Женщина в древнем мире

Предыстория

Неизвестно, когда двуногий прямоходящий индивид вышел из своего первоначального полуживотного состояния. Людьми в современном смысле мы можем считать лишь те существа, которые, подобно Энкиду из эпоса о Гильгамеше, покончили с дикостью и изоляцией и образовали некую общность. Постепенно возникало родовое общество. Затем появилась оседлость и. наконец. государство.

Всякий культурный прогресс был связан с улучшением условий питания, которое давалось упорной борьбой. Первобытные охотники вели бродячий образ жизни и зависели от возможности добывать свежее мясо. Это приводило к постепенному сокращению и истреблению многих животных. Когда дикие животные (как, например, современный северный олень) меняли свои пастбища, охотник, обитатель лесов, вынужден был следовать за ними. Жил он почти исключительно в обществе мужчин, поглощенный единственным, что его волновало и насыщало. — охотой. Лишь время от времени он начинал искать женщину, не заботясь, однако, о выборе. Он был. как Энкиду, лесной человек.

Постепенно охотник, вынужденный все время заботиться о своем существовании, превратился в пастуха, которому с помощью разумной селекции и ухода удалось одомашнить пойманных диких животных; вместо того чтобы охотиться на них. он стал их охранять и пасти. У кочевников-скотоводов мужчина не занимает более высокого положения. Их общественные и религиозные институты не предусматривали неравенства полов: у них не было частной собственности и наследования, лишь имущество племени и общинные интересы. Люди зависели не от самовластных правителей, а от капризов природы.

Засуха приносила пастушеским племенам, живущим разведением мелкого скота, периодический голод. Это заставляло искать другие возможности пропитания, собирая корни и растения. Можно предположить, что однажды нужда и голод заставили какую-то собирательницу корней и растений на Ближнем Востоке попробовать высадить дикие злаки в подходящую землю. От простого срывания злаков она перешла к их продуманному выращиванию, и, чем дальше, тем больше ей удавалось окультурить эти пригодные для еды и варки дикие злаки, превратив их в хлебные зерна, которые можно было хранить и которые стали надежным резервом питания. На Ближнем Востоке были обнаружены не только древнейшие зерновые культуры, такие, как спельта и полба, но и древнейшие земледельческие поселения. Найденные там остатки семян относятся примерно к 8500 г. до н. э.

Посаженному в землю семени нужно примерно полгода, чтобы вырасти и созреть. Это заставляло первых женщин, занявшихся земледелием, отказываться от кочевок вместе с мужчинами и дожидаться урожая на том же месте, где они посеяли в почву зерно. Забота о детях вынуждала уже первобытную женщину селиться в пещерах, которые могли дать защиту, а позднее ставить на равнине близ засеянного поля хижины из листьев или глины.

Мать должна была жить вместе с ребенком, она была привязана к месту, где надо было проводить земледельческие работы; все это вынуждало женщин объединяться для защиты от двуногих и четвероногих врагов. Так возникли поселения.

«На первобытной ступени общественного развития, до возникновения частной собственности на средства производства женщина заняла господствующее положение в жизни рода и племени, так как ее работа (собирание растений, примитивное земледелие) стала важнейшей для пропитания. Благодаря этому женщина стала выше и в социальном отношении, она была главой семьи. С переходом к более высоким формам обработки земли и к животноводству возникла частная собственность; теперь пропитание обеспечивалось работой мужчины, в результате чего мужчина занял господствующее положение внутри рода. Отцовское право, патриархат. сменило материнское право». Так верно описывает этот процесс Г. Петке в «Лексиконе древнего мира».

План поселения (Северный Ирак), датируемого VI тысячелетием до н. э. Длина его 230 метров. ширина 110 метров. Наличие многочисленных хранилищ для продовольственных запасов свидетельствует о богатых урожаях. Под фундаментами зданий обнаружены многочисленные погребения. преимущественно детские. В погребениях найдены глиняная посуда, украшения, а также статуэтки. Поразительно то, что это сплошь женские фигуры из терракоты и алебастра, изображающие «материнские божества»

Преобразование, которое внес в обработку земли мужчина, отразил, например, греческий миф о Деметре. Деметру почитали как богиню земли, научившую людей земледелию. Ее дочь Кора олицетворяла зерно и произрастающий из него колос; обе они были главными богинями эпохи матриархата. При раскопках в Элевсине найден интересный рельеф: на нем Деметра изображена с Триптолемом — она поручает ему дать людям плуг. Хотя примитивное мотыжное земледелие было изобретено женщиной, лишь с появлением плуга мужчина смог создать прогрессивное, более продуктивное земледелие.

Чтобы стало понятнее значение этого усовершенствования, можно привести некоторые сравнительные цифры из статистики ООН. Индейцу в доколумбовой Америке, который обрабатывал почву мотыгой, нужно было для пропитания 20 квадратных километров земли; обитателю степей Центральной Австралии, живущему только охотой, требовалось 100 квадратных километров. В древнем Египте один-единственный квадратный километр земли, обрабатываемый плугом, мог обеспечить пропитанием 250 человек!

Деметра, богиня земли, научившая людей земледелию, поручает дать плуг людям Триптолему. С появлением плуга мужчина создает более продуктивное земледелие (рисунок на вазе)

Людям древности, и не только грекам, плуг представлялся чем-то столь чудесным, что они славили его в своих мифах как дар небес. Предание приписывает Триптолему также и другую заслугу: он научил людей цивилизованной жизни.

Лишь после того как былой охотник стал обладателем больших стад — неважно, развел ли он их сам или добыл в разбойничьих набегах. — впервые возникла власть вождя, князя или мелкого царька. К этому предводителю перешло и руководство разрозненными земледельческими поселениями; он оградил их крепкими стенами от нападений, стал заботиться об их защите и создал первый город-государство. Пленных, захваченных в ходе войн, которые надо было вести для укрепления и расширения власти, он заставлял обрабатывать еще большие участки земли. Полученные в результате излишки продукции позволяли ему содержать свой двор. Так ставший воином охотник окончательно утвердил свое превосходство. А став верховным патриархом, возглавив окрепшее пастушеское сообщество, мужчина и в мельчайшей ячейке общества, в семье, получил абсолютную власть над женщиной.

Очень точно характеризует взаимозависимость отношений в семье и в государстве швейцарский психолог К. Г. Юнг: «Психология отдельного человека соответствует психологии нации. Что делает нация, то делает и каждый в отдельности, а покуда это делает каждый в отдельности, это же делает и нация…»

Исследование матриархата

Исследованием материнского права начали заниматься почти одновременно три ученых: американский этнолог Л. Г. Морган (1818–1881). шотландский исследователь права Дж. Ф. Мак-Леннан (1827–1881) и швейцарский историк права И. Я. Бахофсн (1815–1887).

Дж. Ф. Мак-Леннан показал, что ярко выраженный матриархат часто встречался у племен, которые обрабатывали землю палкой-копалкой или мотыгой, а забота об урожае и о злаках все еще оставалась в руках женщин, например, у ирокезов в Северной Америке, у занятых примитивным земледелием племен в Меланезии, в Африке, а также в настоящее время на острове Суматра. где. несмотря на мусульманство. 20 миллионов людей продолжали жить по законам материнского права и где женщины выбирали себе мужей. Вопреки всяким правилам матриархат встречался также у племен австралийских охотников и собирателей кореньев, у некоторых пастухов-кочевников в Африке. Следы полиандрии (многомужества) можно и сегодня найти в Тибете и в некоторых районах Индии, где одна женщина вступает в брак с несколькими братьями.

Л. Г. Морган, изучавший индейские племенные союзы. различал кланы — союзы матрилинейные, ведущие свое начало от одних и тех же почитаемых предков, а «гене» — так он называл патрилинейные роды, — которые возводят свое происхождение к какому-либо предку-герою.

Недостаточно признанный и оцененный современниками базельский ученый Иоганн Якоб Бахофен в своем труде «Матриархат», появившемся в 1859 году, смело утверждал, что им «найден ключ, открывающий многие тайны». Раскрытие этих тайн вызвало бурю возмущения как у ницшеанцев, так и у богословов; противники И. Я. Бахофена утверждали, что такого явного господства женщин никогда не существовало, разве что в мифе о воинственных амазонках. Они называли И. Я. Бахофена «мерзким проповедником материнского права… который, прибегая к легендам… в религиозном отношении ориентируется на неполноценный Восток».

Греческие историки и писатели отмечали гинекократию. матриархат в его «чистейшей форме», у племен нубийцев, ликийцев, мандеев, насамонов и массагетов, у которых женщины держали в подчинении мужчин и осуществляли власть; греки с высокомерным негодованием называли это ужасным «варварством». И Геродот и Страбон умалчивали о том. что полиандрия была известна в древности и греческим племенам. Еще и в наши дни в греческом горном местечке Моноклиссия празднуется по древнему обычаю времен матриархата «день амазонок». В этот день женщины отдыхают или развлекаются в кафе, а мужчины тем временем должны выполнять все женские обязанности — от приготовления еды до пеленания детей.

На упрек противников, почему он в своих рассуждениях опирается больше на мифологию, чем на историю, И. Я. Бахофен отвечал: «Лишь она может показать нам древние времена, ведь, хотя в мифах все переиначено и завуалировано, они сами порождены той же эпохой. Мифология есть изначальная, более великая и более важная действительность». «Ибо, — как выражается И. Я. Бахофен, — что не может произойти, то может, во всяком случае, быть подумано. Таким образом, нам открывается не просто внешняя правда, но правда внутренняя». Мифы отвечают не на вопрос «почему», а на вопрос «откуда», на вопрос о происхождении, о первоистоках, об изначальном состоянии. Большинство историков считают доказанным, что миф — будь то саги или поэмы, легенды или сказки о древних богах, народах, героях и духах — берет свое начало в религиозной сфере и так же древен, как само человечество. Однако по мере общественного развития он получал новое толкование и форму.

В свое время рационализм объявил миф заблуждением, лишенным реального смысла, суеверием, плодом неразвитого, склонного к. излишне наглядным образам мышления. Но если как следует вникнуть, мы должны будем признать, что миф и сейчас отнюдь не чужд нашему повседневному мышлению, он вполне может выдержать научную проверку. Если считать его только заблуждением, то не заблуждения ли тогда все наши научные знания, которые ведь то и дело оказываются неизбежно превзойдены новыми истинами? Миф. в древности помогавший людям осмысливать мир и свое существование в нем, тоже претерпел немало перемен на протяжении долгих исторических эпох. Он дошел до нас в преображенном виде, и теперь его многообразные отголоски помогают нам заглянуть в тайны минувших времен. В них — реальные свидетельства о мире, для разгадки которых нам надо еще приложить много усилий. Они полны очарования, поэзии, полны глубокого смысла. Мифы вдохновляют поэтов и художников, это бесценное наследие нашей культуры, они — как это ни покажется странным — живут в каждом из нас, в наших мыслях, наших чувствах, наших желаниях.

В этих великих изначальных образах воплощены всевозможные человеческие представления, которые передаются по всей земле от поколения к поколению.

В мифах выражены не просто древнейшие и общезначимые чувства и мысли, в них есть нечто вроде души, для которой источником познания каким-то образом служит неосознанное восприятие. В начале нашего века благодаря исследованиям З. Фрейда (1856–1939) «мифические силы», объявленные сказкой и вытесненные из рационалистического сознания, стали объектом научного изучения. До той поры от мифических, то есть необъясненных представлений, страхов и воздействий отмахивались, как от «истерии» и «умопомешательства». З. Фрейд хотел понять механизм душевных процессов и поставил психоанализ как науку о бессознательно действующих силах на естественнонаучную основу. Результаты его исследований не оставляли никаких сомнений в том, что определенные болезни можно объяснить результатом внутренних конфликтов и бессознательных вытеснений у пациентов.

Психе (душа) и сома (тело) развиваются параллельно и относительно самостоятельны, они функционируют по собственным законам и определенным образом влияют друг на друга. Наши предки верили, кроме того, в существование некой магической силы, «маны», которая на все влияет и вокруг которой все вертится. Величайшие и лучшие достижения человеческой мысли опирались на образные представления о неких изначальных таинственных силах. Эти силы могли быть добрыми, могли быть злыми, человека волновала их полярность, вот почему ему всегда нужна была вера в демонов, которые ему угрожают, и в богов, которые его защищают. Без идеи некоего сверхмогучего божественного существа, превосходящей их творческой силы наши предки просто не смогли бы жить.

Весьма странно — или, вернее, весьма примечательно, — что первой из этих сил, которой, как с уверенностью можно доказать, поклонялись, была женщина, богиня-мать. Появление женщины в мифе связано с важнейшими событиями в жизни человека древности. Борясь с чувством одиночества, покинутости, ограниченности и страха, женщина первобытной эпохи заложила основы религии. Она видела в себе часть природы, часть тех мистических, темных, непостижимых и волнующих сил, которые порождают счастье и горе, жизнь и смерть. Ею двигало стремление создавать и поддерживать жизнь, рожать и кормить. Потому она стала посредницей между этим и тем миром. Она открыла дверь к сверхъестественному и сверхреальному.

Вызвавшую столько споров теорию матриархата подтверждают не только исследователи мифов и психоаналитики, но также археологи, которые нашли ей вещественные доказательства в погребениях первобытной эпохи и в предметах, туда положенных.

Госпожа-богиня

К удивлению исследователей, первое изображение божества, которое первобытный человек вырезал из дерева либо вылепил из глины, представляло собой не «господа» бога, а «госпожу» богиню. Это было олицетворение матери-земли, сверхъестественной вегетативной силы, которой люди поклонялись на заре своей «зеленой эпохи»: из нее они вышли, она их кормила, в нее они возвращались.

Когда началась эта «зеленая эпоха»? В 1948 и в 1955 годах американский археолог Р. Брейдвуд из Чикагского восточного института попытался ответить на этот вопрос путем сравнительных раскопок.

В верховьях одного из притоков Тигра в горных областях Ирака он обнаружил пещеры Шанидара, которые датировал концом ледникового периода — между 34000 и 30000 гг. до н. э… — а также небольшое земледельческое поселение Джармо, которое можно было назвать одним из древнейших земледельческих хозяйств и которое относилось к период} между 9000 и 6500 гг. до н. э.

Таким образом, пещеры относились к эпохе среднего палеолита (древнекаменный век), поселение же — к эпохе неолита (новокаменный век). Они. то есть пещеры и поселения, свидетельствовали о двух стадиях человеческого развития: стадии гориллоподобного первобытного человека, который обитал в пещерах, выходя, как зверь, на поиски пищи, и стадии человека, уже умевшего выращивать злаки.

В ходе так называемой «неолитической революции» недавний охотник стал оседлым земледельцем, главенствующую же роль в обществе приобрели женщины. Под словом «революция» здесь имеется в виду не внезапное событие, а процесс, занявший длительное время, может быть многие тысячи лет. Три места археологических находок позволяют проследить этот переход к новой общественной формации: Джармо в Ираке. Ча-тал-Хююк. в 50 километрах к юго-востоку от Коньи в Южной Турции и знаменитый издревле Иерихон, в 25 километрах к юго-востоку от Иерусалима. В этих поселениях были найдены уже каменные орудия для обработки почвы, жернова, ступы и пестики для измельчения зерна. В женские погребения клали зерно и фигурки идолов.

Пещерная живопись в Алжире изображает охотящегося мужчину, его гениталии соединены с гениталиями женщины. Поднятые руки женщины следует, несомненно, понимать как ритуальный жест: женское начало явно связано с колдовской функцией; женщина побуждает высшие силы даровать богатые охотничьи угодья

Череп из Иерихона, которому с помощью гипса в культовых целях приданы черты живого человека. Лицо сильно татуировано, а глаза выложены ракушками. Череп относится к эпохе неолита (около 7000 г. до н. э.) и, видимо, изображает городскую богиню или жрицу Иерихона (Государственный музей. Иерусалим)

Поразительное исключение представляет здесь Иерихон, где неолитический человек задолго до того, как он выучился изготавливать из глины горшки и обжигать их. укрепил свое поселение массивными каменными стенами и в культовых целях облепливал человеческие черепа гипсом, придавая им с невероятным сходством черты живого человека. Участки плодородной земли в долине Иордана и зернохранилища в Иерихоне вызывали алчность то и дело испытывавших недостаток в еде соседей-охотников, так что для защиты от их нападений потребовались специальные сооружения — вроде знаменитой городской стены Иерихона. — которые нас и сейчас еще изумляют. Потребность в защите сделала Иерихон городом, точно так же как нужда в пропитании привела людей к мысли заняться земледелием. Страх перед силами, угрожавшими жизни, породил религию.

Но если в ледниковую эпоху охотничьи племена украшали свои пещеры изображениями животных и сценами охоты, в земледельческих поселениях после «неолитической революции» появляются многочисленные маленькие фигурки: это неизменно прообразы матери-земли. богини-земли, богини-матери, которая все создает и всех питает. О многообразных видах материнских божеств еще будет говориться подробно дальше.

Интересен ход мысли американского исследователя Р. Брейдвуда, который предлагает такое объяснение «неолитической революции»: «Судя по всему, человек (охотник или кочевник), который предпочел ненадежной добыче оседлую жизнь, не относился к числу способных и оптимистичных; скорее это был человек слабый и разочарованный, отделившийся от своих более удачливых собратьев и предпринявший первую попытку от беспомощности». Р. Брейдвуд не говорит определенно «женщина», но просто «слабый» человек. Зато Дж. Меллаарт, открывший Чатал-Хююк, приписывает стремление к оседлой жизни именно женщине; благодаря своим успехам в земледелии она получила благоприятное, преимущественное положение в обществе. Это доказывают женские погребения в Чатал-Хююке. «Лишь женщинам полагались такие достойные погребения, — констатирует Дж. Меллаарт, — но мужчинам — никогда».

Ф. М. Хайхельхайм в своей «Экономической истории древности» так обобщает результаты всех раскопок в земледельческих поселениях Месопотамии и Иерихона: «С первобытных времен инстинкт и способности женщины по части разведения растений оказывались важней духа предприимчивости, свойственного мужчинам. Женщина додумалась до блестящей идеи не собирать дикорастущие семена, а высевать их в землю. Можно предположить, что столь важное деяние, как это, требующее глубокого и сознательного осмысления жизненных взаимосвязей, осуществлялось в сфере не рациональной, но мистико-символической формы мышления».

Погребения, пещеры, каменные стены и холмы развалин безмолвны, их доказательства лишь косвенны. Можно ли считать предложения, сделанные такими учеными. как Р. Брейдвуд и Дж. Меллаарт, на основании найденных остатков зерна, приспособлений для помола и идолов, чистой гипотезой? Нет! Шумерские клинописные таблички дают им недвусмысленные письменные подтверждения.

Растирание зерен с древнейших времен — занятие женщины. Эти ступки для растирания зерна, которым почти 10 000 лет. были найдены в древнейших поселениях Передней Азии; кремневые ножи, кремневые наконечники для стрел и прочее орудие принадлежали мужчине-охотнику, но домашняя утварь принадлежала женщине.

Написано на глине

Шумеры считаются изобретателями письменности и основателями первой высокоразвитой культуры человечества в Месопотамии. С. Н. Крамер, профессор-ассириолог из Филадельфийского университета, обнаружил в шумерских мифологических текстах многие мотивы, напоминающие библейские, однако эти тексты более ранние. Один из них описывает положение в мире до сотворения человека: «Когда боги были людьми, они выполняли тяжелую работу, носили доску с кирпичами; а так как доска у богов была велика, их работа была тяжела, требовалось много труда, причем великие боги семикратно заставляли низших богов выполнять работу».

Космическая звезда. Вместе с первыми примитивными жилищами из глины человек стал строить и святилища. Эта полихромная темперная живопись была обнаружена к юго-востоку от Иерихона, на стене дома (около 4000 г. до н. э.). В то время как первые найденные культовые статуэтки были размером не больше ладони, диаметр этой звезды достигал 1.85 метра!

Богиню-мать, создавшую всех других богов, звали Мама, она же. по-видимому, сотворила и человека. Сделано это было при помощи глины, смешанной с кровью убитого бога. К сожалению, в древнем шумерском тексте имеются лакуны, поэтому кое-что остается неясным. Первое человеческое существо звали Лулла, и, так как оно было создано по образу и подобию творящей богинн. это должна быть женщина. По Библии, первым человеком был Адам, мужчина, но. согласно древнешумерскому мифу, прародительница человечества — женщина. Она создана из земли и сама есть часть матери-земли. Почитание матери-земли, богини-матери, от которой зависело произрастание всего живого, которая обеспечивала «хлеб насущный», возникло очень рано. Лулла символизировала плодородие. Она и дочери ее умножили род свой до того. что. как говорится в шумерском мифе, «теснота людей» на переполненной земле стала чрезмерной, и боги решили вмешаться, устроив потоп. Такой высокой рождаемости дочери и внучки Луллы достигли благодаря полиандрии.

На оттисках критских и месопотамских печатей очевидны приметы матриархата. Как общественной жизнью здесь порой руководили женщины, так и в религиях этих регионов имелись многочисленные женские божества. а) На критской печати (середина II тысячелетия до н. э.) изображена богиня-мать с несколькими дочерьми. б) На печати из Суз (середина III тысячелетия до н. э.) изображены лишь женские божества и жрицы; единственное божество мужского пола изображено в виде полузверя-демона

Указание на это американский исследователь С. Н. Крамер нашел в одной из ранних надписей шумерского правителя Урукагины. относимой к 2350 г. до н. э.: «В прошлые времена женщины имели у нас обычай брать себе многих мужей; женщина, которая отважится сделать то же сегодня, побивается камнями».

В музеях и в коллекциях мира хранится около полумиллиона найденных при археологических раскопках глиняных табличек с клинописными текстами. Кроме многочисленных мифологических текстов среди них есть и таблички с записями законов, судебных решений. а также частными сообщениями, которые доказывают. что женщина занимала в Шумере весьма почетное положение[5].

Шумеры почти 5000 лет назад превратили письмена-рисунки в абстрактные знаки, черточки и клинья. Многие тысячи рисунков они скоро свели к нескольким сотням знаков. Благодаря глиняным табличкам и письмам на глине мы можем реконструировать картину религиозной и социальной жизни того времени. Изображенная на рисунке табличка из Абу-Салабиха относится к III тысячелетию до н. э. Она рассказывает о Нинсун, супруге урукского царя Лугальбанды, матери легендарного Гильгамеша. Ее почитали как божество

Почему в качестве примера древнейшей человеческой культуры мы взяли именно Шумер? В своей речи на открытии выставки в Британском музее, благодаря которой впервые стали доступными широкой общественности громадные сокровища царских погребений из Ура. Л. Вулли (1880–1934) говорил: «Мы вырастали в пору, когда начало всякой культуры еще возводилось к грекам, когда считали, что она возникла, как Афина Паллада из головы олимпийца Зевса. Мы могли убедиться, однако, что эта культура, достигшая величайшего процветания, питалась жизненными силами всех соседних народов. Но корни уходят еще дальше в прошлое. За всеми этими народами стоят протошумеры[6].

С точки зрения влияния на историческое развитие шумерам принадлежит особое место. Их культуре, озарившей мир, еще погруженный в глубокое варварство, принадлежит роль одной из первых движущих мировых сил».

Эту славу шумеры делят с египтянами. Те тоже, независимо от шумеров, могут считаться изобретателями письменности; однако иероглифы египтян больше рассказывают об их богатой мифологии, нежели о реальности. Это вынуждает нас ограничиться изложением мифов.

Египет — страна утренней зари

Рассказывая об одном путешествии по Нильской долине. Геродот (484–425 гг. до н. э.) пишет, что «египетские женщины занимают выдающееся и почетное место, а их сыновья предпочитают именоваться по матери. а не по отцу». Женщины в глубокой древности заложили основу материальной и духовной культуры Египта.

Жизнь египтян зависела от воды Нила и от плодородного ила. который остается после разливов великой реки. Когда-то египтяне почитали эти благодатные силы природы как женские божества. За воду, дарующую плодородие, благодарили богиню Хекет; росу и дождь, явления в Египте редкие, называли слезами богини Тефнут; богиня Нехбет регулировала жизнетворящие разливы Нила, и она же создала из чудесного нильского ила первого человека.

Одна из древнейших и прекраснейших египетских скульптур из тонированной глины. которой 6000 лет. изображает парящую женскую фигуру с воздетыми вверх руками. Она производит впечатление современной скульптуры (из доисторического погребения Мармарига. Верхний Египет. Бруклинский музей)

Одна из древнейших и прекраснейших скульптур из раскрашенной глины, относимая примерно к 4000 г. до н. э., была найдена на додинастическом кладбище в Мармариге, в Верхнем Египте. Она изображает божество в виде женщины с широкими бедрами, сильно суженной талией и руками, поднятыми для благословения. Голова, совершенно так же как у более ранних изображений шумерских божеств, представляет собой едва обозначенную птичью голову. Положение ног передает как бы ощущение полета. Очень древняя, но с большим искусством выполненная женская фигурка словно символизирует выход человека из животного, полудикого состояния.

Художник, несомненно, принадлежал к матриархальной общине оседлых земледельцев, а не к бродячим охотничьим ордам того времени. Согласно египетской мифологии, женщины положили начало не только земледелию, но и культуре. Египтяне были наряду с шумерами древнейшим культурным народом этого региона. Богиня Сешат якобы научила людей письму и счету. Поэтому ее называли госпожой книг и грамот, «счетчицей времен». Каждый раз. когда закладывался первый камень храма или царского дворца. Сешат помогала фараону натягивать измерительный шнур, рисовала чертеж постройки и делала расчеты.

Жизнь в сравнительно благоприятных условиях сделала египтян одним из самых терпимых народов древности. Многочисленные материнские божества первобытной эпохи оказались не уничтожены, а мирно соседствовали с мужскими божествами; в эпоху династий они стали матерями, сестрами или дочерями новых общегосударственных богов.

Ни в какой другой религии не поклонялись такому множеству женских божеств и женских стихий, как в египетской. Охраняющий, льющий глубокое сияние небесный купол воспринимался как женское божество; напротив, земля, которую в других местах считали порождающим женским началом, здесь была запыленным и грязным мужским божеством. Женское божество зовут Нут. это ее склоненное над землей тело образует небосвод, а молоко из ее сосцов питает все живые существа. Два глаза ее — Солнце и Луна, они попеременно смотрят с небес днем и ночью, чтобы никогда не упускать из виду своего подопечного — человека. Позднее ее. каждодневно рождавшую Солнце, стали называть матерью верховного бога фараоновских времен — бога Солнца Ра. Кровь, которую она проливала каждый день, рождая Солнце и солнечного бога, окрашивала утреннюю зарю в небесах, и они становились розовыми. Впоследствии бог воздуха Шу отделил богиню-мать Нут от бога земли Геба, ее супруга, и создал таким образом мир, разделенный надвое.

Хатхор в виде небесной коровы, из вымени которой текут на землю «молоко и мед». У ее брюха видны солнечная ладья со звездами и бог Солнца. Множество богов касается ног коровы, поддерживая их (изображение в гробнице. Около 1300 г. до н. э.)

Согласно патриархальным представлениям религиозно-философского характера, «верх» связан с мужским началом, дневным светом, господством — короче, всем положительным, тогда как «низ» олицетворяет начало женское, грех, землю и грязь — короче, отрицательное. Однако древнеегипетское изображение показывает, что в предшествующую, матриархальную эпоху все было иначе: богиня Нут олицетворяет небесный свод, под ней лежит бог земли Геб. маленькая фигурка (папирус Гренфалда, XXI династия. Британский музей. Лондон)

Необозримое множество египетских божеств — для нас совершенно непостижимое — говорит, что египтяне были одним из самых терпимых народов древности. В древние времена каждая местность имела собственное божество. Когда Египет стал централизованным государством, местные боги вошли в общеегипетский пантеон. а) Хатхор, увенчанная рогами, главная богиня и одновременно богиня любви и счастья. При рождении ребенка приходят семь богинь и определяют его судьбу. б) Сешат якобы научила людей письму и счету. Всё ее достижения в области культуры были позднее приписаны ее супругу Тоту, в) Серкет, с жалящим скорпионом на голове, наделяла силой колдунов и целителей. Из яда скорпиона она изготовляла первые лекарства, г) Маат, со страусовым пером на голове, являлась воплощением истины и справедливости, д) Нейт, древнее божество города Саиса, первоначально была богиней войны, ее атрибутами были лук и стрелы, а впоследствии она стала покровительницей женских ремесел, е) Сехмет, львиноголовая богиня, была носительницей смерти. Но ее жрецы составляли древнейшее сообщество врачей и ветеринаров

Показательно для эволюции египетской религии новое толкование, которое получила богиня Нейт. Сначала она была богиней войны, ее атрибутами были стрелы и лук, затем в правление XXVI династии она стала главной богиней. К тому времени, когда большое значение приобрело ткачество, воинственная богиня стала покровительницей женских ремесел, а ее атрибутом вместо боевого лука стал ткацкий челнок.

Лишь одной древнейшей богине удалось на протяжении долгих тысячелетий, среди всех общественных и политических перемен сохранить неизменными и даже выявить еще более четко свой облик и свои функции: это богиня Исида, родившая Хора, которая считалась также матерью каждого фараона. Бог-царь господствовал как воплощение Хора на земле; он был самим божественным Хором, богом неба в облике сокола.

Исида, первая богиня-мать

Еще двести лет назад Египет представлялся путешественникам и ученым загадочной, непостижимой, пугающей страной. Лишь в 1798 году рассеялся таинственный туман, скрывавший подлинный Египет; это случилось, когда Наполеон, выступив в поход против пришедшей в упадок провинции Османской империи, подобно Александру Великому, взял с собой целую свиту ученых, художников, картографов, чтобы исследовать и зарисовать Нильскую долину. На рисунке одного из его спутников. В. Денона, можно увидеть, как двое ученых обмеривают сфинкса близ Гизе, южнее Каира. В. Денон пишет, что при виде этих руин армия безо всякого приказа остановилась, и все невольно опустили оружие.

Это было 22 июля 1798 года. Наполеон указал на сфинкса и на пирамиды и произнес знаменитые слова: «Солдаты! Сорок веков смотрят на нас с высоты этих пирамид!» Могучая фигура, получеловек, полулев, охраняющая в желто-красных песках пирамиды, имеет у основания длину 80 метров. Есть сфинксы с мужской головой и с женской. Они отвечают древнему представлению о стражах жизни и смерти или о страхах, охраняющих святыню.

Сфинкс на греческой монете. Облик существа с телом льва и головой человека греки заимствовали у египтян. добавив ему крылья и груди. Она задает загадку, а кто не может ее разгадать, того она пожирает

Для греков сфинкс, чья львиная лапа покоится на колесе судьбы, олицетворял Немезиду, богиню справедливого возмездия, которая озадачивает человека загадками. В древнегреческом мифе Сфинкс задает загадку Эдипу; если он ее не сможет решить, она[7] его убьет. Загадка такая: «Кто ходит утром на четырех ногах. днем — на двух и вечером — на трех?». Эдип отгадал. что это — человек: ребенком он ползает на четвереньках, затем ходит прямо, а став сгорбленным старцем, использует в помощь палку. Но для В. Денона сфинкс воплощал не загадку женщины, а загадку Египта. Не расшифровав египетские письмена, нельзя было приоткрыть покрывала этой тайны. Один из наполеоновских офицеров обнаружил Розеттский камень, на котором имелась надпись древнеегипетскими иероглифами. демотическим письмом и по-гречески. Этот камень позволил филологу Ж.-Ф. Шампольону (1790–1832) разгадать загадку древнеегипетской письменности и литературы. В восторге он писал: «Наше неведение о таинственном Египте исчезает, словно утренний туман в лучах восходящего солнца!»

Исида была самой популярной богиней в египетском пантеоне. Она была олицетворением супруги, хранящей верность мужу вопреки смерти, и символом матери, готовой к жертве. Постоянно росло число ее приверженцев, искавших опору в ее доброте. любви и надежности (Государственный музей. Берлин)

«Египтологический восторг» охватил тогда всю Европу. Бездумные вандалы, воспользовавшись этой египтоманией, стали разорять гробницы и увозить награбленные сокровища из страны. Так называемые «реликвии» стали цениться необычайно высоко. Согласно Библии, в Египте какое-то время находилось Святое семейство с младенцем Иисусом. Некий итальянский авантюрист, которого лихорадочный спрос побудил стать «археологом», алчно и без оглядки, с помощью лома и взрывных устройств, пролагал себе путь к сокровищам гробниц. Он без стеснения рассказывал: «На каждом шагу мне возле сфинксов попадались мумии и статуэтки богоматери». В качестве таких «настоящих самых древних фигур богоматери» итальянец продал множество похищенных им статуэток, изображавших Исиду с младенцем Хором. Копты и гностики[8] принимали подобное толкование статуэток совершенно всерьез; они действительно считали Марию новым явлением матери-богини Исиды, а Хора — младенцем Иисусом.

В ходе своей долгой истории, соприкасаясь с другими народами, египтяне включали в свой пантеон все новых и новых богов. Их многочисленный, можно сказать, необозримый пантеон нередко вызывал насмешки у представителей других религий. Лишь единственная богиня смогла сохранить в нем свое главенствующее положение, и то лишь благодаря тому, что представление о ней постоянно менялось. — Исида. Она как бы приспосабливалась, отказывалась от самой себя, все время приобретая какие-то новые черты. Она вбирала в себя всех местных богинь, пока не стала окончательно великим материнским божеством древности. Вместе со своим супругом и братом Осирисом, богом воскресения из мертвых, и своим «божественным младенцем», мальчиком Хором, она. человечнейшая из египетских богинь. оказалась одним из самых популярных божеств и в греко-римском культурном ареале. Всеми нашими относительно конкретными знаниями о культе Исиды мы обязаны не египтянам, а прежде всего Геродоту и Апулею.

Исида, универсальное материнское божество, имела отношение ко многим сторонам человеческой жизни. Она обучала женщину домашнему хозяйству, она была великой волшебницей, чья чудесная сила помогала страждущим, и она же по доброте своей обучала человека искусству врачевания. Когда ее супруг Осирис был коварно убит, она впервые надела одежды вдовства и своим героическим примером дала утешение всем скорбящим и одиноким, а ес вера в воскресение отогнала от человека страх смерти. Чаще всего ее почитали как мать вместе с младенцем Хором (по-гречески Гарпократ); по словам Апулея, от этой богини исходит «сладостная материнская любовь». Все человеческие дети тоже могут рассчитывать на материнскую заботу этой защитницы божественного дитяти.

Осирис, убитый своим братом, благодаря Исиде сумел чудесным образом вновь пробудиться к жизни. Любовь супруги помогла ему преодолеть смерть, и это дало всем смертным основание надеяться на вечное продолжение жизни. Первоначально Осирис был богом плодородия, который осенью умирал, весной же из его вновь ожившего тела всходили побеги (рисунок на папирусе)

Великое, широко распространенное почитание, которым пользовалась Исида, шло на пользу женщинам. Ни в одной стране мира женщина не занимала такого почетного положения, как в Египте. Характерно, что в эпоху эллинизма именно Исида по замыслу Александра Великого должна была стать объединяющей народы всемирной богиней.

Первоначальная богиня плодородия с коровьей головой превратилась в универсальную «богоматерь», родившую мирового бога и мирового царя Гарпократа. Греческая философия и греческая одежда «модернизировали» древнеегипетскую богиню. Мать-Исида, родившая божественного сына-спасителя и ставшая центральной фигурой мистерийной религии, давала угнетенному человеку новую надежду. «Посвящение в мистерию Исиды, — описывает в своих «Метаморфозах» Апулей (II в. н. э.), — установлено в уподобление добровольной смерти и дарованного из милости спасения». Благословение богини дает ее избранникам, «которые уже окончили путь жизни и стоят на пороге последнего дыхания… возможность еще раз начать путь к спасению».

Новообращенными вне Египта были преимущественно женщины; веруя в Исиду, они надеялись найти у нее больше понимания своих проблем, нежели у мужских божеств других религий.

На одном из римских храмов Исиды есть надпись, гласящая: «Я есмь все. что существует, существовало и будет существовать, и ни одному смертному не приоткрыть моего покрывала». Иммануил Кант заметил по поводу этого откровения: «Возможно, никогда не было сказано ничего более возвышенного и в более возвышенных выражениях, чем в этой надписи на храме Исиды».

Как испанские тореадоры

Существуют ли следы матриархата также и в европейской части средиземноморского региона? Наша часть света получила название по имени Европы, финикийской царевны, которую сладострастник Зевс похитил, приняв облик быка, и увез на Крит. Здесь важно подчеркнуть, что наша европейская культура загадочным образом связана с Критом, который можно считать оплотом матриархата как в положительном, так и в отрицательном смысле. Этот чарующий, самый крупный остров Восточного Средиземноморья с его гористым ландшафтом, богатыми оливковыми рощами и виноградниками некогда населяли жители неиндоевропейского происхождения, достигшие весьма высокого уровня цивилизации. Расположен он совсем недалеко от Египта и, возможно, ему обязан влиянием матриархата[9], который здесь получил дальнейшее развитие.

Одним из последователей и восторженных приверженцев Ж.-Ф. Шампольона. расшифровавшего древнеегипетские письмена. был англичанин А. Эванс (1851–1941). Он поставил целью своей жизни разгадать путем сопоставлений напоминающие иероглифы критские письмена. Его открытия поставили науку о ранней истории Греции на совершенно новую основу. А. Эванс прибыл на Крит в 1899 году из чисто филологического интереса; он хотел найти здесь какие-нибудь древние надписи. Не найдя на острове ничего подходящего ни в музеях, ни у торговцев, он решил сам взяться за лопату и стать археологом.

Фреска, изображающая борьбу с быком, из Кносского дворца (около 1500 г. до н. э.). Легко одетая девушка хватает за рога быка — символ мужской силы в религии Крита. Возможно, картина изображает древнейшую игру-мистерию, когда раз в девять лет богу-быку приносились человеческие жертвы (музей в Ираклионе)

Он думал, что завершит свои исследования за полгода. но остров мифов и загадок продержал его в своем плену еще тридцать последующих лет.

Уже вскоре после начала раскопок из-под слоя почвы в Ираклионе (Кносс) стали проступать первые остатки строений. Прозаически описывает А. Эванс это восторженное мгновение: «Солнце пекло немилосердно, я весь обливался потом». Остатки стен оказались частью громадного дворца площадью 250 000 квадратных метров. «Он был. — пишет А. Эванс, — величиной с Букингемский дворец». В центре дворца был двор. Вокруг него располагалось множество комнат и помещений, связанных между собой запутанными переходами, которые вызывали мысль о сказочном лабиринте. Чудесные, единственные в своем роде настенные росписи свидетельствовали об удивительно высокой культуре. «Даже наши неграмотные землекопы. — замечает А. Эванс, — ощутили волшебство и очарование этих картин».

Критская богиня, укротившая двух змей. Выражение лица, одежда, смело обнажавшая грудь, свидетельствуют о сексуальной свободе; все в этой богине характеризует уровень женской эмансипации на Крите (фаянсовая статуэтка из Кносса. около 1500 г. до н. э… музей в Ираклионе)

Он обратил внимание на присущие не только этим фрескам, но и множеству мелких изделий — печатям и украшениям, обнаруженным во дворце. — «специфично феминистские черты». У женщин был особенно прихотливый наряд: юбка из пестро расшитой ткани с разрезом впереди, узкий лиф с поясом и нечто вроде блузы, смело обнажавшей грудь. Одежда мужчин контрастирует с одеяниями женщин; на фресках они. подобно рабам. изображены лишь в облегающих бедра передниках.

На росписи главной дворцовой стены изображены две девушки и мальчик с быком. Они с артистической ловкостью перепрыгивают через буйного зверя и приземляются позади него.

«Прыжок через быка. — констатирует А. Эванс. — олицетворяет неистовый экстаз, характерный именно для религий, где почитают материнские божества». Немецкий историк культуры Э. Корнсман пишет: «Кто однажды стоял перед настенными росписями критских дворцов с изображениями массовых сцен, где женщина показана в различных ситуациях на равных правах с мужчиной и, больше того, можно увидеть, как женщины сами в мужской одежде, с одним передником на бедрах активно участвуют в религиозных играх с быком или каких-то гимнастических празднествах, тому уже давно ясно, что здесь жил своей жизнью мир, отличный от тех поздних времен греческой классики, когда женщине под страхом смерти запрещалось смотреть на состязания обнаженных мужчин в Олимпии».

Оттиски критских печатей изображают, как это характерно для матриархата, лишь женские божества. Мужчины совершенно исключены из здешнего культа. а) Горная богиня из Кносса стоит на горе, с двух сторон от нее — свирепые львы, б) Богиня-мать с детьми. У богини-матери — плоды граната, у дочерей — цветы, во всем остальном между ними нет отличий (оттиск печати из Микен, около 1500 г. до н. э.)

Важным торжеством на матриархальном Крите[10] были бои быков. Первоначальное жертвоприношение девственниц местному богу-быку, которого звали Минотавром, заменялось, таким образом, спортивным праздником; сам бык оказывался побежден и приносился в жертву. Минотавр, бог-бык, представлялся древним обитателям Крита в виде существа с телом мужчины и с головой быка. В греческих мифах такие смешанные существа указывают на принадлежность к первобытному миру, как, например, кентавры: полулошади, полулюди — чудища ранней древности.

Обычно бык в мифе олицетворяет собой — так было и в Египте, и в Месопотамии — всепобеждающее мужское начало. На Крите он оказался побежден женским началом. Минотавра можно считать потомком той самой Европы[11]. которую Зевс, принявший облик быка, увез на Крит и оплодотворил. В доисторические времена бык требовал человеческих жертвоприношений, позднее сам бык стал излюбленным жертвенным животным.

Насколько распространилось критское влияние. свидетельствует эта резьба по слоновой кости из Угарита (около 1500 г. до н. э. Ханаанская богиня плодородия носит здесь типично критское платье «без верха»; в руках у нее два пучка колосьев, к которым тянутся два козла

Существуют ли доказательства, что на Крите царил матриархат? Платон и Плутарх утверждают, будто критяне называли свою страну не отечеством, землей отцов, а землей матерей. Культовыми церемониями на острове руководили исключительно жрицы. Мужчины, исполнявшие подсобные обязанности, должны были носить женскую одежду; вероятно, они. подобно жрецам Исиды, были кастрированы. Бросается также в глаза, что женских божеств на Крите было существенно больше, чем мужских. На свободу женщин указывает также их платье.

К сожалению, критская письменность, ради которой А. Эванс приехал на остров и поискам которой отдал столько энергии, до сих пор окончательно не расшифрована, так что многое здесь для нас остается все еще загадкой.

Существовали ли амазонки?

Существовало ли на самом деле воинственное племя женщин-амазонок, рассказы о них или как и рассказы о критском Минотавре — лишь плод неисчерпаемой фантазии греков? Со времен Гомера поэты неоднократно упоминали о храбрых женщинах. Гончары изображали их на рисунках ваз. а ваятели — в виде мраморных статуй. Четыре великих скульптора — Фидий. Поликлет, Кресилай и Фрадмон — создали для храма Артемиды в малоазийском городе Эфесе прекрасные статуи одногрудых героинь; сохранились лишь многочисленные копии этих статуй. Каждый художник изобразил их по-своему, но ни один не увидел в них извращения женской сути, тщеславия или жестокости; они восславили их как опору богини Артемиды.

Согласно легендам, эти радикальные феминистки лишь раз в год вступали в общение с мужчинами соседних племен, чтобы продолжить свой род. Они воспитывали только женское потомство, выжигали девушкам правую грудь, чтобы не мешала натягивать тетиву лука, и готовили их — как спартанцы мальчиков — только к воинским подвигам. Название «амазонки» означает искаженное «безгрудые». С этим отважным, смелым племенем женщин приходилось вести нелегкие сражения даже таким величайшим героям, как Тесей, Геракл. Ахилл, наконец, будто бы и сам Александр Великий.

Согласно легендам, самую тяжелую битву Александру Великому пришлось выдержать против храбрых женщин-воительниц на севере Малой Азии; это событие изображено на саркофаге.

а) С тех пор битва с амазонками стала излюбленной темой изображений на эллинистических саркофагах (музей в Стамбуле).

б) Сцена с амазонками (музей в Хайфе)

Амазонка с копьем (?). Копия мраморной статуи великого греческого скульптора Фидия (V в. до н. э.). На ней коротко подобранный хитон, правая, вырезанная грудь прикрыта. Лицо амазонки выражает печаль пленницы, но не упорство мужеподобной женщины (римская копия из Ватиканского музея)

По мнению некоторых ученых, в царстве амазонок женщины достигли высшей степени власти и эмансипации; но другие отвергают даже саму возможность реального существования таких государств, видя здесь лишь порождение фантазии, миф. «в котором метафорически сконцентрировались представления об ужасных мужеподобных женщинах, их чувственности и кровожадности. сексуальные и смертоносные ассоциации». Э. Корнеман возражает на это: «Нет никакого сомнения, что дошедшие до нас через греков легенды об амазонках именно в той «упорядоченной» форме, какую им придали греки, представляют собой не что иное, как сохранившийся в мифах и ими усиленный отзвук минувших времен, когда женщины занимали более высокое положение и когда существовал культ богинь-женщин». Современные этнографы утверждают, что легенды об амазонках содержат зерно исторически достоверной реальности.

Платон требовал, чтобы в идеальном государстве девушки тоже обучались верховой езде и искусству владения оружием, ссылаясь при этом на сарматов, «у которых, как мы знаем, женщины скачут на лошадях, умеют обращаться с луком и воевать». Пренебрегать женщинами — значит не использовать половину сил государства. Отголоски воспоминаний о войске амазонок, по свидетельству греческого историка Николая Дамасского (I в. до н. э.). можно было встретить еще у современных ему балканских народов; во время сражений позади их воинов находились женщины, которые криками воодушевляли мужчин и осыпали оскорблениями тех, кто хотел обратиться в бегство, не давая им этого сделать. Когда спартанцы в 510 г. до н. э. покорили город Аргос и в нем не осталось мужчин. способных носить оружие, организатором сопротивления стала поэтесса по имени Телесилла, обычно руководившая хором женщин. Из этих женщин она создала войско и спасла пленных мужчин. В память об этом в Аргосе ежегодно устраивались праздники, на которых мужчины и женщины менялись одеждами.

На Кавказе, там. откуда, согласно Гомеру, происходили амазонки, этнографы в конце XVIII века обнаружили воинственные объединения женщин, имевших матриархальную организацию. В долине Терека в погребениях возле останков женских тел было найдено оружие. Другие погребения «амазонок» обнаружили археологи в Туркменистане, Узбекистане и в Киргизии. Этнографам известны многочисленные племена в Африке, да и в южной части Синайского полуострова, у которых существуют исключительно «женские шатры». куда мужчины лишь иногда наведываются в качестве гостей. В Саудовской Аравии обитает бедуинское племя, где женщины могут ругать своих мужей и даже бить их, а мужчины не могут защищаться или грозить, что прогонят женщину. И это в стране, в которой в городах доходящие до крайности исламские законы принуждают женщину жить в затворничестве. закрывать лицо и во всем подчиняться мужчине.

Для греков существование в древности такого самостоятельного женского царства не подлежало сомнению; на истории их культуры, их религиозных представлениях, их легендах и мифах в немалой степени сказалась легендарная борьба греческих героев против амазонок. Современной археологии, однако, до сих нор не удалось обнаружить остатки их далекого царства.

Что значат легенды об амазонках для современного человека? Государство амазонок исчезло, как сон на утренней заре человечества, но как незабываемо прекрасный сон. Так, победителю Ахиллу вдвойне прекрасной показалась в миг своей смерти царица амазонок Пентесилея, которая сражалась на стороне троянцев; лишь в умирающей открылась ему вся ее женская прелесть. Легенда, однако, утверждает, что амазонкам пришлось признать в победоносных героях превосходство мужской силы. Не было ли царство амазонок, доведенное до неестественной крайности женское общество, ответом на такую же крайность мужского общества?

Богини с птичьими лицами

«Искусство и религия, — пишет американский археолог Р. Брейдвуд, — с самого начала неразделимо связаны». Древнейшие идолы из пещерных погребений мустьерского времени, принадлежали третьему из четырех известных нам типов человека, предшествовавших человеку современному: это кроманьонец, который появился около 40 000 лет назад и вытеснил или истребил неандертальца. Этот новый человек, как показывают сделанные им рисунки, найденная в пещерах живопись и предметы искусства, наделен был немалыми способностями к искусству и — согласно Р. Брейдвуду — также религиозным даром. Говоря об идолах, мы имеем в виду более или менее обработанные предметы, изображающие животных или людей, сделанные из камня, кости, дерева, глины и другого материала, до 20 сантиметров величиной. Они представляют собой древнейшие объекты магии и религиозного поклонения.

Фигурки, найденные в древнейших поселениях Восточного Средиземноморья, изображают женщин с абстрактно-чувственными, как бы раздутыми формами. Затем фигуры становятся стройнее, моложе и, главное, загадочнее. Индивидуальные черты, особенно черты лица, совершенно не выявлены. Зато груди и нижняя часть тела усиленно подчеркнуты; пол представлялся художнику единственно существенным как порождающая, умножающая, питающая природная сила.

Сила эта божественная, ибо из обоих тел, из тела земной и из тела неземной матери, исходит жизнь, оба они обеспечивают дальнейшее существование семьи, рода, племени. Дети и урожай представляются даром сверхъестественным.

Характерной чертой для женских идолов древнейшего периода является лишь едва намеченная голова, напоминающая голову пресмыкающегося или птицы, но не имеющая никакого подобия с человеческим лицом. Сходство с рептилией должно напоминать о существе. обитающем под землей, сходство с птицей — о существе, живущем в воздухе. Древнее представление е сверхъестественных существах — богах с человеческими телами и головами животных — сохранялось в Египте.

Греки изображали крылатых духов ветра, гарпий, в виде женщин с птичьими лицами; представления, однако. изменились, и они символизировали уже не благодатную силу. а. наоборот, силу, появляющуюся внезапно и несущую несчастье. Иначе было у греков малоазийских колоний, испытавших сильное влияние местных народов. Они украшали плащ матери-земли Деметры фигурами животных, а на кайме изображали женщин в масках различных животных, в том числе с птичьими головами.

Заплывший жиром идол плодородия с абстрактно-чувственными тучными формами сверхъестественных объемов относится к эпохе неолита; такие статуэтки находили в разных местах по всему миру. Период примитивной жизни человека имел повсюду разную продолжительность. В Египте и на Переднем Востоке неолит закончился в IV тысячелетии, а в Центральной Европе — во II тысячелетии до н. э. (музей в Тель-Авиве)

Фараон Сети I демонстрирует свою тесную связь с богиней Хатхор. Их руки сплетены, как у любовной пары, а правой рукой он касается «менаты» — ожерелья на шее богини, которое одновременно воплощает половое желание (настенная живопись из гробницы Сети I в Долине царей)

Для более позднего периода характерны изображения женщин в полный рост или торсы, выполненные с замечательным художественным мастерством. В Уре, шумерском городе-государстве (III тысячелетие до н. э.), это стройные, стоящие женщины, в Финикии и Малой Азии — еще и беременные. Многочисленные торсы, найденные в Ханаане, свидетельствуют, что главное внимание их создатели уделяли не нижней части тела, а большим грудям кормящей матери, которые поддерживаются обеими руками.

Из пышных грудей неземной матери капают роса, дождь и молоко: тело матери-земли источает мед и жир. Все земледельческие народы упоминают молоко и мед или же молоко и жир в своих молитвенных обращениях к небесным силам. К еврейским пастушеским племенам вновь и вновь обращается призыв бога: «Плодитесь и размножайтесь», а для поселения им обещана земля, где «текут молоко и мед». Археологи были поражены, обнаружив на родине пророка Амоса, обрушивавшего суровые слова гнева против культа быка, царившего в соседней Самарии, глиняные торсы пышных женщин с открытой грудью, которых он не упомянул ни словом.

В 1961–1967 годах английский археолог К. Кеньон обнаружила в Иерусалиме и его окрестностях фрагменты глиняных фигур. Она пишет: «При раскопках наряду с сосудами нами были найдены главным образом обломки мелких скульптур, изображавших материнское божество. Они явно были связаны с культом плодородия. Изображения, олицетворявшие богиню-мать, имели цилиндрическое тело, расширяющееся книзу, руки были соединены под грудями. На голове иногда имелась напоминающая парик четырехугольная прическа; иногда, особенно в Иерусалиме, у них искаженные птицеобразные черты лица. Полных образцов этой мелкой пластики найдено не было. Возможно, это свидетельствует о том. что скульптуры были умышленно разбиты в культовых целях».

На самом деле их не разбивали, но во время сева «приносили в жертву» богине земли, чтобы, войдя в земное лоно, они своей могучей порождающей силой способствовали его плодородию.

Наряду с одиночными, подчеркнуто сексуальными фигурами вскоре появляются также идолы, изображающие мать с ребенком. Древнейшая известная всем статуэтка богини-матери была обнаружена в Тенс-Гавре, ей около семи тысяч лет. Американский археолог А. Дж. Тоблер, осторожный во всем, что касалось религий, истолковал ее как фигуру для игры, нечто вроде шахматной королевы. А. Дж. Тоблер нашел в Тенс-Гавре лишь одну-единственную мужскую фигурку, все остальные. — а их довольно много — изображали женщин. У древнейших изображений богини-матери змееобразное лицо, иногда ребенок, сидящий на ее руках, своими растопыренными ногами по-змеиному обвивает ее тело. Змея уже в первобытных представлениях, оказывается. связывалась с плодородием! Должны ли были эти фантастические существа со змеиными лицами или же с головами рептилий и птиц олицетворять некие демонические силы? «Отнюдь, — отвечает профессор Р. Брейдвуд. — Первобытный человек просто боялся творить божество совсем уж по своему подобию». Но нельзя ли тогда сделать вывод, что людьми, творившими образ этого божества были женщины? Они изображали тело божества подобным собственному телу — но не голову, вместилище разума и духа; дух божества превосходил человеческий.

Мать, кормящая дитя, вероятно. Иштар. Такие маленькие статуэтки находили в храмах, но еще больше — в домах. О назначении этих фигурок можно лишь строить предположения. Это очень древний мотив; в самых общих чертах можно только сказать. что статуэтки, видимо, способствовали рождению ребенка (место находки — Урук)

В древнейших мифах власть божества связана со львами. Иногда божество стоит около льва, иногда — на льве. На этом изображении хурритская богиня Хебат со своим сыном Шаррумой движутся навстречу богу погоды Тешубу, чтобы заставить его дать дождь людям и земле (наскальный рельеф из Язылыкая. Государственный музей. Берлин)

В пастушеские времена богинь ассоциировали не со львами, а с баранами. Хеттская богиня, совершенно обнаженная, простирает свое магическое покрывало над животным, чтобы принести плодородие всему стаду (с золотой чаши из Хасанлу, около 1150 г. до н. э.)

В эпоху перехода к патриархату особое значение приобрела не дихотомия матери и ребенка, но триада: как составляли единство небо, земля и воздух, так должны были составлять единство мать, женщина (как таковая) и дочь. В греческой мифологии таковы Рея (праматерь), Деметра (женщина) и Персефона (ее дочь). И лишь позднее в эту триаду добавляется четвертый, мужской элемент.

Р. Брейдвуд пишет: «Обращает на себя внимание, что появляющиеся к 8500 г. до н. э. глиняные женские статуэтки, которые мы находим в Джармо и других древнейших земледельческих поселениях, изготовлялись уже серийно, как массовая продукция, что позволяет сделать вывод о большом спросе на них и о широко распространившихся религиозных чувствах».

Фрагменты идолов плодородия. на которых так обрушивались пророки, были найдены и близ Иерусалима, причем относились они к VIII–VII вв. до н. э. Эти маленькие амулеты земледельцы, по ханаанскому обычаю, разбивали и зарывали в засеянную землю (по У. Олбрайту и К. Кеньон)

Это раннее религиозное чувство, видимо надолго сохранившееся, нашло первоначальное выражение в идолах, изображавших женщину, материнское божество. а не в охотничьих фетишах мужчин — символах льва. быка, орла и солнца. Как произошло, что именно у женщин — об этом говорят археологические находки — возникло религиозное ощущение, потребность в религиозном познании, а значит, и в почитании высшего существа? Такое почитание предполагает преданность. обязательства, отказ от самого себя, подчинение, более того, тотальную зависимость живого существа от объекта поклонения. Происхождение слова «религия» от латинского «religari» (быть связанным с богом) вполне отвечает этому представлению. Религиозные чувства женщины на ранней стадии природной религии психологически связаны с первоначальным ядром ограниченного семейного сообщества; женщина и ее дети образуют центр универсума, и как мать готова на все ради бескорыстной заботы о детях, так беспредельна забота матери-земли о своих земных детях.

В Греции и греческих колониях, как и на древнем Востоке, было найдено больше статуй богинь, чем статуй богов, больше изображений Артемиды, чем Ареса, бога войны, решающего судьбы людей. У мужчины в центре религиозной картины мира стоит не семья, мистическая или реальная, как у женщины, а некое сверхъестественное государство, которым может править лишь верховный бог-отец с помощью силы и законов.

Первобытные женщины не заботились о масштабности; все материнские божества, найденные в Плодородном полумесяце между Джармо и Иерихоном и относящиеся к раннему периоду оседлости. — это маленькие глиняные статуэтки, высотой от 5 до 25 сантиметров. Они не предназначались для поклонения в храме. Первая культовая статуя в «натуральную величину» обнаружена в Мари.

«Дарующая воду» из Мари

Однажды летним вечером 1933 года караван, находившийся в пути между Мосулом и Дамаском, остановился близ холма Телль-Харири (древнее название этой местности — Мари), чтобы выкопать могилу одному бедуину, скончавшемуся в дороге. По обычаю мусульман. покойник должен быть похоронен еще в день смерти до захода солнца. Вдруг лопаты землекопов наткнулись на какое-то тело, которое уже было зарыто здесь прежде. Опасаясь обвинения в убийстве, они заявили о своей находке ближайшему чиновнику. Тогда вся эта область находилась под французским управлением.

Недоверчивый французский чиновник усомнился в словах чужаков, показавшихся ему подозрительными, и решил сам удостовериться во всем на месте. Первые же обследования показали, что речь идет вовсе не об убитом; здесь, под холмом, была погребена хорошо сохранившаяся мраморная статуя женщины в человеческий рост. Колониальный чиновник подробно телеграфировал о находке в Париж. Через несколько месяцев министерство прислало в Мари комиссию во главе с известным археологом А. Парро.

Тридцать лет спустя А. Парро говорил по завершении своих тринадцатых по счету раскопок, что смог раскрыть лишь малую часть города, обнаруженного благодаря этой женской статус. Этот город находился в своем полном расцвете уже 4000 лет назад, в середине XVIII в. до н. э. он был покорен амореями и с тех пор больше не играл никакой политической роли. В додинастическую эпоху в Мари существовали только святилища женских божеств, таких, как Иштар. Иштаран, Нинхурсаг, Нинни-Заза. В династическую эпоху к ним добавились два государственных мужских божества — Даган и Шамаш, которые, однако, не могли вытеснить популярные женские божества.

Первая большая фигура богини была найдена в Мари (середина XVIII в. до н. э.). Из сосуда, который она держит обеими руками во время богослужения. лилась по специальному желобу священная вода. Высота этой «дарующей воду» — 15 метра (по А. Парро)

«Внезапно — пишет А. Парро в отчете о своей первой экспедиции, — из раскопа впервые показалась женская фигура в натуральную величину, а не одна из тех многочисленных статуэток матери-земли величиной с ладонь, какие находили до сих пор». Шесть участников французской археологической комиссии с гордостью решили сфотографироваться рядом со статуей великой богини, чей возраст насчитывал 3500 лет.

В прессе эта история вызвала сенсацию. Горделиво и подробно описывает французский ученый открытую им статую: «Глазницы ее пусты, нос разбит. Остается улыбка, ямочка на подбородке и нежность тонко моделированных щек. Овал лица, немного сплюснутый массой божественного шлема, обрамлен, словно меховой опушкой, косами. Обеими руками богиня наклоняет сосуд, из которого благодаря хитроумному устройству при необходимости льется вода плодородия. Она струится по складкам одежды и как бы включает статую в свое движение».

Совершенно плененный этой скульптурой, А. Парро был убежден, что она первоначально была раскрашена, ее одеяние отделано золотом, глаза инкрустированы драгоценными камнями и подчеркнуты битумом. «Несмотря на пустые глаза, она вся еще — улыбка и очарование!»

Кто была эта богиня? А. Парро удалось в конце концов узнать из надписи ее имя. Ее звали Иштар, и это была не богиня земли, а богиня, дарующая воду, — свидетельство более высокой ступени культурного развития. На стенной росписи дворца в Мари, которую А. Парро назвал «фреской инвеституры»[12], такая же богиня, особо выделенная, изображена рядом с царем Мари. Зимри-Лимом (XVIII в. до н. э.). Стенная роспись относится ко времени, когда царская власть в Мари. а значит, и патриархальные порядки находились в самом зените.

Казалось бы, у царя скорее должно было возникнуть желание увидеть себя изображенным рядом с богом-отцом, нежели с богиней-матерью: это вполне соответствовало бы отцовскому праву, принятому у его народа. Бог-отец, как царь-царей, мог бы олицетворять собой идеи, законы, принципы, порядок, он одновременно был богом войны и богом мести, он мог строго руководить и править не только своим народом, но и всеми народами мира. Однако, несмотря на изменившуюся общественную структуру. царь Зимри-Лим повелел изобразить себя не с богом-отцом, а с богиней-матерью, символизировавшей не суровый принцип порядка, а всеобъемлющее благословляющее начало. Вода, которую она выпускает из облачных шлюзов на землю, несла благодать на поля царя и нищего, самого могущественного и самого слабого.

А. Парро обнаружил и откопал также храм богини. «Он был построен по образцу жилого дома, какой и подобало иметь женщине. В просторном дворе, на небольшом отдалении от входной двери, — как раз в том месте, где в древней Месопотамии обычно был расположен очаг, символ женского начала. — находился подиум». Кувшин для воды, который богиня держит в руках, был соединен с источником, и во время каждого праздника — вероятно, это был праздник набирания воды» — из кувшина обильно текла вода, в которую верующие погружали свои пальцы. Вода, несущая жизнь, — вот чему был прежде всего посвящен ее культ.

Вода, которую дарила людям богиня, обеспечивала процветание земледелия, она означала обилие еды и более высокий уровень жизни. Отказ богини дать воду нес с собой лишения, голод и нужду. Кувшин для воды был ее символом и также символом женского начала.

Забота о воде была в ту пору — и остается на Востоке до сих пор — исключительно обязанностью женщины. Для своих полей и для домашних потребностей женщины с большим трудом носят вод}' в кувшинах от источника или колодца на плече или на голове иногда очень издалека. У греков приносить воду тоже было обязанностью женщин, и обязанностью тяжелой. Согласно мифу, сорок девять дочерей аргосского царя Даная в наказание за убийство своих мужей должны были в загробном мире день и ночь непрестанно наполнять водой сосуд с продырявленным дном. Его называли «бочка Данаид».

Насколько может стать привычным даже сизифов труд, свидетельствует одна современная газетная заметка. Для живущих в затворничестве женщин-мусульманок носить воду — не только тяжелый труд, но и радостное событие, повод поболтать. В одной небольшой деревне на севере Ирака женщины разрушили современный колодец, который правительство устроило в центре деревни и который лишал их удовольствия встречаться по утрам и вечерам у колодца за околицей, где можно было поговорить — это было единственным, что разнообразило их замкнутую жизнь.

Не приходится удивляться, что для всех народов древности, а не только для обитателей Мари вода, эта важная первооснова жизни, была связана с женским божеством. В Египте почитали Хекет — богиню дарующую жизнь воды; в Персии ее звали Анахит (Анаит); в Греции каждый источник был связан с особой богиней. В каждом что-то бормочут русалки. Солнечные пятна танцуют на трепещущей поверхности воды. Манящая музыка тихо поднимается из глубины. А там, где источники молчат, откуда изгнаны русалки, там бормочет, журчит выбивающаяся из земли вода — лишь женщины, что приходят сюда с кувшинами, понимают ее язык.

Вавилон, «великая блудница»

После того как в 1786 году ботаник Мишо привез в Париж из путешествия по Востоку камень, покрытый рельефными магическими знаками, многие западные ученые, прежде всего французы и англичане, предпринимали попытки найти упоминаемый в Библии, но исчезнувший с лица земли знаменитый город на Евфрате — Вавилон. Арабы, к которым исследователи обращались в надежде услышать древние предания здешних мест, знали только, что аллах в гневе своем развеял по ветру остатки этого греховного скопища, не оставил даже камня на камне.

В 1842 году французский консул в Мосуле П. Э. Ботта (1805–1870) первым воткнул здесь заступ в холм, положив тем самым успешное начало археологическим исследованиям в Передней Азии. За ним последовал англичанин О. Лэйярд (1817–1894). Французские консулы Френель и Э. де Саргек попытались с помощью раскопок в 1852 и 1877 годах точно определить местонахождение Вавилона. В 1889 году в поиски включились два американца, Питерс и Хайнес, и. наконец, немецкий ученый-археолог Р. Кольдевей (1855–1925). Именно Р. Кольдевею удалось обнаружить Вавилон в 80 километрах к северу от Багдада.

2 октября 1898 года Р. Кольдевей сообщил друзьям (взяв с них слово держать это в секрете), что они по поручению Германского общества ориенталистики планируют экспедицию для раскопок Вавилона. Предполагаемые издержки — 500 000 марок. Продолжительность экспедиции — пять лет. В действительности она потребовала восемнадцати лет (1899–1917). В его первом отчете звучат авантюристические нотки: «Я взял за обыкновение сначала стрелять в раскопанные шахты и туннели, чтобы разогнать разную нечисть вроде сов, гиен и всякого сорода». «Сородом» были разбойники пустыни, грабители могил, которые использовали древние своды как укрытия.

Ворота Иштар в Вавилоне при Навуходоносоре II. Они были покрыты голубым фаянсом и украшены изображениями сказочных зверей. Здесь в праздник Нового года начиналось шествие верующих, собравшихся на торжество «священного брака» (по Р. Кольдевею)

Уже после четырнадцати дней раскопок Р. Кольдевей наткнулся на первые остатки городской стены. Она имела 18 километров в длину, а ее ширина в некоторых местах достигала 12 метров, и со своими 360 сторожевыми башнями она была сильнейшей крепостью древнего мира. Кроме того, центр города был защищен двойной внутренней стеной. Этот громадный, «достойный изумления» город, возвышавшийся как символ блеска и нищеты, был основан за 4000 лет до нашей эры; в XVIII в. до н. э. при царе Хаммурапи он пережил эпоху своего первого расцвета, около 570 г. до н. э. при халдейском царе Навуходоносоре II — пору своего второго расцвета. Навуходоносор существенно расширил город, украсил его дворцами и ступенчатыми храмами. К югу от главного дворца, на берегу Евфрата, находилось святилище бога Мардука. — Эсагила с зиккуратом (ступенчатой башней) Э-темен-анки. которая, по словам Библии, достигала небес. «Э-темен-анки» означает «Дом краеугольного камня неба и земли».

Согласно подсчетам Р. Кольдевея. башня достигала 90 метров высоты, такой же была и длина ее основания. Сегодня такая постройка вряд ли вызвала бы восхищение. но когда-то она воспринималась как воплощение величайшей человеческой дерзости.

Неуклюжее сакральное сооружение с голубой облицовкой из глазурованных кирпичей венчалось блиставшим на солнце золотым изваянием Мардука; если верить Геродоту, оно было все из чистого золота и весило 23 500 килограммов. Согласно фольклорной позднеиудаистической легенде, на вершине башни вавилоняне поставили идола, который поднимал к небу меч, будто хотел сказать: «Бог не вправе оставлять верхний мир одному лишь себе, а нижний отдавать нам. Мы намерены сражаться с богом и отвоевать у него лучшую долю».

Главным празднеством у вавилонян был праздник Нового года. В этот день Мардук решал, кого из людей занести в книгу жизни, дать ли обитателям земли на будущий год дожди или засуху, войну или мир, будет ли царь править еще год. Этот день определял судьбу людей и страны. Во время этого праздника, который назывался также «праздник восшествия на трон», поскольку в этот день Мардук одолевал всех богов-соперников и воцарялся в пантеоне, царь вавилонский (а также его наместник) должен был пройти через церемонию унижения перед изображением бога в храме. Жрец приказывал ему преклонить колени, забирал у него знаки власти и заставлял каяться в грехах. При этом жрец подвергал царя бичеванию. Под конец церемонии он возвращал царю знаки власти.

Изучив остатки фундамента Вавилонской башни и сохранявшиеся описания, открывший ее Р. Кольдевей сделал рисунок «легендарного небоскреба», который, согласно Библии, «достигал небес». В верхнем его этаже в праздник Нового года, видимо, совершался «священный брак» (по Р. Кольдевею)

На восьмой день праздника народ, прибывший в Вавилон со всех концов страны, собирался у ворот Иштар и двигался к храму по главной улице, «дороге процессий». Эта улица, подобно ущелью, окружена была голубыми высокими стенами, глазурованные кирпичные рельефы которых изображали 120 львов, священных животных Иштар. Началом этой великолепной улицы были ворота Иштар. Они напоминали триумфальную арку и были украшены изображениями 575 быков и драконов, символов Мардука. Желающий сегодня представить себе эти ворота может посмотреть их удачную реконструкцию в Берлинском музее. Они относятся примерно к 1000—500 гг. до н. э. Во главе вавилонского пантеона тогда стоял бог-отец, царь царей, а его вступление на престол праздновалось как начало года. Однако это могло происходить лишь потому, что он сочетался «священным браком» с материнским божеством.

Иштар почиталась как главное женское божество вавилонян. Она была утренней звездой — богиней войны и вечерней звездой — богиней любви. В день, когда праздновался Новый год и восшествие на престол царя, ее славили как богиню любви и главное действующее лицо «священного брака».

Все, кто прибывал к воротам Иштар из ближних и отдаленных мест страны, несли ее статуи и дары для нее. Р. Кольдевею это напомнило его ранние впечатления: «Я однажды видел, как в портале храма в Сиракузах 40 человек вынесли, высоко подняв над толпой, носилки со сделанной из серебра статуей девы Марии высотой больше человеческого роста, в торжественном убранстве, кольцах, драгоценных камнях, золоте и серебре. как ее несли в сады в торжественной процессии при звуках музыки, молитв и песнопений. Примерно такой же представляется мне и процессия в Вавилоне».

Процессия изображала торжественное шествие не Иштар, а Мардука.

Среди остатков кирпичных стен и башен Р. Кольдевей обнаружил первый заслуживающий внимания символ патриархата, мужского господства над женским божеством земли: знаменитых вавилонских львов, стоящих над фигурой лежащей женщины.

В верхнем этаже зиккурата имелось маленькое культовое помещение с одним лишь столом и ложем. Здесь жрица целый год ждала появления бога Мардука. который мог днем или ночью ощутить желание навестить «приготовленную постель». В великий праздник Нового года эта жрица должна была уступить свое место более высокой персоне, которая сочеталась здесь «священным браком» с царем или с его представителем. Подробности неизвестны; они окружены были строгой тайной. «Божью невесту» назначал оракул, она принадлежала к царскому дому или же к «высшему обществу». Многие цари, от Саргона до Набонида (последнего вавилонского царя), желали, чтобы для церемонии были избраны их дочери.

Что происходило в священном брачном покое, мы не знаем, нам известно только, что ни одна жрица никогда не оказывалась беременной. Не оплодотворение, а только лишь торжественный половой акт призван был обеспечить благословение богов.

Половое слияние было в этом культе возведено в ранг священного действа первостепенной важности. Представление древних религий, будто боги подобны людям также и в любви, и в половых желаниях, обеспечили сексуальному мотиву важное место в культе.

Изображения любовных актов с храмовыми прислужницами рассматривались как талисманы. которые обеспечивали обретение детей.

Пока царь поднимался в брачный покой на вершину зиккурата, хор жриц пел: «Жених, возлюбленный моего сердца, велика твоя красота, сладка твоя любовь, львиная сила в чреслах твоих. Приди, о, приди, введи меня в покой, подари мне твою ласку. Бог мой, господин. мой заступник, мой Шу-Суэн, радующий сердце Энлиля, о, прошу, подари мне ласки твои».

Народ вместе с низшими жрицами Иштар, неродулами, завершал акт бракосочетания божественной пары оргиями в «Доме любви». Культовым бракосочетанием бог или царь обеспечивали земле плодородие, процветание семьям, приплод животным.

В торжественных одеждах, в благоговейном молчании поднимался паломник, имевший такое право, на возвышение, где стоял алтарь любви, и ощущал в себе, человеке, бога. Лишь с течением времени то, что первоначально было священным ритуалом плодородия в день величайшего праздника, оказалось низведено до проституции, приносящей доходы храму.

Элевсинские мистерии

«Священный брак» был важнейшим праздником плодородия не только у вавилонян, но и у ассирийцев, хеттов, ханаанеян, греков, египтян и — как свидетельствует «Песнь песней» — также у древних евреев. Английский этнолог Дж. Дж. Фрэзер (1854–1941) отмечает, что похожий праздник можно наблюдать и у некоторых современных ему народов: «Есть много примитивных племен, для которых не существует различия между естественным и сверхъестественным, которые видят в своих жрецах и жрицах, колдунах и колдуньях воплощение божества и которые обеспечивают земле плодородие с помощью торжественного полового акта».

Еще Гомеру был известен миф, согласно которому Деметра, богиня земли, богиня-мать, на трижды вспаханном поле принимает в свои объятия Иасиона, духа неба и дождя, и от этого союза рождается чудесное дитя, Плутос. «Плутос» по-гречески означает богатство, в том числе и земное изобилие. У Гомера богиня и Иасион сплетаются в долгих объятиях. О том же говорит и Эсхил: «Пашня (Деметра) томится мечтой о слиянии. Любвеобильное небо (бог небес) льет дождь на землю и оплодотворяет ее. И она рождает обильный корм для скота и хлеб для людей (богатство)».

Храмовой комплекс Деметры в Элевсине

В Элевсине. который был центром культа Деметры, ее бракосочетание торжественно отмечалось «в месяц посева», осенью, тайными ритуалами, служившими плодовитости человека и плодородию природы. В этот день статую богини украшали, как юную невесту, и в торжественной процессии несли через весь город до святилища, где приготовлено было брачное ложе. При потушенных факелах верховный жрец Зевса вступал в занавешенное помещение. Перед этим он должен был с помощью особого напитка вызвать извержение семени. Спустя некоторое время верховная жрица Деметры, которую молящиеся дожидались, затаив дыхание, появлялась перед завесой и показывала колосья, которые она — как верил народ — мгновенно зачала и тут же родила. Верховный жрец Зевса восклицал: «Вот благословенный мальчик, сын бога, которого родила мать хлебов». Позднее, на рубеже эпох, мифологическое мышление переосмыслило «священный брак»: теперь его результатом было рождение не зерна, а воплощенного сына божия, спасителя мира.

Остатки знаменитого святилища элевсинского культа и мистерий были раскопаны греческим Археологическим обществом в 1882–1890 годах в районе нынешней деревни Левсина, в 22 километрах к северо-западу от Афин. Сооруженный в 600 г. до н. э. квадратный колонный зал. окруженный местами для сидения, мог вместить свыше 3000 молящихся, точнее, свыше 3000 посвященных в мистерию. Место это на берегу залива изумительно по красоте. «Еще и сейчас. — пишет один археолог. — каждый, кто хоть немного знает греческую мифологию и обладает исторической фантазией, взглянув на ночной, точно увиденный во сне пейзаж, вдруг словно чувствует себя участником колдовской мистерии, когда горы и залив вторили восторженным напевам, а воды у берега отражали свет тысяч факелов, которые несли паломники».

В центре святилища стояли на возвышении культовые изображения двух богинь, Деметры и Коры (Персефоны). «Кора» по-гречески означает «девушка, дочь». Деметра, богиня земли, восседала на корзине с плодами земли, а Кора, воскресающая богиня, держала факел. Как установили археологи, основные стены святилища были возведены еще в догреческие времена; они несут на себе следы крито-микенской культуры, которую греки отнюдь не искоренили. Напротив! Вскоре и победители стали поклоняться «великой матери» Деметре, богине побежденного коренного населения. «Священный брак» в Элевсине олицетворял соединение «патриархального Зевса» с «матриархальной Деметрой» как результат слияния обоих культов, причем верх взяло древнее материнское божество.

С 700 г. до н. э. Элевсин управлялся Афинами. Оба города были соединены «священной дорогой» — она представляла собой нечто вроде «дороги процессий» в Вавилоне, только длиной в 22 километра. Осенью по ней тянулись из Афин в Элевсин на главный праздник Деметры тысячи «посвященных» паломников. Мужчины, участники процессии, несли украшенные венками земледельческие орудия и колосья, а женщины — плющ, ветви мирта и факелы. Хотя за много веков в элевсинские мистерии посвящена была масса людей, однако никто не выдал посторонним подробностей этого тайного культа. К числу посвященных принадлежал и великий трагик Софокл. «Лишь тот, кто участвовал в священном представлении, — говорит он, — сможет обрести жизнь в Аиде, лишь ему дарована милость ощущать конец жизни как новое начало». Спокойствие и уверенность перед лицом смерти — вот что даровал посвященным элевсинский культ. Еще более прямо говорит об этом другой поэт: «Кто же остается непосвященным. кто не участвовал в священнодействии, тому достанется иной жребий (нежели посвященным); он навсегда исчезнет в глухом мраке земли». Лишь Деметра, порождающая хлеб, может обеспечить и возрождение человека, ибо лишь она, рождающая, может и возродить. Хлебное зерно покоится в лоне земли, как семя человека в материнском лоне.

Миф о Деметре и Персефоне олицетворяет тесную изначальную связь между матерью и дочерью. Мужское начало, в данном случае Аид. бот подземного мира, может разлучить их лишь силой (с саркофага в Аскалоне)

Миф о воскресении связывает ее не с сыном, а с дочерью, Персефоной, которую называют также Корой. В одном гимне, приписываемом Гомеру, повествуется, как однажды девушка весело играла со своими подружками на лугу; вдруг разверзлась земля и появился Аид (Плутон); он похитил девушку и унес ее в свое подземное царство. Девять дней бродила стенающая мать, разыскивая ее. но не нашла своего дитяти, и тогда она в досаде скрылась ото всех.

Без заботы Деметры все засохло, тучные зеленые нивы превратились в безотрадные бурые пустыни. Люди голодали, у них не стало еды. чтобы приносить жертвы богам. И тогда вмешался Зевс, верховный судья, постановивший: пусть Кора (Персефона) треть года проводит у своего супруга в подземном мире, а две трети — у своей матери на земле.

Воскресение Персефоны, рядом — Деметра с факелами, позади — Гермес, проводник душ умерших. Мотив обретения дочери вновь, воссоединения матери и дочери играл важную роль в элевсинеких мистериях (рисунок на вазе, Крит)

Элевсинский культ исходил из того, что Деметра, сумевшая добиться у бога подземного мира воскресения своей дочери, обладала также властью высвобождать из мрачного могильного подземелья всех посвященных, своих детей, — для них было возможно возрождение. Каждого новичка, принимаемого в число посвященных. одна из жриц обрызгивала водой, а другая трясла над ним решетом с зерном: это был знак возрождения и воскресения. «Причастие посвященных» связывало людей с божеством.

Частью элевсинских мистерий было драматическое представление, в ходе которого разыгрывался миф о зачатии и рождении, искуплении и посвящении, смерти и исчезновении, о возрождении и воскресении. Половой акт, олицетворение «священного брака», был в Элевсине прежде всего действом духовным, исполненным внутренней чистоты, но не терял при этом своей естественности и тесной связи с природой. Элевсинский культ Деметры связан с древнейшим земледельческим культом; он олицетворял для древних греков зачатие и посев. «Что касается беременности и плодородия, здесь не женщина служит земле примером, а земля женщине». Швейцарский ученый И. Я. Бахофен комментирует это так: «Не земля подражает женщине, а женщина земле. Брак (и половую жизнь) люди в древности рассматривали с точки зрения земледельческих отношений, вся брачно-правовая терминология заимствована была из аграрной сферы».

Элевсинские мистерии, уходящие корнями в седую древность, перестают упоминаться историками лишь в V в. н. э. Но сколь глубоко укоренилась вера во всесилие «великой матери Деметры», утешительницы, несущей надежду, убедился, побывав в Элевсине осенью 1890 года, один археолог, отмечавший вместе с христианскими потомками греков в близлежащей деревне Лев-сина «праздник посева и воскресения»; в ритуалах и обычаях здесь было много сходного с древними мистериями. только вместо изображения Деметры поклонялись образу богоматери Марии.

Мать и дочь

Для понимания «женского вопроса» в античном мире фигура дочери столь же важна, как и фигура матери. В древности почитались три богини: мать (Рея), женщина (Деметра) и дочь (Персефона). Позднее к этой триаде добавился четвертый, мужской элемент (Аид). В дальнейшем Рея, прародительница и мать всех олимпийских богов, отходит на задний план, и триаду составляют Деметра (мать). Персефона (девушка) и Аид (мужчина). Мужчина играет в этой триаде зловещую роль: он разбойник, повелитель подземного мира, он олицетворяет вообще всякий мрак и угрозу. Характерен для древних представлений мотив похищения девушки, которое связано одновременно как с браком и смертью, так и со смертью и рождением.

Хотя импозантный, бородатый, кудрявый, царствующий над всем и вся Зевс является отцом Персефоны, она для мира — не дочь отца, а дочь своей матери. С матерью целиком и полностью связана ее судьба. В Элевсине почитались лишь двое, мать и дочь, но не Аид.

Эти двое символизируют непрерывное продолжение жизни; дочь — это возродившаяся мать. Богиня-мать с ее беззаветной любовью отвечает глубочайшим чаяниям человека: она символизирует одновременно родину, дом, семью, безопасность, тепло и пищу. То же природное чувство переносится и на дочь. Она — продолжение, она — то же. что и мать.

Персефона. подобная весенней почке, похищенной Аидом, в поздних мифах становится богиней увядания, богиней ночи и мертвых. Многозначность образа Персефоны, которая предстает одновременно как дочь, похищенная, невеста и повелительница смерти, венгерский психолог К. Кереньи объясняет тем. что судьба Персефоны просто отражает соответствующие стадии человеческого бытия: «Ведь такой можно рассматривать и судьбу всякого живого существа. Люди смертны и в то же время полны единственной надежды, которую как бы воплощает мифологема Персефоны: надежды на возвращение похищенной. Это то самое возвращение, которое в Элевсинских мистериях торжественно провозглашалось рождением в смерти, которое праздновалось там как вечно повторяющееся, бесконечно обновляющее жизнь божественное событие».

Античные религии не сводили жестокую реальность смерти к абсолютному небытию; исчезнувшая в подземном мире Персефона тоже принадлежит царству небытия. но в ней воплощены одновременно жизнь и смерть. Когда она возвращается к матери, вместе с ней на землю возвращается весна, и богиня смерти становится богиней рождения. Смерть оказывается не такой тяжелой; возрождение несет новую жизнь. Поэтому смерть в элевсинском культе объявляется «тайной всего живущего».

Наряду с Элевсинскими мистериями известны и мистерии Малой Азии, где с древнейших времен существовали многочисленные пережитки матриархата, например в Ликии, Лидии. Карии, Фригии, Самофракии и др. Самыми популярными были мистерии Артемиды в Эфесе и Кибелы в Сардах. Георг М. А. Ханфман. один из тех. кто производил раскопки в Сардах, пишет: «В 1958 году к северу от храма Артемиды мы обнаружили вделанное в стену византийских времен рельефное изображение богини Кибелы, относящееся, очевидно. к IV веку». В Сардах, главном городе Лидии, когда-то господствовало матриархальное право. Согласно легендам, здесь правила царица по имени Омфала; на одной из ваз, найденных при раскопках, она изображен на одетой в львиную шкуру.

Аттис — Адонис — Осирис

Близ Сард, примерно в 100 километрах от западного побережья Малой Азии, на территории современной Турции, на скале найдено изображение сидящей богини со львами. Оно, без сомнения, относится к хеттской эпохе, к периоду примерно между 2000 и 1200 гг. до н. э. У хеттов это божество называлось Кубаба. Ее можно считать предшественницей лидийской Кибелы, получившей позднее известность как горная богиня Сард. Колоссальное выветрившееся изображение на каменном обрыве, над разлившимся теперь водоемом, возле которого пасутся овцы и козы, производит сильное впечатление. Тот факт, что богиня представлена сидящей между двумя львами, вне всяких сомнений, связан с древними мифами о воинственных женщинах-львицах. Спорным можно считать разве что сопоставление лидийской Кибелы с хеттской богиней Кубабой[13], хотя в языковом отношении оно безупречно. И Кубаба и Кибела — богини гор, культ обеих соответствует их природе: пантеры и львы — их спутники. Древнейшее святилище Кибелы находилось в той же местности, на горе Диндим.

Совсем поблизости, скрытая в лесном мраке, расположена. как гласит легенда, могила прекрасного возлюбленного Кибелы — Аттиса, смертного, милого, рано скончавшегося мальчика-пастуха, которого любовь богини сделала бессмертным. Аттис по обету обязан был хранить целомудрие и верность Кибеле, но он допустил слабость — позволил соблазнить себя лесной нимфе, тем самым нарушив обет; услышав голос богини, он в припадке безумия оскопил себя под пинией, а затем в отчаянии покончил с собой. По-видимому, Аттис был жрецом и служителем Кибелы; он носил женское одеяние. благодаря Аттису культ Кибелы распространился по всей Малой Азии.

Кибела на повозке, запряженной львами, встречает пастуха Аттиса. Интересно. что он прислонился к стволу пинии, возле которой впоследствии сам себя оскопит и которая потом будет ему посвящена. Согласно малоазийским народным верованиям, считалось (и считается теперь), что шишка пинии укрепляет мужскую силу.

С тех пор, согласно легенде, величественные пинии с их зонтообразной кроной — характерный для Средиземноморья вид сосны — осеняют все места, где почитался прекрасный Аттис. Когда над лесистыми горами Анатолии проносились весенние бури, пастухи говорили: «Это Кибела мчится со своей буйной свитой. И все горные склоны вторят ее горестным восклицаниям: «Аттис! Аттис! Где ты?» С ума можно сойти от страха». Каждый год, в конце марта, когда многочисленные общины Кибелы отмечали жертвенную смерть Аттиса, фанатичные жрецы, которые, подобно Аттису, должны быть оскоплены и одеты в женское платье, бродили по лесам и горам при свете факелов, под пьянящую музыку рогов, дудок, барабанов и кастаньет. Бредущие вслед за ними почитатели Кибелы в своем оргиастическом неистовстве заходили иногда так далеко, что наносили раны сами себе или друг другу.

Желавший стать жрецом Кибелы был обязан пройти также через обряд окропления кровью. Он спускался в яму. над которой убивали быка, и бычья кровь капала ему на голову. Этот акт полностью соответствовал таинству крещения; он был связан с идеей очищения, возрождения и чувством мистического единства с божеством. Во время священной трапезы жрец, согласно Клименту Александрийскому (II в. н. э.), произносил слова: «Я вступил в адитон». Адитон — самое заповедное место, в которое могли входить только жрецы. Это слово означало также «брачный покой» божества, где происходило таинство «священного брака» посвященного и богини.

Протестантский исследователь религии И. Лейпольдт пишет: «Что касается воздействия культа Кибелы — Аттиса, то есть серьезные основания видеть его пережитки у христиан-монтанистов, которых называют также просто «фригийцами». У них, по-видимому, значительную роль играет экстатический элемент».

Фригийскую богиню-мать часто отождествляли с Артемидой Эфесской, с Афродитой Кипрской и другими малоазийскими божествами, в 204 г. до н. э. по совету оракула-сивиллы она была введена в пантеон римской государственной религии. Культ Афродиты — Адониса обнаруживает поразительное сходство с культом Кибелы — Аттиса.

Юноша Адонис, имя которого стало нарицательным для красавца и которого полюбила Афродита, был. как и Аттис, пастухом. Только он после поры недолгой любви не сам умертвил себя, а был растерзан диким вепрем. Безутешная Афродита добилась у богов разрешения. чтобы ее возлюбленный мог на полгода возвращаться к ней. Разве не напоминает эта история миф о Деметре и Персефоне? Только в мифах об Аттисе и Адонисе главную роль играет не дочь, а возлюбленный; он олицетворяет исчезающую и воскресающую любовь.

Праздник «адоний» отмечался месяцем позже, чем праздник Аттиса, то есть в апреле — мае, и длился три дня. Женщины сажали в горшках цветы, которые за три дня расцветали и увядали. В первый день они горестно оплакивали исчезновение Адониса, в последний день, ликуя, приветствовали его возвращение. При этом верховный жрец вскрывал предполагаемую могилу Адониса и объявлял собравшимся: «Он восстал, так и вы когда-нибудь восстанете из могильного тления, а потому ликуйте!»

В разных местах культ воскресения Аттиса имел свои оттенки и особенности. В Александрии он сближался с культом Исиды — Осириса. X. Хепдинг так объясняет это странное смешение в работе «Аттис, мифы о нем и его культ»: «Не следует удивляться, что дошедшие до нас легенды о фригийском боге Аттисе так сильно разнятся. Объяснение этому надо искать в характере древних религий, которым присуща свобода от всякого догматизма в исполнении религиозных ритуалов. Как тот или иной человек понимал происхождение обычаев, было несущественно.

Первоначальный смысл обычаев часто забывается, и возникают новые мифы для объяснения и полного оправдания богослужебных действий, которые могут быть неодинаковыми в разных местах. При изучении и объяснении культов неверно выдвигать на передний план мифологию, но, с другой стороны, не следует и недооценивать древние мифы как свидетельства того, какие представления о природе богов господствовали в то или иное время».

Широко распространенный культ Кибелы и Аттиса, связанный с тенистыми лесами и горами, дошел, по мнению Р. Пёртнера, и до римских пограничных поселений на Рейне. «Еще в IV в. н. э. можно проследить культ Кибелы на нижнем Рейне, его приверженцы, по свидетельствам античных писателей, оказывали самое ожесточенное сопротивление христианству. Недавние раскопки в Нойсе дали этому подтверждение: здесь была найдена единственная в своем роде так называемая кровавая яма — fossa sanguinis, — какую до сих пор находили только однажды, а именно в Остии близ Рима, в священном округе великой богини-матери».

Добавим теперь, что Адонис и Адонаи. так же как и Ваал, — имена семитских богов природы, они означают попросту «господин». Установив это, перенесемся из Сард в Угарит, город-государство в Северной Сирии, который располагался на восточном побережье Средиземного моря, — здесь ключ ко многим загадкам,

Анат и ее супруг Ваал

К важному открытию города-государства Угарит. который погиб под натиском эгейских «народов моря» в 1200 г. до н. э., одновременно с Троей, привела, как и в Мари, случайная находка в Рас-Шамре. В марте 1928 г. один крестьянин, вспахивая свое поле, наткнулся на камень, который, как выяснилось при более близком изучении, относился к остаткам кладбища. Лежал он на склоне холма, который сирийские арабы назвали по траве, растущей там в изобилии, Рас-Шамра, что значит «холм фенхеля». Раскопки были начаты экспедицией Парижской академией языка и литературы под руководством К. Шеффера в апреле 1929 года; они были прерваны второй мировой войной и но сей день не закончены.

В Рас-Шамре оказалось пять культурных слоев. Они относятся к периодам от неолита (4000 г. до н. э.) до начала железного века (1200 г. до н. э.). Древнее название этого места было, как свидетельствуют надписи. Угарит. Будучи международным торговым центром и портовым городом. Угарит поддерживал связи с островами Эгейского моря, с хеттами, хурритами, ассирийцами. с Аккадом, Мари и Египтом. Это делает город особенно интересным для историка. В одном из найденных посланий повелитель Угарита просит царя Хаммурапи послать своего сына к Зимри-Лиму, правителю Мари, чтобы тот посмотрел на строительство его роскошного дворца. С одной стороны, Угарит готов был учиться у всего окружающего мира, с другой — в нем самом находился главный центр культуры Восточного Средиземноморья. Множество найденных здесь текстов можно назвать, по словам профессора К. Шеффера, энциклопедией этой культуры. На вершине холма французский археолог обнаружил здание, связанное с храмом Ваала. Обилие находившихся здесь табличек с письменами привело его к выводу, что это здание представляло собой библиотеку культовых текстов всего Переднего Востока. Библиотека служила одновременно своего рода «издательством», где копировались древние тексты. Снимавшие эти копии учились здесь же. в школе писцов. Они должны были по памяти воспроизводить гимны Ваалу и Анат.

Основал эту библиотеку, по всей видимости, царь Никм-Адду II (XIV в. до н. э.). На одной из его печатей слева изображена богиня-заступница, в центре — жрец-посредник, а справа — бородатый царь, восседающий на престоле. Что характерно: и здесь царь помещен рядом не с богом-отцом, а с богиней-матерью. К. Шеффер так толкует это изображение: «Царя почитали, ему молились, но не поклонялись. Поклонялись в Угарите женскому божеству».

К. Шеффер обнаружил в этих местах три храма: храм юного бога Ваала, храм бога Дагона (называемого также Эль) и храм богини Анат-Ашеры. К храму Ваала примыкала башня, напоминавшая девяностометровую ступенчатую башню близ храма Мардука в Вавилоне, только в Угарите высота ее была гораздо скромней.

Анат поклонялись прежде всего как богине войны. На угаритском рельефе (около 1200 г. до н. э.) она изображена со щитом, копьем и палицей, во всем великолепии восседающей на троне, чтобы судить людей (Сирийский музей)

В этой башне, считает исследователь угаритских текстов А. С. Капельруд, Ваал и Анат-Ашера ежегодно справляли «священный брак», который, как и в Вавилоне, связывал восхождение на престол царя земного и «царя небесного». «Этот же обычай, — пишет А. С. Капельруд, — переняли от ханаанеян израильтяне, когда они осели на земле, только праздник у них приобрел другой характер и был связан с Яхве».

С течением времени представления о Яхве, «господине», «царе царей», видоизменилось: он утратил черты живого существа, пророки, проповедники культа Яхве, вознесли его в сферу трансцендентного, как единственного бога, у которого нет божественной подруги и который может сочетаться лишь со своим избранным народом. Мифологические тексты из Угарита важны для исследователей религии потому, что здесь можно обнаружить поразительное сходство, порой даже прямое совпадение с миром библейских идей. Даже там, где подобные параллели можно только предполагать, иные, слишком усердные издатели текстов с помощью небольших исправлений пытаются привести угаритские тексты в полное соответствие с Библией. К. Шеффер по этому поводу пишет: «Не следует забывать, что многие таблички найдены в виде обломков, что написаны они на трудном языке, который имел ограниченные возможности для выражения; все это ставит перед переводчиком непреодолимые трудности. Поэтому представляется необходимым предостеречь тех. кто текстами из Рас-Шамры хотел бы подтвердить то. что они называют «буквальной истиной Библии». Желающий использовать наши материалы таким образом должен подходить к ним с осторожностью и абсолютной честностью».

О вытеснении в иудаизме матриархальных, женских божеств патриархальными, мужскими божествами еще будет идти речь. Что, однако, говорилось в Угарите о возлюбленной Ваала, которую знали как богиню любви и звали Ашера (Астарта), но знали и как богиню войны и тогда звали Анат? Обратимся к археологическим данным. В царском дворце К. Шеффер нашел изысканные изделия из слоновой кости; одно из них — планку от кровати более 100 сантиметров длиной и 50 сантиметров шириной — он охарактеризовал как самое крупное резное изделие из слоновой кости, найденное до тех пор на Ближнем Востоке. На планке изображены сцены из жизни царя, а также богиня, грудь которой сосут два царских ребенка. Силой, покровительствующей царю и царским детям, здесь представлен не бог, а богиня.

Интересна выполненная из слоновой кости крышка ларца, найденная в портовом квартале. На ней вырезана полуобнаженная богиня, в обеих руках у нее колосья и два козла пытаются в прыжке дотянуться до них. На богине юбка, сильно напоминающая ту, что носили на матриархальном Крите.

В том же портовом квартале Угарита К. Шеффер нашел золотую подвеску. На ней изображена нагая богиня. стоящая на льве и держащая в обеих руках связанных львят. По бокам от нее извиваются вверх змеи, символы плодородия. Богиня любви, особенно здесь популярная. то и дело появляется все в новом облике, изображенная на золотых подвесках или в виде статуэток из слоновой кости, глины, камня. Мужских идолов в Угарите найдено не было.

Многочисленные изображения Ашеры, в том числе в короне и с цветком лотоса, обнаружены во всех ханаанских поселениях на западном берегу реки Иордан. Они представляли собой нечто вроде образков

Кого же изображают многочисленные женские фигурки? Это Анат, западносемитская богиня войны, охоты и права, которой в Вавилоне соответствовала Ингтар. Ее отождествляют также с Астартой (Ашерой) — богиней любви.

На всем Ближнем Востоке, от Угарита и Малой Азии до Египта и Южной Аравии, ее почитали как богиню наслаждения и любви. Известна она была и в Израиле. Пророки обрушивались на мужей Израиля, которые были постоянными «гостями в доме блудницы Ашеры».

В угаритских же текстах она упоминается главным образом в своем изначальном виде — как воинственная Анат. Будучи спутницей Ваала, она. однако, более активна: она сражается за него, сокрушает его врагов, хитростью добывает для него престол и то и дело храбро спешит на помощь своему царственному супругу, Часто спрашиваешь себя: не она ли, собственно, Господин (Ваал) в этой неравной паре?

В древневосточной мифологии бог, захотевший возвыситься над всеми богами, должен был вначале победить древнего дракона, или чудовище, олицетворяющее хаос. Так, Мардук, юный вавилонский бог, победил богиню хаоса Тиамат с ее свитой подземных сил. Однако в угаритском мифе не Ваал, а Анат победоносно сражается с драконом Таннином. Позднее это обидное для Ваала представление было исправлено и победа приписана ему. В другом мифе Ашера — супруга первобога Эля, а Ваал — ее сын и возлюбленный. Чтобы помочь ему добиться верховного господства, она посещает своего старого супруга в его «заоблачном дворце».

«Завидев ее, — так звучит это дословно, — Эль открывает свой рот и смеется. Он ставит ступни свои на скамеечку и шевелит своими большими пальцами. Он возвышает голос свой, подобный грому, и восклицает:..Зачем явилась, Ашера?».

На этой аудиенции богине хитростью удалось выманить у старого владыки для своего сына и возлюбленного разрешение на строительство храма. Вначале Эль возмущенно восклицает: «Что, разве я твой раб? Твой каменщик?» Но вскоре он покоряется ее женскому очарованию и уступает; он разрешает своему сыну строить храм и тем самым лишает себя трона. Вавилонскому Мардуку и греческому Зевсу пришлось побеждать своих отцов в тяжелой борьбе, Ваал же благодаря женской хитрости получает власть без борьбы.

Он предоставляет бороться за себя Анат-Ашере. Она полна решимости свергнуть с трона своего мужа, чтобы обеспечить власть своему сыну и возлюбленному. Однако судьба распоряжается по-иному. Угаритский миф повествует, как Моту (Муту), богу подземного мира, удалось пригласить своего тщедушного брата Ваала (Балу) к себе в царство смерти. На прощание перед дорогой, чтобы успокоить свою совесть, Ваал приходит к своей супруге для любовного свидания. Он превращает Анат в молодую, резвую телку и покрывает ее как могучий бык. Впоследствии, увидев, что Ваал не возвращается с пирушки, Анат начинает искать его; в песне об этом говорится так: «Как сердце коровы тоскует по теленку, как тоскует по ягненку сердце овцы, так сердце Анат тоскует по Ваалу».

Образ дерева, поднимающего свою крону к небу, издавна волновал людей. В его тени искали укрытия и покоя, его плодами утоляли голод и жажду. Но дерево было еще и воплощением богини Хатхор, которая, как показывает этот рисунок из гробницы эпохи XVIII династии, даровала пищу также и душам умерших

Сколько естественности и простоты в этих стихах! Ханаанский гимн в высоком чувстве любви видит то. что изначально объединяет человека с природой — и одновременно с божеством, что является общим для них всех. Сама богиня тоскует по своему возлюбленному не сильнее, а так же, как корова по теленку, которого у нее похитили.

Что предпринимает Анат, получив страшное известие о смерти своего возлюбленного? Исида, Деметра, Кибела, Афродита и другие богини чувствовали себя подавленными, предавались печали, пугливо уединялись, начинали стенать, покуда верховный бог. сжалившись, не позволял их умершей любви вновь ожить. Совсем другое дело Анат-Ашера: она не обращается к Элю, богу-отцу, она действует сама; удар судьбы пробуждает в ней ярость и жажду борьбы. Полная решимости, спускается она в подземный мир. но не для того, чтобы, как Орфей, сладостным пением очаровать Мота, а чтобы вызвать его на поединок. «Она хватает Мота, — говорится далее в песне, — рассекает его серпообразным мечом, провеивает его через решето, сжигает его в огне, растирает его между жерновами, рассыпает его по полю. чтобы птицы склевали его остатки». Ханаанская поэзия, стараясь наглядно изобразить поединок, в котором речь идет о жизни и смерти, выбирает образы из земледельческого быта.

Здесь Анат-Ашера — богиня жатвы, которая берет бога Мота твердой рукой, словно пучок колосьев, и, срезав, бросает его. точно сноп, на гумно, затем сжигает его мякину, рассыпает его как удобрение на поля, а зерно мелет в муку.

Иосиф Флавий, историк, живший 1300 лет спустя после гибели Угарита и наверняка ничего не знавший об угаритских гимнах, сообщает, что еще в его времена иудеи в день первого весеннего полнолуния (пора пасхи) не должны были касаться свежесрезанных колосьев, покуда не совершат культовых ритуалов жатвы, провеивания, сжигания мякины и размалывания зерна. Кроме того, семь предшествовавших дней они ели только незаквашенный хлеб (мацу) и праздновали «воскресение» Израиля из рабства египетского. Этот обычай они переняли у коренного ханаанского населения. Первый взмах серпа в день первого весеннего полнолуния знаменовал для ханаанеян начало праздника; они праздновали воскресение Ваала и благодарили Анат, которой были обязаны этим чудом. Для израильтян это был праздник благодарения Яхве, ибо ему обязаны они были своим воскресением, своим освобождением из рабства египетского.

Священное дерево и культовый столб. а) Три женщины водят хоровод вокруг дерева (Кипр, около 1000 г. до н. э.). б) Две жрицы умащивают украшенный художественной резьбой культовый столб (рельеф из Ашшура, около 800 г. до н. э.)

Древесная богиня и столб

Чем дальше, тем менее воинственной становилась Анат. превращаясь исключительно в богиню любви Ашеру. Ашере, а не Анат поклоняются в Ханаане в виде дерева и в виде столба. В Библии не раз встречается упоминание, что под каждым деревом, стоявшим на возвышенности, «блудодействовали», то есть почитали богиню любви. Человек первоначально верил, что дереву присуща таинственная сила, которая каждую весну порождает новую жизнь, то есть зеленые листья и плоды. Древнейшие мифические деревья, «древо жизни» и «древо познания», росли посреди рая. Люди полагали, что корни деревьев произрастают из тела матери-земли и, значит, связаны с этим телом. Поэтому их считали источником жизненной силы. Ликийцы в Малой Азии верили даже, что деревья старше самой земли.

В гомеровской «Илиаде» ликиец Главк так отвечает греку Диомеду на вопрос о происхождении людей:

Так, используя сравнение с природой, ликиец описывает представления своей страны: листья дерева растут не каждое само по себе — все они связаны общим стволом. Ствол же произрастает из матери-земли, в ней корни всего дерева. Недаром мы и поныне говорим о родословном древе.

В древности распространен был культ деревьев. Можно предположить, что он имел особенно притягательную силу для женщин. Женщина изначально больше была связана с природой; ей представлялось, что силы природы обитали в различных предметах или могли быть с ними отождествлены. Дерево было олицетворением женского божества; его зеленая крона дарует благодатную тень, его плоды служат пищей.

Греки, римляне и другие народы тоже верили, что жизнь связана с деревом, и, когда у них рождался ребенок. они сажали дерево, которое считали духом-покровителем. Листва дерева служит прибежищем для птичьих гнезд и для человеческих душ, ибо душу человека древние нередко представляли себе в виде птицы. Поэтому на египетских изображениях часто можно видеть деревья со множеством птиц на них или же деревья. то есть богинь дерева, которые питают бессмертные души умерших. Не потом}' ли мы и сейчас сажаем на кладбищах деревья? Женщина, приходившая к священному дереву, была — сознавала она это или нет — готова к медитации, погружению, восторгу, чтобы слиться с ним в «мистическом уединении» и услышать в шуме его листвы предсказания.

Многие пророчицы древности делали свои предсказания в тени деревьев. В дельфийском святилище рос лавр. Согласно легенде, нимфа Дафна, когда ее преследовал воспылавший страстью бог Аполлон, попросила отца своего Зевса спасти ее. и он превратил ее в лавр. Лавр шелестел листьями, когда пифия, пророчица-жрица, впадала в экстаз, и темные слова ее предсказаний «благоухали», по словам Плутарха, как благоухает лавр в цвету. Толковать шелест культовых деревьев, колышимых ветром, могли только женщины, и при всей двусмысленности формулировок их высказывания определяли судьбы людей.

Впрочем, братья Гримм на основе филологических исследований доказали, что и древнегерманское слово, обозначавшее «храм», в большей или меньшей степени подразумевало священную рощу, где обитали боги и о которой заботились женщины-жрицы.

Когда человек начал строить обиталища для божеств, он валил культовые деревья и делал из них столбы или колонны перед таким святилищем или внутри его. Еще и поныне у некоторых народов перед домом новобрачной пары ставят фетиш в виде столба. Слово «фетиш» пришло к нам через португальцев; оно означает предмет, объявленный богом. Фетишизм обнаруживается уже в раннюю эпоху в критской религии и затем у греков. Дерево или столб были не отвлеченными понятиями, а конкретными личностями. Женщина, которая отдавалась под культовым деревом во время «священного брака», получала жизненную силу от богини Ашеры, а не от мужчины, и мужчина, обнимавший иеродулу, обнимал в ее лице саму богиню плодородия. Одна финикийская статуэтка из глины, найденная на Кипре, запечатлела такую сцену: три женщины, взявшись за руки, танцуют вокруг стилизованного столба. который напоминает фаллос с листьями. Этот фаллический танец ветхозаветные пророки и называли «блудодейством».

Современная невеста была бы испугана, если бы священнослужитель, венчающий ее, назвал миртовый венок, который она надела для бракосочетания, «знаком блудницы». Между тем вечнозеленый мирт с белыми душистыми цветами, типичное средиземноморское растение, являлся символом богинь любви Афродиты и Венеры. Миртовые ветви несли не только во время свадебных церемоний, но и во время процессий, посвященных Деметре, которые происходили весной и осенью. Эти процессии были связаны с тайными ритуалами. призванными обеспечить плодовитость человека и плодородие природы; участвовать в них могли только женщины. Улица шествия от Афин до Элевсина была засажена священными маслинами. Маслина считалась деревом сытости, кротости, мира и была посвящена богине Афине. Геру же представляло гранатовое дерево, символ плодородия.

Однако вернемся к Ашере! Одно и то же слово в древнееврейском языке могло означать как «колонну», «фетиш», «знак удовольствия», так и «фигурку идола». Знаменитый американский археолог У. Ф. Олбрайт (1891–1971) из университета имени Джона Гопкинса в Балтиморе, четыре десятилетия проводивший успешные раскопки в Палестине, находил, к своему разочарованию. как и К. Шеффер в Угарите, лишь женские идолы. Он констатировал: «Можно почти с уверенностью утверждать, что ханаанеи, как и евреи, были монотеистами, только у них вместо господа бога была госпожа богиня. Хотя у Ашеры был спутник-мужчина. Ваал, но он оставался в тени лишь как незначительная, второстепенная фигура».

Израиль и культ дерева

Меньше всего деревьев на земле в пустыне. Здесь нет ни маслин, ни лавров, ни миртов, ни гранатовых деревьев. На бесконечных песчаных просторах лишь изредка пробивается кое-где голый колючий куст терновника, будто пылающий в свете закатного солнца. Возле такого куста некогда пережил откровение человек. воспитанный при дворе египетского фараона как подкидыш, но вынужденный бежать после того, как он убил надсмотрщика над рабами. Звали этого человека Моисей. Ему суждено было стать основоположником монотеизма.

«Моисей! Моисей! — воззвал голос из куста, — не подходи сюда, сними обувь твою с ног твоих, ибо место. на котором ты стоишь, есть земля святая». В монастыре св. Екатерины в Южном Синае показывают место, на котором якобы рос куст откровения; желающий пройти туда должен снять обувь, как некогда Моисей.

Бесплодный колючий терновый куст здесь — символ уже не женского начала, не олицетворение богини плодородия, а символ религиозных представлений, свойственных кочевникам пустыни. Библейский автор, возможно, хотел выразить не мифический, а вполне реальный опыт: когда израильские племена еще жили в пустыне, они не видели ни оливковых, ни фиговых, никаких плодовых деревьев, один лишь колючий терновник.

Известно, что древние предки евреев, как и ханаанеян, тоже поклонялись деревьям, только основываясь на других культовых представлениях. Авраам поставил жертвенник у древнего оракула — дерева-теребинта в Сихеме[15].

Отправившись в дальнейшие странствия, он посадил в Беершебе собственное культовое дерево — тамариск. Если теребинт, разновидность плодородного фисташкового дерева. — характерное средиземноморское растение, то тамариск — типичное растение степей и пустынь. Ревекка, невестка Авраама, похоронила свою любимую кормилицу Дебору под «дубом плача» в том же Сихеме. Сын Ревекки Иаков вынужден был бежать от гнева своего брата в арамейскую землю[16]. Вернувшись через двадцать лет на родину, он в весьма характерной сцене отобрал у обеих своих арамейских жен золотые украшения, служившие им антропоморфными амулетами, и закопал их под терсбинтом в Сихеме, где уже приносил жертвы Авраам[17].

Эту сцену можно толковать по-разному, но нельзя не видеть ее мифологический смысл. Она характеризует ту эпоху, когда монотеизм еще не вполне сформировался. Очевидно, в Сихеме находилась местная священная роща, которую почитали также и еврейские племена. По мере того как они постепенно проникали в страну и смешивались с коренным населением, они заимствовали древнеханаанские политеистические мифы и культы, то есть пробовали сочетать элементы многобожия с почитанием единственного всемогущего господа (монотеизм).

В Библии упоминаются названия всего четырех цветков, а как с деревьями? О шумящих лесах в Библии говорится не меньше, чем в угаритском эпосе, и породы деревьев здесь самые разнообразные. Два названия: «ела» (тамариск) и «алон» (дуб) — связаны с именем бога «Эль». Все деревья— от кедра, который гордо возносит свою главу над снежными вершинами Ливана и дарит драгоценную древесину для строительства божьего храма, до огненного тернового куста в пустыне, откуда услышал Моисей божественное откровение. — связаны здесь со священными символами. Благословенна всякая семья, сидящая в тени фигового дерева со своим потомством, обильным, как побеги маслины. Еще апостол Павел сравнивает новообращенных христиан с побегами древней маслины — Израиля. Масличную гору к югу от Иерусалима и древние оливковые деревья связывают со страстями Иисуса. Пророку Исайе Израиль представляется деревом, которое срубают другие народы. Но от корней его взойдет побег, «грядущий мессия». С явлением мессии вместо терновых кустов вырастут кипарисы и вместо колючек — миртовые деревья; «все деревья возликуют и заплещут в ладони». И автор псалмов добавляет: «И возликуют все деревья в лесу перед господом, когда он придет».

Деревья могут ликовать, говорить, рукоплескать и хватать своими ветвями-руками, словно чудесные существа. «Пошли некогда дерева. — повествует библейская легенда, — помазать над собою царя и сказали маслине: «Царствуй над нами!». Маслина сказала им: «Оставлю ли я тук мой. которым чествуют богов и людей, и пойду ли скитаться по деревам?». Такой же ответ получили они от смоковницы и от виноградной лозы, которая сказала: «Оставлю ли я сок свой, который веселит богов и человеков?» (обращает на себя внимание множественное число «боги», существование которых Библия здесь признает!). Наконец, разочарованные деревья склоняют свои кроны перед убогим терновником. Но голый куст недоверчиво качает своими колючками и колюче же отвечает: «Если вы по истине поставляете меня царем над собою, то идите, покойтесь под тенью моею»[18].

Маслина у древних евреев символизировала плодородие. Согласно Книге Судей (9, 8 и сл.). деревья предложили ей царствовать над ними. Но маслина отказалась: «Оставлю ли я тук мой, которым чествуют богов и людей?..»

Да, и древние евреи чувствовали колдовскую силу деревьев, и они были ими очарованы. Но дерево для них олицетворяло силу мужскую, а не женскую, как у ханаанеев. Подобное же развитие можно проследить и у других народов. Деревья, связанные прежде с женскими божествами, с наступлением патриархата оказались поставлены в связь с богами-мужчинами; дуб — с Зевсом, лавр — с Аполлоном, пиния — с Аттисом, фиговое дерево — с Ромулом; лишь маслина осталась священным символом женщины — Афины.

Пришедшие из пустыни еврейские племена намного уступали в численном, экономическом и военном отношении ханаанеям, жившим в различных городах-государствах. Они страшились их замечательных городских укреплений, боевых колесниц, закованных в доспехи Голиафов. Чтобы не оказаться поглощенными превосходившими их во всех отношениях, хотя и раздробленными ханаанеями, еврейские племена должны были защищаться всеми доступными им средствами. Как и почему они в начале своего исторического само-осознания пришли к идее единственного божества, неизвестно. Однако это божество было мужским и, значит, выражало помимо всего прочего также религиозные воззрения патриархата по отношению ко все еще в значительной степени матриархальным ханаанским культам.

Английский археолог К. Кеньон нашла в земле Иерусалима множество мелких, по большей части разбитых глиняных статуэток Ашеры, которая поддерживает руками свои торчащие груди. Фигурки относятся к IX–VII вв. до н. э. — эпохе правления иудейских царей. А это значит: почти до последних дней существования самостоятельного древнееврейского государства культ плодородия сохранялся в народе, несмотря на старания пророков. В Иерусалимском храме имелись женщины, которые «ткали одежды» для Ашеры, вероятно, жрицы Ашеры, выполнявшие обязанности иеродул.

По словам пророков, еврейские женщины, следуя ханаанским обычаям, выпекали особые хлебы в форме фаллосов, приносили «водяную жертву» и отправлялись в «блудилище» — так называли пророки языческие храмы. где женщины доводили себя до экстаза, чтобы вымолить «хлеб и вино», хороший урожай зерна и винограда. Яхве первоначально был богом пастухов, он сопровождал своих подопечных при перемене пастбищ, охранял их овец и обещал им райские угодья. Но луга, оливковые рощи и виноградники принадлежали не ему; ими распоряжались ханаанские боги.

С началом патриархата небесные богини были низведены в подземный мир и превратились там в силы хаоса и в драконов. Это иллюстрирует оттиск печати из Телль-Асмара (XXIII в. до н. э.): здесь добившийся господства среди богов Мардук сражается с четырехголовым огненным драконом из свиты богини Тиамат (Иракский музей, Багдад)

Царь-реформатор Иосия (640–609 гг. до н. э.) по совету пророка Иеремии провел радикальное религиозное очищение:

«И вынес Астарту из дома господня за Иерусалим, к потоку Кедрову, и сжег ее у потока Кедрона, и истер ее в прах… И разрушил домы блудилищные, которые были при храме господнем, где женщины ткали одежды для Астарты… и осквернил высоты, на которых совершали курение жрецы, от Гевы до Вирсавии… Также и жертвенник, который в Вефиле… и высоту он разрушил, и сжег сию высоту, стер в прах и сжег дубраву»[19].

В дни, когда Навуходоносор все теснее сжимал вокруг Иерусалима кольцо осады, Иеремия бегал по улицам, повторяя: «Предотвратите катастрофу! Обратитесь к Яхве! Из-за Ашеры мы попали в беду!» Народ же, напротив, считал, что несчастье пришло в страну именно из-за пренебрежения культом Ашеры; к политическому кризису прибавился еще голод, результат неурожая. Пророку возражали: «Но будем… кадить богине неба и возливать ей возлияние, как мы делали, мы и отцы наши, цари наши и князья наши, в городах Иудеи и на улицах Иерусалима, потому что тогда мы были сыты и счастливы и беды не видели. А с того времени, как перестали мы кадить богине неба и возливать ей возлияния, терпим во всем недостаток и гибнем от меча и голода» (Иер. 44. 17 и сл.). Иеремия возражал на это. Но народ угрожал ему, восклицая: «Слово, которое ты говорил нам именем господа, мы не слушаем от тебя».

Этот диалог передает резкое разногласие между «пророческой идеей» и «народной религией». Выдвигая свои высочайшие моральные требования, пророки боролись во имя Яхве против всякого анимизма и пантеизма, против всякого культа плодородия, который они расценивали как «проституцию». Лишь после многих кризисов им наконец удалось покончить с соблазнительными обычаями, основанными на чувственных инстинктах и поклонении природе, утвердив представление о нравственной ответственности, более высоком жизненном служении и сознании долга. Библия рассказывает нам о борьбе этих двух сил; борьбе морального сознания, опирающегося на законы, и эмоциональной, инстинктивной свободы.

Миф ли Библия?

Что значит «миф»? Миф есть одна из форм общественного сознания на сравнительно низкой ступени развития человечества; позднее стали применять этот термин к сфере подавленных бессознательных комплексов — так миф об Эдипе стал «эдиповым комплексом». Миф, таким образом, относится к числу важнейших факторов в истории человеческого познания и деятельности. По-гречески слово «миф» означает собственно лишь «мысль», «мотив», «идею». Можно видеть в нем также и «рассказ» о происшествиях в мире богов, из которого мы узнаем о происхождении и ходе человеческой истории. Такое понимание мифа связано с эпохой. когда боги вели себя подобно людям, а люди, подобно богам, напрягали гигантские усилия в своей победоносной борьбе против сверхъестественных сил. Миф помогал древним людям объяснять загадочные для них явления природы и космоса событиями в мире богов; чтобы понять тайны собственной жизни, они искали параллели в мире сверхъестественном. Для своего времени миф был законной формой теоретического и практического овладения действительностью; в своем воображении — и благодаря своем}' воображению — человек овладевал силами природы, воплощая их в фантастических образах.

Сходство мифов у различных народов свидетельствует о сходном образе мышления в обществах, находящихся на одинаковой ступени развития, ибо само происхождение мифов одинаково. За библейским рассказом о сотворении мира, вне всякого сомнения, чувствуется универсальный миф.

«Поскольку само представление о божественном формируется в процессе мифологического осмысления действительности, — пишет д-р Ф. Юре, — миф, религия и культура первоначально образуют неразделимое единство, из которого затем возникает обычай (культ), связанный со специфическим образом действия (ритуалом), и на этой основе — особое почитание богов (религия). Спор о том. что было вначале, культ или миф, представляется праздным; они развивались совместно и благодаря друг другу, как теория и практика» («Лексикон античности»).

Разнообразные мифические мотивы мы находим в Псалтыри, собрании древних народных несен, которые пастухи напевали еще до Моисея. Конечно, для пастухов существование богов и богинь было вне сомнений, в них верил и псалмопевец. Это находит недвусмысленное выражение в псалме 82. Господь созывает сонм богов и произносит: «Вы боги?.. Поистине, вы умрете, как человеки, и падете, как всякий из князей»[20]. Таким образом, сам псалмопевец, названный Асаф («Собиратель»), еще верует в существование богов, которых господь низвергнет в день страшного суда.

В псалмах 18, 19 и 148 солнце, луна и звезды выступают как мифические персонажи: солнце — жених, луна — невеста, звезды — двое сыновей; это весьма напоминает космо-астрологические религиозные представления древних вавилонян. Что это — случайность? Поэтическая игра слов? Но и книга Бытия повествует о сынах божьих: «Когда люди (сыновья Адама. — Примеч. авт.) начали умножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны божий увидели дочерей человек ческих, что они красивы, и брали их себе в жены… и они стали рождать им исполинов. Это сильные, издревле славные люди»[21]. Не напоминает ли это языческий миф? Речь идет о героях, о полубогах, рожденных земными женщинами от богов и совершавших в древности прославленные подвиги. Образцом им служили сами боги, которые постоянно сражались и побеждали под грохот грома и в блеске молний. В известном вавилонском мифе Мардук побеждает богиню хаоса Тиамат, рассекает ее надвое и делает из одной части ее тела небо, а из другой — землю. В угаритском эпосе бог Эль побеждает морского бога Ямма, что значит «море», его женскую свиту, драконов подземного мира, Левиафана и его возлюбленную Раав.

В библейских псалмах находят выражение сходные мифические представления: ты (т. е. бог-творец) «расторг силою твоею море, ты сокрушил головы змиев в воде, ты сокрушил голову Левиафана» (Пс. 74)[22], «ты низложил Раав, древнюю блудницу» (Пс. 89)[23].

Следы более древнего мифа можно найти и в Книге Иова, и у пророков. У Иова упоминаются «проклинающие день» духи ночи, способные разбудить «дракона, дремлющего в подземном мире»[24]. Иов называет Тиамат «воротами моря, вышедшего как бы из чрева»[25]. Пророк Исайя, вероятно самая значительная личность среди ветхозаветных пророков, верил, что духи подземного мира в женском обличье не исчезнут и впредь и будут приносить людям несчастье. Лишь в день страшного суда господь окончательно уничтожит «Левиафана, змея прямо бегущего, и Левиафана, змея изгибающегося»[26]. Мотив героической борьбы бога света с драконом через Апокалипсис Иоанна перешел и в христианство.

Со временем неистовые пророки стали прилагать усилия, чтобы затушевать наличие в Библии мифологических элементов, «демифологизировать» их, переделать, видоизменить или вытеснить. Каждый миф пророки сопровождали богословским толкованием, наделяли другим смыслом. До конца им это сделать не удалось. Вольно или невольно многое в Библии сохранило первоначальный мифологический характер. Рассмотрим же теперь с этой точки зрения библейский рассказ о сотворении женщины, миф, который не «демифологизирован» и до наших дней.

Первая женщина проклята

Рассказ о сотворении мира и человека в том или ином варианте этнологи находят по всей Европе, в Передней и Средней Азии, в Индии. Африке, даже в Северо-Западной Америке и Китае. Несомненно, это древнейшее достояние человеческой мысли. Однако миф о грехопадении не встречается ни у одного другого народа древности. Он оригинален.

Библейская Ева в известной степени имеет отношение к шумерской мифологии, это обнаружил известный американский ученый С. Н. Крамер. У великой богини-матери Нинхурсаг в шумерском раю росло восемь растений, которые никому не позволялось есть. Но Энки пренебрег этим запретом. Правда, богиня-мать за это не изгнала его из рая, но пригрозила смертью. Энки смертельно заболел, и лишь после заступничества других богов разгневанная Нинхурсаг решила спасти Энки. Из каждой части его тела, пораженного мучительной болезнью, она сотворила божество-целителя. Восьмым при этом было ребро, которое у него особенно болело. «А из него, — сказала богиня-мать. — я сотворю тебе спутницу, богиню Нинти». «Нинти» по-шумерски значит как «владычица ребра», так и «владычица жизни», поскольку «ти» означает и «ребро», и «творить жизнь». Она была создана, чтобы соблюдать заветы богини-матери.

Как говорит Э. Фромм: «Библейский миф о сотворении начинается там, где кончается вавилонский (шумерский). Чудесным образом не женщина рождает мужчину. а мужчина женщину». В Книге Бытия можно встретить два разных представления о сотворении человека. В более раннем человек создан двуполым: мужчина и женщина составляют одну суть. Во втором и более позднем вначале появляется мужчина как венец творения; женщина создана гораздо позднее и не из того же первоначального материала, а из ребра мужчины.

Зачем? Чтобы образовать с ним единство? О нет, Ева олицетворяет не существо, равное мужчине, а «другое», чуждое ему и остающееся чуждым. Ева — материальная плоть, Адам — идеальный дух. Все в материальном мире создано парным: небо и земля, день и ночь, солнце и луна, свет и тьма, бытие и смерть — таковы же суть мужчины и женщины. Так представляла это Библия, так видели это и греческие мыслители. Лишь участие двух противоположных сил делает возможным рождение новой жизни и продолжение мира.

Согласно философским представлениям Платона, первый человек был вначале создан двуполым, лишь впоследствии Зевс за «дерзость» разделил его на две части, которые с тех пор стали чужды друг другу и должны вновь соединяться: «С тех пор свойственно людям влечение друг к другу, которое, соединяя прежние половины, пытается сделать из двух одно и тем самым исцелить человеческую природу».

Только в любви и стремлении к полноте, как бы они ни проявлялись, видит Платон творческую силу, способную породить новую жизнь и создать новый образ мира. Лишь «согрешив», первые человеческие существа стали «самостоятельными». У Платона первое двуполое существо восстает против богов и в наказание оказывается расчленено.

В Библии именно Ева осуществляет деяние, достойное Прометея, и соблазняет мужчину вкусить от плодов запретного древа «познания». За это оба они изгоняются из рая. Без провинности Евы не было бы на земле ни нужды, ни смерти, но не было бы и любви и потомства. В этой драме развития Ева представляется более активной. жаждущей знания стороной. Адам же, напротив, представлен наивным, пассивным и неведающим. Да. Талмуд даже называет его «куском глины»: «Он позволил себя одурачить, ибо сам не знал и не спрашивал, от какого дерева тот неизвестный плод, что Ева предложила ему на ужин. Он был отнюдь не слабым, не податливым существом, но существом невежественным. Вначале змей хотел обратиться к мужчине, но потом подумал: «С Адамом говорить бесполезно, он просто кусок глины, лучше я заговорю с женщиной, она податливей, любопытней и все хочет знать…»

Что хотела «знать» Ева? «Знание» и «познание» в еврейском языке, но также и в древнесемитском означает «зачатие», «сотворение». Лишь когда Адам вкусил от запретного плода, у него «открылись глаза, и он узнал, что оба они наги»[27]. Адам вдруг увидел, как соблазнительна Ева: Ева «пробудила» Адама. Она пробудила в нем желание, влечение, потребность в любви. Миф видит в этом проклятие человечества — а в результате была проклята женщина. Проклятие, наложенное на Еву в на весь женский род. дочерей Евы. — излюбленная тема всех богословов. Для них смысл мифа о Еве — провозглашение моральной ответственности и покорности богу. О половом акте в самом тексте нет ни слова; как и в древневавилонском мифе, говорится лишь о нарушении божественного запрета.

Женское начало постоянно связывается со змеями. Иногда мы видим богиню любви с двумя змеями в руках, иногда — там, где она олицетворяет плодородие, — это древняя женщина-змея.

а) Богиня любви Иштар держит в руках двух змей, властвуя над любовью, судьбой и смертью (по Боннэ). б) Хтоническая богиня Геката с атрибутами своей власти: кинжалом, бичом, факелом и змеей (греческая гемма)

Немецкий исследователь — протестантский богослов Г. Гункель противопоставляет такой интерпретации другую: «Проклятие женщины связано с ее половой жизнью, она познала (пол) благодаря греху». Г. Гункель ссылается на слово «йеда» в древнееврейском первоисточнике. которое означает и «знание», и «половое общение».

Один из отцов церкви. Августин (354–430). выразил сходное представление в четкой формулировке: «Худшая кара за грехопадение — желание. Половое влечение, как и акт зачатия, всегда порочно, оно никогда не свободно от греха». Боязнь впасть в грех в результате любовного влечения еще и поныне угнетает большую часть человечества. Вытесненный в бессознательное. этот страх все еще держит людей, по выражению швейцарского психолога К. Г. Юнга (1875–1961), «в адской пасти тела».

Абсолютный патриархат

Миф о Еве. как и всякий миф. в поэтической форме свидетельствует о реальном историческом событии — он знаменует конец матриархата. В эпоху матриархата кровное родство выводилось лишь по материнской линии, в Книге же Бытия вопреки биологии не мужское начало порождено женским, а. напротив, женское начало возводится к мужскому. Произошла «патриархальная революция», и теперь первая женщина появляется из тела мужчины, как Афина Паллада из головы бога-отца Зевса. В греческом мифе, как и в христианском, мужское начало — это космос, творческая сила. Перефразируя К. Г. Юнга, можно сказать: изменившаяся оценка женщины, ее принижение и дискриминация есть порождение мужской травмы, «это действительно, так сказать, вышло только из его головы».

Вне всякого сомнения, первоначально Ева была легендарной богиней-матерью, но с утверждением патриархата она стала, как грубо выразился М. Лютер, «блудницей чертовой». Миф о Евс свергает с престола «великую мать», низводя ее в подчиненное положение. Мать в нем унижена, деторождение оказывается связано с грехом и соблазном: женщина осуждена рожать «в болезни». То. что прежде почиталось и восславлялось, объявлено теперь нечистым и достойным презрения.

Змея в ранних культурах могла интерпретироваться по-разному. Вавилоняне и евреи видели в ней воплощение зла, египтяне и греки — мудрости. Бог врачевания Асклепий изображался со змеей, обвивавшейся вокруг его посоха. В греко-римскую эпоху богиня Исида также изображалась со змеей, обвивавшей ее руку (римский рельеф)

Невозможно понять жизнь человека, не зная древних религиозных и мифических представлений; в них — корни человеческой истории. Миф в Книге Бытия свидетельствует о победе бога-отца и торжестве патриархального образа мыслей.

Что такое патриархат?

«Pater» по-латински значит «отец»; под патриархатом понимают организацию общества, основанную на отцовском праве. У евреев в области религиозных представлений сложился абсолютный патриархат. И именно отсюда перешло в католическую церковь понятие «патриарх». Оно означает старшего в племени, отца семьи или рода, а в области трансцендентного — также и племенного бога-отца, наделенного всеми мужскими атрибутами патриархального общества. Это бог грозный, строгий, но справедливый отец, он карает и награждает, он повелевает и самодержавно правит всем. Он олицетворяет не мир чувства и сострадания, но мир мысли, закона, порядка и дисциплины.

Еврейские пастушеские племена подчинялись племенному богу «который руководил ими и судил их как племенной вождь. Это продолжалось долго, до тех пор, покуда в эпоху царей племенной бог не стал богом всего государства, а затем, после вавилонского плена, — всеобщим универсальным богом. «С этим — пишет Эрих Фромм — была тесно связана другая функция, обусловленная характером социально-экономического развития. Когда в ходе истории возникла частная собственность и имущество стал наследовать один из сыновей, отец оказался заинтересован в сыне, который должен будет когда-нибудь стать его наследником. Естественно, наиболее пригодным для такой роли всегда казался отцу тот сын, который был больше других похож на него и которого он, следовательно, больше всех любил».

Существенно для отцовской любви то. что она налагает обязательства; эта любовь зависит от того, насколько покорен сын отцовским требованиям. Лишь покорный сын может быть любимцем отца. Тут есть и положительные и отрицательные стороны.

Поскольку любовь сопряжена с условиями, не выполнив их, можно ее утерять; но можно и снискать ее, если постараться. Для этого надо, чтобы человек постоянно приноравливался к своему богу-отцу и не позволял себя отвлечь от служения ему. Тело есть тюрьма души, и лишь преодоление чувственных инстинктов позволяет человеку возвыситься до божественного. Для женщины религия означает самоотдачу и любовь, это присуще материнским божествам. Для мужчины религия означает закон, долг и логос. Иудаизму первому из всех религий удалось преодолеть космический политеизм, представление о божественной борьбе природных сил и заменить его моральными законами бога-отца. При этом оценка женщины, которая в условиях матриархата занимала в обществе главенствующее место, существенно пострадала. Христианство, переняв от иудаизма представление о боге-отце, равно как и миф о Еве, развило его дальше. Как и в каком направлении?

Как относился к женщинам Иисус, основатель христианства, которого последователи называли сыном бога-отца? Чтобы уяснить это, надо обратиться не к мифическо-спекулятивным толкованиям письменного предания. а к историческому фону, на котором возникло христианство. Это была эпоха эллинизма, ознаменовавшая перелом во всех областях — политической, социальной. культурной и религиозной.

Эмансипация в эпоху эллинизма

Греческую историю сравнивали с пятиактной драмой. Первый акт — эгейская культура, которая охватывает III–II тысячелетия до н. э. Второй акт знаменуется общим подъемом греческих городов-государств Афин и Спарты и длился по 480 г. до н. э. Третий акт — золотой (Периклов) век. Четвертый характеризуется утратой свободы и началом упадка (399–322 гг. до н. э.). Последний, пятый акт — период эллинизма после смерти Александра Великого. Это — эпоха величайшего «внешнего» расцвета, влияние которой распространяется по всему миру — от Испании до Китая.

Истинным результатом победоносных походов Александра Великого и начавшейся с них «эллинистической весны» была всемирно-историческая буря, которая смела все старое и отжившее и связала культуры и народы, живущие на разных континентах. Благодаря ей во всех областях мысли и в религии проложили себе дорогу новые взгляды; это сказалось и на общественном положении женщины.

Значительная ассимиляция народов сопровождалась множеством смешанных браков. Это хорошо показал Ульрих Вилькен в своей «Хрестоматии папирологии». Один из изученных им папирусов повествует о македонянине Махатасе и его жене Азии, вероятно вольноотпущеннице из мест, на которые указывает ее имя; они жили около 250 г. до н. э. в Фаюме, к югу' от современного Каира. В то время как муж оставался верен греческим богам, своей жене он позволил и дальше поклоняться сирийской богине Кибеле. Дети их оказались склонны к компромиссу: они молились как Зевсу, так и Кибеле. Из другого папируса выясняется, что македоняне не только разрешали своим негреческим женам молиться негреческим богам, но порой и сами молились вместе с ними.

Человек — это мир в малом, мир — это человек в большом масштабе. Эллинизм расширил географический горизонт, одновременно шире становилась и человеческая мысль. Возникло новое гуманистическое представление о жизни. Греческий драматург Менандр (около 342 — около 291 гг. до н. э.). современник Александра Великого, формулирует принцип эллинистического гуманизма в духе этического монотеизма: «Бог один для всех — и для свободного, и для раба». И в другом месте: «Ни один человек мне не чужд, ибо от природы все люди равны». Менандру принадлежит и другая знаменитая фраза: «Что за славное существо человек, когда он человек». Человеческая природа, цивилизованная сущность человека лежит в основе идеала «homo humanus»[28], Менандр на равных правах включает в это понятие и женщин и рабов. Будучи острым наблюдателем человеческого поведения, страстей и бедствий, драматург снисходительно критикует людские слабости, проявляет глубокое понимание женщин. Мастерски очерчены характеры женских персонажей его «бытовых» комедий, в которых отразилась социальная жизнь того времени; у каждой — свои индивидуальные черты.

Можно сказать, что с психологической точки зрения лишь эллинизм открыл женщину.

Современником Менандра был Зенон из Китиона (около 336–264 гг. до н. э.), основатель философской школы стоиков, которому драматург был обязан многими своими идеями. Согласно просвещенным взглядам стоиков, этическая жизнь человека подчинена общим для всех законам природы и разума; это позволяет говорить о моральном равенстве всех людей, будь то мужчина или женщина, свободный или раб, грек или варвар. Истина, утверждали стоики, есть свойство суждения. она означает соответствие человеческого знания действительности. Эта действительность подтверждает равноценность всех людей.

Изменившееся положение женщины повлекло за собой новое отношение к браку. Аристотель (384–322 гг. до н. э.), воспитатель Александра, формулируя нормы этики, призывал пересмотреть взгляды на женщину и на брак. Брак должен служить не просто получению потомства, а быть сообществом двух людей, объединившихся ради выполнения общих задач. Задачи эти разделены, работа у каждого разная; оба «помогают друг другу, при этом каждый вносит свой вклад в целое, находя в таком содружестве пользу и удовольствие». Брак имеет нравственную основу, если нравственны оба супруга; как ни различны их сущности, у каждого свое достоинство; такие отношения могут принести и телесную радость. Аристотель считает оскорблением «всякую любовную связь мужчины вне дома». Для нравственной чистоты человеку необходимо, считает он. почитать богов, уважать родителей, хранить верность в дружбе и браке.

Плутарх, философ и писатель более позднего времени (46—120 гг. н. э.). осуждает мужчин, которые, женившись и наскоро насладившись женами, затем отказываются от брака ради увлечений на стороне или, даже сохранив брак, «не заботятся всерьез о том, чтобы любить и быть любимыми». В брачной связи существенна взаимная склонность. Настоящая любовь в браке означает, что нет моего и твоего «для тех, чьи тела разделены, но души едины и слиты, кто не хочет думать и не считает, что их двое». Плутарх приходит к выводу: «Любить в браке — большее благо, чем быть любимым».

Софист Никострат так характеризует новое представление о браке: ни с кем не говорит мужчина о своих тайнах, «кроме своей жены, и говорит с ней, как с самим собой», ибо душа у них едина.

Ученые женщины

Общее духовное обновление способствовало освобождению женщины. В эпоху эллинизма, то есть за 300 лет до начала нашего летосчисления, эмансипация женщины достигла уровня, какого не знала древность и какого долго еще не могло достичь общество христианской эпохи. Высвободившись из строго отгороженного домашнего мирка, женщина получила возможность приобщиться к открытому для нее теперь образованию. Философией, делом до той поры чисто мужским, стали заниматься и женщины.

Образованные ученицы часто стали открыто появляться теперь рядом со своими учителями как в «университетах», так и во время их выступлений на улицах и рынках.

Древняя Академия связала платоновские идеи с пифагорейскими элементами. Идеи при этом нередко выражались математическими понятиями; объявлялось, что в основе мира лежит различие между единством и множеством. Из двух разных элементов можно сделать одно целое. Школа пифагорейцев, представлявшая собой довольно замкнутое религиозно-этическое сообщество. отличалось от других академий строгостью нравов и обычаев; она привлекла немало женщин. Пифагореец Финтий учил: «И мужчине, и женщине присущи храбрость, разум и справедливость, только в одних добродетелях больше приходится упражняться мужчине, в других— женщине». Он призывал женщин быть «скромными» и «благоразумными», одеваться просто, без украшений.

Новое, свободное умонастроение выразила пифагорейка Феано. Вслед за Платоном она утверждает единую нравственную меру для обоих полов: ведь, согласно Платону, «у плохого человека нечистая душа, у хорошего — чистая. Ни хорошему человеку, ни богу не пристало брать что-либо у нечистого».

Последней пифагорейкой была Гипатия (370–415 гг. н. э.). Она была дочерью математика Феона Александрийского и руководила школой. Она учила математике, философии и писала книги, которые, к сожалению, до нас не дошли. Ее убили христиане-фанатики, школа же была сожжена.

Женщина и политика

Благодаря доступу к образованию изменилась самооценка женщин эллинистической эпохи. Они вырастали в новом, жадном до нового обществе; иногда они втягивались и в политическую борьбу за власть.

Однако излишняя поспешность в эмансипации, чрезмерное честолюбие и стремление к успеху открыли путь разрушительным силам. Иные из коронованных женщин той эпохи действовали с пользой, другие, наоборот, жертвовали благополучием страны ради своих поистине македонских страстей.

Из замечательных женщин эллинистической эпохи назовем двух наиболее ярких. Среди первых птолемеевских цариц выделяется Арсиноя II (316–270 гг. до н. э.). Она в возрасте 38 лет вышла замуж за своего брата Птолемея II, который был младше ее на восемь лет. Об этой истории много писали. Несомненно одно: именно Арсиноя побудила к браку младшего брата, проявив полное пренебрежение к обязательному в обществе запрету на инцест[29]. Придворный поэт Феокрит в своей хвалебной песне сравнил эту связь с браком Зевса и Геры, которые тоже были братом и сестрой; он назвал это таким же исключением, какие дозволены богам. Арсиноя одно время царствовала над фракийцами, македонянами и египтянами.

Арсиноя II, в третьем браке ставшая женой своего брата Птолемея II, способствовала распространению и подъему греко-египетской культуры (изображение на монете)

Птолемей II Филадельф был не столько крупным полководцем, сколько государственным деятелем. Обеспечив экономический подъем своей стране, он привел ее к благосостоянию, какого она прежде не знала; он покровительствовал наукам, искусствам и культуре, превратив свою столицу Александрию в один из важнейших центров античного мира. Арсиноя II фактически правила вместе с ним. взяв на себя значительную часть государственных дел. Благодаря ей или вместе с ней он осуществил замечательные культурные начинания. Так, в Александрии на государственные средства был основан Мусейон. Это был не музей, а своего рода исследовательский институт, в котором на самом современном для той поры уровне занимались наряду с поэзией и философией также астрономией, математикой, ботаникой и зоологией. Именно Арсиноя привлекла в Мусейон лучшие умы своего времени и вела там дискуссии с учеными и поэтами. Для обширной библиотеки были сделаны списки со всех произведений греческой классики и переведены на греческий язык иноязычные книги, в том числе Библия.

Птолемей пытался также провести религиозные преобразования, создав из элементов западных и восточных верований нечто вроде универсальной религии. После смерти Арсинои он причислил ее к сонму богов. Он назвал ее «Thea Philadelphos», что означает «братолюбивая богиня». Позднее он ввел также понятие «Theoi Adelphoi» (боги — брат и сестра). Таким образом, умершая царица и ее живой брат-супруг соединялись в одном культе. Немецкий историк Шубарт заметил по этому поводу: «Как для эллина полис, город-государство связан был с его религиозными представлениями. так теперь для новой государственной формы, царства, потребовалось новое религиозное обоснование; это могло быть лишь представление о божественности царя».

Идеи Птолемея II о теократической форме власти сформировались под влиянием его жены и сестры. Главное святилище Арсинои располагалось в столице провинции Фаюм. для осушения которой потребовались грандиозные мелиоративные работы. Когда-то болота и тростниковые заросли в этих местах кишели крокодилами, поэтому греки назвали столицу Фаюма Крокодилополис, город крокодилов[30]. Птолемей II превратил его в город-сад и переименовал в Арсиною. Нам думается, этот брак между братом и сестрой, не давший потомства. можно назвать благословенным. Некоторые историки называют Арсиною «самой выдающейся женщиной эпохи». Другие же изображают ее, особенно в первый период жизни, этакой «бой-бабой», одержимой честолюбием, не чуждавшейся никаких интриг, чтобы удовлетворить свою жажду власти. Честолюбие, вне сомнений, было в крови у македонских цариц.

Эллинизм как всемирно-историческое явление достиг вершин в области политической, социально-экономической и культурной во времена Арсинои. Затем начался упадок эллинистических государств в результате соперничества между ними и внутреннего разложения; конец эллинизму положили римские завоевания. В последнем акте этой драмы на сцене появляется еще одна великая наследница Птолемеев — Клеопатра VII (69–30 гг. до н. э.). пожалуй, самая знаменитая и вызвавшая больше всего споров царица той эпохи. Если судить по изображениям на монетах, она была не слишком красива, но. очевидно, компенсировала этот недостаток очарованием и умом. По словам Плутарха, ее красоту «саму по себе нельзя было назвать несравненной или непременно пленяющей любого, кто видел ее. Однако, общаясь с ней. невозможно было противиться ее очарованию; очаровывали и облик ее, и искусство в речах, и пленительное обхождение».

Родилась она в Александрии, городе, который стал Парижем античности. Здесь она посещала уже упомянутый Мусейон, изучила шесть языков, была всесторонне образованной женщиной. Единственная из всех Птолемеев, она отлично говорила по-египетски и проявляла понимание к местным культам. Это принесло ей любовь народа.

Совсем юной Клеопатра вышла замуж за своего брата Птолемея XIII. Несогласие ее с методами его правления привело к политическому кризису. Целеустремленная и волевая женщина не пожелала склониться перед сплоченной группой высших царских чиновников. Окружение ее слабого брата добилось ее изгнания в 48 г. до н. э. Тем временем в Египте высадился Юлий Цезарь, чтобы выступить «посредником» в конфликте. Его войска заняли царскую крепость в Александрии. Примечательна сцена, когда в осажденную египетским войском крепость ночью проносят Клеопатру, закатанную в ковер. Пятидесятидвухлетний Цезарь был крайне поражен, когда из переданного ему подарка выскользнула экзотическая красавица двадцати одного года.

Римские писатели не поскупились на самые ужасные сплетни в адрес этой женщины: она была объявлена и «безнравственной» и «распутной». Но Клеопатра никогда не дарила свою благосклонность кому попало, в своих отношениях она была весьма разборчива. Сам Цезарь, вообще-то весьма трезвый и уже немолодой повелитель, не устоял перед чувственным очарованием этой царицы с Нила. Клеопатру тоже пленил дух «великого римлянина». Она родила Цезарю сына, Цезариона.

Клеопатра VII, египетская царица, возлюбленная Цезаря, а затем Антония (изображение на монете)

По приглашению Цезаря Клеопатра прибывает в Рим, чтобы, как гордая мать, привезти отцу сына и продолжить прерванную совместную жизнь. Однако убийство Цезаря 15 марта 44 г. до н. э. обрывает эту связь, которая могла изменить мировую историю. Клеопатра чуть было не стала римской «императрицей», а Цезарион, их сын, потомок греко-македонских царей — наследником Цезаря.

Трон и сама автономия Египта вновь оказались под угрозой, когда в 41 г. до н. э. здесь появился полководец Марк Антонин. Это был второй человек в Риме, он делил власть с будущим императором Августом — тогда его еще звали Октавиан — в соответствии с соглашением в Брундизии: Октавиан осуществлял управление над западными областями империи. Антоний — над восточными. Для уже 28-летней царицы этот примечательный год знаменовал начало третьего акта ее жизненной драмы. К сорока годам Антоний достиг вершины своей славы. Столь же горячий по натуре, как и Клеопатра, он пленился ею еще сильней, чем Цезарь. Однако при этом Антонин оставался римлянином, ведущим расчетливую политику. Его привлекло не только очарование Клеопатры, но также — и прежде всего — громадные сокровища Египта и возможности военной власти. С ее помощью он хотел осуществить свою юношескую мечту — стать вторым Александром Великим и завоевать весь Восток. Несмотря на заключенный в 40 г. до н. э. брак с Октавией, сестрой Октавиана, он женился на египетской царице, чтобы получить доступ к государственной казне; так их любовные отношения перешли в брак по расчету. Согласно римским представлениям, это было двоеженство, но с точки зрения восточного права — вещь абсолютно законная.

В том же году Антоний начал задуманную войну против парфян, которая закончилась полным разгромом его армии. Историки сравнивают неудачную парфянскую Кампанию с наполеоновским походом на Россию. Потерпев полное поражение на Востоке, Антоний в закрытой повозке бежал в Александрию. Клеопатра выехала ему навстречу; она привезла ему деньги, одежду, великодушно предоставила в его распоряжение другие средства, чтобы подготовить новый, еще более крупный поход против парфян. Но было уже слишком поздно. Неудача парфянского похода, а также унижение, которое претерпела его сестра в результате двоеженства Антония. побудили Октавиана к действиям. Он мобилизовал все военные силы Рима на суше и на море: для него шла речь о мести и о борьбе за власть, за господство над империей. Морская победа Октавиана над Антонием близ Акция решила исход борьбы и ознаменовала конец драмы. Двое возлюбленных покончили самоубийством. Характерно, что войну Рим объявил Клеопатре, а не Антонию. Ее Рим считал врагом номер один, ведь это она подговорила Антония отделиться от империи и угрожала мировому господству Рима.

Доказательством верности Клеопатры Цезарю можно считать уже тот факт, что в своем завещании она объявила Цезариона полноправным наследником. Возможно. этот потомок македонян и римлян, соединив в себе высокие способности отца и матери, сумел бы сделать еще больше их. Но Август почти сразу после победы под Акцием приказал казнить восемнадцатилетнего юношу.

Клеопатра — не первая из женщин, которая в своей переменчивой жизни нашла вторую любовь или еще раз вышла замуж. Она не забыла своей первой большой любви и тем не менее двенадцать лет дарила свою благосклонность также Антонию. Антонию она осталась верна даже тогда, когда его звезда начала заходить. Октавиан через посредников, обещая Клеопатре полное прощение, пытался подговорить ее, чтобы она убила Антония. Клеопатра отказалась. В преддверии неминуемой гибели царица устроила великолепный праздник в честь дня рождения своего возлюбленного, чтобы поддержать в нем уверенность. Эта была вера не скептичной гречанки, а глубоко религиозной египтянки. Она обожествляла Антония, видела в нем Осириса, который умирает и возрождается, в себе же видела Исиду, которая ищет умершего возлюбленного и находит.

Богиня эмансипации

Чтобы создать в Восточном Средиземноморье тигль для переплавки народов и идей, нужна была объединяющая мысль, объединяющая религия. Властители из ветви сирийских Селевкидов весьма нетерпеливо пытались навязать покоренным ими народам Зевса Олимпийского в качестве верховного бога, сами же себя ощущали наместниками Зевса Сотера («Soter» означает «спаситель»). Терпимые властители из ветви египетских Птолемеев, которые проводили политику ассимиляции, опираясь на восточные религиозные представления, ввели культ универсального бога — Сараписа, или Сераписа. Серапис изображался в облике бородатого Зевса с корзиной зерна на голове — восточным символом плодородия. Для греков Сарапис был равен Зевсу. Гелиосу, Аиду и Асклепию; египтяне видели в нем новое воплощение Осириса.

Почитание Сараписа распространилось за пределы Александрии — отчасти через греческих торговцев, отчасти благодаря многочисленным приверженцам, которых привлекли странствующие апостолы этого бога и действовавшие его именем чудесные целители. В 1850 году французский археолог О. Мариэтт обнаружил в Мемфисе святилище Сараписа. в подземных галереях которого находились погребения священных быков Аписов. Один из 24 гигантских каменных саркофагов весил почти 70 тонн. К святилищу примыкала лечебница, где высокие медицинские знания греческих врачей в сочетании с египетской магией творили подлинные чудеса исцеления. Это особенно способствовало славе Сараписа.

В ту пору бог немыслим был без богини. Рост влияния Исиды в греко-римской религии был тесно связан с ростом влияния Сараписа; но Исида вскоре по своему влиянию превзошла Сараписа. Вокруг Исиды сложился целый культ с религиозными мистериями и иерархией жрецов. В бесчисленных гимнах она воспевалась как богиня небес и мироздания, как избавительница от бед, повелевающая судьбами и распространяющая культуру. Греки сравнивали ее с Герой. Деметрой. Ио, Гекатой, Афродитой. Тихс и изображали ее с лунным диском над головою, с систром и кувшином нильской воды. Богиня, которую в родной стране изображали с застывшими и безжизненными чертами лица, теперь приобретала греческий шарм. В ее уста вкладываются греческие слова, ей приписываются изречения в духе греческих философов. Она становится универсальной богиней.

Исида в греко-римскую эпоху стала универсальной богиней. Ее культ характеризовался особыми мистериями и иерархическим институтом жрецов, а) Исида-Артемида с лунным диском на голове, систром и кувшином для освящения (Рим), б) Исида в виде римской богини Фортуны с рогом изобилия и высокой короной (Неапольский музей)

Для людей образованных мистерии Исиды были связаны с глубокими идеями стоической философии. В одном из посвященных ей греческих гимнов богиня заявляет: «Я — мать всей природы, повелительница всех стихий, я — начало и первоисточник столетий, я — верховная царица всех обитателей неба, я — владычица мертвых. Сияющие высоты небес, целительные ветры морские, горестное безмолвие царства мертвых — все это я, всем этим я правлю, как хочу и желаю». И далее: «Все, что в мире есть крепкого, доброго и одушевленного, сама жизнь и все, что есть в ней, и все, что она рождает, исходит из нее (Исиды)».

В сочинении одного из стоиков, приверженца Исиды. богиня говорит: «Я отменила тиранию, сделала справедливость сильней, чем золото и серебро; благодаря мне природа различает добродетель и грех». Одна надпись в святилище Исиды на острове Иос многозначительно свидетельствует: «Я добилась того, что мужчины стали вновь любить своих жен»; между тем в одной молитве говорится: «Ты дала женщинам ту же силу, что и мужчинам». Исида стала покровительницей тогдашнего «женского движения», у нее было много неистовых поклонниц.

Исиду представляли как богиню-мать. вскармливающую ребенка. Здесь она изображена на троне в виде небесной царицы. Еще до распространения христианства в Римской державе она пользовалась широким почитанием в народе, так что Калигула был вынужден возвести ее культ в ранг государственной религии

Быстрый рост числа приверженцев Исиды осуждал Плутарх в своих брачных предписаниях. Женщины, по его мнению, должны молиться лишь тем богам, которых признают их мужья, то есть греческим и римским; перед всяким же другим культом или суеверием, то есть перед восточными религиями, им следует закрыть дверь. Плутарх, обычно выступающий за равноправие, настоятельно подчеркивает, что лишь эмансипация позволила женщинам сменить богов против воли своих супругов. Сенека (I в. н. э.) называет рьяных поклонниц Исиды «извращенными» женщинами, требующими новой этики и морали.

Торжественная мистерия перед храмом Исиды в Помпеях. О египетском происхождении богини говорят пальмы, сфинксы и ибисы, а о ее терпимости и универсальности — разный цвет кожи у членов общины. Рисунок в книге не может дать представления о мастерстве и красоте настенной росписи, найденной при раскопках в Помпеях

Калигула возвел почитание Исиды в ранг государственной религии, но. как можно судить по росписи в одной из вилл в Геркулануме, она. видимо, получила распространение только в верхних слоях общества. Картина изображает богослужение Исиде, здесь мы видим ибисов, пальмы, сфинксов и темнокожего жреца — вещи весьма необычные, подчеркнуто чужестранного происхождения; все полно солнца и экзотики. Не о такой ли обстановке мечтали римские женщины, которые на росписи представлены как «хор избранниц Исиды», аристократическая свита царственной богини?

Женщины из низов, которые об эмансипации не помышляли и на нее не надеялись, не находили утешения в этой показной утонченной религии для избранных; они обращались к другим религиям, тоже пришедшим с Востока — к иудаизму и христианству. Эти последние обещали избавить страждущих от угнетения, отчаяния и уныния, внушали им надежду на приход мессии. В Римской империи христиан еще несколько веков считали просто одной из многих еврейских сект и подвергали преследованиям наравне с прочими. Известно, что в числе первых, кого захватило религиозное движение, пришедшее из Иудеи, были женщины, особенно из самых бедных слоев. Женщин-прозелитов — так называли новообращенных — было больше, чем мужчин. К ним обращал свои проповеди в синагогах Павел, эти женщины стали первыми приверженцами христианства. Он с любовью называет их своими соратницами и матерями общины.

Женщины как носительницы религиозности

Первые христиане оказались в конфликте с римскими властями. Это вело не только к преследованиям и мученичеству, но и к внутренним разногласиям в «самом тесном семейном кругу», как выразился немецкий историк Л. Фридлендер в своей «Истории римских нравов». «Христианское учение, — пишет он, — воспламенило в первую очередь сердца женщин, и его проповедники, конечно, не могли не понимать, как много значит их восприимчивость для распространения новой веры. Как известно, христианство нашло признание прежде всего в низших слоях общества. Язычники еще в течение двух веков с насмешкой говорили, что новые общины состоят преимущественно из мелкого люда, из ремесленников и старых женщин, что христиане способны обратить в свою веру лишь самых простоватых и приниженных, лишь рабов, женщин и детей. Возможно, у христианства в Риме были последовательницы, принадлежавшие к более высоким слоям. Тем, кто не хотел терять своего положения в результате брака с людьми более низкого положения, первые епископы позволяли сожительство даже с рабами, показывая тем самым, что такие отношения, заклейменные законом и моралью, лучше, нежели брак с «неверующими». Не было никакого сомнения, что в ходе вековой борьбы между язычеством и христианством будут все больше рваться самые священные природные узы и разрываться сердца. Юстин описывает случай, каких было, наверное. тысячи: некая женщина, став христианкой, тщетно пыталась «исправить» (обратить) своего мужа; наконец ее одолел страх, что если она и дальше будет оставаться его женой, то окажется, как и он, повинной в безбожии, и она ушла от него. Порфирий передает ответ оракула Аполлона на вопрос ее мужа, какого бога ему просить, чтобы жена отказалась от христианства: «Ты скорей научишься писать на воде либо летать в воздухе, нежели сумеешь переменить мысли твоей супруги, опозорившей себя безбожием».

Эти первые стойкие христианки покидали свой дом и семью и по слову Иисуса «следовали за ним, дабы снискать царствие небесное».

А как относился к женщинам сам учитель?

Иисус и женщины

Ни поэты, ни художники древности не обращали внимания на красоту и своеобразие окружавшего их пейзажа, Пейзажи на помпейских стенных росписях — просто нереалистические декорации. А ведь ландшафт, среди которого вырастает человек, влияет на его жизнь и судьбу. Немецкий философ Освальд Кюльпе (1862–1915) писал, что человека нельзя отрывать от его окружения. следует рассматривать его в «интеракции», то есть во взаимодействии с ним.

Иисус, как известно из Библии, вырос в Назарете— «маленьком местечке», небольшой деревне. Назарет находился в северной области Иудеи, которую называли Галилеей. Это гористая местность, полная контрастов. Здесь обитали народы самого разного происхождения — греко-сирийского, ханаанско-финикийского, но главным образом иудейского. Обычаи их. касавшиеся женщин, были столь же различны, как и отношение к ним. У одного народа женщина не знала существенных ограничений, у другого она жила замкнуто, как в гареме. В городе предпочитали скрывать женщину во внутренних покоях дома, чтобы она не общалась с чужаками и иноверцами. В деревне это было невозможно, ведь женщина должна была участвовать во многих полевых работах.

Изображения первых христиан следовали античным представлениям. На одном христианском саркофаге «брак в Кане» изображен как свадьба Пелея с нимфой Фетидой (дельфины на верхней кромке!). Гости приносят подарки жениху и невесте (вилла Альбани, Рим)

Когда родился Иисус, время расцвета эллинизма[31] и самостоятельности Иудеи уже миновало. Страна, лишь формально имевшая самоуправление, стонала под гневом римлян. Результатом крайнего угнетения было общее обнищание людей, депрессия, чувство полного бессилия; люди стремились как-то уйти от жизни, которая сулила им все меньше надежд, и замыкались в себе. Некоторые реагировали иначе, отчаяние и гнев приводили их к борьбе, даже если это грозило гибелью; для других надежда на лучшее будущее оказывалась связана с углубленной и обновленной религиозностью. В бедственные эпохи всегда обостряются крайние тенденции.

В Галилее и борцы за свободу, и люди, видевшие выход в религии, были полны мятежного духа. Недаром существовала тогда поговорка: «Из Галилеи не может прийти ничего хорошего».

Каждый язык обладает своими выразительными средствами. Галилея была областью двуязычной. Здесь говорили как на греческом, так и на еврейском или арамейском языке. Иисус, несомненно, владел обоими языками. и если он говорил и думал лишь на еврейском, то это потому, что проповедовал он главным образом среди иудеев. В притчах Иисуса чувствуется запах галилейской земли, они тесно связаны с местной действительностью. Он говорит земледельцам о лопате для веяния зерна, о гумне и житнице (Лука, 3, 17), о пастухе. отбирающем животных (Матф. 25, 32). Этот язык был понятен слушателям. Иисус во всех отношениях был человек деревенский, лишь несколько дней перед смертью он провел в городе, где и настигла его судьба.

К кому обращался Иисус? К беднякам и голодным, к нищим и отверженным, к париям общества! У тех. кто следовали за ним. не было ни гроша за душой, ни одежды. кроме той. что на них.

И сам Иисус был так же беден, как они; он тоже не знал, «где преклонить свою главу». Его последователи раздавали свое имущество: «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа — и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее» (Деян. 4, 32). Врагами его были богачи, которым так же трудно войти в царствие небесное, «как верблюду в игольное ушко». Язык, которым он говорил, не ласкал слух.

К бедным, угнетенным, к тем, кто страдал душой, относились также и женщины. Чтобы подчеркнуть насущную необходимость улучшить общественное положение женщины. Иисус прямо обращался к тем, кого общество отвергало, и к тем, кто ходил в лохмотьях. Даже учеников его смутило, что Иисус, благочестивый человек, открыто беседовал у колодца в Самарии с женщиной дурной репутации; эта женщина жила в свободной любви с семью мужчинами. Они «удивились, что он разговаривал с женщиною, однако ж ни один не сказал: «Чего ты требуешь?» или «О чем говоришь с нею»[32]. Им это явно было неприятно, однако сказать это учителю они из почтения не решались. Для благочестивого, связанного с традициями рабби такое поведение было в новинку, оно выглядело вызывающим.

Похоже, будто Иисус предпочитал именно тех женщин. «что живут в грехе». Никогда не упоминает он грехопадения и вины «дочерей Евы», никогда в своих притчах он не приводит согрешившую женщину как устрашающий пример. Наоборот, он говорит: «Прощаются грехи ее многие за то. что возлюбила много» (Лука. 7, 47). Однажды толпа собиралась побить камнями грешницу, «взятую в прелюбодеянии». Тогда Иисус обратился к мужчинам, жаждавшим убийства: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень» (Иоанн, 8, 7). В самом деле, кто же без греха?

Поклонение трех волхвов изображено на этом оттиске с римского каменного кольца, найденного в Неаполе (около 600 г. до н. э.). в полном соответствии с античными образцами

Развод Иисус отвергает независимо от того, женщина ли ему виной или нет. ибо. «что бог сочетал, того человек да не разлучает»[33]. Следовательно, вступая в новый брак, мужчина или женщина совершает прелюбодеяние. Об этом недвусмысленно говорится у Марка, первого из евангелистов: «И если женщина разведется с мужем своим и выйдет за другого, (она) прелюбодействует»[34]. Это указывает на сравнительно свободное положение женщины во время Иисуса, когда женщины могли сами добиваться развода. Иисус, однако, выступает против. Для него брак есть попытка сделать из двух «я» одно: таково предначертание творца, и его нельзя отменить.

Евангелисты идеализировали образ Иисуса, сделав его непохожим на других людей. Остается загадкой, почему они не идеализировали также его мать, материнскую любовь к сыну. Мария упоминается очень редко, причем зачастую — в противоположность позднейшей традиции — отмечена всяческими недостатками. Не связано ли это со стремлением вести борьбу против почитания богини-матери, которое имело глубокие многовековые корни у языческих народов, населявших Галилею?

Наряду с учениками Иисуса сопровождали многие женщины, главным образом те, кого он исцелил от болезней или избавил от демонов. Среди них была и Мария Магдалина, из которой он изгнал «семь бесов» (Лука. 8. 2). Город Магдала на Генисаретском озере имел рыбные промыслы, Мария, видимо, разделывала рыбу, но одновременно занималась и проституцией. Историки религии не могут сказать, сыграла ли эта женщина решающую роль в жизни Иисуса и каким образом. М. Лютер считал, что Иисус, видимо, женился на Марии из Магдалы. чтобы полностью разделить человеческую участь; если помнить о высоком отношении самого Христа к браку, этот взгляд кажется крайне сомнительным, однако он представлен также в христианской гностике. В «Pistis Sophia»[35] прекрасной любвеобильной грешнице дается более чем прощение: «Великолепная Мария (Магдалина), ты блаженна, ты сама полнота, прославленная в поколениях».

В апокрифическом египетском Евангелии от Филиппа (Коптский текст), в параграфе 3, говорится: «Женщины следовали за господом постоянно: Мария, мать его, его сестры и Магдалина, которую назвали его спутницей (партнершей)». «Мария», собственно, значит и сестра, и мать, и спутница. Параграф 556: «Марию Магдалину спаситель любил более, чем всех учеников, и часто целовал ее в уста. Другие ученики подошли к ней и стали ее упрекать. Ему же сказали: «Почему ты любишь ее больше, чем нас всех?». Тексты египетского происхождения представляют особый интерес, поскольку в Нильской долине христианство распространилось раньше всего и сохранило свои первоначальные черты. В Евангелии от Фомы говорится: «Симон Петр сказал им: «Мария должна нас оставить, ибо женщины недостойны жизни (вечной)'¹». Иисус возразил на это: «Смотри, я поведу ее, чтобы она сравнялась с мужчинами, в том числе и с духом живым, который вас делает мужчинами. Ибо всякая женщина, сравнявшаяся с мужчиной, войдет в царствие небесное». В другом апокрифическом Евангелии из Египта Иисус говорит: «Я пришел, чтобы отменить цену женского».

Любовь к ближнему

В центре учения Иисуса — любовь, всеобъемлющая любовь к ближнему. «Возлюби ближнего твоего как самого себя», — сказано уже в Ветхом завете (Левит, 19, 18), а евангелист Матфей объявляет эту мысль основной заповедью, на которой утверждается «весь закон и пророки» (Матф. 22, 39 и сл.). В греческом тексте Евангелия понятие «любовь» передано словом «агапе»; греки употребляют для обозначения любви также слово «эрос», но понимают под ним нечто другое. «Эрос» означает «страстную любовь», когда желаешь другого для себя, любовь, которая дарует любящему страдание и блаженство: это демоническая сила, возносящая человека на вершину экстаза и низвергающая его в пропасть вины, — так выражается у Софокла Антигона. Но эрос — не только слепая, чувственная страсть, это устремление духа, души к высшему. «Эрот — это великий гений, нечто среднее между богом и смертным, это дитя богатства и бедности» (Платон).

В Евангелиях слово «эрос» не встречается ни разу, а греческая литература, в сущности, не употребляет слова «агапе». Между этими понятиями существует огромная разница: эрос — это любовь вожделеющая, агапе — любовь дарующая. Греческая Библия (Септуагинта) обозначает словом «агапе» и природную любовь отца и матери к своим детям, и прежде всего любовь мужчины к женщине. Таким образом, любовь земная и небесная обозначаются одним словом, а следовательно. двойная заповедь: любить бога и любить ближнего своего как самого себя, о которой говорится у Матфея, есть одна заповедь. Иисус пришел для того, чтобы «исполнить» эту заповедь «агапе» (Матф. 5, 17).

Датский философ и теолог С. Кьеркегор (1813–1855) проникновенно пишет по этому поводу: «Заповедь любить ближнего как самого себя — словно отмычка. одновременно открывающая замок себялюбия и отнимающая его у человека. Выражение «как самого себя» нельзя повернуть и переиначить; в нем неумолимость вечности, оно проникает в самые скрытые уголки. где таится любовь человека к себе самому, и не оставляет этой любви ни малейшего оправдания, ни малейшей лазейки. Не удивительно ли? Сколько долгих и остроумных речей можно было потратить, убеждая, что человек должен любить ближнего своего, а самолюбие каждый раз находило бы для себя извинения и отговорки, поскольку суть всегда оставалась бы не исчерпана полностью, все возможные случаи не перечислены. мысль не была бы выражена и описана точно и обязательно. Но это «как себя самого» — поистине, ни один борец не мог бы ухватить своего противника так крепко, не давая вырваться, как делает это заповедь любви к себе».

Женщины и апостол Павел

Из совсем другой местности, чем Иисус, происходил апостол Павел. Если Иисус вырос в деревне, в иудейском «маленьком местечке», его главный апостол, напротив. в иудейской общине Тарса, оживленной столицы Киликии. Киликия (в современной Турции) лежала на перекрестке многих путей и была объектом многих споров. Здесь был распространен культ Артемиды; апостол особенно подчеркивал его притягательность для масс и усиленно с ним боролся. Иисус проповедовал перед деревенскими общинами и избегал городов. В Тивериаду, столицу Галилеи, он никогда не входил, Павел же, напротив, проповедовал только в городах; здесь он чувствовал себя вполне в своей стихии.

Условия жизни определили также и отношение Павла к другому полу. Женщины, которых видел в своей юности Иисус, были главным образом суровые крестьянки с гор, гордые, своенравные, работавшие на полях вместе с мужчинами. В Тарсе. напротив, женщины и дети жили отгорожено от окружающего мира. Когда же маленький Савл (так звали его тогда) украдкой выглядывал из зарешеченного окна своей сумрачной комнаты на языческую часть города, он видел напоминающие карнавал шествия радостных женщин, которые направлялись к храму Артемиды, а женщины-зрительницы с обочины кричали в восторге: «Славься, наша Артемида!» Мужчины-зрители присовокупляли к этому терпкие непристойности. В представлении мальчика. храм Артемиды, куда ему входить строжайше запрещали родители, вероятно, скоро оказался связан с похожими на оргии празднествами порочного культа, которому были привержены все неиудейские женщины.

Культовая статуя широко почитавшейся Артемиды Эфесской. Первоначально богиня охоты Артемида стала богиней-покровительницей женщин, бракосочетания и родов (музей Эфеса, близ Измира)

Мистерии Артемиды отчасти были отмечены чертами моральной распущенности, характерной для Малой Азии, где женщины во всех отношениях обладали свободой; даже гетеры здесь допускались к действам для посвященных. Полную противоположность уверенным в себе греческим женщинам Тарса представляли женщины иудейские: они жили замкнуто, покорно, строго следуя ветхозаветным законам. Тем не менее Павел и на них смотрел весьма критично. Он. видимо, никогда не общался с женщинами, даже в родительском доме.

Резкость, с которой он исключал всякую возможность глубокого душевного единства между мужчиной и женщиной, связана не столько с напряженными психоэротическими переживаниями юности — о его матери и, может быть, о сестрах ничего не известно. — сколько с его религиозным, основанным на мифах мировоззрением.

а) Афинская женщина с покрывалом.

б) Гречанка, одетая по восточной моде.

в) Иудеянка из Дура-Эвропоса

Среди первых обращенных в новую веру было немало выдающихся женщин, например иудейка Прискилла. Изгнанная из Рима императором Клавдием вместе со всей иудейской общиной, она попала в Коринф и там развернула активную религиозную деятельность. Ее часто и с похвалой упоминал се муж. ибо (по словам М. Фаульхабера) «она. несомненно, была душой дома и духовной руководительницей для окружающих». Благодаря «миссионерскому рвению» Прискиллы и многих других процент женщин среди последователей апостола Павла неуклонно рос. Несмотря на это. он говорит: «Жены ваши в церквах да молчат» (I Кор. 14, 34). И еще: «А учить жене не позволено, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии. Ибо…» — и тут следует обоснование не столько по сути, сколько опирающееся на миф: «Ибо прежде создан Адам, а потом Ева, и не Адам прельщен, но жена, прельстившись, впала в преступление» (I Тим. 2, 12–14). Согласно мифическим представлениям, отраженным в рассказе о сотворении человека, женщина повинна в несовершенстве мира, и проповедник, верный тогдашним взглядам (в соответствии с которыми определялись и родство и наследование), видел Еву в каждой женщине. С великой строгостью он требует от последовательниц своих не поддаваться греческим идеям эмансипации. хранить верность древним законам и религиозному долгу.

В первом послании к коринфянам Павел подробно и недвусмысленно излагает свою позицию по «женскому вопросу»: «Всякому мужу глава Христос, жене глава— муж… всякая жена, молящаяся… с открытою головою, постыжает свою голову, ибо это то же самое, как если бы она была обритая (т. е. проститутка. — Примеч. авт.), ибо если жена не хочет покрываться, то пусть и стрижется… Муж не должен покрывать голову, потому что он есть образ и слава божия; а жена есть слава мужа. Ибо не муж от жены, но жена от мужа; и не муж создан для жены, но жена для мужа. Посему жена и должна иметь на голове своей знак власти над нею. для ангела» (11. 3 и сл.).

Саксонский теолог Г. Деллинг в своем исследовании «Павел и женщины» дает этому отрывку из послания пояснение: «Для Павла покрывало — нечто вроде клейма. Женщина в большей мере пленница природы по причине своей будто бы более сильной сексуальности, носить покрывало — значит смиренно это признать, значит испытывать стыд от того, что через нее в мир пришел грех».

Изображение женщин, закутанных в покрывала, было обнаружено лишь на одном-единственном античном рельефе близ Пальмиры; это участницы какой-то процессии

Элегантные гречанки тоже носили покрывало, но из воздушных цветных тканей, чтобы подчеркнуть свою очаровательную красоту. Христианки же. напротив, должны были скрывать себя под своими серыми и черными покровами.

В мышлении Павла — как и в случае с «комплексом Евы» — вновь проступают представления, основанные на древних мифах. Слабый пол, легко поддающийся соблазну, должен «для ангела» покрывать свою голову. В греческом мифе нет ангелов, но есть боги, которые постоянно атакуют и соблазняют прекрасных земных женщин. В Книге Бытия соблазняют человеческих дочерей ангелы, точнее, сыны божии (Быт. 6. 2 и сл.).

На самых ранних христианских саркофагах женщины по большей части изображены без покрывала и головного убора, одетыми по римской моде (по Буонаротти)

Павел, который сам не был женат, рекомендует мужчинам и женщинам жить одиноко, ибо брак есть лишь «необходимое зло». Он советует сочетаться браком лишь тем. кто «сгорает от желания», но и они должны, насколько это возможно, уравновешивать свою чувственность (инстинкты) разумом и обращением к духовным делам. Лучше всего было бы. если бы люди добровольно решили жить друг с другом, как братья и сестры, ибо «тело не для блуда, но для господа» (I Кор. 6. 13).

Один из последователей Павла, учитель церкви Тертуллиан (160–220). провозглашал с вызывающей краткостью: «Брак основан на том же самом акте, что и блуд». Иероним (331–420). который в юности досыта вкусил женской благосклонности, а в более зрелом возрасте жил отшельником, строго требовал: «Возьмем в руку свою топор и срубим у самого корня бесплодное дерево брака».

Павел видел в любви риск — риск, которого можно избежать. Но что он вообще понимал под любовью и браком? Брак, по его мнению, служит не для того, чтобы производить потомство (как считали древние), а единственно и исключительно для удовлетворения чувственной похоти. Однако учение Христа провозглашает прежде всего любовь — любовь к ближнему: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Это означает уважение к личности других людей. Это означает, что любовь к себе может быть согласована с неприкосновенностью и единственностью всякого другого существа — будь то чужестранец, будь то женщина. Совсем другое понятие избирает фанатичный моралист Павел: любовь называется у него «блуд», это распутство и грех, «не знающая узды похоть», что скачет «от ложа к ложу» (Рим. 13. 13)[36]. Павел не исключает взаимной любви, но лишь во «исполнение закона». Лишь перед богом равны мужчина и женщина, но не в практической жизни.

Христианский гностик Ириней, выступавший за новое понимание любви («гносис» означает «познание»), заявлял, протестуя: «Кто не любит женщину, тот но знает истины, он должен еще прийти к истине». Это глубокое высказывание, ведь слепец не может понимать в цветах, а кто не ведал истинной любви, не может понять истину любви.

В одной из молитв гностического Евангелия Евы праматерь Ева. олицетворяющая человеческий универсум, говорит Христу, новому Адаму, о природе истинной, связующей любви: «Я есмь ты. и ты еси я, где бы ты ни был, ибо я есмь и посеяна в тебе и во всем живущем, и всюду, где ты пожелаешь, ты собираешь меня, и где ты собираешь меня, ты собираешь себя».

Эта прекрасная декларация совпадает не с представлениями Павла, а со взглядами Христа на любовь к ближнему. Жаль, что в последующие века утвердилось не убеждение учителя, но убеждение его апостола!

Павел умер в 65 г. н. э. в Риме. Его моральная проповедь при его жизни не оказывала никакого влияния на греко-римский мир в целом. Еще не закончилась античность. Но уже ничто не могло остановить перемен к худшему в общественном положении женщины.

Закат Римской империи знаменовал собой конечный пункт тысячелетнего развития. Наступило мрачное средневековье. Поскольку женское начало было объявлено дьявольским, женщин, кому-то показавшихся неугодными. стали сжигать на кострах как ведьм; последствия такого отношения к женщине для нашего духовного развития мы ощущаем и поныне.

Впрочем, верит ли сейчас кто-нибудь в ведьм?

В 1973 году Алленсбахский институт обратился к ряду граждан ФРГ с вопросом: «Когда-то верили в ведьм. Считаете ли вы, что в этом, может, есть своя правда? Может быть, ведьмы существуют?» Девять из ста молодых западногерманских граждан и семнадцать из ста человек старше 60 лет твердо или с небольшими оговорками заявили, что верят в существование ведьм. В США этот процент еще выше; там еще в начале нашего века проходил «процесс ведьм».

В самом деле, от нас до средневековья (и обратно) не так уж и далеко. Мы живем в «просвещенную эпоху» человечества, эпоху правового, политического и социального равноправия, но все же положение женщин во многом осталось проблематичным.

А как протекала в древности повседневная жизнь женщины?