Дети Антарктиды. Лед и волны

Глава 18 Ни звука

8 февраля 2093 года

Вадим Георгиевич очнулся на следующий день после встречи с «Дьяволом». Произошло это утром, когда вышедшая на палубу после завтрака команда заметила ковыляющего по палубе старика, который с удивлением на лице рассматривал океанскую гладь вокруг.

Ясир и Надя немедленно бросились к нему и подхватили его аккурат, когда его ослабевшие ноги дали слабину, и он стал падать. Врач стал ругать пациента, упрекая за покинутую койку в подобном состоянии, в то время как Надя, сдержанно улыбаясь, выказывала свою радость и подбадривала выглядящего как привидение начальника.

Тем временем Тихон, хорошо помня, что последнее слово в отношении его судьбы принадлежит старику, которого он ранил, осторожно наблюдал за происходящим, укрывшись за спиной Матвея

— Ну че, сейчас? — нарочито ленивым, но в то же время взволнованным голосом спросил он.

— Нет, чуть позже, я скажу, — велел Матвей.

Мальчишка невольно выдохнул.

Еще прошлым вечером Матвей, словно в воду глядев, подозвал Тихона к себе и настоятельно посоветовал ему подготовить слова с извинениями.

— Чего-чего? — недовольно прыснул тогда пацан.

— Думай, как ты будешь извиняться перед Вадимом Георгиевичем, в которого всадил пулю, и которого чуть не свел в могилу. Советую тебе крепко подумать над тем, что ты ему скажешь. И учти сразу, я тебя защищать не стану — все будет так, как скажет он.

Матвей, само собой, лукавил и последнее предложение сказал, желая припугнуть мальчишку. Разумеется, он заступится за него, если прогрессист вдруг прикажет сбросить того за борт, постарается отстоять мальчишку, несмотря на его скверный характер.

К счастью, этого совершенно не понадобилось.

По истечении получаса с того момента, как очнулся Вадим Георгиевич, Матвей вместе с Тихоном пожаловали в вездеход. Возле входа их встретила Надя, в чьих глазах Матвей прочитал немой укор в его сторону.

— Зачем ты его привел?

Не желающий вступать в перепалку Матвей спокойно ответил:

— Тихон хочет повидать Вадима Георгиевича. — Он положил парню руку на плечо. — И сказать ему кое-что.

— Нечего ему говорить.

— Надя…

— Он еще не пришел в себя. Ему нужен отдых.

Из вездехода раздался хриплый старческий голос:

— Надя, кто там?

Надя недовольно фыркнула.

— Матвей, — сообщила она, — и сопляк, который вас подстрелил.

— Мы хотим поговорить, Вадим Георгиевич, — громче произнес собиратель.

— Надя, дай им пройти! — отозвался начальник.

Прогрессистка нехотя сделала шаг в сторону.

— Я слежу за тобой, засранец, — предупредила она мальчишку.

Еще пару дней назад Тихон не оставил бы подобный выпад в свою сторону без язвительного комментария, но после беседы с Матвеем и пары оплеух, полученных им в день освобождения, он сперва стал думать, прежде чем открывать рот.

Вадим Георгиевич встретил их лежа в койке, пока Ясир подготавливал очередной укол. Его седые брови поднялись от удивления при виде мальчика. Сам же Тихон, едва переступив порог, боялся ступить вперед — храбрости в нем значительно поубавилось.

— Это вот ты выстрелил в меня? — с недоумением спросил Вадим.

Тихон молча кивнул, сжимая пальцы рук.

— Вот же старость не в радость… — усмехнулся мужчина. — Там, в потемках склада, мне показалось, что ты выглядел намного старше. А это вот как оно получается, меня ребенок подстрелил!

С лица прогрессиста не сползала издевательская ухмылка.

— Я это… — начал осторожно Тихон, — извиниться хочу. Я не хотел тогда стрелять в вас, так получилось…

Надя позади фыркнула.

А Матвей понял, что мальчишка, несмотря на то, что его извинения звучали искренне — по крайней мере, так ему казалось, — тогда совсем не задумывался над тем, что сказать, паршивец эдакий.

Вадим Георгиевич пристально и долго смотрел на паренька, при этом даже не заметив очередную иглу от укола, которую Ясир вонзил ему в предплечье, а затем, махнув рукой, сказал:

— Да ты ж пацан, глупый еще. Фиг с тобой, на первый раз прощаю…

— Вадим Георгиевич, — запротестовала Надя, выйдя вперед. — Да ведь…

— Что? — оборвал ее начальник. — Прикончить его предлагаешь? Ты совсем, что ли, сдурела, Надежда? Он же ребенок совсем.

— Да я же… да я… — Она с гневом взглянула на Тихона, который стеснительно опустил голову и боялся взгляд поднять. — Да пошло оно!

Девушка вышла на палубу, бросив винтовку на пол.

— Чего она так взъелась на меня? — набрался храбрости спросить Тихон, за что сразу получил легкого подзатыльника от Матвея.

— Я что тебе говорил? — сделал ему замечание собиратель.

— Да понял я, понял. — Затем тихо прошептал: — Мороз на тебя…

— Есть у нее причины сердиться на таких, как ты, малец, но это не твоего ума дела, — вдруг ответил Вадим Георгиевич, отчасти удовлетворив любопытство Тихона. — Вот что, не думай, что теперь просто так от меня отделаешься. Я еще подумаю, как найти тебе применение, понял меня?

— Понял, — устало кивнул тот.

— Вам лучше всего лежать, начальник, — дал совет Ясир. — Вы сейчас крайне слабы, восстанавливаться нужно постепенно.

— Крайне слаб… Сколько же я овощем пролежал, получается?

— Неделю, начальник, — ответил Ясир.

— Неделю… — Старик выдохнул, словно эта неделя был не неделей вовсе, а сроком в несколько лет. — Что-нибудь произошло за эту неделю?

— Я позову сержанта, он все вам расскажет, — предложил Матвей. — Он сейчас дежурит с капитаном.

— Не стоит его отвлекать от дежурства, меня вполне удовлетворит и твой пересказ, — поспешил ответить старик. — Поэтому не томи, рассказывай уже, в какой части Атлантики мы находимся и как долго нам еще плыть.

Матвей исполнил просьбу прогрессиста.

В ночь того же дня, когда очнулся Вадим Георгиевич, Матвею довелось стать невольным свидетелем странной выходки Лейгура, своей нелепостью введшей собирателя в полнейшее замешательство.

Все, как всегда, началось с бессонницы. В надежде прогнать ее и поспать хотя бы несколько часов Матвей решил на несколько минут выбраться на палубу и подышать воздухом — обычно это помогало. В горло как песка насыпали, и он, прихватив флягу с водой, вышел из кубрика. Но стоило ему подойти к входному люку, как он услышал зловещий шепот, издалека походивший на говор жуткого существа из романа Говарда Лавкрафта, которого ему доводилось читать много лет назад.

Матвей тихо вышел наружу и в дальнем конце судна в мягком свете луны заметил полностью обнаженного Лейгура. Он стоял на коленях, а лицо его было обращено к звездам. Глядя на них, мужчина нашептывал нечто странное, по всей видимости, на родном ему языке, придавая своему голосу жуткий тембр, словно он исходил не из его рта, а, скорее, из нутра.

Еще этим утром Миша после настоятельной просьбы Лейгура принял решение освободить его от наручников. Исландец смог убедить твердолобого сержанта, что впереди у них опасный путь через субэкваториальный пояс, и будет лучше, если его руки будут свободны. Тогда Матвей подумал, что, возможно, увиденное на «Дьяволе» сержантом помогло ему пойти навстречу исландцу, а быть может, капитан за прошедшую неделю все же успел получить кредит доверия у прогрессиста.

Возможно, после увиденного Матвеем на палубе этой ночью сержант снова принял бы решение заковать капитана, а затем еще и засунуть в рот кляп, чтобы рот исландца не издавал эти мерзкие и жуткие звуки.

Вдруг в свете луны в руках Лейгура сверкнуло лезвие. Матвей и глазом не успел моргнуть, как безумец полоснул свою ладонь и, медленно подойдя к фальшборту, при этом продолжая говорить на этом странном языке, вытянул порезанную ладонь над водой. Минуту спустя сделал шаг назад и распластался на палубе, неотрывно наблюдая за звездами. Бледный свет освещал его татуированное тело, могучую грудь и растрепанную бороду; глаза дьявольски сверкали в лунном свечении.

Еще несколько минут Матвей продолжал шпионить за ним в ожидании очередной причуды, но, так и не дождавшись, вернулся обратно в кубрик, всю оставшуюся ночь пытаясь понять, свидетелем чего именно он был.

Когда в иллюминатор ворвался солнечный свет, все мысли о Лейгуре растаяли, сменившись одной-единственной: они приближаются к субэкваториальному поясу.

От одной только мысли об этом стало не только страшно, но и невыносимо жарко.

Затем собиратель вдруг заметил, как все в кубрике уже давно не спали: они лежали и молча смотрели в потолок в ожидании предстоящего испытания.

Всю необходимую провизию перенесли из вездехода в кубрик еще прошлым вечером. На всякий случай оттуда же вытащили и все взрывчатое — самодельные гранаты, РПГ и снаряды для него — и перетащили на склад, накрыв защитным брезентом.

Для всех стало неожиданным открытием, когда Лейгур при всех включил кондиционирование в кубрике, покопавшись в проводах и контрольной панели на стене. Он просто открыл крышку панели, переключил пару тумблеров и подключил заземление с помощью отвертки. Вскоре система вентиляции заработала, и прохладный воздух начал заполнять прежде жаркое и душное помещение.

По всей видимости, заранее предугадав недовольные возгласы своих пассажиров, капитан сообщил, что система кондиционирования жрет много ваттов, и он всегда отключает ее в целях экономии. Но поскольку им предстоит провести вместе в одном помещении ни много ни мало трое суток, поток свежего и холодного воздуха был жизненно необходим.

Утром восьмого февраля, когда вся команда собралась на мостике после съеденного завтрака, Лейгур, прежде сверившийся с навигационной панелью, сообщил:

— Пересекли пятнадцатую параллель. — Он коснулся пальцем сенсорного экрана и убрал руки от штурвала, который теперь стал самостоятельно делать небольшие обороты, следуя назначенному курсу.

— Значит, пора? — спросил Йован, не выдержав гробовой тишины, возникшей после слов капитана.

— Да. Ступайте в кубрик. Я должен еще раз перепроверить все показатели, а затем присоединюсь к вам.

Все молча стали отступать к выходу.

— Надя, Ясир, проследите за ним, — велел сержант подчиненным, указывая на исландца, лишний раз демонстрируя свое недоверие к нему. — Я еще раз посмотрю, не забыли ли мы что-либо в вездеходе.

— Да, сержант, — ответила Надя.

В кубрике их поджидал Вадим Георгиевич. Старик последние сутки только и жаловался, как ему страшно надоело лежать на пятой точке и без конца наблюдать за ржавым пятном на потолке, успевшим обрести очертания всех известных ему зверей.

— Ну, что там? — он задал вопрос с нетерпением.

— Входим в субэкваториальный пояс, — сказал Матвей и сел на койку.

После недолгого молчания Вадим Георгиевич произнес:

— Значит, началось?

Собиратель кивнул.

Арина сидела в своей угловой койке и укладывала патроны в магазин выделенной ей винтовки. Рядом с ней на тумбочке лежал созданный ей метеодатчик, с которым она молча и усердно возилась эти два дня, ее ваттбраслет, а также парочка взявшихся невесть откуда книг.

Собиратель подошел к ней, сел рядом на край койки и, заметив знакомую ему книгу на тумбе, решил использовать это в качестве предлога для начала беседы:

— Достоевский, «Преступление и наказание»? — Он присвистнул. — Где ты это достала? — Он взял книгу в мягкой обложке и полистал ее пожелтевшие и помятые страницы, с удивлением обнаружив, что та были издана почти сто лет назад, в 2015-м году.

— На складе, — ответила она с ноткой безразличия, — я там много чего интересного нахожу.

— Вот как? Думаешь, Лейгур не возражает, что ты лазаешь по его складу?

— Он не возражает. Более того, он позволил мне брать оттуда все, что мне заблагорассудится. Аккуратнее! Чуть закладку не выронил.

Матвей заметил, что из книжного блока показался выцветший от времени фантик от шоколадного батончика «Сникерс», служивший закладкой.

— Не возражает? Когда это ты с ним общалась?

— В тот день, когда мы наткнулись на этот корабль. Вы еще с Йованом ввалились в эту минуту на мостик как бешеные.

— Ясно, — выдохнул Матвей и осторожно вернул книгу на тумбочку. — Книга трудная, не думаю, что ты ее поймешь.

— Я все понимаю. Как видишь, одну треть уже прочитала. — Она с упреком посмотрела на него единственным глазом, поскольку второй был скрыт повязкой. — Уж если метеодатчик смогла смастерить, то и книги наших предков пойму.

Матвей остро чувствовал, с какой неохотой Арина беседует с ним. Словно бы его присутствие ее раздражало.

— Мне надо в уборную. — Она резко вскочила и направилась к двери туалета, оставив Матвея в полном недоумении. Последнюю неделю девушка в его глазах казалась ему совершенно другим человеком.

Минуту спустя послышался голос Вадима Георгиевича:

— Это нормально.

Матвей вопросительно посмотрел на него.

— Такое поведение в ее годы. Моя Маша тоже была сама не своя в шестнадцать-семнадцать лет. Просто они ищут себя в этом возрасте, и в эти мгновения их лучше не трогать и доверить самим себе. А учитывая, как резко поменялся для Арины ее привычный мир, так это и вовсе немудрено.

— Она вообще не должна быть здесь, — тихо произнес Матвей. — Ее место там, на Востоке, в безопасности.

— Но тем не менее она сделала выбор, и, увы, вам нужно это принять, — мудрым голосом ответил старик. — А время вспять, к сожалению, мы повернуть не в силах.

Совсем скоро в кубрик спустилась остальная команда, и помещение стало казаться ужасно тесным. Лейгур тщательно закрыл люк, ведущий на палубу, и под пристальным взглядом Нади убедился в доступности прохода в машинное отделение и далее в трюм через коридор.

Каждый занял свою койку — к счастью, их хватило ровно на десять человек, — и разложил собранное им для коротания времени на тумбочку. Сержант так и вовсе ничего не взял, если не считать оружия и боеприпасов, а вот Йован мелочиться не стал и понабирал всякой всячины: книги (некоторые из них даже не на русском языке), потрепанные журналы, шахматную доску и алюминиевую коробочку с неизвестным содержимым.

— Ты прямо как белка, все, что плохо лежит, — в норку, — с шутливым тоном подметил Матвей, обращаясь к другу.

— Ну а чего добру пропадать? Хоть время убью. Это ж целых два дня куковать тут! Рехнешься ненароком… — Он обернулся к вошедшему к ним исландцу: — Да и хозяин этих вещичек не против, если я их позаимствовал на время.

— А ты его спрашивал?

— Нет. Я просто знаю, что он не против, — хитро подмигнул ему здоровяк и ударил ладонью по прикладу своей винтовки, которую теперь всегда носил с собой еще с момента перестрелки на полуострове.

Лейгур прочистил горло, поднеся перевязанную ладонь ко рту, и попросил минуточку внимания:

— Запомните главное: без паники. Если мерзляк и объявится, все, что от вас требуется, — это сидеть ниже воды тише травы… Вроде у вас так говорят, да?

Вадим Георгиевич поспешил его поправить.

— Наоборот: ниже травы, тише воды.

— Одним словом, не шумите, и тогда мы спокойно минуем этот участок океана, — пропустив мимо ушей слова старика, продолжил исландец. — Поверьте мне, я не первый раз проплываю здесь.

Пояснив короткий инструктаж, Лейгур устроился на самой дальней и близкой ко входу койке.

— Все забываю спросить, что у тебя с рукой? — поинтересовался сержант.

— Пустяки. Порезался, когда ковырялся в аккумуляторе, — ответил тот.

Взгляд Лейгура на мгновение встретился со взглядом Матвея, и второй, заметив таинственный блеск в его глазах, вдруг понял: исландец знает, что я видел его странное поведение этой ночью.

Лучше глядеть за ним в оба.

В полдень все собрались за общим столом к обеду.

Матвею кусок в горло не лез и, как оказалось, не ему одному: все лениво перебирали между пальцами вяленые куски мяса и бросали настороженные взгляды к потолку.

Напряженное молчание разбавляли металлический скрип, раздающийся из нутра траулера, и отдаленный гул машинного отделения. Снаружи ярко горело солнце, светлые лучи которого просачивались через парочку иллюминаторов, подсвечивая скромный обеденный стол.

— Эй, Матюш, — нарушил напряженную тишину Йован. — У тебя те игральные карты с собой?

Матвей кивнул и указал на ящик тумбочки.

Здоровяк в предвкушении потер руки.

— Отлично! Ай да в Дурака, а? Время хоть убьем.

Собиратель с безразличием пожал плечами.

— Можно.

— Отлично. Так, кто с нами? Арина, ай да к нам, надерем задницы этим прогрессистам. — Он подмигнул девушке.

Уткнувшаяся в книгу Арина покачала головой:

— Без меня.

— Ну как хочешь.

— Пфф… — отозвался Тихон, прежде хранивший молчание с самого начала их вынужденного заточения. Мальчишка даже театрально закатил глаза.

— Чего это ты там фыркаешь? — спросил Йован.

— Дурак… Скука смертная, — деловитым тоном произнес пацан. — Ты бы еще Пасьянс предложил разложить.

— А что не так с Пасьянсом? — подал голос Вадим Георгиевич, лежавший неподалеку.

— Да все не так, уснуть можно за такими играми, азарта никакого. Вот то ли дело покер или на худой конец блек-джек…

Глаза у мальчишки загорелись.

— Чего-чего? — переспросил Йован. — Никогда о таких не слышал.

Тихон обратился к Матвею:

— Покажешь карты?

Собирателю усмехнулся, но из любопытства достал карты и передал их Тихону. Неожиданно мальчишка взял колоду и быстро стал пересчитывать карты. Однако даже это простое действие превратилось в настоящее зрелище. Его пальцы деликатно касались каждой карты, вытаскивая её из колоды и медленно перекладывая в другую стопку. Это не просто механический процесс, это был целый ритуал.

Каждая карта казалась важной, как будто Тихон прочитывал её историю перед тем, как переложить. И, когда он дошёл до последней карты, парень на мгновение задержал ее в воздухе, словно давая ей возможность проститься с остальными, перед тем как присоединиться к новообразованной стопке.

— Пойдет.

Затем, поймав на своих руках ошарашенные взгляды команды — даже Арина не упустила этого зрелища, отложив томик Достоевского в сторону, — он продолжил свое небольшое представление. Разделил колоду на две части и, прижав их к столу обеими руками за торцы, большим пальцем стал слистывать их со стороны угла. В кубрике раздался приятный шорох пластика.

— Ну шкет… — не подобрав слов, с ухмылкой отозвался Йован, зачарованно наблюдая за колодой. — Где ты такому научился?

— Там, где научился, уже не учат, — ответил он, положив карты на стол.

— Вот опять ты дерзишь… — вмешался Матвей.

— Играть-то будем? — быстро проговорил Тихон, и руки его снова потянулись к колоде.

— Ну выкладывай, как хоть играть в этот твой, как его там, покер? — с неподдельным любопытством произнес Йован.

— Только нам понадобятся фишки. Без фишек поиграть не выйдет. — Мальчишка принял задумчивый вид. — Точно! Это сойдет…

Он резко встал со стула и направился к выходу из кубрика, но сержант поднялся с места и перегородил ему выход:

— Куда это ты собрался?

Тихон отошел на шаг назад, и в его глазах промелькнул страх: Миша был единственным человеком на борту, которого он искренне боялся и перед которым не осмеливался дерзить — особенно после того инцидента, когда Миша выстрелил ему под ноги.

— На склад. Вроде ж можно, — пробормотал он.

— Пусти его, Миш, — вмешался Вадим Георгиевич. — Не сбежит же он от нас в самом деле.

Сержант еще несколько секунд испепелял парня взглядом, но все же послушался начальника и нехотя отступил, позволив парню пройти.

— Пацан, — окликнул его исландец.

Мальчишка обернулся.

— Без этого внутрь не зайдешь. — Он бросил ему громоздкий ключ от трюма, который тот ловко поймал.

— Спасибо, — пробормотал подросток и пулей вылетел в коридор.

Через несколько минут он вернулся в кубрик с металлической коробочкой, доверху наполненной пуговицами разных цветов и размеров, предназначенными для продажи.

— Умно, — подметил с ухмылкой исландец, обратившись к парню.

Тихон протянул ему ключ, но сержант успел перехватить его, выдернув из ладони.

— Побудет у меня, — твердо ответил он, положив его в передний карман.

Скользнув по сержанту испуганным и одновременно ненавистным взглядом, Тихон вернулся к столу и вывалил из коробки горсть пуговиц.

— Вот и фишки, — довольно произнес он.

— О, у меня как раз одна оторвалась на куртке. — Йован стал копаться в кучке и, выудив одну красного цвета, обратился к Лейгуру: — Пол ватта за такую? Идет?

— Бери задаром, я сегодня щедрый, — спокойно ответил капитан.

Здоровяк хихикнул и положил понравившуюся ему пуговицу в карман.

— А нитки у тебя есть? Зашить-то хоть.

— Мне правила объяснять или нет⁈ — уже не выдержав, громко произнес пацан.

— Да не кипишуй ты так, шкет! — Йован театрально поднял руки вверх. — Не видишь, торгуюсь я с человеком. Ладно, выкладывай уже про этот свой покер.

Следующие двадцать минут Тихон объяснял правила игры, попутно в качестве примера отыгрывая пробную партию.

— У каждого две закрытые карты. Пять общих будут выкладываться на стол. Ставки после каждого круга открытых карт. — Он кинул взгляд в сторону горсти пуговиц, которую распределил между игроками: Матвеем, Йованом и им самим. — Выигрывает тот, у кого лучшая комбинация из пяти карт, или тот, кто останется в игре, когда все остальные сбросят.

Сначала терминология с трудом укладывалась в голове. Все эти «сеты», «флопы» и «стриты» казались полнейшей тарабарщиной, но спустя несколько партий Матвей окончательно понял правила игры.

Прежде бывший слушателем Вадим Георгиевич решил присоединиться к игрокам.

— Куда вы, начальник? Вам лежать надо! — попытался остановить его Ясир.

— Спасибо тебе за заботу, дружище, — ласково ответил ему старик, — но Бог мне свидетель, если я не приму вертикальное положение хотя бы ненадолго, я сойду с ума. К тому же… — Он посмотрел на стол, в центре которого уже лежал «банк» из пуговиц, поставленный игроками. — Я тут понаблюдал за ними, послушал, и мне захотелось тоже поучаствовать.

Ясир с сожалением пожал плечами и уступил ему место, предварительно убедившись, чтобы мужчина как следует уселся за стол.

Матвей заметил, как Тихон с небольшой толикой сожаления наблюдает за нелегкой попыткой старика сделать привычное движение — сесть.

— Ну, пацан, делись пуговицами… то есть фишками, — сказал старик, усевшись. — И напомни еще раз, какие сколько стоят. — Затем он обернулся через плечо к арабу: — А ты, Ясир? Может присоединишься к нам?

— Не могу, начальник. Мне нельзя.

— Ах точно, — отмахнулся старик и, обернувшись, встретил на себе вопросительный взгляд Тихона: — Ясир — у нас мусульманин, им запрещены азартные игры.

— Даже если на кону пуговицы? — с усмешкой произнес Йован.

— Даже если на кону пуговицы, — вполне серьёзным тоном ответил араб.

— А что ты, Надя? Может, к нам? — спросил начальник у подчиненной.

— Обойдусь, — бросила она, хоть и не без интереса иногда посматривала на стол, когда игроки вскрывали карты, выясняя, чья комбинация выиграла и случился ли блеф.

— Сержант? — не сдавался Вадим Георгиевич.

Миша молча поднялся с койки, подошел к столу, пристально осмотрел карты и молча сел рядом с начальником.

— Раздавай, — приказным тоном выдал он.

К сержанту присоединился Домкрат, и партия в покер стала набирать совершенно иные обороты. Угрюмому и вечно неменяющему своего выражения лица немому прогрессисту удавалось прекрасно блефовать, не выдавая себя, чего нельзя было сказать о Йоване, который каждый раз, заполучив плохие карты с раздачи, шепотом матерился, думая при этом, что его никто не услышал, а при хороших картах то и дело широко улыбался, радостно постукивая пальцами.

Сержант играл агрессивно, давя оппонентов большими ставками, а вот Вадим Георгиевич, напротив, размышлял над каждым ходом добрую минуту.

Матвей предпочитал пасовать в начале партии в ожидании хороших карт, но совсем скоро ему наскучило бездействовать, и он стал входить в игру, имея плохую руку[21], что стоило ему львиную долю пуговиц-фишек на его стороне стола.

— Ну что, пацан, играем по-крупному? — серьезным тоном объявил Вадим Георгиевич и передвинул все свои пуговицы в центр стола. — Ставлю все.

Оставшись с Тихоном один на один — все игроки спасовали — Вадим Георгиевич пошел ва-банк на ривере[22] когда на столе лежали три карты пик: дама, король и валет; шестерка червей и восьмёрка бубен.

Матвей ненароком подглядел в карты Тихона: шестерка бубен и десятка треф — у него была слабая комбинация в пару шестерок, продолжить игру с которыми крайне рискованно.

Зная, как хорошо и осторожно играл мальчишка все это время, наглядным подтверждением того была куча пуговиц рядом с ним, Матвей был уверен, что парень спасует и сохранит свой выигрыш. Но он поступил совершенно иначе:

— Легко, — уверенно заявил Тихон и ответил на ставку, передвинув соизмеримое количество пуговиц.

Вошедший в азарт Вадим Георгиевич бросил на стол семёрку и тройку треф, собрав флеш[23]. Увидев более сильную комбинацию, Тихон сбросил свои карты и с досадой прошипел:

— От же…!

— Хе-хе. — На лице Вадима Георгиевича образовалась довольная улыбка.

— Новичкам везет, — бросил Тихон.

— Какой же я новичок? Я уже профессионал, — довольным и одновременно горделивым тоном сообщил старик. — Смотри, сколько пуговиц! Хватит, чтобы пришить ко всем курткам в Антарктиде.

В то время как Вадим Георгиевич с торжествующей улыбкой сгребал к себе пуговицы, Матвей с особой внимательностью следил за реакцией Тихона. В его голове образовалась вполне закономерная мысль: возможно, мальчишка, имея слабые карты на руках, сознательно принял рискованную ставку старика, чтобы дать ему выиграть? Был ли это изощренный способ искупить свою вину перед Вадимом Георгиевичем? Если это было так, то этот поступок раскрывал бы глубину доброты Тихона, которую тот умело скрывал за язвительным характером и острым языком.

— На сегодня игр достаточно, — объявил сержант, встав из-за стола.

— Меня так увлекло, что я и забыл, где мы находимся, — устало произнес Йован.

— Который час? — спросил Вадим Георгиевич у Миши.

— Пол девятого.

Йован присвистнул.

— За покером время летит незаметно. — Тихон стал собирать карты со стола, собирая их в аккуратную колоду.

— Да уж, — согласился здоровяк.

— Ну, вроде пока без приключений, — заметил настороженно Ясир, глядя в потолок.

Матвей, последовав его примеру, добавил:

— Надеюсь, так и продолжится.

Затем он посмотрел в сторону койки Арины. Девушка, вопреки их громким разговорам, уже крепко спала, отвернувшись к стене.

Несмотря на глубокую ночь и минувший тяжелый день, никто из команды не решался заснуть, беспокойно ворочаясь в койке или же тупо пялясь в потолок.

Еще утром Матвей знал, что этой ночью ему не удастся поспать. Все, на что он надеялся, — это хотя бы немного подремать, набравшись чуточку сил, но и здесь ему не повезло.

Перед глазами карточные масти смешались с лицами его команды и короткими воспоминаниями о сегодняшней игре. Через минуту их смыло невидимой волной, и перед глазами возникла Арина, совсем маленькая. Он берет ее на руки под строгим присмотром ее отца и осторожно покачивает на руках. Это крохотное создание, укутанное в тряпье, виделось ему тогда самым беззащитным существом на свете.

— Мы назвали ее Ариной, — сообщил дядя Крюгер с небольшим акцентом.

Арина… Арина… Сестренка!

Его первый рейд в захваченные земли. Отец стоит с ним пятнадцатилетним на передней части корабля, облокотившись о фальшборт.

— Тебе не нужно бояться, — говорит он.

Матвей молчит, хоть сердце его и колотится от ужаса. Он столько раз слышал те ужасные истории о мерзких насекомых, захвативших их родной дом. От одной только мысли о том, что он встретит их воочию у него, по спине пробегает дрожь.

— Я тебе расскажу одну историю, — произнес отец, — из древнегреческой мифологии. Твой дед часто рассказывал мне такие, когда я был совсем маленьким, говорил, что в них скрыта мудрость всего человечества. Но одна мне запомнилась больше всего: про Персея и Медузу Горгону.

Матвей всмотрелся в заходящее солнце далеко на горизонте и приготовился слушать.

— Главным героем был Персей — смелый, ловкий и изобретательный юноша. Однажды он получил задание убить Медузу Горгону, существо с женским лицом и змеями вместо волос, один лишь взгляд которой превращал человека в камень. Персей знал это и стал готовиться к предстоящей схватке. Сперва он хитростью получил крылатые сандалии у вещих старух, отобрав у тех единственные на троих глаз и зуб. Затем принял в подарок от Гермеса меч и по его совету отполировал до блеска свой медный щит. Только после этой подготовки герой отправился в логово Горгоны. И вот начинается та часть истории, которую мой отец особенно любил пересказывать. 'Знаешь, как Персей победил Медузу? — спрашивал он. И сразу же отвечал: — Он наблюдал за её движениями в отражении своего щита, выждав момент, поднялся на крылатых сандалиях и отрубил ей голову мечом.

Матвей ухмыльнулся, одобрив хитрую уловку Персея.

— Отец всегда говорил, что мне нужно быть как Персей и, прежде чем вступать в бой, учитывать каждую мелочь, способную решить исход сражения. Вот и ты, Матвей, прежде чем вступать в бой, всегда думай наперед.

Но вдруг отрубленная голова Медузы, всплывшая в воображении юного Матвея, сменяется на другую голову…

Он помнил, словно это было вчера. Телевидение уже не работало, как и интернет; электричество — как повезет, если был генератор или домашний ветряк с солнечной панелью.

Минуло всего пару недель, как с неба стали падать десятки тысяч метеоритов, несшие в своих недрах мерзляков, жутких тварей, предвестников заката человеческой цивилизации. Две недели — и они, подобно саранче, стали распространяться по всему миру, пожирая и уничтожая все живое на своем пути.

Матвей вместе с отцом и матерью сбежали из Москвы и укрылись в небольшом лесном домике на территории турбазы. План был такой: пополнить запасы продовольствия, зарядить электромобиль и ехать дальше на юг, подальше от городов, где мерзляков было особенно много. Тогда еще никто не знал, что твари уязвимы к холодному климату, и поэтому те, кому удалось пережить первые волны атаки, действовали подсознательно, на уровне инстинкта, убегая как можно дальше. Лишь бы выжить.

Когда отец оставил их с матерью одних, отправившись на поиски продовольствия, рядом с домиком появился один из мерзляков. Матвей видел его: как тень, перебирая своими шестью конечностями, чудище размером с отцовский электромобиль подкралось к набирающей из колодца воды матери. Матвей заметил монстра, заметил еще когда мама была жива и ничего не подозревала о надвигающейся на нее опасности. Ему захотелось закричать, предупредить ее, но от страха ком застрял в горле, а вместо крика изо рта вырвалось лишь сопение.

И вдруг пришелец взмахнул лапой возле ее головы, тихо, словно мечом. Ее обезглавленное туловище упало наземь, а голова покатилась по асфальтовой дорожке и, обернувшись к нему, остановилась возле бордюра.

Он запомнил выражение ее лица в этот миг. Она была не напугана, вовсе нет, на лице застыло выражение непонимания. Что случилось? Почему я не чувствую тела?

Чувствовала ли Медуза Горгона нечто подобное, когда Персей отсек ей голову?

Мама… Мамочка… Мама!

Видения прошлого, подобно кинофильму, возникшему перед глазами, растворились в мгновение ока, когда сверху донесся тяжелый грохот и жужжание.

Все разом повскакивали с коек.

Клацнули затворы винтовок, прогремели сотни лежавших пуговиц в металлической коробке.

Все взгляды команды как один устремились к потолку наряду с дулами винтовок.

— Тс-с! — Матвей поднес указательный палец к губам и шепотом произнес: — Ни звука.

Команда затаила дыхание.

Сверху донесся жуткий скрежет. Казалось, что огромные когти царапают по металлу.

Тихон в ужасе прижался к стене, будто желая раствориться в ней, лишь бы не находиться здесь.

— Это он? Жук? — задыхаясь от страха, в панике бормотал он.

— Заткнись! — громким шепотом велела ему Арина, пригрозив кулаком.

Мерзляк стал перемещается по палубе. Звуки его шагов напоминали стук крупных капель дождя по жестяной крыше, только куда более низкие и тяжелые. Взгляды команды хаотично бегали от одной части потолка к другой, будто в надежде угадать, в какую именно сторону передвигается существо.

Внезапно послышалось щелканье, так знакомое уху Матвея. Звуки нарастали, становились чаще, а затем стали сбавлять темп.

Капля пота стекла с его лба и попала в глаз. Он не пошевелился, не позволив себе даже моргнуть. Палец все еще был прижат к губам.

Шаги мерзляка становились громче и отчетливее. Вероятно, он стоял прямо над их головами: вынюхивал, изучал, вслушивался…

И вдруг в кубрике послышался грохот. Отступающий к стене Тихон, не отрывая глаз от потолка, невзначай локтем задел коробку с пуговицами. Сотни пластиковых и железных кружков попадали на пол, создавая звук, похожий на множество маленьких бубенцов, а вместе с ними лязгнула и упавшая следом металлическая коробка для их хранения.

Дыхание замерло. Сердце бешено колотилось. По телу пробежали холодок и дрожь.

Мерзляк защелкал с новой силой, и через мгновение раздался громкий удар, эхо которого разнеслось по всему кораблю. Существо пыталось проникнуть внутрь.

— К стене, к стене! — велел Матвей, указывая в противоположную сторону кубрика, где лежал Вадим Георгиевич.

Все разом образовали живую стену и прицелились.

— Надя… — обратился сержант к подчиненной.

— Уже…

Прогрессистка достала из-под койки ту самую огромную снайперскую винтовку и коробку с патронами.

Сверху раздался скрип металла, а затем режущий ухо скрежет. Мерзляк прорвался в надстройку и теперь, быстро перебирая конечностями — от этого звука сердце уходило в пятки — и без конца щелкая, стремительно спускался по лестнице к люку, ведущему в кубрик.

— Живее, живее! — подначивал сержант Надю.

Она разложила сошки, положила винтовку на стол и зарядила ее гигантским патроном размером с два средних пальца и прижала приклад к плечу.

В это мгновение люк кубрика согнулся, как лист бумаги, от сильнейшего удара, а через секунду отлетел полностью.

Во мраке белые глаза существа засветились ярче; оно разинуло гигантскую пасть и стало махать своими крыльями, пытаясь втиснуть в кубрик свое уродливое, с виду неповоротливое черное тело, покрытое пленкой едва заметной слизи.

От частоты щелчков, которые издавал мерзляк, голова шла кругом.

Существо прорвалось внутрь помещения и стремглав бросилось на них, но Надя нажала на спусковой крючок. Выстрел был такой силы, что волна от вылетевшей не то пули, не то снаряда подвинула стол, на котором стояла винтовка. Не то пуля, не то снаряд вонзились в мерзляка, но не убили его, заставив лишь попятиться.

— Огонь! Огонь! — скомандовал сержант.

Но еще за секунду до его команды все принялись стрелять, всаживая в существо десятки, сотни пуль.

Брюхо мерзляка плевалось зеленой жижей, отстреленные конечности разлетелась по сторонам; оно ревело, но не сдавалось, упорно двигаясь на команду. Клацанье, исходившее из его пасти, стало прерываться, оно захлебывалось.

— Все! Все! — закричал сержант. — Прекратить огонь!

Выстрелы утихали один за другим. Понадобилось добрых десять секунд, прежде чем они умолкли окончательно.

От мерзляка исходил тихий свист и мерзкое чавканье. Пришелец превратился в громадное решето, напоминая больше бесформенный кусок мерзкой плоти.

Целую минуту никто не осмелился даже вздохнуть, пристально наблюдая за пришельцем в ожидании, что тот вот-вот снова на них набросится.

— Оно сдохло? — спросил сержант, обращаясь к Матвею.

— Да, — подтвердил собиратель.

— Ты уверен?

Для наглядности Матвей, взяв револьвер, подошел к изувеченной туше. Да, мерзляк был, без сомнения, мертв, но на всякий случай он коснулся его ногой и пнул.

— Уверен, — подтвердил он.

Но дула винтовок не спешили опускаться.

— Вот же дьявол… — дрожащим голосом прошептал Йован. — Сколько пуль мы выпустили в эту тварь?

— Ты… — Надя с ненавистью посмотрела на стоящего рядом с Лейгуром Тихона. — Говнюк мелкий, из-за тебя нас всех чуть не прикончили!

— Потом с ним разберемся, — оборвал ее Лейгур, встав впереди съежившегося от страха мальчишки. Вся прежняя дерзость в миг улетучилась, и теперь он напоминал чуть ли не ребенка.

Капитан обратился к остальным:

— Надо уходить в трюм, переждать там, теперь здесь небезопасно.

— Небезопасно? — уточнил Вадим Георгиевич.

— Эти грохоты наверняка было слышно за десятки миль, а у мерзляков чуткий слух. — Капитан взглянул на Матвея, и тот кивком подтвердил его слова и дополнил:

— Да, они хорошо слышат, как вы теперь уже убедились.

— Берите все необходимое, и уходим как можно быстрее. В любую минуту сюда может прилететь еще одна тварь, возможно, даже не одна. — Лейгур взглянул на труп мерзляка. — С этим разберемся потом.

Все стали спешно брать пищу, воду и спальные принадлежности. Надя помогла начальнику подняться на ноги и довести его до складских помещений.

— Ты как? — собирая в спешке вещи, спросил Матвей Арину.

— Нормально, — ответила она, разглядывая мерзляка. — Значит, вот они какие.

— Да. Только этих я никогда не видел, только слышал, как они выглядят со слов других. — Матвей взял одеяло.

— Там, куда мы плывем, будут твари похуже? — осторожно задала вопрос девушка.

Собиратель взглянул на летуна, так звали подвид этого мерзляка, и, мысленно сравнив с теми, которых он видел, честно сказал ей:

— Боюсь, что да.