Да благословит вас бог, мистер Розуотер, или Бисер перед свиньями

ГЛАВА 8

В этот вечер было решено, что через трое суток в ресторане «Синяя птица» в Индианаполисе состоится прощальная встреча Элиота и Сильвии. Крайне опасная затея для таких неустойчивых и так сильно любящих друг друга людей. Телефонный разговор, который привел к этому решению, закончился сумятицей, невнятным бормотаньем, шепотом и тихими, одинокими всхлипываниями.

— Не знаю, Элиот, нужно ли?

— Мне кажется, нужно.

— Нужно, — повторила она как эхо.

— Разве ты сама не чувствуешь, что нужно?..

— Чувствую.

— От жизни не спрячешься.

Сильвия тряхнула головой:

— Пропади пропадом эта любовь!

— Все будет хорошо. Я тебе обещаю.

— Я тоже.

— Я надену новый костюм.

— Нет, пожалуйста, не надо, не старайся ради меня.

— Тогда ради «Синей птицы».

— Спокойной ночи!

— Я люблю тебя, Сильвия. Спокойной ночи!

Молчание.

— Спокойной ночи, Элиот.

— Я люблю тебя.

— Спокойной ночи! Я очень боюсь. Спокойной ночи!

Норман Мушари, встревоженный подслушанным разговором, осторожно опустил трубку. В его планы никак не входило, чтобы Сильвия забеременела от Элиота. Будет Элиот признан сумасшедшим или нет, его ребенок все равно получит неоспоримое право контроля над Фондом. А Мушари мечтал, чтобы это право перешло — к троюродному брату Элиота, Фреду Розуотеру из Писконтита, в Род-Айленде.

Фред об этом не подозревал, он даже не знал толком, родственник он Розуотерам из Индианы или нет. А Розуотеры из Индианы услышали о Фреде только из-за дотошности Мак-Аллистера, Робжента, Рида и Мак-Ги, нанявших сыщика и эксперта по генеалогическим вопросам, чтобы выведать о ближайших родственниках Розуотеров. Папка документов о Фреде, хранившаяся в секретном архиве адвокатской фирмы, разбухла, как сам Фред, но расследование проводилось тайно. Фреду и в голову не приходило, что ему могут привалить богатство и слава.

И потому на другой день после того, как Элиот с Сильвией договорились о встрече, Фред склонен был считать себя ничем не лучше, а скорее даже хуже прочих — виды на будущее у него были неприглядные. Он вышел из писконтитской аптеки, зажмурился от солнца, трижды глубоко вздохнул, завернул по соседству в писконтитскую книжную лавку. Фред был тучен, он раздулся от кофе и отрастил себе живот на датском торте.

Бедняга Фред уныло проводил утренние часы, стараясь застраховать кого-нибудь, то в аптеке, где пили кофе богатые, то в книжной лавке, куда забегали выпить кофе бедные. Во всем городе один только Фред пил кофе и тут и там.

Фред пронес брюхо к стойке, где сидели столяр и двое водопроводчиков, лучезарно им улыбнулся. Он взгромоздился на табурет, и подушка под его огромным задом сплющилась как пастила.

— Кофе с датским, мистер Розуотер? — спросила не отличавшаяся аккуратностью девица-полудурок за стойкой.

— Кофе с датским — это неплохо! — с жаром сказал Фред. — Ей-богу, в такое утро кофе с датским совсем неплохо!

О Писконтите. Те, кто любил этот городок, сокращали его ласково — «Пискунок», те, кто не любил, — «Писунок». Имя Писконтит носил когда-то один индейский вождь.

Вождь ходил в переднике, питался, как в весь его народ, моллюсками, малиной и ягодами шиповника. Земледелие для Писконтита-вождя было новинкой. Как, впрочем, и вампум, уборы из перьев и лук со стрелами.

Самой приятной новинкой был алкоголь. Писконтит умер от запоя в 1638 году.

Прошло четыре тысячи лун, и теперь поселок, обессмертивший его имя, населяли две сотни баснословно богатых семей и тысяча семей захудалых, кормильцы которых тем ила иным путем обслуживали богачей.

Жили здесь почти все убого, ни умом, ни чуткостью, ни юмором, ни находчивостью не блистали — прозябали так же бездарно, как жители города Розуотер в штате Индиана. Доставшиеся в наследство миллионы не помогали. Искусство и науки — тоже.

Фред Розуотер хорошо управлял яхтой и когда-то учился в Принстоне, поэтому его принимали в богатых домах, хотя, по мерке Писконтита, он считался ужас каким бедным. Дом его, сооруженный местным плотником, — неказистое строение из бурых досок, — стоял за милю от блистающей водной глади.

Бедняга Фред работал как черт, чтобы время от времени приносить домой несколько долларов. Сейчас, в книжной лавке, широко улыбаясь столяру и двум водопроводчикам, он тоже вкалывал. Трое работяг читали скандальную газетенку-еженедельник, накачивающий всю страну сведениями об убийствах, сексе, кошках, собаках и детях — предпочтительно изувеченных детях. Газетка называлась «Любознательный американец» — «самая увлекательная газета в мире». Для книжной лавки «Любознательный» был все равно что «Уолл-стрит джорнел» для аптеки.

— Вижу, вы, как всегда, расширяете свой кругозор, — заметил Фред. Остроты его были не легче датского торта.

Рабочие относились к Фреду с неловкой почтительностью. Они пытались высмеивать его ремесло, но в глубине души понимали, что Фред предлагает единственно доступный им путь из грязи в князи: застраховаться и поскорее отдать концы. А Фред бережно хранил свою мрачную тайну: без этих людей, что вились вокруг его приманки, он бы и гроша ломаного не заработал. Он вел дела только с рабочими. Все его россказни о прогулках на яхтах с местными тузами были похвальбой, трепом. Беднякам льстила мысль, что у Фреда страхуются даже осмотрительные богачи, но бедняки ошибались — капиталами богачей ворочали столичные банки я юридические фирмы.

— Что сегодня в иностранной хронике? — осведомился Фред: еще одна дежурная острота по поводу «Любознательного».

Столяр показал Фреду первую страницу. Всю ее занимала фотография миловидной девицы и подпись. Подпись гласила:

Девушка работала в эстрадном театре статисткой. Ее звали Рэнди Геральд.

— Охотно помог бы даме разрешить ее проблему, — снова натужно сострил Фред.

— Еще бы! — сказал столяр, вздернув голову и прищелкнув языком. — Кто бы отказался?

— Вы думаете, я всерьез? — Фред фыркнул, глядя на снимок Рэнди Геральд. — Да я не променяю свою подружку и на двадцать тысяч таких, как эта Рэнди. — Теперь он нарочно разводил лирику. — Уверен, что и вы, ребята, своих подружек не променяете. — Подружками Фред называл всех женщин, чьи мужья могли клюнуть на страховку.

— Я же ваших подружек знаю, — продолжал он. — Нас здесь четверка счастливчиков, запомним это. Подружки у нас что надо, мы за них должны вечно богу молиться! — Фред помешал кофе. — Я разве не понимаю? Без моей я бы просто пропал!

Его подружку звали Кэролайн. Она родила ему некрасивого толстого малыша, бедного крошку Франклина Розуотера. В последнее время Кэролайн пристрастилась выпивать за завтраком со своей богатой подругой Аменитой Бантлайн.

— Я для своей делаю, что могу, — объявил Фред. — Но, видит бог, этого мало. Все отдать за нее — и то мало. — В горле у него и впрямь стоял комок. Фред твердо знал, что ему не заключить ни одного договора, пока всамделишные слезы не станут у него комком в горле. — Но кое-что для своей подружки и бедняк может сделать. — Фред возвел глаза к небу. После смерти за него должны были заплатить сорок две тысячи долларов.

Фреда, конечно, часто спрашивали, не сродни ли он знаменитому сенатору Розуотеру. Предпочитая не выпячиваться, Фред невразумительно мямлил:

— Да вроде… Какая-то дальняя родня… Предки, что ли, у нас общие.

Подобно большинству неимущих американцев, Фред ничего не знал о своих предках.

А энать следовало вот что:

Род-айлендская ветвь семьи Розуотеров происходила от Джорджа Розуотера, младшего брата бесчестного Ноя. Когда началась гражданская война, Джордж сколотил в Индиане вооруженный отряд и повел его на соединение с уже ставшим легендарным отрядом Черной Шапки. Под командой Джорджа находился Флетчер Мун, деревенский дурачок, которого Ной послал вместо себя. При втором сражении у ручья Булл-Ран залп орудий Джексона превратил Муна в котлету.

Когда по слякоти отступали на Александрию, капитан Розуотер улучил момент и написал брату Ною следующее:

На что Ной ответил:

К моменту Антитемского сражения Джордж Розуотер был уже подполковником, и как ни странно — потерял оба мизинца на руках. Под Антитемом лошадь Джорджа была убита, он бросился в атаку бегом, подхватил полковое знамя, уроненное умирающим пареньком, и после очередного залпа артиллерии конфедератов обнаружил, что от знамени в его руках остался только кусок древка. Продолжая драться, он кого-то убил этим обломком. Тут как раз один из его солдат выпалил из мушкета, позабыв вынуть шомпол. Взрыв ослепил подполковника Розуотера на всю жизнь.

Слепому Джорджу пожаловали внеочередное звание бригадного генерала. Он вернулся в округ Розуотер. Все находили, что он на редкость бодр. И бодрость его как будто ничуть не уменьшилась, когда от банкиров и адвокатов, любезно предложивших слепому свои услуги, он узнал, что собственноручно переписал все имущество на Ноя и остался ни с чем. Ною, к сожалению, не удалось задержаться в городе, чтобы лично объясниться с Джорджем. Дела вынуждали его подолгу бывать в Вашингтоне, Нью-Йорке и Филадельфии.

— Что ж, — сказал Джордж, а сам все улыбался да улыбался, — как ясно указывает вам Библия, «дело есть дело».

Адвокатам и банкирам показалось, что их вроде бы надули, — ведь Джордж, по-видимому, не извлек никакой морали из событий, для всякого другого столь значительных. Один из адвокатов заранее предвкушал, как преподнесет Джорджу эту самую мораль, когда тот придет в бешенство. Он и теперь не удержался и преподнес ее Джорджу, хоть тот продолжал смеяться:

— Прежде чем подписать бумагу, ее следует прочесть.

— Можете прозакладывать свои ботинки, — сказал Джордж, — что впредь я буду поступать только таким образом.

Джордж Розуотер был явно не в себе, когда вернулся в Розуотер, ибо ни один нормальный человек не стал бы столько смеяться, потеряв зрение и законное имущество. И всякий нормальный человек, тем более герой и генерал, сумел бы принять крутые меры и через суд вынудить брата вернуть присвоенное. Но Джордж не стал возбуждать дело. Он не поехал за Ноем в восточные штаты и не стал ждать его возвращения в округ Розуотер. Больше они с Ноем никогда не виделись и ничего друг о друге не знали.

Генерал Джордж, при всех своих почетных регалиях, посетил каждую семью округа Розуотер, отдавшую под его команду сына, а то и нескольких сыновей, и всюду он восхвалял парней, скорбя всем сердцем за раненых и убитых. Как раз в это время строился кирпичный особняк Ноя Розуотера. Однажды утром рабочие обнаружили, что к дверям особняка прибита генеральская форма, точь-в-точь как звериная шкура, распяленная для просушки.

С тех пор в округе Розуотер Джорджа больше не видели.

Джордж побрел на восток, но не для того, чтобы найти и убить брата, а чтоб устроиться на работу в Провиденсе, штат Род-Айленд. До него дошли слухи, что там открывают фабрику по изготовлению метел и веников и набирать туда будут ослепших ветеранов-северян.

Слух был верный. Такая фабрика в Провиденсе и впрямь открылась. Основал ее Кастор Бантлайн, причем сам он не был ни ветераном, ни слепцом. Бантлайн точно рассчитал, что слепые ветераны будут покладистыми работниками, что сам он за свое человеколюбие войдет в историю и что по крайней мере в эти послевоенные годы каждый патриот Севера сочтет долгом купить бантлайковскую метлу «Северная звезда». Так начал расти капитал Бантлайна. А с доходами от метел Кастор Бантлайн и его сын-калека Илайхью пустились искать поживы в южных штатах, стали табачными королями.

Когда улыбчивый генерал Джордж Розуотер добрался на стертых ногах до фабрики метел, Кастор Бантлайн навел справки в Вашингтоне, удостоверился в генеральском звании Джорджа, нанял его на работу, назначив мастером, положил хорошее жалованье и назвал его именем выпускаемые фабрикой веники. Фабричная марка скоро вошла в обиход: все стали говорить не «веник», а «генерал Розуотер».

И дали слепому Джорджу четырнадцатилетнюю сироту по имени Фейт Меррихью, чтоб служила ему глазами и была у него на посылках. И когда ей минуло шестнадцать, Джордж взял ее в жены.

И Джордж родил Абрахама, ставшего священником-конгрегационалистом[7]. Абрахам сделался миссионером, уехал в Конго, встретил там Лавинию Уотерс, дочь миссионера-баптиста из Иллинойса, и взял ее в жены.

В джунглях родил Абрахам сына Меррихью. Лавиния умерла родами. Крошка Меррихью был вскормлен молоком женщины из племени банту.

И Абрахам вместе с крошкой Меррихью вернулся в Род-Айленд.

Абрахам принял предложение стать проповедником независимой церковной общины в маленьком рыбачьем поселке под названием Писконтит. Он купил себе домик, и с домиком отошли к нему сто десять акров песчаного участка, заросшего лесом и запущенного. Участок был треугольный. Гипотенуза треугольника проходила по берегу Писконтитского залива.

Меррихью, сын проповедника, занялся продажей недвижимости, разбил отцовскую землю на участки. Он женился на Синтии Найлз Рэмфорд, взял за ней кой-какой капитал, вложил большую часть его в дорожные работы, уличное освещение и канализацию. Нажил состояние — и потерял его вместе с состоянием жены в 1929 году, во время кризиса.

Он пустил себе пулю в лоб.

Но до этого он успел написать историю своей семьи и родил беднягу Фреда — страхового агента.

Сыновьям самоубийц обычно не везет.

Ни у кого из них нет вкуса к жизни. И даже в стране, где мало кто может похвалиться длинной родословной, они чувствуют себя сиротливее прочих.

Они брезгливо безразличны к прошлому и покорно не ждут от будущего ничего, кроме свинства: чуют, что им тоже суждено покончить с собой.

Этот психологический узор был типичен и для Фреда. Но в его случае он осложнялся нервным тиком, приступами апатии и отвращения к себе. Он слышал выстрел, прикончивший его отца, видел отца с разлетевшимся черепом, с рукописью истории семьи на коленях.

Рукопись осталась у Фреда. Он ни разу не прочел ее, ни разу не захотел прочесть. Она лежала у него в подвале ва шкафу, в котором хранилось варенье. Там же, на шкафу, Фред хранил крысиный яд.

А сейчас бедняга Фред Розуотер, сидя в книжной лавке, продолжал болтать о подружках со столяром и водопроводчиками.

— Нед, — говорил он столяру, — как-никак мы с тобой кое-что для наших подружек сделали.

Столяр благодаря Фреду стоил после смерти двадцать тысяч долларов. Каждый раз, как близилась выплата страховой премии, его одолевали мысли о самоубийстве.

— И о сбережениях нам беспокоиться нечего, — сказал Фред, — обо всем без нас позаботятся: выплачивается автоматически.

— Ну! — сказал Нед.

Наступила вязкая тишина. Двое незастрахованных водопроводчиков, еще недавно разбитные и веселые, теперь сидели как неживые.

— Одним росчерком пера, — напомнил Фред столяру, — мы закрепили за собой кругленькие суммы. Вот в чем прелесть страхования жизни! Это самое малое, что мы можем сделать для своих подружек.

Водопроводчики соскользнули с табуретов. Фреда их бегство не расстроило. Никуда не денутся — совесть замучит и снова прибредут в книжную лавку. А там их всегда встретит Фред.

— Хочешь, скажу, что в моем деле меня больше всего радует? — спросил Фред столяра.

— Ну?

— Когда кто-нибудь из ваших подружек подходит ко мне и говорит: «Просто не знаю, как мне и моим детям благодарить вас, столько вы для нас сделали! Да благословит вас бог, мистер Розуотер!»