Эколог в СССР. Весна 1975

Глава 10 Беседы с небожителями

Москва, Заречье.

— Тук, тук, и кто это у нас тут, гхм, в теремочке живет? — слегка улыбаясь, начал разговор Брежнев, когда все уселись за стол и очень внимательно смотрели на Мишу, причем, тоже улыбаясь. Не зло улыбясь, но как-то слишком уверенно. Так иногда улыбается большой начальник, своим полностью зависящим от него подчинённым. Так улыбаются с трибуны Мавзолея демонстрирующим трудящимся, идущими с твоими портретами.

— Здравствуйте, товарищи! — отвечаю я вежливо, но не по сути вопроса.

— Здравствуйте, здравствуйте, гхм, мил человек, — продолжает разговор Брежнев, — Человек, ведь? Ну, давайте знакомится?! Нас Вы знаете, а к Вам, уважаемый, гхм, как прикажете обращаться?

— Ну Вам же уже сказали. — пытаюсь я уйти от прямого вопроса.

— Дух Рода из сонма древне-русских Богов, который сейчас работает Ангелом-Хранителем у семьи советских граждан. — вступает в разговор Андропов. Перед ним лежит открытая и довольно пухлая папка, на обратной стороне обложки которой, вижу, приколота крупная фотография Миши. И я знаю, что это… Оперативное дело… Мое дело! А значит в нём донесения, справки, фотографии, результаты экспертиз и все такое. Судя по толщине папки, люди хорошо поработали.

— А что, кхм, мне нравится! — говорит Брежнев. — Все логично, наложено, кхм, на реальный исторический процесс, русского, замечу, государства.

В 1975 году Брежнев еще вполне адекватен и жизнелюбив. Он много работает, плавает в море и бассейне, парится в бане, курит вонючие сигареты «Новость», гоняет на автомобиле, ездит на охоту, сам разделывает дичь, не прочь вкусно покушать и запросто может принять на грудь лишнего.

— Ну ладно, — опять обращается ко мне Брежнев, — Не хотите представляться, не надо, пока побудьте Ангелом. Уж не обессудьте, но и Мишу и родителей его, сразу же поставили на полный контроль после истории с «Явлением Богородицы». Так, кажется, в отчете написано, «явлении»?

— Так точно, Леонид Ильич, «явлении»! — вскакивает с места и по-военному кратко докладывает полковник Лазарев. — По решению Обкома Партии, после событий с «Явлением Богородицы, якобы, раздающей выигрышные цифры Спортлото населению» и на основании отчета агентов «Аббат» и «Клирик» о содержании исповеди гражданки и событиях в ее квартире, повлекших тяжкие телесные повреждения священнослужителя, в отношении объектов были введены контрольные мероприятия, включая применение специальных технических средств — круглосуточное наружное наблюдение тремя бригадами по два офицера седьмого отдела Управления, и негласная аудиозапись разговоров. Прослушивание телефонных переговоров не применялось по причине отсутствия телефона в квартире. Вместо этого, были установлены несколько скрытых микрофонов, установленных нашими специалистами в квартире в отсутствие граждан. Так же, в деле есть фотокопии записок «Ангела», написанных рукой ребенка, и подробные отчеты наружных наблюдателей. Проведены опросы соседей, коллег по работе, однокласников и родственников. Антисоветских, антипартийных и материалов о связях объектов с западными разведками, не выявлено. Таким образом, имеющимися материалами, по совокупности, «Ангел» изобличен полностью. Доклад закончил!

— В чём он, гхм, изобличён?! — недоумевает Брежнев.

— В том что он есть! — поясняет Лазарев.

— Э-э-э-э…, вот такие дела товарищ Ангел, гхм, или как Вас, — Брежнев обращается уже ко мне. — Ну хорошо хоть в Институт не отправили, есть у нас один такой, где собак ножами режут… Вы, кстати, полностью контролируете, гхм, Мишины рецепторы, когда в нем?

— Нет, Леонид Ильич, Миша сейчас все видит и слышит, — мотаю я головой, уже немного обалдевший от такого приема.

И тут до меня доходит, что я у них, считай, в плену! Сотворят что-нибудь с Мишей, и не будет меня взрослого. Ни меня, ни моей любимой семьи, ни моих книг и изобретений… Аж вспотел от чувства опасности! Признание что я не Ангел, а взрослый Миша, запросто может стать для нас с ним смертельным. А вдруг не договоримся и вместо собак будут резать его?! Миша теперь их заложник. Навсегда?!

— А ты, Миша, взрослые разговоры слушай и вникай, — продолжает Брежнев, — К тебе доверие и на тебя надежда. Я тоже из тебя, кхм, Министра хочу сделать. Потому и домой пригласил и с семьёй познакомил. Но Министром, кхм, ты станешь позже, мал еще, тебе еще учиться и учиться. Ты, кстати, Ангела слушай, он, кхм, плохому не научит. По делу мы с ним чуть позже, кхм, поговорим. А у тебя же, Миша, сегодня День Рождения? Вот давайте, кхм, его и отпразднуем. И подарки вручим. Как говорится, всем сестрам по серьгам… Но получается, кхм, не только у тебя, Миша, сегодня День рождения и подарки, у нас у всех, кхм, и у твоих родителей тоже. — обращается к Суслову. — Как Секретарь ЦК КПСС, огласите, кхм, кадровые решения Политбюро ЦК, Михаил Андреевич.

Суслов встает, открывает красную папку и торжественно возглашает:

— Товарища Филатова Евгения Константиновича, внести в безальтернативный список для голосования на ближайшем Пленуме ЦК по выборам на должность Секретаря ЦК по Экологии с переездом в город Москва. Должностная инструкция будет утверждена по избранию.

— Товарищ Лазарев Антон Геннадьевич рекомендуется к занятию вакантной должности Начальника Областного управления КГБ СССР с присвоением ему через год воинского звания генерал-майор. Юрий Владимирович, прошу оформить соответствующие документы.

— Политбюро ходатайствует перед Минфином СССР о применении специального коэффициента «два» к начислению персональной пенсии союзного значения товарищу Пичугину Ивану Поликарповичу. За особые заслуги перед Партией!

На вновь назначенных именинников смотреть было приятно, хотя и были они в одних простынях. Исполненное ими хором «Служим Советскому Союзу!» прозвучало мощно и искренне. Всем троим были пожаты руки. Они были обняты, трижды поцелованы в губы и теперь сидели обалдевшие, растроганные и счастливые.

— Так, Евгений, кхм, Константинович, — обращается к Филатову Брежнев, — Вот ты сейчас уедешь в Москву, в ЦК, а кто же на месте обеспечит выделение семье Миши земли и матфонды на строительство Дома? Кстати, я видел в отчете проект этого Дома, очень понравился, пришлю к тебе Посохина, пусть переймет, построим на Рублевке поселок для работников ЦК, пусть люди порадуются. Я бы и сам, гхм, в таком Доме пожил. — улыбается.

— Даже не переживайте, Леонид Ильич, — вскакивает с места Филатов. — Это вопрос уже решенный и носит чисто технический характер. Всё сделают! У меня в Области остается достаточно информаторов и если что-то будет не так… — хмурится и сжимает кулаки, — В общем, решим.

— Это хорошо, гхм, что решим, — продолжает Брежнев, — А то я слышал у вас там какой-то вор все решает? — Филатов внутренне сжимается и смотрит на Лазарева.

— Уже не решает, Леонид Ильич, — с места опять вскакивает без пяти минут генерал-майор и, вставая в стойку «смирно», чётко докладывает, — Вчера приговор городского суда в отношении гражданина Грабовского Юрия Сильвестрововича, 1914 г.р., с воровской кличкой «Юра Салехардский», приведен в исполнение. Высшая мера социальной защиты общества — расстрел.

— Крутеньки вы там, гхм, у себя на расправу — реагирует Брежнев на доклад пока ещё полковника, — Но так держать, молодцы! Никогда криминал не будет что-то решать в нашей Стране! Это наша Страна и мы будем её, кхм…, доить…, в смысле, оберегать и развивать!

И опять, грянули трехголосым хором «Служим Советскому Союзу!», тренировались, что ли? Потом всех, кроме меня, пригласили в парилку, и я понял, дело дошло и до меня.

Беседовали мы с Леонидом Ильичем наедине, усевшись в плетеные кресла на другом конце бассейна. Если, конечно, это было можно назвать беседой, так как говорил, в основном, он.

— Понимаешь, гхм, Ангел, — начал Брежнев, — Ничего что, гхм, на «ты»? — я кивнул, мол, ничего. — Награды твоим землякам, они все такие, гхм, заслуженные. Они привезли мне Скрепу, гхм, и тебя. Вовремя увидели, разобрались что к чему и, гхм, очень вовремя привезли. Не положено, конечно, людям, кхм, их уровня, Генеральному секретарю докладывать, но тут случай особый. Вот, и даже к себе в баню их пригласил, что для них, кхм, само по себе награда, да ещё какая. Высшая степень! Представляешь, как они, кхм, друзьям у себя расскажут, «А, мы тут, с Леонидом Ильичем, когда, кхм, в баньке у него парились…» А-ха-ха! Да пусть, кхм, заслужили. Только кто же им поверит?! А-ха-ха!

— Вряд ли ты и сам понял, гхм, ЧТО ты написал в сочинении. — продолжает Брежнев, отсмеявшись. — Слышал небось, про «Национальную Идею»? Так вот это и есть Скрепа. И у Романовых она была, гхм, помнишь, «За Бога, Царя и Отечество!». В-о-от! А у нас ее нет, вернее, не было до твоего появления. Как, гхм, мы за нее не бились, спроси потом у Пичугина, он тебе, гхм, расскажет. Была в Войну «За Родину, за Сталина!», очень, кстати, удачная, гхм, но, Слава Богу, временная. А без Скрепы, руководителю Страны плохо, народишко так, гхм, и норовит бунтовать, когда без Царя в голове. Образно, гхм, конечно.

«А ведь и в нашем времени такой идеи нет!», — подумал я, «Так ее и не сформулировали, а периодически появляющиеся эрзацы не в счет. Может поэтому Союз и развалили?»

— Ты же, как я понял, хочешь не только в лотереи выигрывать, а ещё и «Спасти Человечество от отходов?» — выводит меня из раздумий Брежнев. — Так вот, давай вместе, а?! Ты, гхм, с профессиональной стороны…, да не прячь ты глаза-то, чувствую я в тебе крепкого, гхм, профессионала. А я всему этому нужную политическую и государственную окраску придам. И не будет у нас больше дурацких «Экономика должна быть экономной!» и про рождение новой общности «Советский народ» тоже. А будет Скрепа, как ты в сочинении и написал, «Экология, это дело каждого!». Вот пусть так и будет — каж-до-го! Всем, кхм, найдем дело. Скрепа, она такая, для всех должна быть!

— Короче, — продолжает Брежнев, — Через год у нас, кхм, XXV Съезд Партии. На нем и объявим новую, кхм, «Экологическую программу КПСС». Но к тому времени уже все должно быть готово, сама Программа, законы, структура управления отраслями, подзаконные, кхм, акты и все такое. Поможешь? — делает длинную паузу, — Так-то мы сейчас, кхм, ухватили идею, и сами все сделать можем, но понятно, с тобою выйдет быстрее и сподручнее.

Чего же тут не понять? Не будешь помогать, зарежут Мишу! Коротко и ясно.

— Не успеть, Леонид Ильич, — отзываюсь. — Огромное количество материала по Экологии. Мне в голове не перетащить, запоминая кусками, а возможности передать сюда матобъекты, книги там, бумаги разные, пока нет, но надо поэкспериментировать.

— Огромное, кхм, это хорошо. — как кот на сметану улыбается и щурится Брежнев, не вдаваясь в подробности, где сейчас этот материал, — Экспериментируй! Делай что считаешь нужным. Любая помощь будет оказана. Лазарев будет рядом. А у меня целый Секретариат, гхм, над этим всем работать будет, филатовский. А ты будешь ему материалы давать и подсказывать, что да как. Ну что, договорились?

— В принципе, да, Леонид Ильич, но есть условие. Частная жизнь неприкосновенна, контроль с семьи снять! Мне еще Мишу женихать, а потом женить, и вообще.

— Женить это хорошо, не на немке надеюсь? — смеется Брежнев. — Хотя, они знаешь какие, глаза, во!

Ну вот причем здесь немки?!

— Ладно, — завершает беседу Брежнев, — давай, Миша, собирайся, тебе уже в аэропорт пора. Там тебе еще подарки и гостинцы в машине, от меня лично, тебе и твоей семье, прямо в самолет привезут. По-свойски лохматит мне (или Мише?) волосы, обнимает за плечи и ведет к остальным небожителям.

Уже втроем, Брежнев, Суслов и Андропов.

— Это Дух Сталина, точно Вам говорю, товарищи! — восклицает Суслов. — Сам пришел, не звали. А ведь когда звали, на общих столовращениях перед Пленумами, ни разу с нами и говорить не стал. Пыхнет трубкой, зыркнет глазами своими жёлтыми, и пошел в своей шинельке, здоровой рукой отмахивать… Вдаль! Видали, как грамотно обложил? Со всех сторон. Мальчишку подсунул. Скрепу передал по-тихому. Да какую… Да как хитро, издалека зашел, только он так и мог. А потом, кэ-э-к…! Это он нам за Никитку воздает, мол, как допустили?! Того и гляди Страну просрёте! Ох боюсь я!

— Ты, Михал Андреич, кхм, успокойся! Это ты же у нас ещё при Хозяине, кхм, служил, что до сих пор, вон, штаны не просохли. — смеётся Брежнев по-доброму. — И конечно тебе виднее. — на глазах серьёзнеет. — Но Сталин и сам Скрепу, кхм, искал, но не нашел. Помнишь, что Пичугин рассказывал? И мы искали, кхм, и тоже неудачно. А с Никиткой мы же и разобрались. Правда, в Мавзолей тело Хозяина не вернули…, так времена, кхм, уже изменились. Хотя может и не поздно еще? Да он уже сгнил поди, кхм, как вернешь?! И вообще, мне кажется, что это не Дух Сталина, а Дух, кхм, товарища Ленина!

Охреневшие соратники смотрят на Брежнева, недоумевая.

— Вот, кхм, друзья, следите за руками — улыбается Брежнев. — Мы с Вами сейчас худо-бедно и без Скрепы до Пика добрались (все историки сходятся во мнении, что 1975 год был пиковым в развитии Советской Власти). А что, товарищи, у нас после Пика бывает? — делает театральную паузу. — Правильно, товарищи, после, кхм, Пика всегда бывает Обрыв! Понятно излагаю?

Соратники часто кивают головами, мол, да, понятно.

— И вот Владимир Ильич, гениально, кхм, всё это предвидя и, как его, эээ…, прозрев через толщу времени, — продолжает Брежнев, — Посылает нам с вами, товарищи, его потомкам и соратникам идущим по его пути, горячий коммунистический привет и послание, куда идти дальше, что бы не оборваться в Обрыв.

— О-откуда он нам посылает? — свистящим шепотом спрашивает Суслов.

— Оттуда же, откуда и вы, Михал Андреич, кхм, всем Пленумом ЦК Сталина вызывали. И где нам всем скоро уже прогулы будут, кхм, ставить. — жестко отвечает Брежнев. — Потому и делает всё, кхм, столь деликатно. Он же, кхм, всегда деликатным был, самый человечный человек, друг детей и полярников, если помнишь!

— А вот по выводам аналитиков КГБ, — вступает в разговор Андропов, — Этот Ангел на 99 % Дух самого Миши, по сути, взрослый Миша, видимо, около 60 лет.

— Да что ты…, что ты! — оглядываясь, шикают на него Брежнев и Суслов, — Разве можно так про Вождя Революции?!