Фрэнки, Персик и я

Глава 8. Фрэнки и тайная прогулка

Солнце уже вовсю светило в окно нашей кухни, хотя было только 8.30 утра. Похоже, нас ожидал жаркий денек.

Я уже чувствовала жару — по крайней мере, моя левая нога. Персик так плотно обмотался вокруг нее, что казалось, на мне надеты меховые луноходы.

— Ты ему действительно понравилась, — улыбнулась мама, глядя на Персика, лежавшего под кухонным столом.

Она сидела за столом напротив меня и папы, посередине между высокими стульями Джейка и Джейми, как судья, готовый выставить желтую карточку, как только один из близнецов прицеливался в другого размоченным в молоке шоколадным шариком «Нестле».

— Ты имеешь в виду, что ему нравится грудинка на тарелке Стеллы? — пошутил папа.

— И Стелле тоже! — сказала я, подняв брови и беря еще один кусок политой кетчупом грудинки.

В этом переезде только одно было хорошо — в Лондоне шесть дней в неделю подавалась полезная для желудка овсянка и только по воскресеньям вредная поджарка. Но сегодня была уже среда, и последние четыре дня мы ели только вредную еду. Как будто наступили нескончаемые выходные.

— Неужели он спал всю ночь на твоей постели? — спросила мама, скосив глаза на Персика.

— Мммм, — промычала я с полным ртом.

Да, Персик спал в моей постели всю сегодняшнюю ночь и даже не исчез утром, хотя окно было открыто и ему ничего не стоило смыться, если бы он захотел.

— Ну, если этот кот хочет остаться с нами, надо достать ему какую-нибудь подходящую еду, — заявила мама решительно. — Мне все равно, что сказала тебе та старая леди, но кошкам вредно питаться только сардинами и печеньем.

— И грудинкой, — вставил папа.

Сузив глаза, я посмотрела на них обоих. Неужели я их правильно поняла?

— Вы хотите сказать, — пробормотала я, слишком быстро проглотив кусок грудинки, — что я могу оставить Персика?

— Пускай остается, пока мы ему не надоедим. Помнишь, что тебе сказала старая леди? — улыбнулся папа.

Я испытала нечто, похожее на шок.

Дома в Лондоне я испробовала все средства, чтобы завести домашнее животное.

«Можно я заведу собаку?» — «Нет, нельзя — она своим лаем будет раздражать соседей». — «Могу я завести кошку?» — «У нас нет сада — ей негде будет гулять». — «Могу я завести хомячка?» — «Нет, их клетки очень плохо пахнут». — «Можно мне купить золотую рыбку?» — «Нет, не стоит».

Мне кажется, родители так привыкли говорить «нет», когда речь шла о домашних животных, что у них просто язык не поворачивался сказать «да».

— С-с-с-спасибо!

Пробормотав, запинаясь, благодарность, я нагнулась и почесала Персика за ухом, а в ответ услышала благодарное «мурррр». Потом он отвлекся на разбухший в молоке шоколадный шарик, который Джейк благородно бросил ему с высоты, и стал лизать его. Да, Персику здесь должно понравиться.

Подняв глаза, я увидела, как мама и папа незаметно обменялись улыбками. Что это с ними? Как произошло, что после стольких лет нелюбви к домашним животным они ни с того ни с сего согласились взять в дом эту малопривлекательную разновидность котнесского чудовища? Разве только... разве только этим они хотели подбодрить меня. А может, подкупить? «Знаешь, Стелла так огорчена, что ее притащили из Лондона на этот богом забытый курорт, давай разрешим ей оставить этот рассадник блох для поднятия настроения».

Но сегодня утром меня совсем не надо было подбадривать. Я пришла в приподнятое настроение еще вчера, когда, проверив свою почту, обнаружила целый ливень приветов от моих подруг, написанных в разное время в субботу. Они не забыли меня! Ну, разве что Нейша — от нее ничего не было. Но я знала, что у нее нет своего компьютера и во время школьных каникул ей приходилось посылать и получать сообщения, пользуясь компьютером на маминой работе.

«...Вечеринка была классная, правда? Объелась всякой всячины, и теперь меня тошнит, так что решила встать и написать тебе. А может, меня тошнит потому, что ты уезжаешь через несколько часов? Сниф!» (Это было от Лорен, отправлено 5.30 утра.)

«Сэб та-а-а-а-а-акой классный. У меня все чешется внутри, когда я думаю, что он целует тебя! Ты та-а-а-а-акая счастливая, Стелла!» (Парминдер, отправлено в 9.29 утра.)

«...Тебе лучше быть в зоне досягаемости, Стелла Стэнсфилд, а то я никогда больше не буду с тобой разговаривать! Ха-ха-ха!» (Элени, отправлено в 11.36 утра.)

«...Я и мама только что закончили убирать дом. Все время находили серпантин в самых неожиданных местах. Больше всего внутри попугайной клетки!» (Фрэнки, отправлено в 12.10.)

Тетя Эсме, конечно, не пришла в восторг от того, что обидели ее замечательного попугайчика, но эта маленькая скотина кусалась еще хуже, чем Джейми. Да уж, не хотела бы я посмотреть на руку того, кто засовывал серпантин в клетку, когда никто этого не видел...

— Да, Стелла, совсем забыл сказать, — внезапно произнес папа, стараясь подцепить вилкой кусочек крошащегося яйца. — Я проверил компьютер рано утром, потому что ждал от компании прейскурант на половую доску из вторсырья.

Поскольку я очень вежливая девочка, я подавила желание зевнуть и ждала, пока он подойдет к сути дела.

— Я сразу не передал тебе. Пришло сообщение от Нейши. Извини, что забыл про него...

Резко вскочив со стула, я потревожила обмотавшегося вокруг моей ноги Персика, который промурлыкал нечто вопросительное.

— Прошу прощения! — пробормотала я, поспешно устремляясь к компьютеру, чтобы прочитать последнее ожидаемое мной послание.

«Привет, Стелла! Прости я не ответила тебе, я настоящая дрянь, я знаю...»

Ее послание было датировано вчерашним днем, то есть понедельником.

«...Никак не могла раньше пробраться к маме на работу. Как на новом месте? Надеюсь, там не очень скучно. Здесь все в порядке. В субботу вечером здорово повеселились, но Фрэнки уже, наверное, рассказала тебе обо всем. Мы немного прогулялись у прудов в Хэмстеде. Народу полно — просто смех. Парминдер убедила Лорен окунуть ноги в воду (ты знаешь, как она этого боится — можно подумать, что там полно акул!), а потом подскочил Сэб, вытащил ее и притворился, что сейчас бросит обратно! Лорен чуть не умерла от страха.

Ой, тут пришел мамин начальник, так что мне надо срочно закругляться.

До скорого! Нейш».

Мне потребовалось прочитать сообщение Нейши три раза, чтобы сообразить, почему оно так сильно поразило меня. Наконец до меня дошло. Прошлым вечером я разговаривала с Фрэнки, хотя разговор был странно коротким. Очень странный звонок, и она ничего не сказала о том, что виделась с Сэбом вечером в субботу. В какую же игру играет моя так называемая лучшая подруга?

* * *

— Послушай, я уверена, что Фрэнки не сказала тебе об этом потому, что не хотела тебя расстраивать, — предположила мама, привычным жестом вытаскивая пластиковый трактор из рук Джейми, пока тот его не сломал. — Я уверена — она просто не хотела, чтобы ты почувствовала свое одиночество, находясь так далеко от своих подруг и их затей.

— Может быть, — пожала я плечами, нагибаясь над коляской близнецов, чтобы разглядеть, как сильно трактор Джейми поранил нос Джейка (особых повреждений не наблюдалось, только красная ссадина средних размеров).

— Дело в том, Стелла... — Маме пришлось повысить голос, поскольку Джейми затянул заунывное

«куда-пропала-моя-игрушка». — Мне кажется, ты просто чувствуешь себя сейчас слишком незащищенной. Все это, — она указала рукой куда-то в направлении крошечной главной улицы Портбора с ее магазинами, — слишком огорчает тебя. Да и Фрэнки еще никогда не покидала тебя в беде, правда?

Я покачала головой. В это время мы проходили мимо лавки мясника с жуткими кусками мяса, вывешенными в витрине...

— Так предоставь ей пока презумпцию невиновности. Ты обо всем сможешь расспросить ее в эти выходные. И... интересно, что это такое?

В Лондоне мама всегда делала стрижку в одной и той же парикмахерской в Вест-Энде после того, как попалась на удочку одного из тех агентов, которые по телефону рекламируют свои разглаживающие маски и всякое такое. Даже после того, как она перестала работать (из-за рождения близнецов), она все равно делала стрижку только там и не вошла бы в местную парикмахерскую даже за триллион фунтов. И вот теперь она стояла у двери с надписью «Салон красоты и кампания стелистов», которая выглядела так же непрезентабельно, как соседняя лавка мясника.

— Стелла, присмотри, пожалуйста, за близнецами. Я только заскочу внутрь и возьму прейскурант.

Прежде чем я успела сказать «ладно», она уже исчезла, оставив меня вместе с мапетами. Не то чтобы меня это огорчило. Близнецы вряд ли могли привести меня в замешательство своими воплями, к которым я давно привыкла. Что меня действительно удивило, так это радостное возбуждение мамы по поводу этой жалкой парикмахерской, где даже вывеску не могли написать без ошибок. Разве в заведении под названием «Кампания стелистов» могли делать хорошие прически и маникюр? Я бы побоялась делать там даже мелирование, чтобы потом не оказаться лысой, как бильярдный шар.

— Во всяком случае, — пробормотала я, присев на корточки и разговаривая с Джейком, который счастливо улыбался, несмотря на пламенеющую царапину на носу, — какой смысл маме делать маску на лице и маникюр, когда мы живем практически на строительной площадке?

— Маяток деяет бумммм! — жизнерадостно завопил Джейк.

Да, конечно, дома, на стройплощадке, молоток действительно делал «бум». Сразу же после завтрака папа взял кувалду и ударил ею по беззащитной стене. Раздался такой грохот, что Персик немедленно исчез из поля зрения, а у меня не осталось другого выбора, как пойти за покупками с мамой и близнецами.

— Байшой гьюзавик, байшой гьюзавик!

Это был Джейми, который сразу же перестал горевать о своей игрушке-оружии, когда появилось нечто более существенное. Я почувствовала грузовик раньше, чем его увидела: земля дрожала от его грохота. Или, точнее, их грохота, поскольку целая колонна грузовиков медленно проползла по главной улице по направлению к берегу. Большие листы брезента были натянуты над самым странным из грузов — широкими многоцветными арками из металла, усыпанными рядами шариков.

«Парк развлечений», — прочитала я надпись на боку первого грузовика, который теперь, включив правый поворот, миновал ресторанчик «Рыба и чипсы», чтобы повернуть на набережную.

Взглянув на дорогу, куда сворачивала колонна, я вдруг заметила, могу поклясться, вспышку рыжего меха, исчезнувшую за стоявшей на тротуаре вывеской «Свежая треска».

— Надо сказать, они здесь очень дружелюбны, — сияя, проговорила мама, выходя из парикмахерской на солнечную мостовую со стопкой буклетов в руках.

Я чуть не подпрыгнула, увидев женщину средних лет, невысокого роста, которая махала мне из парикмахерской: яркая губная помада, румяна и облако обесцвеченных белокурых волос за стеклом в двадцати сантиметрах от моего лица.

— Хозяйка салона сделала тебе комплимент, — скороговоркой пробормотала мама, забирая у меня двухместную коляску с близнецами. — Она сказала, что у тебя великолепные волосы.

— Может быть, но, бьюсь об заклад, они понятия не имеют, как стричь такие волосы, — проворчала я, подумав, что трудно принять комплимент от дамы с прической, похожей на пук сахарной ваты на палке.

— Откуда ты знаешь, что они никогда не делали причесок в стиле «афро»? — Мама недовольно посмотрела на меня. — Тебе ведь не нравится, когда люди делают предположения насчет тебя, так что не стоит самой делать предположений насчет других.

О боже... Я ненавидела, когда моя мамочка вот так меня отчитывает. В эти мгновения я казалась себе не старше близнецов. Чувствуя, как багровеют щеки, я устремила взгляд на полоску моря за огнями машин. Даже близнецы, казалось, почувствовали мамино раздражение и замолчали. Наконец после трехсекундной паузы мама заговорила снова:

— Помнишь, ты спрашивала в тот вечер о своем дедушке?

Искоса глянув на нее, я кивнула.

— Так вот, я подумала, может быть, у твоей бабушки сохранились какие-нибудь его письма или подарки?

Мое сердце глухо забилось, как будто что-то тяжелое опустилось в моей груди.

— Дело в том, — продолжала мама, — что мне досталось несколько коробок ее личных вещей, которые я забрала из ее дома после ее смерти. Сейчас я не могу припомнить, что именно там было, потому что находилась не в самом хорошем настроении, когда разбирала ее вещи, так что, может быть, я чего-то не заметила.

— И ты ни разу не заглядывала в эти коробки все эти годы? — Я задохнулась от изумления.

Неужели она так нелюбопытна? Неужели ей было неинтересно попытаться узнать больше о своем собственном отце? О своем собственном прошлом?

— Я боялась, что это огорчит меня.

Итак, я снова сделала неверные предположения. Ну хорошо, мама не очень много думала о своем отце, которого никогда не знала, но она очень переживала после смерти матери, которую любила, и тосковала по ней. Какая же я дуреха!

— Если ты найдешь что-нибудь, это будет здорово, — улыбнулась я, — но ничего страшного, если этого не случится.

— Хорошо! — Мама улыбнулась в ответ, радуясь, что мы снова помирились. — Когда у меня выдастся свободная минута, я все там пересмотрю.

Да уж, теперь найти свободную минуту стало большой проблемой.

Между приведением комнат в порядок, попытками отбить у отца желание уничтожить остатки дома с помощью кувалды и постоянным наблюдением за близнецами, чтобы те не искусали, не изрезали или еще как-нибудь не искалечили друг друга, может быть, лет через десять мама и выберет для этого свободную минуту...