Гнилые плоды моей любви (СИ)

Воспитание

На время моего восстановления Сергей взял мини-отпуск на работе — благо должность начальника это позволяла. Он был неплохим отцом: легко мог искупать детей, покормить их, одеть, заинтересовать каким-то совместным делом — будь то игра или домашние хлопоты. Я продолжала соблюдать постельный режим по предписанию врача, но при этом могла наблюдать, чем заняты муж и дети. Мне было странно сознавать, что человек, который пару дней назад ставил ногу мне на лицо, так заботлив и ласков с детьми. Казалось, тиран внутри него, как медведь, то просыпается, то снова уходит в спячку. Вот только в отличие от ситуации с медведем, с Сергеем было вообще неясно, в какой момент его внутренний деспот вдруг проснется и когда снова уснет. Это всегда происходило внезапно и без особых на то причин.

Мы почти не разговаривали. Муж приносил мне младшего сына на кормление, измерял мне давление, кормил и поил, но при этом даже не удосужился извиниться за то жуткое поведение, которое довело меня до обморока. Он вел себя так, будто ничего этого не было. Иногда мне начинало казаться, что это вообще мне привиделось и на самом деле ничего подобного не было, но Глеб периодически напоминал мне, что ноги на моем лице — жестокая реальность, а не галлюцинации.

— Мам, когда ты вылечишься и станешь обычной мамой, мы с папой снова будем с тобой играть, — однажды сказал мне Глеб.

— Это папа так говорит?

— Ну да. Ему тоже понравилось играть.

— Сынок, а можешь сказать папе, чтобы зашел ко мне, когда братик уснет? А сам иди поиграй с Власом, хорошо?

— Хорошо, мам, — кивнул ребенок и радостно убежал.

Через некоторое время ко мне зашел муж.

— Закрой, пожалуйста, дверь, — сказала я, — хочу с тобой поговорить.

Сергей сделал, как я попросила и присел рядом с кроватью на корточки.

— Как ты себя чувствуешь, Нин? — спросил он.

— Как женщина, муж которой пытался привести ее в чувство, поставив свою грязную ногу ей на лицо.

Сергей закатил глаза:

— Это же была шутка, что ты начинаешь?

— Шутка?? С каких пор нога на лице — это смешно?

— Нин, каюсь: я не понял, что тебе действительно плохо. Решил вот так глупо подшутить. Плюс потом пришли дети. Чтобы их не пугать, я сделал вид, что мы так играем. Ну что еще я мог сделать?

— Ну, к примеру, обрушить на мою голову стул. Или вылить на меня кипяток. А что? Тоже ведь неплохая шутка бы вышла.

Сергей улыбнулся, будто я сказала что-то забавное, и провел краешком ладони мне по щеке, а затем принялся гладить по волосам.

— Нин, я и правда не хотел ничего плохого. Просто так получилось. Ну не злись на меня, а.

Его прикосновения заставили кончики моих пальцев на ногах задрожать. Но то был вовсе не трепет. Во мне нарастал страх, что сейчас его внутренний дьявол проснется и снова устроит мне ад на Земле.

— Зачем ты сказал Глебу, что вы с ним снова сможете со мной «поиграть», когда я встану с кровати? Он слишком маленький, чтобы понимать весь ужас ситуации, к чему ему эти дурные установки?

— Именно поэтому я и сказал, что как-нибудь обязательно снова поиграем. Если бы я повел себя иначе, осадил его, у него в памяти обязательно закрепилась бы сцена на кухне. К чему травмировать его психику? А раз он думает, что это была просто игра, и ничего страшного не случилось, то через время это сотрется из его памяти. Разве я не прав?

— Нет. Но я не стану спорить. Мне сейчас интересно другое. Как ты объяснишь Власу, что это была просто игра? Он старше Глеба, ему уже восемь лет, и он все понимает. Теперь его психика наверняка травмирована твоими действиями.

— Не волнуйся об этом. — Сергей продолжал гладить меня по волосам. — С Власом мы уже все обсудили. Не будет у него никакой травмы.

— Что ты ему сказал? — Дрожь с кончиков пальцев уже достигла уровня живота. Половина моего тела мелко тряслась от каждого прикосновения мужа. — Мне нужно знать.

— Не нужно, — мягко ответил муж и запустил руку ко мне под одеяло. — Я по-мужски объяснил ему что к чему, и он все понял, поверь мне. Давай больше не будем об этом? У нас есть полчаса. Валентин спит, старшие играют во что-то… Что скажешь?

От ужаса мое горло свело спазмом. Он предлагает мне заняться сексом, мне не показалось?? После всего, что он сделал?? Мне была отвратительна одна мысль о близости с этим человеком.

Я резко убрала его руку со своего тела.

— Нет! — прошипела я. — Не прикасайся ко мне, понял??

— Еще скажи, что я тебе противен, — усмехнулся Сергей, но руки больше распускать не стал.

Он был красив, очень красив, но мои глаза видели лишь его уродливую сущность.

— Именно так. Противен.

Глаза моего мужа недобро сверкнули:

— Как скажешь, Нин. В таком случае предлагаю нам больше вообще не общаться друг с другом. Будем жить вместе ради детей. Как соседи. Я так понимаю, ты именно этого и хотела.

Он ушел, а я несколько минут не могла прийти в себя. Когда мы с Сережей только начали встречаться, я могла доверить ему все свои секреты. Я рассказывала ему о своих страхах, о детстве, о моей деспотичной матери. Особую часть моих историй занимали ее методы воспитания. Она никогда меня не била, предпочитая более изощренные варианты наказания. Если я ее чем-то огорчала, будь то четыре балла вместо пяти за контрольную или пятнышко грязи на колготках после улицы, мать сначала презрительно смотрела на меня, а затем просто переставала со мной разговаривать. Она могла игнорировать меня неделями, за которые я успевала сойти с ума. Когда она начала так воспитывать меня, мне было всего семь. Она была для меня всем, я не могла выносить эту молчанку и всегда шла извиняться. Очень часто даже ползала за ней на коленях, плача и умоляя простить меня за четверку. Мать никогда не прощала меня сразу. Она выжидала еще сутки и после начинала одаривать меня короткими фразами. И только по истечении нескольких дней мы начинали разговаривать как обычно. До моей следующей провинности.

Сергей знал, что метод матери — мой самый жуткий кошмар.

— Уж лучше бы она хлестала меня ремнем, чем переставала замечать, — говорила я будущему мужу, роняя огромные слезы. — Ее молчание до сих пор мне снится. Я просыпаюсь и кричу от ужаса.

— Это очень жестоко… Нин, твоя мать не имела права так с тобой поступать. Не обижайся, но я не хочу ни знакомиться с ней, ни как-то взаимодействовать. Ты можешь общаться с ней, если хочешь, но для меня она теперь пустое место.

Я лежала на кровати, и этот диалог проносился у меня перед глазами. Он знал, он помнил, что для меня нет ничего хуже игнорирования, и все равно решил поступить со мной именно так. Взял за основы методы моей матери, которая по его же словам, не имела права так со мной поступать.

Я свернулась клубком и горько зарыдала.