Дефект плацебо

Глава 20. АЛИНА

Не могу объяснить свой порыв. Сначала делаю, после думаю. Одиночество, страхи за собственную жизнь, тоска по матери, все это как снежный ком накатывается все эти дни, а после с высокой горы накрывает меня лавиной. Внутри пустота. Лёд. Даже стука собственного сердца не слышу. Будто я уже мертва, автомобильный взрыв, покушение у парадной, словно это все меня уже убило. Но какая-то маленькая выжившая часть противостоит, пытается убедить меня в обратном, найти подтверждение. Я балансирую по острому лезвию или просто схожу с ума. Влезаю в клетку со львом, пускаю по крови адреналин. Звучит странно, но рядом с ним чувствую себя живой. Возможно потому, что это действительно его заслуга. Касаюсь пальцами горячей кожи, в впечатление будто дикого зверя против шерсти глажу. Настоящую силу не скрыть даже когда расслаблен. Да и расслаблен ли? Умеет вообще это делать? Иду на отчаянные меры, позволяю себе самый глупый в жизни поступок. Хочу понять природу своих эмоций, уловить суть тоски. Наверное, всему виной изоляция. Понимание, что вряд ли получится вернуться к прежней жизни. Завести нормальные отношения, вернуться в социум. Я никогда не была эгоисткой и прекрасно понимаю чем это может грозить любому человеку, окажись он рядом. Только не ему. Леон. Черт возьми, я даже не знаю его имени. Глупое прозвище было придумано для того чтобы позлить его, но получилось что только так могу к нему обращаться. Он и сам не спешит исправить это недоразумение. Даже не думает впускать меня в свой мир. Я всего лишь объект. Работа. Очередное задание. Краткий эпизод. Незначительная деталь. А он? Мне не нравится в какое русло движутся мысли. Убеждаю себя, что все это от безысходности, что потом будет больнее.

Закрываю глаза, слышу ровное биение его сердца и окончательно понимаю: если это пугающее притяжение не оборвать, оно окончательно затянет меня в бездну.

Просыпаюсь утром не от звука будильника. Первое, что испытываю — паника. Не могу пошевелиться, даже вдохнуть полной грудью не получается. Единственная мысль — меня засыпало камнями. Прижало огромными валунами в скалистой пещере. Выкрутило в неестественной позе. Сонный мозг медленно соображает, только подкидывает ассоциации, а после сам себе противиться. Боли не чувствую, не ощущаю холода, наоборот сгораю в огне. Утопаю в пекле. Даже улыбка на губах расцветает, когда понимаю причину. Не могу припомнить когда вообще улыбалась за последние полгода. Леон обнимает меня, крепко. Даже больше на захват похоже, настолько мертвая хватка. Но на какую ещё ласку способны свирепые хищники? Замираю. Отчего-то хочется запечатлеть этот момент. Дурное предчувствие запоздало, но тоже просыпается. Леон словно чувствует моё пробуждение на каких-то только ему известных частотах, потому что я не шевелюсь, даже звука не издаю. Лишает своей тяжести, разрывает контакт.

— Всю ночь орала, звала на помощь, — бормочет, — не знал как ещё тебя заткнуть.

Резко встаёт с дивана. Хлопает дверью. В очередной раз демонстрирует насколько сильно я отравляю его жизнь. Все глупые мечтания разом мрут. Опадают на пол как опаленные мотыльки. Вчера вечером он был прав. Дальше так продолжаться не может. Иду в спальню. Быстро одеваюсь. Никогда не могла похвастаться такой скоростью, но встречаться с ним не хочется. Я давно мечтала о побеге, гоню от себя тоску, запрещаю сожалеть. Брать с собой особо нечего. Я пришла сюда ни с чем, ни с чем и ухожу. У меня по-сути вообще ничего больше нет, только жизнь. Проблема в том, что и на эту собственность в открытую посягают.

Такси привозит меня к участку. Молча расплачиваюсь с водителем и выхожу наружу. Миную крыльцо и пару сотрудников, которые вышли на перекур. Здание уныло доживает свой век. Своим печальным антуражем нагоняет дополнительную тоску. Представляюсь у окошка с дежурным, иду по длинному коридору с одинаковыми дверями и табличками и вхожу в нужный кабинет.

— Алина Юрьевна, — следователь не скрывает своего удивления, — признаться честно, не ждал.

— Я бы и не приехала, если бы вы не были настолько настойчивы, — признаюсь честно.

Присаживаюсь на стул напротив. Атмосфера совсем не уютная.

— Вы понимаете, что весьма тормозите ход расследования? Препятствуете стражам порядка делать свою работу.

— Чем же? — теперь приходит мой черед удивляться.

— Заявление написано, дело в разработке, а вас нет, — разводит руки в стороны.

— Я всего лишь пытаюсь спасти свою жизнь.

— Теперь эта наша работа. Ваша безопасность и интерес в поимке преступника. Вы должны проявлять содействие.

— Что конкретно вы предлагаете?

Смотрю прямо в его глаза. Не хочется ходить кругами. Желаю как можно быстрее все выяснить и уйти отсюда. Куда? Неважно. Но у следователя, по всей видимости, совершенно другие планы.

— Мы наткнулись на одну очень интересную деталь, когда осматривали место происшествия, — замолкает, тянет интригу.

Нарочно долго копошиться в своих папках, перебирает какие-то фотографии. Проходит целая вечность когда он наконец-то опускает перед моим лицом несколько снимков.

— Узнаете этот предмет?

Всматриваюсь и не могу понять что именно запечатлено и что я должна узнать. В кадр попадают какие-то искорёженные ошмётки, то что в фокусе, тоже пострадало. Даже размер определить не получается.

— Может здесь будет виднее?

Перед моим лицом опускается ещё одна фотография. Понимаю, что это стол Садальского на каком-то подсознательном уровне. Тело сковывает лёд. Мне была безразлична мебель его кабинета, но дерево которое пачкала вытекающая кровь, как оказалось, засело в моей памяти.

Отгоняю жуткие воспоминания и перевожу взгляд на главный объект. Ампула. Золотая, тонкая. Безумно похожая на пулю. Но длительное времяпровождение в квартире с убийцей, прививает некий опыт.

— Что это? — спрашиваю на автомате.

Судя по всему, на первом снимке этот же предмет только порядком пострадавший.

— Два места преступления. Две улики.

Следователь откидывается на спинку стула. Продолжает оттягивать время. Возможно, это такой специальный ход, психологическое давление. Надежда на то, что я сболтну лишнего.

— Мы сразу обратили внимание, но значение не придали. А потом что-то внутри щелкнуло, решил убедиться.

Теперь на стол опускается ещё одна папка. Такая же как и все остальные, только с моей фамилией. Не с моей. С маминой.

Островская Н. Е.

Каждая буква колет под ребрами. Всю грудную клетку сковывает боль. Интересно, я когда-нибудь научусь с этим бороться? Смогу принять, двигаться дальше без этой дикой боли?

— Смерть вашей матери выбивается из общего ряда, — ровно произносит следователь. — Самоубийство сложно назвать покушением. С момента ее смерти прошло полгода. Длительное время ничего не происходило, и опять же, хочу сделать акцент на том, что она самостоятельно наложила на себя руки.

— Мы действительно должны это обсуждать? — взрываюсь.

— Ещё как должны. Учитывая, что убийца в данный момент особо ничего не выжидает, и с разрывом в несколько дней предпринял попытку убрать сразу нескольких соучредителей «Артериума», относительно давнюю смерть вашей матери мы не рассматривали с позиции общей картины. И как оказалось зря.

Ещё одна фотография пополняет ряд предыдущих снимков.

Белый обод ванны испачкан кровью. К горлу моментально подкатывает тошнота. Такая же золотая ампула-пуля, лежит рядом с окровавленным лезвием.

— Что это? — голос дрожит от невыплаканных слез.

— Препарат. Какой не знаем. Отправили состав на проверку, но думаю не составляющие компоненты представляют важность. Будь там хоть кокаин, хоть обычная вода, — суть не в этом.

— В чем же?

С трудом заставляю себя оторвать взгляд от злосчастного снимка. Вынырнуть из ада, глотнуть немного воздуха.

— Зачастую, убийца — это человек с разрушенной психикой, — принимается философствовать. — В особенности, если преступления повторяются. В его больной психике, это что-то сродни очень важной миссии. Обычный человек непонятый обществом, начинает вершить свою вендетту.

Противно скалится, словно это сейчас уместно. Едва сдерживаю себя и терпеливо молчу.

— А бывают такие, кто слишком сильно себя переоценивает. Им кажется что они неуловимы и безнаказанны. Придумывают свой почерк, так сказать метку. Идентифицируют преступления. Хотят, чтобы о их коллекции знали остальные. Зачастую, именно это бахвальство вылезет преступнику боком.

— Значит мою мать убили?

— Историю, Алина Юрьевна, не переписать, — хлопает ладонью по увесистой папке, — данное дело уже закрыто, но тем не менее дало нам зацепку.

— Материалы дела можно оспорить, — произношу с нажимом.

— Вам сейчас о своей жизни нужно думать, а не о смерти, пусть и родного вам человека. С кем вы все это время скрывались? Мне нужна вся информация об этом мужчине. Очень часто в шоковом состоянии, жертва не способна рассмотреть врага в том, кто находится рядом.

Не успеваю отойти от одного потрясения, как мне снова жмут на болевые.

— Этот человек здесь не при чем, — безбожно вру.

Перед глазами пролетает труп Садальского и лицо Леона с пистолетом в руке. Я стала свидетелем двух убийств. От этого легкие сжимаются и становится нечем дышать.

— Я не хочу его впутывать во все это. Пожалуйста, — голос больше похож на хрип, и кажется следователь замечает мое состояние.

Он проходит между столом и стеной и открывает окно.

— Не против? — показывает пачку сигарет и я позволяю ему закурить.

Свежий морозный воздух приводит в чувство.

— Алина... Ты должна понимать, что опасность грозит всем, кто находится рядом, — переходит на «ты», чтобы поскорее расположить к себе.

Чтобы я доверяла ему.

— Все в порядке. Я и еще два соучредителя «Артериума» до сих пор живы. Ваш серийный маньяк исчез.

— Но это не значит что ты в безопасности, — давит на меня.

— Я буду осторожна, — даю исчерпывающий ответ, и поднимаюсь с места, — мне нужно идти.

— Оставайся на связи. Это важно. Возле дома будет вестись слежка. Возможно убийца засветится рядом, — дает указания и я послушно киваю.

Все равно же он не отстанет, каким бы ни был мой ответ.

Зато у меня появилась зацепка. Появилась надежда на то, что я смогу найти убийцу матери. И Леон мне в этом поможет.

Выхожу из здания и двигаюсь в сторону первой попавшейся кафешки.

Оседаю на стул, заказываю кофе, а сама думаю, думаю.

Если Леон причастен к убийству Садальского, значит он в курсе кто заказчик. Он знает, кто медленно но уверенно убирает учредителей «Артериума». Одного за другим. А значит и о том кто совершил покушение на мою жизнь, у него тоже есть предположения.

Отвлекаюсь от этого мотка расследований и набираю номер Дани.

Странно, в доме Леона я так хотела заполучить свой мобильный, а сейчас и не знаю, кому позвонить.

— Привет.

Слышу в трубке недовольный голос. Наше последнее расставание было более, чем странным.

— Я на Марата, в «Нептуне». Можешь приехать?

Не хочу говорить ничего. Что если меня прослушивают?

Заказываю еще одну чашку для Дани. Он всегда любил горячее какао. А Леон любит горький, черный, без сахара.

Передергивает от такого сравнения но успокаиваю себя тем, что это происходит от того, что в моей жизни больше и не было мужчин. А произошедшее вчера в машине... Наверное, мои щеки заливаются румянцем, в любом случае я чувствую как пылаю изнутри.

Это не лучшее воспоминание в моей жизни. Но черт возьми, такое порочное, такое возбуждающее...

Через пятнадцать минут появляется Даня. Машу ему рукой сквозь стеклянную стену кофейного дома.

— Я звонил тебе почти каждый день. Ты считаешь это нормальным...

— Тсс, — прикладываю палец к его губам, не даю договорить, — я заказала тебе какао. Как ты любишь.

— Спасибо, — растерянно хлопает длинными ресницами.

— Я хочу с тобой серьезно поговорить. Только молчи и не перебивай меня. В последнее время много чего произошло. Я рассказывала тебе о том, что на соучредителей «Артериума» кто-то открыл охоту. Но это не главное. Главное, что у меня появился шанс узнать, кто убил мою маму. Понимаешь?

— Если честно, то не совсем, — Даня морщится, из-за чего его брови складываются в смешную фигуру домика.

— Ты можешь открыть счет в банке на свое имя?

— А почему ты сама не можешь?

— Если маньяк и правда существует, то скорее всего он следит за мной.

Данил снова морщится и медленно обводит зал взглядом.

— Островская, по-моему у тебя течет крыша, — выносит вердикт.

— Может быть. Если бы на моих глазах не убили Садальского, то это можно было бы списать на паранойю.

— Хорошо, я открою счет. Еще будут бредовые просьбы?

— Мне нужно чтобы ты узнал, у кого можно сделать липовые документы. Сегодня же я изменю внешность и отправлю тебе фото в директ.

— Ты точно ебнулась, — Даня нервно усмехается и отпивает глоток остывшего какао, — пересмотрела дешевых блокбастеров?

— Даня. Мне кроме тебе некого попросить, — касаюсь его ладони, — не пытайся понять меня, а просто помоги.

Даня молчит. Переваривает информацию. Я тоже молча жду. Не проходит и минуты, как он кивает, а я облегченно вздыхаю.

Половина плана в действии. остается еще несколько пунктов и я близка к финалу.

Пока Даня увлеченно рассказывает мне о своей новой машине, пишу сообщение Виктору. Следующий шаг. Сама удивляюсь тому, как быстро в моей голове созрела полноценная картина моих действий.

«Я готова отдать свою долю. Но мне нужны деньги. Много».

Отправляю смс. Он не заставляет долго ждать. Думаю, это именно то чего Виктор добивается уже очень давно.

Его короткий ответ «Сколько?» заставляет меня улыбнуться. Понимаю, что если я даже назову сказочную сумму, все равно получу желаемое.

— На три года в кредит вляпался, хоть и зарекался больше не брать. Но оно того стоило. Хочешь прокачу? Алина?

Даня недовольно цокает когда понимает, что я его совсем не слушаю.

— Откуда ты знаешь Королева? — спрашиваю.

Данил — спокойный, добрый парень. Он окончил школу с одной четверкой, ходил на уроки по фортепиано. Он не мог вращаться в кругах Королева и Леона. Хорошие мальчики таких сторонятся.

— У него свой клуб. Там творится такое, чего я не встречал ни в одном заведении Питера, — Даня нервно дергает плечом.

— И что же это такое?

— Наркотики, казино, шлюхи, — он отводит взгляд.

Ну вот, хорошего мальчика все-таки в Дане намного больше.

— Для этого не обязательно знать владельца, — отвечаю с нажимом.

— Я учился с его женой. Мы даже вместе ездили на всероссийский конкурс в Москву. Правда с тех пор она сильно изменилась. Это она меня узнала. И потащила знакомиться с Королем. Он был не особо рад мне, но все же, визитку дал. Похвастался, что потушит любой замес. Не бесплатно, естественно.

Даня замолчал, а я нервно ухмыльнулась. Не бесплатно. Я и так ему уже должна все. Оставалось только надеяться, что он забыл обо мне.

— Я первая кого ты к нему привел? Тебе же вряд ли нужно было что-то «тушить»? — спрашиваю, а сама отслеживаю его реакцию.

Даня мнется. За это время я успела его хорошо изучить. Кажется, что на ложь он не способен.

— Алина, такие вещи не обсуждают, — подтверждает моё подозрение.

— Но мы же не чужие люди, у меня от тебя нет секретов.

Неумело, но пытаюсь манипулировать. Интересуюсь не из праздного интереса. Анализирую прошлое. Пытаюсь вспомнить его поведение, обратить внимание на подозрительные моменты которые упускала, когда мы были вместе. Пустота. Совершенно не к чему придраться.

— Двадцать девятого мая.

Произносит дату, а по позвоночнику проходит озноб. Самый траурный день моей жизни. Мама умерла двадцать седьмого, но куда более тяжелее мне дались ее похороны. Потому что именно в тот день, осознание пришло полностью. Горькое. Необратимое.

— Я не мог тогда быть рядом, не мог присутствовать. Иногда мне кажется, что именно это стало причиной нашего разлада.

— Так и есть, — говорю чуть слышно.

Именно тогда, когда мне жизненно была необходима поддержка, его не оказалось рядом. Это было предательством. Во всяком случае, я считала именно так.

— Я не мог, — смотрит на меня своими пронзительными глазами. — В тот день у меня была назначена встреча, исход которой мог стоить мне жизни.

Ушам своим не верю. Смотрю с недоумением и ничего не могу из себя выдавить.

— Когда мы познакомились, когда я узнал о твоей матери... Знаешь, как-то резко захотелось соответствовать. У нас был с ней разговор, не знаю помнишь ли ты, ей тогда срочно захотелось пончиков из соседней кондитерской.

Киваю. Слабо, но восстанавливаю хронологию событий.

— Она сказала мне, что не смотря на то, что ты совершенно не избалована, все же привыкла к лучшему.

Верю каждому слову. Мама и мне постоянно это твердила и очень сильно обижалась, когда я отказывалась от денег. Но Даня и так был хорошим. Благополучная семья, престижная работа. Да, он не зарабатывал миллионов но и я жила достаточно скромно.

— А на следующий день я разговорился с коллегой из отдела снабжения. Он рассказал мне кто такие капперы, объяснил как можно зарабатывать деньги не перебиваясь от зарплаты к зарплате. По-началу я сам ставил, были и выигрыши и проигрыши, ситуация была совсем не стабильной. Хотелось какой-то уверенности.

Слушаю и поражаюсь своей глупости. Столько вещей разворачивалось перед моими глазами, а я совсем ничего не замечала.

— Чтобы открыть букмекерскую контору нужна лицензия, разрешающая игорный бизнес. В сети у тебя документы не спрашивают. Уже тогда я общался в специализированных чатах в ожидании прогнозов. Знал толковых беттеров и капперов. Конечно, ещё тогда нужно было задуматься почему моя идея открыть собственный сайт для спортивных ставок, вызвала такой бурный восторг. Пришлось хорошо потратиться и оплатить услуги программиста, прилично вложиться в рекламу. Нас было трое. Капперы, которые перешли со мной, имели очень высокий коэффициент доверия публики. Очень скоро у нас был большой оборот. Сам я ничерта в этот не смыслил, спортом не увлекался, поэтому, как мне казалось, решил разделить доход достаточно честно. Пятьдесят процентов мне, и пятьдесят им двоим. Поверь, Алина, ни один букмекер не платил бы столько.

Даня отвлекся на какао. Сделал небольшой глоток и поморщился. То ли от воспоминаний, то ли от того что напиток окончательно остыл.

— Близился чемпионат. Ставки делались в огромных количествах. Суммы достигали небывалых пределов. Я уже сам не мог дождаться, когда настанет грёбанный день икс и арбитр дунет в свой свисток. Но за три дня до начала чемпионата, сайт перестал отвечать а рабочий счёт полностью лишился средств.

— Но как? — выдаю пораженно.

— Я идиот, — выдыхает. — Хотел иметь пассивный доход и не вникать в суть происходящего. Грех было не кинуть такого лоха.

— Но ты ведь сказал, что люди которые на тебя работали, вызывали у других доверие. Имели репутацию.

— Алина, это интернет, — объясняет как маленькому ребенку, — у капперов нет ни имён ни фамилий. Их зовут так, как они представятся. А заработать уважение и доверие под новым именем ничего не стоит. Провести бесплатно несколько удачных лиг, если ты в этом разбираешься, не составит труда. И новая публика снова будет идти за тобой и тратить деньги. А вот я, оказался в полной заднице. Многие влиятельные люди воспользовались моим сервисом и ждали свою прибыль. Не прошло и суток, как меня нашли и поспешили взыскать долг.

Мне дали неделю. Ровно через неделю я должен был все вернуть.

— Но ты же мог объяснить, что у тебя нет денег... Что на это нужно время и ты все вернешь.

— «Потом» их мало интересовало. Они хотели получить свои деньги. И как можно скорее.

— Почему ты не сказал мне? — чувствую обиду, потому что могла помочь.

У меня были деньги.

— Зачем? У тебя и так хватало проблем. Без меня. В первый же день своей отсрочки, я пошел в клуб и хорошенько надрался. Прям от души. Тогда и встретил свою бывшую однокурсницу. Она похвасталась влиятельным мужем и обещала помочь. Я тогда слабо в это поверил. Вряд ли кто-то мог решить проблему такого масштаба. Но когда до конца недели осталось меньше двух дней, я пошел к Королеву. Перед этим меня отметелили. Сломали руку. И я понял, что у меня другого варика нет. Королев внимательно слушал, а потом сказал что подумает. Пораскинет мозгами над этой темой. Надежды не было, — Даня замолчал выдерживая напряженную паузу.

— Но через сутки он сам позвонил. Сказал, что поможет. И даже тогда я не верил. Худощавый чел, который держит паршивенький клуб и балуется наркотой — вряд ли имел такое вличниен. Но я ошибался.

Данил облизал пересохшие губы. В какой-то момент мне даже показалось, что в его голосе слышатся нотки восхищения.

— И что же он взял с тебя? — обхватываю себя руками.

Этот вопрос волновал меня больше всего. Сколько стоит помощь этого человека.

— За полгода я отдал ему полную сумму долга и десять процентов сверху. Даже банк не дает такие суммы под мизерный процент. Можно сказать, что мне повезло. Ляля спасла мою жизнь.

— Кто? — удивленно вскидываю бровь.

— Моя однокурсница. Она цыганка, — объясняет Даня, — но ее мать была русской. От цыган ей достались только гены отца и имя. Она никогда не стремилась принадлежать к цыганскому обществу. Такая вот гаджо, — он пожимает плечами. — Мать прививала в ней любовь к искусству, к музыке. Взрастила тонкую, чувствительную натуру.

— И как же она связалась с таким как Королев? — чувствую укол ревности.

Даня с таким восторгом рассказывает о своей спасительнице. В разговорах обо мне, у него в глазах никогда не было такого блеска.

— Когда ей исполнилось восемнадцать, она ушла из дома. Поговаривают, что ее отец был последней сволочью. Я и сам несколько раз видел ее с синяками. Но Ляля всегда отмахивалась и говорила, что упала. Совпадение или нет, но ее отца убили лет пять назад. Он выходил из своего бара поздно вечером, и ему выстрелили прямо в голову. Ты не слышала об этом?

Отрицательно махаю головой. Никогда не интересовалась криминальной сводкой.

— Громкое было дело. Весь Питер на ушах стоял. А убийцу так и не нашли.

— Вряд ли это похоже на совпадение, — размышляю вслух.

— Это уже неважно, — Даня отмахивается, — хорошо все, что хорошо заканчивается. Ну а что насчет тебя? Королев помог тебе?

— Помог, — киваю, — спасибо, Дань. За помощь спасибо, и за то что приехал. Как только выполнишь мою просьбу, напиши смс. А сейчас мне нужно бежать.

Хватаю сумочку, подхожу к Данилу чтобы поцеловать на прощание.

— Будь осторожна, — он хватает меня за руку и придвигает к себе.

Его губы обжигают мои. Это не похоже на дружеский поцелуй. Глупо улыбаюсь и отстраняюсь.

— Если что, звони. Я приеду.

Киваю еще раз и выхожу из торгового центра.

Улица кажется мне слишком огромной и опасной. Подозреваю каждого, кто движется мне навстречу. Леон не звонит, да и вряд ли станет это делать. Однозначно, проблемы ему совсем не нужны. Сворачиваю во дворы, хочется быстрее скрыться. Свернуть с людного проспекта. Успокаиваю себя тем, что сообщение Виктору может решить мои проблемы. Лишившись всего, наверняка я потеряю всякую ценность.

Замираю у небольшого пандуса. На первом этаже жилого дома призывно мигает вывеска парикмахерской. Отбрасываю сомнения, поднимаюсь по крутым ступеням и толкаю дверь. Оказываюсь внутри небольшого помещения. Один зал условно поделён на зоны. Место ожидания, стойка администратора, два парикмахерских места, одно из которых занимает девушка. В ее волосы вплетают яркие дреды всех цветов радуги. А у окна пустует одинокий маникюрный столик.

— Здравствуйте, — обращается ко мне девушка-администратор и идёт на встречу.

Цепляется за мое пальто. Помогает раздеться. Лишает любого шанса на отступление.

Внутри всего четыре человека, не считая меня. Клиентка, ее парикмахер, администратор и девушка сидящая за вторым парикмахерским столиком. Понимаю, что подобные заведения редко пользуются большим спросом. Вероятно, здесь каждый клиент на вес золота. Но зато внутри достаточно уютно и чисто. Большая плазма на стене транслирует рекламу и перебивает стук сорвавшегося дождя. Все просто располагает здесь остаться.

— Покраска, стрижка, просто освежить?

Администратор возвращается уже с пустыми руками и сияет белозубой улыбкой.

— У нас действует акция. Знакомство с мастером. В случае первого посещения — двадцати процентная скидка. Вы у нас впервые?

— Да, немного теряюсь от такого напора.

— Меня зовут Кристина. Я ваш мастер, — отбирает моё внимание вторая девушка.

Она встаёт со стула и предлагает сесть мне. Подчиняюсь. Встречаюсь со своим отражением лицом к лицу.

Всегда отмечала своеобразный феномен парикмахерских. Мне никогда не нравилось как я выгляжу, сидя в одноразовой шапочке прямо перед огромным зеркалом. Но тут и без шапочки дела не очень. Сильная худоба, как оказалось, мне не к лицу, а ведь несколько месяцев назад я продолжала мечтать избавиться от несчастных пяти килограмм.

— Что будем делать? — Кристина тактично возвращает меня в реальность.

Пожимаю плечами в ответ. Отрешённо смотрю на свое отражение.

— Хочется сменить имидж, — выдаю банальность.

— Есть какие-то предпочтения, может быть запомнился какой-то образ и вы хотите его повторить.

— Ничего такого, просто хочу перемен.

— Хорошо, — мастер продолжает мило улыбаться. — Что-нибудь яркое или менее приметное?

Заставляет меня обратить внимание на сидящую рядом девушку. У нее только половина волос заплетены, а голова уже похожа на яркий калейдоскоп.

— Очень красиво, но вряд ли я к такому готова, — улыбаюсь в ответ.

— Тогда может быть блонд? — перебирает мои волосы, — с первого раза в чистый выйти не получится, волосы достаточно темные, но у меня есть потрясающая оттеночная краска.

Продолжаю исследовать свое отражение. Пытаюсь представить себя с другим цветом. Внимание привлекает телевизор, край экрана попадает в обзор зеркальной поверхности. Реклама закончилась, начался фильм. Испытываю непонятные ощущения. Слишком странная и болезненная случайность. Люк Бессон. «Леон». Отказываюсь принимать совпадение.

Кажется Кристина замечает моё смятение, но ей точно не ясна причина.

— Все в порядке? — касается моего плеча.

— Хочу как у нее.

— Как у кого? — хмурит брови.

— Как у Матильды.

Кристина оборачивается, несколько мгновений смотрит в экран.

— Каре? — не скрывает удивления, — и челку делаем?

— Точно так же, — повторяю как зачарованная.

Уже привычный озноб проходит вдоль позвоночника, задевает сердце. Верю в его силу и власть. Верю в безграничные возможности. Но как бы ему было под силу и телевидение захватить в свой плен?

Нет, никак. Просто глупое совпадение. Так бывает и очень часто. Стоит о чем-то вспомнить, упомянуть, и оно принимается тебя преследовать.

Ножницы работают методично и сухо. Тяжёлые волосы опадают на пол. Должна чувствовать сожаление, но напротив, словно гора с плеч спадает. Даже дышать становится легче. Могу вдохнуть воздух полной грудью, впитать в себя едва уловимый запах парфюма. Вижу как меняюсь, или наоборот наконец-то начинаю визуально соответствовать своему внутреннему миру. В душе все давно не так. Не так, как было полгода назад. Короткий срок, ничего не значащий, но время беспощадно. Черты лица становятся острее, безвозвратно теряются остатки какой-то невинности. Возможно теперь выгляжу старше, но меня это не пугает.

Благодарю мастера, оплачиваю работу и оставляю щедрые чаевые. Мне возвращают пальто и я выхожу на улицу. Провожу пальцами по волосам, касаюсь обнаженной шеи. От непривычных ощущений отрывает звонок телефона. Неизвестный номер, но я прикладываю трубку к уху.

— Алина?

Дрожь пробегает по телу, и причина ей совсем не ледяной дождь.

Голос. Хриплый. Вкрадчивый. Сразу узнаю кому он принадлежит.

— Нужно увидеться, обсудить некоторые детали.

— Сегодня не получится приехать, дело в том что я нахожусь...

— Я знаю где ты находишься, — действует на опережение. Не даёт возможности успеть придумать убедительную ложь.

— Прямо перед тобой стоит машина. Синий «Панамера». Внутри мой водитель. Садись, он привезёт тебя куда нужно.

Немею. Тупо смотрю вперёд. Там действительно стоит машина, от чего до жути становится страшно.

— Это не займет много времени, — продолжает убеждать он.

Король. Именно так его называл Леон. Не знаю как поступить. Понятия не имею что делать. Одно знаю, бежать бессмысленно.

Кладу трубку и покорно двигаюсь к машине. Открываю заднюю дверь, порчу влажной одеждой шикарный салон. Водитель безмолвно трогается. Аккуратно огибает двор, выезжает на проезжую часть.

Стараюсь мыслить холодно, но паника вскипает внутри. Едем достаточно долго. То и дело замираем в пробках. За рулём не я, но ожидание гложет. Перебираемся на Петроградскую сторону, движемся вдоль реки. Сильный туман и чернильное небо смазывают линию горизонта. Водитель выходит из машины, открывает для меня дверь. Догадываюсь куда мы приехали, когда оказываюсь на улице. Трёхмачтовый парусник — копия голландского флейта, возвышается над водой. «Летучий Голландец», ресторанный комплекс и одна из достопримечательностей города. Много раз любовалась им, есть даже фотографии, но внутри оказаться не планировала.

Изысканный интерьер вместе с роскошной панорамой не может не восхищать. Водитель проводит меня до самого зала. В детстве я особенно увлекалась мифами и легендами. И вот один из них гласил о том, что «Летучему Голландцу» не суждено причалить к берегу, а встреча с ним предвещает беду.

Вспоминаю об этом весьма некстати. Водитель растворяется в воздухе, когда приводит меня к своему хозяину. Король поднимается с дивана. Помогает мне избавиться от верхней одежды. Проявляет галантность, а чувство что кожу живьём сдирает. Выглядит намного лучше чем при нашей первой встрече, но все равно не вписывается в окружающий интерьер. Не соответствует обществу, которое занимает другие столики. На нем синяя толстовка с объемным капюшоном, спортивные штаны и кроссовки. Выглядит так, словно вернулся с пробежки. Так не ходят в рестораны, это претит морали, но черт возьми, не могу не признать того, что он держится так, будто облачён во фрак. Картина не вяжется. Режет границы. Его пустой взгляд побеждает в зрительной атаке. Опускаю ресницы, расправляю на коленях салфетку.

— Тебе идёт, — делает комплимент и возвращается к трапезе.

Разрезает сочное мясо острым ножом. Передо мной тоже стоит тарелка, но аппетита нет. Такие люди не зовут кого-то, с банальной целью разделить ужин.

— До меня дошла информация о том, что с человеком которого я к тебе приставил у тебя появились разногласия. Это так? — ставит в тупик. — Говори как есть. Мне не составит труда заменить его другим. В твоём положении небезопасно разгуливать по городу в одиночку.

— Нет. Не было никаких разногласий.

Прокашливаюсь, потому что голос звучит почти прозрачно.

— Просто... Просто, обращаясь к вам, я не совсем понимала чего именно хочу.

Решаю быть честной.

— Что ты имеешь в виду?

Перестаёт жевать, смотрит на меня с интересом. Такой взгляд рисуют мертвецам на гранитной плите.

— Я была напугана. Не знала к кому обратиться. Конечно, охрана в моем случае не была лишней, но это не выход. Я не могу вечно скрываться и считаю что мне нужно обратиться за помощью в полицию. Они найдут преступника, выйдут на его след...

Меня передёргивает от его громкого смеха. Король запрокидывает голову и смеётся. Без иронии или сарказма, абсолютно искренне. Даже выглядит значительно моложе. Сколько ему лет не могу даже предположить. Чем заработал влияние, тоже не знаю. Но ему абсолютно плевать на то, что он здесь не один. А никто из окружающих даже вида не подаёт, не демонстрирует как это обычно бывает, свое недовольство.

— Реально считаешь, что мусора способны тебе помочь? — смотрит с некой жалостью, будто я умалишенная, — это ты в кино увидела, как человечек в погонах кого-то от пули защищает?

— Они могут провести расследование, — продолжаю настаивать.

— Нихрена они не могут, — цедит безрадостно и тянется к своей шее.

Вижу обычный черный шнурок и серебряный медальон похожий на клык. Украшение щелкает, белый порошок заполняет расстояние между большим и указательным пальцем.

— Пока ты спала, здесь поменялось и правосудие и закон.

Вдыхает, словно в подтверждение. Демонстрирует безнаказанность. Употребляет в людном месте, в центре города. Даёт понять, что ему ничего за это не будет. Он наверное и убить меня может прямо здесь. Всадить между глаз пулю, а остальные посетители продолжать сидеть и есть, будто не произошло ничего страшного.

Молчу. До боли прикусываю язык. Вижу как меняется его настроение, как бросает из крайности в крайность.

— Няньку приставил к тебе временно. Нужно было время чтобы разобраться. Выждать. Дождаться пока совершат ошибку.

Снова принимается за еду. Медленно разжёвывает, насыщается. Речь идёт о моей жизни, но выглядит это так, будто мы беседуем о чем-то абсолютно несущественном.

— Кого-нибудь подозреваешь? — задаёт очередной вопрос.

— Не думаю что знаю этого человека лично. Могу предположить, что это связано с бизнесом...

— Знаешь, — обрывает. — Отлично знаешь.

— Виктор? — произношу на автомате первое, что приходит в голову.

— А нахрена я голову ломал, если ты у нас такая осведомленная?

Очередной убийственный взгляд прибивает меня к спинке дивана. Озвучила предположение неосознанно, машинально, а теперь пытаюсь втиснуть сказанное в реальность.

— Хитрый жук. Нормальную схему замутил. На днях даже инициирует нападение на себя, — ухмыляется. — К бабкам жадный только, не люблю таких. К деньгам проще надо относиться. Расставаться с ними без сожаления, только тогда они умножаться. Согласна?

Отрицательно мотаю головой. Это не ответ на его вопрос, шок отнимает дар речи.

— Но зачем? — единственное, что удается выдавить.

— А это ты мне расскажи, — кривая улыбка уродует губы.

Провожу влажными ладошками по коленям. Он же только что употребил наркотик, его сознание изменено, как поведет себя и что в голову взбредёт — неизвестно.

— С делами успела ознакомиться? Чем занимаетесь, что продаете? — подозрительно щурится. — Какими суммами апеллируете?

— Жаропонижающие, обезболивающие, — бормочу едва слышно.

Он хмурится так, словно мой ответ ему совершенно не нравится. А после лезет в карман своего объемного балахона и достает пистолет. Затравленно оборачиваюсь по сторонам. Окружающие по-прежнему не дают никакой реакции. Губы немеют, кончики пальцев враз становятся ледяными.

Лицо Королева не выражает никаких эмоций. Он передёргивает затвор и освобождает патрон от патронника. Золотая пуля катится по столу, но он ловко ее перехватывает. Вертит в пальцах, а после ставит на поверхность так, что ее острый конец тянется в сторону хрустальной люстры.

— Можешь его заказать, и завтра на этой земле одной мразью станет меньше. Что думаешь, Ягодка?

Смотрю на пулю, и ничего не слышу, кроме боя крови в ушах. Сердце работает как отбойный молоток, разгоняет кровь, сеет панику.

Заказать? Вот так просто? Согласно кивнуть, и человек будет стёрт с земли будто его никогда не существовало. Но вместе с этим исчезнут и мои проблемы. Если Виктор действительно за всем этим стоит, его смерть прекратит все мои страхи. Избавит от необходимости скрываться, навеки лишит общества Леона.

В груди ноет от таких предположений. Даже если Виктор Дьявол во плоти, чем буду лучше я, если поступлю так же?

— Я не буду, нет, — получается почти шепотом.

Королев снова касается пули, вращает ее точно волчок. Слух обострен. Оглушает ее металлический скрежет.

Когда он снова смотрит на меня, в его взгляде не остаётся ничего человеческого. Никаких эмоций, которым можно было бы дать название.

— Тогда какого хрена, тебе от меня надо?

Все радушие, как восковая маска, плавится от пылающего огня.

— Я просто не знала как поступить...

— И продолжаешь не знать, — заключает с издёвкой.

— Понимаю, возможно это единственный выход, но я не смогу...

— Тебе и не придется, — обрубает любой аргумент.

Его слова вколачивают в меня гвозди. Раскалывают на части.

— Я просто не смогу с этим жить, — всхлипываю, не выдерживаю напора.

— Поэтому предпочитаешь сдохнуть?

Зрительный прессинг прекращается когда ответа с моей стороны не следует. Король теряет ко мне всякий интерес, нарезает мясо аккуратными кусочками, накалывает идеальной формы квадрат на вилку, отправляет в рот, а после морщится.

Сплевывает прямо в тарелку. Словно из ниоткуда появляется услужливый официант, но не решается подойти ближе чем на несколько метров. Значит за нами все таки следят, наблюдают, но упорно делают вид что ничего не происходит.

— Аппетит пропадает, когда чую запах дохлятины. И я не о еде.

Встаёт и брезгливо бросает на стол салфетку.

Жуткий человек. Ужасающий. Ограничивается одними словами, но с головой в землю зарывает.

— Витюша так аккуратно нарезать тебя не будет. Ему нравится когда много крови, контраст на белом фаянсе, брызги, обнаженное тело.

Жестикулирует. Размахивает в воздухе руками словно пересказывает сюжет недавно просмотренного триллера. Деталям значения не придает, но весь кошмар в очередной раз предстает перед глазами.

— Хотите сказать, что?

— Базар окончен, — бросает грубо.

Направляется к выходу, а из-за столиков начинают вставать люди. Человек пять. Мужчины. Крепкие, и безумно между собой похожие. Свита, как же иначе.

Проходят мимо меня и на мгновение становится темнее. Им ничего не стоит уничтожить меня на месте. Просто за то, что огорчила их хозяина. За то, что испортила ему аппетит. Цепные псы, настоящие животные. Отказываюсь верить, что Леон такой же. Верный слуга. Молчаливый палач. Безмолвный убийца. Отказываюсь верить, что ему всё равно кого кормить свинцом. Убеждаю себя в обратном только для того, чтобы мир окончательно не разрушился. Слепо, на ощупь, но ищу луч света в кромешной тьме.

Когда выхожу на улицу там абсолютно пусто. Огромные тучи напоминают испачканную в грязи вату. Кажется вот-вот хлынет дождь и накроет темной вуалью. В воздухе пахнет настоящим штормом, внутри все клокочет от опасности.

— Дай погадаю, — чьи-то холодные пальцы вонзаются в мою ладонь.

Вижу перед собой цыганку. Ее зрачки настолько темные, что внутри утопает бездна.

Меня ведёт в сторону, прилагаю усилия, чтобы устоять на ногах.

Ее низкий, прокуренный голос, доносится как из под толщи воды.

— Что в будущем ждёт расскажу, о ком сердце тоскует поведаю.

Отчаянно дёргаю рукой, пытаюсь отстраниться. Сознание плывет, тошнота подкатывает к горлу.

— Не хочешь? Знать правду не хочешь?

Хохочет. Заливается безумным смехом. Гневит мрачное небо, высекает молнию и гром.

— Тот кто спиной своей прикрывает, крышку гроба и закроет.

Фразы доносятся отрывками, каркающий смех выедает душу.

— Чужой. Чужой. Не твой наречённый! — вопит. — Останешься, кровью умоешься.

Вьется, как хищный коршун. Царапает кисть острыми когтями.

Дождь срывается с неба одним махом. Не накрапывает, а сразу бьёт лавиной.

Отталкиваю от себя сумасшедшую, слышу как звенят колокольчики на ее одежде. Шум дождя заглушает проклятия летящие в спину. Бегу что есть мочи, вода как мелкие кристаллы ранит кожу. Дожидаюсь зелёный свет, перебегаю проезжую часть. Цыганка уже далеко, но я не могу остановиться. Потому что не от неё бегу. От себя. От страшных событий, от губительных слов. Чувствую едкий привкус необратимости. Проклинаю себя за слабость и малодушие. Если Виктор убил мою мать, он не имеет права на жизнь. Долгую. Счастливую. Обеспеченную. Даже на самую поганую и собачью, права не имеет. Забегаю в одну из парадных и оседаю на ступени. Былое великолепие уничтожено временем. Произведение искусства превращено в нелепую лепнину.

Телефон вибрирует в кармане. Уже четко знаю, что если это Король, я отвечу согласием. Вытираю влажные ладони о пальто, подношу экран с неизвестным номером к уху. Оказывается, что одним только словом можно убить.

— Алина? Алина Островская? Нам срочно необходимо встретиться, — сбивает с толка женский голос.