А. СЕИН

ИЗ ПЛЕЯДЫ ОТВАЖНЫХ


Шел март 1944 года. За полтора месяца наступательных боев, войска Ленинградского фронта продвинулись на запад на 180 километров, до города Нарвы. Нужна была передышка, чтобы восполнить потери, подготовиться к новым сражениям. По указанию Ставки Верховного Главнокомандования фронт перешел с 1 марта к обороне и начал подготовку к последующим операциям. Для наземных войск наступила пора затишья, боев местного значения. Авиация тоже снизила активность. Но штурмовикам, хотя и реже, приходилось вылетать на боевые задания. Характер этих полетов оставался тот же — разведка, штурмовка вражеских позиций. Одним из таких заданий был удар по опорному пункту Сиргала.

В воздух взметнулась сигнальная ракета. Не успела она выписать в небе сизую дугу, как взревели моторы самолетов. Разбрызгивая весенние лужи на подтаявшей взлетно-посадочной полосе, штурмовики поспешно выруливали из капониров. Первым взлетел ведущий группы А. Манохин. За ним — С. Потапов и В. Аверьянов. Им и было приказано нанести массированный удар по опорному пункту обороны противника.

Идти пришлось на малой высоте. Сплошная облачность висела чуть ли не над самой головой. Впрочем, Александр Манохин даже радовался такой погоде — обеспечивалась внезапность появления. Лишь перед самой целью «илы» выполнили горку и обрушились на врага.

Фашисты встретили их сильным зенитным огнем. Светящиеся трассы пулеметных очередей, разрывы зенитных снарядов встали на пути штурмовиков. Впереди справа ведущий заметил «ворота» в стене зенитного огня — участок неба, свободный от разрывов.

Энергичный маневр — и вся группа прорвалась к цели.

— В атаку!

Самолет ведущего спикировал первым. За ним устремились остальные.

Валентин Аверьянов успел заметить, откуда бьет вражеский пулемет: его огненные трассы прошли впереди самолета ведущего.

Казалось, штурмовик наткнется на огненную трассу. И тогда...

Доворот вправо. Ручку управления еще больше от себя. Сброс! Бомбы накрыли пулемет.

— Хорошо работаешь, Валентин. Так держать! — послышался в наушниках одобряющий голос командира.

— Есть так держать!

Штурмовики буквально висели над противником. Бомбили. Реактивными снарядами, пушечными очередями уничтожали огневые точки врага, его пехоту, укрывшуюся в траншеях. Над опорным пунктом стояли клубы дыма, пламя поднималось к пасмурному мартовскому небу. Лишь когда был израсходован весь боекомплект, советские летчики покинули поле боя.

Докладывая командиру полка о выполнении боевого задания, капитан Манохин особо отметил уверенные действия Валентина Аверьянова. Это был один из первых боевых вылетов молодого летчика в составе 15-го гвардейского штурмового авиационного полка.

Поначалу к Валентину Аверьянову, как, впрочем, и к другим молодым летчикам, относились настороженно. Присматривались: как-то он поведет себя в бою? На что способен этот ничем внешне не примечательный, невысокого роста, но плотно скроенный, со спокойным, уравновешенным характером парень? Глядя на него, трудно было представить, что новичок способен на героические поступки.

Эта настороженность, однако, быстро прошла. После каждого вылета ведущие отмечали отвагу и мастерство молодого летчика. Ни яростный зенитный огонь, ни истребители противника не останавливали Аверьянова. Он спокойно и уверенно делал свое опасное дело — бомбил вражеские мосты, штурмовал аэродромы, железнодорожные эшелоны, утюжил вражескую пехоту, летал на разведку. Опытные, опаленные огнем войны летчики охотно летали с ним на любые задания, потому что он был надежным товарищем в бою.

— Вот тебе и тихий Валя! — шутили однополчане.— Дает немцам прикурить!

Недавно прибывший летчик быстро вошел в полковой строй, завоевал репутацию умелого, бесстрашного воздушного бойца. Спустя несколько месяцев он уже сам водил группы самолетов на задания.

Родился Валентин Аверьянов в 1922 году в Москве. Как и все, учился в школе. Потом работал на заводе. В 1940 году поступил в аэроклуб. Летом 1941-го, после окончания школы военных летчиков, был направлен на Дальний Восток. Конечно, как и все, стремился на фронт, но приказ есть приказ.

Опять начались учебные полеты: стрельба по конусу, высший пилотаж, воздушный бой. Валентин понимал, что все это необходимо. Понимал и то, что они очень здесь нужны: ведь Япония — союзник гитлеровской Германии, ее войска находились рядом, в Маньчжурии. В любой момент могут напасть на нашу страну. И все же тянуло на запад, туда, где сейчас решалась судьба нашей Родины.

— Разве это служба! — вздыхал Валентин в кругу таких же молодых и таких же нетерпеливых ребят.— Там наши люди жизни не жалеют, а мы сидим здесь и чего-то ждем.

В такие минуты завязывались взволнованные разговоры. Молодые летчики анализировали свои учебные бои и те бои, которые велись там, на фронте. Они с жадностью читали каждое сообщение о воздушных схватках и приходили к выводу, что одной смелости и отваги для победы все же мало. Необходимо еще и умение. И они снова и снова вели учебные бои, занимались высшим пилотажем, стрельбой по конусу.

Летом 1943 года Аверьянов и еще несколько летчиков их части после переучивания были направлены в состав 15-го гвардейского штурмового авиационного полка.

Майор А. Фефелов, опытный, проницательный командир, познакомившись с личным делом младшего лейтенанта Аверьянова и побывав с ним в воздухе, решил выпустить новичка в боевой вылет уже спустя несколько дней после его прибытия в полк. И пе ошибся.

18 апреля 1944 года четверка «илов» вылетела на штурмовку укрепленного рубежа противника в районе Атеки. Валентин летел замыкающим в паре с Сергеем Потаповым.

Самолеты прорвались сквозь заградительный огонь и стали наносить удар за ударом.

У кромки леса Аверьянов заметил какое-то сооружение. Доворот. Ручка от себя. «Ильюшин» послушно перешел в пологое пикирование.

Молчавший до тех пор объект вдруг ощетинился ураганным огнем. «Что-то важное, раз так беснуются»,— отметил Валентин и еще больше подал ручку управления вперед. Теперь штурмовик в крутом пикировании с ревом несся на цель. Пулеметные трассы проносились совсем рядом. Разрывы зенитных снарядов вспухали то слева, то справа. Но штурмовик стремительно приближался к земле.

В эти короткие минуты боя, полные физического и нервного напряжения, летчик как бы слился с самолетом: он ощущал вибрацию фюзеляжа, слышал рев двигателей, свист воздушного потока, обтекавшего кабину. Глаза неотрывно следили за прицелом.

Пока экран чист. Но вот цель появилась у обреза внешнего кольца, затем переместилась ближе к центру. Когда перекрестие прицела точно наложилось на цель, Валентин нажал кнопку электрического бомбосбрасывателя. Внизу рвануло так, что выходивший из пикирования самолет подбросило вверх. Подозрительным сооружением оказался крупный склад боеприпасов.

— Всем занять оборонительный круг! — послышалась команда ведущего.

Аверьянов осмотрелся. Впереди самолет Потапова. Он уже успел набрать высоту после очередной атаки. Остальные продолжали утюжить вражеские траншеи, поливать их пулеметным огнем.

Валентин повернул голову в сторону солнца и увидел темные точки. Одна, две, три... шесть. С каждой секундой они разрастались в размерах. Шесть «фокке-вульфов». Шесть против четырех. Многовато...

— Держаться плотнее! Крен максимальный!

Напоминание ведущего было не лишним. Дело в том, что в одном из предыдущих боев один из летчиков начал разворот вяло, словно ощупью. Крен самолета не достигал и 20 градусов, тогда как для правильного выполнения фигуры требовалось не менее 50. Поэтому вираж получился пологим, растянутым. Летчик никак не мог прикрыть хвост машины впереди-идущего, выпадал из общего строя. Вместо неприступного для вражеских истребителей круга обороны получилась разорванная цепь самолетов, лишенных огневого взаимодействия. Этой ошибкой летчика тотчас же воспользовались гитлеровцы. Заметив образовавшуюся в круге брешь, они стремительно атаковали нашу группу и сбили один самолет.

Валентин Аверьянов старался не повторить ошибку товарища. Его самолет лежал в крутом вираже, и, когда пара «фоккеров» попыталась атаковать Сергея Потапова, Аверьянов заградительным огнем отсек их.

Карусель воздушного боя медленно смещалась в сторону наших войск. В воздухе стоял рев авиационных двигателей, сухой треск пулеметных очередей, стучали пушки. Трассирующие пули и снаряды исчертили небосвод. Штурмовики дружно отбивались. Один из «фоккеров» вдруг задымил, перевернулся на крыло и пошел к земле. Это была «работа» ведущего.

— Так их! Бей их, ребята! — закричал в азарте Валентин и снова нажал на гашетку.

Подоспевшие истребители прикрытия заставили гитлеровцев отказаться от дальнейшего преследования штурмовиков. С пробитыми плоскостями, с подтеками масла на капотах, наши самолеты благополучно приземлились на своем аэродроме.

Из каждого полета Аверьянов выносил для себя что-то новое, поучительное. Он анализировал свои действия, прикидывал, как лучше маневрировать в зоне зенитного огня, обнаруживать цели, точно поражать их. Такой творческий подход к делу способствовал тому, что он быстро вырос в грамотного, умелого летчика. Не случайно, когда предстояло выполнить сложное задание, командир полка включал в состав группы младшего лейтенанта Аверьянова.

Так было, когда потребовалось нанести удар по вражескому аэродрому. В тот раз летчики сожгли 12 самолетов противника. Несмотря на чрезвычайно сильный зенитный огонь и завязавшийся над аэродромом воздушный бой, Валентин не только решительно атаковал цели, но и произвел фотографирование. Снимки подтвердили высокую эффективность действий всей группы.

Так было и тогда, когда понадобилось выполнить задание особой важности — сфотографировать оборонительные сооружения фашистов на участке дороги Нарва — Таллин, так называемый «Тихвинский обвод». Группу возглавил старший лейтенант Е. Кунгурцев, ныне генерал, дважды Герой Советского Союза. Ведомыми были Сергей Потапов и Валентин Аверьянов.


Когда Валентин Григорьевич рассказывал об этом полете, я представил себе всю сложность и опасность задания. Чтобы сфотографировать вражеский объект, надо было какое-то время вести самолет по прямой. Маневрирование исключалось: начнешь уклоняться от разрывов зенитных снарядов — смажешь снимки, не выполнишь задание. Какое же надо иметь мужество, чтобы, не дрогнув под прицельным огнем врага, пройти из конца в конец этим коридором смерти!

Чтобы выполнить задание и остаться в живых, необходимо было до минимума сократить время пребывания самолетов под обстрелом. Но как этого достичь? Только путем внезапного появления над целью. Погода этому благоприятствовала. Облачность 8—10 баллов. Именно этим обстоятельством и решили воспользоваться наши летчики: идти над облаками, в районе цели резко снизиться и на бреющем пройти над оборонительным рубежом противника. При этом выполнить маневр с таким расчетом, чтобы без дополнительных разворотов сразу же выскочить в точку начала фотографирования.

Так и поступили. Появление советских штурмовиков для врага оказалось неожиданностью. Когда фашисты открыли огонь, фотоаппаратура, установленная на самолетах Кунгурцева и Потапова, уже отсняла намеченные к съемке объекты.

Аверьянов шел замыкающим группы. Летчик и стрелок-радист Щукин били по зенитной батарее и пулеметам, которые сосредоточили огонь по ведущему советскому самолету. Но Аверьянов не был бы Аверьяновым, если бы ограничился выполнением лишь основной задачи — обеспечить ведущему наилучшие условия для фотографирования. Ведь и на его самолете была установлена фотоаппаратура, и он не замедлил ею воспользоваться.

Штурмовики исчезли из поля зрения противника так же стремительно, как и появились. Плотные облака скрыли их не только от зенитного огня, но и от вражеских истребителей, которые вот-вот должны были появиться.

Задание выполнили отлично. На фотопленке ведущего оказался заснятым весь оборонительный рубеж противника. Снимки Валентина Аверьянова дополнили фотопланшет командира. За выполнение этого важного и опасного задания отважной тройке советских летчиков объявил благодарность командующий Ленинградским фронтом.

В августе 1944 года бои шли уже под Выборгом. А здесь, под Нарвой, накапливались силы для нового мощного удара по фашистам.

В один из августовских дней группа из шести самолетов во главе с Николаем Полагушиным вылетела на «обработку» ближних тылов противника. Домой, однако, вернулись не все — самолет Валентина Аверьянова был сбит.

Потерю любого летчика в полку переживали тяжело. Тем тягостнее было сознавать, что не будет больше рядом Валентина Аверьянова. Однополчане любили его за добрый характер, за отвагу и мужество. И вот этого боевого товарища больше нет. И потеряли его по своей вине: поздно заметили вражеские истребители.

Какая же была радость, когда вечером Валентин появился в полку!

В тот раз его постоянный стрелок-радист сержант Щукин остался на земле. Накануне в полк прибыли стажеры — курсанты авиационной школы. Один из них и занял место Щукина в кабине стрелка.

Над линией фронта нашу группу атаковала шестерка «Фокке-Вульф-190». Оборонительный круг замкнуть не успели. Пара «фоккеров» с ходу ринулась на самолет Аверьянова, шедший замыкающим. И тут же штурмовик вздрогнул от прямого попадания.

— Костя, почему не стреляешь? — закричал Аверьянов по самолетному переговорному устройству.

Ответа не последовало.

— Что случилось? Костя, отвечай!

Но стрелок молчал. Слышалось лишь учащенное, прерывистое дыхание. Потом донесся его глухой голос:

— Командир... я ранен... Заходят...

Да, они снова заходили для атаки. Он и сам это видел. Уклоняясь от прямого удара, Аверьянов разворачивал самолет на восток. Но штурмовик плохо слушался рулей, и очередь полоснула по кабине. С треском полетели осколки приборной доски.

Аверьянов ничего не мог противопоставить врагу. Единственное, что у него осталось,— это маневр. Маневр и воля. И Аверьянов, насколько позволяло поврежденное управление, уклонялся от вражеских атак.

А гитлеровцы, поняв, что им ничто не угрожает, как коршуны, крутились возле беззащитного «ила», клевали его пулеметными очередями.

Но вот двигатель умолк. Самолет падал. В эти минуты он походил на подбитую птицу — большую, черную, которая, распластав широкие крылья, старалась удержаться в воздухе, но силы ее иссякали, и она все ниже и ниже опускалась к земле. Аверьянов выровнял все же машину и посадил ее на сухое болото. Он вынес раненого товарища к дороге, которая проходила в десятке километров от места вынужденной посадки, и отправил его с попутной машиной в ближайший полевой госпиталь.

В самом конце войны, когда Аверьянов в паре с Кунгурцевым летал на штурмовку скопления боевой техники и живой силы противника юго-западнее Кенигсберга, во время очередной атаки его самолет снова был подбит. С большим трудом удалось вывести штурмовик из пикирования и дотянуть до своего аэродрома.

Однополчане были поражены увиденным. Вместо привычного хвостового оперения болтались какие-то ошметки,— зенитным снарядом разнесло рули управления. Теоретически пилотировать такой самолет, посадить его — невозможно. Валентин Аверьянов сумел сделать то и другое.

Мне приходилось в войну встречать многих летчиков. Помнится, в ходе боев за Витебск один из летчиков штурмового полка, базировавшегося на аэродроме, который мы только что ввели в строй, в течение одного дня дважды возвращался из боя с огромными пробоинами в плоскостях. Во втором случае «Ильюшин» настолько был побит осколками снарядов и пулями, что обшивка левого крыла походила больше на изрезанный кусок брезента, нежели на самолет. Фонарь кабины забрызгало маслом из пробитого радиатора. Обзора почти нет. И все же летчик дотянул до своего аэродрома и посадил самолет.

Валентин Аверьянов принадлежал к таким замечательным, умелым летчикам. Говорили: везет же ему! Возможно. Но еще А. В. Суворов говорил, что кроме везения необходимо и умение. Каким бы ты ни был «везучим», но если плохо пилотируешь самолет, тактически безграмотен, не обладаешь находчивостью, силой воли, отвагой — успеха не жди. Ведь штурмовиков всегда встречала стена зенитного огня. Сквозь этот огневой заслон надо было суметь прорваться и потом под ожесточенным обстрелом работать по цели.

— Не один летчик был сбит потому, что действовал по шаблону,— с горечью замечает Валентин Григорьевич.— И мне доставалось на орехи. Иной раз самолет светился, как решето. Механик только головой качал, говорил: «Как это вас, товарищ командир, угораздило столько дырок нахватать!»

В бою побеждает сильный, смелый, искусный воин. На войне эту истину быстро постигали все. Учились воевать и солдаты, и генералы. Учились летчики. Перед каждой операцией войск Ленинградского фронта они усиленно тренировались. На специально оборудованных полигонах держали связь с танковыми экипажами, отрабатывали противозенитный маневр, старались как можно точнее поразить малоразмерные цели. В конце концов мы и одолели фашистов потому, что овладели наукой побеждать, потому что были сильнее духом, боролись за правое дело, верили в окончательную победу над фашизмом. И победа эта пришла в солнечный майский день 1945 года.

Каждый год в такой майский день ветераны 15-го гвардейского Краснознаменного Невского штурмового авиационного полка собираются в небольшом населенном пункте под Ленинградом. В годы Великой Отечественной войны они базировались рядом с этим селом. Двадцать из них стали Героями Советского Союза. Четверо удостоены этого звания дважды.

Валентин Григорьевич Аверьянов, ныне полковник запаса, из этой плеяды отважных. Свидетельство тому — семь боевых орденов, Золотая Звезда Героя.

На такие встречи приезжают со всех концов страны. Из Одессы и Минска, Запорожья и Ростова, Томска и Астрахани. Их всех влечет туда, где они сражались с фашизмом, защищали наш Ленинград, нашу Родину.

С каждым годом все меньше остается тех, кому мы обязаны своей жизнью, своим счастьем. И тем дороже им эти встречи, тем приятнее узнавать, что о них и их делах помнят. Здесь, в сельском клубе, создан музей боевой славы полка. С особым интересом слушают рассказы героев-летчиков молодые сельчане, будущие призывники. Ведь им скоро в армию. Родина вручает теперь им свой покой, свою безопасность. И они во всем хотят походить на фронтовиков.

Загрузка...