Драматургия Югославии

Перевод с сербскохорватского Н. ВАГАПОВОЙ

Пипл,

Сипка,

Зеро,

Юстус,

Зола,

Мойше — бывшие лагерники.

Майор — начальник госпиталя «Святой Рафаэль».

Взводный.

Студень,

Ушастый — санитары-военнопленные.

Феферона — старшая сестра госпиталя.

Нанита,

Пепи,

Возчик,

Священник,

Человек с трубкой,

Мальчик с саблей,

Первый мальчик,

Второй мальчик,

Третий мальчик — люди из внешнего мира.

Выздоравливающие пациенты госпиталя.

Сержант.

Солдаты.

Действие происходит сразу же после войны, на территории побежденной страны.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Во дворе госпиталя пусто.

Госпитальные часы бьют семь.

Тишину разрывает резкий, металлический голос из репродуктора: «Доброе утро! Командование армии-освободительницы желает нашим пациентам, бывшим узникам концлагеря, приятного пребывания в госпитале «Святой Рафаэль» и скорейшего выздоровления!»

Голос из репродуктора сменяется легким бравурным маршем.

Больничная палата.

Комната с белыми стенами, в ней — семь железных кроватей и длинный стол со скамьей.

На одной из кроватей, в углу, видна неподвижная фигура Й о й о, укрытая одеялом.

Доносятся звуки марша из репродуктора.

В палату входит П и п л. В руках у него поднос, на котором большая чашка, масло и хлеб. Это мальчик лет шестнадцати, с бледным, истощенным лицом, на котором выделяются большие тревожные глаза.

П и п л (на ходу). Йойо! Хватит спать! Завтрак! (Ставит на стол поднос, берет с него чашку и подходит к кровати Йойо.) А ну-ка, Йойо, выпей молока. (Ставит чашку на край кровати, идет обратно к столу. Берет толстый ломоть хлеба и начинает ложкой намазывать на него масло.) Надо есть, если хочешь поправиться.

В палату неслышно входит З е р о. Это крепкий, коренастый мужчина с толстой шеей и загорелым лицом. Весь его облик дышит здоровьем. Однако держится он в полной противоположности со своим внешним видом: он весь какой-то подавленный, растерянный, он всегда смотрит вниз. Зеро в нерешительности останавливается посредине палаты, точно не зная, куда себя деть. Пипл не замечает присутствия Зеро. Он снова подходит к постели Йойо, теперь уже с куском хлеба.

П и п л. Йойо, ну как тебе не стыдно! Проснись наконец! Юстус будет сердиться. (Трясет за плечо неподвижное тело под одеялом.) Да просыпайся же… (Наконец понимает… и быстро отдергивает руку. Задел чашку, стоящую на кровати, она со звоном падает на пол.)

З е р о (безразлично). Умер.

Пипл только теперь замечает Зеро.

П и п л (с ожесточением обрушивается на него). Сам ты умер! (Сердито отталкивает Зеро.) Уходи, Зеро! Ты слышишь? Убирайся!

Зеро с побитым видом идет к своей кровати и садится на нее, уставившись на Пипла.

Пипл неуверенным движением поднимает чашку, не сводя глаз с кровати Йойо.

В дверях появляется С и п к а. Это человек средних лет, худой, с проседью в волосах, лицо у него все в морщинах, взгляд задумчивый. Изо рта у него вечно торчит невзрачного вида серый мундштук.

С и п к а. Что случилось, Пипл? Куда ты так смотришь?

П и п л (не оборачивается). Сипка… Поди сюда…

Сипка подходит к кровати Йойо.

Йойо умер.

Пауза.

С и п к а. Я думал, он спит. (Натягивает одеяло на голову Йойо.)

П и п л. Почему ты его закрыл?

С и п к а. Так всегда делают в больнице, если кто-нибудь умирает.

П и п л. Но почему Йойо умер? Теперь ведь никто не умирает.

С и п к а (кладет руку на плечо Пипла). Случайно, Пипл. Совершенно случайно.

В комнату входит Ю с т у с. Это высокий человек с продолговатым лицом, которое украшают остренькая бородка и очки, перевязанные веревочкой. Юстус держится с большим достоинством, движения его подчеркнуто решительные, шаги большие, стремительные.

Ю с т у с (громогласно). Почему до сих пор не прибрано в палате? Кто сегодня дежурный? Бьюсь об заклад, ты, Пипл! И когда только ты привыкнешь к точности и к порядку?

Никто из присутствующих не оборачивается.

Что все это значит, черт побери? Йойо до сих пор не позавтракал? Где он?

С и п к а. Нигде.

Ю с т у с. Под одеялом, бьюсь об заклад! В жмурки играете, да? Пипл, я ведь сто раз тебе говорил… (Быстрым движением срывает одеяло с Йойо и тут же умолкает, изумленно глядя перед собой. Медленно опускает одеяло. Все еще не веря.) Когда это случилось?

П и п л. Сегодня.

Ю с т у с (раздраженно). «Сегодня», «сегодня»! Но когда же? (Уже спокойно.) И вообще, как это могло случиться? Ведь он же выздоровел! Он, правда, потерял память, разучился говорить и ходить, но вообще он был вполне здоров.

Невдалеке кто-то начинает громко насвистывать.

Пипл! Скажи этому болвану…

П и п л (и сам уже идет к дверям, кричит). Зола, перестань свистеть!

В палату входят З о л а и М о й ш е. Зола продолжает насвистывать марш, который передавали через репродуктор. Он похож на косолапый скелет, с лохматой рыжей шевелюрой и конопатым лицом. У него неуклюжие, беспорядочные движения, шумная речь. Мойше едва достает ему до груди. Голова у него втянута в плечи, движения замедленны, так что он напоминает большую черепаху. Кажется, мысли его так же блуждают, как и его взгляд, а с губ никогда не сходит чуть заметная печальная улыбка.

Ю с т у с (резко). А ну, замолчи! Слышишь!

З о л а (перестает свистеть. Удивленно). А в чем дело?

Ю с т у с (торжественно). В комнате покойник.

З о л а. Вот тебе на! А кто его сюда притащил?

П и п л. Йойо умер.

З о л а. Разыгрываете, да? (Расхохотался, но, заметив хмурые, серьезные лица остальных, резко обрывает смех и остается с открытым ртом. Справившись с собой.) Не может быть. Вот уже месяц никто не умирал!

М о й ш е (подходит к кровати. Растроганно). Бедный Йойо.

З о л а (вздыхает). Бедняга. И завтрак не съел.

Ю с т у с (торжественно выпячивает грудь, решительно). Зола! Надо сходить за санитаром.

Зола кивает головой и направляется к выходу. Заметив на столе ломоть хлеба, предназначавшийся Йойо, Зола останавливается и без размышлений берет хлеб. В это мгновение его взгляд встречается с глазами Зеро, который все это время неподвижно сидел на своей кровати. З о л а бросает хлеб обратно на стол и, презрительно смерив взглядом Зеро, торопливо выходит из палаты.

(Негодующе.) Этот, кажется, никогда не наестся досыта. Только о еде и думает!

С и п к а (усмехнувшись). Думает… следовательно, существует.

М о й ш е (все это время не отрывал глаз от кровати Йойо. Наконец заговорил отсутствующим голосом, словно обращаясь к невидимому собеседнику). Я всегда говорил, что он умрет.

П и п л (удивленно смотрит на Мойше). Ты никогда этого не говорил, Мойше.

М о й ш е. Я говорил про себя: Йойо умрет. Он должен был умереть.

П и п л. Почему — должен был?

М о й ш е. Так ему было суждено.

В дверях появляется З о л а, а вслед за ним входят санитары С т у д е н ь и У ш а с т ы й. Они в белых халатах, под которыми видна поношенная форма побежденной армии. На груди у обоих нашиты номера военнопленных. Студень, вялый, малоподвижный парень с квадратной головой и выпученными глазами, держит в руках носилки. Ушастый — стройный молодой человек с отчаянно торчащими ушами.

У ш а с т ы й (громко). Ну, где «пакет»? Готов?

Пипл, Юстус и Мойше расступаются и пропускают санитаров к кровати Йойо. Санитары кладут завернутое тело Йойо на носилки.

С т у д е н ь. А, это чокнутый?

Ю с т у с (с гневом). Думай, что говоришь! Йойо был парализован!

З о л а (подходит очень близко к Студню и смотрит ему в лицо). Понял, Студень? Парализованный, а не чокнутый!

Студень равнодушно пожимает плечами, будто говоря «мне все равно», и с помощью Ушастого берется за носилки. Они направляются к выходу.

Ю с т у с (неожиданно вскрикивает). Ушастый!

Санитары останавливаются.

(Подходит к ним.) Куда вы его несете?

У ш а с т ы й. В морг.

Ю с т у с. А потом?

У ш а с т ы й (смотрит на него с удивлением). О чем ты спрашиваешь? Бум… в яму!

С а н и т а р ы уносят Й о й о.

Ю с т у с (стоит неподвижно, глядя на дверь, затем резко поворачивается, очень громко). Послушайте, мы не должны допустить, чтобы этого человека швырнули в яму, как гнилую картофелину!

З о л а (меланхолически). А что мы можем сделать?

Ю с т у с (гордо выпрямляется). Мы можем его похоронить! (Торжественно.) Так, как подобает нам, свободным людям.

Все в замешательстве смотрят на Юстуса.

З о л а (ошеломленно). Похоронить?

П и п л (недоверчиво). На кладбище?

З о л а. А как?

Ю с т у с. Согласно обычаям, господствующим во внешнем мире.

С и п к а. Гм… А кто из нас их помнит, эти обычаи?

З о л а. Слушай, Юстус, но мы ведь ничего не знаем о Йойо! Ни кто он, ни кем он работал, ни откуда родом…

П и п л. Мы не знаем даже, как его по-настоящему звали.

Ю с т у с. Мы знаем, что он человек! (Довольный собой.) Что ты на это скажешь, Сипка?

С и п к а (спокойно кивнув головой). Звучит красиво.

Ю с т у с. Но разве не так?

С и п к а. Должно быть, так.

Ю с т у с (удовлетворенно). В таком случае, мы договорились. (Уверенно.) Ребята, не беспокойтесь. Я убежден, что это получится. (Показывает указательным пальцем на Мойше.) Ты знаешь, где морг?

М о й ш е (вздрагивает). В подвале.

Ю с т у с. Иди туда и следи, чтобы у нас не похитили Йойо.

М о й ш е (с содроганием). Там темно… и холодно.

З о л а (насмешливо). Чепуха! Бабьи разговоры.

М о й ш е (очень серьезно). Я был в морге… в лагере.

Ю с т у с (отеческим тоном). Но здесь же не лагерь, Мойше. Ну, иди.

М о й ш е (с отчаянным видом озирается вокруг). А что… что мне делать, если кто-нибудь возьмет Йойо?

Ю с т у с (в задумчивости почесывает за ухом). Гм… Ты умеешь свистеть?

М о й ш е (пораженный). Свистеть? Я?

П и п л (с готовностью). Я умею! (Засовывает в рот два пальца и свистит.)

Ю с т у с. Прекрасно, Пипл! Иди вместе с Мойше. И смотри: если только кто-нибудь попытается тронуть Йойо, свистни так, чтобы весь госпиталь затрясся!

З о л а. Быстрее! Сейчас начнется обход!

М о й ш е и П и п л торопливо выходят из комнаты.

А теперь что?

Ю с т у с. Обратимся к начальнику госпиталя за разрешением похоронить Йойо.

Слышатся шаги. Зола выглядывает в щелку.

З о л а. Идут! Феферона и начальник.

Юстус, Зола и Сипка усаживаются на свои кровати. В палату входит М а й о р в сопровождении Ф е ф е р о н ы.

Майор — человек лет пятидесяти, с седыми волосами, безразличным лицом и усталым взглядом, в белом халате, наброшенном поверх офицерской формы.

Феферона, старшая сестра, — плоское, иссохшее существо с зубами, похожими на грабли.

М а й о р (торопливыми шагами подходит к кровати Юстуса, деловито). Желудок?

Ю с т у с. Работает.

М а й о р (кивает головой и переходит к Сипке). Кашляете?

С и п к а. Умеренно.

М а й о р. Вы наконец бросили курить?

С и п к а (невозмутимо). Восемь лет назад, господин майор.

М а й о р (спохватываясь). Ах да. (К Золе.) Как нога?

З о л а. Нога — хорошо. Ботинки вот развалились.

М а й о р. Обратитесь на склад. (Останавливается рядом с Зеро.) Почему вы не побреетесь?

З о л а (издевательски). А у Зеро кожа слишком толстая.

Ф е ф е р о н а (резко). Тихо! (Майору.) Двоих не хватает.

З о л а (выпаливает). Дежурят на кухне!

Майор подходит к кровати Йойо, снимает с таблички температурный лист и широким движением крестит его.

Ю с т у с (наконец решившись, приближается к Майору, сразу). Мы решили похоронить Йойо!

М а й о р (рассеянно). Что-что?

Ю с т у с. Мы не допустим, чтобы Йойо бросили в ров за свалкой!

М а й о р (пожав плечами). Но там зарыты все.

Ю с т у с. А Йойо будет похоронен на кладбище!

М а й о р (поднимает взгляд на Юстуса). На кладбище? Когда?

Ю с т у с. Завтра.

М а й о р (машет рукой). Нельзя. Труп должен быть немедленно захоронен! (В сопровождении Фефероны направляется к выходу.)

Ю с т у с (преграждает им путь). Господин майор, мы не свиньи!

М а й о р (вздыхает). За то время, что я заведую этим госпиталем, умерло несколько сот бывших лагерников. И всех мы похоронили без всяких церемоний. Что это с вами вдруг?

Ю с т у с. Мы — свободные люди.

М а й о р (разведя руками). Этого никто не отрицает.

С и п к а. Верим, господин майор, но нам хотелось бы в этом убедиться.

М а й о р (некоторое время колеблется, наконец машет рукой). Ну хорошо, пусть будет по-вашему. Но похороны должны состояться не позднее завтрашнего дня. По инструкции нельзя держать тело в морге более суток.

Ф е ф е р о н а (грубо). Нечего разводить заразу в «Святом Рафаэле»!

Ю с т у с. Ваши условия принимаются: похороны состоятся завтра, во второй половине дня.

Майор, кивнув головой, направляется к выходу.

М а й о р (у дверей снова оборачивается). Да, вот что: не ждите от нас никакой помощи. У нас нет денег на подобные мероприятия.

Ю с т у с. Мы не нуждаемся ни в чьей помощи. Разве мы несовершеннолетние?

М а й о р. Итак, мы договорились: похороны — завтра утром…

Ю с т у с (горячась). Я сказал — во второй половине дня и не собираюсь от этого отступаться!

М а й о р (примирительно). Хорошо, хорошо. Не будем спорить из-за мелочей.

М а й о р и Ф е ф е р о н а выходят.

Ю с т у с (оборачивается к остальным). Вы слышали? Для него это мелочи! Как будто мы не знаем, что похороны всегда назначают во второй половине дня!

Во дворе госпиталя.

Появляются Ф е ф е р о н а и У ш а с т ы й. Феферона шипит от злости.

Ф е ф е р о н а. Какие еще похороны! Что за глупости! Не успели хорошенько отдышаться, а уже чего-то требуют!

У ш а с т ы й. Майор говорит…

Ф е ф е р о н а. Он им потакает! Если бы на его месте был наш майор, он бы с ними не так поговорил!

У ш а с т ы й (сокрушенно). Эх, если бы… Если б у меня был вместо носа рог, я и был бы носорог…

Ф е ф е р о н а (обрывает его). Как ты можешь так говорить? Позор! Я всю войну провела в этом госпитале и могу сказать, что наши солдаты были куда скромнее. Они не требовали, чтобы их хоронили!

У ш а с т ы й (пожав плечами). Что же… я тоже не очень-то огорчен тем, что меня не похоронили в эту войну.

Ф е ф е р о н а (с презрением). Ну и дурак! Сам себя укусил! Неужели ты не видишь, что они над нами издеваются?

У ш а с т ы й (разведя руками). Не вижу.

Ф е ф е р о н а. Да ты просто слеп! Они хотят нас унизить. Показать, что это они победили. Пусть радуются, что уцелели! (Решительно.) Ты и Студень — вы заберете труп и немедленно его закопаете. Ясно?

У ш а с т ы й (с неохотой). Да, но майор…

Ф е ф е р о н а (хитро прищурившись). Не беспокойся. Это соответствует инструкции. (Растягивает губы в злобной усмешке. Остервенело.) Я им покажу похороны! (Уходит энергичными шагами.)

Ушастый пожимает плечами, потом направляется вслед за ней.

Морг. Сводчатое подвальное помещение, в котором нет ничего, кроме нескольких пустых ящиков и стола, на котором лежит труп Йойо, прикрытый одеялом. В темноте виден колеблющийся огонек свечи.

М о й ш е стоит, прислонясь к стене, и тихонько что-то напевает.

На ящике сидит П и п л. Некоторое время он с любопытством наблюдает за Мойше.

П и п л. Ты молишься?

М о й ш е (вздрагивает, смущается). Я? Нет-нет… Это я так, напеваю.

Пауза.

(Отсутствующе.) В субботу собирались гости… Пили вино… Отец сидит во главе стола и поет… В кухне так светло и тепло… (Другим тоном.) Пипл, ты веришь в бога?

П и п л. Нет, Мойше. Я знаю, что бога нет. Его уже давно нет. Но в лагере я видел, как некоторые молились. (С любопытством.) Мойше, а почему они всегда плакали?

М о й ш е. Потому что бог нас оставил.

П и п л. Вас — евреев?

М о й ш е. И нас… и всех остальных.

П и п л. Один старик в лагере сказал мне, что бога ликвидировали. Он сказал: «Бога больше нет. Они и бога убили».

М о й ш е. Нет, Пипл, его никто не может убить. Только он может убивать других. И он убивал всех! (Указывает пальцем на тело Йойо.) Вот, посмотри, что он с ним сделал! (С горечью.) Он стал плохим и несправедливым. (Гневно и обиженно.) И я ему больше никогда не стану молиться.

П и п л. А если будет другой, хороший бог?

М о й ш е. Тсс!

Снаружи доносится глухой звук шагов. Мойше и Пипл замерли на месте. Они прислушиваются. В морг врываются С т у д е н ь и У ш а с т ы й. Мойше и Пипл преграждают им путь.

П и п л. В чем дело?

У ш а с т ы й. Мы пришли забрать труп.

П и п л. Уходите! Никому нельзя трогать Йойо.

С т у д е н ь. Чего болтаешь? Выдайте нам покойника.

П и п л. Йойо — наш покойник.

У ш а с т ы й. Ребята, хватит валять дурака. Не мешайте. Нам велели зарыть труп.

П и п л. Йойо будет похоронен.

С т у д е н ь (Ушастому). Честное слово, они взбесились.

У ш а с т ы й (грубо). А ну, отойди!

Ушастый с силой отталкивает Мойше. Тот растянулся на полу. Лежа он хватает Ушастого за ногу. Ушастый теряет равновесие…

М о й ш е. Свисти, Пипл! Свисти!

Пипл начинает свистеть изо всех сил. Студень бросается на помощь Ушастому, но Пипл, не переставая свистеть, повисает у него на шее. Все вокруг морга оживает: слышится топот многих ног, крики, свист…

Ю с т у с (снаружи). Сюда! За мной!

В морг вбегает г р у п п а выздоравливающих лагерников во главе с Ю с т у с о м. Белые халаты санитаров представляют в полутьме превосходную мишень. Один за другим выздоравливающие набрасываются на них. Сипка, прислонившись к стене, спокойно наблюдает «битву».

Наконец санитарам удается выбраться из кучи тел. Они крепко побиты, исцарапанны, растерзанны… Ушастый и Студень отступают к выходу. Несколько больных бросаются за ними.

Ю с т у с. Стойте! Не трогайте их! Пусть удирают!

С а н и т а р ы исчезают.

(Переводя дыхание.) Спасибо, ребята! Вы хорошо держались. (Оглядывается вокруг.) Сипка и Зола! И Пипл! И ты, Мойше! Вы останетесь здесь. Нам нужно серьезно поговорить. Остальные пусть охраняют вход. Если они придут еще раз, можете применить силу!

Выздоравливающие уходят. В морге остаются Юстус, Сипка, Пипл, Зола, Мойше и Зеро.

Садитесь.

Все рассаживаются на ящиках, кроме Зеро, который в нерешительности остается стоять у двери. Юстус стоит в центре.

Поскольку мы отстояли разрешение, теперь самое главное — основать Комитет по организации похорон.

З о л а. Правильно.

Ю с т у с (приподнято). Господа, я открываю первое заседание Комитета по организации похорон при госпитале «Святой Рафаэль». Прежде всего надо избрать председателя.

С и п к а. Тебя. Ты был адвокатом и лучше всех сумеешь защищать наши интересы.

З о л а. Я согласен.

П и п л. И я!

М о й ш е (кивнув головой). Да.

Ю с т у с. Господа, благодарю вас за доверие. Переходим сразу же к делу. Прежде всего надо распределить функции. Сипка! Ты будешь нашим советником-консультантом.

С и п к а. О? Советником? Это потому, что я самый молчаливый?

Ю с т у с. Сипка, немного серьезности. Зола, ты будешь кассиром и интендантом.

З о л а (с восторгом). Отлично!

Ю с т у с. Мойше, тебя я назначаю начальником боевого отряда. Ты и твои люди день и ночь будете сторожить Йойо.

М о й ш е. Но… председатель… я не умею сражаться.

Ю с т у с. Тем лучше! Надо все разрешать мирным путем.

П и п л (разочарованно). А я? А я кем буду? Для меня ничего не осталось!

Ю с т у с. Кто это сказал? Ты будешь моим личным секретарем. Будешь записывать все, что я тебе продиктую.

П и п л (недовольно). Ну да, записывать… А чем?

Ю с т у с (величественно). Ты забыл, что нам есть чем гордиться. (Роскошным жестом достает из кармана автоматическую ручку и передает ее Пиплу.) Береги ее!

П и п л (в восхищении). Конечно, председатель.

З е р о (наконец сдвинулся со своего места). Юстус… я бы тоже… смог пригодиться.

Ю с т у с (размеренным движением снимает очки и вглядывается в Зеро). Кто это такой?

З о л а. Мертвец.

Ю с т у с. Мертвые пусть молчат.

Все отворачиваются от Зеро и перестают замечать его присутствие.

(Довольным тоном.) Ну, так. Самое важное мы уже сделали.

З о л а. Отлично. А теперь что?

Ю с т у с (в задумчивости поглаживает свою бородку). Теперь? Гм. Как ты думаешь, Сипка?

С и п к а. Я думаю о том, как мы устроим похороны, если нам запрещено покидать территорию госпиталя.

Ю с т у с. Совершенно верно! Это ты вовремя вспомнил! Ну и что ты предлагаешь?

С и п к а. Достать пропуска на выход во внешний мир.

Ю с т у с (преисполненный уверенности в себе). Прекрасно, я их достану! (Большими шагами направляется к выходу. У двери останавливается и оборачивается к Золе.) Зола, собери общее собрание больных. Надо им сообщить наши решения!

Перед Юстусом вырастает З е р о.

З е р о (услужливо). Я их соберу.

Юстус словно не замечает Зеро.

Ю с т у с. Ну, Зола, поторопись!

З о л а. Да пусть Зеро этим займется. (С издевкой.) Уж он-то мастер собирать людей. Особенно если дать ему в руки дубинку…

З е р о (протестуя). Я не был палачом!

З о л а. Ты бил!

З е р о (все больше распаляется). Я был капо. Это была моя обязанность! Как твоя, Зола, — чистить картошку. Или твоя, Юстус, — делать ручные гранаты у них на заводе.

Ю с т у с (с презрением). Это не имеет значения.

З е р о. Эти гранаты убивали на фронте!

З о л а (гневно). Не его рукой, э-эй!

З е р о. При его участии. Это одно и го же.

З о л а (говорит прямо в лицо Зеро). Пока я чистил картошку, ты сдирал шкуры с людей! Может, и это одно и то же?

З е р о. Эту картошку съедали они.

Ю с т у с. Перестань! О чем мы спорим? Наш суд уже давно осудил тебя на смерть.

З о л а (хватает Зеро за грудки). Ты убивал и будешь убит!

З е р о (вырывается из рук Золы. Ожесточенно). Так убейте меня! Чего вы ждете? Почему вы меня наконец не убьете?!

Ю с т у с (спокойно). Ты прекрасно знаешь, что мы бы охотно это сделали, но хоть бы кто-нибудь взялся тебя убрать! Черт побери! Все голосовали за твою смерть, но никто не соглашается взять на себя роль палача. Все увиливают от этой должности!

Зеро пытается что-то сказать, но Юстус жестом прерывает его.

Довольно. (Золе.) Зови собрание. Я иду за пропусками. (Удаляется большими шагами.)

З о л а (идет вслед за ним, потом останавливается и оборачивается к Зеро). Послушайся моего совета: убей себя сам. Это будет самое умное. По крайней мере сам выберешь себе смерть.

З е р о (бормочет). Вздор.

С и п к а. Редкостная привилегия, Зеро. Обычно смерть выбирает нас.

З е р о (с вызовом). Я выбрал.

З о л а (с недоверием). Ну да?

З е р о (глухо). Жизнь.

С и п к а (качает головой). Слишком медленная смерть. И вряд ли у тебя хватит сил ее перенести.

Двор госпиталя, потом лужайка за территорией госпиталя. С и п к а, З о л а, и П и п л под предводительством Ю с т у с а приближаются к железным решетчатым воротам госпиталя. За ними с побитым видом, держа руки в карманах, плетется З е р о. У ворот стоит вооруженный солдат.

Ю с т у с (широким жестом передает часовому свой пропуск; с гордостью). Вот пропуск!

Часовой с равнодушным видом открывает ворота. Юстус, выпятив грудь и высоко подняв голову, торжественно проходит через ворота. За ним, показывая часовому свои пропуска, выходят остальные. Зеро, дойдя до ворот, останавливается. Часовой вопросительно смотрит на него. Зеро потерянно опускает взгляд. Часовой, пожав плечами, закрывает ворота. Зеро останавливается у ворот, прижавшись лбом к решетке…

Некоторое время он уныло наблюдает, как Юстус и другие удаляются по дороге, ведущей во внешний мир, затем быстро поворачивается и торопливыми шагами направляется назад, к госпиталю.

По ту сторону решетки, на лужайке, группа во главе с Юстусом останавливается.

(Удовлетворенно.) Ну, так. Мы вышли. А теперь пусть каждый возьмется за свое дело!

З о л а. Какое дело?

Ю с т у с. Пипл, записывай!

Пипл достает из кармана авторучку и блокнот.

Во-первых, катафалк с серебряными ангелочками на крыше.

С и п к а. Его мы разыщем в городе. (Обнимает за плечи Пипла.) Мы пойдем вдвоем.

Ю с т у с. Дальше: поп. (Уперев указательный палец в Золу.) Ты раздобудешь попа!

З о л а (недовольно). За каким еще чертом нам поп?

Ю с т у с. Не задавай идиотских вопросов. Неужели ты не знаешь, что на похоронах обязательно должен присутствовать по крайней мере один поп!

П и п л (записывает). Третье…

Ю с т у с. Третье. Некролог в красивой черной рамке.

З о л а (поднимает два пальца). Я! Я его напишу.

Ю с т у с (величественно). А я, господа, я напишу потрясающую надгробную речь. На четырех страницах!

З о л а (вдруг резко оборачивается. Ошеломленно). Гром и молния!

С другой стороны лужайки появляется З е р о. Все взгляды обращаются к нему. Зеро смущенно усмехается и делает неопределенное движение рукой, словно желая сказать: «Ну вот, я пришел».

И как он только вышел?

Ю с т у с (отмахнувшись). Какое нам дело. (Поднимает руку высоко над головой.) Вперед! (Шествует впереди.)

За ним идет Зола, Сипка и Пипл и, наконец, Зеро.

Кухня в доме, где живет Нанита.

Тесное, неприглядное, заставленное помещение. Стол, заваленный овощами и остатками обеда, грязная посуда на колченогой закопченной плите, на полу — грубый коврик перед невзрачным кухонным шкафчиком.

Ч е л о в е к с т р у б к о й, уже немолодой, полный, с ленивыми, размеренными движениями, разговаривает с С и п к о й и П и п л о м, попыхивая своей длинной кривой трубкой.

З е р о, не вынимая рук из карманов, стоит у дверей, прислонившись к стене. Неподвижный и бессловесный, он стоит повесив голову и глядя в пол, всем своим видом словно подтверждая, насколько излишне его присутствие здесь. Тем не менее он внимательно прислушивается к разговору.

Ч е л о в е к с т р у б к о й. Катафалк? Не-е-ет… В нашей деревне не найдете.

С и п к а. Гм… странно. А нам сказали…

Ч е л о в е к с т р у б к о й (покачивая головой). Да, да, верно, у меня он был. Когда-то, но теперь… (Разведя руками.) Зачем мне теперь катафалк? Лошадей ведь надо кормить… А работы нет — не то что раньше…

С и п к а (усмехнувшись). …в те урожайные годы.

Ч е л о в е к с т р у б к о й (прищуривает один глаз). Вы думаете — во время войны? Бог свидетель, это не так! Покойников было — как никогда, а работы у меня становилось все меньше. Сколько было мертвых… что и говорить! И в госпиталях, и в тюрьмах, да еще… ну… как же это называется?

П и п л. В лагерях.

Ч е л о в е к с т р у б к о й (кивая головой). Да, да, вот там. (Грустно вздыхает.) Боже мой, да в последнее время трупы валялись прямо на улицах. (Беспомощно разведя руками.) Но меня не приглашали… Верите ли, меня не позвали ни разу.

С и п к а (с мягкой иронией). Действительно, меня это удивляет.

Ч е л о в е к с т р у б к о й (безнадежно махнув рукой). Ах, мир переменился. Меня уже больше ничто не удивляет. (С горестным вздохом.) Да, в мои времена воевали не так. По крайней мере к покойникам относились с уважением.

В дверях появляется Н а н и т а. Она одета очень просто. Ей, вероятно, нет еще и двадцати пяти, но усталое лицо и растрепанные, непричесанные волосы делают ее старше. Но все же следы прежней красоты еще достаточно ярки, чтобы сделать ее привлекательной.

Нанита идет к плите. Все это время она не спускает глаз с Сипки. Взгляды их встречаются. Нанита улыбается. Сипка тоже улыбается в ответ.

Недаром я всегда говорил: люди, это добром не кончится, кто не уважает мертвых, творит зло, и зло ему на роду написано… (Вынимает трубку изо рта и кричит.) Нани! Подай табак!

Нанита протягивает кисет с табаком Человеку с трубкой, по-прежнему не сводя глаз с Сипки. Человек с трубкой рассеянно вытряхивает пепел и начинает набивать трубку.

П и п л (нетерпеливо тянет Сипку за рукав). Я хочу посмотреть город.

С и п к а. Иди.

П и п л. А ты?

С и п к а. Я останусь.

П и п л смотрит на Наниту, потом переводит взгляд на Сипку и выходит, не простившись. Проходит мимо Зеро, даже не взглянув на него.

З е р о (сдвинулся с места и пробормотал). И я пойду… (Слова эти ни к кому не обращены. Он вяло поворачивается и следует за Пиплом.)

Ч е л о в е к с т р у б к о й (закуривает). Да, да… Не раз я предостерегал: люди, будь он хоть сто раз враг, это покойник, и надо ему воздать должное! (Пожав плечами.) Что я мог сделать? Меня не слушали. (С горечью.) И вот к чему мы пришли! (Замечает, что Нанита все еще стоит рядом. Сердито прикрикивает на нее.) Ты что тут толчешься без дела?! А ну-ка…

Нанита неохотно направляется к плите. Сипка провожает ее взглядом.

С и п к а (понизив голос). Дочка?

Ч е л о в е к с т р у б к о й (уничижительно). Прислуга. (Пустив облачко дыма.) Сгодится и для постели… (Потягивается и лениво поднимается бормоча.) О-ох… тяжелые времена. (Оборачивается к Наните.) Я пошел в сад. (Указывая трубкой на Сипку.) Подай ему… (Глубоко задумывается в поисках достойного титула для Сипки. Затягивается, чтобы выиграть время.) Подай гостю чего-нибудь выпить. (Идет к двери. Прежде чем выйти, снова обращается к Сипке.) Катафалка вы не найдете, это точно. (Пожав плечами.) Да и зачем он вам? Боже мой, как это вам сейчас пришло в голову затевать похороны? (Выходит.)

Сипка не трогается с места. Он невозмутимо наблюдает за Нанитой. Она хлопочет у стола молча, не поднимая глаз.

Пауза.

Н а н и т а (небрежно). И долго ты так будешь молчать?

С и п к а (спокойно кивнув головой). Это со мной бывает.

Н а н и т а (подходит к шкафчику и достает из него глиняный кувшин). Ты любишь сидр?

С и п к а (пожав плечами). Я не помню.

Н а н и т а (наливает стакан и протягивает его Сипке, не глядя на него). Из лагеря?

С и п к а (просто). У тебя красивые глаза.

Нанита постепенно поднимает взгляд. Сипка усмехается.

Н а н и т а. Сколько ты там был?

С и п к а. Вытяни руки.

Нанита вытирает передником руки и протягивает их Сипке. Он осторожно берет ее руки и на одной руке загибает два пальца.

Вот сколько.

Н а н и т а (смотрит на оставшиеся восемь пальцев). Месяцев?

С и п к а. Лет.

Пауза. Нанита наконец вытягивает свои пальцы из рук Сипки. Она подходит к столу и начинает чистить картошку.

Н а н и т а. Меня здесь зовут Нани. Но на самом деле я — Нанита.

Улыбка сходит с лица Сипки.

Ты что, никогда не слышал этого имени?

С и п к а. Одно время я был в лагере, который назывался «Нанита».

У Наниты опускаются руки.

Н а н и т а (безнадежно). Теперь я тебе противна.

На лице Сипки снова появляется улыбка.

С и п к а. Единственное красивое слово, которое я там слышал, было «Нанита».

Нанита продолжает молча чистить картошку. Кажется, что она поглощена своим занятием.

Н а н и т а (как бы мимоходом). Мой муж был офицером.

С и п к а. Было много офицеров.

Н а н и т а. Может быть, он был комендантом лагеря. (После небольшой паузы.) Может быть, как раз твоего.

С и п к а. Было много лагерей.

Н а н и т а (бесцветным голосом). Он убит.

С и п к а. Я знаю.

Н а н и т а. Откуда ты знаешь?

С и п к а (окидывает взглядом помещение, с ударением). Вижу.

Н а н и т а. Я тут прислуживаю за стол и квартиру.

С и п к а. Разве хозяин тебе не платит?

Н а н и т а (пожав плечами). Продукты сейчас очень дорогие! Главное, у меня есть кров над головой. Пока. А потом…

С и п к а. Когда — потом?

Н а н и т а (точно не слыша вопроса Сипки, подходит к плите и высыпает картошку в кастрюлю). Есть хочешь?

С и п к а (усмехнувшись). Это у меня уже вошло в привычку.

Н а н и т а. Оставайся обедать.

С и п к а (бросает взгляд на дверь). Он рассердится.

Н а н и т а. Иди в мою комнату, он тебя не увидит. (Указывает на дверь в глубине кухни.)

Сипка встает с табуретки и подходит к Наните.

А он не будет ревновать?

Н а н и т а (меланхолически). Кто? Старик?

С и п к а. Все-таки — мужчина.

Н а н и т а. Очень редко. (Мягко подталкивает Сипку к двери.) Иди, иди. А я приду, как только кончу дела.

С и п к а (колеблясь). Собственно, я ведь шел искать катафалк…

Н а н и т а (впивается взглядом в глаза Сипки). Успеешь. Время еще есть.

С и п к а (кивнув головой). Время у меня есть. (Подчеркнуто.) И ничего больше. (Закрывает за собой дверь.)

Лужайка.

Появляется П и п л, уставший от ходьбы. Он присаживается на землю. С большим интересом разглядывает группу мальчишек, которые строем проходят невдалеке от него. Во главе отряда идет маленький толстый М а л ь ч и к с д е р е в я н н о й с а б л е й в руке. Он командует т р е м я р е б я т и ш к а м и, держащими на плечах грубо вытесанные деревянные винтовки. Мальчишки ведут с собой м а л ы ш а, руки которого связаны за спиной.

С совершенно серьезным видом дети подходят к стене. «Пленный» встает к стенке, а «солдаты» выстраиваются напротив него. Мальчик с саблей завязывает «пленному» глаза платком, затем останавливается неподалеку по стойке «смирно». Вся игра, прекрасно отрепетированная, развертывается в полнейшей тишине. «Солдаты» снимают с плеч «винтовки» и прицеливаются в «пленного».

Пипл весь подался вперед, не отрывая взгляда от детей. У него остановилось дыхание. Взмах деревянной сабли… «Винтовки» стреляют. «Солдаты» изображают «выстрелы» губами: «бум… бум… бум… тра-та-та-та». «Пленный» падает. Спустя несколько секунд «убитый» вскакивает на ноги. Пипл вздыхает с облегчением.

Дети подходят к Пиплу. Они разглядывают его серьезно, с любопытством. Пипл добродушно усмехается.

М а л ь ч и к с с а б л е й. Ты откуда?

П и п л. Из «Святого Рафаэля».

М а л ь ч и к с с а б л е й (подозрительно). Сбежал?

П и п л. У меня есть пропуск.

М а л ь ч и к с с а б л е й (резко). Встать!

Пипл встает, все еще дружески улыбаясь.

Что тебе здесь нужно?

П и п л. Катафалк.

М а л ь ч и к с с а б л е й (угрожающе). За дураков нас считаешь?

П и п л (с гордостью). Я — из Комитета по организации похорон.

Мальчики со всех сторон окружают Пипла.

П е р в ы й м а л ь ч и к. Ты трепло!

В т о р о й м а л ь ч и к. Шпион!

Т р е т и й м а л ь ч и к. Дезертир!

М а л ь ч и к с с а б л е й (тоном приказа). Тихо!

Дети умолкают. Они продолжают недружелюбно рассматривать Пипла.

Это наша крепость!

П и п л (улыбнувшись). Ладно.

М а л ь ч и к с с а б л е й. Ты что смеешься? (Угрожающе.) Драться будешь?

П и п л (примирительно). Нет. Не буду.

М а л ь ч и к с с а б л е й (отпрыгивает в сторону и делает выпад в сторону Пипла). Держите его!

Дети набрасываются на Пипла. Пипл с неохотой начинает отбиваться, не принимая нападение всерьез, но сыплющиеся на него удары делают свое дело: он сжимает кулаки и пытается сбросить с себя нападающих. Тем временем дети дружно наваливаются на него, и Пипл вскоре оказывается в куче разъяренных мальчишек.

Вдруг откуда-то появляется З е р о. Всей своей силищей он обрушивается на детей и бьет кого попало.

З е р о (яростно). Проклятый сброд!

Мальчишки бросаются бежать. Пипл остается лежать на земле. Мальчик с саблей, перепуганный, тоже пустился бежать, но споткнулся и растянулся на траве, выронив деревянную саблю.

(Как бешеный, накидывается на Мальчика с саблей, осыпая его ударами. С пеной у рта.) Щенок паршивый! Свинья!

П и п л (стремительно поднимается с земли, прыгает на спину Зеро и бьет его кулаком по голове). Отпусти его! Негодяй! Пусти его! Пусти его!

Растерявшийся Зеро пытается сбросить с себя Пипла. Тот впивается зубами ему в плечо. Зеро болезненно вскрикивает. Мальчику с саблей удается вырваться из рук Зеро. Он быстро вскакивает на ноги и убегает. Пипл наконец отпускает Зеро. Оба они запыхались. Лицо Пипла искажено гримасой безудержной ненависти.

(С презрением.) Палач!

Зеро стоит опустив руки и повесив голову.

З е р о (оправдываясь). Они ведь тебя били… Мне пришлось тебя защищать.

П и п л. Ты умеешь только бить!

З е р о. Я же не хотел… я правда не хотел…

П и п л. Мы не в лагере! Ты слышал?! И ты больше не капо!

У Зеро еще больше опускаются руки. Пипл смерил его презрительным взглядом.

Убирайся!

З е р о, с побитым видом, опустив голову и волоча ноги, уходит с поляны.

Пипл начинает отряхивать с себя пыль. Замечает деревянную саблю и нагибается, чтобы ее поднять. Выпрямившись, Пипл встречается глазами с П е п и. Это подросток: худенькое, слабое тело, коротко подстриженные волосы, живые глаза на бледном лице с впалыми щеками. Некоторое время мальчики молча изучают друг друга.

П е п и. Ты хорошо держался.

Пипл отвечает только кивком головы.

Я — Пепи. А ты?

П и п л. Пипл.

П е п и (удивленно). Что это за имя?

П и п л. Да это не имя. Прозвище. (С улыбкой.) Значит — малыш.

П е п и. А настоящее имя?

Пипл словно не расслышал вопроса Пепи.

П и п л. Ты что, тоже из этой компании?

П е п и (хмуро). У меня нет никакой компании. (Участливо.) Здорово они тебя?

П и п л (небрежно махнув рукой). А, чепуха… (Протягивает Пепи деревянную саблю.) Хочешь взять себе?

П е п и (с презрением). Зачем она мне? (С гордостью.) У меня есть настоящая. Хочешь посмотреть?

П и п л. Я хочу пить.

П е п и. Я живу рядом. Пойдем ко мне…

П е п и идет вперед. П и п л некоторое время размышляет, потом отшвыривает деревянную саблю и бежит вслед за Пепи.

Комната в доме Пепи.

Комната обставлена очень скромно: стол, стулья, старинный шкаф, полка с книгами. На стене висят фотографии мужчины и женщины в траурных рамках.

П е п и входит в комнату. За ним, смущаясь и переминаясь с ноги на ногу, входит П и п л.

П е п и. Давай, давай… входи.

Пипл останавливается на середине комнаты. Осматривается как зачарованный.

П и п л (с удивлением). Как здесь красиво.

П е п и. Мебель старая. Это все бабушкино. Наша была гораздо красивее. (Подходит к шкафу и достает из него стальную саблю без ножен. С гордостью.) Ну что, нравится?

П и п л (берет саблю и взвешивает ее на вытянутых руках). Тяжелая.

П е п и (кладет саблю на стол. Понизив голос). У меня есть еще в погребе кое-что… Пострашнее.

П и п л. Что?

П е п и (прикладывает палец к губам). Тсс… Бабушка услышит. (Берет с полки кувшин, наливает воду в стакан и протягивает его Пиплу. Смотрит, как пьет Пипл.) Ты любишь молоко?

П и п л. Да, а ты?

П е п и. У нас его давно нет.

Неловкая пауза.

Я слышал, вам дают в госпитале шоколад.

П и п л (смущенно). Иногда дают. (Порывисто.) Принести тебе?

П е п и (неубедительно). Вот еще. Я не люблю шоколад. (Поворачивается спиной к Пиплу.) Если уж очень хочешь, принеси моей бабушке. (Садится за стол.) Скоро вас отпустят домой?

П и п л (пожав плечами). Говорят, что скоро.

П е п и. У тебя есть родители?

Пипл отрицательно качает головой.

А родные?

П и п л. Я думаю, нет.

П е п и. Так куда же ты поедешь?

П и п л. Да… домой…

П е п и (указывает пальцем на фотографию мужчины). Это мой отец.

П и п л (смотрит на фотографию). Он умер?

П е п и. Пал на поле боя. (С гордостью.) У него было три ордена. А у твоего?

П и п л (смешавшись). Я не знаю.

П е п и. Мой погиб в танке. А твой?

П и п л. Его расстреляли.

П е п и. Он не хотел воевать?

П и п л. За то, что воевал.

П е п и. Против нас?

Пипл кивает головой.

(С горечью.) Все воевали против нас. (Встает и подходит к портрету женщины.) Мать. Она была медсестрой. Пропала без вести. А твоя?

П и п л (кивнув). И моя пропала.

П е п и. На каком фронте?

П и п л. В лагере.

Пауза.

П е п и. Учитель нам сказал, что в лагерях сидят только преступники и предатели.

П и п л (сухо). Он врал.

П е п и (кивнув). Он врал. Я никогда больше не буду верить учителям. (Подходит к Пиплу.) Когда я вырасту, я стану конструктором. Я изобрету такой танк, чтобы он был быстроходнее самолета и чтобы его не пробила ни одна пуля в мире. (Подходит к книжной полке.) Смотри, это все мое. Хочешь, дам почитать?

П и п л. Нет. Я занят. Мы организуем похороны.

П е п и (надувшись). Ты любишь похороны?

П и п л (смущенно). Не знаю. Я еще никогда на них не был…

П е п и (хмуро). И не ходи. Ничего хорошего.

П и п л. Правда ли, что на кладбище всегда есть опавшие листья?

П е п и. Почему ты спрашиваешь?

П и п л (пожав плечами). Так. Мне хочется пройтись по опавшим листьям.

П е п и. На кладбище? (Недоверчиво.) Разве ты не боишься покойников?

П и п л (с удивлением). А чего их бояться?

П е п и (понизив голос). Моя бабушка говорит, что покойники ночью выходят из могил и мстят тем, кто их убил.

П и п л (беззаботно). Ну и что? Ты ведь никого не убивал?

П е п и (с трепетом). Покойники этого не знают. Они, наверное, думают, что все убивали. (Приглушенно.) Надо бы их похоронить подальше отсюда.

П и п л. А где?

П е п и. Где-нибудь в другой, неизвестной стране. Как можно дальше… Так далеко, чтобы они уже никогда не смогли вернуться.

Палата госпиталя.

Длинный стол, накрытый на шесть персон. Посредине стола — суповая миска. Во главе стола сидит Ю с т у с. Он что-то пишет, весь поглощенный работой. Напротив него сидит З е р о. Он ложкой помешивает суп в своей тарелке, не переставая исподлобья посматривать на Юстуса.

В комнату входит З о л а. Ни с кем не поздоровавшись, он торопливо подходит к столу, наливает суп в свою тарелку и с жадностью набрасывается на еду. Юстус, нервно вертя в пальцах ложку, укоризненно поглядывает на него.

З о л а (почувствовал взгляд Юстуса, поднял голову и бросил будто мимоходом). Поп не придет. (Продолжает есть.)

Ю с т у с (не веря своим ушам). Как ты сказал?

З о л а. С попом ничего не выйдет.

Ю с т у с. Как? Он отказался?

З о л а. Да, правда, очень вежливо. Говорит, что занят. Ему надо переливать вино.

Ю с т у с (ударяет кулаком по столу). Черт возьми! Бьюсь об заклад, ты не объяснил ему, что речь идет о самых настоящих похоронах!

З о л а (перестает жевать). Да объяснил. Но поп сказал, что ему обязательно надо перелить вино, а не то оно будет отдавать бочкой. А это, как он говорит, очень неприятно.

В палату входит П и п л. Пробормотав что-то в знак приветствия, он садится за стол.

Ю с т у с (сердито смотрит на него). Где ты пропадал?

П и п л (наливая себе суп). Я ходил с Сипкой.

Ю с т у с. А где он?

П и п л. Остался там… (Откусывая кусок хлеба.) С какой-то женщиной.

Ложка в пальцах Юстуса перестает вертеться. Зола резко поднимает голову, и его усердно жевавшие челюсти вдруг застывают. Только Зеро не поднимает глаз.

Пипл в это время поднес ко рту очередную ложку и вдруг заметил ошеломленные взгляды Юстуса и Золы. Он смущенно поднимает взгляд. Он не совсем понимает, почему его слова вызвали такую реакцию, но заключает, что умнее будет перевести разговор на другую тему.

П и п л. Катафалка нет.

Ю с т у с (с негодованием). Не может быть! В каждом цивилизованном населенном пункте должен быть катафалк!

П и п л (пожав плечами). Здесь нет.

Ю с т у с (сердито отталкивает тарелку). Ну и люди здесь живут! (Ударив кулаком по столу.) Мы должны изобрести катафалк! Без него не получится похорон!

З о л а. Я видел, в сарайчике… Тачка на двух колесах.

Ю с т у с. Тачка? Еще чего! Не будем же мы волочить труп, как живодеры!

З е р о (не поднимая взгляда от тарелки). А крестьянские дроги?

Все делают вид, что не слышат. Юстус нервно постукивает ложкой по столу.

П и п л (бьет себя рукой по лбу). Знаю! Крестьянские дроги!

Ю с т у с. Браво, Пипл! Ты прекрасно додумался! Совершенно верно: дроги! Никто нас ни в чем не упрекнет, если за неимением катафалка мы используем дроги.

З о л а. Юстус, в городе ничего не дают бесплатно. Что, если возчик потребует плату за транспортировку Йойо?

Ю с т у с (небрежно). Пусть потребует. (Совершенно официально.) Кассир!

З о л а. Да?

Ю с т у с. Что там у нас в кассе?

З о л а. Ничего.

Ю с т у с. Как? Разве мы уже все истратили?

З о л а. Что с тобой? У нас ведь ничего не было!

Ю с т у с. Прекрасно, не было — так будет. (Отважно.) Пипл, ручку!

Пипл смотрит оторопело на него.

Что ты рот открыл? Давай!

У Пипла начинают дрожать губы.

(Смущенно.) Мне тоже жаль… Но ты же сам видишь, у нас нет другого выхода. Надо же чем-то заплатить.

Пипл протягивает Юстусу ручку, глядя куда-то в сторону.

З о л а (нерешительно). Я мог бы кое-что добавить…

Ю с т у с (удивленно). Ты?

З о л а (лезет в карман, а затем победоносно поднимает зажатый в руке перочинный нож). Вот что!

Ю с т у с (подозрительно). А откуда у тебя перочинный нож?

З о л а (смутившись). Феферона… ну, эта старая змея, то есть старшая сестра… оставила…

Ю с т у с. А ты его украл?

З о л а (ударяет кулаком по столу. Протестующе). А до каких пор мы будем есть без ножа?!

Ю с т у с. Слушай, Зола, мы теперь свободные люди и должны считаться с законами, которые действуют во внешнем мире. Ты сегодня же вернешь перочинный нож Фефероне!

Зола пытается возразить.

(Взглядом прерывает его.) Ни слова больше! (Встает из-за стола. Золе.) После обеда ты пойдешь на склад и попросишь сержанта подарить нам гроб или что-нибудь в этом роде. Понятно?! А обед Мойше отнеси ему в морг. (Подчеркнуто.) Весь обед. (Ударяет Пипла по плечу.) А мы с тобой отправимся на розыски дрог. (Самоуверенно.) Будьте покойны, ребята: у нас будет превосходный катафалк.

З а н а в е с.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Комната в доме Возчика.

Маленькая полутемная комната с низким потолком, старая колченогая мебель.

В комнате за столом сидят В о з ч и к, Ю с т у с и П и п л. Прислонившись спиной к стене и держа руки в карманах, стоит З е р о.

Возчику за шестьдесят. У него худое лицо, заросшее бородой, седая, неряшливая щетина надо лбом.

В о з ч и к. Нет. Телегу вы не найдете. Все уехали в соседнюю деревню. Перевозят там какое-то сено для армии.

Ю с т у с. Мы знаем… Но мы видели лошадь и дроги у тебя в конюшне.

В о з ч и к (кивает головой). Моника — моя кобыла.

Ю с т у с. Значит, ты не перевозишь сено?

В о з ч и к. Нет. Освобожден по болезни.

П и п л. А что с тобой, дядя?

В о з ч и к. Со мной ничего, детка. У кобылы вот что-то одышка. А если бы я заболел — уж меня не пожалели бы. С этими солдатами шутки плохи. Трясут они нас — дай боже.

Ю с т у с. Что поделаешь, старик, так всегда бывает, когда проиграешь войну.

В о з ч и к. Мы с Моникой ее не проигрывали, потому что мы в ней не участвовали. (Внимательно вглядывается в своих посетителей.) Вы из «Святого Рафаэля», да?

Юстус утвердительно кивает.

(С удивлением.) А зачем вам дроги?

Ю с т у с. Умер один из наших. Завтра мы его хороним и…

В о з ч и к. …и вы хотите, чтобы мы с Моникой отвезли его на кладбище? Оставь свою затею, чужестранец. Моника ужасно боится покойников. Я помню, прошлой зимой мы тут возили расстрелянных. Ее чуть удар не хватил. Три дня в рот ничего не брала.

Ю с т у с. Не волнуйся, мы ей не покажем покойника. (Доверительно.) Видишь ли, нам очень хочется похоронить своего друга так, как подобает нам, свободным людям. Понимаешь?

В о з ч и к (недовольно пожимает плечами). Эх… вдруг всем приспичило хоронить мертвых. А для Моники места под землей не найдется, это уж я точно знаю.

П и п л. Но ведь Моника — кобыла.

В о з ч и к (обиженно). Ну так что ж, что кобыла, детка? Эта кобыла за всю свою жизнь ни разу никого не укусила, не лягнула, а все-таки ее уже несколько раз хотели съесть. Просто чудо, что она пережила войну.

Ю с т у с. Погоди, старик. (Значительно.) Я не сказал самого главного: мы тебе хорошо заплатим.

В о з ч и к (недоверчиво). Заплатите? Вы? Гм… чем?

Ю с т у с (с триумфом достает авторучку и подносит ее к носу Возчика победоносно). Вот чем!

В о з ч и к (остолбенело). Вот этим? (Ворчливо.) Брось шутки шутить, чужестранец! Зачем она мне?

Ю с т у с (сердито). Как — зачем? Это же стоит бешеных денег!

В о з ч и к (пожав плечами). Где-нибудь — может быть. Здесь — нет. (Встает.)

Юстус и Пипл все еще стоят, застыв от изумления.

Да говорю же я вам: бросьте вы это дело. Кому сейчас нужны похороны? Какой от них толк? (Дружески.) Выпьем-ка лучше по стаканчику вина, а?

Ю с т у с (встает). Спасибо, нам надо идти.

В о з ч и к (пожимает плечами). Воля ваша.

Ю с т у с. Пошли, Пипл. (Возчику.) Всего лучшего.

В о з ч и к. Да уж куда лучше, чужестранец.

Ю с т у с и П и п л выходят. Зеро по-прежнему стоит неподвижно.

Проселочная дорога.

Появляются П и п л и Ю с т у с. Юстус пребывает в глубокой задумчивости, а Пипл рассержен.

П и п л. Дед совсем выжил из ума. Разве он может знать, сколько стоит авторучка, правда?

Ю с т у с (отсутствующе). Нет… Он не может знать.

П и п л. Главное, что мы это знаем. (После непродолжительной паузы.) А ты мне ее отдашь?

Ю с т у с (протягивает Пиплу авторучку). Можешь держать ее у себя сколько хочешь.

П и п л (осторожно прячет авторучку в карман). Не беспокойся, я сумею ее сберечь.

Пауза. Юстус глубоко задумался.

(С любопытством.) А что случилось? О чем ты думаешь?

Ю с т у с (он совсем пал духом). Нелегко нам придется, Пипл. Совсем нелегко. Ничего у нас не получается. И Сипка куда-то делся…

П и п л. Да он в городе. Ты тоже туда пойдешь?

Ю с т у с (покачав головой). Нет.

П и п л (удивленно). Но ты же еще не видел города.

Ю с т у с. А что мне там видеть? Да и куда я пойду в таком виде? Я похож на бродягу.

П и п л. Что? Да они одеты ничуть не лучше.

Ю с т у с. Да пусть себе. Я лучше пройдусь по лесу. Пойдешь со мной? Бьюсь об заклад, тебе там гораздо больше понравится, чем в городе.

П и п л (отнекивается). Я бы пошел, но, знаешь, я кое-кому обещал прийти сегодня… в общем, одному мальчику.

Ю с т у с (серьезно). Смотри, с кем дружишь, Пипл.

П и п л. Он неплохой, Юстус. Он только еще очень неопытный. (Со знанием дела.) Молод еще.

Ю с т у с (кивнув головой). Хорошо. Возвращайся к ужину. (Поднимает взгляд.) Парит. Наверное, будет гроза. (Идет усталыми шагами.)

П и п л. Разыскать Сипку?

Ю с т у с (оборачивается). Зачем?

П и п л. Я скажу ему, чтобы он возвращался.

Ю с т у с. Нет, Пипл, не надо. Он обязательно вернется.

П и п л дожидается, пока уйдет Ю с т у с, а потом сам уходит торопливыми шагами.

Комната в доме Пепи.

П е п и сидит за столом. Он читает.

В комнату входит П и п л. Он молча останавливается у двери. Пепи поднимает голову.

П е п и. Почему ты пришел так поздно?

П и п л. Мы искали дроги для катафалка. А их нигде нет. (Устало опускается на стул.)

П е п и. Что же вы теперь будете делать?

П и п л (подавленно). Не знаю.

П е п и. Не устраивайте похорон.

П и п л (покачав головой). Мы должны их устроить. (После краткой паузы.) А ты придешь?

П е п и. Я не был знаком с вашим другом.

П и п л. Йойо никто не знает.

Пепи начинает рассеянно листать книгу.

П е п и (не поднимая глаз, с виду небрежно). У тебя много было друзей в лагере?

П и п л (кивнув). Да, было несколько хороших друзей.

П е п и. А где они?

П и п л. Их нет…

П е п и (поднимает голову). Они тебя оставили? Какие же это друзья?

Лицо Пипла мрачнеет. Он сжимает губы. Пауза. Пепи только теперь понимает подлинный смысл слов Пипла. Он становится серьезным.

Я не люблю, когда кто-нибудь умирает. А ты?

П и п л. Юстус говорит, что теперь уже никто не будет умирать.

П е п и. Будут умирать на войне.

П и п л. Война уже совсем кончилась.

П е п и (отрицательно качает головой). Не совсем. Мой учитель сказал, что скоро опять будет война.

П и п л. Твой учитель все врет. Он тебе и про лагеря наврал.

П е п и. Да. Но в войнах он знает толк.

Пауза. Пипл в нерешительности. Наконец он достает из кармана плитку шоколада. Неловко протягивает ее Пепи.

П и п л. Я принес шоколад.

Пепи не двигается с места.

Для твоей бабушки.

Пепи не глядя берет шоколад. Кладет его на стол и быстро прикрывает книгой.

И еще это. (Кладет на стол пачку сигарет.)

П е п и. Моя бабушка не курит.

Пипл достает сигарету и закуривает. Пепи с удивлением наблюдает за ним.

Тебе разрешают курить?

П и п л. В палате не разрешают. (Отмахнувшись.) Но мы все равно и там курим. (Подтолкнув сигареты к Пепи.) Бери.

П е п и (неожиданно). Давай дружить вдвоем. Хочешь?

П и п л (кивнув). Хочу.

П е п и. Будем встречаться каждый день. Идет?

П и п л. Когда пройдут похороны, у меня отберут разрешение на выход в город.

П е п и. А ты не возвращайся в госпиталь. Оставайся здесь. (Значительно.) Навсегда.

П и п л (пораженный). Остаться?

П е п и. Ну да! Знаешь, я уже спросил бабушку. Она будет очень рада.

П и п л (неуверенно). Но мне надо ехать домой.

П е п и. Но у тебя же нет дома.

Пипл смущенно опускает голову. Неловкая пауза. Пепи пытается исправить свою ошибку: он вдруг становится словоохотливым и подчеркнуто беззаботным.

Я буду спать на папиной кровати, а ты — на моей… Уроки будем делать вот здесь… А расчеты можно делать здесь… Ты тоже можешь стать конструктором… Согласен? Все, что у меня есть, разделим пополам. (Открывает шкаф и достает оттуда игрушки, вернее, обломки игрушек.) Вот посмотри!

Пипл неподвижно, без выражения смотрит на Пепи.

(Вытряхивая игрушки из шкафа.) И вот… и вот… (Опустошает шкаф. Пепи, запыхавшись, стоит перед огромной кучей игрушек.)

П и п л (хмуро). Я не люблю игрушки.

Пепи становится серьезным. Он подходит совсем близко к Пиплу.

П е п и (глухо). Если ты останешься, я дам тебе одну вещь, которой ни у кого нет.

П и п л (без интереса). Что это?

П е п и (выдержав многозначительную паузу). Ручные гранаты и мины. Их сколько хочешь в подвале вон под теми развалинами.

Пипл оторопело смотрит на Пепи. Тот самодовольно усмехается.

Это сопляки играют деревянными винтовками. А у нас с тобой будут настоящие!

Пепи хватает Пипла за руку.

Останешься, да?

Пипл не отвечает.

Останься. Пожалуйста, останься, Пипл. Мне так не хочется быть одному.

П и п л. Ты знаешь Сипку?

П е п и. Нет. А кто он такой?

П и п л. Он говорит, что совсем не может быть один и боится этого. (Направляется к двери.)

П е п и (крепко хватает его за руку). Куда ты?

П и п л. Мне надо вернуться.

П е п и. Пойдем сейчас в подвал! Посмотришь, что я тебе говорил.

П и п л. Мне надо идти. Юстус рассердится.

П е п и. Завтра придешь?

П и п л. Завтра похороны.

П е п и (недовольным тоном). Я уж не дождусь, когда только пройдут эти похороны.

Пипл снова направляется к выходу.

Пипл!

П и п л (останавливается). Да.

П е п и. Я знаю, тебе не нравится то, что в подвале. Ты поэтому не хочешь у меня остаться, да?

Пипл молчит.

Не думай об этом, Пипл: я все это зарою под землю. Можешь спокойно остаться. Честное слово, я закопаю их так, что и сам не найду.

П и п л. Подожди, пока я приведу Сипку. Он тебе скажет, что с этим делать.

П е п и (с дружеской улыбкой протягивает руку Пиплу). До свидания.

П и п л (покачивает головой и мягко отталкивает руку Пепи). Я не люблю прощаться. (Выходит из комнаты.)

Пепи устало садится на пол рядом с разбросанной кучей игрушек.

В морге.

М о й ш е сидит, прислонившись к стене. Он тихонько напевает, не сводя взгляда со стола, на котором лежит прикрытое простыней тело Йойо.

В морг входит З о л а. В руках у него большой кусок картона.

З о л а. Ты что, не доел обед?

М о й ш е. Немножко осталось, хочешь? (Протягивает Золе тарелку. Тот для приличия отказывается.) Я не хочу. Бери, бери.

З о л а (берет тарелку и садится напротив Мойше. Торопливо глотает куски). Не скучно тебе, а?

М о й ш е. Нет.

З о л а. А что ты делаешь?

М о й ш е. Охраняю Йойо.

Пауза. Зола поглощен едой.

Какая там погода?

З о л а. Облака… дождь будет. (Указывая ложкой на картон.) Смотри, я написал некролог.

Мойше берет кусок картона. Рассматривает.

Ну как, нравится?

М о й ш е. Красиво.

З о л а. Пусть постоит здесь, пока не придет Юстус. (Кончил есть. Поднимается и идет к выходу.)

М о й ш е. Куда ты?

З о л а. Пойду посплю.

М о й ш е (удивленно). А разве ты не пойдешь в город?

З о л а (меланхолически). Я там уже был.

М о й ш е (с любопытством). Ну, что там?

З о л а. О, да все что хочешь… много витрин… да и вообще всего. Но даром ничего не дают. Требуют деньги. Даже за еду. (Махнув рукой.) Я туда больше не пойду.

М о й ш е. А люди? Что делают люди?

З о л а (пожав плечами). Да так… ходят… разговаривают… едят.

М о й ш е. Как раньше?

З о л а (кивнув головой). Да, совсем как раньше.

М о й ш е. А есть в городе церковь?

З о л а. Есть. Я туда заходил. Знаешь, искал попа.

М о й ш е. И много было народу?

З о л а. В церкви? Черта с два! Ни души не было.

М о й ш е. Никто не молился?

З о л а (равнодушно). Я никого не видел.

М о й ш е. А ты? Ты помолился?

З о л а (изумленно). Я? Чепуха! Кому молиться?

М о й ш е (с ударением). Богу.

З о л а. Брось, Мойше, не болтай! У меня это давно прошло. Когда-то и я был дурнем и ходил каждое воскресенье на мессу, даже в соседнее село. И молился, перед тем как сеять… жать… собирать урожай… эх!

М о й ш е. И помогло тебе?

З о л а. Черта лысого мне это помогло!

М о й ш е. И все-таки ты заблуждаешься, если думаешь, что бога нет.

З о л а. Да ну тебя! Не смеши меня!

М о й ш е (с укором). Это совсем не смешно. (Зловеще.) Он всегда возле нас, всюду, везде, всегда готовый покарать и стереть с лица земли!

В дверях появляется о д и н и з п а ц и е н т о в-ч а с о в ы х.

П а ц и е н т. Мойше, там пришла Феферона. (С надеждой в голосе.) Прогнать ее, а?

М о й ш е. Впусти ее.

П а ц и е н т удаляется. Немного погодя в морг входит Ф е ф е р о н а.

Ф е ф е р о н а (с презрением). Играете в войну, да? Впали в детство?

М о й ш е (невозмутимо). Прошу. Что вам угодно?

Ф е ф е р о н а (с насмешкой). Кто тут командует всей этой идиотской клоунадой?

М о й ш е. Я.

Ф е ф е р о н а. Вы? (Сквозь издевательский смех.) Чего только не бывает! Так что же вы охраняете? Тело?

М о й ш е. Йойо.

Ф е ф е р о н а. Придется вам покинуть ваш «штаб». Вас вызывает майор.

М о й ш е (остолбенев). Меня? Зачем?

Феферона не удостаивает Мойше ответом. Она подходит к изголовью Йойо. Мойше напряженно следит за каждым ее движением.

Ф е ф е р о н а. А почему покойник не в гробу?

З о л а. А у нас его нет.

Ф е ф е р о н а (с издевкой). Прекрасно. Вы победили в этой войне, и у вас нет даже гробов для ваших покойников. (Смерив их презрительным взглядом, направляется к выходу.)

З о л а (хватает некролог и преграждает ей путь). Я хотел спросить… Где я могу это вывесить?

Ф е ф е р о н а. Нигде. Вешать на стены объявления запрещено!

З о л а (обиженно). Это не объявление, а некролог.

Ф е ф е р о н а. Некролог? Чушь! Да если бы мы вешали некрологи обо всех, кто здесь умер, у нас все стены были бы покрыты обоями из таких каракулей. (Направляется к выходу. У дверей снова оборачивается. Свысока.) Запомните: здесь госпиталь, а не приют для душевнобольных! (Удаляется энергичными шагами.)

З о л а (обозленно). Она над нами издевается!

М о й ш е (очень спокойно). Даже бог тяжело переносит свои поражения, а разве людям это легче?

Маленькая, с низким потолком комната на чердаке, свет, едва проникающий в небольшое окошко; комната убрана, но обставлена более чем скромно: железная кровать, покрытая одеялом, столик, платяной шкаф, истертое кресло, на стене — маленькая полка.

В кресле, откинувшись на спинку, сидит Н а н и т а, а С и п к а сидит на полу у ее ног.

Н а н и т а (грустно). Когда-то и у меня была служанка… большая квартира… хорошая мебель… много платьев…

С и п к а. Ты была красивая?

Н а н и т а (гордо). Очень.

С и п к а. Да ты и сейчас недурна. У тебя глаза красивые. (Неуверенно.) Или я тебе это уже говорил?

Н а н и т а (улыбнувшись). Говорил.

С и п к а. А про волосы?

Н а н и т а. Говорил.

С и п к а. А про грудь?

Н а н и т а (запрокидывает голову на спинку кресла). Когда ты последний раз спал с женщиной?

Сипка откидывается назад. Взгляд его устремлен в потолок.

Пауза.

Не помнишь?

С и п к а. Некоторых женщин помню.

Н а н и т а. Ты их любил?

С и п к а (усмехнувшись). Не всех.

Н а н и т а (соскальзывает с кресла и опускается на пол рядом с Сипкой). А меня ты смог бы полюбить?

С и п к а (по-прежнему глядя в потолок, просто). Я тебя люблю.

Н а н и т а (наклоняется к Сипке). Зачем ты врешь?

С и п к а. Ты дала мне пить и есть.

Н а н и т а. Ты только за это меня любишь? (Еще ближе склоняет голову к Сипке.) Ты ведь меня не знаешь. Ты меня до сих пор никогда не видел.

С и п к а. Видел. Я тебя часто видел.

Н а н и т а. Где?

С и п к а. Везде.

Н а н и т а. Это была не я.

С и п к а. Это была женщина. Почему это не могла быть ты?

Пауза.

Н а н и т а. Как тебя зовут?

С и п к а (садится). Сипка.

Н а н и т а. Странное имя.

С и п к а. Лагерное. (Вынимает изо рта мундштук и кладет его на ладонь.) Это значит — мундштук.

Н а н и т а. Давно он у тебя?

С и п к а. Давно.

Н а н и т а (протягивает руку). Подари его мне.

Лицо Сипки мрачнеет. Он зажимает мундштук в кулаке и поднимается с пола.

Не хочешь?

С и п к а (прячет руку с мундштуком в карман и поворачивается спиной к Наните. Хмуро). Не хочу.

Н а н и т а. Мундштук тебе дороже, чем я.

С и п к а (подходит к Наните и опускает руку ей на голову). Вы мне дороги одинаково.

Н а н и т а (берет руку Сипки и прижимается к ней щекой). Я тоже тебя люблю… Сипка.

С и п к а. Я знаю. Ты дала мне пить и есть.

Н а н и т а (горячо). Я хотела бы тебе дать гораздо больше.

С и п к а (вытягивает свои пальцы из ее руки, мягко). Не надо преувеличивать. (Подходит к полке и начинает рассматривать разложенные на ней предметы: обломок камня, кусочек дерева, обрывок материи.) Что это такое?

Н а н и т а (поднимается с пола и подходит к Сипке. Берет в руки обломок камня). Это осталось от нашего дома. (Показывая на кусок дерева.) Это — от мебели… (Взяв обрывок материи.) Мое любимое платье…

С и п к а. Сохраняешь мусор?

Н а н и т а. А ты почему не бросаешь свой мундштук?

С и п к а. Мундштук я вынес из лагеря, Нанита.

Н а н и т а (лицо ее принимает решительное выражение). Хорошо, Сипка, я выкину этот мусор! Я его уничтожу в тот день, когда у меня снова будет все!

С и п к а (с циничной усмешкой). Мебель, служанка, платья?

Н а н и т а. Нет. Не только это.

С и п к а. Что же еще?

Н а н и т а. Все!

С и п к а. Что?

Н а н и т а (смущенно). Не знаю… Я не могу объяснить… (Настойчиво.) Но это должно быть! Я должна начать снова! (После непродолжительной паузы.) Мы должны начать снова.

С и п к а (подходит к окну). Взгляни-ка сюда.

Нанита становится рядом с Сипкой и смотрит в окно.

Видишь там груду развалин? Она всем только мешает.

Н а н и т а (быстро поворачивается спиной к окну). Неправда! Мы с тобой никому не мешаем!

С и п к а (кивнув головой). Да. Пока у нас ничего нет… И пока мы не будем вместе.

Н а н и т а (упрямо). И все-таки мы останемся вместе!

С и п к а (цинично). Навечно?

Н а н и т а. Навечно.

С и п к а. А когда наша вечность пройдет?

Н а н и т а (отважно). Не пройдет. Не может быть, чтобы она прошла.

С и п к а. Моя вечность однажды уже миновала. Да и твоя… Разве не так, Нанита?

Нанита молча опускает голову. Она подходит к кровати и садится. Пауза.

Н а н и т а (наконец ей удается побороть мрачное настроение. Лицо снова проясняется). Зачем мы все время говорим о прошлом? Его больше нет… А мы здесь… вместе. (Протягивает руку к Сипке.) Иди ко мне…

Сипка подходит ближе к кровати.

(Откидывается на подушку.) Сюда…

Сипка садится на кровать.

Ложись… здесь, рядом со мной.

Он не двигается.

Ты не хочешь со мной спать?

С и п к а (холодно). Я выспался.

Н а н и т а (приподнимается на локтях, удрученно). Это месть?

С и п к а. За что?

Н а н и т а. За «Наниту». (Прячет голову за спину Сипки.) Я не знала, что́ с тобой делали. А если бы знала, то не поверила бы.

С и п к а (нежно приподнимает голову Наниты). Ты не виновата.

Пауза.

Н а н и т а. Разве ты не хочешь меня?

С и п к а (кивнув головой). Восемь лет.

Н а н и т а (порывисто). Я так хочу…

С и п к а (мягким движением кладет палец на ее губы). Нет, Нанита. Не все сразу.

Н а н и т а (нежно отводит руку Сипки). Я хочу сделать тебя счастливым. Я хочу, чтобы ты полюбил свое счастье.

С и п к а. Чтобы дрожать за свое счастье?

Н а н и т а. Оно стоит того. Ты увидишь.

С и п к а (угрюмо). Я уже видел.

Н а н и т а. Разве ты не хочешь забыть?

С и п к а (указывает рукой на полку). А ты?

Нанита вытягивается на кровати. Сипка ложится на пол рядом с кроватью.

Н а н и т а. Помоги мне. Попробуй… Попытаемся вместе забыть.

С и п к а. Наниту и Сипку?

Н а н и т а. Грустную Наниту… и несчастного Сипку.

С и п к а (бесцветным голосом). Нет больше грустной Наниты…

Н а н и т а. Нет больше несчастного Сипки…

Пауза.

Я так хочу, чтобы ты был нежным.

С и п к а. И я бы хотел.

Н а н и т а. Дай мне руку. Проведи по моему лицу… по волосам.

Оба лежат совершенно неподвижно.

Н а н и т а. Волосы у меня стали жесткие.

С и п к а. Это мои пальцы огрубели, Нанита.

Н а н и т а (устало). Когда-то я была красивая…

С и п к а. Да. Я помню.

Н а н и т а. А теперь я состарилась…

С и п к а. Прошли века…

Долгая пауза. Внезапно полутемную комнату освещает вспышка молнии.

Н а н и т а (просыпается от сильного удара грома. Она испуганно вскакивает с кровати). Сипка! Ты слышишь?

С и п к а. Это гром.

Н а н и т а (с облегчением). Я так испугалась.

С и п к а. И я.

Н а н и т а (опускается на пол рядом с Сипкой, кладет голову ему на плечо). Мне снился сон.

С и п к а. Хороший?

Н а н и т а. Был праздник. Все тени уползли в трещины, и по улицам разлился искристый свет… Сквозь асфальт пробились цветы, пестрые лепестки осыпали крыши… Держась за руки, мы прошли по светящемуся мосту… (Поднимает голову.) Сипка, почему сны не могут продолжаться вечно?

С и п к а. Бывают и страшные сны. (Встает.)

Н а н и т а (хватает Сипку за руку, со страхом). Нет, Сипка… Не уходи!

С и п к а. Мне надо идти. Меня ждут товарищи. (Подходит к окну. Всматривается.)

Н а н и т а (поднимается с пола). Ты придешь еще?

С и п к а. Гроза собирается. (Поворачивается и быстро идет к двери. Выходит не обернувшись.)

Канцелярия.

Серое, неуютное помещение, где стоят стол и несколько стульев.

М а й о р стоит у окна спиной к двери. Курит. Время от времени сверкают молнии, доносится отдаленный удар грома.

Входит М о й ш е, очевидно, испуганный и польщенный приглашением. Смешавшийся, смущенный, он останавливается у двери. Никак не может привыкнуть к свету, моргает.

Молчание. Майор не двигается. Наконец он оборачивается и замечает Мойше.

М а й о р. А? Вы пришли?

М о й ш е. Я? (Кивнув головой.) Да.

М а й о р (подходит к письменному столу. Он в нерешительности. Наконец указывает на один из стульев). Ну… садитесь, господин… гм?

М о й ш е. Мойше.

М а й о р. Господин Мойше, садитесь.

Мойше подходит к ближайшему стулу и присаживается на краешек, улыбается.

(Рассеянно барабаня пальцами по столу.) Как вы себя чувствуете?

М о й ш е. Я здоров.

М а й о р. Очень хорошо. А кем вы были?

М о й ш е. Лагерником.

М а й о р (махнув рукой). А до…

М о й ш е. Мой отец был раввином.

М а й о р (рассеянно). Так, так… Ваш отец?

Пауза. Майор протягивает Мойше коробку сигарет. Мойше с доброжелательной усмешкой подходит к письменному столу и берет сигарету. Майор подносит ему зажигалку. Мойше снова присаживается на краешек стула. Неумело выпускает дым. Улыбка не сходит с его лица. Майор не знает, как приступить к делу.

М а й о р (с усилием). Эти ваши похороны… Знаете ли… Гм? Я вас понимаю… Но и вы должны меня понять.

М о й ш е (кивает головой). Должны.

М а й о р (уже смелее). Я прежде всего врач. Но я, кроме того, солдат. Я обязан выполнять приказания.

М о й ш е (неумело попыхивая сигаретой). Обязаны.

М а й о р (резким движением дергает ящик письменного стола. Достает из него кипу бумаг. Похлопывая ладонью по бумагам). Вот, полюбуйтесь! Сплошные приказы. А это… (поднимает лист бумаги) письменное предписание о том, что трупы в госпиталях следует хоронить немедленно. Чтобы не было никакой инфекции, заразы… и так далее. Понимаете?

Мойше закашлялся. Он пытается рукой разогнать дым.

Ну а что у нас? Вчера военный инспектор был в соседнем городке. Завтра он наверняка появится и у нас. А что будет, если у нас в морге обнаружат труп? Труп, пролежавший более суток?!

Мойше не знает, куда стряхнуть пепел с сигареты. До пепельницы, стоящей на письменном столе, ему не дотянуться. Он озабоченно озирается.

Я вам обещал… но вы и сами видите… Этот внезапный приезд инспектора… (Разводит руками.) Что я могу сделать? (Встает.)

Мойше тоже с облегчением встает, подходит к пепельнице и гасит сигарету.

Вы объясните своим товарищам, не правда ли?

М о й ш е (предупредительно). Объясню.

М а й о р. А, в таком случае… я пошлю санитаров за трупом.

М о й ш е. Почему?

М а й о р. Труп должен быть похоронен еще сегодня. Теперь же!

М о й ш е (с добродушной улыбкой). Похороны завтра.

М а й о р. Завтра может быть проверка! И если труп обнаружат, я получу взыскание за нарушение инструкции!

М о й ш е (удивленно). Вы получите взыскание?

М а й о р. Конечно, я! Ну, теперь вам ясно?

М о й ш е. Теперь? (Кивнув головой.) Ясно.

М а й о р (с облегчением). Я пошлю санитаров.

М о й ш е. Почему?

М а й о р (с трудом сдерживает бешенство. Закуривает). Послушайте, господин…

М о й ш е. Мойше.

М а й о р (резко). Господин Мойше! Если вы не передадите покойника санитарам, я вызову по тревоге охрану! Вы знаете, что это значит?!

М о й ш е. Охрана? (Кивает головой.) Знаю.

М а й о р. Лучше не ссориться.

М о й ш е (с широкой улыбкой). Лучше.

Майор подходит к Мойше и протягивает ему руку. Мойше секунду колеблется, затем пожимает руку Майора.

М а й о р. Итак, мы договорились?

М о й ш е (направляется к выходу. У дверей оборачивается к Майору. С лица его исчезает улыбка). Йойо — наш покойник. (Не дождавшись ответа Майора, выходит из канцелярии.)

В комнате Возчика.

Комната освещена слабой мигающей лампочкой.

З е р о и В о з ч и к сидят за столом. На столе — кувшин с вином. Перед каждым из собеседников стоит большой стакан. Возчик уже пьян, но держится довольно уверенно, в то время как Зеро с непривычки вино ударило в голову.

З е р о (бьет ладонью по столу). Я говорил и буду говорить: кто слабак, тому жить не стоит. (С отвращением.) А твоя лошадь… тьфу! Размазня.

В о з ч и к. Да пусть ее живет на покое, бедняжка. И так уж настрадалась.

З е р о. С животными нужна строгость! Они от этого только крепче становятся!

В о з ч и к. Я не люблю кнута, чужестранец. В моем доме ты его не найдешь.

З е р о (встает и отпихивает ногой стул. Он зашатался и оперся кулаками о стол). Не хочешь бить, а? (Обходит стол и становится рядом с Возчиком.) А если бы пришли и сказали (выделяя каждое слово): «Если ты, старый хрен, не начнешь бить свою кобылу, мы с тебя шкуру сдерем!» (Победоносно.) Ну, что бы ты делал, а?

В о з ч и к (спокойно). Ну, уж если нельзя иначе: пусть бы меня били.

З е р о (расхохотался. Он уселся на стол и, наклонившись к старику, растянул лицо в издевательской гримасе). Тебя когда-нибудь били, а, старик?

В о з ч и к. Я не помню.

З е р о (вскочил со стола). Не били, клянусь, что не били! Тогда бы ты помнил. Еще как помнил бы! (Хватает стакан вина и залпом выпивает его.) А меня, сказать тебе, меня… что со мной только не делали!

В о з ч и к (пожав плечами). Пфф… была война.

З е р о (успокаивается, ярость его вдруг стихает). Да, конечно… ты прав… война. (Доковылял до своего стула и свалился на него. Угасшим голосом.) Что это была бы за война, если бы никто никого не бил?

В о з ч и к (берет кувшин и наливает в стаканы вино). А все-таки не надо бы…

З е р о (ударяет кулаком по столу). Когда война, без этого нельзя! (Уже спокойнее.) Один бьет потому, что ему нравится, а другого вынуждают. Разве это одно и то же?

В о з ч и к. Если бы меня били, мне бы это было все равно.

Доносится удар грома.

З е р о (встает и, перегнувшись через стол, похлопывает Возчика по плечу. Осклабившись). Ты — мудрый старик. Уж ты-то мог бы нам помочь.

В о з ч и к (отпивает большой глоток вина и рукавом вытирает рот. Затем отрицательно качает головой). Нет.

З е р о. Ну сдай ты нам внаем свою телегу. И приходите с Моникой на похороны.

В о з ч и к (сердито отталкивает свой стакан). Да что это с вами, люди добрые! Все ополчились на бедную кобылу. Оставьте вы ее в покое! Война уже кончилась!

З е р о. Говоришь — война кончилась? Кончилась, да? Ошибаешься, старик, и как еще ошибаешься! Война продолжается!

Снова слышится удар грома.

(Указывает рукой на дверь. Мрачно.) Ты слышишь? Слышишь, как грохочут орудия?

В о з ч и к (успокаивающе). Это гром гремит, чужестранец.

З е р о (с издевкой). Что ты говоришь? Гром? Значит, никто больше не стреляет? Огонь прекращен? Пушки молчат, да? (Ложно-патетически.) Война окончена! Войны больше нет! (Подняв стакан.) Забудем войну! Забудем все! Ура! (Залпом выпивает стакан и, шатаясь, направляется к Возчику. Прикладывает палец к губам.) Тсс… если тебя спросят — ты ничего не знаешь. Ты ничего не видел. Понятно? Сделаем вид, что ничего не произошло.

В о з ч и к (кивая головой). Да, да, ты прав, чужестранец: все плохое нужно забыть как можно скорее.

З е р о (с размаху ставит на стол свой стакан). А кто первый должен забыть? Кто?! Победители — свою победу или побежденные — свое поражение? (Вдруг весь расслабляется. Сидит, уставившись прямо перед собой, с отчаянным и потерянным видом.) А мы? Нам что делать? Что мы должны забыть?

Пауза.

(Некоторое время без выражения смотрит перед собой. Наконец очнулся от раздумья. Доплелся до стола и упал на стул. Лицо его принимает покаянное выражение. Умоляюще.) Ну, пожалуйста, старик… Сделай это… Сделай это для меня. Я тебя прошу, приди на похороны…

В о з ч и к (потерял терпение. Сердито ударяет ладонью по столу). Не хочу больше слышать о похоронах! Хватит! Не приду! Не приду — и баста!

З е р о. Подумай…

В о з ч и к (упрямо). Нет! Не будет Моника возить покойников! (Бьет пустым стаканом по столу.) Нет, нет и нет!

З е р о. Подожди, я тебе объясню…

В о з ч и к. Я не желаю тебя слушать! Уходи!

З е р о (качаясь, подходит к окну и смотрит на улицу). Я не могу уйти. Там буря…

В о з ч и к. Видишь, собирается дождь. И никаких похорон не будет.

З е р о (возвращается на свое место). Ты ничего не понимаешь! Когда кого-нибудь хоронят в дождь, это очень хорошо… Дождь и похороны так подходят друг к другу… (Протягивает Возчику пустой стакан.) Еще!

В о з ч и к (угрюмо). Не дам!

З е р о. Немножко.

В о з ч и к. Ни капли!

З е р о. Тогда дай закусить.

В о з ч и к. Нечем!

З е р о. Ну немножко.

В о з ч и к. У меня ничего нет.

З е р о (размышляет, стоя на месте и покачиваясь, затем тяжелыми шагами подходит к Возчику и хватает его за плечо). У тебя нет или ты не хочешь мне давать?!

В о з ч и к. Чужестранец, знаешь ли ты, что такое голод?

З е р о (выпускает плечо Возчика и остолбенело глядит на него). Голод? Ты сказал — голод?! Вы голодаете? Вы?! (Вдруг начинает дико хохотать. Сквозь смех.) Голодают! Они голодают!

В о з ч и к (хмуро). Это не смешно!

З е р о (бредет к своему стулу, сквозь смех). Это смешно! Чертовски смешно!.. (Без всякого перехода вдруг становится серьезным. Он выпрямляется и со всей силы бьет ладонью по столу. Ликующе.) Ты придешь на похороны! Придешь, я готов поклясться!

Во дворе госпиталя.

В небе время от времени сверкают молнии. Ветер усиливается.

В з в о д с о л д а т во главе с С е р ж а н т о м шагает через лужайку к воротам госпиталя. Взвод входит во двор госпиталя.

Во дворе госпиталя, перед входом в морг, выстроился к о р д о н в ы з д о р а в л и в а ю щ и х л а г е р н и к о в. Среди них — Ю с т у с, М о й ш е, С и п к а, З о л а и П и п л. Все они стоят молча, неподвижно, вид у них совершенно безжизненный. Они походят на смешные, растрепанные чучела, на которые кто-то неловко напялил больничные халаты.

Взвод солдат останавливается в нескольких шагах от немого кордона. Вслед за солдатами идут У ш а с т ы й и С т у д е н ь. В руках у них — пустые носилки.

Сержант выходит вперед, делает знак санитарам приблизиться. Студень и Ушастый осторожно направляются к входу в подвал. Дойдя до кордона лагерников, они в нерешительности останавливаются.

С е р ж а н т (резко). Пропустите санитаров!

Сверкает молния, сильный удар грома сотрясает все небо.

Кордон стоит по-прежнему монолитный.

У меня приказ — в случае неповиновения применять силу! (Поворачивается к взводу и делает знак рукой.)

Солдаты перестраиваются в шеренгу. Шеренга солдат не спеша продвигается вперед. В кордоне никто не шевельнулся. Не дойдя двух-трех шагов до кордона, солдаты в растерянности останавливаются. Взгляды их обращены к Сержанту. Они явно не знают, что им дальше делать. По поведению Сержанта можно заключить, что сам он тоже этого не знает.

(Смотрит на свои ручные часы.) Даю вам две минуты, чтобы разойтись! (Не сводит взгляда с циферблата своих часов.)

Солдаты нервно переминаются с ноги на ногу. Они поглядывают то на своего командира, то на небо, на котором все чаще вспыхивают молнии.

Студень и Ушастый осторожно отступают за спины солдат.

В кордоне полосатых халатов по-прежнему не единого движения. Ветер словно взбесился.

(Нервно.) Одна минута…

Молчание.

(Вытирает вспотевший лоб тыльной стороной ладони. Все напряженнее он следит за движением секундной стрелки. Наконец опускает руку. Глухо.) Время истекло.

Ничего не происходит. Сержант бросает отчаянный взгляд на солдат, точно ожидая от них спасения. Солдаты не знают, куда девать глаза: никто из них не решается взглянуть на молчаливый кордон.

(Глухо.) Итак?

Вдруг все заглушает сильный удар грома. В ту же минуту начинается ливень.

У ш а с т ы й. Дождь!

С т у д е н ь. Рви!

Первыми бросаются бежать с а н и т а р ы. Сержант облегченно вздыхает. Весь просияв, он весело поднимает руку, а затем большими прыжками бежит в укрытие. Едва дождавшись команды, солдаты дружно разбегаются, втянув головы в плечи.

Кордон полосатых халатов по-прежнему стоит неподвижно. Гроза в разгаре…

З а н а в е с.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

В морге.

В полутемном подвале собрались насквозь промокшие ч л е н ы К о м и т е т а п о о р г а н и з а ц и и п о х о р о н. Снаружи время от времени доносится шум грозы.

Из всех присутствующих один только Ю с т у с в непрерывном движении. Он нервно шагает из угла в угол.

Ю с т у с. Ну? Что стряслось? Что вы все застыли на одном месте?

З о л а (недовольным тоном). А что мы должны делать?

Ю с т у с. Надо действовать! Завтра похороны, а дел еще по горло! Бьюсь об заклад, ты и не подумал написать некролог.

З о л а. А вот и написал! (К Мойше.) Куда ты его дел?

Мойше вытаскивает откуда-то из угла некролог. Зола победоносно поднимает большой кусок картона.

(С триумфом.) Вот, смотрите!

Все собираются вокруг Золы.

Ю с т у с (гневно). Черт побери! Но это же не черная рамка.

З о л а. Не было черных чернил. В конце концов, отчего бы и не быть зеленой рамке? Очень подходит к красным буквам.

Ю с т у с. Чепуха! Некролог должен быть в черной рамке и пишется черными буквами. Черный цвет — знак траура. Не так ли, Сипка?

С и п к а. Когда-то было так. (Пожав плечами.) А теперь — кто знает, как теперь оплакивают и по чему вообще носят траур…

Ю с т у с. Ну хорошо, рамка… но, простите меня, текст, написанный красным…

З о л а. А что я мог сделать? Пипл мне не дал свою ручку.

Ю с т у с. Ну ладно, ладно. Прочти нам текст.

З о л а (читает). «Завтра в четыре часа пополудни состоятся большие похороны покойного Йойо, бывшего лагерника, который неожиданно скончался здесь. Всех здоровых и ходячих больных приглашаем принять участие в похоронах. Похороны покойного будут производиться на кладбище. Похоронный Комитет при госпитале «Святой Рафаэль». (Выдержав значительную паузу, очень довольный собой.) Ну как, вам нравится?

Ю с т у с. Кошмар! Настоящая хула на покойника! Ну скажи ты ему, Сипка!

С и п к а. Мне нравится.

Ю с т у с (огорченно махнув рукой). Что ж теперь делать, придется довольствоваться этим. Главное, некролог у нас есть. (Золе.) Иди вывеси на видном месте!

З о л а. А как? Я не могу выйти, пока продолжается осада!

П и п л. Неужели ты думаешь, что солдаты еще вернутся?

З о л а. А то нет! Как гроза пройдет, так и явятся!

П и п л (присвистнув). Ну, будет свалка!

Ю с т у с (снимает очки и начинает осторожно их протирать). М-да… Я все же опасаюсь, что они сильнее нас. Как ты думаешь, Сипка?

С и п к а. Они сильнее нас, но что они могут сделать против нас — это еще вопрос.

П и п л (разочарованно). Значит, мы им отдадим Йойо?

Ю с т у с. Ни в коем случае!

З о л а. Ну так как же?

Ю с т у с (рассерженно). «Так как же?», «Так как же?». Что вы все меня спрашиваете? Я не полководец, а председатель Комитета.

М о й ш е (закопошился в своем углу. Застенчиво). Председатель… Можно я скажу?

Ю с т у с (благосклонно). Говори.

М о й ш е. Давайте объявим голодовку.

З о л а (как ошарашенный, подскочил на своем месте). Что?! Ты что, Мойше, спятил?!

Ю с т у с (задумчиво поглаживает бородку). Гм… постой-ка, это неплохо придумано.

З о л а. Ну да, неплохо! К чертям собачьим! Не есть! Нам! Да на такую глупость никто из наших ни за что не согласится. Лучше уж драться, а там будь что будет!

Снаружи слышится пронзительный свист. Все притихли.

М о й ш е. Кто там?

Г о л о с. Патруль.

Ю с т у с. В чем дело?

Г о л о с. Майор идет.

М о й ш е (Юстусу). Майор идет.

Ю с т у с (обеспокоенно). С солдатами?

Г о л о с. Один.

Юстус смотрит на Сипку. Тот невозмутимо кивает головой.

Ю с т у с. Пропустите его!

Все взгляды устремляются к входу. Через некоторое время на пороге появляется М а й о р. Пауза.

М а й о р (входит в морг, осматривается вокруг). Ну, господа, и заварили же вы мне кашу.

Ю с т у с (резко). Мы придерживались соглашения! Это вы нарушили свое слово. Вы — офицер.

М а й о р. Господа, но я ведь не только солдат.

Ю с т у с. А мы уже больше не скот!

М а й о р (нетерпеливо). Если завтра инспекция обнаружит труп, взыскание наложат на меня, а не на вас. Меня, а не вас лишат отпуска.

Ю с т у с (ледяным тоном). Это не наша вина.

М а й о р. Господа, я надеюсь, вы мне поверите: я три года не виделся со своей семьей.

Ю с т у с. А я со своей семьей ведь не виделся уже ровно пять лет.

М а й о р. И все же вы скорее увидите свои семьи, чем я.

С и п к а (размеренно). А у некоторых нет семьи, господин майор.

М а й о р (взглядывает на Сипку, задумчиво достает пачку сигарет. Медленно закуривает). Ну хорошо, я вас понимаю. Но я не вижу причин, которые помешали бы вам похоронить тело сегодня вечером. Вы и так можете отдать последний долг вашему товарищу.

Ю с т у с. Место Йойо — на кладбище, а не на свалке.

М а й о р. Мне совершенно безразлично, где он будет покоиться.

С и п к а. Для Йойо безразлично и то, что мы живы… и то, что нам надо жить дальше. А вам, господин майор? Вам это тоже безразлично?

Майор и Сипка молча смотрят в глаза друг другу. Наконец Майор швыряет на пол полупотухшую сигарету и энергично наступает на нее ногой.

М а й о р. В конце концов, не в первый же раз мне получать взыскания!

Сипка дружески усмехается. Майор отвечает ему улыбкой, направляется к выходу.

Ю с т у с (преграждает ему путь. Выпятив грудь). Я беру на себя вашу защиту.

М а й о р (оторопев). Вы? Вы что, были юристом?

Ю с т у с (сдержанно). Я — юрист, господин майор.

М а й о р. Благодарю вас, но, к сожалению, я не смогу воспользоваться услугами адвоката. (Всем.) Можете разобрать баррикады.

Пипл от радости подпрыгивает.

(Юстусу.) Ну, так я сдержал свое слово. Теперь — ваша очередь. Смотрите: завтра…

Ю с т у с. …в четыре и ни минутой позже!

Майор кивает головой и идет к дверям. У дверей он останавливается. Задумывается.

Вы что-то хотите сказать?

Майор колеблется. Подыскивает нужные слова.

М а й о р (наконец решился). Да… желаю вам счастливых похорон. (Уходит.)

Ю с т у с (ударяет в ладоши). Господа, полный успех! (Пиплу.) Иди оповести остальных. Пусть разойдутся по своим комнатам.

Пипл быстро идет к выходу.

З о л а (кричит ему вслед). Не забудь ужин!

П и п л выходит.

Ю с т у с (с довольным видом потирает руки). Так. Всё в порядке.

З о л а. Черта лысого — в порядке! А катафалк? А священник? А гроб? (Махнув рукой.) Если мы так будем продолжать, ничего у нас не выйдет.

Ю с т у с. Ни слова! Похороны должны состояться! Это — вопрос нашей чести.

З о л а. Нам дали слишком короткий срок.

Ю с т у с. Мы согласились, и отступать уже некуда!

З о л а (совсем упал духом). Ничего не получится.

Стихия точно хочет подтвердить мрачные слова Золы: яркий блеск молнии озаряет морг, и сразу же слышится сильный удар грома.

В то же мгновение на пороге появляется З е р о. Он вымок до костей. Вода струится с его небритого лица.

З е р о (широко взмахивает рукой). Господа, катафалк к вашим услугам! (Неверными шагами входит в морг.)

З о л а (с презрением). Мертвецки пьян.

С и п к а (размеренно). Пьяный мертвец.

З е р о (указывает рукой в сторону Сипки). Мертвец — как и ты! (Тыкая пальцем в Юстуса.) Как и вы, господин Юстус! (Оскалив зубы, Золе.) Как ты, Зола! (Обернувшись к Мойше.) И ты! (Вытянув руку к изголовью Йойо.) Как Йойо!.. (Обведя всех рукой.) Мы все! Все — мертвецы! Мертвецы в отпуске, господа…

Ю с т у с (поворачивается спиной к пьяному Зеро, отрывисто, Золе). Выкинь его отсюда!

Золе это приказание явно не по душе. Он с недовольным видом топчется на месте.

З е р о (приложив палец к губам). Тсс… Катафалк — только для вас… Тележка на четырех колесах… и кобыла… (С неудержимым хохотом.) Неврастеническая кобыла… (Смех вдруг как бы застревает в его горле. Снова прикладывает палец к губам.) Тсс… Бедняжка боится покойников… Она не должна видеть никого из нас… А то ее удар хватит! (Снова разражается хохотом. И опять без всякого перехода становится серьезным.) А знаете, кто раздобыл катафалк? Зеро! Вы слышали? Ваш паршивый Зеро! Господа… (Заглядывает в лицо Юстусу, тот с омерзением отворачивается.) Ты дурак, председатель. Ты забыл об этом! (Похлопывает себя ладонью по животу.) Вот! Вот что! (Обернувшись к остальным.) Жратва, братцы! (Юстусу.) Жратва! (Презрительно.) А не авторучки!

Последние слова Зеро привлекли всеобщее внимание. Все с нетерпением ждут, что еще сообщит Зеро.

(Совершенно пьяный, он все же понимает, какое впечатление произвели его слова. Издевательски.) Ну что? Быть может, вы не хотите меня слушать? Хотите, чтобы я заткнул свою гнусную глотку? Прекрасно… как вам угодно… (Самому себе.) Цыц, Зеро! На место, пес паршивый! (Шатаясь, подходит к изголовью Йойо.)

Пауза. Никто не трогается с места.

(Наконец открывает рот.) Тсс… Гробовая тишина — по вашему заказу, мертвецы.

З о л а (оборачивается, с трудом сдерживаясь). Я его изобью!

С и п к а (ледяным тоном). Оставайся на месте.

Зола застывает. Пауза. Все взгляды обращены к Зеро.

З е р о (наклоняется к изголовью Йойо). Ты умный мертвец, не то что они. Слушай… Плата — натурой. Все, что годится в жратву. Понятно? Все! Завтра надо отнести старикашке… Ты ничего не имеешь против, а? (Вдруг оборачивается. Лицо его искажено уродливой гримасой. Качаясь, он бредет к выходу и снова оборачивается.) Вот вам! Теперь у вас есть катафалк! Можете теперь плевать на покойного Зеро! (Презрительно.) Господа мертвецы… (Выходит.)

Некоторое время царит тишина.

Ю с т у с (вспылив). Ну?! Что вы молчите? Сипка, вынь изо рта свой мундштук и скажи хоть что-нибудь.

С и п к а. Гм… Действительно, у этого возчика часто бурчит в животе.

Ю с т у с. Так что?

С и п к а (разводит руками). Наверное, мы смогли бы ему помочь.

З о л а (делает резкое движение, протестующе). Не можем же мы пользоваться услугами фараона?!

С и п к а (невозмутимо). И хищный зверь бывает полезен. (С мягкой усмешкой, словно извиняясь.) Иногда.

Ю с т у с (приняв решение). Кассир!

З о л а (неохотно). Слышу.

Ю с т у с. Завтра с утра начнешь сбор добровольных пожертвований! Пусть несут шоколад, печенье, сыр и консервы. (Устало садится, точно закончив тяжелое и ответственное дело, переводит дух.) Ну, эта проблема решена.

З о л а. А вот и нет! Если мы не достанем гроб, никаких похорон не выйдет!

Ю с т у с. Но я же сказал тебе, чтобы ты сходил на склад!

З о л а. Я ходил! Там капрал и слышать ничего не хочет. В наше время, говорит, гробы никто не дарит. Их или покупают, или получают по накладной.

Ю с т у с. Хорошенькое дело! А у нас нет ни накладной, ни денег. Сипка, что ты об этом думаешь?

С и п к а. Зола, а что, на окнах склада есть решетки?

З о л а. Нет.

С и п к а. Гм… очень интересно…

Ю с т у с (оторопело смотрит на Сипку). Но, Сипка… то, что ты имеешь в виду… это же не совсем честно.

С и п к а (ледяным тоном). Смерть Йойо тоже трудно назвать вполне честной.

Ю с т у с (после недолгого раздумья). Что ж! Другого выхода у нас нет. Только давайте условимся: это не кража, а заем.

На складе.

Длинное помещение с тянущимися вдоль стен полками, доходящими до потолка. На полках, на полу, на каждой пяди полезной площади аккуратно сложены самые разнообразные предметы. Полная темнота.

Тишину разрывает грохот — точно с оглушительным шумом падает множество металлических предметов.

Г о л о с З о л ы. Дьявол! Да зажги ты наконец свечку!

В темноте разгорается огонек свечи. З о л а сидит на полу у самого окна, в куче обрушившихся солдатских котелков. Он явно против собственной воли очутился в этом положении.

З о л а (с трудом встает). О-го! Ну и разгром! (Зажигает свою свечу от той, которую держит в руках П и п л.)

Постепенно вырисовываются контуры окружающих предметов.

П и п л (с восхищением). Чего тут только нет!

З о л а (разочарованно). Похоже, что здесь нет ничего съедобного.

П и п л. Зола, посмотри! (С восторгом поднимает с пола свою находку — горн с большой кистью.) Какой красивый! (Изо всех сил дует в горн; от его пронзительных звуков у Золы перехватывает дух.)

З о л а (перепуганный). Перестань! Ты что, хочешь, чтобы нас обнаружили? Дай-ка сюда эту штуку!

Пипл послушно передает горн Золе. Тот задумчиво скребет в затылке.

Гм… нужна ли на похоронах труба? (Пожав плечами.) Уф, черт его знает. (Отложив в сторону горн.) Придется спросить Юстуса.

П и п л. Зола!

Зола подходит к полке, вызвавшей удивление Пипла. На полочках разложены обыкновенные картонные коробки, доверху набитые орденами.

З о л а (запускает руку в коробку, восторженно). Как красиво блестит! (Печально.) Ах, жаль, что Йойо нет в живых. Вот бы он с ними поиграл вволю. Прихватим несколько штук, а?

П и п л. Зачем они нам? Только звенеть будут в кармане.

Ордена выскальзывают из рук Золы на пол.

(Проходит дальше.) Иди-ка сюда.

З о л а (подходит, его свеча освещает сложенные стопкой мундиры побежденной армии. Рядом горкой сложены солдатские каски). Честное слово — мундиры. (Щупает сукно.) Совсем новенькие. Померяем, а? Держи! (Сует свечу в руки Пиплу и хватает офицерский мундир. Начинает одеваться.) Готово!

Пипл поднимает высоко над головой обе свечи…

(В офицерском мундире, ремень висит на его тощих бедрах, голова по самый нос утопает в солдатской каске. «Форму» дополняют помятые брюки от больничной пижамы и разношенные домашние туфли. Гордо.) Ну, как я выгляжу?

П и п л. Глупо. (Идет дальше. Останавливается как вкопанный.) Смотри!

З о л а. Что там?

Пипл молча, не отрываясь смотрит перед собой. Зола, так и не успевший снять каску, берет из рук Пипла свою свечу и высоко поднимает ее. Зола и Пипл, высоко подняв свечи и точно окаменев, стоят перед кучей одежды для заключенных концлагеря: измятые полосатые куртки, брюки, плоские шапочки…

(Потрясенный.) Проклятие! Лагерная форма…

П и п л. Откуда она тут взялась?

З о л а (в задумчивости сдвигает каску на затылок). Прихвати-ка, Пипл, одну шапочку.

П и п л. А ты разве не помнишь, что сказал начальник склада?

З о л а (подражает строгому, начальственному тону капрала). «Все, что находится на госпитальном складе, будет переписано, пронумеровано и сложено в присутствии специальной комиссии. Все это потом снова будет использоваться по мере надобности».

П и п л. Вот видишь. Нельзя ничего брать.

З о л а. Я очень сожалею, но шапочка мне нужна. Давай-ка, выбери одну.

Пипл наступает на кучу одежды и начинает перебирать ее носком ноги.

Смотри, чтоб была целая.

П и п л. Держи! (Бросает Золе полосатую шапочку лагерника. Тот на лету подхватывает ее.)

З о л а (довольный). Браво! Подойдет! Ну, с Юстуса причитается.

П и п л. А почему?

З о л а. Почему? Тысяча чертей — да неужели ты не видел, как хоронят военных? Не видел? Смотри: прежде всего — лафет. На лафете — гроб, а на крышке гроба — фуражка! (Опустив голову и держа на ладони шапочку, делает несколько шагов, подражая при этом звукам траурного марша.)

П и п л. Но ведь Йойо не был военным.

З о л а. Все равно. Он был лагерником. (Торжественно.) И на крышке его гроба будет лежать головной убор, который он носил.

П и п л. Какого гроба? У нас ведь еще нет…

З о л а. Не спеши… Не все сразу… (Подняв свечу.) Ну-ка, посвети!

Пипл поднимает свою свечу.

(Внимательно оглядывает самый дальний угол склада. В восторге.) Смотри-ка!

В углу оказывается несколько гробов. Грубо сколоченные, покрашенные черной краской узкие деревянные гробы.

Тут даже есть выбор! (С видом знатока постукивает по доскам, точно проверяя их качество.) Возьмем этот, а?

П и п л. Я думаю, подойдет.

Они вдвоем берут один гроб и вытаскивают его на середину складского помещения. Опускают гроб на пол. Пипл запыхался.

(Достает пачку сигарет и протягивает ее Золе.) Закурим?

З о л а. Давай.

Прикуривают от огонька свечи.

Присядем?

Усаживаются на гроб.

Смотри-ка, каска все еще у меня на голове! А я чувствую, что-то давит. Вот бы привезти домой такую железку! Представь себе! Сидит вся наша бражка в кабаке, и вдруг — бац, откуда ни возьмись — я, да еще в каске! (Давясь от смеха.) Тут уж все на пол попадают от удивления!

Пипл хохочет вместе с Золой.

А потом бы мы стали пить из каски красное вино… По полной! До дна! А уж потом пристроить бы каску где-нибудь в углу и бросать в нее стаканами… Бах! Бах! Бах! (Вдруг умолк. Рука его с каской беспомощно опустилась, и каска покатилась по полу. Он весь как-то поник. Уйдя в себя.) Как ты думаешь, дождется меня жена?

П и п л (просто). Но ведь жена должна ждать.

З о л а (с потерянным видом смотрит перед собой). Разве она могла одна… И дети… и земля… столько лет. Да она и не знает, что я жив. Для нее я давно уже умер.

П и п л. Вот она удивится, когда ты приедешь.

З о л а (подавленно). Да, удивится…

Пауза.

А у тебя есть девушка?

П и п л. Есть.

З о л а. И она тебя ждет?

П и п л. Она не знает, что она мне нравится. Я не успел ей сказать.

З о л а. Ну, это ничего… скажешь теперь.

Пауза.

П и п л. Знаешь, Зола, я решил: я поселюсь в большом городе, в высоком доме, на самом верхнем этаже. Буду жить один. Совершенно один. Чтобы стоять у окна и смотреть сверху на людей… на толпу, идущую по улице…

Пауза.

З о л а (затаптывает окурок и хлопает Пипла по плечу). Пошли, Пипл. Нас ждут. Надо перебросить гроб.

Зола и Пипл встают с гроба. Зола задувает свою свечу.

Погаси свечку. Пригодится на похоронах.

Пипл гасит свечу. Склад снова погружается в темноту.

В морге.

Колеблющийся огонек свечи освещает изголовье Йойо и рядом с ним — одинокую, съежившуюся фигуру М о й ш е.

Стремительно входит Ю с т у с. За ним, волоча ноги, идет З е р о.

Мойше поднимает голову. На его лице видны следы бессонной ночи.

Ю с т у с. Что, Мойше, спать хочется?

М о й ш е. Нет, нет… Я могу так сидеть хоть до самого утра.

Ю с т у с (улыбается). Утро давно уже наступило, Мойше.

М о й ш е (с удивлением). Наступило?

Ю с т у с (подходит к Мойше и кладет руку ему на плечо, приподнятым тоном). Мойше, я к тебе с радостным известием: ты будешь священником на похоронах.

Лицо Мойше мрачнеет. Улыбка сходит с его губ.

М о й ш е (спокойно, но твердо). Я не буду.

Ю с т у с (изумленно). Как это так? Как — не будешь? Постой. Ты знаешь наизусть еврейские молитвы?

М о й ш е. Знаю.

Ю с т у с. Ну, тогда все в порядке. Будешь на похоронах раввином.

М о й ш е (непоколебимо). Я не буду.

Ю с т у с. Послушай. Возможно, Йойо исповедовал твою веру. Да, да! По теории вероятности это почти наверняка. И будет просто идеально, если на похоронах будет раввин.

М о й ш е (монотонно). Если надо что-нибудь сшить… я сошью.

Ю с т у с. Послушай, Мойше: если молитва очень длинная, ты можешь читать ее не всю. Понимаешь? Только начало и конец.

М о й ш е. Если надо наколоть дров… я наколю.

Ю с т у с. Ты что, боишься ошибиться? Ну и подумаешь! Кто здесь понимает по-древнееврейски?!

М о й ш е. Если надо перенести что-нибудь тяжелое… я и это смогу.

Ю с т у с (начиная нервничать). Сейчас нам нужен раввин. Понимаешь: раввин! Нельзя же устраивать похороны без священника!

М о й ш е (не моргнув глазом). Если нужно что-нибудь…

Ю с т у с (раздраженно). Хватит! Перестань! Ничего не нужно! От тебя — ничего!

Мойше не спеша направляется обратно к изголовью Йойо.

(Резко.) Куда?

М о й ш е. Охранять Йойо.

Ю с т у с. Не нужно! Ты нас подвел, и я тебя исключаю из Комитета!

Мойше опускает голову.

(Безжалостно.) Можешь идти! (Энергичными шагами выходит из морга.)

Мойше некоторое время стоит повесив голову. Зеро, стоя у двери, упорно, испытующе смотрит на него. Мойше, не поднимая глаз, направляется к выходу.

З е р о. Они не знают жалости.

Мойше останавливается и с удивлением смотрит на Зеро, словно пораженный тем, что последний умеет говорить.

(Подходит к нему ближе.) Видишь, какова их благодарность. А еще говорят про меня, что я последний негодяй.

М о й ш е (кивнув). Ты был плохим.

З е р о. Другие тоже были!

М о й ш е. Они тоже были плохие.

З е р о. Мне приказали. Что я мог сделать?

М о й ш е (в упор смотрит на Зеро. Без тени улыбки, строго, почти угрожающе). Ты должен был противиться богу.

Зеро стоит опустив голову. Пауза. Мойше поворачивается, чтобы уйти.

З е р о (хватает Мойше за руку и доверительно наклоняется к нему. Понизив голос). Ты и я — мы оба не такие, как все. И нас за это ненавидят.

М о й ш е. Тебя никто не ненавидит.

З е р о. Ненавидят. Все меня ненавидят.

М о й ш е (покачивает головой). Нет. Тебя презирают. И напрасно ты пытаешься спастись. От презрения никому не дано спастись. (Смотрит прямо перед собой.) А меня пусть ненавидят. Я не страшусь ненависти ни от людей, ни от бога. (Снова направляется к выходу.)

В ту же минуту в дверях появляется С и п к а.

С и п к а. Ты это куда?

М о й ш е. Не знаю…

С и п к а. Ты разве не будешь охранять Йойо?

М о й ш е. Юстус сказал…

С и п к а. Он передумал. Мы ему раздобудем настоящего попа. (К Зеро.) Где там твой потайной лаз?

З е р о (недоверчиво). Хочешь на меня донести?

С и п к а (оставив без внимания выпад Зеро, к Мойше). Собери немедленно человек десять добровольцев. (К Зеро.) А ты их выведешь за территорию госпиталя.

З е р о (опешив). Ты просишь помощи? У меня?

С и п к а. А что? Разве я ее не получу?

З е р о (выпрямляется, с готовностью). Мы тебя будем ждать на лужайке за госпиталем.

С и п к а. Ровно через час.

З е р о. А куда мы пойдем?

Прежде чем Сипка успевает ответить, в дверь просовывается голова С т у д н я.

С т у д е н ь. Кто тут пациент Сипка?

С и п к а. Да?

С т у д е н ь (с сомнением). Ты? (Входит в морг и с любопытством оглядывает Сипку с головы до ног. Почесывает за ухом с видом человека, которому не все ясно.) Ну… если это ты… то к тебе пришли.

Молчание. Мойше и Зеро с удивлением уставились на Сипку.

Ей-богу, это не розыгрыш. Я ее видел собственными глазами.

З е р о (оторопело). Ее?

С т у д е н ь (перекрестился). Баба, клянусь святым Рафаэлем.

Двор госпиталя. Лужайка за госпиталем.

С и п к а спокойно, ничем не выдавая своего волнения, шагает к воротам госпиталя. За ним молча идут п а ц и е н т ы госпиталя. Их очень много — все вышли из своих палат, чтобы присутствовать при невиданном событии.

Дойдя до ворот, Сипка останавливается. Люди, идущие за ним, тоже останавливаются.

Все взгляды устремлены на решетку, за которой стоит Н а н и т а. Она нарядная, в праздничном платье. Рядом с ней у ворот стоит равнодушный ч а с о в о й. Некоторое время Сипка и Нанита, разделенные решеткой, молча смотрят друг на друга.

Н а н и т а (смущенно). Здравствуй.

С и п к а (просто). Здравствуй.

Н а н и т а. Ты не сердишься?

С и п к а. За что?

Н а н и т а. Я только хотела тебя видеть.

Пауза.

(Чувствует себя неловко.) Меня не впускают.

С и п к а (пожав плечами). Не полагается.

Нанита окидывает взглядом группу пациентов, стоящих за спиной Сипки. Их лица серьезны, исполнены напряженного ожидания.

Н а н и т а. Я хочу с тобой поговорить.

С и п к а. Говори.

Н а н и т а. С глазу на глаз.

С и п к а. Нам никто не мешает.

Пауза.

Н а н и т а. А может быть, ты можешь выйти?

С и п к а. В самом деле, это я могу. (Вынимает из кармана пропуск и показывает его часовому.)

Тот ленивым движением открывает ворота. Сипка выходит и останавливается рядом с Нанитой.

Ты хорошо выглядишь.

Н а н и т а (смущенно, заплетающимся языком). А… да… я подумала… вот и надела… (Умолкает. Она не знает, куда девать руки. Пауза.) Пройдемся?

С и п к а. Давай останемся здесь. Мне надо дождаться товарищей. (Садится на траву.)

Нанита мгновение колеблется, затем садится рядом с Сипкой. Бросает взгляд по направлению к госпиталю. Во дворе госпиталя, у самой ограды, шеренгой стоят пациенты. Прислонившись лицами к решетке, они молча наблюдают за Сипкой и Нанитой.

Н а н и т а (шепотом). Почему они на нас смотрят?

С и п к а. Ты им нравишься.

Н а н и т а. Все молчат.

С и п к а. Из вежливости.

Пауза.

Н а н и т а. Отчего ты так холоден?

С и п к а. Я не холоден.

Н а н и т а. Ты ко мне даже не прикоснулся.

С и п к а (осторожно берет Наниту за руку). Так?

Н а н и т а (быстро поворачивается к Сипке). Поцелуй меня!

С и п к а (растерянно). Сейчас?

Н а н и т а. Сию минуту.

Сипка молча смотрит на Наниту.

(Бросает взгляд по направлению к ограде. Вызывающе.) Стесняешься, да?

Сипка целует Наниту в глаз.

(Прислоняется головой к плечу Сипки. Поколебавшись немного.) Я хочу тебе что-то сказать. Я отказала старику.

С и п к а. Почему?

Н а н и т а. Я решила уехать!

С и п к а. Куда?

Н а н и т а. Туда, куда и ты.

С и п к а. Ты выбрала себе спутника с парализованными ногами.

Н а н и т а. Я выбрала то, чего у меня раньше никогда не было.

С и п к а (с мягкой иронией). Что? Мундштук?

Н а н и т а. Да. Сипку.

С и п к а (встает). Мне надо идти.

Н а н и т а (разочарованно). Неужели уже пора?

С и п к а. Есть одно дело. Сегодня после обеда — похороны.

Н а н и т а (встает). Приходи, когда закончишь свои дела. Пообедаем у меня. Придешь?

С и п к а (кивнув головой). Приду.

Н а н и т а (сжимает руку Сипки). Приходи непременно. Нам надо поговорить.

С и п к а (саркастически). О Наните и Сипке?

Н а н и т а. Нет! (Уходит.)

Сипка, подождав, пока Нанита отойдет подальше, не спеша направляется в ту же сторону.

Как только Нанита скрывается, пациенты поворачиваются спиной к ограде. Двор госпиталя моментально пустеет.

В доме Священника. Комната с окнами, выходящими во двор. Комната завешана коврами и плотными занавесками. Тяжелая, пышная обстановка, на стене — большое распятие. На переднем плане — открытая веранда с видом во двор. У стола сидят С и п к а и П и п л.

С в я щ е н н и к — пожилой человек, седой, полный, весьма добродушного вида. Он в черной рясе, на ногах у него домашние туфли.

С в я щ е н н и к (устремил взор на распятие. Его слова точно обращены к фигуре распятого Иисуса). Да, большое несчастье — умереть… (Обернувшись, воздевает обе руки, точно взойдя на кафедру, чтобы начать проповедь.) Умереть, уже дождавшись вожделенной свободы.

С и п к а. Да, это весьма неприятно.

С в я щ е н н и к (подходит к столу. Полузакрыв глаза и склонив голову, сокрушенно). За последние годы мы свыклись с мыслью, что в любую минуту можем оставить этот мир. (Подняв голову, бодро.) Но сегодня мы снова верим в жизнь!

С и п к а (спокойно). И с этим мы тоже как-нибудь свыкнемся.

С в я щ е н н и к (не знает, как продолжать). Гм… да, да… (После непродолжительной паузы, осененный внезапной идеей.) Да! Я могу вас угостить вином. (Направляясь к буфету.) Надеюсь, вы мне не откажете? (Достает из буфета бутылку вина и смотрит ее на свет. Назидательно.) Это доброе старое вино. (Налив рюмку и поставив ее перед Сипкой.) Я уверен, что в лагере вы такого не пили.

Пипл протягивает Священнику рюмку.

(С удивлением.) И ты тоже пьешь, сын мой?

П и п л (удивленно). А что?

С в я щ е н н и к (подняв указательный палец, отеческим тоном). Я в твои годы не пил… (Наливая вино в рюмку Пипла, с укоризной.) И не курил.

Пипл поспешно вынимает изо рта сигарету. Не знает, куда ее деть.

С и п к а. Не осуждайте его, ваше преподобие. Он был в лагере.

С в я щ е н н и к (растерянно). В самом деле? Я не знал, что детей тоже сажали в лагеря. (Положив руку на голову Пипла.) Вас, наверное, было очень мало?

П и п л. Нас мало осталось.

С в я щ е н н и к. Гм… да. (Садится, затем наливает свою рюмку. Не поднимая глаз от рюмки.) Говорят, в лагерях было очень тяжело?

С и п к а. Говорят.

С в я щ е н н и к. Говорят, вы голодали?

С и п к а. Иногда.

С в я щ е н н и к. Вас били?

С и п к а. Немного.

С в я щ е н н и к (вертя в руке рюмку). Знаете… я тоже видел лагерников. Их водили через нашу деревню. Они были довольно худые и достаточно грязные. Когда они проходили, я всегда закрывал окна и опускал жалюзи. (Наклоняется к Сипке, точно открывая ему бережно хранимую тайну.) А знаете, некоторые в это время высовывались в окна и пялили глаза на этих несчастных.

С и п к а. Это были бессердечные люди, ваше преподобие.

С в я щ е н н и к (встает. Делает несколько шагов, потом останавливается посреди комнаты). Однажды они остановились недалеко от моего дома. Они казались усталыми. Я послал служанку вынести им кадку молока. И можете себе представить, они все выпили.

С и п к а. Наверное, молоко было свежее.

С в я щ е н н и к (разведя руками). Я постарался помочь чем мог.

С и п к а. Многие и этого не сделали, ваше преподобие.

С в я щ е н н и к (снова принимается шагать, рассеянно похлопывая ладонью о ладонь). Так вот, мне очень жаль, дорогие мои… но на этот раз я не могу помочь вам. Я так и сказал вашему товарищу: дела… заботы…

С и п к а. Я вас понимаю. Мы зашли только извиниться.

С в я щ е н н и к. О… это совсем не важно.

С и п к а. Нет, все-таки важно. Знаете, этот парень, что заходил к вам, он не отличается сообразительностью. (Встает и подходит к террасе. Раздвинув занавеси, он бросает взгляд во двор.) Так вот он, еще до того, как у вас побывал, распространил в госпитале слух, что вы согласились прийти на похороны. (Обернувшись к Священнику.) Все приняли эту весть с восторгом.

С в я щ е н н и к. Действительно неловко. Но я тут ни при чем, сын мой.

С и п к а. Конечно, вы ни при чем. Поэтому мы пришли извиниться за все, что может произойти, разумеется, не по вашей вине.

С в я щ е н н и к (подходит к Сипке, обеспокоенно). А что может произойти?

В это время во дворе появляются З е р о и еще д в о е п а ц и е н т о в. Они останавливаются перед террасой.

С и п к а (невозмутимо). Знаете, это ведь бывшие лагерники, нрав у них крутой… они скоры на расправу… огрубели.

Во двор входит еще одна г р у п п а п а ц и е н т о в. Они молча присоединяются к остальным.

П и п л. Они часто устраивают потасовки.

С и п к а. Особенно если их обманывают.

Священник окидывает взглядом двор. Всюду видны неподвижные, угрожающие фигуры бывших лагерников.

(Подходит к Священнику, за спиной у него.) Итак, ваше преподобие, если что-нибудь случится, извините, мы весьма сожалеем.

Пауза. Все взгляды устремлены на Священника. Он медленно поворачивается спиной к террасе.

С в я щ е н н и к (задумчиво). А когда… когда начинаются эти похороны?

С и п к а. В четыре часа пополудни, ваше преподобие.

С в я щ е н н и к. Ах в четыре? Видите ли, в это время я как раз мог бы прийти. Да, да… это очень подходящее время.

С и п к а. Спасибо, ваше преподобие, это очень благородно с вашей стороны. (Головой дает знак Зеро, тот поворачивается.)

Бывшие л а г е р н и к и во главе с З е р о молча покидают двор.

(Снова поворачивается к Священнику.) Только я должен вас предупредить — мы все очень бедны.

С в я щ е н н и к (дружеским жестом берет Сипку и Пипла под руки и ведет их к дверям). Знаю, знаю… Платы не нужно. Я сделаю это для вас бесплатно. А пономарю я велю во время похорон звонить в маленькие колокола. (Вдруг останавливается, доверительно наклоняется к Сипке.) Скажите: почему вы так хлопочете об этих похоронах? Быть может, ваш покойный — какая-нибудь значительная личность?

С и п к а. Он не значительная личность, ваше преподобие, но он — личность.

Сипка и Пипл идут к дверям.

С и п к а (у дверей оборачивается.) Да, вот еще что: покойный, знаете ли, возможно; не был христианином.

С в я щ е н н и к. Не важно, сын мой. (Патетически.) Все мы едины перед лицом смерти.

С и п к а. Да, ваше преподобие, вы правы — перед лицом смерти…

Во дворе дома, где живет Пепи.

Входят С и п к а и П и п л. Останавливаются. Пипл свистит.

Никто не отзывается.

П и п л. Пепи…

Тишина.

(Кричит.) Пепи!

За спиной у Пипла появляется М а л ь ч и к, в руках у него все та же деревянная сабля, а на голове — шапка из газетной бумаги.

М а л ь ч и к с с а б л е й. Никого нет.

П и п л. А где Пепи?

М а л ь ч и к с с а б л е й (доверительно наклоняется к Пиплу). У него были настоящие гранаты. Понимаешь? (С презрением.) Жадина! Не мог уж нам показать. А теперь все увезли.

П и п л (взволнованно). Увезли? Кто?!

М а л ь ч и к с с а б л е й. Да эти… солдаты. Дурак! Он хотел зарыть в землю.

П и п л (Сипке). Ты слышишь? Пепи схватили солдаты.

С и п к а (Мальчику с саблей). Ты знаешь, куда его отвезли?

М а л ь ч и к с с а б л е й. Да в больницу.

П и п л (потрясенный). Зачем?

М а л ь ч и к с с а б л е й (пожав плечами). Вот и я не знаю зачем. В одну минуту был готов. (Со знанием дела.) И глазом не успел моргнуть.

Пауза.

П и п л (наконец приходит в себя. Он подходит ближе к Мальчику с саблей; гневно). Неправда!

М а л ь ч и к с с а б л е й (вызывающе). А вот и правда! (Надменно.) Уж как-нибудь я знаю, что бывает, когда разорвется настоящая граната!

С и п к а (успокаивающим жестом кладет руки на плечи Пипла, сдержанно). Когда это случилось?

М а л ь ч и к с с а б л е й. Вчера ночью, во время грозы. Мы все подумали, что это гром.

Пауза.

П и п л (стоит подавленный, опустив голову, угнетенно). Мы пойдем… к Пепи?

С и п к а (покачав головой, мягко). Зачем?

Пипл садится на землю. Сипка садится рядом с ним. М а л ь ч и к пожимает плечами и уходит, волоча за собой свою саблю.

П и п л. Сипка, мне хочется плакать.

С и п к а. Никто нас не видит, Пипл. Поплачь, конечно.

П и п л (безнадежно). А как?

С и п к а. Попытайся.

П и п л (покачав головой). Не могу.

Сипка и Пипл некоторое время сидят молча.

Юстус сказал, что теперь уже не будут умирать, как раньше.

С и п к а. Не так часто.

П и п л. Значит, все-таки будут умирать.

Пауза.

Сипка, есть ли такое место, где люди могут жить сколько захотят?

С и п к а (после недолгого раздумья). Здесь тоже можно жить, Пипл.

П и п л (кивая головой). Тяжело…

С и п к а. Да. Иногда. (Встает). Пошли, Пипл. Скоро начнутся похороны.

Они направляются к выходу.

П и п л (вдруг останавливается и тянет Сипку за рукав). Да, Сипка! Ты же обещал меня познакомить со своей девушкой. Ты забыл?

С и п к а (хмуро). Я передумал.

П и п л (прикладывает щитком ладонь к глазам и смотрит на небо). Погода к похоронам разгулялась. (Вдруг поднимает руку.) Смотри, Сипка! Птицы! (С восхищением.) Сколько их…

С и п к а (тоже поднимает глаза). Лето возвращается…

Они молча следят за полетом птиц.

П и п л. Сипка, а птицы бывают ядовитые?

С и п к а. Ядовитые птицы? Нет, Пипл, не бывают.

П и п л. Ты уверен?

С и п к а. Абсолютно уверен.

П и п л (вздохнув). Я хотел бы стать птицей. (Помолчав.) А ты?

С и п к а (обнимает Пипла за плечи). Я хотел бы стать Пиплом.

Кладбищенская аллея.

По аллее проходит погребальная процессия.

Звон церковных колоколов сопровождает шествие…

Впереди идет С в я щ е н н и к, за ним Ю с т у с, М о й ш е, С и п к а, З о л а и П и п л несут гроб Йойо, за ними шагают п а ц и е н т ы госпиталя «Святой Рафаэль». На крышке гроба Йойо лежит полосатая шапочка лагерника. Далеко позади процессии, в одиночестве, опустив голову, шагает З е р о.

В конце кладбищенской аллеи стоит Н а н и т а. Когда Сипка приближается к ней, она подходит к нему и берет его за руку. Сипка уступает свое место в процессии товарищу и отходит с ней в сторону.

Сипка и Нанита молча провожают взглядом процессию, которая медленно проходит мимо них и исчезает в конце кладбищенской аллеи.

Звон церковных колоколов постепенно утихает и переходит в тоненький звук колокола кладбищенской часовни.

Н а н и т а. Я тебя ждала… Разве ты не мог прийти?

С и п к а. Я не хотел.

Н а н и т а (опускает взгляд). Я думала, что ты меня любишь.

С и п к а. Это правда.

Н а н и т а (вдруг хватает руку Сипки и судорожно вцепляется в нее, порывисто). Сипка, уедем из этих мест! Бежим как можно дальше отсюда!

С и п к а (качает головой). Мы уже не так легки на подъем, Нанита.

Н а н и т а (отодвигается от Сипки. Плечи ее опускаются. Надломленным голосом). Ты все еще надеешься…

С и п к а (бесцветным голосом). На что?

Н а н и т а. Что встретишь свою жену… и детей.

С и п к а (хмуро). Если бы я хоть верил в загробную жизнь.

Н а н и т а (озлобленно). Ты и в эту жизнь не веришь!

С и п к а. Разве я бы вернулся, если бы я в нее не верил?

Н а н и т а. Тогда ты ее ненавидишь!

С и п к а. Да. Часть ее — да.

Н а н и т а (подходит совсем близко к Сипке). Этой части больше нет… Она прошла.

С и п к а (с мягкой иронией). Чтобы никогда больше не вернуться?

Н а н и т а (с непоколебимой уверенностью). Чтобы никогда больше не вернуться!

С и п к а (гладит Наниту по голове). Ты храбрая.

Н а н и т а. А ты? Неужели ты боишься?

С и п к а (кивнув головой). Часто.

Н а н и т а. Чего?

С и п к а. Что смерть придет и за Нанитой.

Н а н и т а (кладет голову на плечо Сипки). Если ты меня покинешь, ты все равно меня потеряешь.

С и п к а (мягко). Нет, Нанита. Если я тебя покину, я никогда тебя не потеряю.

Н а н и т а (закрывает глаза). Это — разлука? Не может быть…

С и п к а. Лучшая из всех разлук…

Пауза.

Н а н и т а. Сипка… Ты помнишь мой сон?

С и п к а. Я помню все сны…

Н а н и т а. Тени спрятались в трещины, а по улицам разлился искрящийся свет…

Сипка высвобождается из объятий Наниты. Она остается стоять с закрытыми глазами.

Сквозь асфальт пробились цветы, и пестрые лепестки засыпали все крыши…

С и п к а медленно удаляется.

Н а н и т а. Держась за руки, мы перешли светящийся мост…

На кладбищенской аллее остается Нанита, одна, с закрытыми глазами. Пауза. Наконец она открывает глаза. Опустив голову, медленно идет в противоположный конец аллеи. Кладбищенская аллея пустеет. Звон колокола в часовне становится все громче.

Маленькое, заброшенное деревенское кладбище. Все собрались вокруг могилы Йойо. С и п к а тихо присоединяется к стоящим. Ю с т у с заканчивает свою речь.

Ю с т у с. Натурам экспеллас фурка, тамэн ускве рекурет — гони природу в дверь — она влетит в окно. Но то, что было, не должно и не может вернуться. Покойся с миром, ибо зло в природе человеческой изгнано навсегда.

М о й ш е. Аминь!

М н о ж е с т в о г о л о с о в (хором). Аминь…

Все расходятся… У могилы Йойо остаются Юстус, Мойше, Пипл, Зола и Сипка. Зеро сидит невдалеке на могильном холмике и молча наблюдает за ними.

М о й ш е (вдруг поднимает голову). Люди!

Все взгляды устремлены на Мойше.

Йойо больше нет!

Слова Мойше будто парализовали остальных. Все стоят молча, склонив головы. Очень тихо начинает звучать музыкальный финал — «Аллилуйя» из оратории Генделя «Мессия». Юстус, Сипка, Зола, Мойше, Пипл и Зеро выходят на аллею… Они ступают усталым, неторопливым шагом, точно поднимаясь по очень крутому склону. Музыка постепенно начинает звучать громче. Впереди шагает долговязый, величественный Ю с т у с, за ним — неуклюжий, лохматый З о л а и вялый, сгорбившийся М о й ш е, а за ними — С и п к а и П и п л. Сипка обнял Пипла за плечи.

Далеко позади всех, обособленный, одинокий, плетется З е р о, опустив голову и держа руки в карманах.

Музыкальный финал. Кладбище опустело.

Посреди кладбища выделяется холмик, на нем — простая каменная плита, поверх которой косо лежит полосатая шапочка лагерника.

З а н а в е с.

1964