремя огромными красными розами.

— Стасик! — увидев их, обрадовалась Лена, но тут же вздохнула: — Спасибо тебе, конечно. Но ведь я же просила — все только после благословения!

— А это вовсе и не тебе! — продолжая держать цветы у себя, деловито ответил Стас. — Тебе я позже куплю!

— А кому же?! — во все глаза уставилась на него Лена.

И услышав:

— Пресвятой Богородице! Поставим в вазу перед ее чудотворной иконой!

Радостно подхватила мужа под руку.

И продолжила путь по чужой, незнакомой Москве…

2

Стас с пониманием смотрел на жену…

На первую ступеньку эскалатора, ведущую глубоко вниз, Лена ступила с присущей для многих, до этого ни разу не ездивших в метро людей осторожностью.

И даже страхом.

Но, еще теснее прижавшись к Стасу, вскоре ничего, привыкла.

И даже принялась разглядывать проплывающие справа-слева наверх, так и бросающиеся сами в глаза, яркие щиты с рекламой.

Их вид и содержание ей явно не нравились.

Лена слегка нахмурилась.

В вагоне метро, куда они втиснулись и где их уже, наоборот, люди прижали друг к другу, увидев журналы и книги, которые читают сидящие пассажиры, она только покачала головой.

Нахмурилась еще больше.

Прикрыла глаза.

И только легкое шевеление губ выдавало то, что она в это время творила молитву.

Стас с пониманием смотрел на жену.

Что она видела в Покровском, кроме дома и храма?

Особенно после того, как закончила школу.

И теперь, в многолюдной, шумной Москве, где каждый идет словно сам по себе, не замечая другого, с ее постоянным потоком машин, пестротой лиц и одежд, неожиданно пугающим щелканьем то и дело меняющих изображения баннеров, напоминала рыбку, которую выбросили из воды на берег.

«Золотую рыбку!» — улыбнулся Стас, глядя на желтую куртку жены с лисьим воротником.

И уже начиная посматривать на привычную для него Москву ее глазами…

Только в Иверской часовне, хотя та и была совсем небольшой по сравнению с огромным метро, Лена, наверное, снова почувствовала себя рыбкой, брошенной в спасительную воду.

Тем более что им удивительно повезло.

Как раз читался акафист Иверской иконе Пресвятой Богородицы.

Сама икона, большая, удивительно красивая, на которой Божия Матерь была изображена в окружении апостолов, была густо увешана благодарственными приношениями.

Сделанными из серебра и золота — маленькими серебряными ногами — от людей, которые после молитвы перед ней вновь обрели возможность ходить.

Такими же символическими руками — в благодарность за чудесное избавление от болей и неподвижности.

Кольцами, очевидно, за возвращенное семейное счастье.

И, наконец, наручными часами — за продленную, как говорили раньше, на покаяние, жизнь…

Акафист, судя по всему, был хорошо знаком Лене.

— «Радуйся, Благая Вратарница, двери райские верным отверзающая!» — по привычке стала тихонько подпевать она.

Священник, заметив это, кивком пригласил ее подойти ближе и петь громче, вместе с двумя помогавшими ему певчими.

Стас тем временем купил свечи.

Половину отдал Лене.

Половину поставил сам на подсвечниках.

Купил два одинаковых — очень талантливой, тонкой работы — серебряных образка с изображением чудотворной иконы.

Две цепочки.

Себе длинную.

Лене — покороче.

Тоже, с надеждой поглядывая на священника, стал все громче подпевать:

— «Аллилуйя!»

Но его батюшка уже не подзывал.

Поняв, что навыков для церковного пения у него не так достаточно, чтобы вот так сразу подключиться к опытным певчим, Стас смирился.

И, подпевая теперь про себя, молча, так и остался стоять немного в стороне от Лены.

Хотя ему даже несколько минут не хотелось быть без, как оказалось, больше всего на земле согревающего тепла ее плеча...

И он пока даже не представлял, как будет без нее пару дней, причем не в двух-трех шагах, как сейчас, а в сотнях верст — за границей!

После акафиста Лена тоже поставила свои свечи.

Они подошли к чудотворной Иверской иконе.

Положили перед ней по три земных поклона.

Приложились, благословляясь, Лена — на пребывание в Москве и известную только пока ей одной в деталях помощь Стасу в работе над книгой.

А он на продолжение пребывания в столице — уже в качестве главы православной семьи.

— Ну вот и благословились! — с облегчением выдохнула Лена, когда они вышли из часовни.

Радостно взяла у Стаса образок.

Тут же надела его на себя.

И, подхватив мужа под руку, спросила:

— Куда пойдем?

Вместо ответа Стас провел ее на Красную площадь.

Здесь они зашли в Казанский храм.

Помолились в нем, глядя на старинные иконы.

Посмотрели издалека на стоявший в конце площади, казалось бы, маленький и, при этом, необычайно величественный собор Василия Блаженного.

— Тоже, как и у нас, — Покровский! – с гордостью сказала Лена и, не обращая внимания на идущих мимо людей, широко перекрестилась и низко поклонилась, словно резным из разноцветного камня, куполам с крестами.

— Надо же! — удивился Стас. — А я и не знал…

Из всей самой Красной площади Лену заинтересовал лишь один серый камень на всей брусчатке.

На мавзолей она даже смотреть не стала.

Так как он, по ее словам, является по архитектуре точной, только уменьшенной копией Пергамского алтаря, который уже древние христиане называли не иначе как престолом сатаны.

А еще она вычитала, что большевики вмонтировали в этот мавзолей глыбу из этого алтаря.

Как раз в том месте, где фамилия вождя.

Что же касается серого булыжника, то, ступив на него, она посмотрела на Стаса:

— Представляешь, сколько людей прошли по этому месту до нас? До того, как этот камень был намертво уложен здесь. То есть, с двенадцатого века и даже раньше — ведь Москва до того, как ее силой и ценой крови хозяина захватил Юрий Долгорукий, принадлежала боярину Кучкову? И после этого… Теперь вот мы с тобою идем! И самое главное что — куда?.. Лично меня никто и ничто уже не заставит свернуть с этого пути к Богу! А вот они… — с сожалением кивнула она на людской водоворот. — Смогут ли услышать Благую Весть и, даже услышав, сумеют ли дойти до самого главного? Успеют ли, погрязая в своей суете?.. Ведь в земной жизни нет ничего вечного. Колесо истории еще один раз повернется, и по этой площади уже зашагают другие…

— Да, история повторяется, — согласился Стас, в который раз поражаясь вере, глубине знаний и поэтической натуре Лены.

Затем они отправились в ближайший офис авиакомпании.

— Можно было бы, конечно, сделать все через интернет, но раз уж мы здесь… Да и так надежнее! — решил Стас.

Услышав, что он попросил билет только до Лондона, Лена затеребила его за локоть:

— Стасик! А обратно?!

Стас, отсчитывая деньги, невозмутимо ответил:

— Там возьму!

— А почему не здесь?

— Потому что я сам пока не знаю, на какое число брать!

— Как это?..

Расплатившись и спрятав в нагрудный карман куртки паспорт с билетом, Стас успокаивающе улыбнулся вконец растерявшейся Лене.

И, когда они вышли на улицу, объяснил:

— Понимаешь, все дело в том, что олимпиада проходит в несколько этапов. Первый день — обустройство и знакомство с городом. Это я пропускаю, потому что все уже видел и знаю, а главное, чтобы побыть с тобой лишний день. А вот завтра уже — отборочный тур. Победившие в нем восемь человек разыграют на следующий день четвертьфинал. Потом будет полуфинал. И, наконец, финал. То есть, ежедневно по туру. И если я, скажем, вылечу из состава участников завтра, уже послезавтра мы опять будем вместе...

— Ой, Стасик! Только не это… — испугалась Лена.

— Да сам знаю. Представляешь, что мама тогда скажет? — поежился Стас и вздохнул: — Да и, как говорится, за державу будет обидно… Так что придется терпеть и бороться до конца. Но мало ли что может произойти. Если не пройду в следующий тур — то сразу возьму билет и к тебе! Сама-то ты чего больше хочешь?

Лена подумала и, по-детски надув губы, сказала:

— Чтобы ты выиграл олимпиаду и как можно раньше вернулся домой!

— Так не бывает! — засмеялся Стас.

Увидев цветочный киоск, он купил Лене — букет роз.

И спросил:

— Хочешь, каждый день буду покупать тебе по самой красивой розе?

— Хочу, но… — Лена умоляюще взглянула на него. — Вместо этого, как приедешь, лучше рассказывай мне каждый день по главе своей книги! Ой, — спохватилась она. — Стасик, а батарейки?

Стас тут же завел ее в фирменный магазин и со знанием дела выбрал лучшие батарейки.

И те, которые работают в несколько раз дольше обычных.

И аккумуляторные, с зарядным устройством.

Которым вообще почти сносу нет.

Только успевай вовремя заряжать!

После этого он спросил, что они будут делать дальше.

И Лена, помявшись, робко сказала:

— Стасик, у меня к тебе еще одна просьба… Можно?

— Хоть сто! — с готовностью разрешил Стас и стал уточнять: — Хочешь еще в какой-нибудь храм? Или в кафе посидеть?

— Нет, — отказалась Лена. — Все храмы в Москве мы с тобой еще успеем обойти! Как положено: с чувством, толком, расстановкой… А пока давай съездим на вашу старую квартиру!

— Что? — опешил Стас, ожидавший услышать все, что угодно, только не это. — Зачем?!

— А за тем самым стеклом, — объяснила Лена. — Я уже понимаю, что ты прав, и на метро нам его не довезти, но ведь есть же такси, вот — деньги!

Лена достала свой кошелек.

— Убери, чтобы я их больше никогда не видел! — попросил Стас и озадаченно почесал висок: — Съездить, конечно, можно. Но ведь там же сейчас квартиранты…

— А ты позвони им! Вещь-то, если разобраться, ваша!

— Хорошо, — согласился Стас. — Даже если их нет дома, у меня есть ключи. Предупрежу и возьмем. Но учти: тогда нам с тобой придется трястись в троллейбусах и автобусах не меньше двух часов!

— Вот и прекрасно! — обрадовалась Лена. — Заодно и Москву посмотрю!

— Да там смотреть-то особо не на что будет, — предупредил Стас. — Но я тебе могу и про Ахилла с Юнием и Элией по дороге рассказать…

— Нет! — испуганно воскликнула Лена и, сникая под его вопросительным взглядом, улыбнулась: — Потом, ладно? Дома, в тихой уютной обстановке. А то — ведь будет шум, гам, люди вокруг — все впечатление может сразу испортиться. А роман-то мне очень нравится!

Впрочем, она могла и не говорить об этом.

У Стаса все равно ничего бы не получилось с рассказом.

До прежней квартиры они ехали в шумном метро, где и без того сложно было слышать друг друга.

Стас снял с папиного стола довольно-таки тяжелое, объемное стекло.

Завернул его в старую скатерть.

Обвязал бельевыми веревками.

Взял в обе руки, отказавшись от помощи Лены, которой осталось лишь подхватить мужа под локоть.

И дорога с пересадками стала для него такой, что ему было не до Ахилла с Иридой…

Из-за этого, как сказал им один водитель, крупногабаритного стекла — в автобусах и троллейбусах они стояли на задних площадках.

Лена, как ни уговаривал ее Стас посидеть, отдохнуть на свободном месте, стойко делила с ним все трудности пути.

Она, хмурясь, видела, что и здесь люди, за редким исключением, читают пустые книги-боевики и бульварные романы, беззастенчиво рассматривают яркие непристойные журналы; невольно слышала разговоры очередных соседей, исполненные осуждения всего и всех, хвастовства, хамства, открытой пошлости о своих и чужих изменах; смотрела в окно на магазины, огромные серые здания и то и дело с ужасом шептала Стасу:

— Господи, да что же делается в мире! Чем они живут? А это, ты только погляди — магазин «Мир страстей»… «Эгоист»… «Обжорка»… Все словно нарочно наперекор всему тому, что говорится в Евангелии, да что там наперекор — просто как вызов заповедям Христовым! А эти дома–монстры? На Руси никогда не строили зданий выше храма. Наши предки хорошо понимали, что иначе это будет — Вавилонская башня! А тут, прости, — весь город напоминает такую башню…

Когда же она увидела чудовищно огромный, едва ли не стометровый в высоту, памятник Петру Первому на корабле, показавшийся уродливым великаном, то ей просто стало не по себе.

— Стасик, так же нельзя! — уже с болью в голосе простонала она. — Такое ощущение, что это не я, а люди, живущие тут, плохо видят. Точнее, не видят уже ничего! Ты прости… но я не могу больше видеть всего этого. Очевидно, нужно какое-то время, чтобы привыкнуть к такому. Если это, конечно, возможно!

И с этими словами она сняла очки…

3

— Что ты задумала? — насторожился Стас.

— Вы с ума сошли! — всплеснула руками мама, увидев знакомую ей до каждого пятнышка скатерть, и когда Стас развернул ее — не менее известное стекло. — Зачем вам это старье?!

— А это вам! — вместо ответа протянула ей изрядно помятый букет Лена.

— Спасибо, — принимая подарок, благодарно кивнула мама и, не удержавшись, уточнила: — Небось, тебе Стасик купил! А ты, добрая душа, исправляешь его обычное невнимание к матери?

— Нет! Стасик купил два букета. Но первый мы решили подарить Пресвятой Богородице в Иверской часовне! — возразила Лена и — почувствовала, как Стас благодарно сжал ее локоть.

— Ну хорошо, допустим, — согласилась мама. — Но все же — зачем вам это стекло?!

Не слушая ее, Стас прошел в комнату, приложил стекло к столу и с огорчением подытожил словами из еще черно-белого, но одного из самых любимых своих кинофильмов, про Александра Невского:

— Да… коротка кольчужка!

Маме так хотелось, чтобы ее сын стал писателем, что она даже стол для него заказала намного больше отцовского — профессорского.

— Ничего страшного! Нам ведь главное — середина стола! — успокоила Стаса Лена и объяснила свекрови: — Это нужно для того, чтобы Стасик как можно быстрее начал писать свой роман!

— Да? — усомнилась та. — Но при чем тут стекло?

— А вот увидите!

— Когда? — проворчала мама. — Стасику надо к олимпиаде готовиться, а вы только зря время теряете!

Но голос ее смягчился.

Все-таки писательское будущее сына было для нее гораздо важней очередной олимпиады.

На голове мамы было полотенце.

И Лена, снова надев очки, с самой искренней заботой посочувствовала свекрови:

— Что, опять давление?

— Да нет, — отмахнулась та. — Просто Горбуша кричала, я на всякий случай приняла все меры профилактики, а перепада все нет и нет.

— Так, может, это она нас звала? — предположила Лена, подошла к клетке и сообщила: — Ну, конечно! Опрокинула миску с водой, а пить хочет. «Икар» Икар!» — передразнила она Горбушу . — Вот тебе и икра! Погоди, сейчас налью!

— Икар-р-р! — напившись, принялась клянчить Горбуша.

— Ну, икру я вам сегодня не обещаю. Как говорится, не все коту масленица, — предупредила мама. — Но настоящий борщ и пюре с котлетами сейчас разогрею!

Сразу же после обеда Стас с Леной удалились в свою комнату, и тут Лена погрозила ему пальцем:

— В следующий раз, пожалуйста, давай будем покупать цветы и твоей маме! Причем, в первую очередь — ей! — попросила она. — Нехорошо как-то получилось. Вроде правду сказала, про два букета. А с другой стороны — все равно ложь! То есть, грех. Просто ее не хотелось расстраивать… Она вон как тебя любит, а ты ей, как я поняла, совсем внимания не уделяешь!

После этого, словно проделав необходимую работу, она с облегчением выдохнула, улыбнулась и, наконец, раскрыла секрет, зачем ей так нужно было это стекло.

— Стасик, у тебя белая бумага раза в два-три больше обычного формата есть? — спросила она.

— У меня нет, но у папы, думаю, найдется, — ответил Стас, сходил в кабинет отца и принес лист ватмана.

— Хватит?

— Более чем! — обрадовалась Лена. — Теперь давай краски, фломастеры или, в крайнем случае, цветные гелевые авторучки.

Недоумевая, Стас достал из бокового ящика стола набор авторучек и пару фломастерных выделителей текста.

— Отлично! — похвалила Лена и, нарисовав синим цветом крупный неровный овал, принялась старательно заштриховывать его. — Это у нас будет Черное море, или как его называли в античности — Эвксинский Понт!

— Что ты задумала? — насторожился Стас.

И услышал в ответ загадочное:

— Сейчас все поймешь! А пока загони Горбушу в клетку и доставай все свои монеты!

Стас не без труда подманил куском котлеты мало того, что сытую, так еще и сразу насторожившуюся ворону, наконец, поймал и посадил в ее жилище, тщательно закрыв дверцу на защелку.

Вернувшись к столу, он увидел, что Лена успела уже нарисовать и побережье, покрыв его точками городов с надписями.

— Понтийское царство, Фракия, Синопа, Амис, Гераклея, Истрия, Аполлония, Пантикапей, Херсонес, Византий…. — прочитал он.

— Что стоишь? — продолжая красиво писать названия городов и царств, спросила она. — Давай выкладывай на них свои монеты!

— Зачем?

— Для наглядности!

Стас открыл свой и подаренный Ником ларцы.

Вопросительно взглянул на жену.

Мол, с чего начинать?

И тогда та сама перебрала планшеты и, выбрав небольшую медную монету с изображением бородатого Зевса на одной стороне и орлом, восседающим на молниях на другой, положила ее на слово «Синопа».

— Как! — изумился Стас, прекрасно помня, что на этой монете из-за дефекта при чеканке практически не читается название города. — Ты и… в античной нумизматитке разбираешься?

— Да уж пришлось ее изучить, коль она была так интересна будущему, а теперь нынешнему мужу! Походила в интернете по монетным магазинам, каталогам и аукционам! — усмехнулась Лена.

Таким же образом она безошибочно нашла монеты Пантикапея и Херсонеса и заторопила Стаса:

— Ну что ты на меня так смотришь? Как будто впервые видишь… Помогай!

Стас, ошеломленно качая головой, взял из своего планшета слегка побитый и потертый медный асс Нерона и положил его там, где Лена только что написала слово «Рим».

— А почему не динарий? Он же красивей! — окрыленная восхищением мужа, уже с превосходством кивнула Лена на великолепно сохранившуюся серебряную монетку с характерным круглолицым профилем Нерона.

Она лежала в планшете, принадлежавшем когда-то министру Соколову.

И значит, ее несомненно держал в своих руках, собирая для него коллекцию, отец Тихон.

— Потому что, в отличие, от динария, этот асс наверняка ходил, причем долгое время в Риме!

— На нем что, написано? — с вызовом осведомилась Лена.

Стас невозмутимо пожал плечами:

— Нет, конечно, но дело в том, что сами римляне предпочитали пользоваться в основном медью. А серебро отдавали охочим до его блеска — варварам. То есть, нашим с тобой предкам, жившим, может, где-то на севере Фракии, но, скорее всего, густо населявшим тогда Карпаты.

— Кар-р-рпаты? — встрепенулась уснувшая уже было Горбуша. — Пр-редки?!

— Ну да, и, возможно, твои тоже! — кивнул ей Стас. — Ведь вы же всегда следуете за нами, людьми!

— Надо же, — слегка огорчилась Лена. — В интернете о таких римских привычках не было ни словечка…

— Ничего, век живи — век учись! — посоветовал Стас и улыбнулся. — Не все ж тебе больше меня знать!

Постепенно увлекаясь, он выкладывал одну монету за другой.

Говорил, что эта связана с Юнием, эта — с Элией, эта — с Ахиллом…

— Тут, — положил он на название «Колхида» крошечную, но очень толстую серебряную монетку с рогатой головой барана, словно напоминавшим всем, что именно здесь находилось знаменитое золотое руно, — проходил путь Апостола…

— Давай, Стасик, давай! — поддерживая мужа, шептала Лена, — Это же так интересно…

Еще бы!

Не умолкая, Стас выкладывал маршрут апостольского путешествия драхмами, тетрадрахмами и оболами.

И только, споткнувшись на одной слегка продолговатой медной монете, задумчиво почесал висок:

— А вот тут сложно понять: Аполлония это или Византий… То есть, город, на месте которого, спустя несколько веков, император Константин основал Константинополь и появилось великое православное государство — Византия. Видишь, голова Аполлона с надчеканкой, а на обороте якорь. Буквы полузатерты. Она лет сто, не меньше ходила по агоре и торговым лавкам. У меня когда-то была точно такая же Аполлония. Но Владимир Всеволодович почему-то убежден, что это — именно Византий!

— Тот самый, в гостинице которого остановился Ахилл? — сразу же оживилась Лена.

— Ну да, — подтвердил Стас. — После шторма, бунта и расставания с благородным капитаном Сизифом и коварным сенатором Муреной.

— Тогда пусть это будет Византий!!!

— Согласен! Тем более, что это, скорее всего, соответствует действительности. Да и мне только лучше, — не стал возражать Стас. — Ведь именно здесь Ахилл приказал слуге подать ему лист папируса и письменные принадлежности и на римский манер написал: «Ахилл — своей жене Ириде — привет!»

— Погоди! — умоляюще остановила его Лена. — Я — сейчас!

К счастью, Стас был так занят своими мыслями и монетами, что не даже обратил на это внимания.

Воспользовавшись этим, Лена быстро достала плеер-диктофон.

Как учил Стас, поменяла старую батарейку на новую.

Включила его в режиме диктофонной записи и попросила:

— Ну, а теперь, продолжай!

— А что продолжать…

Стас на несколько мгновений задумался и начал:

— Значит, так, Ахилл написал письмо, закончив его так же, по-римски, неизменным у них пожеланием «Будь здорова!», отдал слуге, и оно, конечно, не так быстро, как теперь, хотя это еще как сказать, наконец, оказалось в Синопе…

4

Элия не на шутку перепугалась тем, что написал о своем брате Ахилл.

«Ахилл — своей жене Ириде — привет!»

Не умевшая сама читать Ирида, стараясь не пропустить ни слова, слушала, как читает ей письмо от мужа, так и оставшаяся жить в ее доме, Элия.

Она гордилась тем, что Ахилл коротко подружился с самим римским сенатором.

Правда, имя у того какое-то хищное…

Но разве дело в имени?

Главное, чтобы он помог добраться до Нерона и император распорядился немедленно отыскать и освободить несчастного Лакона.

В ужасе прижимала она ладони к щеках, когда речь зашла о шторме и бунте.

Всхлипнула, узнав о гибели Фраата.

А потом пришла очередь Элии.

Она не на шутку перепугалась тем, что написал о своем брате Ахилл.

Первым ее желанием было немедленно броситься вслед за попавшим в беду Юнием.

И — остановить его!

Предупредить об опасности…

Но, с одной стороны, одна мысль хоть на день оставить Синопу, где в это время, как это частенько бывает, словно нарочно — мог появиться разыскивающий ее отец — приводила ее в отчаяние.

Да и Ирида принялась отговаривать ее.

— Даже самые сильные, крепкие мужчины стараются не ходить по нашим дорогам из города в город, я уже не говорю, чтобы в другой царство — поодиночке.

— Почему? — удивилась Элия.

И услышала:

— Боятся! Как ни навел порядок во врем Римском мире еще великий Август, но разбойники да пираты, а то и просто лихие люди остались повсюду. Они промышляют не только грабежом путников, но и похищают самих людей! Продают на отдаленные виллы и в загородные дома, где несчастных заковывают и держат в рабстве у жерновов или на кузницах до самой смерти!

Ирида посмотрела на Элию.

Красивую.

Стройную.

Юную.

Покачала головой и добавила:

— Если уж это творят с мужчинами… То что тогда говорить о молодой женщине, тем более, такой, как ты? Жалко, конечно, Юния. Он ведь мне давно, как брат… Но тебе не остается ничего другого — как только выбросить его из головы. И, судя по письму Ахилла, навсегда!

Элия молча выслушала Ириду.

Ни слова не говоря, ушла спать в комнату Юния.

А наутро, встревоженная тем, что она долго не выходит, Ирида сама вошла к ней, и сдавленно охнула.

В комнате никого не было.

Зато на постели лежала туника Элии и ее отрезанные длинные волосы.

Одежда же Юния и его фригийский колпак — исчезли…

5

Стас не любил работать медленно.

Стас замолчал.

— А дальше? — умоляюще посмотрела на него Лена.

— Дальше мама права — мне действительно нужно немного позаниматься и освежить знания перед олимпиадой, — вздохнул Стас.

Все названия царств и городов на карте-схеме были закрыты монетами.

Некоторые — сразу несколькими!

В руках Стаса оставалась самая главная — динарий кесаря.

— Даже не знаю, куда его положить… — вслух задумался он. — Вроде бы, нужно там, где Рим, но ведь Тиберий в основном жил на Капри…

Лена осторожно взяла из его пальцев денарий.

И уверенно опустила на надпись «Иерусалим».

Где уже лежали медные лепты времен царя Ирода Великого, прокуратора Понтия Пилата, императоров Калигулы, Клавдия, Нерона, монеты воевавших с Иудеей Веспасиана и Тита…

— Точно! — ахнул Стас. — Ведь точно такой динарий фарисеи показывали Христу, искушая Его и пытаясь найти повод для обвинения в призыве не платить подати кесарю и значит, непочтении к суровым римским законам!

С помощью Лены, придумавшей, как без ущерба для сохранности накрыть монеты стеклом, он положил по углам стола четыре планшета.

Стекло, благодаря этому, лежало, совершенно их не касаясь.

— Только не представляю, как ты теперь будешь работать? — понимая шаткость такой конструкции, огорчилась Лена.

Этого она как раз и не успела учесть.

Но Стас тут же успокоил ее.

— А я за рабочим столом только обдумываю темы или делаю небольшие наброски на бумаге. Все основное — за компьютерным!

Словно в подтверждение своих слов, он переехал на кресле с колесиками к своему большому компьютеру и включил его…

Он не любил работать медленно.

На дисплее быстро-быстро замелькали портреты античных и средневековых правителей, ученых, поэтов, изображения древних городов — от первоначальных до нынешних руин.

Лена стояла за его спиной и, судя по тому, что не просила переключаться медленнее, тоже привыкшая к такому темпу, успевала следить за всем.

Время от времени она комментировала увиденное.

Причем, с такими малоизвестными подробностями, что, в конце концов, Стас не выдержал и с улыбкой спросил:

— Слушай, а может, ты вместо меня на олимпиаду поедешь?

— А что, и поехала бы, — без тени смущения заявила Лена и, подумав, вздохнула: — Но только не вместо, а вместе. В смысле, с тобой! Чтобы не так скучать. У тебя ведь олимпиада будет историческая, а у меня…

— Истерическая? — машинально пробормотал Стас, одновременно слушая Лену, и просматривая материал.

— Тьфу ты! Не умеешь переделывать слова — не берись! — посоветовала та и продолжила свою мысль: — Математическая!

— Это еще как? — не понял Стас.

— Очень просто! Буду постоянно считать, сколько осталось до твоего возвращения часов, минут и даже секунд. Глядя на эту карту…

— Кар-рту! Кар-р-рту!!! — дождавшись своего, напомнила о себе Горбуша.

— Вон, на пару с Горбушей! — выпуская ворону из клетки,

Горбуша, разминая крылья, немного полетала по комнату и села на плечо Стаса.

— Надо же, как быстро она к тебе привыкла! — удивилась Лена. — И словно чувствует, что ты завтра улетаешь. Что, Горбуша, может, удержим, не отпустим нашего Стасика, а?

— Стасик кар-р-роший! Стасик любимый! — привычно начала Горбуша.

— Хватит! — остановила ее Лена. — А то он у нас еще загордится. А это такое духовно опасное дело, что… Ой! — вдруг спохватилась она. — Что ж я стою-то? Мне ведь тебя в дорогу готовить надо! Тоже — жена называется…

Она вышла из комнаты, чтобы узнать у мамы, где что лежит у мужа, чтобы собрать его в дорогу.

И почти тут же вернулась.

— Опоздала! — виновато развела она руками. — Твоя мама все уже сделала! Костюм в полной готовности висит на вешалке, рубашки выглажены, галстуки разложены на выбор, все остальное уложено так, как ни в одном магазине не сложат, обувь — и та до блеска начищена!

Глава третья

ЛИШНЯЯ СОБСТВЕННОСТЬ

1

Лена оглядела потерянным взглядом сразу опустевшую комнату...

Лена хотела проводить Стаса до аэропорта.

Но тот отказался.

— В аэропорту ты захочешь проводить меня до самолета, в самолете — до Лондона! — обнимая ее, как можно мягче сказал он. — Нет уж. Оставайся лучше сразу здесь. Тем более, что папе потом нужно на работу.

Последний аргумент подействовал на Лену более отрезвляюще.

К тому же, Сергей Сергеевич, хорошо понимая состояние невестки, пообещал взять ее, когда поедет встречать Стаса.

— Поверь мне, это будет куда веселее! — улыбнулся он.

— Я же ведь не на вечность, а, в самом крайнем случае, всего на четыре дня улетаю! — добавил Стас.

Но лучше бы он это не делал.

— Всего?! — возмутилась Лена. — Это для тебя всего! А для меня — на целых четыре!..

— Ну ладно, ладно — на целых! — торопливо согласился Стас.

— Так ты еще и смеешься?! — обиженно ахнула и без того готовая заплакать Лена.

— Вот и первая размолвка молодых! — заметил папа и обнял их обоих, притягивая друг к другу. — Ничего, так даже легче расставаться!

— Да мы и не думали ссориться. И потом, может, я еще раньше вернусь! — успокаивая Лену, подмигнул Стас. — Прямо завтра!

И снова не рассчитал.

На этот раз он не угодил уже маме.

— Никаких раньше! — строго предупредила она. — Чтобы меньше, чем до финала не доходил! Иначе вся ваша семейная жизнь, чтобы не мешала твоей карьере, будет у меня под строгим контролем!

— Есть! — шутливо вытянулся в струнку Стас. — Ленка, терпи! Оказывается, я еду отстаивать не только честь страны, но и нашу с тобой свободу!

С этими словами он обнял и поцеловал Лену.

Подставил щеку под губы маме.

И Лена, вздохнув, проводила его только до двери…

Затем она вернулась в их комнату.

Надела очки, которые сняла, чтобы Стас помнил ее все эти четыре дня такой, как она есть.

Оглядела потерянным взглядом сразу опустевший стол, стены, диван.

Нашла глазами сидевшую на карнизе ворону…

— Ну что, Горбуша? — всхлипнув, спросила она. — Вот и снова остались мы с тобою одни. Всего на целых четыре дня!

Она опустилась в стоящее перед компьютером кресло.

Пригорюнилась было.

Но тут же решительно встала.

— Нечего раскисать! — вслух велела она себе. — Стасик ведь не едет, а летит! А это — большая разница!

— Стасик кар-роший! — подтвердила Горбуша.

— Не старайся. Больше ты меня не в печаль-тоску не вгонишь! — остановила ее Лена. — Лучше давай подумаем: чем мы с тобой можем помочь Стасику? Охами-вздохами да слезами? Как бы не так!

Она взяла с полки, на которой стояли иконы молитвослов.

Нашла в нем молитвы о путешествующих.

И сказала спорхнувшей к ней на плечо вороне:

— Вот, то единственное, что мы для него теперь можем сделать! Попросить у Бога, чтобы он туда долетел благополучно, и там, чтобы все было хорошо. И вернулся бы назад целым и невредимым.

Лена прямо с вороной на плече — Горбуша уже давно привыкла к такому — опустилась на колени и от всей души принялась читать две совсем коротенькие и третью, чуть больше, то есть всего три небольшие, но такие необходимые каждому путешествующему, молитвы.

Она просила Бога избавить в дороге Стасика, называя того, разумеется по-православному Вячеславом, от всякого зла.

— …Ангела хранителя и наставника посли, — уже не просила, читая по книге с церковнославянскими буквами — молила она, — сохраняюща и избавляюща его от всякого злаго обстояния видимых и невидимых врагов, и ко исполнению заповедей Твоих наставляюща, мирно же и благополучно и здраво препровождающа, и паки цело и безмятежно возвращающа; и даждь ему все благое свое намерение ко благоугождению Твоему благополучно во славу Твою исполнити!

Помолившись затем и своими словами, Лена встала.

— Ну вот, — сказала она. — А теперь займемся делом!

Достала диктофон.

Включила компьютер.

Предусмотрительно — чтобы ее не застали врасплох — надела только на одно ухо наушники.

И только приготовилась печатать то, что, сам того не зная, надиктовал Стас.

Как в дверь осторожно постучали.

Послышалось:

— Не помешаю?

И — вошла мама Стаса…

2

— Какую еще собственность? — насторожилась свекровь.

— Леночка, — ласково начала с порога она, и тут глаза ее округлились: — А что это ты за компьютером делаешь?

Лена поспешно сняла с себя наушники.

Нажала кнопку «Стоп» на диктофоне.

— Да вот… — замялась она, понимая, что до поры до времени никому нельзя выдавать своего секрета. — Я… это…

— А ну-ка, немедленно выключи! — не желая слушать никаких объяснений скомандовала мама Стаса. — Марш из-за компьютерного столика и чтобы больше я тебя за ним не видела! Ты что это — с твоим-то зрением! Мало того, что его посадила. Так теперь совсем хочешь испортить?

— Нет-нет, что вы!

— Твоя мама мне только спасибо за это скажет!

— Да-да, конечно…

Лена послушно выключила компьютер и вопросительно посмотрела на свекровь.

— Что-то я хотела у тебя спросить… — сказала та и потерла висок пальцами. — Нет… Забыла!

По ее виду было заметно, что она сильно нервничает.

Лене было понятно ее волнение.

Она сама переживала за ехавшего в аэропорт Стаса.

— Ладно, вспомню зайду, — махнула рукой свекровь. — Не помешаю?

— Ну, что вы!

Лена вежливо улыбнулась свекрови, и когда та вышла из комнаты, шепнула вороне:

— Вот, Горбуша, нам с тобой нужно быть теперь осторожнее! Будем пока просто сводить текст на бумагу! А там, как Господь подаст… Ведь все равно нужна будет еще редактура, корректура…

— Кар-р-ректура! — охотно подхватила Горбуша.

— Вот именно!

Лена бережно положила на стекло, под которым были монеты, целую стопку бумаги.

Принялась искать авторучку.

Но не успела ее найти, как дверь в комнату снова открылась.

Уже без стука.

— Вспомнила! — сказала, входя свекровь. — Наша ворона каркала или мне это показалось?

— Каркала, — подтвердила Лена. — Но это не на перепад давления. Мы просто с ней разговаривали!

— Слава Богу! — облегченно выдохнула свекровь, садясь на диван. — А я уж подумала… Не хватало еще, чтобы погода резко испортилась. Ведь это может быть опасно во время взлета и посадки!

— Да не переживайте вы так! — попыталась успокоить ее Лена.

Но куда там!

— Как это не переживать? — даже возмутилась она. — Я всегда себе места не нахожу, когда Стасик в воздухе.

— Он пока еще на земле, — резонно возразила Лена.

— Ну все равно скоро взлетит!

Свекровь посмотрела на Лену, увидела перед ней на рабочем столе сына чистую бумагу.

Наушники…

Диктофон…

Но так та ничего не делала, пока не стала ни о чем спрашивать.

А Лена, не заметив этого, прекратила свои поиски и строго спросила Горбушу:

— А ну признавайся, опять личную собственность за лишнюю посчитала?

— Какую еще собственность? — насторожилась свекровь. — О чем это ты?

— Да вот, — с досадой принялась объяснять Лена. — Тут вчера, с вечера, авторучка Стасика лежала. А теперь нет нигде. Не иначе, как Горбуша куда-то спрятала!

— Наградной золотой паркер?! — ахнула свекровь.

Лена испуганно покосилась на нее.

И решив, что если Стас ничего не сказал ей о том, что подарил дорогую авторучку на свадьбу Ване с Викторией, то ей тем более не следует этого делать.

Конечно, это не роскошный «Лексус», но все равно его мама и без того вон как вся взвинчена!

И она честно, собственно, так оно и было, сказала:

— Нет, самую обычную. Просто с блестящим колпачком.

— А зачем она тебе? — с подозрением осведомилась свекровь.

— Так… кое-что хотела бы написать.

— Никаких писать! Это же ведь тоже нагрузка на зрение!

Свекровь подошла к Лена, сама убрала бумагу в ящик стола.

И — как отрезала:

— По крайней мере до тех пор, пока мы не побывали с тобой у профессора-окулиста. И то, даже если он разрешит, я еще подумаю… Он же ведь не в курсе всех наших перспектив!

Она посмотрела на огорченную невестку и слегка смягчилась:

— Ты хоть понимаешь, какую взяла на себя ответственность? Стасик не простой человек. Не каждый способен одновременно учиться в двух вузах, побеждать едва ли не на каждой олимпиаде как у нас, так и за рубежом, и тем более стать писателем. Ему помогать надо, а… не наоборот.

Видно было, что свекрови есть что сказать по этому поводу.

Но она ограничилась одним только этим словом.

Хотя и вложила в него — всё.

— Я все понимаю… я постараюсь… — виновато бормотала, вставляя свои обещания в ее речь бедная Лена.

— Нет, конечно, мы с папой во всем поможем! — почти не слушая ее, продолжала свекровь. — Но ведь мы же не вечны. И что тогда? Поэтому твое зрение нужно не окончательно губить, а — лечить!

С этими словами свекровь снова вышла.

Было ясно, что она возвратится, и не раз, чтобы проверить, чем занимается жена ее сына.

И Лена беспомощно взглянула на ворону:

— Ох, Горбуша, Горбуша! Рухнули все наши планы… Что же нам с тобой теперь делать? А?..

3

В глазах свекрови появились слезы…

Шло время.

А Лена продолжала пребывать в полном бездействии и растерянности.

Она осталась без компьютера и даже простой авторучки.

Можно было, конечно, делать все, как раньше втайне своей от мамы, когда она по ночам изучала вузовские программы.

Но тут была не мама, с которой всегда можно договориться.

А свекровь.

Войдет — и неприятного разговора не избежать.

И главное, что во всем она будет права!

Так как же быть?..

Что делать?..

Главное, Стасику ничего не скажешь.

И посоветоваться не с кем.

С Горбушей?

Но она умеет только поддакивать.

«Подкаркивать!» — грустно усмехнулась Лена.

Мелькнула у нее мысль — с Сергеем Сергеевичем.

Он чем-то расположил к себе и сейчас был единственным человеком, который мог бы помочь.

Но Лена вспомнила, как он проговорился про «Лексус», а может, и не проговорился, а открыто сказал, потому что у них с женой не принято что-либо утаивать друг от друга.

Зачем тогда подводить его?..

К счастью, словно понимая, как ей нелегко, время от времени с дороги в аэропорт звонил Стас.

Он спрашивал: как она?

Как Горбуша?

А что она могла сказать ему…

Больше спрашивала — как он сам.

И он отвечал одно и тоже:

«Едем. Пробки. Но у нас еще есть целых два часа (полтора… час… полчаса…) в запасе, — Мы же ведь в расчете на то, что будет где-нибудь ползти, как вот сейчас, выезжали!»

Стас говорил как всегда ласково, мягко, но — это Лена сразу почувствовала — слегка отстраненно.

Заметно было, что он сам слегка волновался перед полетом и мысленно уже настраивался на олимпиаду.

Все правильно.

Как-никак — едет один от России

Надо поддержать престиж страны!

После того, как Стас позвонил уже из аэропорта, Лена вскочила с дивана и бросилась, в большую комнату, чтобы хоть как-то успокоить его маму.

Дверь в нее была широко открыта, так что не нужно даже стучаться…

— Все в порядке! — с порога радостно доложила она. — Погода отличная. Все рейсы — точно по расписанию. Ни один не задерживают!

— А ты откуда знаешь? — с подозрением спросила свекровь. — В интернет все же заглядывала?!

— Нет, что вы! — испугалась даже одного такого вопроса Лена. — Мне это Стасик сказал. Из аэропорта!

— Ста-асик? Надо же… Раньше он звонил мне!

С одной стороны, свекровь обрадовалась сообщению.

А с другой - в ее голосе явно прозвучали нотки ревности.

Она даже губы поджала от обиды.

— Ой, я сейчас! — сделав вид, что забыла что-то в своей комнате с виноватой улыбкой сказала Лена, вернулась к себе и, набрав номер Стаса, зашептала: — Стасик, маме, если не занят, позвони как можно скорее!

— У вас что — война уже началась? — насторожился Стас.

— Да нет. У нас все смирно!

— Что? Связь плохая…

— Мирно и смирно! — уточнила Лена.

— А-а, теперь понятно! — засмеялся Стас. — А зачем же тогда звонить?

— Ну, скажи, что у тебя все в порядке, настрой боевой, погода летная, рейс не задерживают…

— Так ведь я же тебе все это сказал! — удивился Стас. — Передай ей…

— Да как же ты не понимаешь! — с жаром принялась объяснять Лена. — Раньше ты звонил ей, а теперь одной только мне! Вот она и огорчена этим! Кроме того, знаешь, как она сейчас за тебя переживает? Просто места себе не находит!

— Устал я уже от этих ее переживаний! — вспылил Стас. — Женатый человек, а все должен отчеты давать! Прямо, как маленькая!

— Она не маленькая. Она — мама. И я ее понимаю! — возразила Лена. — И вся ее вина лишь в том, что она просто очень любит тебя, Стасик!

Услыхав знакомое слово, Горбуша спорхнула на плечо Лене и закаркала:

— Стасик кар-р-роший! Стасик любимый!

— Это что, Горбуша? — услышав ее, спросил Стас.

— Она, она!

— Могла бы и соврать!

— Зачем? — удивилась Лена. Я тебе и так правду скажу: Стасик хороший, Стасик любимый. Стасик, позвони, пожалуйста, маме!

— Ну ладно, ладно! — засмеялся Стас. — Уговорили. На пару с Горбушей. Сейчас позвоню!

Лена выждала немного, сколько, по ее подсчетам, мог продолжаться разговор Стаса с мамой и как ни в чем не бывало вошла в комнату, к свекрови.

— Твоя работа? — сразу встретила ее вопросом та, кивая на телефон.

Но голос ее был мягким.

Лена даже не успела ничего ответить, как она сама и ответила:

— Твоя! Спасибо тебе, ты благотворно начинаешь влиять на сына. Я это еще вчера заметила. Когда он впервые в жизни поблагодарил меня за выглаженные рубашки и вычищенную обувь.

В глазах свекрови появились слезы.

— Ну что вы! — подсела к ней, обнимая за плечи, Лена. — Не надо!

— Да это так… не обращай внимания. Нервы!.. — беря себя в руки, через силу выдохнула свекровь. — Теперь не смогу успокоиться до тех пор, пока он не приземлится…

Отвлекая ее, Лена что-то рассказывала ей.

Шутливое — про Горбушу.

Серьезное — про Ваню.

Сокровенное — как они познакомились со Стасом.

Но та почти не слышала ее.

В мыслях она была там — рядом с сыном.

И вся вздрогнула, когда зазвонил телефон Лены.

Стас звонил, уже сидя в самолете.

Коротко поговорив с ним и пожелав мягкой посадки, Лена передала телефон свекрови.

Та с благодарным кивком приняла его и принялась подробно расспрашивать: какое у Стаса место, рядом с иллюминатором или нет, в голове самолета или в самом хвосте, не забыл ли он тщательно пристегнуть ремень перед взлетом…

— Алло! Алло! Стасик! Все, отключился… — наконец, сказала она и по-детски беспомощно взглянула на Лену. — Абонент временно недоступен. Пожалуйста, позвоните позднее — что это значит?!

— Ничего страшного — просто они взлетели! — успокоила свекровь та и перекрестилась, прошептав молитву.

Какое-то время они молчали.

Потом мама Стаса включила было телевизор, но увидев, что показывают новости, где, словно по чьему-то заказу, нагнетающему психоз даже на спокойных людей, всегда подбирались самые горячие и ужасные новости, с суеверным ужасом тут же выключила его.

Посмотрела на круглые настенные часы.

И убедившись по бегущей вокруг циферблата секундной стрелке, что они не остановились, с недоумением спросила:

— Ну я — ладно, годами уже такая. А ты почему совершенно спокойна? Ведь сердце матери не обманешь, я вижу, как ты любишь моего сына и чуть не плакала, когда провожала его! А тут словно он не летит сейчас в небе, а пошел в булочную за хлебом!

— Если так рассуждать, то и по дороге в булочную может что-то случиться! — резонно возразила Лена. — Особенно если она через шоссе, где машины мчатся туда-сюда, вдали от пешеходного перекрестка! А спокойна я потому, что помолилась и все предала в волю Божью!

— Ты что, серьезно веришь во все это?

— Конечно! Если бы не верила, то не была бы сейчас такой спокойной.

Этот аргумент успокаивающе подействовал на свекровь.

Лена же наоборот смутилась.

В ее словах была небольшая неправда.

Честно говоря, сама она все же переживала за своего Стасика.

Что ни говори, а его мама была права: одно дело на земле и совсем другое — в воздухе.

И, чтобы как-то отвлечься, пока та ходила из угла в угол, она снова стала искать выход из отчаянного положения, в которое попала, горя желанием помочь Стасу в написании книги.

Как быть…

Что делать?...

«Как этот что? – вдруг мысленно ахнула она. – Молиться! И все это – тоже предать в Божью волю!»

— Я схожу к себе — лампадку зажгу? — спросила она у свекрови.

— Да-да, — рассеянно ответила та. — Только пожар не устрой!

Сейчас она была согласна на все, что только может помочь ее сыну.

Лена зашла в свою комнату.

Зажгла свечку, при помощи лежавшей рядом с ней красивой зажигалки, удивляясь тому, что Горбуша еще не заметила ее.

Затеплила от свечи лампадку.

И, глядя на икону, взмолилась:

— Господи, Ты знаешь все, что я хочу сделать! И если тебе угодно, чтобы я помогла Стасику написать книгу и чтобы после этого он поверил в свои силы и стал писателем, помоги мне. Так, как это можешь один только Ты! Впрочем, не как я хочу… Но да будет на все воля Твоя!

Так она всегда добавляла, когда просила у Бога не о самом главном, то есть, о спасении души, а о чем-то, хоть и очень важном, но второстепенном — миллионостепенном и даже бесконечностепенном, как когда-то в духовном споре Стаса с Ваней сказала она — земном.

Когда она вернулась в большую комнату, свекровь устало взглянула на нее.

— Это хорошо что ты приехала. Кончилось мое одиночество! — сказала она.

Только не понять было — с радостью или грустью.

4

— Тьфу-тьфу! — с суеверным страхом постучала по краю стола свекровь.

За то время, пока Стас летел, его мама вконец извелась.

Истерзала, как сама призналась, в конце концов, последние нервы и себе, и Лене.

И даже заметно постарела…

Зато как только Стас позвонил и сообщил что самолет приземлился в аэропорту Хитроу, с облегчением выдохнула:

— Слава Богу!

Мгновенно ожила и успокоилась.

«Хоть так — всуе, по привычке, доставшейся ей от предков, даже не думая, что делает, поблагодарила Бога! — с удовлетворением отметила про себя Лена и тут же спохватилась: — Она-то поблагодарила. А я сама? Вот растяпа! Когда что-то очень нужно, просить — прошу. А как дело сделано, разумеется, с Божьей помощью, даже не вспоминаю об этом!»

Она он всей души искренне поблагодарила Бога за то, что он услышал ее молитву, что Стасик долетел благополучно и вообще за все, за все:

«Слава Тебе, Господи!»

Заметив, что у невестки неожиданно заблестели глаза, свекровь, понимая это по-своему, успокаивающе усмехнулась:

— Ну, что ты? Раньше переживать нужно было! Теперь он уже на земле. От Хитроу до Лондона на поезде — рукой подать! Но, честно говоря, эта дорога до него мне самой далась нелегко. Плохо, конечно, когда только один ребенок. С двумя-тремя, говорят, намного спокойнее. Хотя, по моему убеждению, и более хлопотно, — поделилась своими соображениями она и неожиданно спросила: — А вы сколько детей планируете иметь?

— Да разве такое можно планировать? — опешила Лена и, так как сама еще не даже не задумывалась об этом, неопределенно пожала плечами: — Откуда я знаю… Сколько Бог подаст!

— Что ты! Что ты! — замахала на нее руками свекровь. — Это ведь сплошные пеленки, заботы, хлопоты, бессонные ночи… Тогда бедному Стасику и книги некогда будет писать!

— А с другой стороны наоборот — появится лишний стимул для плодотворной работы, чтобы ему написать как можно больше книг, стать богатым и прокормить большую семью! — возразила Лена. — Кстати, само слово семья происходит — от семь «я», то есть, папа, мама и пятеро детей!

— Посмотрю я, что ты после первого запоешь! — усмехнулась свекровь. — Хотя сразу тебя предупреждаю — больше двух ни-ни!

И сказала, что очень хочет есть.

Так у нее всегда бывает после того, как у Стаса или Сергея Сергеевича приземляется самолет.

Лена бросилась было помогать разогревать обед и накрывать на стол, но, не разглядев толком, досыпала в солонку сахар…

И, хоть у свекрови было теперь прекрасное настроение, та, поморщившись, не преминула с мягкой строгостью предупредить:

— Леночка, давай с первого же дня, но раз и навсегда договоримся: готовкой в доме занимаюсь одна только одна я.

— Хорошо, как скажете… — покорно согласилась Лена, любившая готовить и мечтавшая приятно поразить Стаса своим кулинарным мастерством.

— Не обижайся, — заметив это, попросила свекровь. — Просто две хозяйки на кухне — это страшнее, чем два царя на одном троне! Тем более с твоим зрением… Получится, как говорит твоя Горбуша, настоящий кошкараул! Кстати, ты ее сегодня кормила?

— Ой, нет! — спохватилась Лена. — Совсем забыла со Стасиком…

— А говоришь, что, помолясь, уже не переживаешь! — торжествуя, подняла указательный палец свекровь. — Сходи покорми, да лампадку не забудь погасить.

Когда Лена вернулась, она уже сидела за столом, дожидаясь невестку.

И радушным жестом, приглашая ее занять место Стаса, начала есть и закончила свою тему про то, кто хозяин на кухне:

— Пока я справляюсь, к моему, говоря писательским языком, стилю привыкли, а если что — я сама тебя попрошу!

Аппетита эти слова Лене не прибавили.

Но она не подала виду.

И, словно ни в чем не бывало, принялась за еду.

Тем более, что мама Стаса готовила действительно очень вкусно.

— Стасик уже в Лондоне! Даже не верится… — думая вслух о своем, покачала головой Лена.

— Да, — согласилась свекровь и тут же добавила: — Конечно, ему лучше было бы на день раньше приехать. А то теперь придется в спешке обустраиваться и мчаться на отборочный тур.

— Но Стасик говорил, что этот тур — ерунда! — возразила Лена.

— О! Слушай его больше! — остановила ее свекровь. — Это только кажется, что он легкий! А на деле, сама подумай: из нескольких десятков, без малого, сотни, человек, причем, как правило, первых по знаниям в своей стране, после него должно остаться всего только восемь.

— Не беспокойтесь, Стасик будет одним из них! — уверенно заявила Лена.

— Тьфу-тьфу! — с суеверным страхом постучала по краю стола свекровь. — Не сглазь!

— А я не верю ни в какие приметы!

— Как это?!

— А вот так! Это ведь только хитрая уловка лукавого. Чтобы люди доверяли не Богу, а верили во всякую чепуху. Если в приметы не верить – то они и сбываться не будут! Вы попробуйте! Лично я в этом на собственно опыте убедилась!

— А я лично попробую вот это, — сказала свекровь и потянулась к мисочке, где лежали привезенные Леной маринованные грибы.

Не крупные, но и не мелкие, как раз в меру, крепкие — один к одному — маслята.

— Ум-мм! Как вкусно! — похвалила она.

— Папа собирал! — с гордостью заметила Лена.

— А чистить, конечно, пришлось маме?

— Почему? Он у нас сам и чистит. И маринует.

— Надо же!

— Да, он и рыбой, когда привезет занимается, и дичью. Только сохатого или кабана в лесу разделывает. Зимой, конечно…

— А это правда, что он сидел? — вдруг спросила свекровь.

— Да, — не чувствуя легкой напряженности в ее голосе, кивнула Лена. — Но из-за клеветы. Потом его полностью оправдали.

— И — пил?

— Было дело… Но теперь, слава Богу, ни капли!

— А дедушки и бабушки?

— Что дедушки и бабушки? — не поняла Лена.

— Как они?

— А-а… пьяными никогда не видела. А вот бабушка сидела.

Свекровь при этих словах поперхнулась, откашлялась и задумчиво сказала:

— Так это у вас, значит генетически…

Только тут сообразив, что все это спрашивается не просто так, Лена торопливо добавила:

— Так ведь ее посадили — за веру!

— Какая разница… Все равно это откладывает отпечаток на всю жизнь. И, соответственно, на потомство.

— Да она толком и пожить не успела — так и умерла в тюрьме! А детей уже вырастили родственники!

— М-да…. — свекровь так и осталась при своем мнении, причем далеко не из самых лучших. — А почему Ваня у вас так быстро развелся?

— Да это не он, это Вика сама от него сбежала!

— Так просто не сбегают! Тем более, от такого перспективного во всех отношениях — это только подумать — Героя России! — супруга! А ответь-ка мне, дорогая…

Неизвестно, каким был бы следующий вопрос свекрови, потому что, к счастью, ей позвонил муж.

Как поняла из разговора, Лена, Сергей Сергеевич удачно провел первую половину дня, пообедал в столовой, обо всем договорился, засиживаться допоздна на работе не будет, разве что по дороге домой заедет к своему другу.

— Только ненадолго! — предупредила его свекровь и щелкнув крышечкой телефона, сказала: — Завтра поедем с тобой в клинику, сначала сдадим все анализы, проверим твое сердце, а потом — к окулисту. Только во сколько он примет, Сергей Сергеевич сам еще толком не знает. У этих медицинских светил на месяц вперед все расписано по минутам. Но, тем не менее, обещал непременно найти время и принять. Узнаем точно, когда Сергей Сергеевич вернется от вашего со Стасиком знакомого!

— Нашего?! — изумилась Лена.

— Ну да! Историка, который к вам в Покровку раньше да и на свадьбу ездил. Как же его зовут… — наморщила лоб свекровью. — Отчество еще такое трудное, вечно забываю. Ах, да — Владимир Всеволодович!

«Владимир Всеволодович! — услышав такое родное в чужой Москве имя, обрадовано ахнула про себя Лена. Весь неприятный разговор сразу вылетел у нее из головы. — Вот кто мне может помочь! Как же это я сразу о нем не вспомнила?!»

Она с трудом дождалась, когда закончится обед.

И — тем более, что свекровь после него сама стала убирать со стола посуду, заскочила в ванную комнату — помыть руки и слегка охладить после такого трудного разговора ледяной водой лицо и поспешила в свою комнату.

5

— Ну-ка, ну-ка! — оживившись, заторопил Лену академик.

От разговора с Владимиром Всеволодовичем теперь зависело все.

Лена нисколько не сомневалась в том, что он поддержит ее.

Одобрит.

Поможет.

Но важно было правильно объяснить.

Будучи крупным ученым и строгим преподавателем академик любил точные и несбивчивые формулировки.

И теперь уже она принялась ходить из угла в угол, тщательно подумывая свой разговор с ним.

Когда, наконец, она была полностью готова, то решительно взяла телефон.

Собралась найти номер Владимира Всеволодовича.

И… не обнаружила своих очков.

Ни на диване.

Ни на столе.

— Я точно помню, что они были на мне, когда я выходила отсюда и, кажется, когда вернулась сюда… вот очкарик!.. растяпа!.. — бормотала она, помогая себе на ощупь руками и подслеповато взглянула на карниз, где над шторами темнело небольшое размывчатое пятнышко вороны. — Горбуша, признавайся — твоя работа? Если да, то верни, пожалуйста, они тебе все равно не пойдут и не подойдут…

— Карчкар-рик! Кар-стяпа! — вместо ответа прокаркала ворона.

— Правильно, ругай! — одобрила Лена. — В следующий раз буду внимательней! Что, если я оставила их в ванной или — еще хуже — забыла на кухне?

Терять время, пока была одна и, тем более, возвращаться к свекрови Лене не хотелось.

К тому же она была настроена на разговор с Владимиром Всеволодовичем.

Поэтому, поднеся телефон почти вплотную к лицу, она с усилием стала искать его в контактах.

И вздрогнула, когда тот неожиданно зазвонил у нее в руке.

«Стасик? Ему же сейчас некогда!» — машинально подумала Лена.

Изо всех сил прищурившись, взглянула на экран телефона.

И не поверила своим глазам.

Владимир Всеволодович звонил ей — сам!

— Владимир Всеволодович! — даже не дожидаясь, когда тот обратится к ней, обрадовано выпалила она. — Вы? Слава Богу! А я вам только-только собиралась звонить!

— Значит, легок на помине! — сразу почувствовалось, что с улыбкой ответил академик и заботливо спросил. — Ну как ты там? Привыкаешь? Решил вот немного поддержать тебя!

— Спасибо, — растроганно поблагодарила Лена и боясь, что Владимир Всеволодович, проведав ее звонком, сейчас отключит телефон или связь, как это частенько бывало в Покровском прервется, торопливо сказала: — А у меня ведь к вам очень важное дело!

— Да ну?

— Нет, я серьезно!

— Тогда слушаю тебя, говори.

Опять же, судя по голосу, академик убрал с лица улыбку и стал предельно внимательным.

— Стасик хочет стать писателем, для этого у него есть все задатки, но не хватает уверенности в себе и умения, так? — начала Лена.

— Так! — согласился Владимир Всеволодович.

— Он пытался перенести просто прекрасные главы книги, которые рождаются у него в голове на диктофон, но ничего не получилось. Так?

— Та-ак!

— А что если попросить его рассказывать их и незаметно записывать то, что он будет говорить — на диктофон.

— Так-так, ну-ка, ну-ка! — оживившись, заторопил Лену академик.

— А потом все это свести на бумагу и показать ему в виде рукописи! Ему останется только поправить уже готовый текст!

— Прекрасная идея! — воскликнул Владимир Всеволодович. — А… Вячеслав согласится рассказывать? И ты сумеешь сделать это так, чтобы он ничего не заподозрил?

— Так уже рассказал. И я уже записала. Целую первую часть большого исторического романа! — принялась, наконец, за главное Лена.

— Ну ты молодец! — с уважением протянул академик. — Вот уж поистине сестра брата-героя!

— Вы погодите хвалить! — попросила Лена. — Записать-то записала, а сама свести текст не могу!

— Как это?

— А вот так! Мама Стасика запретила мне подходить к компьютеру и брать авторучку. Она в любой момент может войти в комнату. И я боюсь не того, что меня будут ругать, а что об этом до поры до времени узнает Стасик!

— Да, пока он не увидит материального воплощения своих мыслей, после чего сразу сможет обрести уверенность в своих силах, ему ни в коем случае нельзя знать о том, что ты делаешь, — задумчиво подтвердил Владимир Всеволодович. — И я полагаю, что здесь нельзя ограничиваться одной машинописной рукописью. Нужно показывать ему прямо готовую книгу!

— Книгу? — так и ахнула Лена. — Ну, конечно, книгу! Именно книгу! С обложкой. С именем автора. Аннотацией, оглавлением! Как же я сама до этого не додумалась? А это… возможно?

— А почему бы и нет? — удивился академик. — Теперь не те времена, что раньше. Были бы только деньги. Я, безусловно, вложу свою лепту в это весьма благородное и душеполезное дело…

— Деньги? — сразу сообразив, где их можно найти, причем, на книгу в твердом переплете и на любой тираж, перебила Лена. — Деньги это по части Ника. Вы даже не беспокойтесь по этому поводу. Я у него попрошу, и он для Стасика не откажет! Тем более, для такого! Сейчас самое главное — это перенести то, что Стасик уже надиктовал на другой компьютер. Лучше всего — ноутбук, потому что память диктофона, хоть и большая, но не безграничная. А потом постепенно печатать все это… Готовить, как вы сказали, книгу!

— Переносной компьютер у меня есть, — задумчиво сказал Владимир Всеволодович. — Мне его подарили не знающие меня люди на юбилей. Новый, в упаковке, еще даже не распечатанный. Только вот беда. Работать я на нем не умею. И времени совершенно нет. Да и если я буду часто заходить к вам — это может вызвать подозрения у Стаса. Я ведь у вас до этого ни разу не был, а тут вдруг буду являться, да еще под мышкой с этим, как там его…

— Ноутбуком!

— Вот-вот!

— Как же нам тогда быть?

— Даже пока не знаю… — после молчания, признался Владимир Всеволодович. — Студентов своих к тебе подсылать, которые в технике понимают, тоже будет непонятно: как, почему, откуда?

— Что же тогда делать?

— Не знаю, — повторил академик и тут же ободряюще добавил: — Но это не повод для того, чтобы унывать! Будем думать! — твердо пообещал он и, попрощавшись, закончил разговор.

Лена, вздохнув, села за стол и невидяще стала смотреть на свою карту-схему…

Монеты…

Одно было утешение — что она уже не одна.

«Но надо же, — подумала она, — Как быстро все начал устраивать Господь! Только захотела набрать Владимира Всеволодовича, а он — звонит уже сам! Только маловерующим и неверующим людям кажется, что, когда с ними происходит так, то это — случайные совпадения. Нет, у Бога случайностей не бывает. Только бы мы слушали и слышали Его! Бывает, правда, и противоположная крайность. Когда некоторые думают — стоит только помолиться, и Господь сразу подаст просимое! Не-ет, иной раз долго приходится ждать. Порою — годами. Десятилетиями! Как говорил еще до службы Ваня, разумеется, вычитав это в духовной литературе, Господь делает так, научая нас этим настоящей молитве, испытывая терпение и проверяя на деле нашу преданность Ему во всем. А потом вдруг — раз! И подается о чем даже не мечтал! Как со мной, когда я думала, что потеряла Стасика навсегда…

Лена погладила через стекло монеты, которые держал в руках ее Стас, а до него — даже Тихон.

И решила, что тут, видно, делается нужное не только для ее Стасика и для нее дело. Очевидно, оно важно и для многих людей, раз так быстро оказалось услышанным. Поэтому прав Владимир Всеволодович: не нужно унывать. И с остальным как-то все тоже управится.

Как говорил еще Ваня, правда, повторяя уже слова апостола — работающему Богу все споспешествует во благое!

И очки вскоре нашлись!

Их принесла свекровь.

Из ванной комнаты.

И, увидев, что Лена сидит за столом просто так ничего не делая, с удовлетворенным видом пошла в родительскую спальню — отдыхать.

6

Стас позвонил, когда в Москве был уже поздний вечер.

Прошел день.

Наступил вечер.

Лена, не переставая, думала о Стасе.

Пыталась представить неведомую для нее олимпиаду.

Наверное, всё как на выпускном экзамене.

Большая аудитория.

Все сидят, сосредоточенно пишут.

И он тоже.

Уже вернулся Сергей Сергеевич.

А звонка все не было.

— Ну как там наш? — с порога спросил он.

— Пока молчит! — в один голос ответили вышедшие встречать его свекровь и невестка.

— А что вы хотели? Три часа разницы! — напомнил им Сергей Сергеевич и уточнил: — Не в нашу пользу!

— Не накаркай! — испугалась мама Стаса.

Горбуша — то ли услышав знакомое слово, то ли просто напоминая людям о себе, громко каркнула из комнаты в приоткрытую дверь.

— И тебя, кстати, это касается! — строго крикнула она ей.

Они втроем, молча, поужинали.

После этого Сергей Сергеевич сразу ушел к себе в кабинет.

Мама Стаса включила телевизор.

Лена, давно отвыкшая от него, предпочла побыстрей удалиться к себе.

И все ждала…

Ждала…

Стас позвонил, когда в Москве был уже поздний вечер.

И Лена, не зная, что уже и думать, сидела, опустив голову на руки за его рабочим сломом.

— Успел! — первым делом сообщил он.

— И… прошел отборочный тур? — затаив дыхание уточнила Лена.

— Это только завтра будет известно! — ответил Стас и вздохнул: — Честно говоря, примчался, когда все уже началось. Точнее, опоздал на целый час. Хорошо, что еще допустили! Но, вроде бы, на все вопросы ответил правильно.

Стас, как всегда, был уверен в себе.

Но — волновался.

— Устал порядком, — пожаловался он и попросил: — Ты сама маме скажи, что я обустроился и только что вышел с отборочного тура, ладно? Только, разумеется, ничего не говори о моем опоздании. А то начнет расспрашивать, что, да как и — в подробностях!

Услышав это, Лена, сама собиравшаяся было приняться расспрашивать Стаса, вовремя прикусила язык.

К тому же, он, к счастью, попросил:

— Расскажи лучше — как ты? В клинике были?

— Нет, но рентген прошла! — усмехнулась Лена.

— Как это? — не понял Стас.

— У твоей мамы!

— А-а, — протянул Стас. — Все ясно! Может мне, все же позвонить ей и сказать, чтобы она отстала от тебя?

— Ну как ты можешь так о своей маме? — упрекнула его Лена.

— А чего же она тогда…

Чувствовалось, что Стас не только устал, но и сильно нервничает из-за предстоящих результатов отборочного тура.

— Нику звонила — почему-то не отвечает! — перебив мужа, ловко увела разговор в другое русло Лена.

Она действительно несколько раз набирала Ника.

Но телефон его постоянно был отключен или недоступен.

— А он где-то здесь, в Лондоне! — неожиданно сказал Стас.

— Да ну… А ты откуда знаешь? — удивилась Лена. — Неужели встретились в таком большом городе?!

— Нет, просто он сам позвонил мне. Почему-то с другого, совсем незнакомого номера. Просил молитв. Сказал, что затеял такое рискованное дело, что — или пан или пропал!

— Слушай, а может это опять Градов?

— Да кто его знает… Я хотел предупредить. Но ты же ведь знаешь Ника. Чуть что, сразу: некогда, конец связи!

Они еще немного поговорили.

Стас, по его словам, отправился на поданном автобусе в общежитие, где каждому участнику олимпиады была выделен отдельная комната.

Лена — к его маме, рядом с которой уже сидел на диване Сергей Сергеевич.

Сказала все так, как просил Стас, добавив от себя, что он звонил, находясь в дороге да и не хотел беспокоить их так поздно.

— Как будто не знает, что мы не уснем без его звонка! — возмутилась свекровь.

Посоветовала всем скорее ложиться спать, потому, что завтра вставать придется рано.

И напомнила Лене, чтобы та ничего утром не ела и не пила, так как кровь нужно сдавать натощак.

— На тощах! — усмехнулась Лена.

— Что? — переспросила свекровь.

— Да это я так… — чувствуя, что она тоже очень устала за этот день и действительно пора спать, пробормотала Лена.

Пожелала доброй ночи ей…

Сергею Сергеевичу…

Который, судя по одобрительной улыбке, сразу понял ее каламбурную шутку.

И — оценил!

7

— Мой Стасик не такой, — начала было Лена.

Утром Лена проснулась и, достав из-под подушки очки, первым делом отключила в телефоне будильник, который включила на всякий случай.

— Надо же, — удивилась увидев ее в коридоре, свекровь. — Сама поднялась и будить не нужно! Что — по будильнику встала?

— Нет, по привычке! — бодро ответила Лена.

— Вот что значит деревенская закваска! — с одобрением сказала свекровь. — Всегда завидовала тем, кто легко утром встает.

— Это только кажется, что легко! — улыбнулась Лена. — Думаете, там людям спать меньше хочется и очень хочешь рано вставать, особенно зимой? Но никуда не денешься — одним корову нужно доить, у других работа на ферме — надо!

— А как же по телевизору тогда говорят, что в деревнях давно уже всю скотину извели? — недоуменно взглянула на невестку свекровь.

— Да, извели. Мало теперь у кого встретишь корову, хотя раньше чуть ли не в каждом дворе была, кур и то многие теперь заводить не хотят — корма дорогие, — подтвердила Лена. — А привычка, как видите, — осталась!

— Жаль, что Сергей Сергеевич не из деревни… — вздохнула мама Стаса. — Пошла будить его! Планы на утро следующие. Мы с ним — быстро позавтракаем, а ты, прости, немного потерпишь. Но не переживай. Я тебе сухой паек повкуснее в клинику подготовила. Бутерброд с «икаром», колбасу, сыр. Чай с лимоном в маленьком термосе. Как только сдашь кровь — сразу позавтракаешь!

— Спасибо! — растроганно поблагодарила свекровь Лена.

— И тебе тоже! — кивнула та. И перехватив недоуменный взгляд невестки, пояснила: — Наконец-то я хоть от кого-то, то есть, от тебя доброе слово за все свои труды и заботы услышала. А то все давно принимают то, что я делаю, как само собой разумеющееся. И даже не замечают этого! Такова уж наша с тобой неблагодарная женская доля…

— Мой Стасик не такой, — начала было Лена и спохватилась, испугавшись, как бы этими неосторожными словами не вызвала огорчение и ревность у свекрови.

Но та лишь пренебрежительно отмахнулась:

— Это он лишь поначалу! А потом — привыкнет. Как и мой Сережа… Обещал каждый день цветы дарить, а где они? В день рождения и то не всегда про них вспомнит… Нет, конечно, он, и Стасик не забывают после завтрака, обеда и ужина сказать «спасибо». Как будто сами по себе появляются на столе: вкусный борщ, их любимая картошка с котлетами, да даже самый элементарный компот. Благодарят лишь по привычке и потому что положено.

«Как и вы сегодня Бога» — отметила про себя Лена.

Но вслух этого, разумеется говорить не стала.

А свекровь, остановившись на полпути к родительской спальне, продолжала:

— С детства их надо приучать к тому, чтобы они ценили чужой труд. Вот и вы своего будущего ребенка, максимум двоих, прямо с пеленок к этому приучайте! А впрочем, я ведь и сама тоже буду заниматься правильным воспитанием внуков, — вдруг вспомнила она и, перед тем, как отправиться, наконец, будить мужа, весомо добавила: — Имея опыт проб и ошибок с твоим-моим, а точнее сказать — нашим Стасиком!

8

— Смотрите! — воскликнула Лена.

— Леночка, не надо так волноваться! Первый раз, что ли, кровь сдавать и к врачам едешь?

Глаза свекрови в зеркальце заднего пристально обзора смотрели на невестку, не упуская, казалось, ничего.

— Мы найдем для тебя самые тонкие — детские — иголочки! — добавил Сергей Сергеевич. — А медсестры у нас такие, что ты даже не заметишь, как все уже будет сделано!

Лена благодарно кивнула ему.

А свекрови так и не нашла, что ответить.

Не могла же она сказать ей, что все ее переживания из-за Стаса.

Точнее, результатов отборочного тура, на который он опоздал…

И теперь неизвестно, чем это закончится.

— В Лондоне еще спят… — только и сказала она.

— А в Хабаровске уже перевалило за полдень! — тоже думая о чем-то своем, отозвался Сергей Сергеевич.

— Ты это к чему? — сразу насторожилась свекровь.

— Да так… Симпозиум там скоро. Будут обсуждаться очень важные вопросы. Нужно лететь!

— О, Боже! Еще один путешественник… Пусть хоть сын сначала вернется!

— Это само собой! Я его встречу… мы встретим! — поправился, оглядываясь на Лену, Сергей Сергеевич. — И сразу же полечу!

— Хоть бы передохнуть мне дал! И вообще…

Лена поняла, что разговор принимает не совсем желательный для Сергея Сергеевича оборот, и поспешила ему на помощь.

— Смотрите! — воскликнула она, показывая пальцем на дорогу. — Машин почти нет. А все говорят — пробки… пробки…

— Рано еще, — объяснил Сергей Сергеевич, и Лена уловила в его взгляде понимающую благодарность. — Через полчаса так просто здесь уже не проедешь. Будут не мчаться, как мы сейчас, а ползти.

— Да ну? — не поверила Лена.

— А то и просто стоять! — подтвердила свекровь. — Потому-то мы ни свет ни заря и выехали, чтобы пройти почти через всю Москву, как нож сквозь масло. Как говорится, кто рано встает, тому Бог дает!

Лена хотела возразить, что Господь, в первую очередь, дает людям по вере и по прошению, то есть — молитве.

Но подумав, пока не стала.

Тем более что Сергей Сергеевич остановил машину и, как оказалось, они уже приехали.

Глава четвертая

ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ДИАГНОЗ

1

Лена с интересом стала осматриваться вокруг…

Клиника оказалась огромным современным зданием со множеством переходов, по которым Сергей Сергеевич уверенно вывел Лену со свекровью к нужному лифту и, поднявшись на седьмой этаж — к кардиологии.

— Который раз уже здесь и все равно сама бы обязательно заблудилась! — то и дело повторяла по дороге свекровь и, оказавшись, к своему немалому облегчению, в отделении мужа, с одобрением сказала: — Хорошо тут у тебя. Солидно!

— Повел бы вас более красивой дорогой, через роскошные холлы с картинами, но нужно спешить! — развел руками Сергей Сергеевич. — Вдруг Кривцов решит принять Лену пораньше? Это ведь такой угорь, что… — он безнадежно махнул рукой и строго предупредил: — Без меня, смотрите, из кардиологии ни на шаг! А то ищи вас потом по всей клинике!

— А Кривцов — это кто? — шепнула свекрови Лена и услышала в ответ почти возмущенное, мол, как можно не знать такое:

— Окулист с мировым именем! Министров и самых богатых людей лечит! Как впрочем, и Сергей Сергеевич.

Тем временем тот подвел их к своему кабинету.

Достав целую связку ключей, долго выбирал нужный.

Наконец, и то с помощью проходившей мимо медсестры, нашел.

Открыл, теперь уже долго крутя его, очевидно, в не совсем исправном замке, дверь.

Завел к себе.

И, попросив минуточку подождать, удалился в смежную комнату.

Свекровь, ворча, что он никак не велит поменять замок, присела на кожаный диван, заваленный целыми стопками с историями болезней.

А Лена с интересом стала осматриваться вокруг.

Она первым делом обратила внимание на то, что в кабинете было несколько больших икон.

И находились они не на той стене, которая за креслом заведующего отделения.

А перед ним, чтобы все время быть перед глазами.

Спаситель…

Пресвятая Богородица…

Святой великомученик и целитель Пантелеимон.

Эти иконы она узнала сразу.

Еще две других были ей незнакомы.

— Пап, — неожиданно для самой себя, да и для свекрови тоже, крикнула она в приоткрытую дверь. — А кто изображен на двух иконах, которые рядом со святым Пантелеимоном?

— Священномученик Игнатий Богоносец и святитель Лука Войно-Ясенецкий! — охотно отозвался Сергей Сергеевич.

— А почему именно они?

— Как почему? Святитель Лука — это тоже врач. Да еще какой! Архиепископ и хирург, с которым считались даже советские безбожные власти. Его очерки по гнойной хирургии спасли жизнь сотням тысяч наших раненых воинов. За что, кстати, ему дали Сталинскую премию. Под конец жизни он совсем ослеп, но до последнего дня продолжал служить Богу и людям! Ну как мне, врачу, не молиться такому святому? А Игнатий Богоносец…

Сергей Сергеевич вышел в белом халате со стетоскопом вокруг шеи.

Высокий.

Стройный.

Разом помолодевший.

Ему все это так шло, что Лена невольно залюбовалась им.

А он, привычно, как судя по всему делал всегда перед началом работы, перекрестившись на иконы, продолжал:

— Когда по приказу императора Траяна этот великий святой был растерзан зверями в римском цирке, то его сердце оказалось нетронутым. Пораженные палачи увидели, что на нем было начертано имя Иисуса Христа. И многие из них, благодаря такому чуду, уверовали в истинного Бога. Поэтому, как кардиолог, имея постоянно дело с человеческими сердцами, я и обращаюсь к нему за помощью.

— Ой, как это разумно! Точнее, благоразумно! — порадовалась Лена и спросила: — А часовня в вашей больнице есть?

— Клинике! — с нескрываемым возмущением поправила ее свекровь, которой явно не по душе были эти разговоры.

Но, судя по всему, когда-то удивительно мягкий и быстро сговорчивый Сергей Сергеевич сумел настоять на своем, не позволяя супруге вторгаться в его личную духовную жизнь.

Точнее, отстоять свое право на нее.

— Есть, есть! — улыбнулся он. — И не просто часовня — храм! Вот туда можно и без моего сопровождения. Это на первом этаже, как раз под нами. Спустишься на том же самом лифте, на котором мы поднялись. А там его тебе всякий покажет! Но сейчас попрошу вас, сударыня, набраться мужества и героизма и следовать за мной в процедурную — на сдачу анализов!

— А в процеумную можно? — с хитринкой уточнила Лена и, перехватив одобрительный взгляд свекра — мол, раз еще шутит, то, стало быть, и подбадривать не нужно, — направилась вслед за ним.

2

— Может, не надо? — испугалась Лена.

После того, как у Лены, действительно, ловко и почти безболезненно взяли кровь из вены и пальца, она прошла ЭКГ.

Сразу после этого — без перерыва на завтрак, как заметил Сергей Сергеевич — другие исследования: лежа на кушетке около компьютера, в котором, отражая работу ее сердца что-то громко и сытно булькало, затем, облепленная датчиками на велосипеде, который никуда не ехал.

Хотя врач, очевидно, имевший дело в основном с больными людьми, с удивлением просил ее крутить педали все быстрее и быстрее.

Наконец, она вернулась в кабинет, где Сергей Сергеевич, удовлетворенно кивая, рассматривал ее кардиограмму.

— Ну, — привычно сказал он. — Раздевайтесь, послушаем, как там наше сердечко!

Лена потянулась пальцами к верхней пуговице кофты и умоляюще взглянула на свекра.

— А впрочем, мне и одного твоего пульса достаточно! — поняв ее природную стыдливость, тем более, не просто перед врачом, а человеком, который видит ее постоянно, отложил стетоскоп Сергей Сергеевич.

Прислушиваясь к тому, что понимал только он, он подержал пальцы на запястье Лены и сказал:

— Сердце натренированное, здоровое! Несмотря на то, что явно волнуешься — абсолютная норма. Все пациенты, которые когда-либо лежали в этом отделении, несказанно позавидовали бы тебе. Да и, честно говоря, мне самому бы такое!

— Зачем? У вас и так золотое сердце! — с благодарной улыбкой остановила его Лена.

— Ну вот, спелись… — проворчала свекровь.

Хотела что-то добавить,

Но тут позвонил телефон.

— Вот спасибо! — поговорив накоротке с, как он называл его, бесценным Владленом Ивановичем, поблагодарил Сергей Сергеевич и сообщил: — Окулист примет ровно в 14.000. Так он и сказал — с тремя нулями. Будто я и без него не знаю, как заняты в нашей клинике заведующие отделениями!

— А зачем же тогда такая точность? — удивилась Лена.

— Как это зачем? — усмехнулась свекровь. — Чтобы Сергей Сергеевич помнил об одолжении, и этот Кривцов, в свою очередь, подослал потом к нему как минимум десяток своих знакомых!

— Тогда, может, не надо? — испугалась Лена.

Сергей Сергеевич жестом показал жене, что могла бы это и не говорить.

А вслух, с нарочитой строгостью, сказал:

— Надо, Лена, надо!

И добавил:

— К тому же, ведь он пришлет страдающих людей, которые нуждаются в моей помощи.

— А нам что прикажешь делать сейчас, целых… — свекровь взглянула на свои маленькие золотые часы. — Четыре часа?! Может, показать ее еще невропатологу, терапевту, лору, хирургам…

— Да я и без них тебе скажу, что наша Леночка совершенно здорова. Молодой возраст, жизнь в сельской местности, полноценное правильное питание. Наследственность не отягощена.

— Ну, это еще как сказать… — покачала головой свекровь, всем своим видом показывая, что хочет дать понять этим. Но от слов удержалась и едко напомнила: — А зрение?

— Ну, разве что с этим у нас имеются пока некоторые проблемки… Пока! — многозначительно поднял указательный палец Сергей Сергеевич. — Которые, я надеюсь, мы с Владленом Ивановичем сумеем быстро и навсегда устранить!

— За определенную мзду! — уточнила свекровь.

— Ну, не без этого, разумеется. Ведь он же у нас — бес-ценный! — на этот раз четко разделяя последнее слово, кивнул Сергей Сергеевич.

— Ой, да делай здесь у себя все, что хочешь! — отмахнулась от него жена. — Только скажи, где нам с Леной это время побыть, причем, так, чтобы у меня была возможность накормить ее.

— Накормить? — переспросил Сергей Сергеевич и с загадочным видом сказал: — Вот что! Сегодня у меня есть возможность создать самые комфортабельные условия для вашего ожидания. И, пожалуй, я с радостью ими воспользуюсь!

Галантным жестом он предложил женщинам выйти из его кабинета первыми, он затем обежал их и, вежливо здороваясь со всеми, повел по своему отделению, где в многоместных палатах под капельницами лежали — некоторые под заботливым контролем родственников — больные.

На застекленном посту дежурной медсестры Сергей Сергеевич взял висевший на большом планшете — в некотором отдалении от остальных — ключ, легко открыл им дверь и пригласил:

— Прошу!

Войдя в палату, Лена с изумлением обошла ее.

Это была не палата, а целые апартаменты!

Надо же: две комнаты, причем вторая, огромная, как холл, с большими пальмами и удобным диваном с креслами, в которых можно утонуть.

И еще — кухня: с плитой, холодильником столом — букетиком цветов в вазочке, приборами и салфетками на нем.

Свекровь тоже, судя по всему, была здесь впервые.

— Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему ты так любишь задерживаться на работе! — с легким подозрением взглянула она на мужа.

— Да будет тебе! — приобнял ее тот и объяснил: — Эта палата предназначена для самых высокопоставленных правительственных чиновников. Но они здесь почти не лежат: предпочитают свои кремлевские клиники с отличным питанием и сервисом. Меня туда только вызывают для консультаций и на консилиумы. Но, тем не менее, здесь за редчайшим исключением, как сейчас, никогда не бывает пусто!

— А кто же тогда в ней лежит? — не поняла Лена.

— Так скажем — люди, которым это по карману! — ответил ей Сергей Сергеевич. — Или, «свои человечки» от нашего главного. Но сегодня, она, словно для вас — к вашим услугам! А мне, извините, пора… Уже 10 часов 000 минут!

3

— И чего же это, интересно, я не расслышала? — удивилась свекровь.

На кухне свекровь деловито развернула свои пакеты, налила из термоса чай и приказала начавшей было отказываться от всего этого Лене:

— Ешь! А то ты мигом превратишься из здоровой сельской жительницы в болезненную москвичку!

Вздохнув, Лена послушно взялась за бутерброды…

Сергей Сергеевич был прав.

Она действительно сильно переживала.

Все ее мысли были там — в Лондоне.

Стасик, наверное, сейчас еще только встает, представляла она.

Может быть, тоже уже завтракает вместе со всеми, пока еще многочисленными участниками олимпиады.

И тоже только и думает о том, каким будет для него результат отборочного тура.

Заботила ее и предстоящая консультация у окулиста.

Точнее, разговор со свекровью после нее.

Потому что, в отличие от лондонских итогов, она еще до начала осмотра у профессора прекрасно знала, чем он закончится…

Конечно, их областную больницу, где она лежала по настоянию своей мамы, никак нельзя сравнить с этой клиникой.

И ее лучшего окулиста — с бесценным Кривцовым.

Но тот врач был по-настоящему безценным, обладающим огромным опытом человеком, состарившимся на своей работе — а он прямо сказал:

«Диагноз твой, дочка, на первую группу инвалидности. И, к моему великому сожалению, по всем врачебным меркам, уверен, любых специалистов — уже до конца твоих дней… Если, конечно, не поможет тебе Господь! Чего я от всей души тебе желаю и о чем, обещаю, буду молиться…»

Да и сердце не обманешь.

Она чувствовала, что со зрением у нее все слишком серьезно…

Позавтракав под неусыпным взглядом свекрови, Лена вместе с ней перешла в уютную комнату, которую она сразу прозвала пальмовой.

Увы, она перестала быть оазисом, как только свекровь увидела телевизор.

Она тут же включила его.

И Лене сразу захотелось бежать как можно дальше от замелькавших на экране кадров.

Куда?

Конечно же, в храм!

Но показывали новости, в которых ведущий сказал всего несколько язвительных — чем-то похожих на укусы — слов в адрес Церкви.

И свекровь не преминула прокомментировать это Лене:

— Вот видишь? Видишь?! Что в вашей церкви творится! Какое безобразие! А вы туда еще ходите!

— И будем ходить! — твердо ответила Лена.

— Да у тебя что, уже и со слухом не все в порядке? Или ты не поняла, что он сказал?

— Почему? Отлично все слышала, — стараясь говорить как можно спокойнее, хотя внутри все так и вскипело, ответила Лена. — Даже то, чего не слышали вы!

— И чего же это, интересно, я не расслышала? — удивилась свекровь.

— А голос за кадром!

— Какой еще голос? Чей?!

— Суфлера. А еще и давнего заказчика нападок — от кровавых до таких вот словесных — на Церковь. Если хотите, могу прямо сказать — сатаны! Этот ведущий, который читает по тексту, и журналист, готовивший этот текст — лишь его слепые орудия. Они даже не понимают, что творят! Тявкают, словно жалкие шавки на то, о чем не имеют ни малейшего представления. Потому что если бы имели, ну хоть граммулечку, то ни за что бы не стали делать такого. Побоялись бы. Ведь Бог поругаем не бывает. И за каждое слово им — и не только им, но и тем, кто с одобрением слушал и после повторял все это, — придется понести страшный ответ. Больше того — возмездие. Не здесь, так там!

Лена — она сама удивлялась, и откуда только у нее только такие слова берутся! — с благоговением показала глазами наверх и продолжила:

— Церковь-то нашу создал – Сам Христос! Да так, что, по Его словам, даже врата адовы не одолеют ее. Что уж говорить о жалких потугах телеведущих, журналистов, да и всех тех, кто оплачивает им всю эту страшную, в первую очередь, для них же самих, музыку!

— Но ведь они — правду говорят! — попыталась вставить, несколько озадаченная таким незнакомо-уверенным для нее тоном невестки свекровь. — По справедливости обличают!

— Какую там правду! — отмахнулась Лена. — Да даже если бы оно так и было, ну ведь нет же людей, которые живут и не ошибаются, которые совсем не грешат. Один Христос был безгрешным! И вообще, других за подобное — только хвалят. Называют уважаемыми, предприимчивыми, достойными подражания людьми, чуть ли не героями. А тут за куда более меньшее — просто мешают с грязью! Ищут самый ничтожный повод, зачастую просто выдумывая его, чтобы оклеветать самое высокое, чистое и святое, что только есть на Земле — Христову Церковь! А вы еще говорите о справедливости!..

Сказав все, что думала по этому поводу, Лена поднялась и решительно направилась к выходу из пальмовой комнаты.

— Куда ты? — окликнула ее свекровь.

— В храм! — давая тоном понять, что стояла, стоит и будет стоять на своем, ответила ей Лена.

Уже взялась за ручку двери.

Но тут зазвонил телефон.

— Стасик! — обрадовалась она и, услышав, что Стас говорит с ней по-английски — очевидно, просто забыв перейти с языка, на котором теперь общался с окружавшими его людьми, бойко стала отвечать ему.

Стас рассказал о том, что уже встал, позавтракал и вместе со всеми едет сейчас к месту проведения олимпиады.

По тону голоса — волнуется.

Да так, что даже сразу не заметил, что Лена говорит с ним на английском.

А когда понял, то только несколько секунд ошеломленно помолчал и выдохнул:

— Ну ты даешь!

— Стасик, — сообразив в свою очередь, что неуважительно разговаривать при человеке на языке, который тот, возможно, не понимает, попросила Лена. — Давай лучше на русском! А еще лучше, поговори с мамой сам!

Лена протянула свой телефон свекрови.

Та поговорила с сыном.

И возвращая телефон невестке, изумленно спросила:

— Как… ты еще и английский понимаешь?

— А как же! Я, как только узнала, что Стасик знает его почти в совершенстве, тоже стала изо всех сил изучать его, правда, увы, в отличие от него — без языковой практики!

— Я тоже когда-то мечтала выучить латынь, чтобы иметь возможность лучше помогать Сергею Сергеевичу… — вздохнула свекровь. — Но времени и терпения не хватило. Да и, как выяснилось, это оказалось совсем ненужным. Наша женская доля какова: родить ребенка, максимум двух, причем, один чтобы обязательно был мальчик, то есть, наследник!

— Но ведь вы же сами хотели, чтобы у Стасика была такая жена, с которой ему было бы интересно!

— Теперь другое время!

— Но люди-то всегда одинаковы, — возразила Лена. — И история то и дело повторяется.

— Красиво звучит! Это кто-то из великих сказал?

— Не знаю… Просто Стасик так любит говорить!

— Надо же! — покачала головой свекровь.

Посмотрела на Лену.

И в ее взгляде попеременно — как искорки вспыхивают в костре — было то одобрение, то сожаление.

Почему?

Лена не стала гадать.

И вышла из дорогой палаты…

4

В Лене сестры милосердия сразу признали свою…

Пока лифт спускался на первый этаж, Лена привычно прочитала молитву, которую положено читать каждому православному человеку перед тем, как идти в церковь.

И чтобы дорога, несмотря на все козни лукавого — ведь трудно даже вообразить, сколько препятствий к храму, начиная еще до выхода из дома — управилась.

Из благоговения перед святыней.

И чтобы все, как всегда, было с Богом.

По Богу.

И к Богу!

«Возвеселихся о рекших мне: в дом Господень по̀йдем. Аз же множеством милости Твоея, Господи, вниду в дом Твой, поклонюся ко храму святому Твоему в страсе Твоем. Господи, настави мя правдою Твоею, враг моих ради исправи пред Тобою путь мой; да без преткновения прославлю Едино Божество, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

Молитва заняла всего лишь несколько мгновений.

Несколько мгновений…

Их можно было проехать молча или нервничая по поводу того, что лифт останавливается почти на всех этажах, разговаривая со своими попутчиками: обсуждая последние новости и осуждая других. А можно и с пользой для души — закладывая еще один кирпичик в здание своей Вечности. Как и любой отрезок времени – начиная вот с таких нескольких мгновений, которые то и дело повторяются на каждом нашем шагу, и заканчивая всей жизнью…

Сергей Сергеевич был прав.

У кого бы Лена ни спросила, как пройти к храму, всякий останавливался и охотно объяснял.

Так она, наконец, встала перед, казалось бы, одной из многих — каким нет счета в клинике — дверью.

В кабинеты врачей, процедурные, палаты…

И тем не менее, эта самая обычная с виду дверь вела в необычное.

Возвышающееся над нашим жизненным временем и пространством.

Это был храм.

Над дверью — маленькая иконочка.

Лена сразу узнала ее.

Точно такая же была и у входа в храм областной больницы.

На ней — святые преподобномученицы Великая Княгиня Елизавета и инокиня Варвара.

Лена, как ни ждала звонка от Стаса — но нельзя находиться с включенными телефонами в храме из благоговения перед ним, да и нельзя отвлекать молящихся звуками вызовов, — отключила телефон.

Трижды, как и положено перед тем как войти в храм, перекрестилась, уже с совсем краткими молитвами.

Взялась за ручку двери.

Но та оказалась закрытой…

«Ничего страшного, подожду. Времени еще целых три часа… Лучше побыть у закрытого храма, чем в открытой, пусть самой роскошной, палате, где включен телевизор!» — решила Лена.

Справа и слева от двери были большие информационные стенды.

С фотографиями и, к счастью, напечатанным довольно-таки крупными буквами текстом.

Тем не менее, Лене, чтобы разглядеть все, пришлось чуть ли не вплотную подойти к одному из них.

С центральной фотографии на нее смотрела преисполненными небесной любви и в то же время скорбными глазами, одетая по-монашески, Великая Княгиня Елизавета Феодоровна.

Супруга Великого Князя Сергия Александровича, взорванного большевистскими террористами так, что одну его руку нашли по другую сторону кремлевской стены на маленькой часовне Спасителя, а сердце — на крыше какого-то здания…

И разбросанные останки которого, вперемешку с кусками одежды и обуви, молча, без крика и слез, Елизавета Феодоровна собирала своими руками…

Потом на этом месте был водружен Крест-памятник.

Который был снесен большевиками 1 мая 1918 года.

Причем вождь мирового пролетариата собственноручно накинул веревку на Крест — на уровне шеи изображенного на Нем Иисуса Христа…

Прочитав, все то, что было на этом стенде, Лена, наконец, поняла, почему большинство храмов в больницах освящены именно во имя этих двух преподобномучениц.

После трагической гибели мужа Великая Княгиня Елизавета Феодоровна оставила придворную жизнь, продала свой дворец и на вырученные деньги устроила больницу, в которой сама помогала страдающим людям и ассистировала хирургам во время операций[18], детский приют и основала Марфо-Мариинскую обитель, где, приняв монашество, стала настоятельницей.

В Москве она постоянно навещала госпитали и богадельни.

И не только в Москве.

Во время эпидемии тифа навестила она приют Серафимо-Дивеевского монастыря.

Как гораздо позднее вспоминала одна Дивеевская монахиня, бывшая тогда пяти-шестилетней девочкой:

На кроватках лежали «десятки детей с остриженными наголо головками, над которыми склонилась смерть. И вдруг открылась дверь — и вошла Она. Это было как солнце. Все Ее руки были заняты кульками и подарками. Не было кровати, на край которой Она не присела. Ее рука легла на каждую лысую головку. Сколько было раздарено конфет и игрушек! Ожили, засияли все грустные глазки. Кажется, после Ее прихода — среди нас уже больше никто не умирал».

А какой она была простоты!

Накануне ее посещения другого приюта маленьких девочек долго и строго наставляли:

— Войдет Великая Княгиня, вы все — хором: «Здравствуйте!» и — целуйте ручки.

На следующий день Елизавета Феодоровна переступила порог и услышала хор детских голосов:

— Здравствуйте — и целуйте ручки!

И все крошки, как одна, выставили свои ручки — для поцелуя. Пряча за улыбками слезы, Великая Княгиня перецеловала — все ручки. Утешила сконфуженную директрису. На следующий день в приют привезли уйму подарков.[19]

Удивительное дело!

Будучи немкой по происхождению, как и ее сестра Государыня Александра Феодоровна, приняв в замужестве Православие, она стала русской по духу.

То есть, истинно православной.

У нее была возможность бежать от красного переворота за границу.[20]

Но она предпочла до конца оставаться на своей новой родине — Святой Руси и принять мученическую кончину от рук ведомых дьяволом палачей.

… В крестьянских телегах их долго везли к заброшенному железному руднику, близ далекого Алапаевска.

Ехали — Великий Князь Сергей Михайлович с верным слугой по фамилии Ремез, Князья Иоанн, Константин и Георгий Константиновичи — сыновья известного всей России духовного поэта, из смирения публиковавшего свои стихотворения под псевдонимом «КР», двадцатилетний Князь Владимир Палей и Великая Княгиня Елизавета Феодоровна.

Рядом с ней была разделившая все тяготы предварительного заключения инокиня Варвара. Перед казнью ей было приказано, чтобы она оставалась, так как не принадлежит к Царскому роду. Она же, стоя на коленях, под непотребное сквернословие, умоляла оставить ее с Великой Княгиней.

Ее пытались запугать:

«А вы знаете, что ей предстоит? Самые страшные пытки и лютая смерть. Пишите расписку…»

Но она в ответ:

«Давайте, сейчас своей кровью подпишу все, что угодно!»

Перед шахтой, в шестьдесят метров глубиной, стены которой некогда были выложены бревнами, а потом полусгнили и торчали во все стороны, чекисты остановились.

Здесь они жестоко избили узников прикладами, связали и повели к шахте.

Они пели Херувимскую Песнь из Божественной Литургии.

А их сбрасывали в шахту…

Долго потом еще слышалось оттуда святое пение.

И когда два месяца спустя воины Белой армии отбили Алапаевск и извлекли останки мучеников, они были поражены тем, что тело Великой Княгини не было поражено тлением.

Упавшая на выступ на глубине пятнадцати метров, сама изломанная и израненная, рискуя сорваться вниз, она до последнего ухаживала за Князем Иоанном. И перевязала его голову лоскутами из своего апостольника…