ДВА ЦВЕТА Драма в двух действиях

Памяти комсомольца Лени Гаврильцева, зверски убитого хулиганами, посмертно награжденного орденом Красной Звезды, посвящаем эту пьесу

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Ш у р а Г о р я е в (Ш у р и к).

К а т я Ш а г а л о в а.

Ф е д ь к а Л у к а ш е в по прозвищу «П р о щ а й, м а м а».

С л а в а М е л е ш к о.

Ж а р о в.

Т а м а р а.

З и н а К а п у с т и н а.

Д у с я М у р а в ь е в а.

Б о р и с Р о д и н.

В а с и л и й И в а н о в и ч В о р о б ь е в.

С т а р ш и н а м и л и ц и и.

Б о л ь ш о й.

М а л е н ь к и й.

В е р о ч к а.

П а р е н ь в о ч к а х.

Д е в у ш к а.

Б о ч к и н.

С т а р и к.

Б а б е ц.

П ч е л к и н.

Г л о т о в.

Г л у х а р ь.

Р е п а.


Действие происходит в рабочем поселке Касаткино.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Переходный мост железнодорожной станции. Облокотившись на перила, стоит Ш у р а Г о р я е в. Проходит Б о р и с Р о д и н. Он останавливается возле Шуры, достает зажигалку, закуривает, глядя на Шуру.


Б о р и с. Думаете, приедет?

Ш у р а. Кто?

Б о р и с. Девушка, которую вы ждете.

Ш у р а. Откуда вы знаете, что я жду… девушку?

Б о р и с (улыбнулся). Самую лучшую девушку в Касаткине.

Ш у р а. Вы ее знаете, да?

Б о р и с. Нет, не знаю. Но, кажется, угадал.

Ш у р а (смущенно улыбается). Да.

Б о р и с. Ждите. Приедет! (Уходит.)


Входит С л а в а М е л е ш к о.


М е л е ш к о. Ну, малярщина, пошли.

Ш у р а. Опять в баню?

М е л е ш к о. Олифой провонял, аж голову ломит. Втянул ты меня, Шурик, в это дело по слабости характера.

Ш у р а. Слава, наша с тобой малярщина — первый сорт. Прораб смеется. «Бросайте, говорит, завод, идите ко мне в стройтрест малярами». Стоит подумать, Мелешко, а?

М е л е ш к о. Чего думать? Чтобы я, фрезеровщик шестого разряда, — в маляры? Ты меня на чем словил? Женское общежитие. Девчатам разве откажешь? Пойдем попаримся.

Ш у р а. Нет, мне еще в военкомат надо.

М е л е ш к о. Во флот рассчитываешь?

Ш у р а. Ага.

М е л е ш к о. Ну, правильно. Отец — капитан, море вроде как в крови. И внешность подходящая — капитаны все сухонькие, поджарые. Но учти: женщина на корабле элемент редкий и нежелательный.

Ш у р а. Ладно, иди, иди!

М е л е ш к о. Нет, правда, Шурик. Женское общество — все равно что кислород. Лично я без него вяну, как цветок.

Ш у р а. В баню опоздаешь.

М е л е ш к о. А… Понял. Катю ждешь? Ну, жди, жди.


Мелешко уходит. Входит Ф е д ь к а «П р о щ а й, м а м а».


Ф е д ь к а. Чего стоишь — порожняк считаешь? Гроши есть? Завтра беру расчет, и все — прощай, мама! — уезжаю на Сахалин! Подкинь пятерку, подъемные получу — отдам!

Ш у р а. На, Федя.

Ф е д ь к а. Живая пятерка — чудеса! А ведь не отдам.

Ш у р а. Подумаешь, дело…

Ф е д ь к а. Все, Шурик, прощай, мама! Здесь много не заработаешь. А вот на Сахалине… Оттуда деньги мешками везут! Слыхал? Один шофер в Сочи с Сахалина приехал, три месяца пил без просыпу, а потом по пьяному делу схватил пачку денег, целую тысячу, и — в море! Ныряли-ныряли, так и не нашли.

Ш у р а (улыбаясь). Зачем же на Сахалин? В Сочи поезжай.

Ф е д ь к а. Чего я там не видел?

Ш у р а. Вдруг повезет — деньги выловишь.

Ф е д ь к а. Нет, Шурик, Сочи не подойдут, мне подальше куда. Эх, ежели бы не Тамарка, — прощай, мама! — удрал бы куда глаза глядят, видеть никого не желаю!

Ш у р а. Настроение паршивое? Моя бабушка говорит, плохое настроение от желудка — съел что-нибудь не то.

Ф е д ь к а. Все в ажуре. Пятерку отдам. Кому другому, может, и не отдал бы, а тебе отдам! Потому, Шурик, — ты человек! Другой, знаешь, гривенник даст, а морали на сотню прочитает. Пошли.

Ш у р а. Нет, Федя, я постою.

Ф е д ь к а. Ну, пока, пойду Тамарку в кино свожу. (Уходит.)


Проходят Б о л ь ш о й и В е р о ч к а, сзади идет М а л е н ь к и й, несет сумку Верочки. Маленький намного выше Большого.


М а л е н ь к и й (передавая сумку Верочке). Ну, я пошел, Большой.

Б о л ь ш о й. До завтра.

В е р о ч к а (Маленькому). Может, вместе пойдем?

Б о л ь ш о й. Пойдем вместе, Маленький.

М а л е н ь к и й. Можно и вместе.


Большой берет у Верочки сумку, отдает Маленькому.

Большой и Верочка идут впереди, за ними уходит Маленький. К Шуре подходит К а т я Ш а г а л о в а, — она в туристском костюме, с вещевым мешком.


К а т я. Здравствуй, ребенок. Ты как здесь оказался?

Ш у р а. Шел с работы… А тут Федька — ну, и… остановился.

К а т я. Случайно?


Шура молчит.


Шурик, ты не умеешь врать. Меня встречал?

Ш у р а. Встречал.

К а т я. А я вчера хотела приехать.

Ш у р а. Знаю.

К а т я. И вчера приходил?

Ш у р а. Приходил. Глупо, да?

К а т я. А я думала — ждешь ты меня или нет?

Ш у р а. Я ждал тебя, Катя. В Крыму тепло?

К а т я. Там все цветет. Некоторые сумасшедшие даже купались. Я, например.

Ш у р а. У археологов на раскопках была?

К а т я. Была. Скучно.

Ш у р а. Шутишь, да? Ты ведь этим увлекалась?

К а т я. Пока сама не увидела. Знаешь, что у них за работа? Вот мы котлованы рыли для общежития, так и они — ковыряются лопатами в жару.

Ш у р а. Долго там была, на раскопках?

К а т я. Часа два.

Ш у р а. Это несерьезно, Катя, два часа — мало.

К а т я. Тебе мало, а мне хватит. И вообще — не хочу уезжать из Касаткина.

Ш у р а. Почему?

К а т я. Потому, что здесь живет один ребенок, а я по этому ребенку соскучилась.

Ш у р а. Правда?

К а т я. Маленький ты еще, Шурик.

Ш у р а. Я старше тебя на полтора месяца.

К а т я. Все равно… Шурик! (Смеется.)

Ш у р а. Подумаешь, дело! Шурик так Шурик… Пошли!

К а т я. А ты похудел. Мама уехала?

Ш у р а. На все лето. К отцу в Мурманск.

К а т я. А кто за коровой смотрит?

Ш у р а. Бабушка… и я.


Проходит поезд. По мосту идет З и н а К а п у с т и н а с чемоданом в руках.


К а т я. Зина, куда ты?


Зина не отвечает.


Ш у р а. Капустина! (Догоняет ее.) Давай чемодан, я помогу. Куда ты?

З и н а. Домой, в деревню.

К а т я. К матери на выходной? Почему с чемоданом?

Ш у р а. В отпуск?

З и н а. В отпуск.

К а т я. Отпуск отгуляла. Уволилась?


Зина опустила голову, молчит.


Ш у р а. Правда, уволилась?

К а т я. Ну, Зинок, что случилось, ну? Говори.


Зина молчит.


Ш у р а. Кто тебя обидел?

З и н а. С работы иду — караулит. Вечером из клуба шла… пьяный, у сараев стоит. За руки схватил, насилу вырвалась, а он говорит: «Ладно, и не таких обламывал». (Заплакала.) Вовка в армию ушел… он и рад…

Ш у р а. Кто? Кто к тебе пристает?

З и н а. Глухарь. При Володьке не трогал. А теперь…

Ш у р а. Вот еще, из-за этого уезжать! Чего ты выдумала? Подумаешь, Глухарь…

З и н а. «И не таких, говорит, обламывал».

Ш у р а (решительно). Да ну, ерунда! Давай чемодан. А если боишься… Приду завтра после смены, вместе домой пойдем. Я провожать буду. Каждый вечер. Никто тебя не тронет. Ну, Зина?!


Зина отвернулась.


К а т я (Шуре, тихо). Ты Глухаря знаешь?

Ш у р а. Да ну, видел. Шофером у нас работает на автобазе. Невысокий такой.

К а т я. Он из глотовской компании. Юрку Глотова посадили, он у них теперь верховодит.

Ш у р а. Сравнила! Глотов — уголовник, вор, а этот Глухарь — так, шпана. (Зине.) Ничего он не сделает, вот увидишь! Володька бы вернулся, осталась?

З и н а (улыбнулась). С Вовкой не страшно.

Ш у р а. Вот я и буду вроде Володи. (Смеется.)


Подходит Ж а р о в. Он в рабочей спецовке, в руках сумка с инструментами.


Ж а р о в. Дай прикурить. Красиво получается! В клубе к вечеру молодоженов готовятся, люди работают, а вы филоните?

К а т я (смутилась). Мы… неженатые.

Ж а р о в. Неважно. Помогли бы товарищам. Ваш цех… Ах, да, не ваш… Между прочим, ваш цех тоже… поздравляю… отличился. Зина Капустина на работу не вышла. Думали — бюллетенит, а она вещички собрала — и домой. Обходной не оформила. А ее на прошлом комитете в комсомол приняли.

Ш у р а. Ты Капустину-то знаешь?

Ж а р о в. Зину Капустину? Дай огонька. Кто ее не знает. Девчата на работу ушли, а она записочку на столе оставила — и поминай, как звали. Я поговорю с Дусей. Надо собраться, потолковать. Без официальщины, по-деловому. Почему Капустина сбежала?

З и н а (сердито). Почему, скажи?

Ж а р о в. Вот и спрашивается: почему? Дай, наконец, спички.

Ш у р а. Не курю. Нет у меня спичек.

Ж а р о в. Девчонку только приняли в комсомол, билета еще не получила — и пожалуйста, поздравляю, такая история. Надо разобраться. На той неделе соберемся, потолкуем.

К а т я. Жаров, а тебе что? Ты чего беспокоишься?

Ж а р о в. Я — актив. Работаю с несоюзной молодежью.

К а т я. Ты же озеленение?

Ж а р о в. Вспомнила!.. В общем, я загляну к Дусе, потолкуем.

К а т я. Без официальщины, по-деловому?

Ж а р о в. Во-во! (Зине.) Ты комсомолка?

З и н а. Да.

Ж а р о в. Как твоя фамилия? Все забываю.

Ш у р а. Шолотыркина.

Ж а р о в. Шолотыркина?.. А, знаю. (Зине.) Так ты тоже заходи. Вот, Шолотыркина, какие дела. (Уходит.)

Ш у р а. Ну, Зина, пошли.

З и н а (взяла чемодан). Боязно…

Ш у р а (берет у Зины чемодан). Не бойся, не тронут. Идем.

К а т я (тихо, Шуре). Тебе, ребенок, до всего дело. Идем, Шолотыркина.


Гонг. Темнота.

Кухня в новом общежитии. Т а м а р а в нарядной кофточке сидит на окне, смотрит во двор, напевает какую-то песенку.


Т а м а р а (кричит). Катя, пирог подгорает!


Вбегает К а т я.


К а т я. Тамарочка, погляди. Я еще не переоделась.

Т а м а р а. Хватит. Я пол мыла.

К а т я (достает пирог). Так и есть, подгорел.

Т а м а р а. Ничего, ребята съедят.


Катя возится с пирогом.


Сегодня в столовой мне один парень лотерейный билет подарил. Говорит: «Волгу» выиграешь». Я взяла. Думаю, выиграю «Волгу» — деньгами заберу. Накуплю всего видимо-невидимо. Покрывало шелковое и будильник маленький за семь с полтиной, он тихо звенит, не то что наша тарахтелка. Платьев сошью семь штук, на каждый день другое. И торт на все общежитие, большущий.

К а т я. Я бы «Волгу» взяла.

Т а м а р а. Нереально мечтаешь. Я покрывало и будильник все равно куплю. Мне Федька почти сотню задолжал. Отдаст, и куплю.

К а т я. Морочишь ты ему голову.

Т а м а р а. Ему заморочишь… Не волнуйся, он знает, что я за него замуж не пойду. Сокровище! У меня на обед деньги одалживает… Нет, Катенька, выходить надо за богатого, чтобы денег на подарки не жалел, на курорты возил… в Сочи или в Ялту. Лежишь на песочке, загораешь, а тебе по радио передают, когда на бок поворачиваться, когда на спину.

К а т я. А я бы на север забралась. На край света. Кругом темень, пурга, мороз, а ты сидишь у аппарата и со всем миром разговариваешь…

Т а м а р а. Кто тебя держит? Езжай.

К а т я. Или на Алтай — по горным рекам плоты гонять. Стоишь на бревнах, а тебя так и крутит, так и несет — только держись. Я в кино видела.

Т а м а р а. Без тебя мужиков не хватает?! Не понять, чего ты хочешь. Плохо, что ли, нормировщицей? Специальность. Мудришь. (Смотрит в окно.) Мальчонка на бревна карабкается… Я, Катюша, детишек люблю.

К а т я. Выходи замуж.

Т а м а р а (не сразу). Успею. Мне еще погулять причитается. (Глядя в окно.) Катя, погляди, кто сидит.

К а т я. Кто?

Т а м а р а. Богатый жених. Сидит, от зажигалочки прикуривает. Меня дожидается.

К а т я (подошла к окну). Сюда смотрит. Не упусти. (Отошла.)

Т а м а р а. Упустила… Ушел. А я его знаю. Родин, юрист. Когда Юрку Глотова судили, он у Федьки защитником был. Говорят, холостой.


Входит Д у с я.


Д у с я. Девчонки, я достала проигрыватель. И пластинки. Танцевать здесь будем. И телевизор сегодня принесут.

К а т я. Начинается сказочная жизнь.

Т а м а р а. Дирекция раскошелилась?

Д у с я. Завком.

Т а м а р а. Культура.

К а т я (Дусе). Хлопочешь? А заниматься когда?

Д у с я. Не говори! Я с этим новосельем все забросила. Послезавтра экзамен. Третий курс все-таки.

К а т я. Иди, иди, занимайся.

Т а м а р а. Будут спрашивать — скажем: в Москву уехала… на совещание.


Все смеются. Входит М е л е ш к о.


Куда так рано?

М е л е ш к о. Как стены красить — добро пожаловать, а как в гости, на порог не пускаете.

Д у с я. Дай хоть переодеться.

М е л е ш к о (пытаясь подойти к столу). Я, девочки, заглянул выяснить, как у нас дела насчет закуски.

К а т я. Ой, держите его!


Девушки задерживают Мелешко.


М е л е ш к о. Я только погляжу… мужским глазом.

Т а м а р а. Слава, а где гармошка?

М е л е ш к о. Не гармошка — аккордеон. Сколько раз говорил! Проигрыватель есть. Я тоже человек, и мне потанцевать охота.

Т а м а р а. Без музыки не являйся — не пустим.

М е л е ш к о. Пользуетесь слабостью характера…

Д у с я. Через час приходи.

М е л е ш к о (прорываясь к столу, берет кусок колбасы). И этим людям я красил стены…

К а т я. Не ты один, Шурик тоже красил.


Мелешко уходит.


Д у с я. Да, Катюша, ко мне сегодня один человек заходил…

Т а м а р а. Опять Жаров в любви объяснялся?

Д у с я. Отстань. Доктор ко мне в комитет приходил… насчет мальчишек, которые осенью в армию идут…

К а т я. Ну, и что?

Д у с я. Говорит, что Шурика во флот не возьмут, у него поврежден слух. Разве он плохо слышит?

К а т я. Не замечала.

Т а м а р а. Болело у него ухо. Прошлую осень.

Д у с я. Во флот строгий отбор. Малейшее отклонение — не берут.

Т а м а р а. Ничего. Он тихий-тихий, зато если что в голову возьмет, своего добьется.


Катя улыбается.


Д у с я. Катька, не задирай нос, не про тебя.

Т а м а р а. Девочки, до чего быстро человек к хорошему привыкает… Три дня, как перебрались, а я и забыла, как воду из колонки таскали.

Д у с я. Скоро вспомнишь. Начинаем вторую секцию отделывать. Как штукатуры пошлют за водой, так и вспомнишь.

Т а м а р а (глядя в окно). Милиция идет.

Д у с я. Опять насчет мытищинских девчонок.

Т а м а р а. Которые опытом меняться приехали?

Д у с я. Ну да, без прописки живут.


Входит В а с и л и й И в а н о в и ч, старший лейтенант милиции.


В а с и л и й И в а н о в и ч. Вечер добрый. Новоселье оформляете?

Д у с я. Василий Иванович, вы насчет этих девушек? Так они послезавтра уедут.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Неужели трудно прописать?

Т а м а р а. У нас тут все в ажуре. Вы лучше к мальчикам в общежитие сходите. Там никак с Репой не сладят. Каждый вечер шумит.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Учту, Тамара Андреевна. Девушки эти в какой комнате?

Д у с я. Пойдемте, покажу.


Дуся и Василий Иванович уходят.


К а т я. Ты разве Андреевна?

Т а м а р а (удивленно). Андреевна. Откуда он знает?

К а т я. У них в милиции все известно.

Т а м а р а. Зина идет с Шуриком. Провожает каждый вечер. Не ревнуешь?

К а т я. Ему про доктора не говори, не надо раньше времени расстраивать, — может, и не заметят.


Входят Ш у р а и З и н а.


З и н а. Пирогами пахнет. Вкусно.

Ш у р а. Здравствуй, Катя.

Т а м а р а. Катя — здравствуй, а я — пустое место?

Ш у р а. А, Тамара! Здравствуй. Девчата, я зажигалку нашел. (Несколько раз зажигает огонь.)

З и н а. Глазастый. Я прошла — не увидела.

Т а м а р а (спрыгнула с окна). Не нашенская.

К а т я. Покажи. Написано что-то… По-немецки?.. Нет…

Т а м а р а. Кать, жениховская зажигалка. (Шуре.) Родина знаешь, юриста? У бревнышек нашел?

З и н а. У бревнышек.

Т а м а р а. Его.

Ш у р а. А где он живет?

Т а м а р а. В новых домах. За мебельной.

Ш у р а. Завтра разыщу его и отдам.

З и н а. Девочки, письмо от Володи получила. У них там два солдата — Пудов и Семечкин. Очень расхлябанные. И оба поспать любят. Так старшина хитрющий-прехитрющий — на занятиях тихо так, чуть слышно скажет: «Те, кто спит…», а потом как гаркнет: «…Встать!» Пудов и Семечкин вскакивают, как ошпаренные, а старшина им наряд вне очереди — пол мыть или картошку чистить… Ой, Глухарь!


В дверях стоит Г л у х а р ь. Он входит на кухню, за ним Ф е д ь к а и Р е п а.


Г л у х а р ь (он говорит тихо). Красивое помещение. А мы к вам новоселье справлять. Не прогоните?


Все молчат.


Я плохо слышу, извините, попрошу разговаривать громче.

Т а м а р а. Тебе, может, усилитель поставить?

Г л у х а р ь. Федя, зачем ты меня сюда привел? Незваный гость хуже татарина.

Ф е д ь к а. Тамара, я ведь говорил — приду.

Т а м а р а. Ну и приходил бы один. Чего этих-то притащил?

Ф е д ь к а. Ладно ворчать.

Г л у х а р ь. Федя, девочек надо уважать. Видишь, не ждали, беспокоятся — угощение не приготовили. Так ведь откуда им знать, что мы позаботились… Федя!


Федька достает бутылку, ставит на стол.


И красненького для девочек. «Пино-гри» — уважаете? Репа!


Репа ставит на стол бутылку.


К а т я. Слушайте, вы адресом не ошиблись?

Г л у х а р ь. Рюмочек не прихватили, так не беда, рассчитываю — стаканчики найдутся. Посидим, побеседуем по-хорошему. За жизнь. Про международное положение. Все законно — нас трое и девочек трое.

Ш у р а. Уходите, нечего вам здесь делать.

Г л у х а р ь. Не слышу.

Ш у р а. Уходите отсюда.


Репа угрожающе двинулся к Шуре.


Г л у х а р ь (остановил его, Шуре). Прости, друг. Обсчитался. Девочек трое, а нас, мальчиков-то, выходит… раз, два, три, четыре… Не сходится. Придется тебе, Репа, внизу на бревнышках посидеть. Не расстраивайся, вынесем баночку.

Т а м а р а (Федьке). Ну, погоди, я тебе припомню.

Г л у х а р ь. Тамарочка, конечно, с Федечкой сядет, а я, если Зиночка не возражает, с ней посижу.


Зина бросается к двери.


(Задерживает ее.) Зачем убегаешь? Я ведь по-хорошему пришел. Может, что не так, извините, я человек компанейский, против общества не пойду. (Берет Зину за руку.)

Ш у р а. Не трогай ее. Отпусти.

Г л у х а р ь. Не слышу.

Ш у р а. Отпусти Зину.

Р е п а (подходит к Шуре, показывает кулак). А это нюхал?

Г л у х а р ь. Репа! (Феде, показывая на Шуру.) Как зовут товарища?

Ш у р а. Меня зовут Шура Горяев. Оставь Зину в покое…

Г л у х а р ь. Я сказал — не слышу.

К а т я (Глухарю). Уходи, или я позову милицию!

Ш у р а. Зачем пришли? Вас никто не звал!

Г л у х а р ь. Федя, меня здесь обижают.

Ф е д я. Топай, Шурик, быстро! Топай, пока но поздно! (Подходит к Шуре, хочет взять его за руку.)


Шура отталкивает его.


Г л у х а р ь. Федя, да ведь он неграмотный. Объясни ему таблицу умножения.

Ф е д ь к а (Глухарю). Чего с ним связываться, он безвредный.

Р е п а (угрожающе двинулся к Шуре, показывает кулак). Сейчас он у меня понюхает.

Г л у х а р ь (отталкивает Репу). Федя за меня заступится.

Ф е д ь к а. Руки неохота марать!

Г л у х а р ь. Федя, я сказал — заступись! Ну! Жалеешь, сволочь?


Федька бьет Шуру по лицу. Зина убегает.


К а т я (останавливает Шуру). Шурик, не надо, не связывайся с ними.

Ш у р а. Ты что, Федька?.. Эх ты, кого испугался!

К а т я. Нашлись герои — трое против одного!

Г л у х а р ь (Шуре). Ты учти — твоя хата с краю, будешь ходить тихо, сторонкой, никто не обидит. При свидетелях обещаю.


Входят В а с и л и й И в а н о в и ч и Д у с я, за ними З и н а. Зина останавливается в дверях.


В а с и л и й И в а н о в и ч (Глухарю). Кто тебя сюда приглашал, Чубаров?

Г л у х а р ь. Здравствуйте, товарищ начальник. Мы с Федей за компанию зашли.

К а т я. Василий Иванович…

Т а м а р а (тихо, Кате). Молчи, Федьку возьмут.


Пауза.


Г л у х а р ь. Все тихо, товарищ начальник, лишнего не позволяем.

В а с и л и й И в а н о в и ч. А кто драку затеял?

Г л у х а р ь. Я лично пальцем никого не тронул. Все тихо. Тихо, Тамарочка?

Т а м а р а (глядя на Федьку). Тихо.

В а с и л и й И в а н о в и ч (Зине). Была драка?

Г л у х а р ь. Зиночка, все было тихо. Если тебе что показалось, так скажи товарищу начальнику.

З и н а (испуганно). Показалось.

В а с и л и й И в а н о в и ч (Шуре). А ты что скажешь? Тихо?


Шура смотрит на Федьку. Федька опустил голову.


Ш у р а. Да, все тихо.

Г л у х а р ь. Разрешите быть свободным, товарищ начальник?

В а с и л и й И в а н о в и ч (осматриваясь). Культурное общежитие ребята построили. (Глухарю.) И я так полагаю: в гости сюда без приглашения ходить не стоит. Вот так. Иди, Чубаров.


Глухарь уходит, за ним Репа.


Такая, значит, комбинация. Все тихо. Тихо. (Смотрит на Шуру.) Ну, глядите. (Уходит.)

Т а м а р а (Федьке). Чего стоишь-моргаешь? Уходи и на глаза не показывайся.

Д у с я. Иди, Лукашев, догоняй друзей, как бы не отстать.

Ф е д ь к а. Много вы обо мне понимаете. Надоели все, все надоели. (Уходит.)

К а т я. Справили новоселье…


Входят д в о е р е б я т, они несут большой картонный ящик. За ними Ж а р о в.


Ж а р о в (командует). Не кантовать. Осторожно, косячок… Так, давай, давай. (Всем.) Чего стоите? Неужели никто помочь не может? Мы вам телевизор принесли. (Дусе.) Куда ставить?

Д у с я. В комнату отдыха. Зина, проводи.

Ж а р о в. Давай, давай, Шолотыркина, быстро! (Дусе.) Ну, какой мы вам сюрпризик отгрохали? Не ожидала?

Д у с я (насмешливо). Как снег на голову.

Ж а р о в. Знай наших, Дусенька.

Т а м а р а. А ты, Жаров, при чем?

Ж а р о в. Я? То есть как при чем? Вижу — несут. Спрашиваю — куда? Говорят — к вам. Ну, я и подключился. Дуся, у меня к тебе серьезный разговор.

Д у с я. Говори.

Ж а р о в (шепотом). Пойдем погуляем, а?

Д у с я. Мне заниматься надо. (Уходит.)

Ж а р о в. Отговорки. Да, Горяев… Стараешься-стараешься — хоть бы кто спасибо сказал.


Гонг. Темнота.


Комната дежурного в отделении милиции. За столом В а с и л и й И в а н о в и ч. Перед ним Д у с я.


Д у с я. Горяев абсолютно честный человек, который, ну, просто не может сказать неправду. И если он промолчал, я не сомневаюсь, Василий Иванович, это неспроста, есть причина.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Есть. Неохота иметь дело с милицией. Этот ваш честный парень покрывает хулиганов. Тут морс клюквенный… Хотите?

Д у с я. Ведь вы знаете — ударил его Лукашев, но ударил не по своей воле.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Вот-вот, если бы не Чубаров, я этой историей вообще заниматься бы не стал. Который раз этот Глухарь выходит сухим из воды, и в данном случае выручил его ваш комсомолец. Вот какая комбинация.

Д у с я. Горяев очень переживает.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Лирика. А тем временем вокруг Глухаря собирается компания, в основном ваши, с вагоноремонтного. Вот комсомольцы с мебельной помогают нам — организовали дружину, дежурят, — а вы?!

Д у с я. Ребята все заняты, учатся, работают на строительстве общежития…

В а с и л и й И в а н о в и ч. Строите общежитие, а первые гости — Чубаров с дружками. Есть о чем подумать.

Д у с я. Вы правы. А что касается Горяева, за него ручаюсь, как за себя.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Разберемся. Всё. Гости мытищинские уехали?

Д у с я. Уехали.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Коменданта все-таки оштрафую.

Д у с я. Я их поселила — меня и штрафуйте.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Десять рублей — удовольствие.

Д у с я. Что делать!

В а с и л и й И в а н о в и ч. Пользуйтесь моей добротой.


Входят Б о л ь ш о й, М а л е н ь к и й, Б а б е ц и В е р о ч к а.


Б а б е ц. Товарищ начальник, это переходит всякие границы. Какие-то мальчишки…

М а л е н ь к и й. Это я мальчишка?

Б о л ь ш о й. Маленький, замри!

Д у с я. До свидания. (Уходит.)

М а л е н ь к и й. Гражданин опять в автобусе билетов не берет.

Б а б е ц. И не буду брать.

В е р о ч к а. Отправление дать не могу… Скандалит, кричит, воровкой обзывает… От школы до вагонки семь копеек, что он мне душу выматывает?!

Б а б е ц (вызывающе). Я лишнего платить не желаю. От Полушкина до школы пять остановок, за проезд берут пятачок. От школы до вагонки тоже пять остановок, а берут?! Семь копеек?! Со мной этот номер не пройдет! Мне две копейки не жаль. Вы знаете, я пенсию шестьдесят рублей получаю, тут вопрос принципиальный!


Входит Ш у р а.


В а с и л и й И в а н о в и ч. Посиди, я сейчас.

В е р о ч к а. Я с него и билета не спрашиваю — так нет, сам пристает: зачем пассажиры платят? На другую линию проситься буду.

В а с и л и й И в а н о в и ч (устало). Товарищ Бабец, мы на эту тему беседуем который раз. Билетов вы не покупаете. Штрафы с вас берут в судебном порядке. За последние три месяца вы уплатили рублей двадцать, а плата за проезд обошлась бы вам от силы два рубля. Вот какая комбинация. Советую — берите билеты.

Б а б е ц. Пятачок — пожалуйста! А семь копеек — ни за что! Имейте в виду, товарищ Воробьев, можете присылать штраф, можете вызывать в суд, семь копеек от школы до вагонки платить не буду. Я человек принципиальный. Из-за этой девчонки пропал билет в кино, она мне эти сорок копеек копейка в копейку выложит!

В е р о ч к а. Я вам сто рублей заплачу, только не садитесь ко мне в автобус!

Б о л ь ш о й. Плюнь на него, Верочка, — нервы тратить.

Б а б е ц. На кого плюнуть? На пенсионера плюнуть?!

В е р о ч к а. Вы не пенсионер, вы склочник.

Б а б е ц. Я этого так не оставлю!

В а с и л и й И в а н о в и ч. Последний раз говорю вам, товарищ Бабец: билет от школы до вагоноремонтного завода стоит семь копеек…

Б а б е ц. Знаю. А почему семь?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Тариф такой. Ясно? Всё. Идите. Повторится — отдадим под суд. За нарушение общественного порядка.

Б а б е ц. Вы угрожаете? Хорошо. Думаете, на вас управы нет?! Я буду жаловаться! Я буду писать! (Уходит.)

В е р о ч к а. Его не прошибешь.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Прошибем.

В е р о ч к а. Я на другую линию проситься буду. (Уходит.)

Б о л ь ш о й. Мы с Маленьким у школы дежурим, а он говорит — лучше в парк.

М а л е н ь к и й (вяло). У школы тихо.

Б о л ь ш о й. Маленький, не горячись.

М а л е н ь к и й. В парке людей — не протолкнешься, надо бы ребятам помочь.

Б о л ь ш о й. Маленький, не волнуйся. Так, Василий Иванович, у школы или в парк?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Концерт в парке, что ли?

М а л е н ь к и й. Собачки там дрессированные.

Б о л ь ш о й (глядя на Василия Ивановича). Маленький, собачек не будет. Идем к школе.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Ступайте.

Б о л ь ш о й (вздохнув). Пошли, Маленький.

М а л е н ь к и й. Пошли, Большой.


Большой и Маленький уходят.


В а с и л и й И в а н о в и ч (Шуре). С мебельной ребята. Маленький цирк любит — ему собачек поглядеть охота, а Большого к школе тянет. Там остановка автобусная конечная. А на линии эта самая Верочка работает. Вот какая комбинация. Садись ближе.

Ш у р а. Вы меня вызывали?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Вызывал.

Ш у р а. Если по поводу того случая, в общежитии, я сказал — никто меня не трогал.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Так. С Лукашевым в одном цехе работаешь?

Ш у р а. Да, в механическом.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Приятель?

Ш у р а. Станки рядом.

В а с и л и й И в а н о в и ч. За что он тебя бил?

Ш у р а. Не трогал меня никто.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Кури.

Ш у р а. Я не курю.

В а с и л и й И в а н о в и ч. А водку пьешь?

Ш у р а. Нет.

В а с и л и й И в а н о в и ч. А почему Лукашев пьет?

Ш у р а. Компания такая.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Может быть, неприятности у него? Не слыхал?

Ш у р а. Мастер его прижимает. На кольцах держит. Там поди заработай.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Мастер такой вредный?

Ш у р а. Да нет, мастер как мастер. Не любит он Федьку.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Это почему же?

Ш у р а. Ведет он себя… То придет выпивши… Не знаю.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Что же вы, комсомольцы, за парня не возьметесь?


Шура молчит.


А как работает?

Ш у р а. Здорово соображает.

В а с и л и й И в а н о в и ч. За что же он тебя ударил?

Ш у р а. Никто меня не трогал.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Ты эту свою шарманку брось. Я ведь тоже не вчера родился. Глухарь заставил Федьку бить? Да?


Шура молчит.


Однако упрямый ты, Горяев. Ладно, будем считать, что ты Лукашева выручил. Пойдет ли это на пользу — сомневаюсь. Но если поглубже заглянуть, тебя не Лукашев, Глухарь благодарить должен.

Ш у р а. Почему Глухарь?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Потому, что хулиган дает волю рукам, когда уверен, что все молчать будут. Струсил?

Ш у р а. Я не струсил.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Не струсил, — значит, еще хуже. Струсил — бывает. Сегодня струсил, завтра набрался храбрости. А вот когда человек видит плохое и молчит, — дескать, моя хата с краю, — это похуже, это в кровь впитывается.


Входят с т а р ш и н а м и л и ц и и, с т а р и к, П ч е л к и н, долговязый восемнадцатилетний парень, и Б а б е ц.


С т а р ш и н а (передает Василию Ивановичу документы). Гражданин на скамейке сидел, «Советский спорт» читал…

С т а р и к (очень взволнован). Извините, товарищ старшина, я бы просил вас, товарищ начальник, отпустить этого юношу. Он пошутил.

П ч е л к и н. Товарищ не обижается. Ну, в чем дело? Ну, зачем сюда привели? И пошутить нельзя?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Старшина, докладывайте. (Старику.) Садитесь, пожалуйста.

С т а р ш и н а. Этот вот, Пчелкин, подсел к гражданину, припугнул и часы потребовал. (Показывает на Бабца.) Вот товарищ на скамейке сидел, он все видел.

П ч е л к и н (смеется). О чем разговор? Гражданин претензий не имеет. Часы я ему отдал? Отдал.

С т а р и к. Да, да, часы он вернул. В целости. Еще до прихода товарища милиционера. У меня сердце… Я несколько погорячился, естественно, испуг… Молодости свойственно желание пошутить.

П ч е л к и н. Я, товарищ начальник, ничего в виду не имел. Ну, выпил лишнего… Ну, пошутил… Ну, гражданин-то не обижается?

В а с и л и й И в а н о в и ч (старику). Чем он вам угрожал?


Старик молчит.


П ч е л к и н. Ну, палец я ему показал, говорю: «Не шевелись». Ну, понимаете, пошутил! По дурости, товарищ начальник…

В а с и л и й И в а н о в и ч. Палец показал? А вы что скажете, товарищ Бабец?

Б а б е ц (раздраженно). Я ничего не скажу, товарищ начальник.

С т а р ш и н а. Рядом сидели, все видели.

Б а б е ц. Я выступать в качестве свидетеля согласия не давал. Видел я, не видел — это мое личное дело. Ваше дело — привести меня сюда, мое право — поступать так, как я считаю нужным. Прошу не впутывать меня в эту историю. Я ничего не знаю и не желаю знать.

В а с и л и й И в а н о в и ч (подошел к старику). Что с вами?


Старик молча нащупывает в кармане лекарство.


Вам плохо?


Старик достает лекарство.


Старшина, проводите гражданина в кабинет начальника, пусть полежит на диване. Вызовите врача.

С т а р и к. Сердце… пошаливает…


Старшина уводит старика.


В а с и л и й И в а н о в и ч (Бабцу). Да, за свои две копейки вы до Совета Министров дойдете, а рядом человек погибать будет — это вас не касается. Идите, гражданин Бабец.

Б а б е ц. Я, конечно, уйду. Но имейте в виду — я оскорблений не прощаю никому! Я буду писать! (Уходит.)

В а с и л и й И в а н о в и ч. Пишите, пишите, товарищ Бабец… Кому он товарищ, хотел бы я знать?

Ш у р а. Этот старик… Георгий Фаддеевич… у нас географию преподавал.

В а с и л и й И в а н о в и ч (Пчелкину). Пошутил? А если он от твоих шуток на тот свет отправится? Под суд пойдешь, на радость родителям.

П ч е л к и н. Не говорите родителям, товарищ начальник… Я первый раз…


Входит с т а р ш и н а.


С т а р ш и н а. Гражданина в больницу отправляем.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Проводи этого в камеру. Освобожусь — вызову.


Старшина уводит Пчелкина.


(Шуре.) Иди. Авось до чего-нибудь додумаешься.


Гонг. Темнота.


У Бориса Родина. Входят Ш у р а и К а т я.


К а т я. Хозяина нет. Неудобно заходить.

Ш у р а. Ты не знаешь Бориса. Здесь все удобно. (Замечает на столе записку.) Вот видишь? (Читает.) «Шурик! Я могу опоздать — располагайся, как дома. Придешь голодный — лопай ветчину». Катя, ветчины дать?

К а т я. Неловко, ребенок…

Ш у р а. На, ешь. Не стесняйся. Я никогда не встречал такого человека, как Борис. Принес зажигалку, а через два часа мне казалось, что я знаю его с детства. Он тебе понравится, я уверен. Да, я тебе не говорил, оказывается, мы с ним уже встречались — в тот день, когда я ждал тебя на станции. Он тогда сказал…

К а т я. Что?

Ш у р а. Да неважно, в общем угадал… что я тебя жду.

К а т я. Разве он меня знает?

Ш у р а. Да нет, просто проницательный человек, догадался, понимаешь? (Прошелся по комнате.) Смотри, раковина. Думаешь, какая-нибудь мещанская безделушка? Нет, Борис ее со дна океана вытащил. На Дальний Восток ездил. Ну, просто путешествовал. Он не замыкается в своей профессии, его все интересует, абсолютно все.

К а т я. Тамара говорила, что он Федьку на суде защищал. Это правда?

Ш у р а. Да. Федька был не виноват, но дело запутанное. Борис добился его оправдания. Катя, я сегодня заходил к доктору.

К а т я. Ну?

Ш у р а. Сказал: «Есть остаточные явления, ходите на процедуры, вылечим». Так что все в порядке.

К а т я. Значит, море?

Ш у р а. Флот.

К а т я. А в один прекрасный день будешь стоять на капитанском мостике, грустный-грустный, — это оттого, что я тебе не пишу, целый месяц не пишу. И вдруг видишь — сквозь толпу пробирается какая-то необыкновенно красивая женщина. Ты вглядываешься… и кто же это? Я. «Отдать концы!» — командуешь ты радостным голосом…

Ш у р а (смеется). Какие концы?! «Спустить трап, — командую, — принять на борт судового врача!»

К а т я. Ребенок, это идея! Корабельный доктор — какая прелесть! А что, если правда?!

Ш у р а (смеется). Поступишь в мединститут, два часа проведешь наедине с трупом и убежишь.

К а т я. Да? Наверное… Знаешь, я ехала из Крыма. Вышла на небольшой станции. Из почтового вагона девушка принимала посылки… Какой-то летчик сел в зеленую «Победу» и уехал… На аэродром, наверно… А когда немножко отъехали, я увидела — разгружали эшелон с лесом. Машины, люди… Везде идет какая-то жизнь, которую мы с тобой не видим, не знаем… И мне кажется — самое интересное не там, где я сейчас, а где-то в другом месте.

Ш у р а. А я люблю наше Касаткино. Если б здесь море было, никогда бы не уехал.

К а т я. Осенью уедешь. И твое Касаткино превратится в почтовый адрес: «Касаткино, Московской области…»

Ш у р а. «Общежитие вагоноремонтного завода, Кате Шагаловой».

К а т я. Нет, лучше пиши: «До востребования».


Входит Б о р и с.


Ш у р а. Борис, познакомься. Это и есть Катя.

Б о р и с. Вы?

К а т я. Я. Разве вы меня знаете?

Б о р и с. Да.

Ш у р а (смеется). Он шутит. Просто я ему рассказывал о тебе.

Б о р и с. Нет, Шурик, не совсем так. Я несколько раз встречал Катю, вернее, видел ее на улице, в кино…

Ш у р а. Она тебе понравилась?

К а т я. Шурик, что ты?!

Ш у р а. Конечно, понравилась, я по глазам вижу.

Б о р и с. Ты дьявольски проницателен, Шурик. А ну, угадай: что в этих двух толстых папках?

Ш у р а. Какие-нибудь кляузы?

Б о р и с. Угадал. (Кате.) Эти папки мне только что вручил выдающийся склочник Серафим Мефодьевич Бабец, который третий год доказывает, что проезд от школы до вагонки должен стоить не семь, а пять копеек. (Положил папки.) Ну его к лешему, этого Бабца! Потащите меня гулять?

Ш у р а. Да.

Б о р и с. Вечер теплый, совсем лето. Я только боюсь: пойдешь с тобой в парк, а попадешь в милицию.

Ш у р а. Почему в милицию?

Б о р и с. Начнешь наводить порядок — нас призовешь в свидетели.

Ш у р а. Ладно смеяться.

Б о р и с. Что-то на меня лень напала. Давайте лучше кофейку выпьем. Я ведь завзятый «кофейник», такого кофе, как у меня, вы никогда не пили. Вот Шурик пробовал.

Ш у р а. Пробовал.

Б о р и с (Кате). Он ничего в этом не понимает. (Шуре.) Держи мельницу. Крути.

К а т я. Дай мне. (Берет у Шуры кофейную мельницу.)


Борис достает зажигалку, закуривает, смотрит на Катю.


(Не глядя на Бориса.) Скажите, Борис, что написано у вас на зажигалке?

Б о р и с (улыбаясь). Да ну, глупость.

К а т я. А все-таки?

Б о р и с. Говорят, что царь Соломон на указательном пальце левой руки носил перстень из кроваво-красного астерикса. А на оборотной стороне этого камня вырезана была надпись: «Все проходит».

К а т я. Все проходит?..

Б о р и с. Зажигалку мне подарили. А надпись неглупая. В ней есть своя правда. Вот Шурик… Сегодня ему кажется, что нет ничего важнее, чем покончить с хулиганством в Касаткине.

Ш у р а. Борис, я так не говорил.

Б о р и с. Сердится… А пройдет какое-то время — он будет об этом вспоминать с улыбкой.

Ш у р а. Я и сейчас говорю с улыбкой. А вообще смешного мало. Ты, кстати, сам недавно говорил, что от хулиганства до фашизма расстояние короче воробьиного носа.

Б о р и с. Это не я говорил — Горький.

Ш у р а. Горький. А Борис Родин сказал, что хулиган самая опасная разновидность обывателя.

Б о р и с. Каюсь, говорил. Только, Шурик, дорогой, почему именно ты должен драться с этими глухарями?

Ш у р а. Потому, что это касается всех.

Б о р и с. Безусловно. Родители и школа обязаны… Понимаешь, их дело — воспитывать ребят так, чтобы путь к хулиганству был для них неприемлем так же, как неприемлем, скажем, для тебя. А уж если кто-нибудь свихнулся, есть милиция, суд, наконец, тюрьма. Если каждый на своем месте станет честно делать свое дело, нам с тобой будет не о чем говорить.

Ш у р а. Но пока что есть Глухарь, есть Репа, есть Федька.

Б о р и с. Не мешай их в одну кучу. Они разные. Твой «ближайший друг» Валентин Чубаров, он же Глухарь, — распространенный тип хулигана. Ловок, бестия, предпочитает действовать чужими руками. Этот мальчик — компетенция милиции. Репа. В первых двух классах его обучали четыре года. Читает по складам, писать так и не научился. Явно дефективная личность. Компетенция медиков. А Лукашев — этот сейчас на распутье — компетенция вашего заводского комсомола. Поссорьте его с Глухарем, и через два месяца его фотография будет на Доске почета. Кстати, хорошо, что ты добился его перевода на другую работу.

Ш у р а. Это ничего не изменило. Вчера я его опять видел в этой компании.

Б о р и с. Не сразу, Шурик. Ничего сразу не делается. И всё, Шурик, всё! Хватит! А то у меня такое чувство, что я все еще на работе.

Ш у р а. Нет, погоди!

Б о р и с. Сдаюсь, сдаюсь! Ты прав. Полезное, важное дело. Но, дорогой, осталось несколько месяцев до армии. Гуляй. Ходи в кино. Поезжай в Москву, в театр. Наконец, лежи кверху пузом и читай книжки! Зачем впутываться в эту историю?.. Впрочем, твое дело! Катюша, как наш кофе?.. У! Хватит, хватит! Шурик, у доктора был?

Ш у р а. Да. Все в порядке — процедуры назначили. Сколько сейчас времени?

Б о р и с. Скоро семь.

Ш у р а. Мне в семь на какие-то УВЧ надо забежать. (Кате.) Я — в поликлинику и скоро вернусь, а ты тут посиди. Борис, покажи ей свои фотографии.

К а т я. Нет, нет, я с тобой…

Ш у р а. Глупости какие! Сиди! Я скоро. (Уходит.)

Б о р и с. Шурик все принимает слишком близко к сердцу.

К а т я. Вы извините, я тоже пойду.

Б о р и с. Почему, Катюша? А кофе?

К а т я. Ну, хорошо… Это фотографии, о которых говорил Шурик?

Б о р и с. Они еще не разобраны. В прошлом году был на Иссык-Куле. А вы, я слышал, недавно вернулись из туристского похода?

К а т я. Две недели была в Крыму. Не заметила, как время пролетело. Так бы и ездила всю жизнь. По-моему, это самое интересное.

Б о р и с. Я это понимаю. Каждое лето вырываюсь с работы и… боже мой, сколько повидал за последние пять лет! Если удается, я и по воскресеньям удираю из города. Кругом удивительные леса. Ни души… Ужу рыбу, сплю в шалаше.

К а т я. Один?

Б о р и с. Один.

К а т я. И вам не скучно?

Б о р и с. У меня такая профессия, что я общаюсь отнюдь не с лучшими представителями человеческого рода и в свободное время предпочитаю природу…

К а т я. Борис, вы любите свою профессию?

Б о р и с. Да, конечно.

К а т я. Я завидую людям, у которых есть дело, которое поглощает их целиком…

Б о р и с. Это бывает редко. Чаще увлечения сменяются и проходят.

К а т я. «Все проходит»?

Б о р и с (смеется). Не так это глупо.

К а т я. Это не глупо, но если это правда… очень страшно. Борис, а что вы делали возле общежития, там, где потеряли зажигалку?

Б о р и с. Можно я вам не отвечу?

К а т я. Почему?

Б о р и с. Я ведь не скажу правду.

К а т я. А вы скажите.

Б о р и с. Правду?

К а т я. Правду.

Б о р и с (после паузы). В окне сидела девушка в розовой кофточке, а вы… вы выглянули на секунду и тут же скрылись.

К а т я. Да, помню. А зачем вы туда приходили?

Б о р и с. Вы настаиваете, чтобы я сказал правду?

К а т я. Да.

Б о р и с. Я хотел… познакомиться с вами.

К а т я (растерянно). Со мной?

Б о р и с. Да.

К а т я (тихо). Зачем?


Борис молча смотрит на Катю.


Нет. (Убегает.)


Борис достает папиросу, закуривает.

Входит Ф е д ь к а.


Ф е д ь к а. Разрешите?

Б о р и с. Что?.. А, Лукашев!

Ф е д ь к а. Поговорить надо, Борис Гаврилович.

Б о р и с. Завтра с четырех до шести заходи в консультацию.

Ф е д ь к а. Вопрос… личный.

Б о р и с. У нас все дела личные.

Ф е д ь к а. Выяснить надо… Я насчет… старого.

Б о р и с. Тебя оправдали, нечего волноваться. Веди себя хорошо — никто не тронет.

Ф е д ь к а. Если я вам что скажу, никто не узнает?

Б о р и с. Нет. Профессиональная тайна.

Ф е д ь к а. Борис Гаврилович, я тогда скрыл от вас, не сказал, как оно было…

Б о р и с. Что скрыл? Вещи спрятал?.. Нет. Погоди-ка. К делу ты был привлечен потому, что брал у Глотова деньги. Говорил, что одалживал… А ведь ключ-то от квартиры они не украли, ты им сделал?

Ф е д ь к а. Я. Вы знали?

Б о р и с. Нет. Сейчас понял.

Ф е д ь к а. Если кто заявит, опять суд?

Б о р и с. Да. Ничего утешительного не скажу. Дело пойдет на пересмотр.

Ф е д ь к а. Одним словом — прощай, мама! За старое дело?!

Б о р и с. Это не имеет значения.

Ф е д ь к а. Заново дело завести могут?

Б о р и с. Заведут и заново. Все зависит от того, как себя это время вел. На работе, в быту, с товарищами. Суд примет во внимание. Могут дать условно. Года два.

Ф е д ь к а. Мне разряд повысили. Технологию новую… освоил.

Б о р и с. Вот-вот, это хорошо. Пить бросай, в драки не ввязывайся, живи человеком! Ты вроде в техникум хотел?

Ф е д ь к а. Не то настроение! А если уехать далеко?

Б о р и с. Найдут.

Ф е д ь к а. Ладно. Характеристика будет. Пошлю их… А если что, поможете?

Б о р и с. То есть защищать тебя? Пожалуйста.


Входит Ш у р а.


Ш у р а. А где Катя? (Удивленно.) Федька?

Б о р и с. Вот шел мимо, заглянул по старому знакомству.

Ф е д ь к а (Шуре). Я тебе пятерку задолжал. На. (Идет к двери, возвращается.) Насчет того случая не серчай — не по своей воле тронул. И вот чего. Если кто заденет тебя — хоть Глухарь, хоть кто, — со мной дело иметь будет! (Уходит.)

Ш у р а. О чем он с тобой говорил?

Б о р и с. Профессиональная тайна, Шурик.

Ш у р а. А Катя? Ушла?

Б о р и с. Катя? Ушла Катя.

Ш у р а. Прихожу в поликлинику, а сестра говорит: «УВЧ до шести часов, покажите талончик». А там, оказывается, не семь, а семнадцать, пять часов, понимаешь?


Борис молчит.


Куда Катя ушла?

Б о р и с (не сразу). Вот что, Шурик. Ты лучше приходи ко мне один.

Ш у р а. Почему? Она тебе не понравилась?

Б о р и с. Поверь мне, так будет лучше.


Гонг. Темнота.


Улица возле клуба. У киоска стоят и курят Г л о т о в, Г л у х а р ь и Р е п а.


Г л у х а р ь. Откормили тебя, Юрка, на казенных харчах. Работал?

Г л о т о в. Там работать дураков хватает, вроде Репы.


Репа смеется.


Г л у х а р ь. А у нас тут новости. Активисты развелись… Вчера перед сеансом бутылочку пивца опрокинул, так из кино вывели. Главное — кто?! Свои же, с вагонки, Федькины дружки.

Г л о т о в. Это что же, и пива не дают выпить?

Г л у х а р ь. Ну, сказал буфетчице пару ласковых. А тут эти, с повязочками…

Г л о т о в. Мусор. Учить надо. Пугануть разок — образумятся.

Р е п а. Дать понюхать как следует!

Г л о т о в. Где это Федор замешкался?

Г л у х а р ь. Да небось в клубе с Тамаркой. Завели шарманку на целый вечер — «Горе от ума». Хоть бы кино пустили… Федькин юрист идет.


Глотов, Глухарь и Репа отходят в сторону. Входят Б о р и с и К а т я.


Б о р и с. Художники прошлого упорно возвращались к одному сюжету — как только их герой начинает говорить правду, его тут же объявляют сумасшедшим… Чацкий, Гамлет, Дон-Кихот… (Заметив Глотова.) Глотов появился.

К а т я. Пойдемте по той стороне.

Б о р и с. Зачем? Идемте здесь. Катюша, я увижу вас завтра?

К а т я. Завтра я выхожу в вечернюю смену.

Б о р и с. А послезавтра?

К а т я. Послезавтра моя очередь работать на стройке общежития.

Б о р и с. Значит, увидимся только в воскресенье?

К а т я. Борис, мы не должны больше встречаться. Мне кажется, это нечестно, нехорошо…


Уходят.

Появляются Г л о т о в, Г л у х а р ь и Р е п а.


Г л о т о в. Видать, не поладили.


Проходят Б о л ь ш о й и В е р о ч к а. Сзади идет М а л е н ь к и й с Верочкиной сумкой.


М а л е н ь к и й. Большой говорил, ушла с автобуса?

Б о л ь ш о й. Ушла.

М а л е н ь к и й. На вагонку идешь?

Б о л ь ш о й. На вагонку.

М а л е н ь к и й. А чего не к нам, на мебельную?

Б о л ь ш о й. Стесняется.

М а л е н ь к и й. Ну, пока. (Передает сумку Верочке.)

Б о л ь ш о й. Пока, Маленький.

В е р о ч к а. А то пойдем с нами…

Б о л ь ш о й. Пошли в парк, что ли.

М а л е н ь к и й. Можно и в парк…


Большой берет у Верочки сумку, передает Маленькому. Проходят.


Г л у х а р ь. Вот они, дружинники.

Г л о т о в. Учить надо.


Выходит М е л е ш к о с а к к о р д е о н о м, окруженный р е б я т а м и и д е в у ш к а м и.


Г л у х а р ь. Почет гармонисту! Новую музыку заимел?

М е л е ш к о. Премия. (Растянул мехи.)

Г л у х а р ь. Танцы отменили, сделай одолжение, изобрази цыганочку.


Мелешко играет вступление. Глухарь делает заход. Он танцует не без лихости, но не в такт музыке.


М е л е ш к о (прекращая играть, обращается к одному из ребят). А ну, покажи ему выходку.


Парень лихо танцует.


Г л у х а р ь (Мелешко). Дай кусочек красненького.

М е л е ш к о. Чего?

Г л у х а р ь. Огонька. Прикурить.

М е л е ш к о. Я некурящий. (Дает Глухарю копейку.) Купи коробочку.


Ребята со смехом уходят. Глухарь злобно смотрит вслед.

Проходят высокий п а р е н ь в очках и д е в у ш к а.


Д е в у ш к а (заметив Глухаря). Стоят… Пойдем той стороной.

П а р е н ь (решительно). Не тронут. Пойдем.

Г л у х а р ь (бросил на землю копейку; парню). Эй ты, подними копейку.

П а р е н ь. Твоя копейка — сам и поднимай.

Д е в у ш к а (парню). Подними, не связывайся.


Парень неохотно поднимает деньги.


Г л у х а р ь. Так-то оно лучше. Иди гуляй. (Забирает деньги.) Обнимайся со своей кралей. (Толкает парня.)


Девушка быстро уводит парня.


(Мрачно, глядя вслед парню и девушке.) Скукота. Пошли, Юрка, что ли.

Г л о т о в. «Прощай маму» дождаться надо.

Г л у х а р ь. Соскучился по Федьке или дело есть?

Г л о т о в. Соскучился. А может, и дело есть.


Входят Ф е д ь к а и Т а м а р а. Глотов, Глухарь и Репа скрываются за киоском.


Ф е д ь к а. Будильник купила?

Т а м а р а. Купила — тебе что?! На Сахалин собрался — скатертью дорожка! В кои веки в клуб выбрались. Сидишь как на иголках. Чего в буфете не видал?

Ф е д ь к а (дает Тамаре конфету). Тебе конфетку купил.

Т а м а р а (берет конфету). Нужна мне твоя конфета! Девчонки задразнили: «Прощай, мама!», «Все в ажуре», «С Сахалина деньги мешками возят!» Не надо мне твоих денег!

Ф е д ь к а. Покрывало купила?

Т а м а р а. Купила! Подумаешь, счастье — покрывало! Другие гуляют, в кино ходят, на лодках катаются, а с тобой и на улицу выйти совестно. «Разряд повысят — поженимся…»

Ф е д ь к а. Я же не отказываюсь.

Т а м а р а. Что я, белены объелась?! Не пойду за тебя, очень надо с таким сокровищем всю жизнь мыкаться! Найду получше! Ребят на заводе и на меня хватит! После общежития дом для молодоженов будут строить. Нам бы комнату дали. Не ходи за мной, слышишь?!


Из-за киоска выглядывает Г л у х а р ь.


Г л у х а р ь. «Прощай, мама», зайди в «кибинет».

Ф е д ь к а. Ладно, отстань.


Глухарь скрывается.


(Тамаре.) Чего ты меня хоронишь? Рано еще отпевать! Голова пока работает, и на руки не жалуюсь. Вчера инженер деталь принес — никто не брался, а я сделал.

Т а м а р а. Сделал! А вечером опять в пивную!

Ф е д ь к а. Ну, с получки.

Т а м а р а. А завтра опять одалживать будешь?

Ф е д ь к а. Ты войди в мое положение…

Т а м а р а. Не ходи за мной!


Федька обнимает Тамару, целует. Из-за киоска выходят Г л о т о в и Г л у х а р ь.


Г л о т о в. Никак «Прощай, мама»? Ты что же, своих не замечаешь?

Ф е д ь к а (узнал Глотова). Юрка?

Г л о т о в (говорит неторопливо, без улыбки). Не ждал?

Ф е д ь к а. Не ждал.

Г л о т о в. За что люблю Федора — говорит как на духу.

Т а м а р а. Идем.

Г л о т о в. Погоди.

Т а м а р а. Пошли.

Ф е д ь к а. Отстань.

Т а м а р а. Ну ладно. Больше ко мне не ходи! (Уходит.)

Г л у х а р ь (показывая на Глотова). Все законно, приехал мамашу навестить.

Ф е д ь к а (с тревогой). Насовсем?

Г л о т о в. В Касаткине не пропишут. У старухи с недельку покантуюсь, а там видно будет. Как житуха, Федор?

Г л у х а р ь. Скучает Федя. Привязала его девочка — не оторвешь.

Г л о т о в. Все с Тамаркой путаешься?

Г л у х а р ь. По всему видать — она его женит.

Г л о т о в. Ты, Федор, не поддавайся, бабе над собой власти не давай. (Громко смеется.)

Г л у х а р ь. К Федьке теперь не подступишься — разряд получил, того и гляди на Доску почета повесят. Изобретатель!

Г л о т о в. Золотые руки. Ключик не забыл, Федор? (Громко смеется.)

Ф е д ь к а. Помню.

Г л о т о в. Ты, Федор, понимать должен: продал бы я тебя — возил бы тачку. Или не так?

Ф е д ь к а. Так.

Г л о т о в. Это хорошо, что помнишь. А то другие забывают, случается. На таких — свой закон. Был человек — и нету. Ищи в поле ветра! (Громко смеется.)

Г л у х а р ь. Федя, сказал бы чернявому, чтобы Зиночку не провожал, — я ведь ему руки-ноги переломаю.

Ф е д ь к а. Не тронешь.

Г л у х а р ь. А кто помешает? Не ты ли?

Ф е д ь к а. Я.

Г л о т о в. Бросьте вы за бабу спорить. Добра… Пошли. И ты, Федор, поближе к вечерку заглядывай, посидим, побалакаем. Держи десятку — захватишь чего надо.

Г л у х а р ь. Гляди, Юрка-то с деньгами.

Г л о т о в. Я-то с деньгами. А у тебя их, Валя, никогда не будет, потому — глаза у тебя завидучие и руки трясучие. (Громко смеется.)


Глотов и Глухарь уходят. Проходит поезд. Федька задумался. К Федьке подходит Ш у р а.


Ш у р а. Катю не видел?

Ф е д ь к а. Отстань!

Ш у р а. Я Тамару встретил. На лавочке у забора сидит. Плачет.

Ф е д ь к а. Пускай плачет.

Ш у р а. Настроение паршивое?


Федька молчит.


А кто это, здоровый такой, с Глухарем шел?

Ф е д ь к а. Не признал?

Ш у р а. Я с ним не встречался.

Ф е д ь к а. Твое счастье.


Пауза.


Ш у р а. А в клубе ее не было?

Ф е д ь к а. Кого?

Ш у р а. Кати.

Ф е д ь к а. Не видал.

Ш у р а. Слыхал, дом для молодоженов после общежития строить решили.

Ф е д ь к а. А мне что?

Ш у р а. Я к тому — ты ведь жениться вроде собирался…

Ф е д ь к а. Мало ли что я собирался.

Ш у р а (понимающе). Настроение паршивое? (Пауза.) А зачем ты к Борису заходил?


Федька молчит.


Не хочешь — не говори.

Ф е д ь к а (встревоженно). Он тебе сказал?

Ш у р а. Нет, говорит: «Профессиональная тайна». Я, правда, догадываюсь.

Ф е д ь к а. Ничего ты знать не можешь.

Ш у р а. Конечно, только догадываюсь. Я ведь понимаю, ты не хотел тогда… меня ударить. Глухаря боишься. А ты сильнее его, чего бояться? Вот я и подумал, что ты почему-то от него зависишь.

Ф е д ь к а. Что ты мне в душу лезешь?! (Схватил Шуру.) Сказал тебе юрист, сказал?!

Ш у р а. Убери руки. Ничего Борис не говорил, сам вижу — запутали они тебя. Ты, Федька, трус! Рано или поздно попадешься с ними.

Ф е д ь к а. Туда и дорога! Плевать!

Ш у р а. Тамара сидит и плачет. (Пошел.)

Ф е д ь к а. Шурик, постой… Не на тебя осерчал… Деваться мне некуда, понимаешь, хоть в петлю лезь. Попутали они меня! Хочешь — верь, хочешь — нет, без вины виноватый. Не знал, чего делаю.

Ш у р а. О чем ты, не понимаю?

Ф е д ь к а. Деньги у Глотова брал. В очко играли. Десятку, потом полсотни, еще… много. А потом попросил он сделать вещицу одну… ключ… Думал, ему для дома, а вышло — хуже не придумаешь. А Глотов, он хитрый — на суде не сказал, а теперь они из меня жилы тянут!

Ш у р а. Что же делать, Федя?

Ф е д ь к а. Что, страшно?

Ш у р а. Страшно.

Ф е д ь к а. Брошу их — пришьют.

Ш у р а. Убьют.

Ф е д ь к а. Верю я тебе, Шурик, потому и сказал. А помочь, помочь мне никто не может.

Ш у р а. Но ведь так нельзя жить! Люди от страха… Человек от страха перестает быть человеком. Не тронут они тебя, Федя. Не посмеют. Даю тебе слово — будешь ходить по Касаткину безо всякого страха, вот ты еще вспомнишь меня, честное слово, вспомнишь!


Гонг. Темнота.


З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Место для курения на строительстве общежития. Прожектор освещает бочку, пожарный щит с инструментами и бачок для питьевой воды. Плакат: «Справим новоселье 7 ноября». Р е б я т а и д е в у ш к и окружили В а с и л и я И в а н о в и ч а.


В а с и л и й И в а н о в и ч. Дело у нас, конечно, двинулось. Так, Горяев? Так. Но должен предупредить — кулакам волю не давать. Был такой случай в парке. Затруднительное, выходит, положение: кого привлекать — хулигана или дружинника?

Ж а р о в (входит). За что привлекать? (Шуре.) Кого?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Так что учтите, правило у нас такое: хочешь другой раз стукнуть — держись, не положено… А выругаться — пожалуйста!


Все смеются.


Мысленно! Про себя. Подумаешь что-нибудь крепкое, глядишь, и легче. Вот такая…

Т а м а р а. Комбинация.


Все смеются.


В а с и л и й И в а н о в и ч. Ладно, ладно… Ну, всего.


Василий Иванович и Шура уходят.


Ж а р о в (Дусе). Насчет кулаков — это он конкретно или вообще?

Д у с я. Вообще.

Ж а р о в. А… другое дело… Работать, товарищи, работать! (Уходит.)

З и н а (Бочкину). Здоровый ты, Бочкин. Вот кому в дружинники.

Б о ч к и н. Еще чего! Это я с виду здоровый. А силы нету. Во-о-от.

В е р о ч к а. Что, Бочкин, в коленках слаб?

Б о ч к и н. А что? На той неделе три дня бюллетенил.

П а р е н ь в к е п к е. Кило ливерной без хлеба умял.

Б о ч к и н. А что? Ливерная, она безвредная.

З и н а. Шурику скажи, он тебя сагитирует.

Б о ч к и н. Меня уговорить что… Ты пойди маманю уговори. Не дозволит.

Д е в у ш к а. А с Клавкой гулять дозволяет?

Б о ч к и н. То для дела.

В е р о ч к а. Для какого дела?

Б о ч к и н. Жениться хочу.

П а р е н ь в к е п к е. Здоровье дозволяет?

Б о ч к и н. Я за милицию работать не стану. Он погоны нацепил, зарплату получает, а Бочкин за него работай! Видели таких!

Т а м а р а. Не пойдет за тебя Клавка.

Б о ч к и н. Почему не пойдет?

Т а м а р а. Силы нету, только с виду здоровый.


Все смеются. Зина и Верочка берут раму, поднимают. Бочкин подходит к ним, забирает раму.


Б о ч к и н. Пустите, не мешайтесь! Сам! (Уходит.)


Ребята расходятся. Катя отводит Дусю в сторону.


К а т я. Борис записку оставил в проходной. Ждет меня сегодня. Что мне делать?

Д у с я. Ты с ним с того раза больше не встречалась?

К а т я. Нет.

Д у с я. Ну и хорошо. Не ходи. Это пройдет.

К а т я. Все проходит. Не верю. Я дрянь, Дуся. Не могу Шурику смотреть в глаза.

Д у с я (задумчиво). Катя, ты любишь Бориса?

К а т я. Нет, я люблю Шурика, одного Шурика, а это что-то совсем другое, непонятное… На завод иду, домой — все оглядываюсь, чудится, будто сзади идет.

Д у с я. Не вытерпишь, побежишь к нему.

К а т я. Не хочу. Веришь?

Д у с я. Побежишь.


Катя молчит.


Мечешься ты, Катька, как ребенок в игрушечном магазине. Все сразу хочешь. Не бегай от Шурика, скажи все как есть. Не обманывай его…

К а т я (после паузы). Скажу. Сегодня же.

Д у с я. Замуж только не торопись, успеется.


Входит Ш у р и к.


Ш у р а. Здравствуй, Катя.

К а т я. Здравствуй, Шурик. Я побегу — там вроде трубы привезли.

Ш у р а. Да нет, машины еще не вернулись.

К а т я. Я пойду. (Уходит.)

Ш у р а. Седьмого ноября новоселье. Я не дождусь, наверное, раньше уеду.

Д у с я. С Катюшей вместо тебя малярить будем.


Б о л ь ш о й и М а л е н ь к и й приводят пьяного Ф е д ь к у. Собираются р е б я т а, д е в у ш к и.


Б о л ь ш о й. Ваш, с вагонки?

Ш у р а. Ты что, Федька?

Ф е д ь к а. Шурик, все в ажуре.

Б о л ь ш о й. Домой хотели отвести — не идет. Шумит, ругается.

М а л е н ь к и й. В милицию его.

Ш у р а. Погоди. Пошли, Федька!

Ф е д ь к а. Продаешь? Такой, да?

Ш у р а. Пойдем домой, Федя.

Ф е д ь к а (показывая на Большого и Маленького). Ты им, Шурик, объясни, чтоб не трогали. Сам знаешь, ребятам скажу — они им ноги переломают. (Отталкивает Большого.) Чего за руки держишь? Понимаешь, какие руки? Золотые! Чего хочешь сделаю, хоть то, хоть это… Я человек свободный… Уеду — и все, прощай, мама. На Сахалин. Скажешь, денег нету? И не надо. Пешком дойду. На попутных доеду.

Ш у р а. Пойдем домой, Федька.

Ф е д ь к а. Не пойду. Нельзя мне. Он думает, я у него… тут… (Сжимает кулак, неожиданно смеется.) А Лукашев не дурак… Пущай он меня дожидается, а я билет куплю — и прощай, мама. (Серьезно.) Шурик, одолжи полсотни. Пришлю, точно. А этим… (Бросается к Большому, Маленький его держит.) Ребятам скажу — они из тебя пергидроль сделают. Не надо мне денег, Шурик. Все в ажуре. Деньги будут! Руки золотые, все сотворить могу. Валька Глухарь за мной на полусогнутых бегать будет!

Д у с я. Ребята, ведите его в милицию. Нянчимся, нянчимся… Надоел!

Ф е д ь к а. Что стращаешь? Может, я в милиции давно не был. Соскучился! Может, мне самому туда надо?


Входят Т а м а р а и В е р о ч к а. Большой и Маленький подходят к Федьке.


(Большому.) Отойди, слышишь?! (Маленькому.) Брысь!


Тамара подбегает к Федьке.


Тамарочка…

Т а м а р а. Я тебе не Тамарочка! Где шатался?

Ф е д ь к а. Я… я…

Т а м а р а (бьет Федьку по лицу). На, получай, держи! На!

Ф е д ь к а. Чего ты?.. Чего?.. Я…

Т а м а р а. Где три дня шлялся?! Откуда деньги?!

Ф е д ь к а. Чего бьешь-то? Чего? Чего ты… Тамарочка!..

Т а м а р а. Я тебе покажу Тамарочку! Я тебя… Я тебе…

Ф е д ь к а. Чего шумишь? Ну, что, что? Что?

Т а м а р а. Я пошумлю! Я поговорю! Скажу, что к чему! Иди! Ну! (Уводит Федьку.)


Ребята и девушки расходятся.


Д у с я (Шуре). Вот тебе твой Федька.

Ш у р а. Не знаешь ты…

В е р о ч к а (Большому, тихо). Ты зачем сюда пришел? Я ведь говорила — сюда не ходи. Сказала — в парк приду.

Б о л ь ш о й. Мы с Маленьким… Маленький, скажи…

М а л е н ь к и й. Федьку вашего привели.

Б о л ь ш о й. В мыслях не было… (Идет за Верочкой.) Верочка… Честное слово! Не подумай чего…


Большой и Верочка уходят. Маленький идет за ними. Входит М е л е ш к о.


Д у с я. Перекур?

М е л е ш к о. В воздухе густо пахнет скандалом. (Закуривает.)

Д у с я. Каким скандалом, Мелешко?

М е л е ш к о. Втянул меня Шурик в историю. Я говорил ему: «Дружинник из меня не выйдет, не по моему темпераменту». Я, Дуся, человек горячий, если какая-нибудь несправедливость, у меня руки сами в кулаки свертываются, без участия головного мозга. Павлова читала — условный рефлекс?

Д у с я. Ну, толком, толком?

М е л е ш к о. Вчера вечером. В парке. Люди отдыхают. Сидят на скамеечках, слушают духовой оркестр, разговаривают на отвлеченные темы. Мы с ребятами дежурим, прохаживаемся по дорожке, а навстречу пьяная морда — Репа называется. Я ему вежливо предлагаю очистить парк. А эта Репа сует под нос кулачище и грубо интересуется, нюхал ли я его грязную лапу. Было, Шурик?

Ш у р а. Было.

Д у с я. Стукнул?

М е л е ш к о. Слегка. О том и жалею. Если бы не Шурик, сам бы схлопотал пять суток, но его бы вразумил. Я фрезеровщик шестого разряда, всякой шпане спуску давать не намерен. И никакую Репу нюхать не желаю!


Входит Ж а р о в.


Ж а р о в. Ну, Дуся, поздравляю, безобразие! (Мелешко.) Друг, дай прикурить.

Д у с я. В чем дело?

Ж а р о в. Слушай. Только что. Тяну проводку на второй этаж. И вдруг узнаю — не вообще, а конкретно — кулаками махают.

Д у с я. О чем ты, Жаров?

Ж а р о в. Мы наладили комсомольские патрули…

Д у с я. А ты при чем?

Ж а р о в. Я — актив. Это неважно. Ты послушай, что делается. Вчера в парке наш комсомолец Слава Мелешко… Между прочим, он тут с нами работает…

М е л е ш к о. Давай, давай, расскажи.

Д у с я. Ну, расскажи.

Ж а р о в. Этот самый Мелешко во время дежурства пускает в ход кулаки и тем самым дискредитирует большое дело.

Ш у р а. А ты знаешь Мелешко?

Ж а р о в. Славу Мелешко, из механического? Кто его не знает!

М е л е ш к о. Одну минуточку…

Д у с я (Мелешко). Сиди. (Жарову.) Говоришь, дискредитирует?

Ж а р о в. Дискредитирует. Я думаю так. Времени мало, но я считаю — такой случай, надо собраться и потолковать…

Д у с я. Без официальщины, по-деловому?

Ж а р о в. Смеешься? Дело серьезное! (Мелешко.) Как считаешь, друг?

М е л е ш к о. Я?

Ж а р о в. Как твоя фамилия? Все забываю…

Ш у р а. Шолотыркин.

Ж а р о в. Шолотыркин? Знакомая фамилия. А я твою сестру знаю! Тоже в механическом.

М е л е ш к о. Какую сестру?

Ш у р а. Зину Капустину.

Ж а р о в. При чем тут Капустина?

Д у с я. Лучше скажи, актив: ты хоть раз сам дежурил?

Ж а р о в. Я? Нет. Справедливое замечание. На той неделе надо будет подежурить.

Д у с я. Завтра.

Ж а р о в. Завтра? Хорошо.


Входят Б о л ь ш о й и М а л е н ь к и й.


Ш у р а (Жарову). Познакомься. С этими ребятами пойдешь в клуб. (Большому.) Возьмете?

Б о л ь ш о й. Маленький, берем?

М а л е н ь к и й. Возьмем, Большой.

Ж а р о в. Завтра?

Ш у р а. Завтра воскресенье, у тебя свободный вечер.

Ж а р о в. Не уверен, смогу ли. Как же так, сразу? Собраться надо…

М е л е ш к о. Потолковать?

М а л е н ь к и й. Чего толковать, приходи — и все.

Б о л ь ш о й. Маленький, он много разговаривает.

Ж а р о в. Ладно. В клуб? Вас как звать-то?

Б о л ь ш о й. Николай.

М а л е н ь к и й. Коля.

Б о л ь ш о й. А тебя?

Ж а р о в. Жаров зовите.

Б о л ь ш о й. Имя есть?

Ш у р а. Лагш его имя.

Б о л ь ш о й. Индус, что ли?

Ж а р о в. Русский. Полное имя — Лагшмивар. Родители в честь полярников назвали. Лагерь Шмидта в Арктике, сокращенно — Лагшмивар.

Б о л ь ш о й. Ну, лагерь так лагерь, в клубе встретимся. В семь вечера.


Большой и Маленький уходят.


Ж а р о в (Дусе, тихо). Экзамены сдала, завтра вечером погуляем?

Д у с я (громко). Завтра вечером ты дежуришь.

Ж а р о в. Ах, да… Я двинулся. (Хочет уйти.)


Обращается к Мелешко.


Слушай, ты правда Шолотыркин?

М е л е ш к о (смеется). С пеленок.

Ж а р о в. Запоминающаяся фамилия.


Мелешко и Жаров уходят.


Ш у р а. Дуся, что с Федькой делать? Зарабатывать стал прилично, с мастером отношения наладились, а тут опять связался с этими…

Д у с я. Что с ним возимся, не понимаю. Все ты! Что ты за него вступаешься? Сам не видишь, покатилось — не остановишь.

Ш у р а. Знала бы лучше, так не говорила.

Д у с я. И знать тут нечего. Сам себе хозяин. Не крошка. Только что Тамарку жалко.

Ш у р а. Вот если бы один человек к нему пошел… Федька бы его послушал.

Д у с я. Что с ним, объясни толком.

Ш у р а. Ладно, сам схожу.

Д у с я. Очень все близко к сердцу принимаешь. А ты почему к нам в общежитие перестал заглядывать?

Ш у р а. Все вечера занят: то здесь, то дежурю.

Д у с я. Не темни. С Катей поссорились?

Ш у р а. Нет. Просто почти не видимся. Ладно, пойду к нему. Все равно.

Д у с я. К Федьке?

Ш у р а. Нет, к тому человеку. А ты почему о Кате заговорила?

Д у с я. Потому, что на твоем месте я Катю никому бы не уступила.


Вбегает Ж а р о в.


Ж а р о в. Безобразие! Люди работают, а вы… Ах, это ты, Дуся? Извини, пожалуйста… Горяев, давай, давай!

Д у с я (Жарову). Тебя хлебом не корми — дай пошуметь! (Надела рукавицы.) Пошли, Лаша.


Дуся, Шура и Жаров уходят.

Гонг. Темнота.


У Бориса. Сумерки. Забравшись с ногами в кресло, сидит К а т я. Входит Ш у р а, зажигает свет, видит Катю.


Ш у р а (после паузы). Бориса нет?

К а т я. Нет. А почему ты не здороваешься, Шурик?

Ш у р а. Он скоро придет?

К а т я. Здороваться не хочешь?

Ш у р а. Здравствуй. Я не ожидал, что ты здесь. Бориса нет? Ладно, до свидания.

К а т я. Шурик, нам надо поговорить.

Ш у р а. О чем говорить?

К а т я. Шурик, пойми — мое отношение к тебе не изменилось…

Ш у р а. Ясно, Катя, я все понимаю… Федька в такую историю попал…

К а т я. Почему ты не хочешь… говорить со мной?

Ш у р а. Ну, не надо. Не хочу.

К а т я. Больше не любишь меня?

Ш у р а (не сразу). Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Ты мне нравишься, очень нравишься. Я ведь… люблю тебя, Катя. Это не пройдет, у меня… никогда не пройдет. Всю жизнь. Я, наверно, говорю что-то не то. Да, Катя?


Входит Б о р и с.


Б о р и с. Здравствуй, Шурик… А, Катюша! (Шуре.) Вот купил книжонку. Стихи по твоей части. О море. Тут есть одно стихотворение… вот…

Ш у р а. Да ладно, сам прочту.

Б о р и с. Нет, нет, слушайте.

Ш у р а. Ладно, Борис, потом.

Б о р и с. Дудки! Стихи надо читать вслух. И нараспев, как читают поэты:

Есть у моря свои законы,

Есть у моря свои повадки.

Море может быть то зеленым,

С белым гребнем на резкой складке,

То без гребня: свинцово-сизым

С мелкой рябью волны гусиной;

То задумчивым, светло-синим,

Просто светлым и просто синим…

Хорошо, а? Здорово.

Ш у р а. Борис, у меня к тебе дело.

Б о р и с. Погоди, вот, дальше слушай.

А какое бывает море,

Если взор застилает горе?

К а т я. Борис, не надо.

Б о р и с. Ладно. Не надо, так не надо…

Ш у р а. Борис, ты должен помочь одному человеку.

Б о р и с. О делах потом, Шурик.

Ш у р а. Федька Лукашев не ходит на работу. Сидит дома, как затравленный зверь. В поселок вернулся Глотов.

Б о р и с. Видел.

Ш у р а. Он припугнул Федьку, а у того не хватает силы пойти и все самому сказать. А другого выхода у него, по-моему, нет.

Б о р и с. Да, пожалуй. Послушай, Шурик…

Ш у р а. Ну вот, раз ты согласен, пойдем к нему вместе. Я говорил с ним, но, понимаешь, что ему мои слова?! А ты — ты адвокат. Ты сможешь ему все объяснить. Его надо убедить.

Б о р и с. Ты, Шурик, добрая душа, но я хорошо знаком с этим сортом людей… Федька не пойдет с повинной. Если он не набрался духу сделать это раньше, теперь, когда приехал Глотов, он и вовсе не пойдет. И довольно об этом. Пойдем прогуляемся, я хочу с тобой поговорить…

Ш у р а. Федька гибнет, а мы с тобой будем… гулять?!

Б о р и с. Федька сам все знает, что к нему ходить!

Ш у р а. Не пойдешь?

Б о р и с. Чайной ложкой море не вычерпаешь… Впрочем, попробуй сходи. Хуже не будет.

Ш у р а. А ты что скажешь, Катя?

К а т я. Шурик, ты не понял Бориса.

Ш у р а. Нет, скажи! Он прав?

Б о р и с. Это прекрасно, что ты с такой горячностью вступаешься за людей, воюешь с хулиганами. Но не считай это единственным делом, которым должны заниматься все.

Ш у р а. Я этого не считаю.

Б о р и с. Ну и прекрасно, значит, не о чем спорить. Но будь осторожен, дорогой. Вам удалось их крепко прижать, а когда зверю некуда податься, он бросается на человека. Угомоните одного хулигана, схватите за руку другого, задержите третьего, а четвертый возьмет да и сунет ножом между ребер.

Ш у р а. Я знаю, что это опасно.

Б о р и с. Ничего, как-нибудь государство с этим справится. Решаются задачи и посложнее.

Ш у р а. А что такое государство? Государство — это мы.

Б о р и с (смеется). «Государство — это я», как говорил Людовик Четырнадцатый.

Ш у р а. Мне наплевать, что говорил твой Людовик Четырнадцатый! Пойдешь со мной к Федьке или нет?


Борис взял папиросу.


Б о р и с. Нет, Шурик, это бессмысленно.

Ш у р а. Хорошо. Я пойду один. (Уходит.)

К а т я. Шурик!

Б о р и с (после паузы). Катя, ты сказала ему?

К а т я. Нет. Он не захотел слушать.

Б о р и с. Как все неловко вышло… Зачем было читать стихи?.. Я нехорошо с ним говорил. Не так… Но мне дьявольски трудно с Шуриком, как будто я в чем-то перед ним виноват. А в чем? В том, что я люблю тебя?! Кому-кому, а Шурику я меньше всего хотел бы причинить боль.


Борис вертит зажигалкой, закуривает.


К а т я. Ты не сердись, Борис. Может быть, я тоже не так тебя поняла, но, по-моему, ты был неправ.


Борис смотрит на зажигалку.

Гонг. Темнота.


Воскресенье. Скамейка у забора. Издалека доносится песня. На скамейке сидят Д у с я и Ш у р а.


Д у с я. Я вчера в гараже была. Спрашиваю ребят: «Как Глухарь поживает?» Смеются. Тихий стал. А сейчас шла — встретила красавца. Ох, и злющие у него глаза! Крепко вы их подкосили.

Ш у р а. Глухарь… Что Глухарь?! Он у всех на виду. С ним справиться можно. Хуже другое.

Д у с я. Ну? Ты о ком?

Ш у р а. Просил я одного человека пойти со мной к Федьке. Да ты его знаешь. Вот если бы это его касалось, его лично… или хотя бы меня… он бы все сделал. А ведь знает, что Федька бы его послушал. Не пошел.

Д у с я. Почему?

Ш у р а. Вчера в Полушкине свадьба была. Гостей полно. Танцы. И вдруг — драка. Пьяная драка из-за какого-то пустяка. «Скорая помощь» приехала. А кругом люди. Схватили бы за руки, ничего не было бы. Так нет, каждый думает: пусть другой лезет. Есть такие, рядом человек погибать будет — пройдет, не оглянется. Но я не понимаю, как можно оставаться безразличным, если рядом кто-то в тебе нуждается! Ведь когда ему понадобится помощь, другие тоже окажутся в стороне. Неужели Борис прав — чайной ложкой море не вычерпаешь? Равнодушие! Вот что противно!

Д у с я. Не считай себя лучше всех, Шурик. Помнишь, когда тебя Федька ударил, ты промолчал. Что это было? Равнодушие?


Шура молчит.


Ты оказался перед выбором. И каждый рано или поздно вынужден сделать свой выбор. Искушение отойти в сторонку — оно соблазнительно и подстерегает каждого. Но если есть в человеке хоть капля живого… Впрочем, что с тобой происходит, я понимаю.

Ш у р а. Думаешь, из-за Кати? Вовсе нет.

Д у с я. Тебе виднее. Эх ты, чайная ложка…


Входит Т а м а р а.


Т а м а р а. А где девочки?

Д у с я. Не приходили.

Т а м а р а. А Слава Мелешко где?

Д у с я. Появится.

Т а м а р а. С гармошкой?

Д у с я. С аккордеоном.

Т а м а р а. Была бы музыка.

Ш у р а. Федьку сегодня видела?

Т а м а р а. Пропади он пропадом, надоел!

Ш у р а. Вот видишь, если Тамарка так говорит, что же требовать от чужого дяди!.. Я думал…

Т а м а р а. Один такой думал-думал…

Д у с я. И что с ним случилось?

Т а м а р а. С кем?

Д у с я. С тем, который думал?

Т а м а р а. А то случилось, что я про Федьку и говорить не желаю. Прогульщик! Лодырь! Валяется дома на кровати и плюет в потолок. Даже про Сахалин не заикается.


Входят З и н а и В е р о ч к а.


З и н а. А где Мелешко?

Т а м а р а. Придет.

В е р о ч к а. С гармошкой?

Т а м а р а. С аккордеоном.


Все смеются.


Д у с я. Как, Верочка, привыкаешь, по автобусу своему не соскучилась?

В е р о ч к а. Что вы, Дуся! Мне на заводе нравится.

Т а м а р а. А почему ты к нам пошла, а не на мебельную?

В е р о ч к а (смущенно). Почему это на мебельную?

Т а м а р а. Слыхали мы, есть там один стриженый.

В е р о ч к а. Вовсе не стриженый.


Все смеются. Входит К а т я.


К а т я. Здравствуй, Шурик.

Ш у р а. Здравствуй.

Т а м а р а. Шурик — здравствуй, а мы — пустое место?

К а т я. Да мы виделись. Девочки, а где Мелешко?


Все смеются.


Что с вами?

Д у с я. Придет, придет!

К а т я. С аккордеоном?


Все смеются.


Т а м а р а (глядя на Шурика). Три деревни, два села, восемь девок, один я.

Ш у р а. Зина, на минуту! (Негромко.) У меня бабушка прихворнула не то заболела, так… чего-то… Попозже зайди корову подоить, а то я как-то не знаю…

З и н а. Хорошо, зайду.

Т а м а р а. Девчата, Верка-то наша под конвоем гулять ходит. Сама посередке, а по краям Большой и Маленький с повязками. Красота.

В е р о ч к а. Я и то говорю: хоть бы повязки сняли. Шурик, сказал бы им…

Т а м а р а. А он и сам каждый день с повязкой ходит — дежурит. Адмирал.

Ш у р а. Да ладно.


Входит М е л е ш к о с аккордеоном. Вслед за ним идут д е в у ш к и.


З и н а. А вот и Слава.

М е л е ш к о (Зине). Ну-ка, потеснись, сестренка.

З и н а. Какая я тебе сестренка?

М е л е ш к о. Жаров породнил.


Все смеются.


Слушай информацию. (Играет вступление к частушке, поет.)

Я, девчонки, не Мелешко,

Зина не Капустина,

Я, девчонки, Шолотыркин,

Зина — Шолотыркина.


Все смеются.


Д у с я. Ну, еще!

М е л е ш к о (поет).

Никого я не боюся,

Я боюся только Дуси,

Я боюсь, что сгоряча

Дуся влепит строгача!


Все смеются.


Т а м а р а. Славочка, милый! Какой жених, девочки, пропадает!

М е л е ш к о. Нет, Тамарочка, я ревнивый. А с ревнивым хлопот не оберешься! Вот мы вчера с Шуриком в Полушкине дежурили. На свадьбу угодили. Жених выпил, а потом смотрит — дяденька какой-то невесте подмаргивает. А тот спит, только у него привычка такая: спит, а один глаз открытый. Ну, жених не разобрался, схватил апельсин… И повело…

Ш у р а. Чего смеешься? Ты расскажи, чем кончилось. Смешно? Ничего тут смешного нет.

М е л е ш к о. Да я… Ну что ты, я понимаю…

Ш у р а. А понимаешь — глупостей не говори. (Уходит.)

Д у с я (Кате). Шурик переживает.

К а т я. Вижу.

Т а м а р а. Кать, тебе что, ухажер выходной дал?

К а т я. Выходной.

Т а м а р а. А чего он к нам в общежитие на заходит? Боишься, отобьем?

К а т я. Кто вас знает.

Т а м а р а. Не бойся, Шурика не отбили, на что он нам, твой юрист! (Подмигивает Мелешко.) Ухажер у нее культурный, от зажигалочки прикуривает.


Мелешко играет. Девушки начинают танцевать. Входят Г л у х а р ь и Р е п а.


Г л у х а р ь. Репа, глянь-ка, кругом знакомые! (Мелешко.) А ну, гармонист, рвани цыганочку! А мы с Зиночкой оторвем!

М е л е ш к о. Проходи, не напрашивайся.

Г л у х а р ь. Не слышу.

М е л е ш к о. Иди, иди!

Г л у х а р ь. Репа, а ведь, если мне не изменяет память, этот шатен тебе прическу попортил.

Д у с я. Слава, играй.

М е л е ш к о. Я человек вспыльчивый, Дуся.

Д у с я. Играй, играй!


Мелешко играет.


Т а м а р а (поет, глядя на Глухаря).

Что, мой миленький, давно

Не заглядывал в кино?

М е л е ш к о (подхватывает).

А ты миленка пожалей —

Он не любит патрулей.


Все смеются.


Г л у х а р ь (раздраженно). Репа, они что, плохо слышат? Я просил цыганочку! Ну, гармонист!

М е л е ш к о. Иди, иди!


Репа подходит к Мелешко.


Р е п а (показывая кулак). А это нюхал?

М е л е ш к о. Дуся, подержи аккордеон!


Входит Ж а р о в.


Ж а р о в (Репе). Ну, ты, кулаками не размахивай!

Р е п а (Жарову, показывая кулак). Понюхаешь!

Ж а р о в. Кому кулак суешь? Я дружинник!

Г л у х а р ь. Репа, уразумел? Он дружинник!


Репа ударил Жарова.


М е л е ш к о (схватил Репу). А ну!

Г л у х а р ь. Не трожь, он психический. У него, может, справка есть.


Входят Б о л ь ш о й и М а л е н ь к и й.


Б о л ь ш о й. Маленький, работа.

М а л е н ь к и й. Большой, заходи оправа.


Большой и Маленький окружают Глухаря и Репу.


М а л е н ь к и й (показывая на Глухаря). Этого брать?

Ж а р о в (показывая на Репу). Только этого.


Входит Ш у р а.


Горяев, вот, задержали. Ударил меня по лицу при свидетелях.

Г л у х а р ь. Начальство явилось. Ты учти, начальник, не трожьте Репу. Я своих друзей в обиду не даю.

Ш у р а (Жарову). Чубаров был, когда Репа тебя стукнул?

М е л е ш к о. Вместе пришли.

Ш у р а. Забирайте обоих.

Г л у х а р ь. А ну, подойди!

Ш у р а (подходит к Глухарю). Не шуми, Чубаров. Хватит.


Большой и Маленький берут Глухаря за руки.


Г л у х а р ь. Ну, начальник, гляди! Я больше пяти суток не получу, а с тобой особый разговор будет. Без свидетелей. Один на один.

Ш у р а. Играй, Мелешко.


Шура, Жаров, Большой и Маленький уводят Глухаря и Репу. Мелешко играет вступление цыганочки. Зина проходит по кругу.


М е л е ш к о. Ходи, Зиночка!


Зина танцует все быстрее и быстрее.

Гонг. Темнота.


У Федьки. Ф е д ь к а валяется на кровати. Т а м а р а укладывает вещи в чемодан.


Т а м а р а. Я тебе на дорогу колбасы копченой взяла. Она не портится.

Ф е д ь к а. Во дворе канавы роют — газ проводят.

Т а м а р а. Я конвертов положила… Можешь не писать…

Ф е д ь к а. Отчество у тебя какое?

Т а м а р а. Андреевна. Зубную щетку купила. Будешь чистить зубы.

Ф е д ь к а (после паузы). Опять я тебе задолжал.

Т а м а р а. Отдашь. Много ли одной надо… На что они мне! (Захлопнула чемодан.) С глаз долой — из сердца вон. Найдешь себе там какую-нибудь дуру и забудешь.

Ф е д ь к а. Я ж сказал — устроюсь, выпишу.

Т а м а р а (плачет). Федечка, милый, оставайся. Хочешь, пойдем завтра распишемся? А если что, не сомневайся, я ждать буду.

Ф е д ь к а. Боюсь я тюрьмы.

Т а м а р а. Оправдают. Ведь не знал, зачем Глотову ключ.

Ф е д ь к а. На суде не сказал — теперь всё.

Т а м а р а. Могут условно дать… Иди сам. Иди. Сознайся. Поблажку сделают, примут во внимание, что по своей воле пришел.

Ф е д ь к а. Суд примет во внимание, а эти… пришьют.

Т а м а р а. А уедешь, думаешь, не найдут?!

Ф е д ь к а. Все лучше подальше от Юрки да Глухаря.

Т а м а р а. Зачем раньше не говорил? Придумали бы что вместе. Феденька, как же я без тебя, миленький?


Федька подошел к Тамаре, обнял ее.


Ф е д ь к а. Обойдется. Выпишу тебя. Вместе жить станем.


Входят Г л о т о в и Г л у х а р ь.


Г л у х а р ь. К тебе не пройдешь, все разрыто. Юрка чуть в канаву не загремел.

Г л о т о в. Тесинку тонкую положили, не по моей комплекции. (Громко смеется.)

Г л у х а р ь (заметил чемодан). Приехал кто али наоборот?

Г л о т о в. Похоже, Федор удочки сматывает?

Г л у х а р ь. Тамарочка! Вышла бы, прогулялась. Разговор у нас… глядишь, слово какое вылетит…

Т а м а р а. Говори при мне.

Г л у х а р ь. Федя, скажи ей.

Г л о т о в. Верно, Федор, поговорить надо. Дело серьезное. Скажи, чтобы вышла.

Ф е д ь к а. Иди, Тамара. Я позову.


Тамара уходит.


Г л о т о в (миролюбиво). Куда, Федор, ехать надумал?

Ф е д ь к а. В отпуск.

Г л о т о в. Поезд когда?

Ф е д ь к а. Ночью.

Г л у х а р ь. Пропали твои билеты.

Ф е д ь к а. Почему это?

Г л у х а р ь. Юрка у тебя ночует. Так что завтра поедешь.

Ф е д ь к а. Что у него, своего дома нет?

Г л у х а р ь. Сроки вышли. Милиция ходит, интересуется.

Ф е д ь к а. Положить негде.

Г л о т о в. Не барин, на полу лягу. Черный ход есть?


Входит В а с и л и й И в а н о в и ч.


В а с и л и й И в а н о в и ч. К вам, Лукашев, не пройти.

Ф е д ь к а (испуганно). Газ проводят.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Вот и нашел я тебя, Глотов.

Г л о т о в. А чего меня искать, не иголка. (Смеется.)

В а с и л и й И в а н о в и ч. Однако дома тебя не застанешь. Приехал мать навестить, а у нее не ночуешь, вот какая комбинация.

Г л о т о в. По мою душу пришел, начальник?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Сроки твои вышли, Глотов. Пора и честь знать. Я все ждал — зайдешь, — однако не торопишься, пришлось самому искать.

Г л о т о в. Двадцать четыре часа на размышление, так, что ли, понимать?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Жить в Касаткине тебе не разрешено, так что извини, прописать не могу. А насчет двадцати четырех часов, думаю, многовато, ты и так лишнего у нас пожил. Вот такая комбинация. Могу, конечно, казенное жилье предложить, но вот Чубаров недельку погостил, вроде ему не понравилось.

Г л у х а р ь. Ладно, начальник. Ни за что отсидел.

В а с и л и й И в а н о в и ч (Глотову). Даю тебе срок до двенадцати ночи. Учти. Голуби твои все пристроены — кто срок получил, кто работать пошел, — так что делать тебе в Касаткине нечего. А ты, Чубаров, кончай шуметь, сам видишь, не сладить вам с нашими ребятами. Советую — веди себя поскромней, а то гляди, как бы чего не вышло. Прости, Лукашев, что побеспокоил, сам виноват, гости у тебя… заметные.


Василий Иванович уходит.


Г л у х а р ь. Тамарка навела?

Ф е д ь к а. Я почем знаю!

Г л у х а р ь (кричит). Чемоданчик сложил?! Срываешься, дешевка?! Испугался, коленки задрожали?! Ты погляди, погляди на него, Юрка! Милицию увидел, аж белым стал! Пугают, гады!..

Г л о т о в. Нервы надо лечить, Глухарь. Чего волнуешься?! Все, брат, проходит. Я вот посидел маленько, вышел… Говорю тебе, все проходит.

Г л у х а р ь. Дружки у меня! Этот лыжи навострил, а Репа, так тот милицию за три версты обходит.

Г л о т о в. Хватит причитать, Валя.

Г л у х а р ь. За баранкой намучишься, отдохнуть охота, а тут… в парк пойдешь — патрули, в кино — патрули, на танцплощадку завернешь — и там покоя не дают!

Г л о т о в. Заткнись! Сам передрейфил, аж зубы стучат. Кричишь много. А ты этого чернявого, который тебя в отделение направил, обработай разок по-тихому, да так, чтобы у других икота в горле застряла. Все одно в Касаткине тебе не жить. Слыхал, начальник говорит, лицо у тебя заметное.

Г л у х а р ь. Ладно, поговорю с этим… чернявым, а там видно будет…

Ф е д ь к а. Не тронешь его.

Г л у х а р ь. С тобой не посоветовался. Или, может, не дашь?!

Ф е д ь к а. Не дам.

Г л у х а р ь. За легавых вступаешься?!

Ф е д ь к а. Шурка не легавый! Что задумал, говори!

Г л о т о в. Федор, ты и правда в сторонку закосил. Так не надейся, от меня не уйдешь! Пошли, Глухарь, у меня времени мало — до двенадцати.


Входит Ш у р а, останавливается.


Г л у х а р ь. Заходи, чернявый. Гостем будешь.

Ш у р а. Федя, ты можешь выйти?


Федька пошел.


Г л у х а р ь. Постой, Федька. (Шуре.) Говори, здесь все свои.

Ш у р а. С тобой мне не о чем говорить.

Г л у х а р ь. Нам-то с тобой не о чем говорить?! Я по твоей милости семь суток в тюряге отсидел, а ты — не о чем говорить?!

Ш у р а. Ты по своей милости отсидел!

Г л у х а р ь. Не будем считаться.

Г л о т о в. Этот?

Г л у х а р ь. Он самый. (Шуре.) Поговорим?

Ш у р а. Говори.

Г л у х а р ь. Кончай с милицией. И ребятам своим накажи — пущай поснимают повязки, будя, поигрались!

Ш у р а. А дежурить на улицах ты будешь?!


Глотов смеется.


Г л у х а р ь. На то милиция есть. Тебе что, больше всех надо?! Смотри, больше всех и получишь!

Ш у р а. Всё?

Г л о т о в. А ведь он не боится. Храбрый…

Ш у р а. Меня избить — это у вас получится. Только все равно спета ваша песенка… Если раньше не испугались, так теперь поздно пугать. Ну, ударь! Нет, ты привык чужими руками. Прикажи этому верзиле, пусть ударит!


Глотов смеется.


Г л у х а р ь. Нет, я с тобой своими руками… разговаривать буду!


Глухарь кидается к Шуре. Федька с силой бросает Глухаря на пол.


Ф е д ь к а. Не дам!

Г л о т о в (Глухарю). Я тебе говорю — нервы лечи. (Шуре.) А ты, чернявый, зря его дразнишь: ежели он меня попросит, я так ударю — не встанешь. Идем, Валя.

Г л у х а р ь (Шуре). Касаткино не Москва, еще встретимся.

Г л о т о в (Федьке). Я попозже зайду попрощаться. Жди.


Глотов и Глухарь уходят.


Ш у р а. Кто это был?

Ф е д ь к а. Юрка Глотов.

Ш у р а. Будешь его ждать?

Ф е д ь к а (запирает чемодан). Нет. На вокзал проберусь. Прощай, мама! Уеду. Тамара придет — поможет. Билет у меня, Шурик. Уеду.

Ш у р а. Все равно они тебя в руках держат, пока ты сам не пошел и не сказал!


Вбегает Т а м а р а.


Т а м а р а. Ушли. Что тут было?

Ш у р а. Ты, Федя, поверь мне, все будет хорошо, если по совести. Иди, куда говорил, не сомневайся. Тамара, скажи ему — пусть не боится. Хуже всего, когда человек боится.

Т а м а р а. Федя, иди. Хочешь, вместе?

Ф е д ь к а (после паузы). Сам пойду.


Издалека доносится песня.


Ш у р а. Девчата собрались, поют… Ну, до свидания. Зина сегодня в вечерней работает. Я ее проводить должен.

Ф е д ь к а. Не ходил бы сегодня. Нарвешься на них.

Ш у р а. Да ничего… Счастливо. (Уходит.)

Ф е д ь к а. Нет, не пойду в милицию. Не могу.

Т а м а р а. Вижу. (Подходит к чемодану, кладет какие-то вещи, запирает). Всё.

Ф е д ь к а. Тамара, ты чего? Тамара…

Т а м а р а. Провожать не пойду. Прощай. (Идет к двери.)

Ф е д ь к а. Куда ты?

Т а м а р а. И не пиши. Забудь. Что стал в дверях? Пусти.

Ф е д ь к а. Тамарочка…

Т а м а р а. Тошно на тебя смотреть. Хочешь в щель забиться, как таракан?! Чтоб никто не видел, не слышал? Долго так не проживешь — задохнешься! А я без воздуха не могу, мне простор нужен, чтобы люди кругом. Я тебе, Федя, много прощала. А сбежишь — забудь! И я забуду. Ничего, не иссохну. А что любила, это бывает… (Усмехнулась.) Как говорится, бывает, что и у девки муж помирает!

Ф е д ь к а. Чего вы от меня все хотите?

Т а м а р а. Не могу я, Федя, такого любить. Не хочу.


Гонг. Темнота.


У дровяных сараев. Тускло светит фонарь. Проходят Г л у х а р ь и Г л о т о в.


Г л у х а р ь. К Федьке зайдешь?

Г л о т о в. Дураков нет на рожон лезть. Расколол его этот чернявый. Такое дело поломал! Пустым еду.

Г л у х а р ь. Ничего, он меня помнить будет.

Г л о т о в. В Курске у меня кореш. Комнатуха у него правильная. Сам-то он больше в отъезде. (Громко засмеялся.) Заживешь, Валя, как граф.


Заметив Б о р и с а и К а т ю, Глотов и Глухарь скрываются за сараями. Проходят Борис и Катя.


К а т я. Опять возвращаюсь поздно. Девочки со стройки пришли, усталые, спят, наверно…

Б о р и с. Еще двенадцати нет. Катюша, постоим немного.


Борис и Катя стоят молча.


К а т я. Борис, а почему ты никогда к нам в общежитие не зайдешь? Стесняешься?

Б о р и с. Как-то не получается.

К а т я. Девчата спрашивают: «Почему не знакомишь?»

Б о р и с. А как они… Ну, как они относятся к тому, что… мы с тобой?..

К а т я. Кто как. Они все Шурика любят, особенно Дуся.

Б о р и с. Вот потому я и не захожу.

К а т я. Да, ты прав. Пожалуй, так лучше. Пойдем отсюда. Не люблю я эти сараи. Темно и как-то жутко. Шурик говорил, их скоро снесут. Скорей бы!

Б о р и с. Опять Шурик!

К а т я. Прости.


Борис целует Катю.


Все. Пойдем.


Борис и Катя уходят. Издали слышится песня. Входят З и н а и Ш у р а.


Ш у р а. А сараи эти снесут. Улица будет широкая… Володя пишет?

З и н а. Ой, Шурик, старшину Володькиного не узнать! Ходит, улыбается. Они все гадали, чего такое с ним приключилось. А тут Вовка из увольнения шел — у проходной девушка стоит, кассирша из универмага. Подходит и спрашивает: «Старшину Горобца знаешь?» Вовка смеется — своего старшину не знать! А девушка говорит: «Записку передай». Приходит Вовка в казарму, дает старшине записку. Старшина записку прочитал, серьезный стал, усы пригладил и говорит дежурному: «Ты, говорит, погляди за порядком, а меня замполит вызывает». И пошел. Так теперь эту кассиршу замполитом и зовут.

Ш у р а. Настроение у меня глупое! Смеешься? Ну и смейся, раз человек смеется, все нормально. А помнишь, тут с чемоданчиком шла… слезы платочком промокала? Ничего, Шолотыркина, все к лучшему.

З и н а. Володя пишет: «Скажи Шурику спасибо, что он тебя в обиду не дал».

Ш у р а. Ладно, Шолотыркина, подумаешь, дело!

З и н а. Шурик, я у Кати книжку взяла, стала читать, а там твоя фотография.

Ш у р а. Катя… она… хорошая. У нас вообще девушки хорошие. И ребята… Уеду — скучать буду.

З и н а. Там не заскучаешь. На корабле, говорят, весь день палубу моют.

Ш у р а. Не моют, а драят.

З и н а. А у тебя что за книжечка?

Ш у р а. Стихи поэта Поженяна. Вот слушай. Начало я не помню.

Море может быть голубое.

И порою в дневном дозоре

Глянешь за борт, а под тобою —

То ли небо, а то ли море.

…А какое бывает море,

Если взор застилает горе?

А бывает ли голубое

Море в самом разгаре боя?

Я все думал, какой он, этот поэт, думал — высокий, как Маяковский. А библиотекарша его видела в День поэзии в Москве. Говорит, что он ниже меня, совсем небольшой, коренастый. С усами.

З и н а. Как старшина?

Ш у р а. Наверно. А дальше так:

Кто из нас в этот час рассвета

Смел бы спутать два главных цвета?

И пока просыпаются горны

Утром пасмурным и суровым,

Море видится мне то черным,

То — от красных огней — багровым.

Понимаешь, два главных цвета — красный и черный. Красный — цвет революции, борьбы — и черный — все, что нам ненавистно, все, что мешает, что стоит на пути к будущему. Хорошие стихи, правда?! Ну, иди, Шолотыркина. Поздно. А я постою погляжу, как ты пойдешь, и тоже… надо идти.

З и н а. Спасибо, Шурик. А завтра… я пойду домой сама… Спокойной ночи.

Ш у р а. Спокойной ночи, Зина.


Зина уходит. Из темноты в освещенный круг от фонаря входит Г л у х а р ь. Шура и Глухарь смотрят друг на друга.


Г л у х а р ь. Я ж тебе сказал: Касаткино не Москва. Вот и встретились.


Рядом с Глухарем появляется Г л о т о в.


Ш у р а. Что тебе?

Г л у х а р ь. «Прощай, мама» здесь нету, разговор будет без свидетелей.

Г л о т о в. С твоими разговорами, Валя, на поезд опоздаем.

Г л у х а р ь. Все, чернявый, уезжаю из твоего Касаткина. Больше меня не увидишь. А память по себе оставлю!

Ш у р а. Память у людей не для того, чтобы таких, как ты, помнить.


Глухарь пытается ударить Шуру. Шура резким движением сбивает Глухаря с ног.


Г л о т о в (задерживает Шуру). Не уйдешь.


Шура борется с Глотовым. Глухарь и Глотов оттесняют Шуру за сараи.

Со станции доносятся гудки маневровых паровозов. Проходит Б о р и с. Он останавливается под фонарем, достает зажигалку, прикуривает. Из-за сараев слышится приглушенный крик, шум. Борис тушит зажигалку, уходит.


Гонг. Темнота.


И тут же вступает еще ни разу не звучавший оркестр. Переходный мост железнодорожной станции. По мосту бегут Г л у х а р ь и Г л о т о в. Навстречу, преграждая им дорогу, идут Ф е д ь к а и С л а в а М е л е ш к о. Федька кричит Глотову, но что — не слышно: звуки оркестра заглушают голос. Глотов взбешен. Он бросается на Федьку… Но Глухарь что-то кричит, Глотов оборачивается и медленно поднимает руки. На мост вбегают В а с и л и й И в а н о в и ч и с т а р ш и н а.


Ф е д ь к а. Убили… Убили Шурика…


Темнота. И сразу наступает тишина. Молча стоят возле сараев друзья и товарищи Шуры Горяева. Они стоят, опустив головы. Через переходный мост бежит К а т я.


К а т я (кричит). Шурик! Шурик! Шурик!


Навстречу Кате идет Б о р и с.


Б о р и с. Я слышал, кто-то кричал. Я не знал, что это он… Если бы я знал, я бросился бы туда, Катя, Катюша!


Катя отталкивает Бориса, бежит вниз, к толпе, стоящей возле сараев.


К а т я. Дуся, Дусенька, я любила Шурика… Шурика…

М е л е ш к о. Будет у нас в Касаткине, как хотел Шурик. Даю слово!

Г о л о с Ш у р ы.

Кто из нас в этот час рассвета

Смел бы спутать два главных цвета?

И пока просыпаются горны

Утром пасмурным и суровым,

Море видится мне то черным,

То — от красных огней — багровым.


З а н а в е с.


1958

Загрузка...