Гуси к чужому обеду

Глава вторая. К северу от Темзы

Редактор отдела криминальных новостей газеты «Мэйл» задумчиво перебирал сверкающие глянцем фотографии мертвого американского вербовщика. Многополосная тема лежала на поверхности — ещё месяц назад один из репортеров записался на прием к американцу, но интервью не получилось — Джо Стокман спросил, сколько стоит фотокамера, и что репортер будет делать, если такая хрупкая вещь совершенно случайно разобьется на каменных ступенях лестницы отеля. Газетчик, в юности бывавший активным участником пацифистских манифестаций, попытался вслух рассуждать о тупых милитаристах и тем самым окончательно провалил беседу. (Впрочем, в те дни имелась другая тема для репортажей: Лондон посетил румынский лидер Чаушеску; некоторые особо активные эмигранты, вырвавшиеся из придунайских концлагерей, вслух мечтали о применении чего-нибудь осколочного и крупнокалиберного, а особо яростные призывали бывшего короля Михая возглавить вооруженный поход на Бухарест. Лондонская полиция провела очень тревожные сутки, а репортеры не отставали от правительственного кортежа ни на минуту.)

— Тина, — попросил секретаршу редактор, — срочно найдите мне Хэккета!

— Сию минуту, сэр!

Минута не получилась — с утра репортер Мелвин Хэккет в редакции не появлялся; вспомнили, что накануне в баре с каким-то американцем из «Вашингтон Пост» он хлебал виртуозные коктейли; выпили много, сейчас, наверное, отсыпается дома. К домашнему телефону Хэккета долго никто не подходил, наконец, в трубке зашуршало, репортер отозвался таким страдающим голосом, что секретарша не сразу решилась передать категоричность приказа, но Хэккет все понял правильно.

— Буду! — сказал он. — Через полтора часа — буду!

…Хэккет посмотрел на себя в зеркало. Небритая рожа, мешки под глазами, волосы всклокочены, как у пьяного хиппи…

«Где ты последний раз видел живого хиппи, Мелвин?» — спросил он сам себя. Вспомнил не сразу — почти год назад, светлой парижской осенью, на могиле Джима Моррисона, плакал, привязывая к памятнику пеструю ленточку, длинноволосый парень…

«Отлично, память возвращается…» — размышлял репортер, массируя подбородок электробритвой. В электрочайнике закипела вода, Хэккет бросил в чашку кубик бульона, залил кипятком. Пил медленно, потом сделал вторую чашку бульона, принял пару таблеток аспирина. Из кожаной шкатулки достал сигару, закурил. Через несколько минут в голове наступило просветление, а необходимая чашка кофе ожидалась в редакции. Энергичная прогулка от дома до метро, а редакция на Флит-стрит совсем рядом со станцией.

Хэккет вошел в отделенный от общего зала стеклянными экранами закуток редактора точно в указанное время — через полтора часа.

— Твое мнение? — редактор протянул пачку фотографий.

— Очень высококачественные снимки, — неопределенно отозвался репортер, наверняка японский объектив, «яшика» или «никон»…

— Его имя — Джозеф Стокман — что-нибудь тебе говорит?

— Безусловно! За одну-единственную чашку кофе я могу даже что-нибудь о нем рассказать…

— Ясно! Кофе потом. Джо Стокман занимался вербовкой наемников.

— Очень смелый мужчина!

— Да! Фотографии оставь себе, пригодятся. Через два дня — статья на половину полосы. Вопросы есть?

— Кто фотографировал?

— Дженкинс. Ещё вопросы?

— Кого нельзя трогать?

— Августейшее семейство. Все, материал мне на стол через сорок восемь часов!

«Итак, Джозеф Стокман… — Хэккет пил кофе, разглядывал фотографии, настраивал мысль. — Вербовщик… Как же ты так оплошал, приятель? По полу рассыпаны сигареты… Похоже, тебе позволили прикурить, и ты уже понадеялся на спасение, всегда ведь можно договориться…»

Мелвин Хэккет работал в криминальной хронике уже десять лет; начинал с черной работы — дежурил в полицейском участке; выезжал с полицией на тревожные вызовы; часто результатом бессонной ночи были всего лишь несколько строчек в общем перечне происшествий, но постепенно перо оттачивалось и последние два года Хэккету стали поручать серьезные статьи — с изложением контекста проблемы, её исторической ретроспективы и вероятного развития в будущем.

Прежде всего отправился в архив. Миссис Кроули, архивариус газеты, указала пальцем на табличку «Не курить!»:

— Постарайтесь соблюдать правила, мистер Хэккет!

— Непременно, миссис Кроули, и с глубочайшим к вам уважением, вы же меня знаете!..

В мае 45-го, у берегов Ирландии, муж миссис Кроули, лейтенант королевского флота, на своем маленьком тихоходном тральщике встретил отказавшуюся капитулировать нацистскую подводную лодку — одного из уцелевших «волков» стаи гросс-адмирала Деница. Германскому капитану позарез требовалось дизельное топливо для броска к Аргентине и он рискнул на абордаж. В коротком беспощадном бою погибли оба корабля и их экипажи. Маленький портрет в траурной рамке стоял на столе архивариуса. «Всего тридцать лет назад, — размышлял Хэккет, — это было всего-навсего тридцать лет назад! По масштабам мировой истории — краткий миг, по масштабам современного развития мира — другая эпоха… Но всегда видеть перед собой погибшего мужа?.. Наверное, мы привыкаем к портретам наших мертвых, как к рисунку обоев…»

Для построения логической структуры статьи Хэккет начал рисовать многоугольную геометрическую фигуру. Первая вершина — «Наемники». Когда-то организованные группы вооруженных людей, предлагавшие свои услуги всем, кто достаточно щедро заплатит, оказывали влияние на мировую историю — достаточно вспомнить, что армия Ганнибала, наводившая ужас на древний Рим, сплошь состояла из наемников западного Средиземноморья (карфагенскому полководцу, столкнувшемуся с весьма скупым финансированием своего воинства, пришлось начать войну с разграбления богатого иберийского города Сагунт, и лишь после этого, взбодрив солдат немалой добычей, двинуться в Италию; прижимистые же карфагенские купцы, в конечном итоге, доэкономились до разрушения Карфагена). В 1453 году отряд итальянских наемников успешно оборонял Константинополь от турок султана Мехмеда Великого, и только взаимное отторжение православной Византии и католической Европы позволило туркам сделать из великого храма Святой Софии не менее великую стамбульскую мечеть. Меркантильные французы создали в XIX веке специальное подразделение из наемных солдат — Иностранный Легион, это оказалось гораздо дешевле, чем истреблять в колониальных войнах граждан Франции. С 50-х годов XX века наемники стали постоянными участниками африканских войн — сначала их нанимали крупные транснациональные монополии, затем правительства государств. Непредсказуемые отряды наемных солдат стали силой, реально способной изменить политическую ситуацию не только в отдельной стране, но и на целом континенте.

Хэккету пришлось составить для своей статьи специальный справочный абзац память людская коротка. Упоминание британского закона 1870 года о воинской службе за границей было совсем скользящим — смутные положения этого документа умелые адвокаты толковали двояко, последний раз о законе вспоминали в 30-х годах, когда сотни добровольцев отправились воевать в Испанию, причем по обе стороны фронта.

«А вот это уже особо интересно! — сообразил Хэккет. — В центре Лондона сидит американец, открыто занимается вербовкой подданных Её Величества, но власти его старательно не замечают…»

Хэккет провел от точки «Наемники» ломаную линию и схема дополнилась двумя новыми вершинами: «Африка» и «Спецслужбы». Британская внешняя разведка, именуемая в прессе МИ-6, к середине 60-х годов погрузилась в затяжной внутренний кризис. В очередной раз кастовость британского правящего класса привела к грандиозному провалу: «Этот парень в нашей школе хорошо играл в крикет, что ж, пусть командует дивизией…» Когда Ким Филби ушел из Бейрута к русским, перетряска МИ-6 произвела эффект Варфоломеевской ночи — все, кто хоть косвенно был связан с перебежчиком, терял всякую перспективу по службе. Наиболее талантливые разведчики сосредоточились в отделах, занимавшихся Восточной Европой, а Черная Африка была поручена вниманию посредственных чиновников с ограниченным интеллектом и не менее ограниченным финансированием. Почему-то никто не сделал должных выводов из слов британского премьер-министра Гарольда Макмиллана, заявившего в 1960-м году о неизбежности краха колониальной системы. Застрявшие в руководящих креслах осколки обнищавшей аристократии даже предположить-то не могли, что абсолютное большинство африканских лидеров и не собирается выполнять их наивно-искренние (и столь же несусветно бестолковые) рекомендации. Когда-то выпускники дорогих частных школ организовали капитуляцию 100-тысячного гарнизона Сингапура перед 20-тысячным японским отрядом (японский генерал, потрясенный бездонностью имперского аристократического скудоумия, разрешил организовать парад военнопленных — и сдающиеся в плен британские генералы были преисполнены восторга и воодушевления!). В Африке же классическим образцом их некомпетентности стал военный переворот в Нигерии, произошедший в момент официального визита в эту страну британского премьер-министра Вильсона.

Но в Британии имелись и весьма неглупые заинтересованные лица — люди промышленных транснациональных корпораций. Доступ к воистину колоссальным африканским природным ресурсам представляет собой такой приз, в борьбе за который счет может вестись не только на миллионы фунтов стерлингов, но на миллионы человеческих жизней (которые, по правде говоря, оценивались несравненно дешевле).

Хэккет поставил на чертеже ещё одну точку — «Транснациональные корпорации», и свел к ней линии из трех первых. Получился четырехугольник.

«Пожалуй, достаточно, иначе многоугольник превратится в паутину. — Хэккет поднялся из-за стола и, вытянув руки вверх, сделал несколько наклонов назад и в стороны. — Для статьи довольно и квадрата…»

Пролистывание архивных папок, разглядывание множества фотографий (миссис Кроули выдала Хэккету квадратную лупу в пластмассовой оправе — на некоторых снимках детали были чересчур малы), беглое чтение мелкошрифтовых заметок, забытых информационных сообщений, неопубликованных телеграмм, заняло пять часов, три сигареты у дверей архива, две чашки чая и один сэндвич.

«Пора ехать в отель», — Хэккет проверил работоспособность карандашей, блокнот, от магнитофона решил отказаться — великоват, скорее бы японцы уменьшили его до карманного размера, а то настоящее шпионское оборудование товар не конвейерный, дорогой…

— Мелвин, забудь эту тему! — фотограф Дженкинс поставил на стол сверкающий «кодак». — Пока ты пил чай у тетки Кроули, полиция арестовала убийцу…

— И кто он?

— Приятель любовницы Стокмана, Стэнли Бердек, клерк из какой-то инвестиционной компании. Я только что с его ареста, фотографии пойдут в вечернем выпуске…

— Как полиция на него вышла?

— Как всегда — сообщение анонимного информатора. Короче, обыкновенная ревность…

— Он уже признался?

— Нет, кричал о своей невиновности, но улики налицо!.. Ребята из Скотланд-Ярда позировали с удовольствием, разве что знак «виктория» пальцами не изображали…

Персонал отеля «Парк оук» разговаривал с репортером охотно, о Стокмане рассказывали в подробностях, неоднократно упоминали некую мисс, посещавшую покойного (брюнетка, яркий макияж, высокие каблуки). О частых телефонных звонках в номер 430 и о многочисленных мужчинах, приходивших к этому постояльцу днем, сообщали уклончиво — «обыкновенные, одеты просто, разные». Разумеется, обмолвились об ужине в ресторане, и о том, что после попойки почти все приглашенные ночевали в отеле. В книге остались записи: «Джон Смит, Джон Доу, Вильсон, Макинтош…» — сплошь вымышленные имена. Хэккет поговорил с официантами, работавшими в тот вечер. Работники ресторана показали копию счета, отозвались о клиентах, как о бандитах и костоломах, но репортер зацепился за фразу: «У того длинного, что в клубном пиджаке, на руке были настоящие швейцарские часы…»

— А герб клуба на пиджаке не помните? — спросил Хэккет.

— Герб был только на пуговицах, я случайно рассмотрел, проще нарисовать, чем на словах… — и в блокноте Хэккета появилась монограмма. Репортер узнал её мгновенно — спортклуб «Северный меч» два раза в месяц давал свою рекламу в «Мэйл». Возвращая блокнот и карандаш, официант добавил:

— Пуговицы, по-моему, были серебряные…

Утром следующего дня секретарь спортклуба «Северный меч» рассказывала Хэккету о символике клуба, уговорила купить сувенирный значок, а на прямой вопрос о серебряных пуговицах со вздохом сожаления ответила, что люди мельчают, не ценят истинно прекрасное, в последнее время такие пуговицы покупал только мистер Чарльз С. Боксон, кстати, скоро он должен придти, не пропускает ни одной тренировки, его черный пояс по дзю-до — отнюдь не случайность…

Сначала Хэккет посмотрел на Боксона издалека и понял — он! Высокий, загорелый, физически, видимо, очень сильный; движения не суетные, точные; работает аккуратно и жестко; партнеров бережет, страхует надежно. Подойдя поближе, репортер к характеристике добавил — умные глаза. Все, статья готова!

— Простите, это не вы ужинали несколько дней тому назад в ресторане отеля «Парк оук»? — прямо так и брякнул ему Хэккет.

— Я! А что вас интересует? — ничуть не удивившись, ответил Боксон, похоже, он был готов к разговору на эту тему.

— Я журналист. — Хэккет протянул визитную карточку. — Хочу написать статью о покойном Джозефе Стокмане…

— Старина Джо вспотеет в морге, если я расскажу о нем хоть что-то. Боксон пожал плечами. — Говорят, убийца арестован, зачем ворошить прошлое?

— Вы категорически отказываетесь от разговора?

— Я бы не ставил вопрос именно так… Давайте-ка встретимся через час, например, в Гайд-парке? Это, конечно, не лес, но трава там так же зелена… К тому же, там можно разговаривать без свидетелей, но среди людей…

…Оратор в фиолетовой рясе что-то бубнил перед японскими туристами о неминуемом пришествии Иеговы в ближайшие два дня; в десяти метрах от него другой трибун, в лоснящемся засаленном сюртуке, размахивал рукописными листовками и призывал слушателей идти на Даунинг-стрит с требованием к премьер-министру о немедленном принятии закона о всеобщем запрещении рыболовного промысла, ибо фосфор из организмов умерщвленных рыб вредно воздействует на грядущее поколение.

Гуляющему по Гайд-парку Боксону не доставляло удовольствия наблюдать за данными проявлениями многовековой британской демократии, он старался уйти подальше от истеричных выкриков и глухих бормотаний, не обращая внимания ни на личность говоруна, ни на тему его выступления.

Хэккет же, напротив, часто любил постоять около импровизированных трибун, задавал нарочито глупые вопросы, прикидывался непонимающим, а так как большинство выступавших сами не понимали сущности своих речей, то иногда дискуссия чуть не переходила в драку. Даже в этот раз репортер не удержался и поинтересовался у борца с рыбным фосфором, куда девать рыболовецкий флот Шотландии? Трибун напряженно задумался над ответом и замолчал.

— Не трогай этих умалишенных, — попросил Боксон, — зачем тебе лишний грех…

— Тебе не понять, Чарли, — наигранно вздохнул Хэккет, — ты слишком приземлён…

— Вероятно… Кстати, раньше я думал, что они выступают только по воскресеньям, в уголке ораторов…

— Не обязательно, по будним дням здесь репетируют, к тому же некоторые из них работают в туристических бюро, свобода слова в Гайд-парке — одна из лондонских достопримечательностей…

— Я позвонил в твою газету, меня уверили — ты действительно репортер. Так о чем ты хотел поговорить?

— Ты видел фотографию арестованного убийцы?

— Да, ещё во вчерашнем вечернем выпуске…

— Впечатления?

— Похож на сараевского серба Гаврилу Принципа — такой же никчемный образ и испуганный взгляд!

— Однако бритвой он махнул слишком уж умело!..

Боксон остановился и внимательно посмотрел на журналиста:

— Браво, Мелвин! Мне тоже показалось несоответствующим друг другу такое выражение лица и такое хладнокровие. Тот же Гаврила Принцип летом четырнадцатого стрелял истерично — семь выстрелов, вся обойма, возможно, даже не заметил, как патроны кончились…

— Интересное замечание!.. — они пошли по дорожке дальше в глубь парка.

— Ага!.. А убийца-истерик исчертил бы Стокмана в стиле кубизма — на квадратики. Обычно в помутнении рассудка наносят много ранений, у меня был знакомый неаполитанец, он застал свою жену с любовником и ухлопал обоих бронзовым канделябром — так вот он сам удивлялся, как много ударов нанес, причем большинство из них — куда попало. Стокмана зарезали как-то уж очень уверенно… Я бы даже сказал — отрепетировано…

— Или в результате долговременной тренировки…

— Этот клерк не похож на тренированного человека… А вот у Стокмана за плечами наверняка было несколько лет армейской подготовки. Между прочим, при таком ранении человек умирает не сразу, иногда агония длится больше минуты… За минуту можно сделать сорок прицельных выстрелов из пистолета…

— У Стокмана был пистолет?

— Я не видел у него никакого оружия, но в номере нет следов борьбы — если бы агонизирующего Стокмана очень крепко не держали, кровь забрызгала бы все стены…

— Убийца был не один?

— Я не знаю, меня там не было. Но уверен — этот Бердек не сработал бы настолько чисто…

— Чарли, — перешел к главному вопросу Хэккет, — зачем Стокман угощал в ресторане почти дюжину головорезов?

— Он проверял нас на психологическую совместимость — такой ответ тебя устраивает?

— А для какой цели ему понадобилась ваша психологическая совместимость?

— Вероятно, он предполагал в дальнейшем нашу совместную работу, на которой психологические факторы имеют существенное значение.

— У тебя неплохо получается уходить от прямого ответа. И какую работу предлагал вам Стокман?

— Точно не знаю, но что-то связанное с постоянным ношением оружия в нестабильных районах Африканского континента.

— В полиции ты отвечал так же?

— Меня не допрашивали полицейские — Скотланд-Ярд весьма устраивает версия убийства из ревности…

Об ногу Боксона ударился ярко-оранжевый резиновый мяч. Боксон оглянулся и легонько толкнул мяч к маленькой девочке, бегущей за своей игрушкой. За девочкой, двигая перед собой коляску, торопилась няня — высокая худая брюнетка в шотландской юбке.

— Барбара, — громко говорила она, — немедленно вернись назад!

Маленькая Барбара подхватила мяч, добежала до Боксона, и, задрав вверх голову, спросила:

— Тебя как зовут?

— Чарли Боксон, а тебя?

— А меня зовут Би!..

— Простите, сэр, ребенок так непослушен… — проговорила приблизившаяся няня, близоруко щурясь на Боксона. — Ей всего два с половиной, но я бегаю за ней по всему парку!..

— Полагаю, леди, вы бегаете не за ней, вы бегаете вместе с ней… улыбнулся Боксон.

Трудно сказать, от чего няня вдруг раскраснелась — от торопливой прогулки, или от улыбки симпатичного мужчины. Она и сама не могла бы ответить на этот вопрос…

— А теперь ты мне ответь, — спросил репортера Боксон, — тебе говорит что-нибудь такое имя — Джейми Мак-Рэй, частный детектив, лишен лицензии семь месяцев назад?

Хэккет вспомнил почти сразу:

— Забавное было дело, Чарли, — этот частный детектив собирал факты для бракоразводного процесса, и неожиданно для себя получил несколько высококачественных фотографий весьма интимного свойства. Согласно договора с клиентом, он передал ему негативы, но парочку отпечатков втихаря продал в дешевую порнографическую газетенку. По-моему, его гонорар за эти кадры был совсем ничтожным, разве что на бутылку хорошего скотча. Газетенка случайно, или не случайно — неизвестно, попала на глаза любовнику подконтрольной дамы. Под Рождество лондонская пресса неплохо развлеклась этой историей, странно, что ты не помнишь…

— Я отмечал Рождество в Никарагуа…

— Да?! — удивился Хэккет. — А что ты там делал? Только не говори, что исследовал памятники доколумбовой цивилизации…

— Памятники доколумбовой цивилизации относительно неплохо сохранились в Гватемале, в Никарагуа меня интересовали методы и тактика партизанского движения…

— Так, — после некоторого молчания произнес Хэккет. — Теперь наше интервью принимает качественно иной характер. Ты будешь отвечать на вопросы о Никарагуа?

— Гватемала мне знакома больше…

— Ты побывал в Гватемале? Значит, ты работаешь в разведке, нет? Вот черт, как же я сразу не догадался!..

— Ты ошибаешься, Мелвин, — я не работаю в разведке. Я вообще пока нигде не работаю.

— Продать свои воспоминания не желаешь?

— Нет! На сегодняшний день, а также в несколько ближайших лет опубликование моих воспоминаний будет равносильно предательству.

— Тогда зачем ты заговорил о Никарагуа и Гватемале?

— Чтобы ты упомянул об этом в своей статье.

Несколько минут они прогуливались в молчании, потом Хэккет сказал:

— Я понял — тебе нужна реклама…

— Не совсем реклама, мне нужно упоминание…

— Я могу сделать упоминание. Но в обмен на информацию…

— А разве я отказался отвечать на твои вопросы?

— Для какой страны Стокман вербовал наемников?

— Неизвестно, такого рода данные сообщают только при окончательном решении об отправке, но на том ужине он говорил о Родезии…

— Сколько человек смог завербовать Стокман?

— Точную цифру не знаю, вероятно — пара сотен, из них реально боеспособны не более половины…

— Что означает — реально боеспособны?

— То есть люди, как минимум способные на самостоятельное решение боевых задач на уровне младших командиров, а также специалисты по современной военной технике. Обыкновенная солдатня никого не интересует — пушечного мяса достаточно в самой Африке.

— Ты — специалист в военной технике?

— Я — бывший офицер французского Иностранного Легиона.

— Сколько сроков ты отслужил в Легионе?

— Один срок — пять лет.

— В таком случае ты не можешь быть офицером…

— Считай, что мне безумно повезло!

— Допустим, хотя я в такое везение не верю. Если отбросить официальную версию, то за что могли убить Джо Стокмана?

— В наше время убивают только по двум причинам — деньги и секретная информация. В данном случае обе версии равноценны.

— За Стокманом могли стоять правительственные службы?

— Безусловно, операции такого рода частными структурами уже не проводятся. Точнее, заинтересованные частные структуры работают исключительно руками правительственных учреждений. Следует лишь уточнить — на правительство какой страны работал мой покойный друг…

— Беспредметное гадание бессмысленно, в статье, скорее всего, я поставлю вопрос так — на чиновников какого государства работал Стокман?

— Ты храбрый человек, Мелвин, не боишься последствий?

— Я выполняю распоряжение редактора, ответственность на нем… Кстати, Джейми Мак-Рэй имеет какое-либо отношение к теме?

— Не советую его упоминать, этот персонаж может пригодиться для стратегического направления… Когда должна появиться статья?

— Завтра, в утреннем выпуске…

Посетители джаз-клуба «Катанга» в тот вечер слушали выступление хорошо сыгранного джазового трио — ударные, баритон-саксофон, рояль. Музыканты выступали не первый год, репетировали постоянно и с прилежанием, так что традиционные импровизации получались совсем неплохо — коллеги понимали солиста с первой ноты.

Барни Кифф сидел за столом в одиночестве — подружки Бетти и Сэлли сегодня не пришли. В отсутствие собеседников Барни начинал скучать, выпивал слишком много пива, а если в клубе все было спокойно и услуг вышибалы не требовалось, то тоска становилась совсем невыносимой. Появление Боксона спасло Киффа от погружения в угнетенность.

— Чарли, ты пришел на редкость вовремя! Есть ли какие-нибудь новости?

— Отсутствие новостей — это тоже новость…

— Не темни, Чарли, на твоей нахальной роже нарисована таинственность, последний раз такой портрет я видел в фильме про Джеймса Бонда…

— Старина Стокман умер, я остался без перспектив, решил понравиться какой-нибудь богатой вдове, и потому изображаю из себя особо важную персону, без тени шутливости ответил Боксон.

— Отличный бизнес, Чарли! — обрадовался Кифф. — В нашем взводе был один парень из Монте-Карло, он лет семь занимался дружбой с богатыми вдовами, а потом не выдержал и уехал в Париж с бриллиантовым браслетом. Мы вместе с ним возвращались из Сенегала, парень собирался поселиться в Сен-Тропе, легионеры нравятся американкам…

— В вашем клубе есть американки? — деловито спросил Боксон.

— Конечно, есть! Слева от бара сидит миссис Криденс, она секретарь какого-то атташе из американского посольства…

Замотанная в несколько метров красного шелка толстая мулатка с дюжиной золоченых браслетов на руке что-то объясняла щупленькому пареньку, типичному клерку из Сити — брюки в полоску, черный пиджак, темный галстук. Клерк согласно кивал головой и смотрел на мулатку с обожанием — внешние достоинства миссис Криденс, несомненно, стоили того. Боксон вздохнул:

— Мне никак не изобразить такую любовь, как в глазах этого конторского юноши. Миссис Криденс не подходит, я не хочу тревожить счастье клерка…

— Через пару часов может появиться мисс Мэтлок. В прошлом она имела секс-бизнес в Детройте, парни из «Дженерал моторс» любили приглашать её на свои холостяцкие вечеринки — жесткий стриптиз, танцы на столе, под занавес лотерея. Главный приз — ночь с принцессой вечера. Потом что-то не поделила с гангстерами — ну, те, кто ворованные запчасти с автозаводов грузовиками вывозит, отличный, кстати, навар, — пришлось переехать через океан, постоянные клиенты порекомендовали её лондонским коллегам, пристроилась неплохо. Работает только по рекомендациям. Вас познакомить?

— Разве что для застольной беседы — полагаю, в сутенере она не нуждается…

— А из тебя, между прочим, получился бы…

— Вряд ли, у меня идиосинкразия к часам «Ролекс»… Кто ещё заслуживает внимания?

— Сейчас туристический сезон, частенько забредают какие-нибудь лавочницы из Арканзаса, но скупы до остервенения! Оставь их итальянцам, парнишкам из Неаполя надо кормить семьи… Нет, истинно богатую американку в нашем подвальчике ты не найдешь.

— Придется сегодня идти ужинать в «Хилтон» или «Риц»…

— Не придется, Чарли, — сказал Кифф. — Пришла мисс Мэтлок…

«Придурок! — обругал себя Боксон. — Сколько раз зарекался садиться спиной к двери! Будем считать, что сегодня — в последний раз».

— Она уже выбрала себе столик? — спросил он, не оборачиваясь.

— Сначала она побеседует с барменом, Корнелиус умеет делать её любимый коктейль…

Бармен клуба «Катанга», Корнелиус Корнер, двадцать лет проработал в баре на американском военном аэродроме, и отчаянные парни со сверхзвуковых истребителей научили его сотням рецептов алкогольных микстур — Корнелиус мог изготовить коктейль любой крепости и на любой вкус. Для мисс Мэтлок он составлял бодрящую смесь из перуанского самогона писко, доминиканского рома, апельсинового сока и льда. Пропорции ингредиентов Корнелиус хранил в тайне.

Боксон медленно повернулся и посмотрел в сторону бара. Блондинка, рост выше среднего, фигура, прическа и макияж почти зеркально отражают образ Мэрелин Монро (вполне вероятна корректирующая пластическая операция), длинная тонкая сигарета, на левой руке — золотые часики. Боксон тяжело вздохнул:

— Да, Барни, автомеханики из Детройта должны скорбеть о такой потере. Мне надо с ней поговорить…

Боксон поставил свой стакан рядом со стаканом мисс Мэтлок и спросил:

— Простите, но вы всегда начинаете вечер в таком пронзительном одиночестве?

Женщина взглянула на него, краткую долю секунды задержала взгляд на натуральном шелке шотландского галстука (расцветка клана Мак-Ивэн), и ответила вопросом:

— Разве нас уже представили друг другу?

— Я, конечно, могу попросить об этой услуге моего приятеля Барни Киффа, но зачем отвлекать вышибалу от работы? Сегодня утром в Гайд-парке маленькая девочка спросила меня: «Как тебя зовут?», и я ответил: «Чарли Боксон»… Поверьте, это мое настоящее имя…

— И я должна броситься вам на шею?

— Не обязательно, — покачал головой Боксон, — вполне достаточно сказать: «Привет!»…

— Привет, Чарли! — она подняла свой бокал. — Меня зовут Инга. Откуда ты знаешь Барни?

— Однажды в Сенегале он угостил меня сигаретой.

— В Сенегале? — недоуменно переспросила Инга, и тут же догадалась: — А-а, легионер…

— Нас много — вышедших оттуда…

— А обратно?..

— Мне хватило первых пяти лет…

Инга задумчиво посмотрела на свой бокал.

— Что будем пить? — спросил Боксон.

— А ты уверен, что я буду с тобой пить? — её синие глаза встретились с глазами Боксона.

— Но если предстоит угрохать одинокий вечер… Почему бы и нет?

— Ты нагл, как все легионеры…

— И точно так же одинок…

— Тебе не надоела эта чушь?

— Сестренка, суммы наших гонораров совпадают… И ты, и я, работая, рискуем не увидеть утро…

— Ага, и перед сном ты прочитаешь вслух Шекспира…

— Евангелие мне не по зубам…

Она смеялась, закрыв ладонями лицо, потом взяла бокал, и показала им на свободный столик:

— Пойдем, легионер, расскажи мне какую-нибудь историю…

Боксон сделал Корнелиусу знак: «Повторить!». Бармен невозмутимо кивнул. «Хороший жест, превосходная школа, — подумал Боксон, — если бы он подмигнул, то оказался бы вульгарен…»

— Итак, Чарли, в Сенегале Барни угостил тебя сигаретой. А что потом? Инга вытянула из пачки сигарету, Боксон щелкнул серебряной зажигалкой.

— Потом… — он на секунду задумался, вспоминая. — Потом офицер скомандовал «Марш!», и мы побежали. Закурить я смог только вечером. На следующий день Барни занял у меня несколько франков и предложил прогуляться в бордель…

— И ты рассказываешь об этом всем своим знакомым?

— Нет, только тем, кто слишком любопытен.

— Слушай, легионер, а не послать ли тебя к черту?

— Мне не придется далеко идти — во-первых, а во-вторых — я не претендую на особенную близость, мне просто грустно, когда такая красивая женщина пьет в одиночестве…

— И ты решил меня развеселить?

— Неужели я похож на уличного клоуна?

— Похож! Особенно рассказом про бордель.

— Но я же ничего не рассказал…

— А разве случилось что-то особенное?

— Вроде того: на обратном пути мы подрались с венграми из артиллерийского дивизиона.

— Несчастные мужчины — все заканчивается дракой…

— Несчастные женщины, — печально улыбнулся Боксон, — все заканчивается одиночеством…

Инга посмотрела на него столь жестким взглядом, что Боксону стало неуютно — все-таки надо знать меру, откровенность не есть цинизм…

— Вот что, легионер… — Инга машинально поправила прическу. — Мое время стоит дорого, и терять с тобой вечер — слишком большая роскошь для меня…

— Если язык не поворачивается назвать сумму — напиши её. Параметры отсюда и до утра. — Боксон пододвинул к ней спичечный коробок и протянул авторучку. Инга деловито начертала несколько цифр и поставила символ британского фунта стерлингов. Боксон посмотрел на сумму, потом аккуратно закрасил её короткими штрихами:

— Согласен!

— Деньги вперед. Чеки не принимаю. Оплатишь такси.

…Боксон проснулся совсем рано, только-только исчезли утренние сумерки. Инга села на постели, потом склонилась над ним:

— Как дела, малыш?

— Меня давно не называли малышом…

— Мамочка лучше знает, как тебя называть…

— Ты так и не заснула?

— Мамочке не положено спать — она должна хранить своего малыша… Кофе?

— Только пополам с тобой…

Она склонилась ещё ниже, провела языком по его груди.

— Я не могу покидать моего малыша, кофе уже готов…

Она подошла к окну, потянула за шнур, ослепительно-белые шелковые шторы разъехались в стороны, открыв огромное, от пола до потолка окно. Восходящее солнце наполнило комнату почти дневным светом, и элегантные настенные светильники сразу же оказались совсем не к месту. Фигура женщины в солнечных лучах являла совершенство.

Инга подкатила к кровати стеклянный сервировочный столик.

— Сливки, сахар?

— Все вместе.

Они пили восхитительный кофе, ели нежнейшие круассаны с ананасовым джемом, потом снова занимались любовью.

— Мужчины — большие дети, а детям нужна мамочка, — сказала позже Инга. Глупые бабы этого не понимают…

— Многие дети хотят выглядеть взрослыми…

Инга откинула одеяло и обвела взглядом обнаженное тело Боксона:

— Ты выглядишь вполне взрослым, малыш!..

— Инга — это твое настоящее имя?

— Полное имя — Ингебор. Скандинавское.

Уже у порога Боксон поцеловал ей руку:

— Это была незабываемая ночь!..

— Когда решишься на продолжение, малыш, — позвони мамочке, — она протянула скромно оформленную визитную карточку: «Инга Мэтлок, психолог».

— Ты действительно психолог, — признал Боксон неоспоримый факт.

— Да, у меня диплом Нью-Йоркского университета…

Боксон вышел из квартиры, нажал кнопку лифта.

— Эй, легионер! — окликнула его Инга.

Боксон обернулся.

— Береги себя, — сказала она. — Я не хочу читать твое имя в траурной рамке.

Из статьи Мелвина Хэккета: «…Любое непротивление злу есть форма его поощрения. Кто может объяснить, почему американцу Джозефу Стокману было позволено открыто вербовать наемников в стране, которая официально, на уровне законодательства, осуждает наемничество? Финансы каких структур были выделены на подобного рода работу? Не эти ли неконтролируемые деньги стали истинной причиной смерти вербовщика?..

…Очень часто политику государства, как внешнюю, так и внутреннюю, определяет личная заинтересованность государственных чиновников, непосредственно участвующих в управлении. Чем же были так заинтересованы британские бюрократические институты? Банальными денежными переводами на личный счет? Золотыми слитками? Или, если принять во внимание африканскую специфику, — горстками необработанных алмазов? Впрочем, допустимы и весьма косвенные, но не менее существенные вознаграждения — в виде удорожания акций мощных транснациональных конгломератов, оперирующих на Черном континенте…

Неизвестно, имеются ли в распоряжении властей списки завербованных Стокманом британцев — Скотланд-Ярд отказался комментировать этот вопрос.

Неизвестно, в какой африканской стране предполагалось использовать британских наемников — министерство иностранных дел демонстрирует непонимание существа проблемы, оглашая на своих брифингах расплывчатые формулировки о мировой напряженности.

Неизвестно, отрабатывались ли детективами Скотланд-Ярда другие версии, исключающие убийство из ревности, — похоже, полицию вполне устраивает подсказанное анонимным информатором решение.

Но Чарльз Боксон, плэйбой с холодными глазами диверсанта, бывший офицер Иностранного Легиона, ещё несколько месяцев назад сражавшийся на стороне марксистских повстанцев в Гватемале и Никарагуа, высказал сомнение по поводу обвинения в убийстве, предъявленного скромному служащему инвестиционной компании Стэнли Бердеку: „Джо Стокман никогда не позволил бы этому клерку встать за своей спиной…“»

Боксон довольно улыбнулся — читать столь прозрачный комплимент в свой адрес оказалось неожиданно приятно. А в разделе криминальной хроники о Джо Стокмане уже не упоминалось — все внимание захватила новая сенсация: ограбление ювелирного магазина Якоба Клаусманна — недоумки-налетчики, студенты гуманитарного колледжа, смертельно ранили охранника, в истерическом припадке умудрились прострелить мотор своего автомобиля, под вопли сигнализации и звон рассыпающихся витрин побежали по улице и начали перезаряжать оружие на глазах подоспевшего полицейского патруля.

— Не много ли ты взял на себя, Чарли? — Джейми Мак-Рэй выглядел устало, круги под глазами выдавали недосыпание. — Ты не думаешь, что твои откровения подставят под удар совершенно незаинтересованных людей?

В первые часы после выхода газеты Мак-Рэй позвонил Боксону в пансионат «Кроссроудз» и чуть не криком настоял на встрече. Они завтракали в дешевой закусочной, традиционная жареная рыба с картошкой и кока-кола — Мак-Рэю следовало экономить скудный аванс Стокмана.

— О каких незаинтересованных людях ты говоришь, Джейми? Не о тех ли, что так красиво подставили влюбленного юношу?

— Полиция разберется, там тоже не дураки… — увильнул от ответа Мак-Рэй.

— А улики? При таких вещественных доказательствах королевский суд отправит клерка на виселицу однозначно…

— Нынче уже не вешают — после смертного приговора министр внутренних дел подписывает прошение о помиловании и приговоренный получает пожизненное…

— Что тоже не сахар…

— К тому же, дела об убийстве рассматривает суд присяжных…

— Ты ещё вспомни про презумпцию невиновности! — ухмыльнулся Боксон. — Я до сих пор помню чью-то фразу из истории британской юриспруденции: «Если вы считаете, что человек совершил убийство, то он должен убедить вас, что преступление, вменяемое ему в вину, не является убийством»…

— Ты изучал британскую юриспруденцию?

— Да, мне однажды предоставлялась возможность внимательно прочитать несколько юридических справочников.

Мак-Рэй понимающе кивнул. «Похоже, парень, ты и не подозреваешь о моей Сорбонне, — подумал Боксон, правильно оценив его жест. — Ты думаешь, что я изучал право в тюремной библиотеке…»

— Между прочим, Джейми, — спросил Боксон, — почему я не встретил в газетах упоминание о третьей вершине любовного треугольника? Почему никто не рассказал публике о любовнице Стокмана?

— Я слышал, что её никак не могут найти…

— Странная медлительность, ведь с ареста подозреваемого прошло уже больше двух суток! Так что память о покойном Джо заставляет меня вслух высказывать сомнения — может быть, это заставит полицию работать более оперативно…

— А о тех парнях, что сидели с тобой за одним столом, ты не подумал!? — выплеснул злость Мак-Рэй. — Всем надо, чтобы разговоры утихли, а ты наоборот, поднял крик!.. Полиция начнет нас трясти, репортеры набегут, да с нами потом никто не захочет иметь дело — мы будем засвеченные!..

— А почему меня это должно беспокоить, Джейми? Тем более что один из них орал чуть не на весь ресторан: «Я — убийца!..». Тот, суетливый, с грязным галстуком…

— А, Арчи Файфер по прозвищу Пинки! Он как-то быстро опьянел, неудачно пошутил…

— Мы все — взрослые люди, — продолжил Боксон, — все знали, на что идут, никто и не собирался работать в Африке санитаром. Если парни хотят остаться в тени, то им не следовало так лихо демонстрировали свою отвагу в ресторане!..

— Если на то пошло, то Стокману не следовало собирать нас всех вместе, да только кто мог знать…

— Знать могли убийцы, Джейми! Если любовницу Стокмана не найдут, то хороший адвокат имеет реальный шанс спасти клерка…

— Шанс есть всегда, только величина его постоянно меняется…

— Святая истина, да простит меня Господь! — согласился Боксон. — И раз уж ты просветлел разумом и начал вещать истину, то сообрази, что меня не интересуют те аферы, в которых я не участвую. Стокмана убили, но я не имею к этому никакого отношения! Я чист перед британским правосудием! По крайней мере, сегодня…

— В прошлый раз я хотел предложить тебе хорошее дело, но тебя все время тащило в сторону…

— Джейми, ты всерьез думаешь, что твое хорошее дело стоит того, чтобы им заниматься?

— Я бы не предлагал мелочевку…

— А крупное дело — это, по-твоему, сколько?

— А сколько ты хочешь?

— А сколько ты можешь предложить?

— Немало.

— Блестящий ответ! — рассмеялся Боксон. — Только такая сумма меня не вдохновляет. К тому же, скоро должен появиться заместитель Стокмана, и, видимо, впоследствии я буду очень и очень занят…

— А если заместитель Стокмана не появится?

Боксон указал на газету:

— После такой статьи он обязан найти меня!

— Но пока заместитель Стокмана не объявился, ты не хотел бы немного подзаработать? Платят хорошо!..

— Назови мне сумму и перечисли обязанности — я подумаю. Но если твое предложение секретно, то лучше промолчи — я не хочу нести ответственность за чужие секреты…

— Не волнуйся, никаких секретов ты пока не узнаешь! Слушай внимательно… — Мак-Рэй лениво огляделся по сторонам, определил, что подслушивать некому, наклонился в сторону Боксона. — Есть серьезные люди, готовые хорошо платить за свою безопасность…

— А почему они не обратятся в специальное охранное бюро?

— Им не хочется светиться в официальных документах, к тому же люди из охранных бюро слишком тесно сотрудничают с полицией…

— А ты?

— После того, как у меня отобрали лицензию, полиция меня не интересует…

— Зато ты наверняка интересуешь полицию!

— Не уверен, но не исключаю!.. Итак, есть такой человек — мистер Боло…

— Это имя или кличка?

— Не имеет значения, он платит наличными!..

— И за что же он готов заплатить? Кстати, в Америке боло — это такой кожаный шнурок, петля…

— Да, я знаю!.. Мистер Боло предлагает найти тех африканцев, кто нанимал Стокмана…

— И зачем же мистеру Боло наши черные братья?

— Чтобы нанять батальон белых наемников, нужно не менее полумиллиона долларов…

— И мистер Боло хочет ограбить несчастных детей саванны?

— Нет, он хочет предложить им свои услуги — найти людей, осуществить перевозку, помочь в закупе оружия… Война — чертовски выгодный бизнес!

— Что, у мистера Боло такие хорошие возможности для совершения подобной сделки?

— У него большие возможности — его друзья заседают даже в палате лордов…

— И он всерьез полагает, что болтуны из палаты лордов будут ему помогать в незаконных операциях?..

— Чарли, ты же отлично понимаешь, что — будут! Будут! — злобно повторил Мак-Рэй. — Нет ничего продажнее наследственного британского лорда… Все эти сэры из Итона и Харроу, где они не научились ничему, кроме виртуозного гомосексуализма, повседневно нуждаются в деньгах для поддержания светского образа жизни — и мистер Боло временами снабжает их деньгами. Взамен лорды помогают мистеру Боло избежать конфликтов с правосудием.

— И помощь лордов так существенна, что на неё можно рассчитывать? — спросил Боксон.

— Когда наступает необходимость, мистер Боло беспокоит не только лордов, но и других своих знакомых из околоправительственных кругов…

— Как точно ты сказал, Джейми, — «из околоправительственных кругов»! Мне понравилось!

— Это сказал мистер Боло. Короче — ты принимаешь предложение?

— Ты не упомянул сумму…

— Пятнадцать процентов от каждой сделки.

— На одного?

— На нас двоих.

— Я так понимаю — мы должны сами находить клиентов и заключать сделки? Так?

— Не совсем. Одному человеку работать в этом бизнесе невозможно, требуются надежные помощники. Например, сопровождать партию оружия до места назначения. Или сопровождать мистера Боло в его деловых поездках, осуществляя его охрану…

— Из меня плохой телохранитель, я не буду закрывать клиента своим телом…

— Да это и не понадобится — чаще всего само наличие телохранителей является наилучшей защитой!..

— Ага, но если уж решили убить — убьют, никакой телохранитель не спасет… Но все же безопасней, чем в джунглях…

— Так я и говорю! — воодушевился Мак-Рэй. — Хорошая работа, мистеру Боло не хочется нанимать тупую шпану с улицы, от них никакого толку, одни проблемы, переходящие в регулярное стукачество…

— Как давно ты знаком с мистером Боло?

— Уже больше года. Однажды мне понадобилось делать фотографии в его заведении, охрана меня засекла, и доставила хозяину. Боло выслушал мою исповедь и предложил сотрудничество…

— В чем оно выражалось?

— Все то же — фотографирование, наблюдение… Боло всегда хорошо платил.

— Сумма?

— В месяц я получал от него до четырехсот фунтов…

— Получал? А сегодня?

— Нет работы — нет и оплаты! Боло предложил мне подобрать надежных людей для нового бизнеса — я предложил тебя…

— Не спросив моего согласия?

— Любая кандидатура сначала изучается и только потом ей делается предложение.

— Когда от меня требуется ответ?

— Лучше всего — прямо сейчас.

— Условия выхода из дела?

Мак-Рэй погрузился в мысли, формулируя ответ. Боксон не торопил, отлично понимая, как трудно произнести слово «смерть» — ведь другого выхода из такого дела не существует. Мак-Рэй сказал:

— Не рекомендуется выходить из дела в процессе осуществляемой операции любое действие надо доводить до конца. Но принципиально выход возможен в любое время — какой толк от работника, если он не желает работать?

— Могу ли я выдвинуть мистеру Боло свои условия?

— Да, конечно, иначе как он может тебе доверять!

— А скажи-ка мне, Джейми, — Боксон вдруг сменил тему, — почему ты пришел на прием к Джо Стокману? Ведь Боло, судя по твоим словам, платил тебе неплохо…

— К Стокману меня направил сам Боло — информацию лучше всего получать из первых рук.

— Откуда Боло появился в Лондоне? — снова сменил тему Боксон.

— Не знаю, можешь спросить у него.

— Он мне не ответит! — улыбнулся Боксон. — Пойдем, настало время поговорить с боссом…

Бар «Черный лотос» когда-то был обыкновенным пивным заведением для непривередливых клиентов. Название он получил от стоявшей за стойкой почерневшей медной статуэтки, изображавшей какого-то азиатского бога, восседающего на цветке лотоса — статуэтку привез вернувшийся из японского плена сын владельца. Живущие в соседних домах работяги, традиционно голосующие за партию лейбористов, заходили в этот паб после рабочего дня пропустить кружечку-другую пива, поговорить о перспективах сборной Англии на футбольном чемпионате мира, о росте цен, о туземцах, понаехавших со всех бывших колоний Британской империи и отнимающих рабочие места у истинных британцев… После второй кружки разговоры переходили в сравнительные характеристики футбольных сборных Англии, Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии, вспоминались новые расценки и тарифы, бездельники из профсоюза и болтуны из парламента. Жизнь после таких разговоров окрашивалась в мрачные тона. Трепыхавшееся со дня своего открытия на грани банкротства, пивное заведение в один из дождливых дней эпохи энергетического кризиса встретило клиентов надписью на закрытой двери: «Продается».

Появившийся через полгода новый хозяин решил не менять внешний облик наружная дверь и вывеска над ней остались прежними, но внутри помещения умельцы из недорогого дизайнерского бюро понаставили мебель из алюминия и пластмассы, закопченные прокуренные стены закрасили светлой краской, а для яркости освещения сделали зеркальный потолок. Так как азиатскую статуэтку прежний владелец унес с собой, огромный цветок лотоса изобразили на стене, взяв за образец рисунок из ботанического справочника. Английский паб стал интернационально-безликим баром. Рабочие сюда уже не ходили, зато постоянными посетителями стали их повзрослевшие дети.

Нового хозяина все называли Боло. Вообще-то в документах его имя звучало несколько по другому — Джонатан Себастиан Болонски, но ещё в ранней юности, сбежав от полицейских из Детройта, где его отец горбатился на фордовском конвейере, Джонатан Себастиан сократил свою фамилию, и заменил новым словом все три части своего имени. В Нью-Йорке Боло примкнул к парням из ирландских криминальных кланов; вместе с ними какое-то время работал в обыкновенном рэкете; потом ирландцы спутались с разведчиками обергруппенфюрера Гейдриха — в годы войны нацисты всерьёз занимались созданием своей сети, в Америке же особенно; континент перспективен от севера до юга, а ирландская ненависть к англичанам очень удачно врисовывалась в заранее определенную антибританскую схему. Ирландские патриоты начали усердно работать на победу гитлеровской Германии, но известие о Сталинграде заставило наиболее смышленых из них сообразить о грядущих последствиях. После же высадки союзников в Сицилии даже самые тупые догадались о своем неудачном выборе. Выходивших на контакт германских агентов начали аккуратно и взаимовыгодно сдавать Федеральному бюро расследований, а поступающие из Уругвая и Аргентины авансы за якобы готовящиеся крупномасштабные диверсии в атлантических портах приходовали наравне с деньгами от проституции, рэкета и продаж ворованных с армейских складов сигарет. Очень часто в подобных операция принимал участие и Боло.

Позднее, за несколько послевоенных лет, он скопил некоторый капитал, вошел в долю небольшого казино в Лас-Вегасе (тогда это было модно, гангстер, не имеющий хотя бы мизерной доли в игорном бизнесе, не заслуживал уважения), купил ярко-красный «кадиллак» и женился на блондинке из бродвейского кордебалета. Примерно в те же годы Боло начал быстро толстеть и лысеть.

Поздним летним вечером 1953 года, в шумном ирландском баре на 5-й авеню Нью-Йорка, рядом со скучающим за четвертой кружкой пива Боло присел мужчина в сером плаще. Боло мельком глянул на посетителя и время пошло на секунды. Первую секунду Боло вспоминал, где раньше видел это лицо, вторая секунда ушла на осознание реальности происходящего, а первую четверть третьей секунды Боло затратил на инстинктивное протягивание руки к висящему в наплечной кобуре револьверу.

— Не шевелись, Боло! — тихо, но достаточно четко прошептал человек в сером плаще. — Я ведь здесь не один… Пойдем, прогуляемся… Да ты не бойся, ты мне нужен живой!..

Этого человека в 1944-м Боло лично перевез через мексиканскую границу и на первом же таможенном посту передал федеральным агентам — парням из ФБР зачем-то срочно потребовался живой германский шпион и ирландские гангстеры оказали своим согражданам эту незначительную услугу.

— Не бойся, Боло, — повторил немец уже на улице, — война давно закончилась, сейчас нам выгоднее работать вместе…

Они сели в «кадиллак», разговаривали примерно час, поначалу Боло аж вспотел от страха (он однажды видел, что делают с предателями), потом успокоился — ему предлагали сотрудничество. Естественно, вариант отказа даже не обсуждался — такого варианта просто не могло быть.

Новоявленный приятель назвал себя Клаусом.

— Не вспоминай прошлое, Боло, — говорил он, — это удел неудачников! Надо думать о будущем, а будущее начинается сейчас…

Смысл предложения сводился к следующему: некие заграничные организации весьма заинтересованы в доходах Лас-Вегаса, готовы вложить в дело серьезные деньги, но осознают, что попытка проникновения в этот сверхприбыльный бизнес встретит жесточайшее сопротивление американской организованной преступности. Использование же в качестве официального инвестора малозаметного американского гангстера Боло удовлетворяло все задействованные стороны.

Боло открыл фирму по экспорту автомобильных запчастей и из крупного парагвайского банка ему перевели первые деньги. Пользуясь колоссальным размахом строительства в Лас-Вегасе, Боло вложил доллары в новые казино, в сеть небольших отелей, удачно открыл несколько ломбардов. Поступающие от предприятий доходы соответствовали инвестициям — деньги потекли рекой. Конечно, мощные гангстерские семьи имели значительно больше, но светить крупные суммы неизвестного происхождения было чересчур рискованно — в данном случае необходимости риска отсутствовала.

Приезжающий раз в месяц Клаус неизменно выпивал с Боло много бутылок пива «Будвайзер» и беседовал о мимолетности жизни. Однажды Боло набрался смелости и спросил:

— Как тебе удалось уцелеть?

— Мой провал был частью моего задания, так что я активно сотрудничал с американской контрразведкой. А после войны я стал совершенно никому не нужен…

— А как тебя потом приняли свои?

— Как солдата, достойно выполнившего приказ…

Несколько лет Боло работал на Клауса, регулярно получал свою долю, но случилось совершенно непредвиденное — от Боло сбежала жена. Сбежала не одна вместе с ней исчез мексиканский гитарист из ресторанного джаз-бэнда. Боло имел глупость организовать погоню, и добежавшая до Алабамы парочка, чтобы уцелеть, бросилась в объятия федералов. Жена, конечно, знала очень немного, гитарист вообще ничего не знал, но примерно в это же время люди израильской разведки сграбастали в Аргентине оберштурмбаннфюрера Эйхмана, и во всем мире неожиданно вспомнили о недобитых нацистах, а в хранилищах некоторых латиноамериканских финансовых структур якобы случайно обнаружились штабеля золотых слитков со свастикой рейхсбанка, и чертовски смышленые парни из федерального казначейства наконец-то догадались проверить некоторые контакты вышеозначенных банков с контрагентами в Сан-Франциско, Лас-Вегасе и Нью-Йорке. Глубокой ночью в дом Боло явился Клаус и приказал закрывать лавочку. Немедленно и навсегда. Вскоре мексиканский гитарист застрелил жену Боло и тотчас же застрелился сам — по крайней мере, такова была официальная версия происшествия — состояние аффекта. Правда, никто не мог толком объяснить, откуда мексиканец взял револьвер и почему отпечатки его пальцев на этом револьвере были какие-то смазанные, но у полиции Алабамы хватало проблем с разгоравшимися бунтами негров, а пронырливые американские журналисты увлеклись новомодной вьетнамской тематикой, и дело, в конечном итоге, сдали в архив.

По совету Клауса Боло покинул Штаты и переехал в Европу, а так как с иностранными языками дружбы не получилось, то поселился в Англии. Несколько первых месяцев Боло переезжал из города в город, британский климат наводил на него невыносимую тоску, британская кухня вызывала отвращение (Боло продолжал прибавлять в весе), британские женщины оказались совершенно не обольстительны, а какие-нибудь Ливерпуль или Шеффилд по сравнению с Лас-Вегасом выглядели трущобными задворками планеты. В довершение всех бед из Штатов пришло известие о пожаре, уничтожившем казино, в капитале которого была и доля Боло. Денежные поступления сократились настолько, что еле-еле хватало на скромную жизнь в недорогом отеле, и единственной роскошью осталась ежедневная доминиканская сигара после ужина. Боло решил собираться в обратный путь. Но снова появился Клаус.

На этот раз Боло получил указание организовать вложение капиталов в промышленность Великобритании. Дело пошло по накатанной схеме: подставная фирма, поступление денег из экзотических стран (к латиноамериканским контрагентам прибавились африканские и ближневосточные), скупка акций мелкими пакетами, переправка получаемых прибылей в Швейцарию. Несколько лет успешной работы опять завершились внезапно — сбежал бухгалтер фирмы. Сбежал один, но прихватил с собой всю информацию относительно многоходовых финансовых комбинаций. Прихваченный бухгалтером деньги в счет не шли — несколько десятков тысяч фунтов значения не имели, но беглец оставил письмо, в котором предостерегал Боло от поспешных шагов, угрожая в случае опасности передать секретную информацию не только властям Великобритании, но также в Интерпол и в Центр Симона Визенталя, не прекращающего свою охоту за нацистами. На этот раз Клаус распорядился все забыть, а беглого бухгалтера обнаружили где-то в Бразилии и по частям скормили пираньям Амазонки.

Несколько лет Боло промаялся в маленькой конторке, составляя инвестиционный портфель из акций многочисленных европейских компаний. Личный доход Боло стал совсем ничтожным, ежедневную доминиканскую сигару сменила дешевая голландская, но однажды все тот же Клаус предложил немного денег для покупки какого-нибудь небольшого бизнеса — видимо, задумался об уходе на покой. Тут-то Боло и увидел среди прочих объявлений в газете «Дэйли экспресс» объявление о продаже бара «Черный лотос». Оба компаньона побывали в заведении, прогулялись по окружающим кварталам, выпили пива в соседних барах, и Клаус сказал:

— Надо покупать! Эпоха молодежного бунта продолжается, дети ищут свою дорогу, поможем им в этом…

— Ты стал соратником доктора Спока? — поинтересовался Боло.

— Доктор Спок — гений, когда-нибудь это поймут даже в Америке, но к сегодняшнему делу это не относится. За последние двадцать лет молодежный рынок развивается непрерывно — и будет развиваться, на этом можно хорошо заработать…

Бывший нацистский разведчик и бывший американский гангстер составили неплохой деловой тандем — новый бар «Черный лотос» начал процветать.

Если в каком-нибудь баре торгуют наркотиками, то абсолютно всегда такая торговля происходит с ведома и одобрения хозяев — и никак иначе! Компаньоны отлично знали эту аксиому и первым делом приступили к созданию службы безопасности. Чаще всего в такую службу набирают бывших полицейских, но для «Черного лотоса» данный вариант был неприемлем — слишком дорогой роскошью могло стать для Клауса и Боло содержание несомненных осведомителей. Набрать обыкновенную шпану с крепкими кулаками — тоже глупость, эти бездельники умеют только пить за счет заведения, обязательно притащат в бар своих дружков, таких же генетических неудачников, и все закончится плохо. Исключений из этого правила не бывает — нигде и никогда.

Поэтому людей решили набирать из бывших коммандос, чином не ниже сержанта — они люди уверенные в себе и исполнительные; из спортсменов, борцов и боксеров, обязательно хоть немного титулованных — у чемпионов имеется чувство собственного достоинства, их труднее подкупить; в штат службы безопасности ввели женщин, спортсменок из клуба дзю-до, — для контроля над дамским туалетом и обыска заподозренных в правонарушении посетительниц. Разместив заказ в фирме по подбору персонала, компаньоны перебрали около двухсот карточек возможных кандидатов, с несколькими десятками из них провели беседы, и в конечном итоге служба безопасности бара «Черный лотос» стала одной из лучших в Лондоне.

С такой же тщательностью набрали обслуживающий персонал — поваров, барменов, официанток.

Первого продавца наркотиков схватили на второй день после открытия трясущегося семнадцатилетнего придурка сдали вызванным полицейским. Ещё один попался на следующий день — уже постарше, лет двадцати, и рискнувший оказать сопротивление. Ему сломали руку и тоже сдали полицейским. Первую мисс, закурившую косячок марихуаны, выволокли из дамского туалета через три дня. Барышня визжала и царапалась, на неё вылили ведро воды и потрясенная таким нестандартным методом любительница кайфа впала в ступор. В полицейскую машину её внесли на руках — самостоятельно идти она не могла. На следующее утро в «Черный лотос» приехал начальник местного полицейского участка и лично поблагодарил Боло за столь активное содействие в борьбе с наркоманией.

К вечеру того же дня из «Черного лотоса» вышибли бармена, очень недорого купившего у одного из посетителей золотое обручальное кольцо. Бармен честно округлял глаза и клялся, что и предположить-то не мог о криминальном происхождении кольца, но этот почти искренний лепет совершенно не подействовал на Боло — если и есть в этом мире наивные люди, то за стойкой бара им делать нечего.

Через полгода «Черный лотос» превратился в благопристойное и доходное предприятие. Разумеется, прибыли лас-вегасских казино неизмеримо выше, но в рабочем районе Лондона сведенные к нулю убытки — уже великое достижение.

В один из зимних дней 1974-го в Лондон приехал Клаус, привез с собой небольшой бочонок настоящего кельнского пива «кёльш», Боло немедленно организовал соответствующий стол, минут двадцать они молча пили изделие кельнских пивоваров, почему-то не экспортируемое в другие страны, потом Клаус сказал:

— Пора начинать новое дело…

— Дело — не жена, устареть не может… — заметил Боло.

— Начинаем собирать информацию о высокопоставленных персонах…

— Шантаж? — моментально сообразил американец. — Я слишком стар для тюрьмы…

— Мы никого не будем шантажировать, мой дорогой друг! — улыбнулся Клаус. Мы будем снабжать их деньгами…

— Просто так?

— Большей частью! Но иногда мы будем просить у них совета — как поступить в том или ином случае. Они же изучали философию, любят порассуждать о проблемах мироздания и запросто могут оказать благожелательному слушателю некоторые необременительные услуги. Содействие в заключение контракта, слухи о скрытой активности… Боло, пусть бездельничают молодые — у них вся жизнь впереди — нам, старикам, надо работать!..

Так начался подбор новой команды — требовались люди умные, способные не только на принятие самостоятельных решений, но и умеющие работать с оружием и при этом уже перешедшие грань закона. Первым в команде оказался склонный к мелкому жульничеству частный детектив Джейми Мак-Рэй — его действительно изловили в момент использования портативного фотоаппарата (на полицейское прошлое Мак-Рэя компаньоны решили не обращать внимания — в конце-то концов, его знакомства в Скотланд-Ярде могли при случае быть полезны). Потом по приглашению Боло из Нью-Йорка приехал Марио Бикслер — убийца, вовремя догадавшийся об опасном для себя приближении людей из ФБР. Третьим стал португалец Алваро Диаш — бывший десантник, каратель, воевавший против партизан в Мозамбике. Его дед перебрался из нищей Португалии в благодатную африканскую колонию ещё во времена короля Карлуша Первого, но провозглашение независимости оставило его несчастливых потомков без гроша. Среди сотен тысяч «реторнадос» португальцев, вынужденных вернуться из Африки в метрополию — таких враз обнищавших, как Диаш, было большинство, а если точнее — то почти все. Португальца порекомендовал Клаусу коллега, бывший эсэсовец, после войны укрывшийся в Лиссабоне. Бикслер и Диаш, кроме всего прочего, обладали ещё и ценным качеством не задавать лишних вопросов, при необходимости спокойно шли на преступление и не обременяли себя проблемами морали.

За полгода эти трое собрали компрометирующую информацию на нескольких членов парламента, высокопоставленных чиновников правительства (Клауса очень интересовало министерство иностранных дел) и нескольких высокопоставленных работников лондонских финансово-кредитных учреждений (секретная информация о денежных потоках зачастую ценнее, чем военная тайна).

Прочитав объявление о вербовке наемников, проницательный Клаус догадался о больших деньгах, вложенных в этот бизнес. На разведку послали Мак-Рэя, который подтвердил догадку — вербовка шла с размахом. Тот же Мак-Рэй после ужина в ресторане отеля «Парк оук» порекомендовал обратить внимание на Чарли Боксона «парень себе на уме, не глуп, но у него какая-то темнота в прошлом». (Отыскать пансион «Кроссроудз» оказалось несложно — Мак-Рэй запомнил номер такси, на котором Боксон уехал из отеля «Парк оук», на следующий день поговорил с таксистом, все остальное — примитивные процедурные подробности.)

Навстречу входившим в кабинет Мак-Рэю и Боксону из-за стола поднялся лысый толстяк с сигарой. «Нет, Черчилля все-таки скопировать невозможно!» — взглянув на него, подумал Боксон.

— Где вы бродили, ковбои? — не ответив на приветствие, спросил толстяк и развернул лежащую на столе газету. — Утром в Темзе выловили подружку Стокмана — этот клерк и её зарезал…

Лондон — большой город — в великом имперском мегаполисе случается всякое. Когда ласковыми волнами Темзы к берегу прибило женский труп, никто особенно и не удивился, перерезанное горло тоже не вызвало ажиотажа, и только когда в кармане жакета обнаружили визитную карточку Стэнли Бердека, а на белье — метки «Дж. Х.», то вспомнили, что точно такие же имелись на белье пропавшей любовницы убитого американца Стокмана — манекенщицы Джессики Хандорф. Проведение официальной идентификации трупа стало обычной полицейской формальностью — ещё до составления протокола в вечерних газетах появились заголовки «Вторая жертва Стэнли Бердека!».

Продемонстрировав Мак-Рэю и Боксону газетный заголовок, Боло указал на стоящие напротив стола кресла:

— Присаживайтесь!

Боксон сел спиной к двери с видимым недовольством, но мебель в кабинете была расставлена так, что за дверью мог наблюдать только хозяин.

— У меня имеется для тебя работенка, парень… Я хочу создать контору по вербовке решительных ребят для Африки. На мой-то спрос всегда найдется предложение — безработных нынче пруд пруди, но вот на мое предложение надо найти чей-то спрос… То есть, надо найти в Африке того, кто готов заплатить деньги за пару сотен коммандос. Я понятно говорю?

— Мне все понятно, Боло! — Боксон не счел нужным особо церемониться с этим типом. — Но где ты наберешь две сотни коммандос? Те ребята, что приходили к Стокману, годятся, наверное, для избиения одинокого прохожего в пяти кварталах от констебля, но в настоящем бою сразу наделают в штаны…

— А как насчет твоих штанов? — спросил Боло.

— Если у тебя есть сомнения, то давай прекратим эту трепотню и я пойду — к вечеру возможен дождь, я без зонта…

— Смелый парень! — Боло засмеялся, тряся жирными складками на подбородке. — А что ты скажешь про двести фунтов в неделю?

— Чуть больше, чем предлагал покойный Джо, но меньше, чем цена жизни. Мне ведь предлагается рисковать жизнью, нет?

— Мы все рискуем — так или иначе! Двести фунтов и дорожные расходы. При успешной сделке — пять процентов на двоих…

— И кто же второй сумасшедший?

— Кого назовем — тот и будет, здесь не школа танцев, партнера не выбирают…

— Нет, босс, у тебя слишком суровые условия — я задыхаюсь в этих рамках…

— Задыхаться ты будешь в петле, когда повесишься в тюремной камере!.. Я предлагаю тебе хорошее дело, такого ты никогда и нигде не найдешь, упустишь сейчас — будешь жалеть всю жизнь!..

Боксон услышал, как сзади открылась дверь, обернулся. В кабинет вошел совершенно седой пожилой мужчина в темном костюме.

— Меня зовут Клаус! — представился вошедший. — Мы с компаньоном готовы выслушать ваши условия, мистер Боксон.

Разведчик Клаус, ученик адмирала Канариса, правильно оценил отказ Боксона — парень не будет продавать себя по дешевке, он действительно стоит дорого — в словах Боксона слышалась не тупая наглость шпаны из предместий, но осознанная уверенность профессионала.

— Мистер Клаус, — ответил на предложение Боксон, — я слишком долго выполнял команды моих командиров и заработал стойкую неприязнь к любому начальству. Я психологически не смогу работать в вашей команде — надеюсь, вы понимаете меня правильно…

— А тогда какого черта ты записался в наемники? — спросил Боло. — Ты думал, тебя сразу назначат генералом?

— Очень просто, Боло! Наемник всегда свободен, а как командир подразделения, я мог бы сам выбрать методы моих действий — даже бежать с поля боя я мог бы по своему усмотрению…

— Ну, хорошо! — сказал Клаус. — Пожалуйста, определите уровень необходимой вам свободы и предложите свои условия — уверен, мы сможем договориться…

— А не проще ли вам найти кого-нибудь посговорчивей? В газетах пишут о неслыханном уровне безработицы…

— Это запросто! — сказал Боло. — Только свистни — в дверь будут ломиться…

В словах толстяка прозвучал акцент и Боксон определил — американец. Тоскливо подумалось: «И почему я постоянно сталкиваюсь с американцами?»

— Для нашей работы мы не можем брать людей с улицы, — сказал Клаус, — мы принимаем только по рекомендации — вас порекомендовал мистер Мак-Рэй. Между прочим, вы так и не высказали своих условий…

«Ты действительно заинтересован во мне, мистер Клаус, — думал Боксон. — Но я так не хочу лезть в криминал…»

— Прежде всего, джентльмены, я не уяснил уровень моих обязанностей, — произнес Боксон. — Туманные намеки мистера Боло о вероятных экскурсиях в страны Африки не представляются мне хорошо продуманными предложениями: мне, что, предстоит давать в африканских газетах объявления типа «Группа хорошо вооруженных англичан предлагает конфиденциальные услуги»?

Все присутствующие рассмеялись. Клаус сказал:

— Мы определяем район Африки, где наиболее вероятен спрос на военных специалистов, вы направляетесь туда и отыскиваете работодателей. После убеждаетесь в их платежеспособности, самостоятельно определяете уровень потребности, сообщаете все данные в Лондон и мы направляем к вам соответствующую группу людей. Вы организуете встречу, размещение и, вероятно, возвращение обратно. — Клаус сделал паузу и добавил. — Тех, кто уцелеет…

— Вообще-то мистер Мак-Рэй говорил о каких-то охранных функциях… сказал Боксон. — Предложенная же вами деятельность несколько оригинальна! У вас всегда такая смена настроений?

— Настроения меняются со сменой ситуации… — произнес Клаус. — Ещё сегодня утром ничего не было известно о второй жертве Стэнли Бердека…

— А какое дело нам до ошалевшего от ревности клерка? — спросил Боксон.

— Но вы же сами намекнули, что не верите в его виновность… А второй труп — это уже не случайность, но тенденция…

— Вы боитесь стать третьим в списке? — Боксон совершенно серьёзно взглянул на Клауса.

— Конечно, боюсь! — ответил тот. — Ведь если ваши сомнения справедливы, то на свободе разгуливает опаснейший убийца!

— Сообщите о том в Скотланд-Ярд… — посоветовал Боксон.

— Мы никого не уговариваем, парень! — вставил замечание Боло. — Ты, может быть, и хороший солдат, но мы пока не воюем… Ты соглашаешься или нет?

— Нет, босс, рисковать своей шкурой за пять процентов на двоих я не согласен! — сказал Боксон, и встал со стула.

— Но вы не пропадайте навсегда, — сказал на прощанье Клаус, — мы всегда готовы выслушать ваши предложения.

Вызвавшийся проводить гостя Мак-Рэй на улице проговорил:

— Ты понравился Клаусу, но разозлил Боло…

— Почему ты ничего не рассказал мне про Клауса? — спросил Боксон. — Ведь он в это лавке — главный, нет?

— Я не думал, что он будет говорить с тобой, обычно всем заправляет Боло…

В кабинете Боло спросил Клауса:

— Зачем ты вмешался, парень почти созрел!..

— Я опасаюсь слишком независимых парней — они всегда идут своей дорогой, и лишь иногда позволяют другим идти рядом. Я не хочу оказаться в самый нужный момент без помощника — а этот Боксон готов спрыгнуть с поезда в любую минуту…

— Все могут бросить, даже жена…

— Мы выбираем не жену, Боло, — мы выбираем специалиста! Измена жены — это наше личная проблема, измена специалиста — проблема корпорации… Этот Боксон никуда не денется — ему нужно всего лишь предложить действительно интересную работу и определенную самостоятельность — и он горы свернет! В 42-м я был в России, в Крыму, при штабе Манштейна. Гитлер тогда не вмешивался в подробности армейских операций, и Манштейн громил русских на всех направлениях — у несчастных действия на уровне полка требовали согласования с самим Сталиным, а этот дядя Джо был абсолютным болваном — ваши Рузвельт и Черчилль вертели им как марионеткой…

— Людей все равно надо держать на коротком поводке, — не согласился Боло, — в свое время Багси Сигалу позволили самостоятельно тратить деньги на строительство казино «Фламинго», а в результате для спасения кассы пришлось парня пристрелить… А куда пропали деньги, неизвестно до сих пор!.. — последнюю фразу Боло произнес с таким злобным выражением, что Клаус не сдержал иронии:

— Встретишь на том свете Сигала — спроси!..

— Да уж не забуду!..

«Боло был и остался гангстером, — размышлял Клаус, — уровень мышления все-таки не изменить! Гениальная идея Багси Сигала принесла мафии миллиарды, а они все ещё не могут простить покойнику какие-то три сотни тысяч…». Возвратившемуся Мак-Рэю Клаус сказал:

— С сегодняшнего дня начинай собирать информацию о Боксоне. Он слишком рано стал офицером Иностранного Легиона, такие ранние вызывают у меня подозрение… Срок — сорок восемь часов. Вопросы есть?

Свое прозвище — Пинки — Румяный — он получил ещё в детстве, этакий энергичный крепыш с розовым лицом. Много позже, старенький доктор из армейской медицинской комиссии сказал коллегам: «Типичный образец кандидата на инсульт, в прошлые времена таких лечили кровопусканием, как ни странно — помогало!..»

Первый раз Пинки убил человека случайно — какой-то пьяный бродяга стоял на перроне, орал невнятные ругательства в адрес премьера Вильсона (наверное, начитался газет), и вцепился грязными пальцами в проходившего мимо Пинки: «Брат, ты должен мне три пенса!». Пинки оттолкнул его, но бродяга не унимался, бежал следом, протягивал свои руки к новенькой замшевой куртке, а Пинки любил эту куртку — подарок бабушки, такая теплая мягкая замша, не то, что грубая холодная кожа рокерских мотоциклетных «косух», а этот пьяный все царапал своими треснувшими ногтями нежнейший ворс, и Пинки ударил — совсем несильно, бродяга даже не упал, а лишь разозлился и плюнул смердящей желтой слюной, и она потекла по куртке, оставляя темный мокрый след, и Пинки неуловимым движением взметнул раскрывающуюся бритву и располосовал бродяге горло… И острое чувство восторга при виде алой пульсирующей крови внезапно захватило Пинки… В тот день он завербовался в армию.

Та девчонка, с которой он забрался в полуразвалившийся склад, была тупа, как курица — хихикала после каждого слова и все время грызла конфеты, называла Пинки милягой и попросила взаймы пять шиллингов. Денег у Пинки не оказалось, она, отвратительно захихикав, полезла к нему в карман: «Проверим, проверим!..», а когда Пинки её ударил, заверещала, как в том фильме, про психа в мотеле… Пинки просил её замолчать, но девка не унималась, и тогда он ударил её ещё раз, и ещё, и ещё, пытаясь считать удары, но сбился со счета, и остановился, когда вдруг осознал наступившую тишину… Сколько-то времени он сидел рядом с ней, пытаясь справится со страхом, затем вдруг почувствовал какое-то необычное спокойствие, неторопливо вынул из кармана бритву и сделал точное движение. Он дождался конца агонии, немигающим взглядом наблюдая, как из артерий вытекает кровь, потом забросил свой рюкзак за спину и пошел на станцию — он возвращался домой с армейской службы, его ждали…

У Пинки была неплохая работа — агент по оптовым закупкам в магазине автомобильных запчастей, часто он выезжал по делам в Лондон, вечером брал проститутку, шел к ней на квартиру, на отель не соглашался, и всегда завершал секс избиением. Чтобы женщина не кричала, приставлял ей к горлу свою любимую бритву, беззвучные слезы его веселили, а на прощание («на память!») делал совсем небольшой надрез, почти царапину — только чтобы потекла кровь, ему нравился цвет крови — «цвет жизни», говорил он… Однажды рука чуть-чуть дрогнула (колыхнулся водяной матрац) и Пинки не сдержался — взмах бритвенного клинка, судороги агонизирующего тела, кровь — такая алая на белоснежной простыне… Больше всего ему понравилось сжимать женщине грудь и чувствовать пальцами, как умирает сердце… «В конце концов, она была всего лишь шлюха», решил Пинки. Следующую женщину он убил в Манчестере, ещё одну — в Ливерпуле. Он начал внимательно читать газеты, пытаясь через криминальную хронику следить за расследованием убийств. Иногда ему было смешно — эти безголовые репортеры постоянно несли такую ахинею!..

Из газет Пинки узнал, что следы крови остаются даже на самом вымытом клинке — и после каждого убийства он выбрасывал в какой-нибудь водоем использованную бритву, и покупал новую — всякий раз в новом магазине. Со своими жертвами он встречался в парике — теперь его не смогли бы узнать никакие свидетели, которых, кстати, никогда не было (в притонах свидетелей не бывает), а полиция разных городов не догадывалась объединить убийства в одно дело, и в каждом конкретном случае топталась на месте, больше надеясь на случайную удачу, чем на кропотливую детективную работу. Чаще всего Пинки веселился над заявлениями полицейских начальников об якобы имеющихся следах, важных свидетелях и уликах, с помощью которых преступник будет схвачен в ближайшие же часы. Вся болтовня заканчивалась арестом очередного сутенера и длительно-изнурительным уговариванием его облегчить душу и сознаться в несовершенном убийстве…