Дикий Восток. 1910. Часть 1

Глава 14

Извозка у Яшки была и в самом деле что надо. Подрессоренные белые резиновые колёса на спицах были закрыты металлическими плавно выгнутыми крыльями, выкрашенными в чёрный цвет с тонкой белой каймой. Кожаная стёганная обивка пассажирского сиденья выглядела просто как новая. Все деревянные детали блестели свежим лаком. Под дугой действительно висело несколько бубенчиков, привязанных разноцветными лентами.

Настоящий «мерседес» на гужевой тяге. Вороной жеребец с лоснящимися боками свидетельствовал о заботливом хозяине. На козлах восседал Яшка-Лях собственной персоной, оглядывая площадь в поисках очередного богатого седока. Тонкие усики, лихо подкрученные а ля Сальвадор Дали, немного вздёрнутый подбородок, то ли для того, чтобы видеть дальше, то ли из высокомерия. «Да это же тот урод, что пацанёнка пнул вчера!» — Осенило Артёма. — «Ну, крендель, придётся тебя в узел завязать! И что за странный цвет лица?»

— Спасибо, Егорка. Теперь займись участком и Слав… Господином Антоном. — Осёкшись на секунду, отдал распоряжение Торопов. — Я тут ещё пару часов пробуду. Утром ищи меня в номерах. Если меня там не будет, то непременно дождись. Понял? — счел необходимым напомнить Артем.

Егорка лишь молча кивнул в ответ, показывая, что повторять ему не надо, он памятливый, и сразу побежал бодрой рысью в сторону торговых рядов. По-видимому, это была кратчайшая дорога к полицейскому участку.

Артём же, оглядевшись и убедившись, что все соседние лавочки заняты, и отделаться от соседства с бренным телом похрапывающего служителя Мельпомены не удастся, вновь присел на противоположный край скамейки и развернул газету, внимательно посматривая за Яшкой.

Тот неторопливо расчёсывал хвост и гриву красавца-жеребца. «Вот моральный урод вроде, а животину-то любит» — отметил про себя Тёма, — «Хотя это не факт. Лучше использовать его чувства к девушке, будь она неладна».

К пролетке, меж тем, подошли две хорошо одетые барышни, сопровождаемые нагруженным покупками носильщиком. Яков тут же бросил жеребца и, чуть ли не делая французские реверансы, помог пассажиркам устроиться на сидении и аккуратно сложить покупки в повозку. После, лихо вскочив на козлы, направил вороного прочь.

Пока Яшка развозил горожан, Артём, сидя на своём наблюдательном пункте, пытался подобрать для предстоящей с ним беседы «убедительные аргументы», достаточно веские, чтобы Славка вновь оказался на свободе. Вскоре общие черты придуманного накануне плана стали набирать конкретики. Торопов закурил, погружённый в свои мысли.

— Прошу пр-щения, сударь! — Раздалось за спиной у Артёма, заставив его вздрогнуть от неожиданности и обернуться. Голос принадлежал всё тому же пьянчуге, непостижимым образом преодолевшему притяжение скамейки. Теперь он стоял, слегка раскачиваясь и до белизны пальцев вцепившись в деревянный брус спинки, словно моряк-первоход за леер в девятибальный шторм.

— Не буде…те ли Вы столь любезны… Пожертвовать на разви…тие… театрального искус-с-са…

— Да ты ж и так пьян, как чёрт! Куда тебе больше?! — Артём грубо перебил воодушевлённую тираду, смяв газету и приготовившись подкрепить слова увесистым тумаком.

— Артиста может обидеть каждый! Каждый!

Актёр вспыхнул, попытался выразительно стукнуть себя кулаком в грудь, но опять заштормило, и он вновь вцепился в спинку лавочки обеими руками. Его подбородок медленно поднялся, взор похолодел и устремился вдаль, а на изъеденной годами и гримом щеке блеснула слеза.

Коротко перебирая руками, словно альпинист на отвесной стене, старый лицедей грустно побрёл на свой конец лавочки. Артём бросил вслед презрительный взгляд. К пьяницам он с детства питал стойкое отвращение.

Затем вернулся к своим наблюдениям. Газету в качестве маскировки использовать уже было невозможно — настолько сильно он смял её во время разговора с пьяньчугой. Торопов с досады скатал из неё маленький бумажный мяч и, найдя взглядом урну, хотел было пробить «трёх очковый», но побоялся промазать на глазах у почтеннейшей публики, поэтому просто подошёл и выбросил бумажный шарик в мусор.

Яшка на площади пока не появился, поэтому Торопов заскучал и стал искать глазами что-нибудь интересное.

«Вот бы плеер сюда» — с тоской подумал он. — «А ещё лучше — в «Твинс»…».

Воспоминания о ночных развлечениях в клубе казались ему чем-то далёким и неправдоподобным, вроде Австралии или острова Баунти, где он никогда не был, но благодаря телевидению вполне мог себе всё представить. А вот нет тут ни телевидения, ни радио! Лошадиный навоз и опера по вечерам. Ну, или вот такие «деятели искусств».

Артём посмотрел на сидящего напротив актёришку. Тот постепенно начинал трезветь, чему способствовала обширная тёмная туча, закрывшая Солнце. Сразу же потянуло осенним сырым холодком, поэтому пьянчужка небрежно поднял воротник пиджака, что сугреву не способствовало.

Сгорбившись, он пытался закурить мятую папиросу, которой весьма досталось от существования в грязных актёрских карманах. Спички не слушались, ломались и выпадали из коробка, демонстрируя полное неповиновение и анархию.

Поднять же их с земли человеку, едва совладавшему с гравитацией и искривлениями пространства было совершенно невозможно. Вскоре сражение за огонь было проиграно по всем фронтам. Лицедей уж было приготовился сбросить маску, дёрнув за папиросу, словно чеку из гранаты, но перед ним возник чудесный спасительный огонь, которым он тут же воспользовался. Это сердце Торопова не вынесло разыгравшейся драмы и словно Прометей, он, подсев ближе, чиркнул «Зиппой».

— Премного благодарен, господин… — С нескрываемым удивлением разглядывая зажигалку, произнёс спасённый театрал.

— Не стоит благодарностей. — Равнодушно ответил Тёма и, развернувшись, уже было собрался отодвинуться…

— Постойте, сударь! А ведь я могу быть Вам полезен.

Артём отвернулся, собираясь вернуться на свой край скамьи.

— Ведь Вы не тот, за кого себя выдаёте.

Последняя фраза заставила Торопова сосредоточить внимание на пьянчужке, мысленно осыпая проклятиями Вселенную.

— Вы себя странно ведёте. — Заговорщицки в полголоса заявил актёр. — Уж поверьте. Я многих людей повидал…

«Психолог, блин!» — С неудовольствием подумал Артём, пристально глядя на «разоблачителя».

— Вот согласитесь, милостивый государь, что внешность приказчика никак не вяжется с дорогими папиросами, серебряными часами, новомодной редкой зажигалкой и повадками интеллигентного человека.

«А ведь в чём-то он прав. Надо бы получше замаскироваться.» — Подумал Торопов, а вслух с нескрываемым неудовольствием сказал:

— И чем же Вы можете быть полезны?

— Вот! Вот ещё одно подтверждение! На «Вы» ко мне ни один приказчик не обратится. Определённо, Вам есть от кого скрываться. Могу предложить… — Он ухватил Артёма за локоть и с подозрением огляделся. — Способ изменения внешности.

— Грим, что ли? — Предположил Артём, оценив возможности актёра-пьяницы.

— Именно. У меня в грим-уборной есть довольно большой выбор. Как-никак, я служу в этом театре с самой его постройки. Простите великодушно, забыл представиться. Ананьин-Щипановский, Аркадий Федорович. Если изволите проследовать за мной, то сможете что-нибудь себе подобрать.

— А не боитесь, что я окажусь шпионом или беглым каторжником?

— Да что вы? Шпионом? — Аркадий Фёдорович сочно и громко рассмеялся, едва не свалившись с лавки на грешную землю, так что Артему пришлось даже придержать его за плечо. — Нет, господин хороший, Вы точно не шпион. В крайнем случае, скрывающийся банковский служащий. Не иначе. Так что грим Вам точно не повредит. Однако, может, продолжим дальнейшую беседу в более уединённой обстановке? Знаете, иногда мне кажется, что за мной следят.

Последняя фраза была сказана почти шёпотом.

— Ну, хорошо, хорошо… Показывайте Вашу гримёрку.

— Грим-уборную, уважаемый. Грим-уборную.

Артём, ведомый нетвёрдо шагающим Аркадием Фёдоровичем, обогнул здание театра. Здесь располагалась дверь чёрного хода, которую актёр открыл с помощью ключа, извлечённого из-под отлива ближайшего окна.

Не прошло и часа, как Торопов уже шагал в сторону гостиницы, дымя на ходу папиросой. В его заплечном мешке прибавились пара накладных усов, борода, краска для волос, бутафорский монокль и седой парик, с которым нужно было ещё повозиться, приводя его в порядок. Карман же, напротив, полегчал на пять рублей. Мелочь кончилась, а за разменом бежать было несподручно.

Аркадий Фёдорович, должно быть, остался чрезвычайно доволен проведенной сделкой. Оказавшись в номере и сгрузив покупки на кровать, Артём, взглянув на часы, решил, что до вечера времени ещё достаточно. Поэтому, изучив купленную в книжной лавке карту Омска и окрестностей и что-то прикинув в уме, решил осмотреть предполагаемое место разговора. Выйдя на улицу, он засёк время и отправился к Омке. Дойдя до берега, он двинулся вверх по течению и шёл до тех пор, пока не достиг последней улицы.

Впереди раскинулись поля с остатками степного разнотравья, стогами сена и соломы, множество берёзовых и осиновых колков с начинавшими желтеть листьями. Повернув вдоль крайних домов и дойдя до перекрёстка, он выведал у местных пацанов и записал на листке бумаги название улиц "Солонцовая" и "Сыропятовская". От последней за город тянулась дорога в поля. По ней и пошёл наш первопроходец, подыскивая удобное место.

Через пару часов, найдя искомое и зарисовав в блокнот топографический эскиз местности, Торопов отправился в обратный путь вдоль берега. Когда он пришёл к полицейскому участку, часы показывали начало седьмого вечера. Запомнив время пути от «поляны убеждения» до «пункта назначения», он выполнил ещё одну немаловажную деталь плана — посетил магазин готовой одежды. И вовремя. К этому времени посетителей уже почти не было, и лавки начали закрываться.

Вспомнив, как выглядели богатеи на проспекте, он приобрёл добротный костюм с атласной жилеткой, в которой имелся карман для часов, шляпу-котелок и галстук. Получив коробки с одеждой и рассчитавшись, Тёма, торопливо и без остановок на перекур, вернулся в «Торговые номера».

Варвара Белозерова

Встав рано утром и умывшись, Варя, сидя перед зеркалом, привычно, долго и старательно расчесывала пышную гриву своих темных волос. Этот не лишенный торжественности и даже некой мистической силы ритуал с самого раннего детства сопровождал ее по жизни, оставаясь неизменным при любых обстоятельствах. Заодно она придирчиво и вдумчиво изучала собственное лицо, опасаясь обнаружить некий изъян и втайне от чужих глаз искренне любуясь собой.

Закончив с прической, она перешла к одеванию. В начале двадцатого века это был непростой и многоступенчатый процесс. Впрочем, нельзя не признать, что он заметно упростился в сравнении с прежними временами.

После недолгих раздумий Варвара выбрала из своего небогатого гардероба скромный, но элегантный, темно-синий «деловой» наряд. Не забыв надеть поверх блузки и предмет своей особой гордости — небольшой золотой значок-жетон на цепочке, врученный ей при выпуске из гимназии как одной из лучших и самых примерных учениц.

Есть ей не хотелось совершенно, видимо, сказывалось волнение. Так что, несмотря на ворчание матери, она ушла, даже не выпив ароматного кофе, заботливо сваренного для нее Еленой Георгиевной.

— Мамочка, потом. Всё потом. Вот вернусь, и мы обязательно с тобой позавтракаем, — жизнерадостно улыбаясь, на прощание пообещала расстроенной матери Варя.

Погода в начале сентября стояла в том году прекрасная. Солнечно, не жарко, легкий ветерок освежал и разгонял мошкару. Дожди случались не часто, так что больших луж и грязи на омских улицах почти не оставляли, а уж по тротуарам и вовсе можно было пройтись, не запачкав обувь.

Варвара шла собранная и готовая действовать. Мысленно она многократно проговаривала заготовленную короткую речь, не находя в ней изъянов. «К моим доводам обязательно должны прислушаться! Люди нужны всегда. Найдется место и еще для одного человека. Чем я уступлю иным прочим?»

Дорога до Переселенческого правления на Костельной — совсем не долгая. Только успел выйти из дому и вот, пожалуйте, добрался до места.

Поднявшись на второй этаж, она прямиком прошла к знакомому по прошлому кабинету. Когда-то там трудился и ее отец. Негромко постучав, она приоткрыла дверь и уверенно вошла, озаряя мир легкой, едва ощутимой, но такой теплой улыбкой. Сразу заприметив сидящего в дальнем углу за своим столом коллежского асессора Минеева.

Тот, в свою очередь, увидев идущую прямиком к нему барышню, быстро сообразил, кто перед ним. Задача, в сущности, для опытного и наблюдательного человека, коим без сомнения являлся опытный чиновник, не сложная. К тому же, сочетание широко распахнутых ярко-синих глаз, темных волос и такого знакомого выражения решительности на лице — встречаешь нечасто.

— Леонид Федорович, здравствуйте, я к вам по делу. Сможете уделить мне несколько минут?

— Проходите, Варвара Дмитриевна, я вас сразу узнал, хоть и давно не виделись. Вы так напомнили мне Дмитрия Сергеевича, светлая ему память. Присаживайтесь, присаживайтесь. Позвольте полюбопытствовать, что привело вас в наши палестины? — Варя отметила про себя, что сам Минеев мало изменился за прошедшие годы. Все тот же представительного вида невысокий худощавый господин, с короткой седоватой бородкой клинышком и аккуратными усами. Смотрел он, подслеповато щурясь, поверх золотистой оправы очков, отчего взгляд его обманчиво казался несколько безвольным и беспомощным.

— Благодарю. Приятно, что вы помните меня, — Варя села на стул, аккуратно расправила складки юбки и, без стеснения глядя прямо в глаза собеседника, без долгих вступлений и обиняков заявила, — Леонид Федорович, мне до чрезвычайности требуется устроиться на службу. Я с золотой медалью окончила Омскую Первую женскую гимназию, умею быстро печатать на пишущей машинке. И очень прошу вас посодействовать получению места. Готова на самую трудную работу.

— Милейшая Варвара Дмитриевна. Ваш батюшка всегда очень гордился вами. Рад, что вы целиком оправдываете его ожидания и надежды. Не могу высказать, как бы мне хотелось помочь. Но ничего не могу поделать, — с видимым огорчением ответил после короткого молчания Минеев, осторожно любуясь красотой девушки. — Все штаты заполнены. Буквально на днях взяли двух новых сотрудников. Дальнейшего расширения не предвидится в этом году так уж точно, но если вакансия появится, я первым делом напомню о вас.

— Очень жаль, — расстроенно протянула Варя, не в силах сдержать нахлынувшие эмоции. — Я была уверена, что все получится… Так хотелось служить именно здесь…

— Как я вас понимаю. И ведь нужны люди! — Принялся негромко увещевать и успокаивать ее бюрократ, опасаясь увидеть в глазах девушки непрошенные и совсем ненужные слезы. — Мы регулярно направляем запросы на расширение штатов, но воз и ныне там. А между тем переселенцы, прибывая с семьями и скарбом на станции Великой Сибирской дороги, попадают в затруднительные обстоятельства именно из-за нехватки сотрудников. — Сев на любимого конька и поминутно разгорячаясь, продолжил вещать он. — Их сплошь и рядом обманывают недобросовестные посредники. Вернее сказать, мошенники, которые лишь обещают помощи в обращении к нам же. А сами просто обирают крестьян. Мы же завалены работой так, что и голову некогда поднять, не то чтобы устроить конторы на местах и напрямую готовить документы для всех желающих. Это совершенно возмутительно! Эти бессовестные проходимцы грабят и без того бедный народ. Обманом вытягивая из них плату за пустые обещания.

— Понимаю, Леонид Федорович. — Настроение у Вари ухнуло вниз. Она с трудом понимала рассуждения заведующего технической частью и, по правде, не особо вслушивалась в них, сохраняя заинтересованное выражение лица лишь из чувства такта. На деле же просто терпеливо дожидалась возможности встать и уйти.

— Именно так! Об этом я и писал его высокопревосходительству в докладной записке. Но средств пока на мой проект в казне нет. Может быть, на следующий год?

— Очень надеюсь, что так и будет. Что ж, не смею вас задерживать, до свидания. — Варя поднялась и, после короткого поклона вставшего вслед за ней чиновника, качнула головой разом в адрес всех остальных сотрудников, находящихся в помещении, и вышла.

И даже не заметила, что все время их короткого разговора в зале не скрипело ни одно перо, не велись разговоры, не стучала пишущая машинка. Все как завороженные смотрели на словно сошедшую с небес красавицу.

Чиновник, проводив взглядом дочь своего погибшего товарища, задумался. Он отлично помнил обстоятельства убийства Дмитрия Белозерова, его безоглядную храбрость и решимость. Те же качества сейчас отметил Минеев и в девушке. Ему искренне хотелось поддержать дочь своего товарища, но чем? Как?

Не без раздражения глядя на ожидающих свою очередь стремительно богатеющих «коммерсантов», у которых от месяца к месяцу прибавлялся достаток, появлялись все более роскошные экипажи, строились дома, прибавлялось толщины золотых часовых цепочек, он хотел уже позвать одного из посредников-просителей к столу, как в голову ему пришла мысль… И она показалась Минееву столь уместной и логичной, что потребовала немедленных действий. Он только задал себе короткий вопрос: «А осилит Варвара такой груз? Не слишком ли она юна и наивна?», но затем, отбросив сомнения, поднялся и почти бегом выскочил из кабинета.

Варя вышла во двор, не зная, что делать, куда идти дальше. Ее окликнул Минеев, который, немного запыхавшись от быстрого спуска по лестнице, нагнал девушку.

— Рад, что успел, боялся, что вы уже уйдете…

— Что вам угодно, Леонид Федорович? — Холодно посмотрев на раскрасневшегося чиновника, поинтересовалась Белозерова, предчувствуя недоброе.

— Варвара Дмитриевна, не подумайте ничего плохого. Поверьте, я и в мыслях ничего такого не имел, — заметив интонацию, поспешил объясниться Минеев. — Просто у меня возникла идея, как вам помочь. Вы и в самом деле очень нуждаетесь в средствах?

— Да, но не в такой степени, чтобы…

— Нет, я ведь уже сказал вам, что предложение мое сугубо приличное и никак не заденет чести вас и вашей семьи. — С некоторым раздражением оборвал ее коллежский асессор. Он уже начинал сожалеть, что поддавшись не свойственному ему порыву, вот так бросился вслед за мадмуазель Белозеровой. — Если вы готовы к работе, то у меня есть идея. Но придется общаться с самым простым мужичьем, учтите.

— Слушаю вас, — скупо отозвалась Варя.

Привычно поправив съехавшие на самый кончик носа очки, Минеев принялся пояснять свой замысел:

— Я говорил вам недавно, что в Омске нынче не протолкнуться от мошенников, наживающихся на малограмотных хлебопашцах. Я таких вижу едва ли не ежедневно. Так вот. Вы могли бы сами отправиться на станции и в Переселенческий лагерь. Предложить свои услуги. Честные и без обмана, за умеренную плату. И напрямую нести документы мне. Я же, в свою очередь, обещаю рассмотреть их без проволочек, в свой черед, разумеется, и вполне справедливо, без натяжек и подтасовок. Все, что сможете получить в качестве платы — ваш доход. Станете, так сказать, агентом нашего Правления. В частном порядке…

— Это очень серьезное и вместе с тем неожиданное предложение, Леонид Федорович. И потому мне необходимо его тщательно обдумать.

— Но вы сами только что с жаром утверждали, что готовы на любую работу… — Внимательно глядя через толстые стекла очков, напомнил Минеев Варваре.

— Верно, и я от своего не отказываюсь, вот только это немного другое, согласитесь… Коммерческая деятельность отнюдь не равна службе в государственной конторе.

— Спору нет. Но ничем иным я сейчас вам помочь не смогу. Если же у вас дело пойдет, кто знает, может, мне удастся убедить начальство в вашей полезности, как штатного сотрудника. Я подготовлю пакет документов и образцы заполнения. И пришлю к вам домой с нарочным.

— Благодарю вас, Леонид Федорович. Пожалуй, вы правы.

— В таком случае, не прощаюсь. И жду первую заявку. И да, не стоит все же слишком дешевить. Учтите это, Варвара Дмитриевна. И уж тем более не надо заниматься благотворительностью. Иначе во всей затее не будет никакого смысла, — проницательно заметил Минеев.

Варя зарделась, опытный чиновник сходу прочитал ее исполненные благородства и наивности мысли.

— Обещаю вам, что учту все ваши рекомендации.

— Вот так-то лучше. А теперь я вынужден откланяться, дела-с…