Фараон

Глава 10

— На этот раз сообщение совсем короткое, — прокомментировал Поллэк с идиотской ухмылкой, увидев, что Блейк послал своему коллеге только пять идеограмм, скопированных с листка.

— Да, — лаконично подтвердил Блейк.

— Значит, всё уместилось здесь?

— Да, всё здесь. Можем идти на ужин, мистер Мэддокс и прочие ожидают нас.

Пока Поллэк выключал компьютер, Блейк присоединился к остальным сотрапезникам в бедуинской палатке и сел за стол, поприветствовав присутствующих кивком головы. За столом царило напряжение, почти физически осязаемое по его периметру. Лицо Мэддокса выражало явную неловкость, как будто его планы на ближайшие сутки были написаны у него на лбу для всеобщего обозрения. Однако по прибытии Блейка он заявил:

— Хочу поблагодарить доктора Блейка за блестящую работу, выполненную им, и желаю, чтобы он как можно быстрее смог сообщить нам содержание надписи, которую скопировал с саркофага, а также его версию возникновения завала, обнаруженного внутри захоронения. — Мэддокс говорил, используя такие профессиональные термины, как будто сам принадлежал к сословию археологов. Это была одна из черт, присущих манере его поведения.

Блейк выразил ему ответную благодарность и заявил, что ему потребуется ещё несколько часов работы, чтобы составить исчерпывающий отчёт, но теперь до завершения его исследований остаётся уже совсем немного. Разговор продолжался несвязно и отрывками, как будто после всего того, что было увидено и пережито в этот день, все темы для разговоров или обсуждения были исчерпаны.

К тому же совершенно ясно ощущалось, что каждый из присутствующих думает свою думу и преследует свои собственные цели; возможно, в воздухе витало некое чужеродное электрическое напряжение, которое влияло на настроение и поведение присутствующих.

Оказалось, что особо нечего было сказать друг другу Мэддоксу и Блейку, хотя они и проработали бок о бок целый день. Мэддокса хватало только на то, чтобы изрекать избитые выражения типа:

— Это было самое волнительное переживание в моей жизни, а уж я, поверьте мне, чего только не насмотрелся за долгие годы работы в разных странах по всему миру.

Салливэн весь вечер просидел, уткнувшись носом в тарелку, а Гордон ни с того ни с сего принялся пространно рассуждать о погоде вполне в духе уроженца Бостона, получившего образование в Англии. Однако же его разглагольствования сводились к вероятности того, что ситуация в лагере может резко ухудшиться по банальной причине внезапных климатических изменений.

— Я слушал предсказания погоды с нашего радиовещательного спутника, — сообщил он, когда подали кофе. — В ближайшие сутки ожидается песчаная буря неимоверных масштабов, которая охватит большую часть Ближнего Востока и вполне может нанести удар и по нашему лагерю. Предвидятся помехи в работе средств связи, прекращение вылетов самолётов, плохая видимость на тысячах квадратных миль.

— Мы хорошо оснащены, чтобы достойно встретить такую возможность, — заявил Мэддокс. — У нас имеется хороший запас продуктов и воды, а вагончики оборудованы фильтрами для воды, которые можно запустить с помощью запасного генератора. Вы, Поллэк, проверьте, всё ли готово и эффективно ли действует для противостояния подобной ситуации.

Поллэк поднялся и направился к маленькому вагончику, в котором размещался вспомогательный генератор, Мэддокс же распрощался со всеми и ушёл.

— Что ты собираешься делать?

— Я остаюсь. Мне надо поговорить с Мэддоксом.

— Хочешь мой совет? Не делай этого.

— У меня нет другого выбора.

— Я так и думала... В таком случае выслушай меня...

— Что ты хочешь сказать?

— Не делай ни малейшего намёка Мэддоксу на то, что я рассказала тебе об операции завтрашней ночью, иначе ты станешь покойником, да ещё навлечёшь кучу бед на мою голову: ему будет несложно обнаружить источник твоей информации. Если он предложит тебе деньги, прими их. Если ты откажешься, это убедит его в том, что он больше не может доверять тебе, и разделается с тобой. Послушай меня внимательно. Мэддокс не будет долго думать: вырыть яму в песке не составляет большого труда. Никто не знает, что ты тут, никто не будет искать тебя. Ты просто бесследно исчезнешь, тебе ясно?

— Но я же отправлял сообщения по электронной почте.

Сара пожала плечами:

— Иероглифами? Ты понимаешь...

— А ты? Ты ведь тоже была со мной.

— Я слишком большой кусок для него.

— Понимаю.

— Ещё раз советую тебе: если он предложит тебе деньги, прими их. Мне кажется, что Мэддокс питает к тебе некоторую симпатию. Если он не сочтёт нужным убить тебя, то охотно спасёт твою жизнь. Но если ты откажешься от денег после того, как они будут предложены тебе, думаю, ты подпишешь свой смертный приговор. В особенности в сложившихся обстоятельствах со всем этим окружением и тем бардаком, который затеется с минуты на минуту. Я подожду тебя. Не валяй дурака. Мне важно продолжить тот разговор, который мы не закончили прошлой ночью.

— Мне тоже, — пробормотал Блейк, почти себе под нос. Сара собралась уйти, но он задержал её: — Сара, есть одна вещь, которую я не сказал тебе.

— О чём идёт речь?

— О надписи.

— На саркофаге?

Блейк кивнул.

Сара улыбнулась:

— Я не египтолог, но у тебя читалось на лице, что ты кое-что скрывал от меня. Ты был очень похож на кота с мышью в пасти... Итак?

— Неправда, что текст, который я тебе прочитал, был продолжением «Книги мёртвых». То, что последовало, было проклятием.

— Мне это показалось само собой разумеющимся. Я бы удивилась, если бы это оказалось не так. Только не говори мне, что учёный верит в эти глупости, которые никогда не отгоняли воров, во все времена.

— Естественно. Однако же именно в этом кроется нечто убедительное... Подожди меня, если ты не слишком устала.

— Я подожду, — пообещала Сара и удалилась в середину лагеря, освещённую луной, а Уильям Блейк на секунду подумал, что хотел бы побыть с ней в совершенно другом месте.

Он растёр каблуком окурок сигареты и направился к Мэддоксу, который тем временем добрался до своего жилья.

— Мистер Мэддокс, — обратился он к нему, стоя на пороге, — разрешите сказать вам пару слов?

— Охотно, — откликнулся Мэддокс. — Входите, прошу вас. — Но на лице у него было выражение человека, злящегося на зануду.

Он включил свет и направился к небольшому шкафчику-бару:

— Виски?

— Скотч пойдёт прекрасно, спасибо.

— Что вы скажете об этой песчаной буре, Блейк? Кажется, мы будем иметь дело с явлением необычайной силы.

— Она здорово отравит нам существование. Да ещё может причинить немало бед. Но я хочу поговорить не об этом.

— Я знаю, — промолвил Мэддокс, наливая ему «Макаллан» из своего личного запаса. — Вы хотите поговорить со мной о захоронении Рас-Удаш, но я...

Блейк поднял палец под носом у своего собеседника, пристально посмотрел ему прямо в глаза и выпалил одним духом:

— Мистер Мэддокс, я должен спросить у вас, имеете ли вы намерение ограбить подземелье Рас-Удаш и перевезти все предметы погребальной утвари туда, куда считаете это более подходящим?

— Блейк, какого чёрта...

— Нет уж, выслушайте меня, мистер Мэддокс, или у меня не хватит смелости, чтобы продолжить: вы должны немедленно остановить эту операцию, потому что вы не имеете никакого права проводить её.

— Это вы так говорите, Блейк. В этом лагере командую я, а если кто-то выступает против меня, то я не остановлюсь перед тем, чтобы...

— Мэддокс, прежде чем произнести ещё хоть одно слово, выслушайте то, что я должен сказать вам: вы не должны дотрагиваться до этого захоронения, потому что оно представляет собой необычайный комплекс, тайны которого только слегка затронуты моими поспешными и поверхностными исследованиями. Если вы погубите эти сокровища, то будет утеряно достояние, заключающееся в знаниях, дошедших до нас нетронутыми с расстояния тридцати веков, будет потеряна информация, которую мы никогда не сможем восстановить, информация, которая может оказаться жизненно важной для всего рода человеческого.

Мэддокс покачал головой, как будто выслушал какой-то бред.

— Вы сообщили мне, что в настоящее время работаете над раскрытием личности человека, похороненного в усыпальнице, и что это увеличило бы стоимость всего комплекса. Я не раз и не два давал вам разрешение посылать, на мой страх и риск, сообщения по электронной почте вашим коллегам для консультаций. Разве это не так?

— Так, — выдавил из себя Блейк с поникшей головой.

— Так в чём же дело?

— Вот именно в этом: существует большая вероятность того, что в захоронении покоится лицо высочайшего ранга, возможно, даже известный исторический персонаж. Представьте себе... — Блейк попытался перевести дух, и от этого у него пересохло в горле, — представьте себе, что мумии великого фараона угрожало осквернение в период смуты и жрецы хотели увезти её в недоступное место или же что наёмный полководец, командующий военной кампанией, скончался вдали от столицы по причине то ли ранения, то ли болезни и вследствие неизвестных нам причин у них не было возможности перевезти его тело для бальзамирования в Долину царей. Мистер Мэддокс, я приложил все свои силы и знания к тому, чтобы выжать всю возможную информацию из этого захоронения, но осталось ещё много вопросов. Я пока не знаю, имеет ли продолжение боковое отверстие, через которое произошёл завал, до каких пор оно доходит, и не знаю точно, для чего оно служит.

— Однако же времени больше нет...

— А кроме того, вы не пожелали сообщить мне, где мы находимся.

— У меня не было иного выбора.

— Прошу вас, не вывозите захоронение.

— Сожалею, Блейк: договорённость была чёткая. Вы должны выполнить определённую работу, и вы её проделали, хорошо и быстро. Всё остальное — целиком моё дело. Разве не так?

Блейк опустил голову.

— Прискорбно, что вам не удалось сделать больше и узнать больше: я прекрасно понимаю ваше любопытство учёного, который в данный момент испытывает глубокое разочарование, но вы также должны осознавать, что вам представилась уникальная возможность в мире, настоящая привилегия. Если вы разумный человек, то будете удовлетворены: вам выплатят такую сумму, которая позволит вам безбедно существовать до конца ваших дней и, если хотите, полностью изменить вашу жизнь. Алана Мэддокса никто не назовёт неблагодарным человеком. Я получу деньги в своё распоряжение самое большее через сутки. Могу передать вам всю сумму наличными или же, что ещё лучше, перечислить деньги на счёт в швейцарском банке, реквизиты которого я вам сообщу. И это означает отказ от какой бы то ни было публикации. Если же вы захотите нарушить это обязательство, то мне чрезвычайно неприятно сообщить вам, что вы сделаете это на свой высочайший страх и риск.

Значение этих слов было более чем ясно, и Блейк утвердительно кивнул головой.

— Прекрасно, — заявил Мэддокс, приняв этот кивок в качестве знака согласия. — Я заказал вам билет на прямой рейс авиакомпании «Эль Аль» в 21.30 из Тель-Авива в Чикаго.

— Почему не из Каира?

— Потому что у нас очень выгодное соглашение с «Эль Аль».

— И вас никоим образом нельзя разубедить?

Мэддокс отрицательно покачал головой.

— По крайней мере позвольте мне осуществлять надзор за операциями упаковки и погрузки: вы рискуете нанести огромный ущерб предметам.

— Хорошо, — согласился Мэддокс, — по-видимому, вы не расслышали, что я просил вас об этом.

— Последний вопрос: вы собираетесь трогать мумию?

У него в глазах появилось странное выражение, как будто он хотел предостеречь своего собеседника от смертельной опасности.

Не успевший опомниться от этого странного вопроса, Мэддокс не нашёлся что ответить.

— Почему вы спрашиваете меня об этом? — пробормотал он с некоторой запинкой.

— Потому что должен знать это. К тому же если бы я был на вашем месте, то не стал бы делать этого.

— Если вы хотите запугать меня, то ошибаетесь: вы же не думаете, что я верю во все эти проклятия фараонов и прочие ветхозаветные глупости.

— Нет, не думаю. Однако хочу, чтобы вы знали, что надпись на саркофаге содержит самое пугающее и ужасное проклятие, которое мне довелось прочесть за двадцать пять лет исследований и изучения источников. И речь идёт не просто о проклятии: это скорее пророчество, в котором перечислено с достойной внимания точностью всё, что произойдёте осквернителями.

— Значит, и с вами тоже, — с иронической улыбочкой изрёк Мэддокс.

— Вполне возможно.

— И что же заставляет вас думать, что это проклятие является самым действенным из всех прочих, которые не смогли защитить ни одно из захоронений, на которых они были написаны?

— Начало. Оно гласит: «Тот, кто откроет дверь его вечного обиталища, увидит окровавленный лик Изиды[25]».

— Впечатляет, — согласился Мэддокс ещё более ироничным тоном. — Ну и что?

— Завтра ночью произойдёт полное затмение луны. И луна примет красноватый оттенок: окровавленный лик Изиды. Если это совпадение, то оно действительно заслуживает внимания.

— Действительно, это совпадение.

— Но сразу же дальше говорится, что на следующий день дыхание Сета[26] покроет мраком землю с востока на запад на огромном расстоянии на одну ночь, один день и ещё одну ночь. Если мистер Гордон правильно передал прогноз погоды, то мне кажется, что нам следует ожидать песчаную бурю на большей части Ближнего Востока, начинающуюся, кстати, с завтрашней ночи, с сильным ухудшением видимости и перерывами в работе средств связи в различных местах в течение более чем одних суток. Вы согласитесь, что это — странное совпадение с учётом того, что «дыхание Сета» повсеместно известно как ветер пустыни.

— Закройте саркофаг, Блейк, — прервал его Мэддокс, даже не пытаясь скрыть овладевшую им нервозность, — и оградите меня от этих глупостей. Погребальная утварь захоронения уже достаточно богата. Мне не нужны те несколько предметов, что находятся внутри саркофага. А чтобы снять погребальную маску с мумии, единственную действительно ценную вещь, мы должны поднять крышку ещё по меньшей мере на двадцать сантиметров, а это означает дополнительные часы работы. Таким временем мы не располагаем. Остальное не имеет для меня никакого значения.

— Лучше пусть будет так. Спокойной ночи, мистер Мэддокс.

Гед Авнер подошёл к Игелю Аллону, державшему в правой руке неоновый фонарь, освещавший туннель, по которому они шли уже с четверть часа.

— После того как убрали пару преград, образовавшихся в результате обвалов в поздний древний и средневековый периоды, туннель на большом протяжении стал доступным. Вот, смотрите, — показал он, поднеся лампу к левой стене, — это — настенные надписи начала шестого века. Возможно, они восходят к периоду осады Навуходоносора.

При звуке этого имени Авнер едва заметно вздрогнул. Он провёл носовым платком по лбу, вытирая пот, и уставился на настенную надпись:

— Что она означает?

— Мы пока как следует не поняли, но, кажется, это — топографическое указание, как будто обозначающее ответвление от подземного хода в другом направлении. Буквы, нанесённые под схемой, гласят: «вода» или «поток на дне».

— Колодец?

— Вполне возможно. Во время осад, подобных этой, зачастую выкапывали туннели такого типа для снабжения водой. Но надпись может также означать и нечто иное.

— А именно?

— Пойдёмте, — пригласил его жестом археолог и двинулся вперёд по туннелю, который в одном месте узкой извилиной сворачивал налево и затем абсолютно прямой линией упирался в тупик. Слева на стене виднелись следы бурения, а с другой — деревянная панель, удерживаемая на стене висячим замком.

— Вот, — пояснил Аллон. — Над нашей головой возвышается тридцать метров твёрдой скальной породы, а на ней — площадка стёртого с лица земли Храма. Взгляните-ка сюда. — Он кивком головы указал на землю, посветив туда фонарём.

— Там ступеньки, — заметил Авнер.

— Совершенно верно. Которые теряются в боковом склоне горы. Я думаю, что мы имеем дело с лестницей, которая вела от Храма. Может быть, даже от святилища. Видите, в этом месте мы произвели небольшое бурение? И натолкнулись на неоднородные материалы, золу, куски штукатурки, строительный мусор. Речь может идти даже о материалах разрушения и сожжения Храма в 586 году до новой эры, которые упали с верхнего уровня в лестничную шахту, частично заполнив её проём.

— Вы хотите сказать, что, следуя по этой лестнице, мы можем добраться до использовавшихся площадей Храма Соломона или прилегавшей к нему нижней окрестной территории?

— Вполне возможно.

— Необычайно. Послушайте, Аллон, кому-нибудь ещё, кроме вас, известно об этих вещах?

— Двум моим помощникам.

— А рабочим?

— Это украинцы и литовцы, которые прибыли недавно и ни слова ни понимают на иврите. В особенности на техническом жаргона иврита, на котором мы разговариваем между собой.

— Вы уверены в этом?

— Как в том, что вы сейчас находитесь здесь.

— А что находится за этой панелью?

Аллон вынул из кармана ключ и открыл замок:

— Именно здесь мы сделали самое ошеломляющее открытие. Находка ещё находится на том месте, где мы её обнаружили. Пройдёмте, инженер.

Перед ними открылся новый туннель, по всей вероятности, идущий в южном направлении.

— Возможно, к Силоамскому пруду и долине Кедрон, — уточнил Аллон. — Вот что, вероятно, означает та настенная надпись. В настоящее время мы следуем по высеченным указаниям, которые нашли на стене главного туннеля, и идём по подземному ходу, который должен быть продолжением как главного туннеля, так и лестничного спуска, ведущего от Храма. Точка, на которой мы первоначально остановились, должна быть пересечением этих двух путей. Вот тут нам пришлось убрать немного материала из осадочных пород, почти полностью загромождавших проход в этой точке. А под ними мы обнаружили вот это...

Аллон остановился и полностью осветил фонарём почти окаменевший ком глины, в котором увяз предмет невиданной красоты.

— О Господи... — пробормотал Авнер, становясь на колени в ещё влажную грязь. — Я в своей жизни не видел ничего подобного.

— Откровенно говоря, я тоже, — признался Аллон, присев на корточки. Археолог приблизил фонарь и покачал им, заставив заиграть переливами сапфиры, сердолики, янтарь и кораллы в отблесках красноватого золота, мерцающих на фоне грязи.

— Что это? — воскликнул Авнер.

— Кадило. А это клеймо, которое вы видите здесь, на этой стороне, — свидетельство его принадлежности Храму. Дорогой мой, в этом приспособлении курили фимиам Богу наших предков в святилище, воздвигнутом Соломоном.

Он произнёс эти слова с трепетом в голосе, и в отблеске фонаря Авнер увидел, что глаза археолога увлажнились.

— Я... могу дотронуться до него? — нерешительно спросил он.

— Да, можете, конечно, — разрешил Аллон.

Авнер протянул руку и слегка провёл ею по поверхности сосуда: это была чаша, сработанная с совершенством, достойным восхищения, декорированная по основанию ножки рядом драгоценных камней, украшающих вереницу крылатых грифов, стилизованных таким образом, что они казались всего-навсего изящней чередой геометрических орнаментальных мотивов. По краю располагался круг пальметт[27], повторяющийся на ажурной крышке, с отверстиями, окружёнными серебряной насечкой, потемневшей от времени. Круглая ручка крышки имела вид небольшого граната, выполненного из золота, с семечками внутри, выточенными из крошечных кораллов.

— Почему же столь ценная вещь находилась здесь? — удивился Авнер.

— На этот вопрос я могу дать только один ответ: кто-то попытался укрыть священные сосуды, прежде чем их осквернят вавилонские завоеватели. Между прочим, это кадило, вероятно, было изготовлено и принесено в дар не так давно: это — изделие либо ханаанской мастерской, находившейся в Тире или в Библосе[28], либо работа ремесленника родом оттуда, который переехал со своей мастерской сюда, в Иерусалим, чтобы выполнять заказы для святилища. Эти орнаментальные мотивы характерны для стиля, который не спутаешь ни с каким другим, мы, археологи, называем его «ориентализирующим». Кадило датируется периодом между концом седьмого и первой четвертью шестого века до новой эры.

— Период нашествия Навуходоносора!..

— Совершенно верно. Итак, весьма вероятно, что люди, которые укрыли от опасности священные сосуды, сделали это в последний момент, когда стало ясно, что вавилоняне вот-вот ворвутся в город. Возможно, когда царь Седекия бежал через пролом в стене близ Силоамского пруда... навстречу своей судьбе мученика...

Спешка была такой, что предметы не были упакованы и уложены с должным тщанием, поэтому кадило упало на землю и пролежало тут до вчерашнего вечера, когда мы обнаружили и его. Следует также учитывать, что тот, кто нёс его, передвигался столь быстро, что даже не заметил, как из его ноши выпал один предмет.

— Значит ли это, что в конце туннеля может находиться сокровище Храма?

Аллон заколебался:

— Всё может быть. Конечно, нельзя исключать, что этот подземный ход ведёт к какому-то тайному помещению, но это ещё бабушка надвое сказала. Завтра мы возобновим работу. Сегодня я вынесу эту находку наружу: меня ожидает наряд военной полиции, чтобы сопроводить до подземного хранилища Национального банка.

— Эта вещь является самой драгоценной реликвией, которая когда-либо была обнаружена на земле Израиля со времён возвращения нашего народа в Палестину.

Аллон с величайшей осторожностью взял кадило и уложил его в коробочку, выложенную внутри ватой, которую он принёс под мышкой.

Они вернулись обратно ко входу в туннель под аркой Крепости Антония. Когда они выходили, Авнер увидел, как на его мобильном телефоне замигал красный сигнал: знак чрезвычайной срочности.

Он попрощался с археологом сердечным пожатием руки:

— Благодарю вас, доктор Аллон. Вы оказали мне большую честь. Прошу вас информировать меня о самых незначительных событиях, которые могут произойти в ходе вашего исследования. А теперь я должен срочно покинуть вас: меня вызывают по неотложному вопросу, надо узнать, о чём идёт речь.

— До свидания, господин Коэн, — промолвил Аллон и последовал за полицейскими, которые сопроводили его до припаркованного неподалёку бронированного автомобиля.

Авнер выслушал запись на автоответчике. Сообщение гласило: «Вызов чрезвычайной срочности в министерство обороны. Сигнал тревоги высшей степени». Судя по голосу, говорил Натаниэль Ашод, глава администрации президента.

Он взглянул на часы: было одиннадцать. Необходимо, чтобы кто-нибудь со службы заехал и забрал его. Он начал набирать номер телефона, но в этот момент рядом с ним остановился «ровер» тёмного цвета, и из него выпрыгнул Фабрицио Феррарио:

— Господни Авнер, мы сбились с ног, разыскивая вас по всему городу. Вы не проверяли, работает ли ваш телефон? Мы никак не могли выйти на связь по нему.

— Я был на тридцатиметровой глубине под скалой.

Молодой человек открыл ему дверцу, а потом сел рядом на заднее сиденье.

— Поехали, — приказал он шофёру и тут же повернулся к Авнеру: — Прошу прощения, господин Авнер?

— Ты всё прекрасно слышал, Феррарио, я был в туннеле с профессором Аллоном из Еврейского университета. А что случилось, чёрт возьми?

— Боюсь, что у нас серьёзные неприятности, господин Авнер, — вздохнул офицер. — Господин министр вам всё объяснит.

Они вошли в министерство со служебного входа, и Феррарио провёл его по лестницам, коридорам и лифтам до небольшой приёмной, чью скудную меблировку составляли всего лишь стол и пять стульев.

В помещении находились президент Скокот, министр обороны Азер Хетцель, начальник Генерального штаба Аарон Иегудай, министр иностранных дел Эзра Ширан и американский посол Роберт Холлоуэй. В центре стола стояли две бутылки с минеральной водой и по пластиковому стаканчику перед каждым участником совещания.

При появлении Авнера присутствующие обернулись к нему, и у всех было чрезвычайно взволнованное выражение лица людей, совершенно сбитых с толку. Только командующий Иегудай сохранял непоколебимость сурового лица солдата.

Фабрицио Феррарио удалился, закрыв за собой дверь.

— Садитесь, Авнер, — предложил ему президент. — У нас плохие новости.

Авнер сел, предположив, что через минуту его известят о начале операции «Навуходоносор» и скажут, что он попал в западню, как дикий зверь; он же, в свою очередь, напомнит им, что уже два месяца твердил о серьёзной опасности, но никто не счёл нужным прислушаться к его мнению.

Сначала взял слово американский посол:

— Господа, час назад неизвестный позвонил в отдел хроники газеты «Чикаго трибьюн», сообщил о немедленном прибытии видеокассеты и попросил тотчас же просмотреть её, поскольку речь идёт о жизни тысяч людей. Через пять минут курьерский автомобиль привёз в редакцию пакет с видеокассетой, о которой было предупреждено по телефону.

Дежурный редактор «Трибьюн» вместе с директором просмотрели кассету и позвонили в ФБР. Через несколько минут видео было транслировано в кабинет президента в Вашингтоне. На кассете были засняты члены трёх террористических групп, которые монтируют столько же ядерных ракет в трёх различных местах Соединённых Штатов.

— Каким же образом удостоверились в том, что это происходит именно в Соединённых Штатах?

— Диверсанты предоставили до наглости издевательское доказательство. Опять-таки посредством анонимного телефонного звонка они указали на места, где были смонтированы заряды, причём те пребывали в прежнем состоянии. С той единственной разницей, что ракет там уже не было, а остались упаковки...

— Вполне возможно, что изображения были созданы с помощью компьютерной графики.

— Исключено, — категорически возразил Холлоуэй. — Наши эксперты утверждают, что речь идёт об оригинале, на котором нет никаких следов вставок или иных манипуляций. В любом случае одну копию послали также и нам, так что она скоро будет здесь.

— Возможно, это были муляжи вроде тех, что показывают в кино, но набитые опилками?

— Ничего подобного: видео показывает крупные планы с изображением работающего счётчика Гейгера.

— Чего хотят террористы?

— Ничего. Печатная надпись на кассете гласит, что далее последуют другие сообщения. ФБР, ЦРУ и прочие спецподразделения полиции всех штатов получили приказ прочесать всю страну от границы до границы и найти этих выродков, но мы столкнулись с ситуацией более драматичной, которая когда бы то ни было складывалась в Соединённых Штатах со времён Пёрл-Харбора.

— И никаких косвенных улик? — поинтересовался Авнер.

— Пока что никаких. Президент и его администрация считают, что речь идёт о команде исламских фундаменталистов. Но у личностей, которые действуют на видео, лица закрыты масками, и их невозможно опознать.

Эксперты Пентагона пытаются идентифицировать снаряды, но съёмки велись частично и не дают панорамного обзора: выдвинута гипотеза, что речь идёт о пресловутых «переносных» зарядах, о которых столько говорят в последнее время. Это блестящее достижение бывшей советской техники, ракеты, которые укладываются в чемоданчик и с лёгкостью перевозятся куда угодно.

— А мощность?

— По мнению некоторых специалистов, это тактические бомбы в пятьсот килотонн, их легко монтировать, транспортировать, прятать. Но если они будут взорваны в густонаселённых городских районах, то массовое кровопролитие обеспечено. По подсчётам, жертвами станут от пятисот до семисот тысяч человек, будет с полмиллиона раненых и ещё триста тысяч человек, смертельно поражённых радиоактивным излучением, которые скончаются через три-четыре года после взрыва: этого достаточно, чтобы поставить на колени всю страну. Далее, похоже на то, что эти бомбы могут быть взорваны теми же самыми людьми, которые транспортируют их, не прибегая к знаменитому чёрному чемоданчику, который всегда сопровождает президентов России и Соединённых Штатов.

Авнер посмотрел Иегудаю прямо в глаза:

— Генерал, это начало операции «Навуходоносор». Они нанесут удар завтра, при плохой погоде, наземными средствами, чтобы мы не смогли воспользоваться своим превосходством в воздухе, и никто не сможет прийти нам на помощь: Соединённые Штаты будут скованы смертельной угрозой и даже не пошевельнутся, да ещё будут оказывать давление на своих европейских союзников, дабы те избегали малейших движений.

— Бог мой, — пролепетал президент.

— Я этого ожидал, — заявил Авнер, — и продолжал пристально следить за горами со стороны Иудейской пустыни, но не учёл, что атака будет внезапно произведена с другой стороны Атлантического океана... проклятый, мерзопакостный ублюдок.

Генерал Иегудай поднялся на ноги:

— Господа, если ситуация выглядит таким образом, то я прошу разрешения произвести упреждающий удар силами авиации и ракетных войск для уничтожения на земле как можно большего количества воздушных сил арабов: я должен выехать в Генеральный штаб, объявить «красную» — наивысшую — степень тревоги и подготовить план защиты нашей территории. Мы должны поставить под ружьё всех резервистов в течение ближайших шести часов и привести в боевую готовность все действующие боевые подразделения в течение часа.

— Господа, я считаю, что предложение генерала Иегудая является единственно приемлемым вариантом, — промолвил президент. — При теперешнем положении дел мы не можем допустить ни минуты промедления.

— Минуточку, господин президент, — прервал его посол Холлоуэй. — Я не считаю, что было бы разумным принять подобное решение. Ни одна из арабских стран не объявила нам войну, нет никаких данных со спутников, которые свидетельствовали бы о массированных передвижениях войск, и пока что нет никаких требований со стороны террористов, которые завезли боезаряды на нашу территорию. Ваша атака будет расценена как военные действия во всей их полноте и навсегда уничтожит какую бы то ни было возможность довести до завершения процесс мирного урегулирования в этом регионе. Моё правительство чрезвычайно привержено этой идее.

Все молча переглянулись. Первым заговорил Авнер:

— Господин президент, я также уверен как в моём собственном присутствии здесь, так и в том, что имеются в наличии два несомненных факта: террористы доставили эти бомбы на американскую территорию лишь для того, чтобы сковать Америку по рукам и ногам, в то время как здесь будет предпринята решающая атака. За всем этим стоит Абу Ахмид, и покушение на Аль-Бакри является частью этого плана. — Я не доверяю вашему другу Таксуну, — заявил он, поворачиваясь к Холлоуэю. — Я уверен, что в эту минуту он подготавливает свой план военных действий в каком-нибудь треклятом бункере дворца Аль-Бакри. Я также за атаку, даже против мнения американцев. Своя рубашка ближе к телу, а опасность подстерегает именно нас, — констатировал он и закурил сигарету, невзирая на развешанные повсюду запреты, грозившие самыми суровыми карами.

Холлоуэй побагровел:

— Господин Авнер, ваше поведение недопустимо...

— Из-за сигареты? Бросьте, Холлоуэй, на кону стоят миллионы человеческих жизней, а вы трясётесь, что ваши чёртовы лёгкие вберут небольшую порцию смолы. Мои отец и мать лишились жизни в дыму печей Освенцима[29]. Пошли вы куда подальше, чёрт вас подери!

— Господа, — вмешался президент, — господа, мы должны совместно найти наилучшее решение. Определённо это не лучший момент для ссоры. А вы, Авнер, доставьте мне такое удовольствие, потушите эту сигарету, обещаю, что, когда всё закончится, я пришлю вам для пополнения запаса лучшие гаванские сигары, которые только можно найти в продаже. И за счёт налогоплательщиков. Итак, господин Холлоуэй...

— Сожалею, господин президент, но у меня имеются совершенно точные инструкции от моего правительства: никаких поспешных действий, пока мы не узнаем, чего они хотят.

— А если мы проигнорируем вашу рекомендацию?

— Вы останетесь в одиночестве: не получите ни одного доллара, ни одной запчасти, никакой информации. На этот раз моё правительство серьёзно намерено не дать втянуть себя в ещё одну войну. Общественное мнение этого не поймёт.

— Однако принимаем наше решение, — провозгласил президент Скокот, поворачиваясь к Иегудаю. — Господин генерал, примите все меры по объявлению высшей степени тревоги, но не начинайте никакой атаки до моего приказа.

Иегудай встал, надел берет и вышел, чуть не столкнувшись с солдатом, который в этот момент передавал бандероль офицеру охраны у двери. Тот принял её и затем постучал в дверь.

— Войдите, — крикнул президент.

Офицер вошёл и протянул ему бандероль:

— Только что доставили, господин президент.

Скокот открыл пакет: внутри лежала видеокассета.

— Хотите посмотреть её? — обратился он к Холлоуэю.

Посол утвердительно кивнул.

Авнер пожал плечами.

— Мне уже известно всё, что можно узнать из неё, — во всеуслышание заявил он. — Спокойной ночи, господа. И дай Бог, чтобы она не оказалась последней.

Он попрощался со всеми кивком головы и вышел.

Фабрицио Феррарио ожидал его в автомобиле и, как только увидел его, протянул ему сигарету и поднёс огня.

— Что, действительно дела так плохи, как кажется? — спросил он, явно мучимый любопытством.

— Ещё хуже. Отвези меня домой. Боюсь, что заснуть мне не придётся.

Феррарио не стал задавать вопросов, запустил двигатель и направился в старый город к жилищу начальника.

Авнер всё время хранил молчание, погрузившись в раздумье. Когда автомобиль остановился перед его домом, он открыл дверцу и, уже выйдя одной ногой, обратился к своему агенту:

— Феррарио, в последующие сутки может произойти что угодно, даже новый Холокост[30]. Ты, собственно говоря, совсем недавно здесь. Если хочешь вернуться в Италию, я не буду осуждать тебя.

Феррарио даже и ухом не повёл:

— Есть ли какие-нибудь указания на сегодняшнюю ночь, господин Авнер?

— Да. Не уходи далеко, ты будешь мне нужен. А если хочешь пройтись, то отправляйся к Крепости Антония, в туннель к Аллону, помнишь, где это?

— Конечно, помню. Там, где вы были сегодня.

— Именно. Следи за ситуацией. Удостоверься, что военные обеспечивают неукоснительный надзор. Если заметишь хоть что-нибудь подозрительное, звони мне.

Феррарио отбыл, а Авнер поднялся на лифте на седьмой этаж. Открыл дверь на террасу и, храня молчание, уставился в ночь, которая упала на горы Иудейской пустыни.

— Это оттуда же он должен прийти, чтобы убить меня, сукин сын, — процедил он сквозь зубы. — А я буду ожидать его здесь. — Авнер закрыл дверь и вернулся в гостиную. Он сел перед компьютером и просмотрел всю информацию в банке данных по всем известным или разрабатываемым видам ядерных ракет, чтобы удостовериться, сможет ли он определить точно объект на основании деталей, увиденных на видео.

Внезапно он заметил уголком глаза мигание сигнала на его линии для служебного пользования. Часы показывали несколько минут пополуночи.

— Это ночной портье, господин, — представился голос.

— Какие новости, ночной портье?

— Был вскрыт саркофаг и идентифицирована мумия.

— С точностью?

— Да. Человек, погребённый под песками Рас-Удаша. — Моисей, тот, который вывел израильтян из Египта.

Авнер прирос к полу, не в силах вымолвить ни слова. Потом промямлил:

— Но это невозможно, это совершенно невозможно.

— Тому имеются неоспоримые доказательства. На саркофаге была обнаружена надпись, идентифицирующая его.

— То, что ты говоришь, чрезвычайно серьёзно, ночной портье. Ты говоришь мне, что предводитель израильтян был язычником, который пожелал умереть среди богов с головами птиц и шакалов. Ты говоришь мне, что наша вера — бесполезна и что договор Бога с Авраамом не был соблюдён.

— Говорю, что этот человек — Моисей, господин.

— Есть ли вероятность ошибки?

— Как мне кажется, минимальная. На груди мумии обнаружен скарабей, на котором выгравировано его имя.

— Понимаю... — пробормотал потрясённый до глубины души Авнер. После того дня, когда ему доставили сообщение о смерти его сына в бою, он не думал, что какая-нибудь новость может так потрясти его.

— Есть ещё кое-что, господин.

— Что там может быть ещё, ночной портье?

— Завтра после заката вся утварь из захоронения будет извлечена и продана группе ортодоксальных экстремистов. Людям Джонатана Фридкина. Могут существовать также другие материалы, ещё не изученные, которые содержат другие подтверждения идентификации. Вполне возможно, что люди Фридкина решат действовать неожиданно, чтобы не платить...

— Ты знаешь, где будет производиться передача?

— Точно не знаю. Но предполагаю, что они прибудут но дороге Митцпе. Им потребуются грузовики, а это единственная проезжая дорога. Но могут также приехать из Шакархута. Там есть небольшое поселение колонистов.

— Понял.

— Что ещё вы хотите узнать?

В течение нескольких секунд Авнер пребывал в задумчивости, затем сказал:

— Да. Ты знаешь, не осталась ли ещё команда «Дельта Форс» поблизости от Рас-Удаша?

— Полагаю, осталось полдюжины морских пехотинцев, но и они вскоре уедут.

— Очень хорошо. Всё. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, господин.

Авнер повесил трубку, затем взял другой телефонный аппарат и набрал номер.

— Иегудай, — рыкнул в трубку хриплый голос.

— Это Авнер, главнокомандующий. Где ты находишься?

— В Генеральном штабе.

— Послушай, у меня очень плохая новость: группа боевиков ХАМАСа нанесла удар по лагерю «Уоррен майнинг корпорейшн», что неподалёку от Митцпе-Рамона. Они будут использовать лагерь в качестве базы, чтобы совершить ряд террористических нападений на юге страны. А в тех местах находится Беэр-Шева. Ты отдаёшь себе отчёт в том, что это означает?

— Прекрасно отдаю: они могут попытаться обезоружить наши ядерные силы.

— Уничтожь их, генерал, сегодня же ночью. Мы не можем рисковать, чтобы нам угрожали в этой зоне, учитывая то, что они задумали. Ни один из них не должен спастись, генерал. Ты хорошо меня понял? Ни один.

— Я прекрасно тебя понял, Авнер, — ответил генерал Иегудай. — Ни один не спасётся. Даю тебе слово.

Авнер повесил трубку и подошёл к окну, выходящему на террасу, чтобы полюбоваться полной луной, восходящей над Иудейскими горами. Уголком глаза он видел на столе свой телефонный аппарат для служебного пользования; тот хранил молчание.

— Прощай, ночной портье, — пробормотал он. — Шалом.