Фараон

Глава 9

Уильям Блейк сел вместе с Сарой в джип, и они направились к лагерю Рас-Удаш. За ними следовал автомобиль Мэддокса, управляемый Салливэном.

— У тебя действительно ужасный вид, — заметила Сара, искоса бросив взгляд на своего спутника.

— Я никогда не был красавцем, но если всю ночь не смыкать глаз, то это не послужит к улучшению внешности.

— Тебе удалось перевести надпись?

— Да.

— Интересная вещь?

— Это такая вещь, что может перевернуть судьбу мира, нанести травму двум третям человечества и потрясти всех остальных, которые будут в состоянии осознать это, — произнёс Блейк безучастным голосом, как будто называл номер телефона.

Сара повернулась к нему.

— Ты шутишь?

— Это — чистая правда.

— Ты уверен в своём истолковании?

— На девяносто процентов.

— Чего-то недостаёт?

— Я должен открыть этот гроб и посмотреть ему в лицо.

— Фараону?

— Любому, кто там захоронен.

— Почему?

— Могила может оказаться пустой: такое бывало не один раз. В этом случае мои сомнения возрастут. Или же погребённый может оказаться кем-то другим, а не тем, кем я думаю.

— И как ты думаешь, кто он?

— Не могу сказать тебе этого. Пока ещё не могу.

— Но ведь мне-то ты скажешь?

Блейк промолчал.

— Значит, ты не доверяешь мне, не так ли?

Блейк ничего не сказал.

— И тем не менее я — единственный человек в лагере, который может спасти тебе жизнь. Кроме того, ты спал со мной.

— Верно. И хотел бы повторения этого.

— Не переводи разговор на другую тему.

— Выяснение этой личности имело бы разрушительные последствия.

— И поэтому ты не доверяешь мне. Так ведь? Даже если бы я сказала тебе, что затевает Мэддокс и что проделают с твоим захоронением?

Блейк резко повернулся к ней.

— Вижу, тебя это заинтересовало, — не без ехидства подколола его Сара.

— Я скажу тебе. Когда подниму крышку саркофага.

— Спасибо.

— Мой тост оказался подгорелым. У тебя найдётся что-нибудь в сумке?

— Да. Печенье и кофе в термосе. Угощайся.

Блейк подождал, пока дорога стала не такой ухабистой и извилистой, не без труда налил себе немного кофе из термоса, набрал горсть печенья из пакетика и приступил к еде.

— Так вот, — вернулась к прежнему разговору Сара, — в ту ночь я проследила за Мэддоксом до самого места его условленной встречи и увидела, с кем он общался.

— Ты слышала, о чём они разговаривали? — пробубнил Блейк с набитым ртом.

— Я прихватила с собой очень эффективную для таких целей игрушку: направленный микрофон с высочайшей точностью воспроизведения.

— У тебя неплохое оснащение.

— Такова моя работа.

— Ну, и что?

— Мэддокс встречался с Джонатаном Фридкином. Знаешь, кто это?

— Нет.

— Он является бесспорным главой экстремистских ортодоксальных израильтян. Сборища опасных фанатиков.

— Фанатизм всегда опасен, откуда бы он ни исходил.

— Они мечтают свергнуть республиканское правительство и учредить монархию библейского типа...

— Я слышал подобные разговоры...

— Но тут ещё и другое. У них есть план разрушить мечеть Аль-Акса на горе Мориа и построить на её месте четвёртый храм.

— Впечатляющие проекты, ничего не скажешь. И каким же образом они собираются осуществить их?

— Этого я не знаю. Но драматическая ситуация, сложившаяся на Среднем Востоке, только укрепляет позиции экстремистов, как с одной, так и с другой стороны.

— Ах, мечты, мечты... Власть мечты сильнее чего бы то ни было. А знаешь что? Будь я евреем, я бы тоже мечтал заново построить Храм на горе.

Он закурил сигарету и медленно выдыхал дым в воздух пустыни.

— И ты бы был готов ради этого пойти на убийства?

— Нет. Я — ни в коем случае.

— Уилл, Мэддокс договорился с ними: все предметы утвари захоронения Рас-Удаш будут проданы, а деньги поделены. Огромная сумма. Они предъявили покупателям фотографии и твою документацию. Общее предложение составляет сто миллионов долларов, из которых двадцать отойдут Мэддоксу. Более чем достаточно для решения всех его проблем. Остальное пойдёт на финансирование группы Фридкина.

— Ублюдки. И когда они проделают всё это?

— Завтра ночью.

— Ты шутишь? Это невозможно.

— Они это обстряпают. Из Митцпе прибудут два грузовика, и на них погрузят всю утварь, затем автомобили направятся к морскому побережью: там будет ждать катер, который возьмёт всё на борт. Оплата будет произведена при приёмке товара. Как говорят в этих местах, за верблюда платят, когда верблюда увидят. Знаешь такую пословицу?

— Вроде бы.

— Ты действительно скажешь мне, что прочёл в надписи?

— Я тебе скажу. После того как открою саркофаг.

— Спасибо.

— Сара...

— Да?

— Я люблю тебя.

— И я тоже.

Они проехали мимо нагромождения валунов, затем мимо скалы с высеченными наскальными знаками. Оставалось немного до простора каменистой пустыни, которая накрывала собой захоронение Рас-Удаш.

— Как ты себя чувствуешь? — участливо поинтересовалась Сара.

— Иногда мне кажется, что у меня перехватывает дыхание, иногда такое ощущение, будто у меня дырка в желудке. Одним словом, хреново.

— Крепись. Наступил решающий день, а ты всю ночь работал.

— Как ты думаешь, что они сделают со мной?

— Мне кажется, у них нет основания причинять тебе вред. В своё время Мэддокс предложит тебе деньги. Я считаю, что ты должен принять их. Тебя посадят на «фалькон» и доставят в Чикаго. На счёт в швейцарском банке переведут кругленькую сумму, и — ищи ветра в поле. На твоём месте я бы не волновалась.

— Попробую. Но мне не даёт покоя мысль, что положение сложное, если не сказать — критическое.

Они остановились на площадке и вышли из вездехода, ожидая, когда прибудут два других автомобиля: первый с Мэддоксом и Салливэном, второй — с рабочими и Уолтером Гордоном.

Салливэн заблокировал колёса джипа, затем размотал трос лебёдки, протянул его в желобок блока и закрепил на плите-крышке, потом поднял её и уложил в сторонке.

— Если хотите спуститься, то я готов, — сообщил он.

— Хорошо, — кивнул головой Блейк, — опускайте лестницу, а затем оборудование. Когда всё окажется внизу, то сойдите туда и вы, поскольку мне понадобится ваша помощь.

Как только лестницу закрепили на дне захоронения, он забрался внутрь, за ним последовала Сара. Сразу за ними спустились рабочие, и последними — Мэддокс и Салливэн.

— Если мистер Гордон хочет посмотреть, то лучше подождать, когда мы откроем саркофаг. Нас собралось слишком много внутри, рискуем повредить что-нибудь.

Застоявшийся воздух подземелья тотчас же наполнился запахом потных тел, и атмосфера быстро сделалась непереносимой.

Блейк разместил у четырёх углов саркофага четыре деревянных бруска, затем установил на них четыре домкрата для грузовиков. На домкраты египтолог уложил четыре балки: две параллельно продольным сторонам саркофага, а на них положил ещё две — параллельно коротким сторонам.

С помощью уровня, размещённого на каждой балке, он откорректировал толщину брусков под домкратами, пока не добился их строго горизонтального положения. На северной стороне саркофага египтолог соорудил пандус из труб-подмостий и уложил на него панель, тоже деревянную, покрытую густой смазкой, чтобы крышка саркофага соскользнула по нему на пол, когда придёт время полностью убрать её.

Когда установка лесов была завершена, выведены все уровни и прямые углы, Блейк на обоих южных углах саркофага поставил двух рабочих, а на двух северных — Салливэна и Сару.

— Теперь будьте осторожны, — предупредил он, — такое сооружение непригодно для нашей цели, но другого у нас нет, поэтому придётся вам приспосабливаться к нему. Проблема заключается в том, чтобы четыре домкрата равномерно и непрерывно осуществляли подъём вверх, в противном случае мы рискуем разбить плиту.

Бруски внизу и балки сверху будут в достаточной мере смягчать неравномерные толчки при подъёме, поэтому мы не должны столкнуться с особыми трудностями.

В любом случае каждый из вас должен одновременно следить за моими знаками и держать в поле зрения партнёров спереди и сбоку, а также оказывать равномерное и постоянное усилие на рычаг домкрата. Каждое усилие должно прекращаться в конце хода и возобновляться по моему знаку.

Внимание: первое нажатие — самое ответственное, ибо именно с его помощью мы отделим крышку от основания, на котором она покоится. Если это окажется необходимым, то при втором нажатии два домкрата южной стороны будут осуществлять подъём вверх, пока крышка не установится под таким углом, чтобы она могла соскользнуть по пандусу на землю. Но этот вариант будет принят во внимание только тогда, когда мы увидим внутренность саркофага. Вопросы есть?

Никто не произнёс ни слова. Блейк набрал воздуха в лёгкие и спросил:

— Готовы?

Даже рабочие ощущали напряжённость, повисшую в тесном помещении захоронения, и буквально обливались потом. У Мэддокса образовались тёмные круги под мышками и в основании воротничка, и он нервно протирал носовым платком лоб и шею под подбородком.

Блейк посмотрел на саркофаг и леса, затем взглянул прямо в глаза Саре, стоявшей рядом с ним. В её взгляде читались как бурное волнение, так и необычное спокойствие. Это был взгляд человека, который поставил на кон свою жизнь, но сделал это со всем возможным хладнокровием, которого требовала такая ставка.

— Итак, — выдохнул он, — пошёл!

И начал опускать руки, медленно и равномерно. Сара, Салливэн и двое рабочих надавили на рычаги, следуя темпу движения обеих его рук. Балки застонали, и известняковая крышка с потрескиванием оторвалась от своей опоры после трёх тысяч лет пребывания в неподвижности. Четыре руки продолжали движение вниз, в то время как Блейк координировал его, опуская руки подобно дирижёру оркестра, который должен отмеривать темп своих музыкантов.

Рычаг проделал половину хода, и египтолог осмотрел крышку, которая приподнялась на пару сантиметров. Врубленных пазов не было: плита просто лежала на краях саркофага. На мгновение он ощутил слабый смолистый аромат, который сменился запахом тысячелетней пыли. Пот тёк ручьями по его лбу, а рубашка промокла насквозь. Двое рабочих недвижимо возвышались подобно древним статуям: всего несколько капель пота поблескивали на лбах, обрамленных куфией. Они испокон века были приноровлены приспосабливаться ко всем крайностям жизни в пустыне.

— Теперь второй толчок, — выдавил из себя Блейк. — Поднимите рычаг на половину хода и внимательно следите за движением моей руки, когда я дам сигнал опускать. Сара, ты слышишь меня? Хочешь, чтобы мистер Гордон заменил тебя? — спросил он, заметив проблеск неуверенности во взгляде девушки.

— Всё о’кей, мистер Блейк. Можем продолжать.

— Прекрасно. Итак, внимание... пошёл! — И он начал медленно опускать левую руку, чтобы регулировать движение четырёх рук, давящих на рычаги. Дерево вновь затрещало, и плита поднялась ещё на три сантиметра. Сара еле заметно выдохнула с облегчением.

Блейк бросил взгляд на штоки домкратов: они были выдвинуты примерно наполовину. В этот момент он взял деревянные прокладки и вложил их между крышкой и корпусом саркофага таким образом, чтобы разгрузить домкраты и увеличить толщину опор под основаниями.

— Чрезвычайно изобретательно... — похвалил Мэддокс. — А вы находчивы, Блейк.

— Просто привык действовать в чрезвычайных ситуациях, вот и всё. Я не полагаюсь на эти домкраты и не хочу сильно вытягивать поршни из цилиндров. Предпочитаю поднять основания. Если судьба не подведёт нас, то мы вскоре без проблем закончим первый этап операции.

Египтолог разобрал леса, попросил Гордона спустить ему в бадье ещё несколько брусков и положил их на уже имеющиеся подкладки под основаниями домкратов, чтобы поднять их на семь-восемь сантиметров. Потом установил в прежнее положение балки и настроил прямые углы и параллельность. Когда всё было готово, Блейк дал знак своим компаньонам занять исходные позиции и положить руки на рычаги домкратов.

Мэддокс выдвинулся на сторону Сары.

— Пусти меня поработать, — предложил он. — Ты устала.

Сара не стала возражать и прислонилась к стене. Блузка, совершенно мокрая, облепила её формы так, будто ткань намочили в воде.

Блейк ещё раз дал знак рукой, и рычаги четырёх домкратов синхронно опустились, остановившись на половине хода. Теперь учёный мог видеть внутреннюю стенку саркофага, освещённую светом, который просочился туда примерно на глубину тридцати сантиметров.

Операцию повторили в четвёртый раз, и египтолог добавил прокладок под крышку, значительно приподняв её. Настал момент заглянуть внутрь.

— Не хотите ли заглянуть туда первым, мистер Мэддокс? — предложил Блейк.

Мэддокс отрицательно покачал головой:

— Нет. Вы самым великолепным образом провели всю эту операцию, доктор Блейк. Будет только справедливо, если первым туда заглянете вы.

Блейк кивнул, взял электрический фонарик и забрался на табурет, чтобы осветить внутренность саркофага. Всего одно мгновение его взгляд поискал глаза Сары, прежде чем погрузиться внутрь открытого гроба фараона, повелителя песков.

Внутри лежало тело человека, полностью запеленутое в полотняные бинты, но не было и следа канопических сосудов, в которых должны были быть заключены внутренности. Бальзамирование выполнили поспешно и поверхностно.

Его лицо закрывала типичная египетская маска, увенчанная вставками из бронзы и смальты, но не могло быть и речи о традиционном или маньеристском портрете. Лицо было изображено с потрясающим реализмом, как будто художник изваял свою работу скорее вдохновлённый некой живой моделью, нежели под влиянием теперь уже давно забытого амарнского[19] канона.

Тонкий и волевой нос, мощная челюсть, две густые брови под слегка выпуклым лбом — все эти величественные черты лика как будто излучали суровую неуёмную силу.

Скрещённые на груди руки сжимали два совершенно необычных предмета: изогнутый жезл из дерева акации и бронзовую змею со слегка золотящейся чешуёй.

С правого локтя свисал массивный золотой египетский крест, а на сердце лежал скарабей из турмалина.

Блейк тотчас же сообразил, что, возможно, до этого предмета удастся добраться, и после некоторого колебания протянул руку внутрь. Расстояние между крышкой и саркофагом оказалось недостаточным, чтобы просунуть туда голову, и потому его кисть продвигалась ощупью, постепенно опускаясь, дабы не нанести какого бы то ни было ущерба.

Внезапно его рука почувствовала сферически отполированную форму скарабея, и египтолог извлёк его из погребения, зажав между пальцами.

Блейк медленно вращал священного жука в руке, пока на свету не оказалась его нижняя часть. В глаза бросились выгравированные иероглифы, которые учёный без малейшего сомнения перевёл как слово «МОИСЕЙ»[20].

Он почувствовал, что силы изменяют ему, и покачнулся.

Сара метнулась к нему, чтобы оказать помощь:

— Тебе плохо, Блейк?

— Он перенёс слишком сильный стресс, — посочувствовал Мэддокс. — Дайте ему стакан воды.

Блейк отрицательно замотал головой.

Ничего страшного, — процедил он сквозь зубы. — Просто сказалось нервное напряжение. Взгляните сами: это... это нечто необычайное. — И, прислонившись спиной к саркофагу, он бессильно сполз на землю, почти растянувшись на полу.

Мэддокс вскарабкался на табурет, включил электрический фонарь и заглянул внутрь.

— О Боже! — не мог удержаться он от восклицания.

Селим Каддуми остановил автомобиль на стоянке высотного центра «Уотер Тауэр», взял свой портфель из коричневой кожи, поднял воротник пальто и пошёл по тротуару. Когда он свернул на Мичиган-авеню, то ощутил, как лицо ему, будто бритвой, резанул ледяной ветер. Селим вспомнил тёплые ночи на берегах далёкого Нила, подумал о том, что ожидает его в ближайшие сутки.

Он поспешил к входу и вошёл, окунувшись в искусственную атмосферу крупного торгового центра с монотонным журчанием небольших водопадов, которые падали один в другой среди пышных зарослей тропических растений из зелёного пластика. Селим поднялся по эскалатору на второй этаж: эти водопады завораживали его, и ему нравилось любоваться блеском монет на дне каждого бассейна из мрамора с прожилками.

Кто-то сказал ему, что у туристов существует обычай бросать монетки в один из больших фонтанов Рима, потому что в таком случае им непременно доведётся вернуться в Вечный город. Но какой смысл имело бросать монетки в эти фонтаны? Люди каждодневно возвращались сюда, во всяком случае, чтобы сделать покупки. Всё это были те причуды западной цивилизации, которые пока ещё оставались непостижимыми для его ума.

На втором этаже он вошёл в лифт, поднялся на четвёртый этаж и вошёл в магазин издательства «Риццоли». Селим принялся бродить между книжными полками, пока не нашёл раздел книг по искусству. Он поставил портфель на пол и стал листать объёмистый том в чёрном переплёте с золотым тиснением о флорентийском баптистерии. Название на корешке гласило: «Чудеса Италии».

Через некоторое время появился ещё один посетитель, поставил на пол совершенно такой же портфель и занялся просматриванием альбома с гравюрами Пиранези. Селим возвратил свой том на полку, взял чужой портфель вместо своего собственного и направился к другим полкам. Он взял путеводитель по Италии «В стороне от проторённых дорожек», оплатил его в кассе и вышел не обернувшись.

Селим дошёл до лифта, спустился на второй этаж, а затем съехал вниз на эскалаторе в вестибюль вдоль водопадов, которые переливались из одного в другой до первого этажа. Когда он оказался на тротуаре, воздух стал ещё более ледяным и сжал ему бронхи острым, почти что болезненным, спазмом. Каддуми поставил портфель на сиденье для пассажира и открыл его. Там лежал конверт с десятью пачками, каждая по двадцать тысячедолларовых банкнот, и авиабилет компании «Бритиш эйруэйз» в Каир.

Немного позже его автомобиль уже нёсся по автостраде в аэропорт О’Хара. Моросил дождик, вскоре перешедший в мокрый снег — крошечные бусинки льда беззвучно отскакивали от ветрового стекла.

Омар-аль-Хуссейни вышел из вестибюля центра «Уотер Тауэр» с портфелем из коричневой кожи в руке и направился к телефонной кабинке. Он опустил четверть доллара в прорезь и набрал номер.

— «Чикаго трибьюн», — ответил женский голос.

— Пожалуйста, соедините меня с отделом хроники.

— Извините меня, мистер, но не могли бы вы назвать своё имя?

— Проклятие, делайте то, что я вам говорю. Речь идёт о чрезвычайном событии.

Девушка в приёмной с мгновение смущённо помолчала, затем встрепенулась:

— Хорошо. Прошу вас минутку подождать.

Несколько секунд в трубке раздавался перезвон ожидания, потом отозвался мужской голос:

— Отдел хроники.

— Послушайте: через пять минут посыльный экспресс-почты «Федекс» передаст вам пакет из серого картона, адресованный вашей редакции. В нём находится видеокассета. Немедленно просмотрите её: это вопрос жизни или смерти для тысяч людей. Повторяю: это вопрос жизни или смерти для тысяч людей. Я не шучу.

— Но что...

Хуссейни повесил трубку и вернулся к своему автомобилю на стоянке. Он запустил двигатель и направился к зданию «Чикаго трибьюн». Когда до него оставалось с четверть мили, Хуссейни остановился под предлогом неисправности, поскольку парковка в этой зоне была запрещена.

Он провозился с домкратом и запасным колесом до тех пор, пока не увидел, как перед готическим зданием «Чикаго трибьюн» остановился фургончик «Федерал экспресс» и из него выскочил посыльный с серым пакетом. Хуссейни достал из бардачка мощный бинокль и направил его на вход. Навстречу посыльному быстро вышел мужчина с седыми волосами, подписал квитанцию о получении и, вскрыв пакет лихорадочными движениями, извлёк из него видеокассету.

Хуссейни уложил на место домкрат и запасное колесо как раз в тот момент, когда позади него остановилась полицейская машина.

— Вас не нужно отбуксировать? — вежливо поинтересовался полицейский, высунувшись из окна.

— Нет, спасибо, инспектор: всего-навсего прокол в покрышке. Я уже справился. Благодарю вас.

Он сел в машину и как можно скорее вернулся домой, чтобы дождаться вечерних новостей по телевизору.

Тёмный и мрачный вечер надвигался на улицы огромного города словно ангел смерти.

Алан Мэддокс выбрался из подземелья и присоединился к Гордону, укрывшемуся под пологом, который Салливэн натянул над землёй от крыши джипа.

— Спускайтесь вниз, Гордон. Спускайтесь вниз и посмотрите. Это невероятное зрелище; за всю свою жизнь мне не довелось испытать такого потрясения. Там, внутри... внутри человек, который покоится в могиле три тысячи лет. Однако же от его маски исходит непреодолимая жизненная энергия, непокорённая сила. Я уставился на его грудь, стянутую полотняными бинтами, и на мгновение мне показалось, что она поднимается от дыхания.

Гордон вперился в него взглядом в замешательстве: Мэддокс был просто неузнаваем. Его лицо было покрыто пылью и потом, рубашка промокла, а глазницы глубоко запали, будто от перенесённого огромного напряжения. Гордон ничего не сказал и осторожно сошёл вниз по ступенькам лестницы.

Немного позже на поверхности появился Блейк в сопровождении Сары. Он бросил взгляд на солнце, которое начало клониться к закату, затем повернулся к Мэддоксу.

— Мы закончили работу.

Мэддокс мельком взглянул на часы:

— Быстро же пролетело время. Мы провели в подземелье часы, а как будто прошло всего несколько минут.

— Именно.

Из отверстия выбрался Гордон.

— Ну и как? — с нескрываемым любопытством спросил Мэддокс.

— Ошеломляюще. Просто ошеломляюще!

— Что вы ещё планируете предпринять? — осведомился Мэддокс.

— На сегодня — больше ничего, — устало пробормотал Блейк. — Если хотите, можно вернуться в лагерь. Я немного задержусь, чтобы проконтролировать, как саркофаг загерметизируют полиэтиленовой плёнкой. Открытый доступ воздуха может повредить мумию.

— Хорошо, — согласился Мэддокс. — А мне необходимо как можно скорее принять душ.

Блейк вновь спустился в подземелье: крышка покоилась на прокладках-клиньях и возвышалась над краем саркофага примерно на тридцать сантиметров. Египтолог выждал, пока рабочие не накрыли его плёнкой, и остался в захоронении после того, как они поднялись на поверхность. Он взгромоздился на подкладки под домкратами и направил луч электрического фонарика внутрь саркофага. Вырезанный в дереве лик под полупрозрачной плёнкой приобрёл ещё более размытые очертания, как будто его погрузили в раствор молока.

Блейк долго рассматривал его, словно загипнотизированный этим взглядом, притягивающим как магнит. Он вздрогнул, когда голос Сары окликнул его:

— У тебя там всё в порядке?

— Да, — выдавил он из себя. — Всё в порядке.

Египтолог спустился с подкладок и направился к лестнице, но перед тем, как подняться наверх, ещё раз бросил взгляд на саркофаг, сопроводив его негромким бормотанием:

— Ты обманул всех... Почему? Почему?

Салливэн подождал, пока он выберется наверх, а затем закрыл отверстие стальным листом, присыпав его, в свою очередь, песком. Потом сел в автомобиль и уехал.

Начало темнеть.

— Поедем и мы? — предложила Сара.

— Дай мне выкурить сигарету, — попросил Блейк. — Мне надо расслабиться.

Сара уселась на валун, а Уильям Блейк закурил сигарету, прислонившись спиной к вездеходу.

— Ты получил нужное подтверждение? — осторожно поинтересовалась Сара после нескольких минут молчания.

— Полностью.

— Ты расскажешь мне о нём?

— Я же обещал тебе. — Блейк повернулся к ней: его взгляд был прозрачен, как будто глаза у него наполнились слезами.

— В чём дело?

— Я знаю, кто этот человек, захороненный в могиле.

— Мне это стало понятно, когда я увидела, как ты читаешь иероглифы, вырезанные на брюшке скарабея, с таким видом, как будто тебя поразило молнией. Неужели это привело тебя в замешательство?

— Более чем в замешательство: я испугался. Там, внутри, лежит мумия Моисея.

Сара недоверчиво покачала головой:

— Этого не может быть...

— У меня возникли кое-какие предчувствия, когда я увидел те наскальные изображения: жезл и змея[21]... человек с поднятыми руками перед пылающим огнём...

— Неопалимая Купина?

— Возможно... а затем следы высокотемпературного огня на горе. Помнишь «Книгу исхода»? Дым и вспышки огня покрывали священную гору, когда Бог диктовал свои заповеди Моисею средь громовых раскатов и призывных звуков сигнальных рожков... Сара, лагерь «Уоррен майнинг корпорейшн» разбит у подножия горы Синай! Мои подозрения удвоились, когда я обнаружил, что мы находимся в Израиле, а не в Египте. Никакого египетского сановника не похоронили бы в такой дали от берегов Нила...

— А надпись?

— Давай сядем в машину, — деловито промолвил Блейк, — я не хочу возбуждать подозрения.

Сара запустила двигатель и включила скорость. Египтолог вынул из кармана смятый листок и принялся читать:

Сын священного Нила и царевны

из правящего рода Бастет Нефрере,

царевич египетский, любимец Хоруса,

переступил порог бессмертия

вдали от Чёрных Земель[22]

и любезных его сердцу мест по берегам

Нила, когда вёл народ хабиру,

дабы осел он на границах земли аморреев,

чтобы также и в этих местах,

выжженных и удалённых, образовался народ,

послушный фараону, повелителю

Верхнего и Нижнего Египта.

Здесь да получит он дыхание жизни и

отсюда да пересечёт порог мира внеземного,

дабы достичь полей Налу и обитель на Западе.

Далее следуют ритуальные заклинания «Книги мёртвых».

— Но в надписи нет его имени. Именно поэтому ты ждал, пока откроешь его саркофаг, чтобы получить последнее подтверждение?

— Да. Но только из-за излишнего благоразумия. Уже тогда у меня было впечатляющее количество указаний на имя: надпись говорит о царевиче, сыне Нила и египетской царевны, что идеально подходит к Моисею, ведь, согласно легенде, он был спасён из вод Нила и усыновлён дочерью царя. Кроме того, этот человек скончался вдали от Египта, в выжженном и пустынном месте, в то время как вёл племя хабиру, иначе говоря, евреев, для поселения на границе страны аморреев, то есть в Палестине, и это также можно соотнести с повествованием об Исходе. С другой стороны, захоронение египетского царевича за пределами Египта не могло быть объяснено иначе.

Я проштудировал страницы Библии: кончина Моисея окутана тайной. Говорится, что он вместе с несколькими стариками взошёл на гору Нево, что на восточном берегу Иордана, и умер. В действительности никто никогда не знал, где находится его могила. Как это возможно, чтобы целый народ забыл место упокоения своего отца и основателя?

— И как ты это объяснишь?

— Перед тем как проникнуть в это захоронение, я считал, что Моисей никогда не существовал, что он был мифическим основателем, как Ромул, как Эней[23].

— А теперь?

— Теперь всё иначе: истина состоит в том, что Моисей не только действительно существовал, но и был египтянином. Возможно, он попал под влияние монотеизма Аменофиса IV, фараона-«еретика», установившего культ одного-единственного бога, Атона, но на самом деле оставался египтянином. И хотел умереть египтянином, быть похороненным в египетской могиле, по египетскому ритуалу, насколько это было возможно.

— Но я не вижу тут никакого смысла. Как можно было подготовить захоронение, подобное этому, и украсить его; высечь саркофаг и подготовить окружение, которое предотвращало бы доступ к нему, незаметно для его племени?

— Святилище под шатром — вот объяснение. Помнишь? Никто не имел доступа в это святилище, кроме него самого и его ближайших соратников и друзей: Аарона и Иешуа. Официально, потому что в этом шатре проявлялось присутствие Бога. На самом же деле потому, что он скрывал работы по подготовке к его египетскому бессмертию, его вечной обители.

— Ты хочешь сказать, что святилище прикрывало вход в его могилу?

— Я практически уверен в этом. С холма, обращённого на лагерь Рас-Удаш, видны также и камни-указатели. Я сделал обмеры: они идеально совпадают с теми, что приведены в «Книге исхода».

Сара покачала головой так, как будто не могла или не хотела верить своим ушам.

— Более того. Однажды группа израильтян под предводительством человека по имени Корей попыталась оспорить у Моисея право руководить народом и устанавливать свои законы. По-видимому, эти люди составляли верхушку оппозиционного движения.

Моисей бросил им вызов — явиться вместе с ним перед Господом, то есть войти с ним в Храм под шатром. Так вот, под ними разверзлась пропасть, и они были поглощены землёй. А вот моё истолкование: нечто вроде поворотного настила сбросило их в могилу, по большей части уже высеченную в породе, где их тела затем были сожжены и преданы общему захоронению. Это подтверждается скелетами, которые мы обнаружили на дне у восточной стены.

Люди издали, должно быть, видели за навесами священного шатра зловещие вспышки, чувствовали запах серы и сожжённой плоти, слышали вопли отчаяния. Благоговейный ужас сковал их, дрожащих от страха, в своих палатках во мраке ночи.

— Уилл... я не уверена, что текст этой надписи позволяет тебе зайти так далеко... Твоя гипотеза кажется слишком смелой...

— Но чертовски логичной...

— К тому же она предполагает, что «Книга исхода» является достоверной записью произошедших событий.

— Ты ошибаешься. Всё наоборот. Я обрёл целый ряд именно материальных доказательств, подтверждающих литературный источник — «Книгу исхода». Мною найдены следы серы и битума также и внутри могилы, а ты сама видела эти кости, сваленные в одном углу и прикрытые несколькими горстями пыли. Тебе этого мало?

— Останки этого Корея и его безрассудных единомышленников, которые осмелились бросить вызов Моисею?

— Во всяком случае, так можно было бы сказать. И если сделать химический анализ следов огня, которые я раскопал в захоронении, и сравнить их с теми, что обнаружил на горе, то, уверен, было бы выявлено наличие одних и тех же веществ. Возможно, тех, что создавали столбы огня, служившие путеводными знаками для народа ночью, и дыма, по которым ориентировались днём. Те же самые, которые вызывали молнии и гром на священной горе, когда Моисей получал заветы Господни.

— Хватит! — оборвала его Сара. — Не хочу больше слушать!

Однако Блейк разошёлся и разглагольствовал со всё большим жаром:

— А сам этот край! Ты только посмотри на эту местность: мы находимся рядом с пирамидой и со сфинксом, двумя природными образованиями, которые самым впечатляющим образом вызывают в памяти знаменитейший священный пейзаж Египта. Не случайное обстоятельство для египетского царевича, который вынужден создавать своё вечное пристанище за пределами родины.

Но Сара продолжала трясти головой. Она была явно выбита из колеи.

— И это ещё не всё, — продолжал Блейк. — Моисей лично отдал приказ истребить мадианитян, местное племя, с которым он был связан кровными узами, если учесть, что его жена Сепфора была мадианитянкой. Единственным правдоподобным объяснением является то, что либо он, либо все прочие хотели создать пустоту вокруг места его захоронения, чтобы сохранить его в тайне.

— Бог ты мой... — пробормотала Сара.

— Я... не представлял себе, что ты верующая, — изумился Блейк.

— Дело не в этом, — возразила девушка. — Возможно, я неверующая, но сама мысль, что двум третям всего человечества, трём великим монотеистическим религиям, эта твоя теория грозит крахом...

— Однако же это не теория: у меня имеются доказательства.

— Но ты отдаёшь себе отчёт в том, что ты говоришь? Пророк всеобщего монотеизма был всего-навсего обманщиком.

— Сара, у этой мумии внизу на сердце лежал скарабей с выгравированным именем Моисея.

— Как ты можешь быть так уверен?

Блейк взял ручку и набросал на своём блокноте рядок идеограмм, которые она видела выгравированными на скарабее.

— Видишь? — указал он ей на знаки. — Первые два изображения означают М и С, и до сих пор ещё могут оставаться какие-то сомнения. Поскольку в египетском языке гласные на письме не изображаются, то два согласных могут иметь и другие значения, но три остальные идеограммы уточняют: «Предводитель азиатов», каковыми и были евреи. Нет. У меня нет ни малейших сомнений.

Кроме того, труп не был забальзамирован согласно традиционным канонам по причине невозможности найти в этих краях мумификаторов из Дома мёртвых. Всё совпадает. А надпись, выбитая на саркофаге, может быть идеально отнесена к эпизоду из жизни Моисея, спасённого из вод Нила, и к его путешествию в Синайскую пустыню, как это описано в «Книге исхода». Я не могу не принять к сведению то, что увидел, прочёл, обнаружил.

— Но почему? Должно быть почему. Если всё твоё построение абсурдно, то этих доказательств недостаточно, чтобы сделать его правдоподобным.

— Я размышлял всю ночь, пытаясь найти какое-то объяснение.

— И что же?

— Не знаю... Чрезвычайно трудно найти ответ. Мы говорим о человеке, который жил более трёх тысяч лет назад или около того. Мы не знаем, должны ли слова Библии обозначать то, что они гласят, или же должны толковаться. И каким образом. Возможно, его побуждающей силой было стремление... стремление стать отцом народа, таким, каким был фараон в Египте. Тем, кем он, на самом деле сын безродных родителей, никогда бы не смог стать... И в конце концов, в свой смертный час он не смог разрешить противоречия, которые раздирали его всю жизнь: кровь и плоть еврея, а образ мышления — египтянина...

— А завал? А деревянная панель? А сандалия? Что это имеет общего с твоими теориями? Возможно, внимательно изучив эти элементы, ты смог бы найти иной и более правдоподобный ответ.

— Я уже нашёл ответ. Человек, который потерял сандалию, знал, где находилось захоронение, поскольку узкий круг лиц каким-то образом передавал её месторасположение, но, возможно, никто никогда не проник в неё. Однако же это должен был быть еврей, возможно, священник, возможно, левит[24], возможно, пророк... Мне неизвестно, что он искал в этом месте двадцать шесть веков назад. Тем не менее то, что он увидел, настолько потрясло его, что заставило привести в действие защитный механизм, чтобы навсегда закрыть доступ в захоронение. Если бы в его распоряжении была взрывчатка, то могила взлетела бы на воздух. Я уверен в этом.

Свет заката погас на песках пустыни Паран, голые вершины гор потемнели, а лёгкие волнообразные очертания почвы покрылись бронзовой патиной. Стала вырисовываться луна, прозрачная на фоне бледно-синего неба, постепенно становясь всё более тёмной в центре своего лика.

Сара больше ничего не спрашивала. Её руки сжимали руль, и она снимала правую только для переключения скоростей, когда надо было пересечь местность со сложным рельефом.

Блейк также хранил молчание: перед глазами у него стоял лик фараона из страны песков, его нереальная неподвижность, величественная строгость черт его лица, суровая чистота контуров тела.

Внезапно, когда уже появились огни лагеря, Сара опять повернулась к нему:

— Мне непонятна одна вещь. Ты говорил о следах высокотемпературного огня на горе...

— Верно.

— И ссылался на явление Бога Израиля Моисею.

— Я так считаю.

— Из этого следует, что гора, нависающая над нашим лагерем, соответствует горе Синай, на которой Моисей получил заповеди.

— Вполне возможно.

— Но мне всегда было известно, что гора Синай находится на крайнем юге полуострова, а здесь мы находимся на севере, в пустыне Негев.

— Совершенно верно. Однако это территория мадианитян, а немного севернее простирается земля амалекитян, народов пустыни, с которыми столкнулись сыны Израиля. Отсюда совершенно логично, что Синай находится в этой зоне. Указание, на которое ссылаешься ты, горы Синай на крайнем юге полуострова имеет византийское происхождение и, возможно, восходит к паломничествам в Святую землю Елены, матери римского императора Константина, но оно испокон веков было лишено какого-либо реального основания. Там никто и никогда не обнаруживал ни малейших следов библейского Исхода, и все реликвии, которые вам там показывают, являются фальшивыми вследствие простодушной людской набожности.

— Не знаю... — растерянно протянула Сара. — Всё кажется таким абсурдным. В течение многих веков сотни миллионов людей, включая учёных, философов, теологов, воспринимали эпопею Исхода как связное в своей основе повествование. Как же это возможно, чтобы все, все обманулись? Теперь ты, Уильям Блейк из Чикаго, заявляешь, что вера двух с половиной миллиардов людей является плодом действий обманщика. Я понимаю твои доводы, но тем не менее не могу принять их до конца... Ты уверен в своей теории? Нет ничего такого, что бы могло навеять сомнения?

Уильям Блейк медленно повернулся к ней.

— Возможно, есть, — вымолвил он с расстановкой.

— Что именно?

— Его взгляд.

Омар-аль-Хуссейни вернулся домой раньше после полудня и не выключал телевизор, переходя от одной вещающей станции к другой, когда подходило время последних новостей, но ему так и не удалось обнаружить какие-либо признаки распространения материала из кассеты, переданной в «Чикаго трибьюн».

Тогда он вошёл в свой кабинет и уселся за компьютер, быстро подключившись к Интернету. Хуссейни проверил содержимое почтового ящика и увидел надпись «Блейк». Он открыл этот файл и увидел перед собой рядок из пяти идеограмм-иероглифов: МОИСЕЙ, и затем подпись: Уильям Блейк.

Хуссейни откинулся на спинку кресла, будто поражённый ударом молнии. Он только и мог пробормотать:

— О, Аллах, милостивый и милосердный...