Хроники старого мага

Глава 15

Утро в лазарете было для меня достаточно лёгким. Наконец я почувствовал себя достаточно здоровым. Проснулся я как раз перед тем, как зазвонил гонг, оповещая шесть часов утра. Первая мысль, которая меня посетила, была о войне. Память об обстрелах из метательных машин противника была ещё свежа. Поднявшись из постели, я встал на пол и, закрыв глаза, связался мысленно с магической башней. Магический столб отозвался упругим гулом энергетической мощи. Башня была заряжена. Память услужливо подсказала мне нужное заклятие. Перед моим внутренним взором предстал лист пергамента со схемой нужного заклятия.

— Магикус Экстремус Протего Максима.

Мои чувства показали истечение магической силы из столба. Второе видение показало мне, как из башни вверх поднялся столб энергии, остановился на определённой высоте и стал разливаться в стороны, закрывая собой крепость словно куполом. Энергетическое покрывало достигло земли, расстилаясь вдоль крепостных стен. Невидимый купол накрыл собою крепость.

Я открыл глаза. Расслабляться хорошо, особенно оправдываясь болезнью. Однако, теперь, когда тело восстановилось, и прямой опасности больше нет, следовало вновь вернуться к тренировочному процессу. Мне не хотелось, чтобы тело потеряло свои способности. Вместе со способностями физическими, уменьшатся и мои магические способности. Я развёл руки в стороны и выполнил глубокий вдох. Вслед за вдохом я произвёл выдох, втягивая в себя живот и наклоняясь к своим ногам. Задержался на десять счётов. Произвёл вдох, разогнув тело и выпрямившись, сделал задержку дыхания на пять счётов. Пора приступать к тренировке. Тело привычно стало выполнять упражнения разминки. Мне не приходилось ему приказывать. Единственным моим занятием при разминке стало проведение счёта. Это было настолько привычным, что, окончив разминку, я не мог вспомнить, делал я это упражнение или нет. Уже много лет зарядка была для меня ежедневной обыденностью. Говоря словами наставника — повседневной рутиной, которая есть и которую не замечаешь. Только в таком состоянии не приходится себя заставлять выполнять упражнения. Да, многие люди в этом мире не выполняют утреннюю зарядку. С этим я столкнулся, едва покинув Академию и оказавшись в военном городке, в котором ждал распределения. Увидев, что я тренируюсь, начальник спросил: «Зачем?» Не задумываясь, я повторил слова наставника, забитые в нас ударами посоха. «Утренняя зарядка нужна телу так же, как военный совет нужен армии перед сражением. Военный совет определяет, как будут действовать отдельные отряды, и за что отвечает каждый военачальник. Так же и зарядка отдает распоряжения мозга телу и каждому органу в отдельности». Выслушав меня, офицер презрительно усмехнулся и ушёл, ковыряя во рту зубочисткой. У меня после разговора остался неприятный отпечаток в памяти о нём. Но на мои привычки это не повлияло. Закончив разминку упражнениями для глаз, я приступил к выполнению комплекса упражнений «Приветствие солнцу».

Когда я уже выполнял последние упражнения своей зарядки, в палату вошла тётя Вера. На её лице не отразилось удивления. Была просто констатация факта. Маг выполняет упражнения. Что такого? После разговора с тем офицером, я старался упражняться наедине, чтобы не привлекать к себе внимания. Я уже усвоил, что обычные люди с удивлением реагируют на мои упражнения. Это можно было понять. Для них маг — нечто само собой разумеющееся. Взял и родился магом, и уже всё умеешь. Зачем тренироваться и учиться? Тебе же повезло? Живи и получай удовольствия. На память пришли слова наставника, сказанные нам ещё в самом начале обучения: «Только глупцам и лентяям кажется, что магом надо родиться, и жизнь уже удалась. На самом деле быть магом — это значит постоянно трудиться, а трудиться никто не любит. Таково условие жизни мага, что тот, кто отказывается трудиться над собой, теряет свои магические способности. При этом не имеет значения, насколько ты был талантлив изначально. Трудолюбивый маг с самыми малыми способностями, трудом постепенно развивается в великого мага. А талантливый лентяй достаточно быстро превращается в ничтожество более слабое, чем человек, лишённый всяких магических способностей».

То, что нянечка спокойно отнеслась к моим занятиям, было для меня удивительным. Но удивление прошло, как только я вспомнил, с кем ей приходилось служить. Наверняка она видела подобные упражнения и раньше. Потому и принимает мои действия спокойно. Следом появилась заспанная Аликс. Она была уже полностью одета, но её глаза ещё норовили закрыться, и продолжала зевать. Увидев меня, изгибающегося на полу, она полностью проснулась и удивлённо уставилась на меня. Для неё это длилось не долго. Тётя Вера позвала её, и она ушла за ней в кабинку для умывания. В тот момент, когда я уже закончил и сам направился умываться, они вернулись обратно полностью умытые и проснувшиеся. Тётя Вера дала знак, и Аликс без лишних разговоров вернулась обратно, чтобы полить мне воду для умывания.

Скоро в лазарет пришёл Назар. От него пахло свежим потом. На вопрос, что произошло, он ответил, что участвовал в утренней зарядке, которую проводил на площади капитан. Я почувствовал возросшее уважение к нему. Чуть позже появилась Алкима. Она была свежа и бодра. Сказать уверенно была у неё тренировка или нет, было нельзя, но движения у неё были гибкими и бодрыми. Эту ночь они оба ночевали за пределами лазарета, со своими родственниками или отрядом. До завтрака было ещё около получаса. Что не помешало им появиться здесь. Внезапно я задумался, а чем занят муж Алкимы, если они обедают раздельно. Этот интерес как появился, так и исчез. Лично я считал, что неправильно лезть в чужую семью.

Время до обеда прошло в мелких хлопотах. Я пытался помогать приводить лазарет в порядок, но тётя Вера спокойно попросила меня этого не делать. Они сделают это без мужских рук. В то время, пока Аликс, нянечка и Алкима проводили уборку и оправляли кровати, я и Назар сидели в операционной. Назар взялся оправлять лезвия скальпелей на плоском мелкозернистом точильном бруске. Мне только и осталось, что наблюдать за процессом. Сам я был в точении ножей не силён. Назар регулярно окунал кончики пальцев левой руки в чашку с водой и смачивал этой водой поверхность бруска. Лезвие скальпеля укладывалось на поверхность бруска сначала левой стороной, потом правой. Несколько раз он проводил скальпелем по бруску, двигая по лезвию. Потом сторона менялась, и снова скальпель точили по лезвию. После этого он проводил осторожно скальпелем по бруску против лезвия с обеих сторон скальпеля. И заканчивал точение продольными движениями лезвия с обеих сторон. Его лицо выражало одновременно сосредоточенность и удовольствие. Закончив точение скальпеля, он проверял его остроту, рассматривая кромку лезвия на свет. Но, не удовлетворяясь этим, проверял остроту пальцем, проводя осторожно по лезвию с обеих сторон.

— Зачем ты смачиваешь брусок? — задал я вопрос.

— Чтобы не испортить лезвие. — Спокойно пояснил Назар мне, как маленькому. — Если точить по сухому камню, то лезвие быстро выходит из строя.

— А как проверяешь остроту?

— На свет. Чтобы правильно заточить, надо выдержать угол. Тогда лезвие не станет скруглённым. Это приходит с опытом. При правильной заточке на кромке лезвия не должно быть бликов. — Он поставил лезвие скальпеля поперёк потока света так, чтобы я тоже мог его видеть. — Если заточка правильная, то ты видишь только две плоскости лезвия — правую и левую. Между ними не должно быть лишних плоскостей или заусенцев. Крупные ты увидишь на свет, а мелкие, невидимые глазу, ты почувствуешь пальцем. Главное при этом не порезаться, но это опыт.

Выходило, что не только я мог их чему-то научить, но и Назар с Алкимой могли чему-нибудь научить меня. Хорошо бы у Алкимы узнать, как она выполняет «огненную петлю». Это знание могло стать полезным, как и умение тормозить противников. Но это потом. Потом пополню коллекцию магических заклятий в библиотеке. В этот момент в лазарет ввезли тележку с завтраком. За время завтрака мы старались растянуть свою скудную трапезу. Между редкими приёмами пищи, мы старались разговаривать. И первое, что мы обсудили, было наше ночное дежурство. После того, как мы вчера разошлись, было уже темно. Первую треть ночи дежурил я. Пристроившись в лазарете на операционном столе, я читал книгу, чтобы не заснуть. Книга была тяжёлая, спать она мне не дала. Алкима и Назар спали тогда в лазарете. Разбудив Алкиму в два часа ночи, я сдал пост и отправился спать. Алкима провела ночное дежурство, примерно, как я. Она занялась прочтением книги «Общие заклинания», пытаясь разобрать написанное там. Попутно она каждые полчаса оглядывала окрестности вторым видением. Ничего страшного не произошло, и в четыре часа ночи она отправилась к себе в повозку, разбудив Назара. Рассказ Назара поверг меня в шок и вызвал чувство детской обиды и легкой зависти к его находчивости. Он не стал сидеть и читать, чтобы бороться со сном. Он отправился в главную сторожевую башню, где располагалось караульное помещение. Там он предупредил начальника стражи, чтобы его будили каждые полчаса для осмотра окрестностей, и лег спать. Начальник караула выполнил его просьбу с особой тщательностью и долей садизма, какую испытывают люди, вынужденные бодрствовать ночь, когда другие сладко спят. За время дежурства ничего не произошло. Когда Назар с усмешками заканчивал свой рассказ, у меня тоже возникло желание проявить долю садизма. В тот момент я испытывал сожаления о своей несообразительности и дал себе зарок это исправить.

По окончании завтрака мы общим решением распланировали свой день. Отдав чашки и кружки работникам кухни, мы вышли из лазарета, благо раненых и больных не было, и направились к кухне. Нужны были дрова. По пути мы зашли на площадку для тренировок. Пленник, увидев нас, попытался отползти подальше, но длина удерживающей его верёвки этого не позволяла. В его глазах вспыхнула злость. Объяснений не потребовалось. Назар и Алкима продолжили свои занятия. Поочерёдно они пытались накладывать на гоблина заклятия парализации. В течение часа Назар накладывал заклятия с переменным успехом, а я постоянно снимал их. Но через час он добился устойчивого результата. В конце первого часа у Алкимы получилось наложить своё первое заклинание, но, в отличие от заклятий Назара, парализация была полной. Я сразу же поздравил её. Прозанимавшись ещё один час, мы получили устойчивые результаты не только от Назара, но и от Алкимы. Теперь каждое их парализующее заклятие было успешным. После этого мы закончили утренние занятия. К моменту окончания нашей тренировки гоблин уже не пытался сопротивляться, а только жалобно поскуливал от боли в суставах, подвергаемых регулярным спазмам. В какой-то мере мне было его жаль. Но его горящие от гнева глаза не были сломлены. Когда мы были в Академии, то нам для тренировок привозили преступников, которым публичную порку заменили иным наказанием. Их преступление было не столь значительным, чтобы бросать в тюрьму или казнить. После того, как на них потренировались юные волшебники, у многих больше не возникало желания нарушать законы.

Набрав дров, мы направились к моей башне. Описывать процедуру копирования книг нет смысла. Долгий, нудный и неинтересный процесс. Обновление пентаграммы, укладка дров, исполнение заклятия, подгибание переднего листа, изъятие книги. И так по новой. До обеда мы смогли скопировать «Книгу стихий», «Защиту от тёмных искусств», «Некротеленикон». Сначала «Некротеленикон» я хотел скопировать для себя. Что-то говорило мне, что эта книга может обязательно пригодиться. Но делать её в одном экземпляре было неудобно в присутствии моих спутников. Поэтому книга была скопирована в трёх экземпляров, чтобы никого не обидеть. Будут они его читать или нет, не важно. Я лично прочесть собирался, даже если использовать не придётся. После ударов гонга мы закончили нашу работу. Назар и Алкима забрали свои книги с собой, что меня устраивало. Я не знал, где они их хранят, но не считал важным об этом узнавать. Закрыв башню, мы направились в лазарет, чтобы там пообедать. Впереди нас ждало много работы. Теперь даже мои спутники это понимали.

После обеда мы снова заглянули на тренировочную площадку. Пленник уже не сопротивлялся. В глазах помимо злости появилось затравленное выражение обречённости. Он сильнее вжался в столб, ожидая боли. На этот раз я решил усложнить задачу. Чтобы сделать тренировку эффективнее, я решил ввести в неё новое заклинание. На этот раз заклинание «Фините Инкантатем». Прежде, чем приступить к работе, я долго и максимально доступно объяснял своим спутникам принцип его работы. Для обычного человека сложно понять, как можно снять с себя заклинание, перенастроив мозг и расслабив все мышцы тела, попутно вызвав поток внутренней энергии, промывающей блоки и комплексы заклятия. В конце я просто отчаялся это сделать и, как много раз после этого, просто объяснил им последовательность выполнения движений. Пришлось долго ходить вокруг них, поправляя их действия, и указывая начала двигательных и дыхательных циклов. Минут через двадцать, когда они вполне сносно усвоили последовательность движений, я разрешил им приступить к тренировкам на пленнике. Теперь они чередовались. Сначала Назар ставил на гоблина парализацию, а Алкима пыталась снять его заклятие. Затем они менялись местами. И всё повторялось. Так они отрабатывали оба заклятия. Поначалу, если им не удавалось выполнить снятие заклятия два — три раза подряд, я сам снимал заклятие, чтобы не мучить пленника. Через два часа работы им удалось продвинуться незначительно. И если заклятие парализации они освоили и проводили вполне уверенно, то контрзаклятие было ещё далеко от совершенства. Пока им удавалось освобождать пленника не полностью. Приходилось самому доводить заклятие до конца. Но прогресса не было. По этой причине я решил прервать занятие до завтра. А ещё я обратил внимание на состояние пленника. Он был истощён. Ему нужен был отдых и пища с водой. Я отошёл к стражнику и спросил его, кормят ли пленника.

— Пытались — буркнул стражник, — отказывается и от пищи, и от воды. Не хочет жить. Насильно кормить не будем, да и жалости к гоблинам у нас нет. Слишком много они причинили зла.

Я задумался. Сколько ещё он мог протянуть? Пленник предпочитал умирать, но не говорить и не помогать нам. Я знал, что это нормально для гоблинов. Времени у нас для обучения было мало. Надо было использовать его по полной программе. Но сейчас нужен отдых и для него, и для нас. По пути в магическую башню мы зашли в столовую и набрали дров. Работники кухни стали поглядывать на нас с подозрением. Людям было интересно, куда это мы таскаем дрова посреди лета, да ещё и в таком количестве. Но нам некогда было объяснять людям свои потребности.

Набрав дров, мы отправились по тропинке в башню. День опять превратился в сплошную работу с заклятиями. Работали мы уже достаточно быстро и эффективно. До ужина мы изготовили копии в трёх экземплярах по книгам «Книга бестиария», «Зельеварение», «Скрытое за гранью». Книги были достаточно толстыми, а потому выполнив по ним заклятия и получив копии, я чувствовал гордость от содеянного и, одновременно, усталость. Меня изрядно пошатывало. Поэтому было решено закончить на сегодня работу. Разобрав копии книг, мы направились в лазарет ужинать. Сейчас это кажется странным. Перечисляя свой сегодняшний распорядок дня, я указываю точное время в промежутке дня. Это связано, в первую очередь, с ведением мною занятий для учеников. Многие из этих уроков имеют своё расписание, чтобы упорядочить время преподавания для разных групп. Но тогда мы измеряли своё время в промежутках между приёмами пищи. Никто из нас не засекал время по часам. Мы просто работали. Каждый из нас ощущал опасность, нависшую над нами. Мы понимали, что наше выживание связано с нашей готовностью противостоять этой опасности. А когда работаешь, то время пролетает незамеченным. И об этом я размышляю сейчас, и размышлял тогда. Я вернул книги обратно на полки, а свои копии отнёс и уложил на стол в своей комнате. Теперь там скапливалась достаточно большая стопка книг. Оставалось только их переписать для себя, а если приживусь, то и создать повторные образцы для башни. Если когда-нибудь я отсюда уеду, то свои образцы я заберу с собой. И хочу, чтобы после меня осталась обновлённая магическая библиотека в башне. А если останусь здесь надолго, то постараюсь сделать копии и с остальной библиотеки. Или переложу это дело на писарей крепости. Капитан прозрачно намекал на такую возможность. Эти мои размышления были прерваны голосом Алкимы.

— А у тебя здесь уютно. Хотя добираться непросто. Мой домик одноэтажный. Но у нас и застава менее оборудована, чем ваша крепость.

— Чувствую зависть — попытался я пошутить.

Её брови изогнулись удивлённо.

— Какая зависть? Мой дом был деревянный и тёплый, а твой каменный и холодный. Дров не напасёшься. С семьёй здесь жить плохо. А беременной жене взбираться сюда — большая проблема.

— Так ведь я не женат — на этот раз удивился я. О таком я просто не думал.

— Это пока. В пограничных областях женщин больше, чем мужчин. Мужчины здесь долго холостыми не ходят.

Она хитро улыбнулась. Из лаза появилась голова Назара. Он осмотрелся и покачал головой. Но рта открыть не успел.

— Уже слышал. Каменный дом, холодный и непригодный для семьи.

Назар пожал плечами и проговорил

— Я хотел сказать, что идти надо.

Больше разговоров не было. Осторожно, следуя друг за другом, мы спустились на первый этаж, вышли на улицу, переступая через пентаграмму, чтобы не испортить её, и закрыли дверь. Оказавшись в лазарете за столом и вкушая ужин, я отметил ещё один временной промежуток. После ужина я собрал Назара и Акиму, чтобы обсудить порядок дежурства. Но Назар остановил меня, сказав, что эту ночь он может продежурить сам. Тем более что сегодня на дежурство выходят люди из его отряда. К тому же при таком методе дежурства проведение ночи не такое уж и напряженное. В прошлую ночь он даже хорошо выспался. И в эту он тоже намерен выспаться, не смотря на частые просыпания. Что-то было в его словах неправильное, но я не стал уточнять, что именно. Прежде, чем отпустить людей, я включил у себя состояние второго видения и просмотрел окрестности крепости. Да, орки и гоблины были, но находились они достаточно далеко. Некоторые их отряды были на пределе моего видения. Враги не готовились к штурму, но учитывая их мобильность, это могло измениться в любой момент. Отряды в любой момент могли быть придвинуты к стенам крепости, а камнемётные машины снова откроют стрельбу по нам. Всё зависело от решения их военачальника. Но пока нам штурм не грозил, только осада. А учитывая пять уже павших крепостей, нашу крепость они постараются взять обязательно. Только осмотревшись, я отпустил людей. Вечер я решил провести в своей башне. Если мне предстоит переписывать книги, то я хотел начать пораньше. Я прихватил фонарь, взятый из моей башни, и вышел из здания лазарета.

Я двигался мимо площадки для тренировок. Был уже вечер. Солнце клонилось к горизонту. Скоро сумрак должен был накрыть крепость. Но на площадке продолжалась жизнь. Бойцы работали на мечах и копьях. Был слышен бодрый перестук оружия. На площадке для стрельбы продолжали работать лучники. Женщины, занимавшиеся два дня подряд, делали успехи. Нет, они не стали меткими стрелками, но с двадцати шагов, а именно столько было до их целей, они уже стали попадать в ростовую мишень. Ещё несколько дней, и они станут вполне приличными стрелками. Если у нас будут эти дни. Но то, как люди, находящиеся на грани смерти продолжали бороться за свою жизнь, было достойно уважения. Глядя на них, я задумался, а имел ли я право перестать бороться? Сесть, сложив руки и ожидать смерти, отдав другим право сражаться вместо меня? А ведь именно они рассчитывают на мою помощь. Уже несколько раз я спасал их жизни, отодвигая момент смерти. Они верили мне, надеялись на меня. Имел ли я право подвести их? А буду ли я уважать сам себя после этого? В памяти всплыли слова наставника: «Мало кто над этим задумывается, но каждый из нас остаётся личностью до тех пор, пока испытывает уважение к самому себе. По большому счёту, каждому из вас в конце пути будет безразлично чужое уважение в отношении к вам. Но, если вы перестанете уважать себя сами, вы перестанете быть личностью в своих глазах, а потом и в глазах окружающих». Уважение к себе — это то, что я не хотел потерять. Именно этот стимул заставлял меня двигаться всю мою жизнь, а в тот момент особенно.

За размышлениями я не заметил, как оказался внутри башни. Некоторое время я рассматривал входную дверь, пока не осознал, что должен её закрыть.

— Каструм — сказал я, приложив ладонь к прикрытой двери, и почувствовал, как дверь втянулась плотнее в дверной косяк. — Люмос.

Навершие моего посоха осветилось, и я продолжил путь в свою комнату. По пути я осмысливал дальнейшую свою работу. То, что мне предстояло заняться переписыванием книг, сомнений не вызывало. Вопрос стоял лишь в том, что именно будет переписано в первую очередь. Именно с такими мыслями я и перешагнул с лестницы на пол своей комнаты. Книги лежали стопкой на моём столе. Вокруг были разбросаны мои бумаги, перья, чертёжные инструменты. Если заниматься работой, то сначала требовалось убраться. Я подошёл к столу, уже прикидывая, куда буду раскладывать вещи на поверхности стола. Стопка книг отправилась в дальний правый угол стола. Стопка чистых листов была аккуратно сложена в дальнем левом углу. Чернильница и чертёжные инструменты были расставлены между ними. Фонарь был повешен над столом на крюк, вделанный в стену слева от окна. Это было удобно ещё и тем, что, будучи зажжённым, фонарь освещал ближнюю ко мне часть стола, оставляя стопку книг и чистой бумаги в тени. Заканчивая раскладывать вещи по столу, я внезапно заметил, что с моей одежды осыпается мелкая пыль. Оглядев себя, я заметил, что одежда грязная. Требовалось постирать одежду, а заодно и помыться самому. Этим следовало заняться.

Осмыслив ситуацию, я решил, что всё равно придётся спускаться вниз за ведром. Это занятие отняло у меня примерно одну минуту, и вот уже ведро стояло наверху, в моей комнате. В него я собирался собрать грязь и воду с себя и своей одежды. Пора было приступать к стирке и мытью. Обряд стирки и мытья не сложный, но не все маги им пользуются. Особенно те, которые пользуются прислугой. А без постоянной практики это заклятие забывалось. Но я не собирался обзаводиться прислугой. И не мог бы это сделать, даже по желанию. Я был не настолько богат, да и происходил не из благородной семьи. Волшебники из благородных семейств были так воспитаны, что перекладывали всю грязную работу на чужие плечи. Моё мнение было однозначным — это плохо. Если не будет выбора, то обязанности следует разделить, передав часть своей нагрузки в другие руки. Но при любых обстоятельствах я хотел сам уметь делать всё. Неизвестно, как повернётся жизнь. В исторических анналах мне довелось прочитать о том, как благородные волшебники теряли своё имущество и прислугу, становясь после этого ещё более слабыми, чем обычные люди. А ещё я помнил слова наставника, обучавшего нас бытовой магии: «Тот, кто пользуется рабами — сам раб. А раб не хочет свободы, раб хочет собственных рабов. Ибо символ свободы для раба — это его хозяин. От него он берёт все дурные привычки рабовладельца, в том числе и не способность ухаживать за собою самим. Действительно свободный человек не зависит от прислуги, даже если пользуется её услугами». Он повторял эту фразу постоянно при каждой возможности, пытаясь донести до нас её смысл. Из всего этого я сделал вывод, что надо уметь пользоваться бытовой магией, не перекладывая этого на других. Ведь неизвестно, как повернётся твоя жизнь.

Закрыв дверь, я обошёл столб с винтовой лестницей так, чтобы под ступенями лестницы образовалось небольшое пространство, достаточное, чтобы поставить ведро, в которое будет стекать вода. Подойдя к камину, я осмотрел его содержимое. На дне камина было достаточное количество золы. Это радовало, ведь она была мне нужна для создания щёлока. Раньше, когда ещё не было изобретено мыло, люди мылись и стирали одежду именно в щёлоке — золе из костра, растворённой в воде. Теперь следовало раздеться. Конечно, некоторые волшебники мылись вместе с одеждой. Но я считал этот метод пригодным лишь для походной жизни, когда нет условий для мытья и стирки. Если же была возможность, то я предпочитал мыться отдельно, а стирать одежду отдельно. Мои личные наблюдения говорили, что так и одежда и тело становились чище. Если же одежда была на тебе, то она могла простирываться не полностью, также, как и тело отмывалось не полностью. А я хотел, чтобы на мне не оставалось не простиранной до конца одежды и не промытых частей тела. Я достал из сундука чистую рубашку и треугольник нижнего белья и выложил их на кровать. После этого я стал снимать с себя грязную одежду и скидывать её прямо на пол. Только сняв с себя всё, я осознал, насколько моё тело было грязным. Описывать грязь моего нижнего белья даже не хотелось. Возникло сильное желание просто выкинуть его, но я сдержался, оставив принятие данного решения на потом, после стирки. Я был полностью обнажён и чувствовал от этого сильный дискомфорт. Меня примиряло с этим состоянием лишь осознание, что это ненадолго. Зачерпнув ладонью золу из кострища в моём камине, я поднялся по ступеням вверх вместе с посохом, пока не оказался прямо над ведром. Теперь надо было принять позицию, чтобы помочь заклятию отмыть моё тело. Мои ноги были слегка расставлены, чтобы между ними образовалось пространство. Я не хотел, чтобы моя промежность осталась грязной. Высыпав себе золу на голову, я направил посох на бочонок с водой и активировал заклятие. В бочонке забурлила вода, а потом в воздух поднялся водяной шар размером с голову взрослого человека. Вращаясь, шар двинулся в направлении моей головы. Теперь, когда заклятие было активировано, требовалось принять удобное положение. Я свёл руки в кольцо, удерживая в ладонях посох, нижний конец которого опустил в ведро. Теперь вода по посоху сольётся в него. Плечи развёл в стороны, чтобы открыть доступ к подмышечным впадинам. В тот момент, когда шар воды достиг моей головы, я вдохнул по глубже и закрыл глаза. Меня постигли неприятные ощущения, когда шар воды коснулся моей головы и стал опускаться вниз, вращаясь вокруг моего тела. Хотя вода и была комнатной температуры, но я вздрогнул от ощущения холода. Но с места я не сдвинулся. Это было бессмысленно. Заклятие всё равно не отменить, пока оно не закончится само. Шар воды медленно опускался вниз, растворяя с собой соду, грязь и пот моего тела, унося с собой излишки воды. Пришёл момент, когда я почувствовал, что шар сместился с моей головы вниз. Я вдохнул воздух и, убедившись, что воды на лице нет, открыл глаза. Вращающийся поток воды достиг моих подмышек и заставил меня содрогнуться ещё раз. Когда я проходил эту процедуру в первый раз, то кричал от неприятных ощущений. Но теперь я был к ним заранее готов. Хотя мне было и не очень приятно, но криков я уже не издавал. Поток воды растянулся, омыв мои руки. Постепенно опустился вниз, охладив мою грудь и спину. Впереди меня ждало самое неприятное, и оно случилось, когда поток достиг моей промежности. Непроизвольно я напрягся, крепко сжав зубы, чтобы не закричать от нахлынувших ощущений. Поток воды оставался растянутым, омывая не только меня, но и посох. Он опускался всё ниже, захватывая мои ноги. Достиг пола и по посоху спустился в ведро. Отмывание тела было закончено. Я ощущал одновременно шок от прохождения по телу холодной воды и радость от ощущения телесной чистоты. Пора было одеться. Подвязав и заправив треугольник нижнего белья, я надел на себя рубашку. Запасных штанов у меня не было, как и башмаков, но я надеялся оставаться без этой части одежды не долго.

Теперь следовало заняться одеждой. После того как я отмыл тело, прикасаться к грязной одежде было неприятно. Но нас учили укрощать свою брезгливость. Я выбрал место на лестнице, определившись по высоте. Под одеждой, повешенной на торчащую ступеньку, оставалось пространство для ведра под стекающую воду. Сначала я повесил треугольник нижнего белья. Поверх него уложил портянки и сверху повесил за воротник свою рубашку. И придавил всю свою одежду тяжёлой шерстяной мантией, повесив её за капюшон на ступеньку. Под эту странную конструкцию я поставил ведро, в которое будет стекать вода. Взяв из камина горсть золы, я поднялся по ступеням и высыпал эту золу на самый верх конструкции. По моим прикидкам должно было сработать. Направив посох на бочонок с водой, я активировал заклятие. Из бочонка поднялся вращающийся шар воды и, подчиняясь движению моего посоха, направился в сторону ступеньки, на которой висела моя одежда. Достигнув этого места, вращающийся шар стал медленно опускаться вниз. Он впитался в ткань, растворяя золу. Я наблюдал движение воды, проникающей в ткань и выходящей наружу. Потоки воды, напитанные щёлоком, вымывали из ткани грязь и пот моего тела. Вода на глазах стала терять свою прозрачность, становясь серой массой. Я надеялся, что повторно мне не придётся проводить этот обряд. Надеялся, что ткани моей одежды недостаточно грязны для этого. Потоки воды сместились вниз, оставив верх одежды чистым. Я поставил нижний конец посоха на верхнюю часть капюшона, чтобы не допустить падения одежды на пол. То место, куда достигала вращающаяся вода, раздувало потоками воды в разные стороны. Казалось, что внутри моей одежды перемещается воздушный пузырь. Зрелище было завораживающим. Но мои надежды не оправдались. Даже с моего места было видно, что в ведро стала стекать грязная жижа. Спустившись, я осмотрел висящую одежду. Нижние полы моей мантии были измазаны грязными разводами. Взяв из камина ещё горсть золы, я повторил обряд стирки. Только осмотрев одежду вторично, я оказался доволен её чистотой. Мантию я повесил в шкаф. Пока она мне была не нужна. Штаны и носки я надел на себя. Заодно и башмаки. Теперь я чувствовал себя не только одетым, но и защищённым.

Ведро было полно почти до самых краёв. В ней плавала растворившаяся и не растворившаяся грязь. От этой воды шёл неприятный запах. Пора было избавиться от этой воды. В моей голове снова возник образ куста недалеко от крепости, куда я уже один раз сливал отходы. Произнеся заклятие трансгрессии, я взмахнул посохом и опустошил ведро. Его содержимое перенеслось прочь из крепости. Я заглянул в бочонок. В нём оставалось очень мало воды. Да и та, что была, содержала в себе осадок. Проговорив заклятие, я слил эту воду в тот же куст. Теперь требовалось наполнить его, чтобы я мог использовать эту воду для своих нужд. Мысленно я отыскал наш колодец. Почувствовал плескание в нём воды.

— Аква ментис.

Заклятие переноса сработало. Емкость бочонка стала наполняться водой из колодца. И скоро он был заполнен почти до краёв.

У меня оставалось ещё одно дело в моём пространстве чистоты. Нужно было постирать своё постельное бельё. Сняв постельное бельё со своей кровати, я воспользовался уже отработанным приёмом, который использовал для стирки одежды. На этот раз обряд стирки потребовался лишь единожды. Застелив постель обратно, я был готов приступить к работе над книгами. Ощущение чистоты принесло мне радость и удовольствие.

Заняв место за столом, я некоторое время морально настраивался на работу. Одновременно я делал выбор книги, которую буду переписывать в первую очередь. Выбор пал на «Общие заклятия». Книга была относительно толстой и сложной. Содержала много схем заклятий, на перерисовывание которых мне потребуется много времени. И эта книга была основной для использования. Выдернув её из самого низа стопки книг, я раскрыл её на первой странице. Несмотря на лень, я решил переписывать её полностью, от первой до последней страницы. Развернув стопку книг плоскостью ко мне, я прислонил к ней переписываемую книгу, вложив на раскрытую страницу снизу упор из линейки, чтобы избежать захлопывания книги. Так облегчалась моя работа. Взяв новый лист пергамента, я расположил его на столе, накрыв сверху черновым листом с испорченной схемой. В данном случае черновой лист меня интересовал как выравниватель строки и защита от грязи. Листы не были разлинованы, и, чтобы создать на них относительно ровную строку, нужно было равняться на верхний ровный край чернового листа. К тому же поверх чернового листа располагалась моя рука. При написании строки, моя ладонь двигалась. Черновой лист не позволял оставлять на чистовике грязные и жирные разводы от моей ладони.

Обмакнув перо в чернильницу, я снял с пера излишки чернил. Прочитав вслух первую строку из книги, я стал аккуратно записывать эти слова на новый лист пергамента. При этом я старался выдерживать одинаковое расстояние от букв до верхнего края чернового листа. Когда-то давно, в Академии, нас учили работать каллиграфическим подчерком. Мы потратили много часов, выводя сложные, изощрённые буквы с завитушками. Среди нас были те, кому работа с каллиграфией давалась относительно легко. Но у меня с ней не заладилось с самого начала. Тем не менее, я потратил много времени, чтобы научиться работать в этом направлении.

***

Мой мозг отвлёкся, и я вновь ощутил себя на том далёком уроке. Наш наставник привёл нас в класс и ушёл, оставив пожилому волшебнику. Он был одет в серую, поношенную мантию. В руках он держал посох, покрашенный в чёрный цвет, в навершие которого был закреплён камень чёрного хрусталя размером с кулак взрослого человека. Седые волосы наставника каллиграфии опускались на его лоб из-под черного, выцветшего колпака. Густая, коротко постриженная борода обрамляла его старое лицо, сплошь изрезанное морщинами. Но его серые глаза смотрели на нас строгим, жёстким взглядом. Он заставил нас сидеть за партами неподвижно, сложив руки перед собой. Мы капризничали и отказывались от работы над каллиграфическим подчерком. И тогда наставник каллиграфии прочитал нам длинную лекцию о том, что мы приобретаем, научившись так писать. Я серьёзно отнёсся к сказанному на том уроке, и ни разу не пожалел об этом. Наставник был умён. Не надо говорить человеку, что он теряет. Многие относятся к потерям легкомысленно, особенно в детстве. Нужно рассказать человеку, что он приобретёт, в результате работы над собой. Ведь давно известно, что любое действие, выполняемое тобой постоянно, изменяет тебя и твой мозг. Прохаживаясь с посохом между парт, он говорил чётко и спокойно. Не было криков и грозных слов. Речь была абсолютно уравновешена, но никому не приходило в голову отвлекаться. Казалось, что он тщательно взвешивает каждое слово, прежде чем произнести его максимально внятно.

— Как будущие волшебники, вы должны очень хорошо понимать, что только правильные действия помогут вам получить правильное развитие. Если вы хотите стать полноценными волшебниками, вы должны развиваться только в правильном направлении, не отвлекаясь на глупые вещи. Не всё из того, что вы здесь изучаете, потребуется вам в жизни. Но вам очень сильно потребуются мозги, развитые этими «ненужными» занятиями. Именно поэтому обучение волшебника предполагает изучение дополнительных предметов, не дающих вам никаких нужных навыков. Но эти «ненужные» занятия развивают ваш мозг, создают необходимую базу, что делает нужные умения особенно эффективными. Многие волшебники, снискавших себе славу великих, уделяли много внимания упражнениям каллиграфией. Почему? Спросите вы. Да потому, что эти занятия развили у них навыки, усилившие их способности к занятиям магией. И что же это дало им?

Маги, которые изучают каллиграфию, гораздо быстрее остальных воспринимают и запоминают информацию. Записывая текст от руки, маг лучше представляют себе в уме, о чем идёт речь. Материал, записанный от руки, лучше запоминается благодаря существованию мышечной памяти. Развивается способность к логическому мышлению, рассуждению; также укрепляется память, улучшается концентрация, ориентация в пространстве и координация движений. Развивается творческий потенциал. Каллиграфия заставляет ваш мозг чувствовать правильность линий, структуру симметрии, ритм и темп, развивает внимательность, наблюдательность и воображение.

При занятии каллиграфией используются участки мозга, отвечающие за понимание физических ощущений и формирование речи. А у тех, кто рукой не пишет, эти участки развиваются гораздо хуже. У нас в голове есть участок, отвечающий за складывание знаков в слова и их распознавание. То есть за умение читать и писать. При ручном письме этот центр развивается лучше. Люди, которые быстро пишут, лучше читают. Без письма мы будем хуже формулировать свои мысли. Ведь при записи речи человек ещё до касания пером пергамента складывает в уме предложение. На самом деле письмо от руки требует высшей формы абстрактного мышления.

Каллиграфия продлевает жизнь, маг, практикующий занятия каллиграфическим письмом, испытывает расслабление и эмоциональное спокойствие, выражающиеся в равномерном дыхании, замедлении пульса, снижении кровяного давления и уменьшении мускульного напряжения. Улучшаются ответная реакция, способность различать и определять фигуры, а также способность к ориентации в пространстве. У людей, которые мало пишут, плохо развит глазомер. В войсках, например, в лучники стараются брать каллиграфов. И, наоборот, лучников стараются обучать каллиграфии.

Из всех видов действий акт письма — наиболее сложный и трудоемкий. Положение пальцев, ладони и запястья для правильного обхвата пера, правильное положение запястья и руки при письме, движения пером, — все это не только тренирует мышцы рук и нервы, но и затрагивает все части тела: пальцы, плечи, спину и ноги. Этот процесс влияет на психическое и физическое здоровье, развивает тончайшие мышцы рук, стимулирует работу мозга и воображение. Процесс письма также восстанавливает дыхание.

Прежде чем заниматься магией, науками, искусством и ремеслами, необходимо с помощью каллиграфии заложить крепкую основу, состоящую из трёх важных элементов: терпения, умения работать и волевого импульса.

Художники сравнивают каллиграфию с особым видом изобразительного искусства. Одни видят в искусно прописанных знаках застывшую музыку, другие — пластику танца.

***

Почему я запомнил этот урок? Потому, что он заставил нас записать эту речь рукой на пергамент. И ведь он прав. Много лет спустя я помню этот урок слово в слово. Записав первую строку, я отклонился на табурете и полюбовался своей работой. Первый, заглавный знак я украсил вензелями и завитушками, придавая ему особую красоту. Но все последующие знаки я писал, избегая излишних украшающих линий, стараясь придать своей работе лаконичность и простоту. Мой опыт общения с другими книгами здесь и в Академии научил меня ценить знаки, наиболее простые, удобные для различения и прочтения. Если так можно сказать — легко читаемые. Прости меня мастер каллиграфии за этот оборот. Но записи в книгах должны быть легки для прочтения не только для меня, но и для других волшебников. Да, я странный. Я думал не только о себе, и эту странную особенность замечали ещё в Академии. Наставники отмечали, что эта особенность прекрасна и способна сделать меня великим волшебником. Но, они же мне говорили, что жить с такой особенностью тяжело. Я это понимал, но изменить себя не мог. Если этой книгой после меня будет пользоваться другой волшебник, то для него сложностей с прочтением и пониманием быть не должно. Вздохнув, я отодвинул черновой лист немного вниз, и, прочтя вторую строку вслух, принялся аккуратно её записывать на лист пергамента. Работа сдвинулась с места. Я вписывал строку за строкой, пока не переписал первую страницу книги полностью. После этого я отложил лист пергамента для просушки.

У меня было немного времени, и я решил использовать его на себя. Тело занемело от нахождения в одной постоянной позе. В горле пересохло. Я сделал несколько шагов к бочонку с водой и, зачерпнув ковшик, напился. Теперь надо было размять тело, как нас учили в Академии. Я потянулся, прогнувшись назад, согнулся вперёд. Выполнил ряд интенсивных движений руками. Несколько раз присел и выполнил несколько выпадов вперёд ногами. Провёл дыхательную гимнастику для успокоения дыхания. Вернувшись к столу, я осмотрел лист и нашёл его вполне просохшим. Конечно, пергамент впитал часть воды, и она высохнет ещё не скоро, но подсохшие чернила уже не пачкались.

Взяв ещё один черновой лист пергамента, я подложил его чистой стороной под чистовик, а сверху наложил первый черновой лист. Вновь окунув перо в чернила, я продолжил писать текст. Работа шла. Незаметно один лист пергамента сменился другим. Потом я взял карандаш и принялся создавать схемы заклятий, обводя их впоследствии чернилами. На улице стало темнеть. Я зажёг фонарь, вновь пообещав раздобыть масла для него. При свете фонаря я работал, пока на улице гонг не пробил полночь. Пора было ложиться. Завтра нас ждал новый день.