Денис вышел из бара. Голова у него приятно кружилась от выпитого, в желудке ощущалось мягкое тепло. В руке дымилась целая, только что прикуренная сигарета, и Денис удивился: он не помнил, как закурил. Это обстоятельство его развеселило; хихикая себе под нос, он перешел дорогу и остановился возле газетного киоска.
Здесь его веселье слегка померкло, поскольку оба столь памятных ему номера «Московского полудня» рядышком лежали на прилавке: один номер со статьей про похищение, а другой — с опровержением этой статьи, которое выглядело гораздо более убедительно, чем сама заметка. Это напомнило о деле, которое ему предстояло; впрочем, Денис помнил о нем и так. Он даже не представлял, сколько ему надо выпить, чтобы забыть об этом деле…
Он купил телефонную карточку, проигнорировал неодобрительный взгляд киоскерши, которой явно не понравился исходивший от него запах водки, сунул карточку в карман и побрел искать таксофон. В разрывах туч уже поблескивало солнце, становилось по-настоящему жарко, асфальт на глазах менял цвет, становясь из темно-серого, почти черного, серовато-желтым, пыльным. Хмель мягкими волнами бродил по организму, сужая поле зрения и выключая чувство времени; Денис подумал, что пить водку без закуски, наверное, не стоило, да еще сразу в таком количестве. «Ничего, — решил он, — зато так мне будет легче разговаривать с папашей. Одно дело, когда с тобой говорит трезвый, вменяемый человек, и совсем другое, когда общаешься с пьяным подонком, который лыка не вяжет. Тут поневоле испугаешься: похищение или там не похищение, но мало ли что может пьяный мужик сотворить с молодой красивой девушкой! Обидеть может или, это… обесчестить. Дашку. Дарью Андреевну. Обесчестить. Вот умора-то!»
Про себя повторяя на разные лады, какая это умора, он шел по улице, пока не дошел до какого-то магазина, возле которого на железном столбе висели две круглые пластиковые ракушки с телефонными аппаратами внутри. Вокруг было не то чтобы очень людно, но и не пусто. Денис подумал о том, каково ему будет вести переговоры с папашей, если в соседней кабинке тоже будет кто-то стоять, и решил в срочном порядке поправить ситуацию.
Он нырнул под пластиковый колпак и снял с аппарата трубку. Таксофон работал, в трубке исправно гудело. Под колпаком было душно; прозрачная пластмассовая ракушка была открыта всем ветрам, но внутри нее почему-то все равно тошнотворно воняло застоявшимся табачным дымом и, кажется, мочой. Денис быстро прикинул, что к чему. Та-а-ак… Бронированный кабель, корпус аппарата такой, что ломом не вскроешь, трубка…
Трубка тоже не поддавалась. Сколько Денис ни пытался отвинтить крышку микрофона или наушника, ни та, ни другая не сдвинулась ни на миллиметр. Приклеили они ее, что ли?
— Вам помочь, молодой человек? — послышалось у него за спиной.
Денис резко обернулся. Позади него стоял, с интересом наблюдая за его действиями, крупный дядя с объемистым животом и с толстенными, как бедро нормального человека, бицепсами. Одет он был в скромные серые брюки со стрелками, бежевую рубашку с коротким рукавом, белую полотняную кепочку и босоножки, а в руке держал туго набитый портфель — ни дать ни взять мелкий чиновник, только бицепсы не вписывались в образ, выпирали, грозя разорвать рукава рубашки. Впрочем, вполне возможно, что это был чиновник от большого спорта — от тяжелой атлетики, к примеру.
Денис понял, что в течение продолжительного времени делает что-то не то. Дался ему этот второй телефон! Это же надо было сообразить: среди бела дня, в людном месте, в пьяном виде стоять и на глазах у всех пытаться раскурочить таксофон!
— Нет-нет, — извинительно улыбаясь, сказал Денис и вынул из кармана телефонную карточку. — Спасибо, я уже разобрался. Карточка вот куда-то завалилась, а теперь все в порядке.
— Да? Ты подумай, парень. Я могу посодействовать! Номер могу набрать — ноль-два, а еще лучше ноль-три…
— Благодарю вас, — продолжая улыбаться, сказал Денис, — я совершенно здоров, и меня никто не обижает.
— Да? — многообещающим тоном переспросил супертяж; ему явно хотелось слегка обидеть Дениса Юрченко, чтобы впредь не портил муниципальное имущество.
— Да, — сказал Дэн и вставил карточку в прорезь аппарата. — Я могу позвонить?
— Позвонить? Позвонить можешь.
— Большое вам спасибо!
Верзила с портфелем отошел метров на пять и остановился, беззастенчиво и ревниво наблюдая за Денисом. Дэн понял, что просто так он не отстанет, закрыл кнопочную панель аппарата плечами и быстро набрал номер Казакова. В трубке загудело; Денис повернулся к верзиле лицом, благодарно покивал, указал на аппарат и выставил кверху большой палец — дескать, спасибо, все в порядке, дальше я уж как-нибудь сам…
Верзила с разочарованным видом удалился под пластиковый козырек автобусной остановки и оттуда стал наблюдать за Денисом. Это уже не имело значения: этот пузан вряд ли умел читать по губам, а услышать что бы то ни было на такой дистанции он не мог даже при очень большом желании. Для верности Денис повернулся к нему затылком, и тут на том конце провода сняли трубку.
— Ну что, папаша, — не дожидаясь ответа, сказал Дэн, — получил нашу посылочку?
— Да.
Голос в трубке был подозрительно спокойным. Денис даже не понял, было это короткое слово ответом на его вопрос или из-за каких-то неполадок на линии его просто не услышали. Снял человек трубку, обронил: «Да», как водится, и ждет, что ему теперь скажут…
— Я не понял, — агрессивно произнес он, — ты посылку получил?
— Да, — все так же спокойно повторил голос в трубке.
— Что — да? И что дальше?
— Майка на экспертизе, — послышалось в трубке, — а ты на полпути к могиле.
— Что?! — Денис задохнулся. Хуже всего было то, что голос в трубке казался ему незнакомым. Либо это был не Казаков, либо с господином банкиром что-то случилось — протрезвел он, к примеру, или сделал операцию на голосовых связках… — Что ты сказал? Ты, вообще, кто?
— Можешь звать меня Полковником, — сказал голос. — И не пытайся бросить трубку и набрать этот номер снова. С сегодняшнего дня все звонки, адресованные Андрею Васильевичу Казакову, будут идти через меня. Слушай меня внимательно, сопляк. Я не Казаков и зря грозить не стану. Ваша инсценировка провалилась в самом начале: есть люди, которые видели вас с Дашей уже после того, как ты позвонил ее отцу в первый раз. Мне поручено вас разыскать, и я вас разыщу. Не секрет, что вы скрываетесь где-то совсем рядом. Мы вас уже почти нашли, парень, так что скоро увидимся.
— И что? — от испуга теряя контроль над собой, крикнул в трубку Денис. — Что тогда будет, ты, козел?!
— Ничего особенного. — Человек, назвавшийся Полковником, говорил внятно, очень спокойно и сухо, будто зачитывал по телевизору сводку каких-то новостей. — Даша вернется домой, а ты… Тебя мне приказано сначала оскопить, а потом пристрелить как собаку.
— Оско… Что?
— Кастрировать, — объяснил Полковник. — Ты можешь гордиться: немногим выпадает заранее узнать, какой смертью они умрут. И вот еще что: раньше у меня был только твой словесный портрет, а сегодня я тебя увидел собственными глазами — там, перед банком. Кстати, проделано было недурно, я даже не ожидал, что ты на такое способен. Только это тебе не поможет, парень. Лучше беги на все четыре стороны и постарайся найти себе другую спонсоршу. А лучше спонсора. Рожа у тебя смазливая, и состоятельные педики из-за тебя будут глотки друг другу рвать. Если Даша окажется дома к завтрашнему утру, я, так и быть, скажу Казакову, что потерял твой след.
— А теперь ты меня послушай, — прошипел Денис в трубку. Он чувствовал, что Полковник не зря так разговорчив, что он просто тянет время, давая своим людям возможность засечь номер таксофона и оцепить район, но просто бросить трубку и убежать он уже не мог: Полковнику удалось задеть его за живое. — Так вот, старый козел, если через неделю на мой счет не поступят два миллиона долларов, девчонке не жить.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился Полковник. — В конце концов, что такое два миллиона? Казаков переведет деньги, но ты их не получишь, потому что к тому времени уже будешь мертв.
— Ты что, совсем дурак?! — взорвался Денис. — Я же убью ее! Хочешь, я сделаю это прямо сейчас?
— Давай, — сказал Полковник. — Тогда через неделю ты еще будешь жив, обещаю. И ты будешь Бога молить о смерти! Я не любитель подобных забав, но в свое время мне довелось пройти спецподготовку, я могу выпустить из человека всю кровь, а он будет жить и оставаться в сознании. Хочешь узнать, сколько метров кишок у тебя в брюхе? Хочешь увидеть, как бьется твое сердце? Представь: рука в резиновой перчатке держит прямо у тебя перед носом твое собственное сердце, а оно бьется — все медленнее, медленнее… Тук-тук… тук, тук… И тишина. А ты все это видишь. Здорово, правда? Только вот из моего подвала никто не возвращается…
— Сволочь! — визгливо выкрикнул Денис и с лязгом обрушил трубку на рычаг.
Его трясло крупной дрожью, от хмеля не осталось и следа; столь живо нарисованная жуткая картина, будто наяву, стояла у него перед глазами. Возможно, Полковник, этот засушенный британский лорд, просто пытался запугать Дениса, но, видит бог, это у него получилось! Героем Денис Юрченко никогда не был; мордобой и стрельба не были его стихией, он жил иными интересами и существовал за счет иных талантов. Бывали дни, когда он всерьез думал о себе как о человеке утонченно-духовном, носителе искры божьей, самоотверженном жреце любви и красоты. И вот, извольте, к чему он пришел из-за этой чокнутой нимфоманки! Любовь, красота и кишки от стены до стены — нечего сказать, миленькое сочетание!
А главное, этот Полковник даже и не думал шутить. Лучше бы он кричал, ругался, сыпал оскорблениями и бессмысленными угрозами типа «пасть порву» — ко всему этому Денис привык еще в детстве, был к этому готов и умел давать достойный отпор. Но Полковник говорил спокойным, сухим и деловитым тоном, описывая совершенно невозможные кошмары как нечто вполне обыденное, привычное и уже успевшее ему изрядно наскучить. «Из моего подвала не возвращаются…» А что? Мало, что ли, на бескрайних просторах бывшего Союза таких подвалов, войти в которые — раз плюнуть, а выйти невозможно? Да навалом! Спецподготовку он прошел… И очень даже запросто! А если даже и не прошел, если даже приврал чуток для устрашения — что ж, он мог себе это позволить. За ним стояла служба безопасности, опыт, связи, знания и, наконец, сумасшедшие деньги Казакова. А на что мог опереться Денис? На Дашкину любовь? Нет, ребята, пугать бедного папашу расправой над его единственной дочуркой — это одно, а выходить в одиночку против мощной, укомплектованной профессионалами вооруженной организации — это, парни, совсем другой коленкор. Да этому Полковнику, наверное, стоит только трубку снять, и через четверть часа все дороги будут наглухо перекрыты, все леса оцеплены, собаки спущены с поводков и на всех пунктах пограничного контроля, на всех постах ГИБДД, у каждого постового мента — словом, везде и всюду — будет красоваться фоторобот Дениса Юрченко.
«Вот и все, — думал он, бесцельно бредя по улице. — Не поверили. Не поверил Казаков, сука толстомордая! А надежда-то только на то и была, что не выдержит родительское сердечко, что сломается Андрей Васильевич, поверит, дрогнет и раскошелится. Ан нет, ничего подобного! Не дрогнул Андрей Васильевич, не сломался, а просто врубил на своем телефоне режим переадресации, и теперь все его звонки поступают прямиком этому твердокаменному Полковнику. Спрятался господин Казаков за своего Полковника, за пса своего цепного, а того хоть ломом бей, ему все по барабану — что Дашка, что Машка, что собачья какашка… Ему-то что, дочь ведь не его! Приказали ему ничему не верить, вот он и не верит, денежки-то все равно капают, хоть верь, хоть не верь. Но Казаков-то хорош! Дочь ведь! Как же он на такое отважился, как решился? Ведь не может у него быть полной уверенности в том, что это именно Дашка все затеяла. Сначала фотографии, потом кровь… Да нормальный отец после самого первого звонка, еще до фотографий, в лепешку бы расшибся, последнюю рубашку снял бы, лишь бы дочь освободить! А этот просто надавил на газетчиков, чтобы все было тихо-мирно, чтобы никто ничего не знал, честь семьи чтобы не позорить, и считает, что дело в шляпе. Пускай, значит, Полковник дальше разбирается… А что? Действительно, если Дашку зарежут, это ж ему такая экономия! Учить не надо, кормить-поить-одевать не надо, замуж выдавать не надо… Купил гробик поскромнее, панихидку заказал и свободен. На всю оставшуюся жизнь свободен… Сука! То-то попляшет, когда ему дочку по кускам присылать начнут…
Господи, — подумал он, спохватившись, — о чем это я? Кто будет Дарью по кускам посылать — я, что ли? Нет, ребята, тут я пас. Во-первых, не умею я этого, а во-вторых, это уже не та игра, которую стоит доигрывать до конца. Не та у меня квалификация, чтобы играть в такие игры. Чур меня, чур! И не о Казакове мне теперь надо думать, а о себе. Полковник не шутит. Сроку он мне дал до утра, а как я уложусь? Добром Дашка домой не пойдет, а силой ее тащить невозможно. Связанную, что ли? Сначала на мопеде до райцентра, а потом два с половиной часа электричкой, да потом еще на метро… Денег в кармане кот наплакал, а без денег далеко не убежишь, особенно когда за тобой такие волки гонятся. Как же быть-то, господи? Дернуло же меня связаться с сумасшедшей!»
Денис остановился, потому что нечто привлекло его внимание. Он немного постоял, пытаясь сообразить, что же это могло быть, а потом заметил на противоположной стороне улицы ресторан и рядом с ним бар — тот самый, из которого вышел совсем недавно. «Ага, — сообразил он, — вот оно что! Ну, правильно! Куда наш человек идет, когда идти ему некуда? Правильно, в кабак… Зайти, что ли, правда, пропустить стопарик, а то этот Полковник весь кайф поломал, будто и не пил вовсе…»
Он начал переходить улицу и вдруг понял, что его внимание привлекла вовсе не вывеска бара. О нет, куда там! Берите выше, ребята! Что бар? Это просто место, где неудачники заливают горе, а счастливчики спрыскивают радость. Здесь, на этой тихой улице, в глаза Денису Юрченко вдруг посмотрела сама судьба, и он ощутил на себе ее взгляд и остановился.
Судьба явилась к нему под видом черного спортивного «БМВ», который стоял, мирно приткнувшись кургузой обтекаемой мордой к бордюру, как раз напротив ресторана. Откидной верх был вызывающе опущен, как будто хозяин машины не боялся ни бога, ни черта, ни автомобильных воров. Номера на машине были московские, но, обойдя ее спереди, Денис увидел очень характерную вмятину на бампере. Вмятина была чертовски похожа на…
Он заглянул в салон и — о чудо! — увидел веселого чертика, который свисал с зеркала заднего вида. Этого чертика они с Дашей купили в Париже, в двух шагах от Монмартра; Дарья считала эту безделушку талисманом, который хранил их в пути от всяческих неприятностей, но, продавая машину, чертика почему-то не забрала.
Из салона слегка повеяло Дашиными духами. «Быстро, однако, работает автомобильная мафия, — подумал Денис. — Не успели толкнуть тачку в Германии, а она уже тут, в Москве. Вот это оперативность, куда тому Полковнику!»
Он улыбнулся. У него, у Дениса, в запасе имелся собственный талисман — не талисман, в общем-то, а игрушка, симпатичная безделица, которую приятно иногда повертеть в руках, вспоминая былые счастливые денечки. Продавая машину, Даша, естественно, вместе с ней отдала и ключ, но дубликат, сделанный когда-то хмурым парижским слесарем на всякий пожарный случай, до сих пор лежал у Дениса в заднем кармане брюк. Пользы от него не предвиделось никакой, а выбрасывать было жалко… Ну, не судьба ли это?
«Судьба, — подумал Денис. — Вот он, знак свыше! Ей-богу, выберусь из этой каши — в церковь пойду, свечку поставлю. Это точно знак, да еще какой! Вот и конец истории, вот и ответ на все мои вопросы. Всего-то и надо, что сесть за руль, повернуть ключ и надавить на газ. И поминай как звали… С дороги позвонить Полковнику, сказать, где Дарья, — пусть подавится, урод, пусть отзовет своих псов. А дальше лесами, проселками, тропинками, в обход постов — на юг, на Украину. Даже без документов, даже с разбитой подвеской, эта телега в Днепропетровске потянет тысяч на пять, на шесть. Да хоть три! Лишь бы деньги сразу на руки, и в тот же день — обратно на запад, в Европу, домой…»
Он осторожно дотронулся до блестящего черного крыла. Машина молчала. Дарья терпеть не могла все виды автомобильной сигнализации, электронное пиликанье выводило ее из душевного равновесия, а новый хозяин машины, видимо, просто не удосужился оборудовать свое приобретение механическим сторожем. Денис толкнул сильнее, но автомобиль по-прежнему никак не реагировал на его усилия.
— Вот и ладненько, — сказал Денис, на всякий случай оглянулся на дверь ресторана и отпер дверцу.
Ему ничего не стоило забраться в машину прямо через борт, но вокруг были люди, и он по-хозяйски отпер дверь своим ключом, чтобы не вызывать подозрений у случайных зевак. Кожаное кресло водителя пружинисто подалось под его весом, в лицо пахнуло запахом Дашкиных духов. Кресло было отодвинуто чересчур далеко, даже дальше, чем обычно отодвигал его длинноногий Денис. «Верста коломенская», — сердито подумал он о новом владельце машины, запустил руку под сиденье, нащупал рычаг и передвинул кресло.
Теперь оставалось только вставить ключ в замок зажигания, повернуть его и уехать, но сделать это Денис уже не успел, потому что в ту же минуту над ним как гром с ясного неба раздался смутно знакомый голос.
— Опа! — сказал голос. — Ну, фраер, ты даешь! Чего угодно ожидал, но это… Ты что, козел, белены объелся?
Денис обернулся и понял, что погиб. «Ключ в замок, — беспорядочно пронеслось в мозгу, — завестись, дать задний ход, потом вперед, а верх опущен… Ни черта не успею!»
Он опустил руку с ключом, ссутулился и бессильно уронил голову на руль. Над стоянкой родился и понесся вдоль тихой улицы длинный, невыразимо тоскливый автомобильный гудок. Этот вопль гибнущей души привлек внимание Хохла, и через полминуты тот вышел из ресторана, на ходу дожевывая рыбу.