Жизнеописание малых королей

Новелла Девятая Счастливо-печальная история иудейского короля Узияу (769 – 733 г.г. до н.э.) и грустно-удачная – израильского короля Ехоахаза (814 – 800 г.г. до н.э.)

Два этих короля – следующие в реестре правителей древнееврейских государств. У обоих в жизни был период большого несчастья, но и великая удача не миновала их. Только последовательность горя и радости оказалась у них обратной.

Прочтя в этой новелле жизнеописание обоих древнееврейских королей, вы можете порассуждать: которую половину жизни – если бы предоставлено нам было выбирать – назначить благополучной, а которую принять во всей её горечи.

Итак...

1. УЗИЯУ[18] – ОТ ДОЛГОЙ УДАЧИ К ДОЛГОЙ ПЕЧАЛИ

Десятый король Иудеи Узияу начинает своё правление с того, что перевозит тело отца – убитого заговорщиками в Лахише короля Амации – в Иерусалим и устраивает похороны, какие подобает потомку Давида.

Так шестнадцатилетний король бросил вызов всей иудейской оппозиции, объявив своим жестом, что с разорившим страну правлением группировки аристократов и жрецов покончено. Вскоре он помирился с коэнами и никогда не давал им повода обвинить его в несоблюдении иудейских законов. Хроники в Танахе называют Узияу праведным королём, "искавшим Бога".

Он постоянно вникал в хозяйство Иудеи, покровительствовал скотоводам и земледельцам, основывал по стране новые поселения. По предположению археологов, Узияу ставил в степях на юге и востоке страны башни и цистерны для сбора дождевой воды, учил иудейских крестьян готовить землю для посева, вносить в неё удобрения, размельчая "камни с берегов Солёного моря". Под властью Узияу страна оправилась от разорительного правления заговорщиков-аристократов (пока короля Амацию держали в плену), а вскоре хозяйство Иудеи стало самым процветающим в Кнаане.

Ещё большие успехи выпали Узияу на поле брани. Унаследовав съёжившееся под напором врагов королевство, он собрал и выучил крепкую армию (по хроникам, триста тысяч бойцов!) и снабдил её всей необходимой по тому времени военной техникой. Для этого король организовал целую промышленную отрасль: теперь Иудея могла самостоятельно изготавливать из железа мечи, копья, пластины для кольчуг и даже ободы для колесниц и осадные орудия.

Как только Узияу решил, что его войско готово, он двинулся к побережью Верхнего (Средиземного) моря, от которого Иудею прогнали ещё при потомках Ехошафата Справедливого. Как и до эпохи короля Давида, здесь безраздельно правили филистимляне, и от их военных набегов содрогалась Западная Иудея.

В VII-VIII в.в. до н.э. главным городом Филистимского союза был уже не Яффо, а Ашдод. Армия Узияу, разгромив войска правителя города Гата, двумя колоннами направилась на побережье. Яффо и Ашдод выказали упорство, защищаясь с мощных городских стен, но их крепостные ворота были проломлены, иудеи прорвались в оба города и там в уличных боях одолели профессиональные армии филистимлян. Захватив все главные селения от Яффо до устья реки Яркон, Узияу вернул своему королевству западную границу времён Давида. Иудейское войско возвратилось домой с богатыми трофеями. Филистия снова стала данницей Иерусалима.

Следующим походом Узияу покорил Эдом. Иудейская армия заняла стратегически важный оазис Кадеш-Барнео, повернула на восток и прошла до самого побережья Ям Суф (Аккабского залива), где захватила два города: Эцион-Гебер и Эйлат, основанные королём Шломо и потерянные его потомками.

В Эцион-Гебере проводник стал уговаривать короля полюбоваться морем, "вернувшимся к Иудее". Близ берега шла рифовая гряда, глубина воды была здесь взрослому человеку до колена, мелководье это кишело рыбой и молюсками. Узияу недоверчиво смотрел, как плавает на поверхности воды проводник, и неохотно согласился на уговоры детей и свиты вступить в воду. Помолившись, он поставил на дно сперва одну ногу, потом, держась за верёвку с берега, – вторую. Тут принесли большое бронзовое кольцо с натянутым на него бычьим пузырём и положили на морскую поверхность. Король неохотно наклонился, подогнув бороду и придерживая её ладонью, приблизил к кольцу лицо и... замер.

Через некоторое время он, не отрываясь от глядения под воду, стал громко распевать благодарственные гимны Господу. Подол его рубахи намок, ноги должны были давно замёрзнуть, спина занеметь, но он только размахивал руками, подзывая одного за другим сыновей, сановников и даже потребовал, чтобы к нему подтащили первосвященника. Когда трепещущие от страха придворные приближались, Узияу отрывался от кольца, уступая им место, стоял уперев руки в бока, кивал головой и принимал их восхищённые восклицания. Потом он, не слушая уговоров лекаря, возвращался к пузырю и описывал стоящей на берегу свите голубых и зелёных "огромных, как левиафан" рыб с алыми плавниками, белоснежные и розовые кораллы, шевелящиеся от прибоя водоросли. При этом король мучился, не находя достойных слов и понятных иудеям образов – и то сказать, с чем можно было сравнить роскошество подводных садов, чтобы стало понятно им всем, привыкшим к двум-трём бедным краскам родной пустыни! Единственное, что приходило на ум – это цветы, извлекаемые из песков первыми иудейскими дождями...

У себя в иерусалимском дворце он потом ещё не раз вспоминал об увиденном чуде, благодарил Бога за это видение и даже высказал предположение, что Райский Сад находился именно на берегу Эцион-Гебера или Эйлата.

Близкие короля уже стали беспокоиться, что он перенесёт столицу на юг, к морю, но тут с Узияу произошло несчастье, далеко отодвинувшее воспоминание о чудесном приключении.

Возвращаясь из Эйлата и ведя войско по Негеву, Узияу основывал крепости и новые поселения, помогал осевшим там иудеям советами и семенами, дарил коз и овец из королевского хозяйства – лучшего в Кнаане.

И сделал он в Иерусалиме механизмы, искусно рассчитанные, чтобы они находились на башнях и на углах – для того, чтобы метать стрелы и большие камни <…>

И пронеслось имя его далеко, потому что он <…> весьма окреп.

По-видимому, в эти же годы у Узияу складывались добрые отношения и с Шомроном, так как в том же Негеве археологи обнаружили останки израильских укреплений и что-то вроде постоялых дворов с вырытыми на их территории колодцами.

И давали аммонитяне дары Узияу, и достигло имя его пределов Мицраима, ибо стал он силён чрезвычайно. И построил Узияу башни в Иерусалиме над угловыми воротами и над воротами долины, и на стыке, и укрепил их все. И построил башни в пустыне, и выкопал много колодцев, потому что много скота было у него – и в низменности, и на равнине. Были также земледельцы и виноградари в горах и на Кармеле, ибо он любил земледелие. И было у Узияу войско для военных действий – армия, выходившая отрядами по числу командиров под началом Изиеля, писца, и Маасэяу, королевского сановника. Общее число глав семейств из храбрых воинов – две тысячи шестьсот, да при них армейская сила – триста семь тысяч пятьсот, способных биться с воинским мужеством и помогать королю одолевать неприятеля. И приготовил Узияу для всего войска щиты и копья, и латы, и луки, и пращные камни <…>

И распространилось имя его далеко, потому что он весьма окреп.

Но вдруг резко изменилось расположение Господа к Узияу. Летописи берутся просто объяснить эту человеческую катастрофу: король зарвался от успехов и взял уже на себя, кроме королевских функций, обязанности верховного жреца.

Когда сделался он силён, возгордилось сердце его до нетерпимости, и проявил он вероломство перед Господом: вошёл в Храм Господень, чтобы воскурить на алтаре жертву. И пошёл следом за ним коэн Азарияу и с ним восемьдесят священнослужителей Господних, людей мужественных. И воспротивились они королю Узияу и сказали ему:

– Не тебе, Узияу, воскуривать Господу, а жрецам, сынам Аароновым, освящённым для этого. Выйди из святилища! Не будет тебе почёта от Господа.

Но разгневался Узияу, а в руке у него кадильница для воскурения. И когда разгневался он на коэнов, проказа появилась на лбу его перед лицом священнослужителей в Доме Господнем, у алтаря с воскурением. И обернулся к нему Азарияу и все другие священнослужители – и вот проказа на лбу его.

И торопливо вывели его оттуда, да и сам он спешил удалиться, так как поразил его Господь.

<…> И был Узияу прокажённым до дня смерти своей, и жил он в доме для прокажённых, отлучённый от Дома Господня. А Ётам, сын его, ведал королевским дворцом и судил народ страны.

Стоп! Возвратимся к моменту, когда внезапно прервали коэны спор с королём, кто имеет право вести жертвоприношения, и все восемьдесят пар глаз уставились на лоб короля. Несколько минут в Храме было совершенно тихо, пока кто-то не закричал: "Это же проказа!"

Онемев, с замершим взглядом, на расстоянии от идущих за и перед ним жрецов, король проследовал за городские ворота, которые затворились за ним на… двадцать пять лет.

Но вначале никто ещё ничего не знал определённо. Прежде всего, коэны должны были поставить диагноз болезни – может, это и не проказа, может, ещё обойдётся? Всё делалось строго по ритуалу, записанному в Танахе, так как наставлял господь Аарона и Моше поступать в подобном случае.

Народ, столпившийся на городской стене, в молчании наблюдал за действиями рабов и лекарей-левитов, окруживших короля у городских ворот, вблизи дома, в котором жили прокажённые – те испуганно таращились из дверного проёма, прикрывая руками загаженные струпьями физиономии.

Прежде всего, левиты должны были внимательно рассмотреть цвет язвы на лбу у короля. После этого на ощупь определяли, проникла ли она вглубь кожи и не побелели ли волосы вокруг язвы. Потом это место перевязывали и оставляли так на семь дней.

– Если пятно за семь дней не разрастётся,– приговаривал левит над ухом Узияу, –нужно будет перевязать ещё на семь дней. Если и после этого язва не пройдёт и даже расширится, а кожа потемнеет, то это – проказа.

С иерусалимской стены было хорошо видно, как худой человек – ещё час назад самоуверенный король – снимает с себя парадные одежды и остаётся голым, как раб его бреет, левиты распускают ему волосы и облачают в рваную одежду, по которой прокажённого можно узнать издалека.

Рядом уже пылал костёр. Один из рабов кинул в пламя королевское платье и сандалии, а другие принесли из города постель Узияу и вороха его одежды. Всё это пожрало пламя. Даже волосы, срезанные с головы короля, бросили в огонь.

Узияу стоял неподвижно и не отрывал взгляда от пустыни, начинавшейся неподалёку и уходящей за горизонт. Никто не услышал от него в тот день ни единого слова – ни приказания, ни просьбы.

Зато королевский гарем ревел на весь Иерусалим.

– Ничего, ничего, – пытался успокоить плачущих женщин первосвященник Азарияу.– Через семь дней коэн-Служитель Шатра осмотрит Узияу там, за пределами города, и если увидит, что раны зажили, то прикажет очищенному взять двух кур или голубей, не поражённых болезнями, кедрового дерева, мох и нить, вымоченную в синьке. Второй коэн зарежет одну из птиц над глиняной посудой с чистой водой, а другую птицу, нить, ветку кедра и мох смочит в крови зарезанной птицы <…> окропит выздоровевшего семь раз и отпустит птицу. Очищенный выстирает свои одежды и сбреет все свои волосы с тела и искупается в воде, а потом вернётся и сядет у шатра, а на седьмой день ещё раз ему обреют волосы и бороду, и брови, и он снова выстирает одежду и искупается сам. На восьмой день возьмёт он двух молодых ягнят и одну овечку и три меры тонко просеянной муки, смешанной с елеем, и ещё одну меру елея. Коэн поставит очищенного у входа в шатёр, а овечку зарежет для жертвоприношения и <…> окропит выздоровевшего.

Узияу не выздоровел. Проказа не оставила его ни через неделю, ни через месяц. Двадцать пять следующих лет кожа и кости его смердели из-под непросыхающих язв, Узияу медленно сгнивал, пока, наконец, Бог пожалел его, и бывший король впервые не разбудил иерусалимцев криком боли при попытке оторвать от подстилки приклеившуюся к ней за ночь спину.

Так все узнали: Узияу умер!

А прочие деяния Узияу, первые и последние, описал Ишияу бен-Амоц, пророк. И почил Узияу с отцами своими, и похоронили его с отцами, но не в пещерах, а на поле, среди королевских усыпальниц – ибо сказали: "Он – прокажённый!"

*