Грусть улыбается искренне

Самый лучший город

Он дрых как убитый. Столько мыслей, столько переживаний, столько непонимания было за прошедший день, что в организме почти не осталось сил. Он устал…

На удивление, дурные сны парня не мучили. Он проснулся под утро сам, немного отдохнувшим и почти спокойным. В безмятежных сновидениях приходили Лика и Инга — не считая матери, две самые дорогие в его жизни девушки, которых он любит, но в то же время относится к каждой по-своему. Лика красива, страстна. Нечто вроде пылкого человека-огонька. Её хочется любить и ласкать. И хочется, чтобы она любила.

Что до Инги, она просто хороший человек. Стоит немного её узнать, и уже дальнейшая жизнь без этой девушки не представляется возможной. Как без воздуха или воды, к примеру. Хочется, чтобы она чаще улыбалась и была счастлива, хочется ей помочь. Ещё вчера Витька не представлял, что делать, а наутро решение пришло резко и неожиданно, точно посланное свыше. Ведь за ночь мысли наконец нашли своё место в голове, информация перекомбинировалась, разбрелась по нужным закуткам мозга и смирно улеглась, позволив мыслительным процессам заработать в полную силу.

Небо хмуро заглядывало Витьке в палату, учтиво предупреждая о дожде, а на крышах многоэтажек, нахохлившись, сидели голуби. «Классика зимнего утра на юге, ни больше, ни меньше», — подумал Виктор и с неохотой вытащил ноги из-под одеяла, поскорее надев тёплые шерстяные носки. По спине бегали мурашки.

Уборщица в коридоре уже вовсю орудовала шваброй. В своём кабинете возился только пришедший на смену Тимофеевичу Золушкин. Остальные спали. В уборной холод пробирал до самых косточек: батарея отопления не справлялась со своими обязанностями из-за до сих пор треснутого окна, в который дули сквозняки. Горячий кран опять сломался. Из холодного вода капала лишь тонкой струйкой. Домашними чистыми, тёплыми условиями даже не пахло…

Витька кое-как, трясясь и переминаясь с ноги на ногу, почистил зубы. Умываться не стал, больно уж холодно.

По сонному коридору плыл запах кофе. В ординаторской кто-то тихо разговаривал. Сунув кулёк с зубной щёткой в карман пижамных штанов, Виктор ненавязчиво заглянул в кабинет главврача.

— Здрасти! Нужно поговорить, — обратился он без особых церемоний к Золушкину. Уж его-то он любил и не боялся…

— Ну, как дома отдохнул? — врач встал с крутящегося кресла, на котором вчера властно восседал Тим-Тим, и, потянувшись, подошёл к окну.

— Как на курорте, — улыбнулся Витька. Впервые за сутки он почувствовал себя спокойно. — Скажите, Инга правду говорила, что может не скоро вернуться?

— К сожалению, правду, — Золушкин сник. — В больнице сейчас нужных лекарств нет, а купить они не могут. Прости за реальность.

— Да бог с вами, не извиняйтесь, — парень скромно присел на стул. — Я бы мог ей помочь? К примеру, перечислить деньги на их счёт или счёт больницы?

Доктор почесал затылок и вновь вернулся в кресло.

— Отчего нет? Только мне нужно спросить ее мать, согласны ли они принять эту помощь.

— Да конечно, согласны! — вскочил Витька, замахав руками. — Ей нужно выбраться оттуда!

— Я всё-таки должен уточнить, — Золушкин взял сотовый и, хлопнув Виктора по плечу, вышел в коридор.

Витёк остался один в пустом кабинете. На столе у врача лежала стопка тетрадей и небольшая коробочка с пронумерованными исписанными бумажонками. В окно тарабанил мелкий дождь, навевая тоску и уныние. Не зная, куда себя деть, мальчишка взял со стола забавную ручку с головой привидения на кончике. Когда он надавил на голову, из глаза привидения вылез резиновый червяк.

Щёлкнули двери, и в кабинет вместе со сквозняком вернулся Золушкин. Виктор спешно положил ручку на место.

— Это Тимофея Тимофеевича, — оправдался Станислав Юрьевич, указывая на мракобесную вещицу.

— Я догадался, — кивнул Витька. — Ну что?

— А то! — поучительно выдал доктор. — Не примут они твоих денег.

— Чего?! — парень снова подскочил, как укушенный в одно место. — Надо было не так прямо, Станислав Юрьевич, что ж вы? Сказали бы, что помощь предложил какой-нибудь спонсор. А теперь что делать? Да и как я буду выглядеть: предложил деньги, зная, что они откажутся, вроде как для отмазки.

— Ты не сказал мне врать, Витя, — врач остался спокоен. — Я попробую что-то придумать, а пока иди на завтрак.

Витька вышел. По коридору в сторону столовой рекой уже стекались пациенты. За столом, тарабаня ложкой о стол, кричал Бекир. Напротив него — Шпала с довольной миной сидел в компании двух юных девушек. Витя подсел к ним.

— Познакомь, что ли, — обратился он к Саше.

— Да с радостью! Яна и Оля! — гордо изрек он и потом указал на Витю. — А это, девочки, наш Виктор Южаков. Тот ещё прохвост, но я всё же рекомендую вам общаться со мной и только со мной.

— Бесстыдник, — бросил ему Витька.

Смуглая и черноволосая Яна чем-то отдалённо напоминала забытую Шпалой Эмму — кокетливая, модненькая, с похожими чертами лица. Ольга же, кучерявая и плотненькая, с тонной косметики на лице, походила на настоящую румяную пышку.

— Ты, часом, не одна из дочерей нашей Натальи Тарасовны? — хихикнул Витя.

— С чего это? — обиженно буркнула она.

Витьке вздохнул, шуток девочка явно не понимала.

— Потому что разукрашена, как матрёшка, — язвительно бросил парень, и Оля на это резко встала и, не глядя в сторону обидчика, вышла вон.

— Кто же так себя ведёт с девушкой? — покачал головой Шпала. — Яночка, пойдём-ка отсюда, а то этот олух не в духе.

А то! С чего бы ему быть в духе? Витька на скорую руку поел манки и пошёл в бокс. Делать было ровным счётом нечего. Общаться не с кем, говорить не с кем, гулять тоже не с кем. Шпала с головой ушёл в охоту на девиц, смешинку Лизаветку выписали, Бекир канючил и не хотел играть, а новый Сашкин сосед-громила ходил с таким угрюмым видом, что Витьке даже мысль в голову не приходила с ним познакомиться.

Нет, как ни крути, без Инги было попросту невозможно. Ни лежать, ни сидеть, ни думать, ни ходить, ни есть, ни пить. Витя вынул из кармана телефон и набрал отца.

— Я на работе, — раздражённо прокаркал тот после долгих гудков.

В такие секунды отца лучше было не трогать, но Виктор не имел выбора. Он забыл номер интернет-кошелька, с которого собирался отправлять деньги.

— Пап, мне нужная моя записная книжка. Ты можешь привезти её вечером? — спросил парень.

— Тебе горит?! — у батьки лопалось терпение. — Завтра!

— Ну пап… — Виктор не желал ждать, понимая, что каждый новый день без Инги будет даваться ему всё сложнее.

— Я сказал, завтра! — родитель был на грани срыва.

— Ладно. Сможешь завтра утром к компьютерному клубу поднести?

— Смогу. В восемь устроит?

— Устроит. А как ты…

— Хватит, я занят, — пробурчал отец и кинул трубку, даже не спросив, какого лешего Витька будет делать в клубе.

Но парень был тому только рад. Поделать больше он ничего не мог, и оставалось просто смиренно ждать завтра.

Ранним утром, когда даже солнце ещё валялось под одеялом из туч, Витька уже торопился к Золушкину, да так, что, вылетев из палаты, едва не сбил его, родимого, с ног.

— Южаков, остепенись, — спокойно призвал доктор к порядку.

— Станислав Юрьевич, отпустите меня в компьютерный клуб! — едва дыша, попросил Виктор. — Я всё ж переведу деньги на счёт отделения с пометкой для Инги. Плевать, что она там будет говорить. Купите лекарства, и точка. Скажете, к примеру, что Минздрав выделил или фонд там какой-нибудь.

Золушкин немного замешкался.

— Не имею права вообще-то отпускать тебя за территорию больницы. Мне же отвечать… — проговорил он, глядя в сторону. — А температура у тебя есть?

— Нету! — радостно подпрыгнул мальчишка, суя врачу в руки термометр, который собирался по пути занести медсестре.

Станислав Юрьевич, поглядев на градусник, а потом с жалостью на парня, сдавленно выдохнул.

— Ну иди. Только не больше, чем на час.

Витька расцвел и бегом помчался вон из отделения, точно боясь, что доктор вдруг передумает. В холле в синем свете мрачного утра прыгали тени голубей, летавших в небе. На лестничной клетке эхом отдавались детские голоса.

Спустившись в парадную, пахнущую сдобными булками и корицей, Витя миновал охранника и, нахлобучив капюшон, вышел во двор. Мокрая и грязная земля пахла сыростью. В неработающий фонтан натекло с полметра дождевой воды, и в ней плескалась компания воробьёв. Вдоль ржавой оградки бежала овчарка, а следом, еле поспевая, пожилой хозяин в плаще из полиэтилена.

Витя прошёл вдоль больничных стен по самшитовой аллее и свернул к КПП. За шлагбаумом начиналась длинная улица, окружённая серыми девятиэтажками со слепыми чёрными окнами. Неоновой рекламой мигало название продуктового магазина, за ним на ветру колыхалась табличка «Интернет-клуб».

Парень вошёл внутрь, оглядевшись. Отца ещё не было.

Часы показывали ровно семь пятнадцать. У стойки администратора толпились школьницы с флэшками, требуя отпечатать их рефераты, а за первым же компьютером в сети зависал паренёк на вид чуть младше Витьки.

— Интернет. На час, — попросил Виктор, когда девчонки наконец получили свои охапки листов с напечатанным текстом.

— Пятый компьютер, — привычно ответил администратор, и Виктор уселся ждать отца.

Тот пришёл ровно в назначенное время, ни минутой раньше, ни минутой позже. Сгорбившись в своём коричневом плаще, он брюзгливо оглядел помещение и наконец заметил сына.

— Какого тебя сюда занесло? Врач разрешил? Небось, вместо того чтобы лечиться, сидишь тут каждый день, нет? — спросил он, подходя к Витьке.

— Неважно, — парнишке не хотелось никаких допросов.

— То есть ты меня за идиота держишь? — едко спросил Александр Игоревич. — Я вчера внимательно пролистал твою записную книжку. Там нет толковой информации, кроме номера кошелька. Что ты ещё придумал? Собрался переводить деньги?

— Ни за кого я тебя не держу, — оскорбился парень. — Хочешь знать? Да, собрался. Это ведь мои деньги. Что хочу, то и делаю.

— Знаешь, Витенька. — отец театрально ухмыльнулся. — Все те истории, в которые ты влипал последние годы, не придают нам с мамой уверенности в тебе. Быть может, ты связался с какой-то сектой? Или проиграл в карты? Мы должны это знать.

— Я не проигрывал и ни с кем не связывался, — мальчишка злился на родительское недоверие. — Это дело касается только меня и ещё одного человека.

— Какого человека? Ты пойми, Виктор, мы волнуемся, и пока ты не скажешь, зачем тебе деньги, я не отдам записную книжку.

Меньше всего парню хотелось рассказывать, какой он хороший. К тому же отец, как и всегда это бывало, не поверит в благие намерения. А мама, того хуже, разболтает всем своим подругам-сорокам, какой у неё благородный мальчик. В делах же, касающихся Инги и его светлых чувств к ней, Виктор не желал никакой гласности.

Но надо было объясняться. Парень нервозно почесал макушку, припоминая, как подобные беседы начинают в книгах или кино. Но на ум ничего, кроме глупых наигранных фразочек, не приходило.

— Пап, это для одной девушки на лекарства, — не выдержав, выдал он как есть.

По спеси, появившейся на отцовском лице, Виктор понял: ему не поверили.

— Витя, даже если бы твои слова были правдой, я бы попытался тебя отговорить, — начал Александр Игоревич, растягивая слова. — Для какой девушки? Хорошо ли ты её знаешь? Не обманывает ли она тебя? Да и потом, ты не солнце, всех не обогреешь.

— Э не, я хорошо ее знаю, — разволновался Виктор. — И всех я обогревать не собираюсь, только её!

— Слушай, — отец пытался не нервничать и вернуть на лицо спесивое, слащаво-спокойное выражение. — Ты скоро окончишь школу, даст бог, поедешь в Штаты. Тебе могут понадобиться твои сбережения. Я не спорю, что в жизни всегда есть место для подвига, но, кхе, лучше быть подальше от этого места.

— Пап! Какие подвиги?! — парень вскрикнул настолько громко, что на него обернулись присутствующие. — Я человек отнюдь не строгой морали. Но в этой ситуации мне даже не хочется думать о тех мелочах, на которые я мог бы потратиться. Инга важнее. Её здоровье сейчас важнее намного. Я в последнее время чувствую, что вообще ничегошеньки не понимаю в этой жизни! Будто всё, чему меня учили шестнадцать лет, полнейший бред на самом деле. Мне впаривали из года в год: «Не в деньгах счастье». Когда я насмехался, все обрушивались: «Какой ты меркантильный! Какой алчный!» Я бы теперь не стал смеяться. Да, я осознал: счастье в любви, в дружбе. В том, чтобы рядом был кто-то, кто может поддержать. Но между этим кем-то и деньгами почему-то вылез знак равенства, ты меня понимаешь?!

— Витя, — папа нахмурился после такой обширной речи. — Но она, Инга эта, ведь даже не твоя девушка…

— Да, она мне не сестра, не невеста, я не люблю её в том самом смысле, — разгорячился мальчишка. — Но я люблю её как друга, как человека. Ты же не знаешь её.

— Сдается мне, врёшь ты, — родитель начал гнуть своё. — С каких пор ты так красиво говоришь? У тебя пара по литературе. Небось весь вечер репетировал, как из меня деньги выудить.

— Какая литература? Ты с ума сошёл? Спроси врача, в конце концов! Он скажет, насколько сильно ей нужна помощь… Ты просто не знаешь эту девушку. Вы просто с ней не общались! Инга, она умная. Она всегда догадывается, что ты чувствуешь, она всегда посоветует. Психологи всякие курят в сторонке! Она не будет заливать тебя дежурными фразами и тупым беседами. Когда надо — промолчит, когда надо — скажет, когда надо — пошутит. Она добрая, честная и… Я уверен, она бы меня в такой ситуации не кинула. А я, выходит, должен.

Отец неохотно замолчал, хотя по выражению лица несложно было догадаться, что ему ещё есть что сказать. Виктор вздохнул и уставился в монитор. Александр Игоревич, нервно стуча по столу, отвернулся. Повисла неприятная пауза.

В погасшем от бездействия мониторе отражалась часть зала: длинные столы, компьютеры, работающие через одну лампы дневного света. Отражался и сам Витька, мышка, отец в своём коричневом плаще с огромными карманами… и записная книжка в одном из них.

Витька весь внутренне сжался. Александр Игоревич, замечтавшийся, смотрел в другую сторону. Добыча казалась совсем близкой. Парень, стараясь не привлечь внимания, тихо-тихо, почти не дыша, повернулся. Отец всё ещё глядел в сторону. Витька ощутил себя суперагентом, нет, супергероем, который ради спасения любимой согласился на опаснейшую миссию. Но в отличие от супергероя у него не было ни специального суперкостюма, ни бесстрашного суперсердца. Парень вдохнул побольше воздуха, и его рука, быстрая, как стрела, ухватилась за записную книжку и выдернула её из отцовского кармана. Не дожидаясь реакции, Витя вскочил, нечаянно перевернув стул, и, расталкивая людей, толпящихся возле администратора, вылетел наружу. Запыхавшийся, как астматик, устало, точно пробежал сто километров, мальчишка отошёл к клумбе и сел на неё с краю. Влажный ветер приятно налетел на нерасчёсанную шевелюру.

На пороге, как скала, вырос отец, и Витька на всякий случай приподнялся — вдруг придётся убегать? Но Александр Игоревич до такой низости опускаться не собирался.

Его лицо, каменное на вид, полыхало гневом.

— Карманник! Я устрою тебе жизнь! Забудешь, как мать родную зовут! — иерихонский отцовский голос усиливался ветром. Папа был серьёзен, зол и строг как никогда. Витя, содрогнувшись, сделал шаг назад и ещё крепче прижал к груди книжку. Мурашки армией прокатились по всему телу.

— Прости, — сказал парниша, делая ещё шаг назад. — Я не хотел делать ничего такого! — едва удерживаясь от истерического вопля, прокричал он. — Уходи, если не понимаешь меня. Уходи, если тебе плевать на других! Я не вру!

Родитель развернулся.

— Я этого так не оставлю, — бросил он.

— Мне всё равно. — тихо ответил Виктор. Не отцу, а самому себе. Если ему и хотелось когда-то разорваться от досады, то именно в эту секунду. И не оттого, что сам он что-то натворил, не оттого, что в голове у него дурные умыслы.

А оттого, что светлые порывы теперь, оказывается, могут осуждаться, как преступления, и подвергаться расчёту, как будто для того, чтобы помочь человеку, надо обязательно знать его сто лет или быть родственником. Как будто помочь — это дикость, это позор.

Сгорбленная фигура отца удалялась по мокрой улице.

Виктор перевёл дух и, поёжившись от холода, понуро вернулся в компьютерный клуб, чтобы завершить начатое.

Витька был разбит и эмоционально просто высушен.

Он плакал ночью. Тихо. Сам стыдился того, что ревёт, как девчонка, но поделать ничего не мог.

Утром никто не позвонил. Папа не пожелал удачного дня и не вешать нос. Не пришло ободряющей эсэмэски от мамы. Два дня пролетели как в непроглядном сером тумане. Он ходил на процедуры, завтрак, обед и ужин, о чём-то беседовал с Золушкиным, в полусне рассказывал о случившемся Тамаре… Едва дожидался ночи, чтобы закрыть глаза и не видеть ненавистную больницу, но вместо сна снова и снова плакал. Как ребёнок.

Когда третий вечер подряд он бестолково просиживал над чашкой кефира, телефон разразился звонками.

Сперва трезвонил отец, потом мама, потом они же, но с домашнего. Виктор игнорировал. Надо? — Зайдут. Но сотовый не прекращал трещать звонкой мелодией. Когда парень наконец взял трубку, мать грянула полуисторическими извинениями и хвалебными речами. Сперва ошарашенный Витёк ничего не мог понять. А потом стало ясно: родителям звонила Ингина мама и долго-предолго благодарила их за «такого чудесного сына». Разумеется, вопрос о том, что деньги ушли действительно на лекарства, сам собой отпал.

Папа не решился ни зайти поговорить с Виктором, ни извиниться по телефону.

— Стыдно ему, — объясняла потом мама, сидя в Витькиной палате и крепко обнимая мальчишку. — Мы ж не думали, что ты правда хочешь помочь девочке.

— Вот. Никогда мне не верите, — он тоже, уставший от одиночества, как котёнок, жался к матери, в считанные мгновения прощая всё на свете. — Смешные. То ты злишься на меня и не веришь, то папа. Когда ж вы оба наконец поймёте, что я не так плох.

— Для этого нужно время, — со знанием дела произнесла Вера Олеговна и поцеловала сына в макушку.

— Да уж… Мам, — парень вдруг улыбнулся, чтобы разрядить драматическую обстановку. — Не станешь всем подругам болтать об этом, а?..