Жизнеописание малых королей

Ехорам бен-Ахав стал девятым королём Израиля. Он сменил на престоле старшего брата, Ахазию, чьё правление не продлилось и двух лет. Несчастный Ахазия, рассказывают летописи, выпал из окна в дворцовый сад, расшибся, долго болел и умер, не оставив наследников.

Ехораму, второму сыну Ахава, досталось недолгое, но чрезвычайно бурное правление. В отличие от отца своего Ахава, Ехорам не чувствовал призвания к строительству или государственным реформам. У него были все качества полководца: решительность, доблесть, дар выбирать строй, место и время для сражения, умение увлечь армию в атаку.

У него только не было удачи.

А натиск Ассирии на Кнаан нарастал.

Царь Царей Шалманасар III восседал на стуле, выточенном из бивней любимого слона Хумбабы, утонувшего во время охоты в болотах Южной Вавилонии. Бивни Хумбабы да сам ассирийский царь – вот и всё, что торчало над тусклой равниной болота, когда подплыли лодки с перепуганными егерями и телохранителями.

Сегодня Царь Царей, который уже два года подготавливал поход к берегам Верхнего (Средиземного) моря, велел показать ему хроники последнего вторжения в Кнаан. Пока писец вернулся из дворцовой библиотеки и раскладывал на полу глиняные таблички, устанавливая порядок их зачтения Царю Царей, Шалманасар велел придворному художнику показать эскизы карикатур, которые предстоит высечь на скале у границы Сирии с Кнааном. Зрелище привело царя в весёлое настроение, он с удовольствием разглядывал эти композиции: иудейский правитель с отвисшей губой целует полу халата ассирийского губернатора, главный жрец храма в Цидоне, высокий бритоголовый финикиец, едет в Ниневию на повозке с данью, а на шее у него подвешена на золотой цепи отрубленная голова его царя. Но самой радостной для глаз ассирийца была, конечно, сцена увоза на берега Тигра статуй богов из покорённого Египта.

Шалманасар велел увеличить до натуральных размеров каждую из картин, когда их будут выбивать на скале.

Летописец разложил таблички как надо и приготовился к чтению. Царь кивнул: начинай.

"...14 айяра эпонимата Даян-Ашшура я отправился из Ниневии, перешёл реку Тигр и приблизился к городам царя Гиамму на реке Балих. Там испугались ужаса моего владычества и блеска моего мощного оружия и сами убили Гиамму, своего господина. Я вступил в города Тиль-Шамарахи, приказал внести моих богов в его дворцы и устроил празднества там. Я открыл его сокровищницу, захватил его добро и отослал к себе в Ашшур. На многочисленных кожаных ладьях я пересёк Евфрат во время половодья. В городе Ашшур-Утир-Асбат на другом берегу реки, который люди страны Хатти называют Питру, я принял дань царей (следует перечисление многочисленных царей и правителей арамейских городов-государств – Д.М.): серебро, золото, свинец, бронзу, медные котлы. Я отправился от Евфрата и приблизился к Хальману. Они испугались моей битвы и обняли мои ноги. Я принял их дань серебром и золотом и сделал жертвенные возлияния. Я приблизился к двум городам Ирхулени-хаматца, завоевал его царский город Аргану, приказал вынести его добычу, его добро и имущество его дворца, а в его дом я бросил огонь.

Я отправился к Каркару. Царский город я разрушил, сокрушил и сжёг огнём. 1200 колесниц, 1200 всадников, 20 000 воинов Дадда-идри из Дамаска...2000 колесниц, 10 000 воинов Ахава-израильтянина…выступили против меня на бой и сражение. При помощи высокой силы, которую дал мне Ашшур, и могучего оружия, которое подарил мне Нергал, идущий впереди меня, я сразился с ними от Каркара до Гильзау и нанёс им всем поражение. 14 000 их воинов я поразил оружием... В этом сражении я захватил их колесницы, их всадников, их лошадей, их упряжь"[10].

Уже потому, что через год Шалманасар повторял свой поход на юго-запад и снова не проник в Кнаан, а застрял в Северной Сирии, можно заподозрить, что приведённая здесь хвастливая надпись, высеченная клиньями на стене знаменитого Собачьего ущелья, сочинена льстивыми придворными литераторами.

Любопытно, отчего так важно для "сильных мира сего", чтобы потомки узнали о их деяниях? Кого хотят они обмануть: богов, будущие поколения или собственный страх ухода в небытие?

В 849 г. до н.э. Ассирия опять наваливается на Кнаан, и снова её встречают силы коалиции, но уже не двенадцати королей, а меньшего их числа. Возглавляет объединенную армию царь Дамаска. Опять удаётся отшвырнуть Ассирию назад, в Двуречье, и снова она возвращается через год в Северную Сирию.

Так повторялось четырежды, и с каждым разом сопротивление "львице" ослабевало, всё больше государств выходило из союза, капитулировало и отправляло караваны с данью в Ниневию. Напор 845 г. оказался победным для Ассирии: прорвавшись через Кнаан, 120-тысячная армия Шалманасара обрушилась на Египет.

Сильно потрёпанным возвращалось войско и король Ехорам из каждого сражения с Ассирией. Страна приближалась к катастрофе, в голодном народе нарастал ропот, и во всех неудачах обвиняли Ехорама и весь его род – прежде всего, конечно, мать короля, финикиянку Изевель. Причина всех бед была ясна каждому мальчику в Шомроне: Ехорам под влиянием "старухи" тратит все израильские средства на устройство иноземных культов и подарки финикийским жрецам. Поэтому Бог и сердит на Израиль, за то и наказывает его засухой и всевозможными бедами.

Ехорам мог бы возразить, что достигнуто самое главное: Ассирия,– а она куда страшнее любого налёта саранчи из пустыни! – остановлена далеко от Израиля. Но никто не желал слушать защитников короля. Зато разговоры о том, что многие молодые люди сложили головы где-то в Сирии, что опять начались поборы для армии зерна, масла и скота – звучали всё громче.

Ехорам знал о своей репутации полководца-неудачника. Одна победа! – думал он.– Одно шествие через Шомрон с караваном трофеев, с бубнами, кинорами и трубами, с разбрасыванием с повозок разноцветных платьев женщинам, с раздачей воинам овец, ослов и нового оружия – и народ опять станет петь хвалебные песни, танцевать вдоль пути войска-победителя к столице и уже не проклинать, а славить "профиникийство" королевы-матери Изевели.

– Всего только одна победа! – умолял Бога Ехорам.

И тут из-за Иордана пришла весть: царь Меша восстал и отложился от Израиля.

Меша, царь моавитский, был владельцем скота и присылал он королю израильскому сто тысяч нестриженных овец и сто тысяч нестриженных баранов.

В 850 г.до н.э., сочтя, что Израиль сильно ослабел в драках с арамеями и Ассирией, царь Меша решил, что пришёл его час. "И восстал Меша против Израиля",– передаёт нам третья глава летописи последней (по христианской традиции IV– той, по иудейской – II-ой) книги Царств.

Ехорам воспрянул духом: вот война, о которой он мечтал!

Израиль приглашает пойти с ним в поход союзника, Иудею, а та – своего вассала, Эдом. Объединенное войско двинулось на Кир-Моав (или Кир-Харесет) – столицу государства Меши.

И выступил Ехорам в тот день из Шомрона, и перечислил он весь Израиль, и послал сказать королю иудейскому:

– Царь моавитский восстал против меня. Пойдёшь ли со мной на войну против Моава?

И сказал тот:

– Пойду. Как ты – так и я. Как твой народ – так и мой. Как твои кони – так и мои.

И спросил:

– По какой дороге пойдём?

И ответил тот:

– Дорогою пустыни Эдомской.

И отправились король израильский, король иудейский и царь эдомский, и шли они обходным путём семь дней.

Когда царь Эдома, вассал Иудеи, получил из Иерусалима приказ привести армию, он выступил из Южной пустыни за неделю до назначенного срока сбора войск, и двигался по серо-коричневым сопкам Эдома, меняя проводников. В пути царь знакомился со своими подданными – с племенами, заселявшими суровые предгорья по побережью Ям Суф (Аккабского залива), где между морем и подножьями крутых сопок постоянно передвигаются песчаные буруны. Извещённое следовавшим впереди войска глашатаем, население тянулось по незаметным чужому глазу тропинкам, чтобы взглянуть на своего повелителя, впервые покинувшего шатры в оазисе Дим в Южной пустыне. Армия царя Эдома пополнялась молодыми воинами, а обоз – овцами и мехами, наполненными свежей колодезной водой. Колдуны благословляли поход боевыми песнями, танцами на черепах убитых ранее врагов и делали на лицах царя и военных магические рисунки охрой, прибавлявшие мужчинам храбрости, нечувствительности к боли и выносливости в походе. На ночь в палатку царя старейшины племён приводили своих дочерей. Наследники оплодотворённых женщин через четырнадцать лет могли присутствовать на совете племени, а впоследствии вливались в его аристократию и получали право после смерти царя участвовать в поединке на копьях, определявшем нового властителя Эдома.

Утром отдохнувшие бойцы-эдомцы выпивали по большому кувшину верблюжьего молока, и войско продолжало поход по песчаным сопкам на север, к Моаву. Царь находился впереди невысоких, очень смуглых, босоногих солдат: верхом на муле он стоял на холме в белоснежном шерстяном плаще и высокой красной шапке, молча следя за движущейся спиралью своих людей. С горных троп он виделся солдатам горящей на фоне неба свечой.

Войска встретились у Нахал Зеред, дальнейшее продвижение объединенной армии шло по сплошной пустыне. И не было воды для войска и для скота, который был при них.

Самым слабым из союзников оказался инициатор похода. Рождённый для сражений на равнинах Сирии или в родных горах, король Ехорам совершенно пал духом, оказавшись в пустыне. И воскликнул король израильский: "Увы! Созвал Господь нас, троих королей, чтобы предать в руки Моава".

Тогда король Иудеи (по времени, это должен быть Ехорам) пожелал услышать предсказание об исходе кампании.

И спросил король Иудеи:

– Нет ли здесь пророка Господня, чтобы нам вопросить Господа через него?

И ответил один из слуг короля израильского:

– Здесь Элиша бен-Шафат – тот, что лил воду на руки Элияу[11].

И сказал Ехорам:

– Есть у него слово Господне.

И сошли к нему короли.

Элише было хорошо в одиночестве в пустыне, и встреча с обеспокоенными королями отнюдь не входила в его планы. Отысканный королевскими слугами, он неохотно соглашается на встречу с грешником-Ехорамом, но предсказание его доброе: победа, а самое ближайшее – долгожданный дождь.

И было: поутру, когда возносят хлебное приношение, пришли воды по пути из Эдома, и наполнилась земля водою.

Моавитян это ввело в заблуждение.

Когда все моавитяне услышали, что пришли короли воевать с ними, то собрались они все, начиная от тех, кто стал носить пояс и старше, и пришли к границе. И встали они рано утром, и воссияло над водою солнце, а моавитянам издали показалось, что это – кровь. И закричали они: "Это – кровь! {Видимо}, поспорили короли {которые пришли}и перебили друг друга. Теперь – на добычу, Моав!" И ринулись они к стану израильскому.

А там!

Поднялись израильтяне и стали их бить. И те побежали от них, но израильтяне били и били моавитян. И города их разрушали, и на каждый хороший участок кидали по камню и заваливали его, и все источники засыпали, и все хорошие деревья вырубали, пока не остался только Кир-Харесет с каменною стеною его. И окружили его пращники...

Меша попытался пробиться к царю Эдома в надежде склонить того к предательству:

И увидел царь моавитский, что битва одолевает его, и взял он с собою семьсот человек, владеющих мечом, чтобы пробиться к царю эдомскому, но не смогли они.

Армии Израиля и его союзников приступают к осаде Кир-Харесета.

В отчаянье, царь Меша поднимается на городскую стену и на виду у своей и вражеской армий и населения столицы приносит в жертву собственного сына – наследника престола.

Израильтяне замерли – испугались Божьего гнева. Зато воины Моава воспламеняются от зрелища и отчаянно контратакуют осаждавших. С этого момента в войне наступает перелом. Израиль и его союзники отброшены от столицы. Они отступают, неся большие потери и в конце концов возвращаются из Моава с повозками, переполненными трупами солдат.

Тем временем в Израиль пришла очередная засуха, а следом за ней – голод и всеобщее разорение. В дополнение ко всем бедам именно в годы правления Ехорама случилось землетрясение в северной части страны. И хотя большинство зданий той поры сегодня посчитали бы полузарытыми в землю сараями, среди населения поползли слухи о многочисленных жертвах. И сразу нашлись "очеслышцы", уверявшие, что земля, прежде чем разверзнуться, воем и скрипом призывала иврим покаяться и уничтожить истуканов – чужеземных богов, вместе с их алтарями и жрецами.

"Брожение умов" достигло и ближайшего окружения короля. Всё громче звучат здесь голоса пророков, обещая скорый и страшный конец Израиля в наказание за грехи королевского семейства.

А Ехорама лечат от ран, полученных в Моавском походе. Ему докладывают о слухах и настроение народа, да он и сам чувствует, как над королевским домом собираются тучи, но не знает выхода. Судьба продолжает дразнить этого азартного игрока в войну. Вдруг из столицы старого врага, Дамаска, приходит весть о перевороте. Придворный Хазаэл задушил царя Бенхадада: взял он одеяло, погрузил в воду, положил на лицо его, и тот умер.

Какой момент! В Дамаске наверняка начнётся теперь смута: убит любимый в народе царь, смелый полководец и завоеватель. Вот случай взять реванш за поражение израильского войска в бою за Рамот, когда был убит король Ахав!

Ехорам спешит с войском к Рамоту, в Гилад, и снова уговаривает примкнуть к походу короля Иудеи.

И, конечно, опять Ехораму не повезло! Рамот он действительно взял, но после этого арамеи, всегда значительно превосходившие численно Израиль, подтянули из Дамаска войска, окружили Рамот и начали его осаду. В одном из боёв Ехорам был опять ранен, и его отвезли на лечение в зимнее королевское поместье неподалёку от столицы.

Девять лет правил в Шомроне Ехорам. За это время провёл он пять войн и все проиграл. На его правление пришлось три засухи: одна тяжёлая, длившаяся половину зимы, и ещё два года запаздывали дожди.

Ехорам был убит стрелой при военном перевороте своим злобным и честолюбивым командующим Еху, перебившим затем и всех потомков короля-неудачника.

Так в 842 г. до н.э. закончилось правление династии Омри – воинственных королей, сорок лет руководивших из своей столицы Шомрона Израильским королевством.

*

Крайняя скудность исторических данных об этой эпохе лишает нас возможности строить предположения о роковом происшествии, положившем конец кратковременной жизни Иошияу. Характер этого государя, имевшего столь заметное влияние на историю

человечества, остаётся для нас совершенно загадочным.

/Эрнест Ренан "История израильского народа", пер.с французского, СПб.1911г./

Через сто двадцать лет после убийства Ехорама королевство Израиль было разгромлено. В 724 г. до н.э. Шалманасар V, сын великого строителя Ассирийской империи Тиглатпаласара, после двухлетней осады захватил Шомрон, отчаянно оборонявшийся королём Хошеа. Израиль (подробнее об этом мы побеседуем в более поздних сюжетах) перестал существовать. Эта победа дорого обошлась Ассирии. Раскопки в Хацоре и в Шомроне, относящиеся к эпохе страшного нашествия, обнажили обгорелые остовы крепостей и среди руин – обломки мечей и чёрные маслянистые пятна на камнях сгоревших домов и целых селений.

Израиль исчез, на его место пригнали арамеев, потом – халдеев: такова была имперская политика Ассирии – перемещать, чтобы властвовать.

Народ иврим ещё продолжал государственное существование в королевстве Иудея, ставшем вассалом Ассирии.

Но настало время исполниться предсказанию пророков: "Ассирийская львица" наконец должна была околеть. Дикие и беспощадные орды кемерийцев и скифов, конные армии Мидии и халдейский Вавилон уже делили имперскую шкуру; вожди горных племён севера объединяли армии для набега на храмовые сокровищницы Ниневии, и все клялись в скором времени разорить и сжечь ненавистный город за кровь и унижения, которым десятилетиями подвергала их Ассирия.

Но пока ещё правитель Ассирии – "Любимец Богов" – продолжал разъезжать мимо сверкающих синих изразцов храма Ашшура в колеснице, запряжённой четвёркой побеждённых царей, а по улицам столицы, Ниневии, были расставлены клетки с провинившимися губернаторами провинций. Любимым развлечением солдат и городской черни бывало – сунуть в такую клетку пику и, покалывая губернаторскую шкуру, заставить опального вельможу петушиным пением веселить толпу.

Но и Любимец Богов был уже "приговорён и взвешен". В 614 г.пал Ашшур, в 612 г.– Ниневия. У ассирийского владыки остался один значительный город: Харран. Вавилон, вставший во главе коалиции стран-победительниц, закрепился во всём Двуречье и повёл наступление на окружённую в Харране вражескую армию.

Казалось, проклятой всеми Ассирии пришёл конец.

Но...

Именно в это время главный соперник империй Двуречья – Египет – решил, что Ассирия достаточно ослаблена и пора вмешаться в делёж её богатств, пока появившийся на военной тропе Плодородной Радуги новый хищник, Вавилон, один не проглотил ассирийское наследство. Фараон Нехо внезапным маршем на север повёл войска на помощь осажденной в Харране ассирийской армии. Вдоль средиземноморского берега опять день и ночь гремели повозки обоза и скрипел песок под солдатскими сандалиями. По пути, как было заведено, разорялись филистимские и финикийские города, грабились селения иврим и кнаанеев, вытаптывались поля ячменя, а египетские командиры ударами палок и обещаниями добычи поторапливали свои колонны, направляя их к верховьям Евфрата – туда, где последний из ассирийских царей, Ашшурубалит, ещё огрызался на атаки вавилонских полководцев.

И как раз именно в 609 г., о котором пойдёт речь, королевство Иудея, не предугадав такого поворота в политике Египта, заключило с Вавилоном договор о союзе и совместных военных действиях против ненавистной Ассирии.

Фараону Нехо докладывали о союзническом договоре Иудеи с Вавилоном, но Владыка Нила только смеялся над такими глупостями. На обратном пути он примет ото всех кнаанских правителей присягу на верность и с ней великую дань, а сейчас – скорее вперёд: близ Харрана, в поле под Каркемишем, Владыка Нила намерился дать бой вавилонской армии Набопаласара.

Хруп, хруп – скрипят подмётки из бегемотовой кожи; стук, стук – древки копий о дорогу. Вот уже и Мегидо. И тут идущие впереди вóйска разведчики обнаружили, что в долине египтян поджидает крохотная иудейская армия во главе со своим королём. Она вышла из Иерусалима наперерез войску фараона и уже выстроилась в боевой порядок для атаки на Непобедимого Сына Ра.

Раздражённый задержкой Нехо всё же велел передать туземному королю, что не намерен причинять ему зла, что явился вовсе не для войны с иудеями. Фараон даже предложил тому безумцу посмотреть, как занимают долину египетские войска: белокожие, краснокожие, чёрные, как парят над ними полотна тысяч вымпелов и знамён, сверкают острые бронзовые наконечники на длинных копьях, храпят боевые кони, готовые растоптать врага, а повозки с обозом растянулись до самого Ашкелона. На что рассчитывают эти иудеи?!

– Нет,– покачал головой упрямый туземец.– Иерусалим-союзник Вавилона, поэтому я не пропущу тебя через мою страну.

Он выпрямился в боевой колеснице и поднял копьё. Это был сигнал к атаке. Иудейская армия устремилась на врага.

Бой был короткий и жестокий, пленных не брали. Король погиб в самом начале сражения. Фараон быстрым маршем повёл армию дальше на север, пообещав иудеям на обратном пути наказать их за дерзость.

Дон Кихотом Кнаанским оказался шестнадцатый король Иудеи Иошияу бен-Амон. По созданным историками стереотипам, иудейский "царёк" должен бы заниматься "коварными интригами при дворах великих держав Востока", то есть в данной ситуации, присоединиться к государствам - "шакалам", чтобы отхватить для Иудеи кусочек шкуры ассирийской "львицы". Но Иошияу ведёт себя как человек чести – может, поэтому о нём умалчивают исторические сочинения.

Что же мы знаем о нём из хроник Танаха?

Восемь лет было Иошияу, когда он стал королём, и тридцать один год правил он в Иерусалиме. А имя матери его Едида, она – дочь Адая из Бацеката. И делал он то, что праведно в очах Господних, и во всём шёл путём короля Давида, не уклонялся ни вправо, ни влево.

Он получил трон после того, как его отец был зарезан телохранителями, а потом те были перебиты людьми, сохранившими верность Дому Давидову.

В течение восемнадцати лет Иошияу никак не проявлял себя в качестве короля Иудеи. Он прислушивался к советам окружавших его придворных: писца Шафана, первосвященника Хилькияу, пророчицы Хулды; размышлял над злосчастной судьбой Израиля, столетием раньше уничтоженного Ассирией. Потом, так же храбро, как позднее в бой с армией фараона, король Иошияу ринулся в реформы.

Целью его стало обновление иудейской жизни – он решил изменить настроение народа, фатально ожидающего, когда страну постигнет судьба Израиля. Иошияу начинает с Храма. Он прогоняет чиновников, собиравших с прихожан средства на жертвоприношения, ремонт здания и праздничные церемонии, а затем бессовестно присваивавших их. Король вызвал к себе верного человека, писца Шафана бен-Ацальяу, и велел ему:

– Пойди к Хилькияу, первосвященнику, пусть он пересчитает все деньги, принесённые в Храм Господень, которые собрали у народа те, что стоят на страже у входа <...> и пусть передадут их в руки ведущим работы в доме Господнем. А те пусть раздадут {деньги} работникам <...> для ремонта повреждений: плотникам, строителям и каменщикам, а также на покупку леса и вырубных камней.

И вот результат нововведений: полное доверие рабочих:

И не вели с ними счёта деньгам, потому что они поступали честно.

Вдруг глашатаи объявили по всей стране: во время ремонта Храма нашлась ещё одна, Пятая, книга Торы. Когда её прочитали королю, он был так ошеломлён, что разорвал на себе одежды, а потом <...> послал король посланников, и собрались к нему все старейшины Иудеи. И взошёл король в Дом Господень, и все люди Иудеи, и все жители Иерусалима с ним – и священники, и пророки – весь народ от мала до велика. И прочитал он им вслух все слова Книги Завета, найденной в Доме Господнем. И встал король на возвышение, и заключил союз перед Господом, чтобы соблюдать Заповеди Его и свидетельства Его, и уставы Его всем сердцем и всею душою, чтобы исполнять слова Завета, написанные в этой Книге. И вступил в союз весь народ.

Энергично и смело король Иошияу начал объединять всех иврим вокруг Единого Бога, Иерусалима и Храма. И вот, будто свежий ветер прорвался в страну через Иудейские горы. Изменяются предсказания пророков: уже не беду и наказание, а спасение и возвращение пленников обещают они от имени Господа. Другими государственными работами занято теперь население: строительством крепостей, изготовлением оружия, подготовкой к борьбе против вассальной зависимости, разоряющей Иудею. Праздник Песах отмечался в Храме и в каждом доме, как великий праздник освобождения из-под ига огромного и злобного народа.

А тут ещё пришли добрые вести с севера: проклятая Ассирия смертельно ранена объединенными силами Мидии и Вавилона. Король Иошияу отправляет в Вавилон посольство и заключает с этим государством союз.

И вдруг – нашествие Египта!

Перед тем, как попрощаться с королём Иошияу, раскроем Вторую книгу "Рассказов тех дней" (канон "Ктувим" {"Писания"}):

И совершили сыны Исраэля <...> Песах, отмечали праздник семь дней. Не совершалось подобной Пасхи у иврим со дней Шмуэля-пророка, и никто из королей иврим не справлял так Песах, как Иошияу. И жрецы, и левиты, и вся Иудея, и израильтяне, там оказавшиеся, и сами жители Иерусалима – в восемнадцатый год правления Иошияу был отпразднован такой Песах.

Но после того как привёл в порядок Иошияу Дом Божий, направился Нехо, царь египетский, воевать в Каркемиш, что на Прате. И вышел навстречу ему Иошияу. Послал к нему Нехо послов, говоря: "Что тебе до меня, король Иудеи! Не против тебя сейчас иду я, а к месту моего сражения. И бог повелел мне спешить. Не противься же богу, который со мной, чтобы он не погубил тебя!"

Но не отвернул Иошияу от него лица своего, а чтобы сразиться с ним, переоделся. И не послушал он слов Нехо, а прибыл воевать в долину Мегидо. И выстрелили стрелки в короля Иошияу <...> И сказал король слугам своим: "Унесите меня – я ранен".

И вынесли его слуги его из колесницы, и посадили в другую повозку, и отвезли в Иерусалим. И умер он, и был похоронен в гробнице отцов своих. И вся Иудея, и Иерусалим оплакивали Иошияу. И пророк Ирмияу оплакал короля в песне скорбной[12], и поведали все певцы и певицы об Иошияу в скорбных песнях своих, известных до сего дня, и передали их потомкам – вот они, вписаны в Книгу скорбных песен.

А остальные дела Иошияу, и добродетели его записаны в Торе Господней. И деяния его, первые и последние, описаны в Книге королей Израиля и Иудеи.

От автора.

Странной и неожиданной бывает месть истории. Например, через письменность народа. В Египте жители не понимают иероглифы, прославляющие победу фараона Нехо в битве под Мегидо, а в Израиле дети читают про храброго короля Иошияу на древнем иврите. Я наблюдал в Иерусалимском музее, как школьники вслух разбирали надписи на черепках под стеклом и ликовали оттого, что текст совпадал с их учебниками.

*