Жаворонок Теклы (СИ)

Эпилог

Тем временем календарь жил по своим правилам, хотя неотступно им следовали только торговля и СМИ. Впрочем, в наше время это почти одно и то же. Праздник, превратившийся в продажу иллюзий, пришел во все дома, порой не считаясь с унылым бытом и пережитыми драмами, но для кого-то, возможно, это был шанс на качественно новую жизнь.

Туманный сумрачный город, который по историческим меркам пока был молодым, пережил еще один год, и люди, которые в нем жили, независимо от национальности, задумывались, чего ждать от оставшегося запаса времени. Действительно ли счастливые семьи похожи друг на друга, или такой субстанции, как счастье, в осязаемом мире просто нет и есть только покой? Что лучше — иметь многое или просто желать малого? Никакая другая ночь, помимо новогодней, не ставит перед такими вопросами столь решительно и красноречиво, проводя черту между показным, казенным весельем на городских улицах и телеэкранах и душевным состоянием человека.

Но герои этой истории в уходящую ночь все меньше полагались на календарь и традиции. У них, конечно, было больше вариантов, чем у парня из Аддис-Абебы, однако они думали, что он был не так уж неправ, когда говорил о покое как идеале мироздания. И все они перед рубежом старого и нового волей-неволей вспомнили о далекой стране, живущей по иному календарю и не ведущей счет ни годам, ни потерям.

Разумеется, ни для кого жизнь не превратилась в рождественскую сказку, в которой все меняется по какой-то таинственной высшей воле. Все шло закономерно: старшие мыслили все более спокойно и бесстрастно, младшие загорались мечтами и верой в себя, а остальные пока просто жили по заданной программе.

Даниэль смирился с тем, что больше не увидит старого друга, но выполнил обещание и стал помогать больнице, где работал Айвар, а также школам в деревне и в Семере. Также он познакомился с братом и сестрой по отцу, которым прежде только присылал денежные переводы, и помог им пройти медицинскую стажировку в Штатах. На душе у него полегчало и он уже не был в обиде на Олю. К праздникам он непременно присылал поздравления ей и Мите, который даже навестил его в Штатах вместе с женой и дочерью. Но Даниэль все же тосковал по Айвару и всегда говорил, что никакие деньги не сделают для эфиопского народа столько, сколько сделал один странный парень.

Костя и Нерина взяли сразу двоих приемных детей, мальчика и девочку. Жизнь в их доме отныне была спокойной и размеренной, но не отличалась особенной теплотой. Они не касались больных тем, Костя больше не виделся с Дарьей, и о том, удалось ли ему себя простить, знал только он один. В основном он был погружен в работу, а Нерина — в воспитание сына и дочки, которых назвали Миленой и Олегом. Она учила их читать и рисовать, бродила с ними по лесу и дюнным грядам, рассказывая о древних легендах и духах, о возрасте деревьев, о звериных следах, о том, как находить дорогу по звездам. Супруги, как и прежде, вместе ужинали, спали и ездили отдыхать, но душой каждый жил как-то сам по себе. Может быть, Костя и Нерина так и не нащупали той самой гармонии, но врозь им оказалось хуже, чем вместе. А судить их за это никто больше не брался: отныне они ревностно оберегали свои семейные порядки.

Андрей Петрович продолжал жить один, но ему хватало общения с Пашей, которому он помогал готовиться к выпускным экзаменам, Нериной и ее детьми. Их он принял как родных внуков, и в его доме была очень душевная атмосфера. Дочь, приезжая в гости, всегда приглашала к чаю и Пашу. Он приходил с удовольствием и быстро поладил с младшими.

А вот Надежда Павловна так и не прикипела к приемным внукам: они остались для нее такими же чужими, как и сын Оли. Поэтому Нерина навещала мать в Репино одна или ходила вместе с ней в кафе или театр в городе.

Оля часто виделась с Нериной и они вместе гуляли с детьми за городом, как их матери когда-то. Дружбы семьями у них не сложилось, так как у мужей не было никаких точек соприкосновения, к тому же Костя по понятным причинам сторонился Оли. Но двум подругам и так было комфортно — они доверяли друг другу проблемы с воспитанием детей и заботой о стареющих матерях, вспоминали детство, когда тайком брали косметику и запрещенные книжки, подолгу смотрели на тихий залив. Наступала осень жизни, и они принимали это не то чтобы с благодарностью, но более-менее спокойно.

В доме у Оли, в отличие от Нерины, имя Айвара не было под запретом — они всегда с теплотой говорили о нем в праздники, а Паша и Алексей, которые понемногу сдружились, то и дело вспоминали о его взглядах, принципах, любимых шутках и африканских присказках. Оля же мысленно рассказывала Айвару о том, что произошло нового, в основном о светлом — что дни становятся длиннее, что в Китайском сквере расцвела сакура, что куличи на Пасху получились удивительно вкусными. Это помогало ей справляться с так и не угасшей тоской и надеяться, что в ином времени они еще встретятся. Паша однажды сказал матери, что обязательно поедет в Эфиопию строить дома и работать в садах, и про себя она решила, что непременно навестит там сына. И может быть, увидит Айвара среди кочующих по стране наставников, приносящих людям питьевую воду, лекарства и невидимое тепло. Неважно, сколько лет им будет к тому времени, и если она еще раз сможет взять его за руку, то больше ее не выпустит.

А что же сам Айвар, о котором и была эта история?

Об этом уже никто в Питере ничего не знал, для них его история была закончена. Но так или иначе она всегда продолжалась где-то на забытой богом и геополитикой раскаленной земле, потому что ее охраняли те таинственные силы, которые были с ним в дружбе.