Идеальный план

Глава 14. Движение по спирали

Станислав Троер подъехал на гольфкаре к воротам поместья, чтобы лично встретить полезного гостя. В этот погожий вечер он был одет в шорты и рубашку с коротким рукавом. Приложенный к сенсорному блоку большой палец разблокировал двери. В домике для охраны люди в дешёвых галстуках делали вид, будто мимо них не проскочит ни одна муха. Ветер доносил до него запах пережаренных кофейных зёрен.

– Добрый вечер. – Лысый человек держал в руках широкополую шляпу. Он плохо переносил жару, а потому выглядел чертовски уставшим. На бледной коже проступали узелки вен. Троер подал знак водителю «Ауди» ждать за воротами, а сам закрыл за бандитом дверь.

– Забирайся, – скомандовал он, указывая на двухместный электромобиль. – Немного прокатимся.

Любимый дом Троера высился на пригорке, однако, не доезжая до парадного крыльца, он повернул налево, в прохладную тень тисовой аллеи.

– Куда мы едем, господин Троер? – спросил немолодой толстяк. Миллиардер позвал его в имение впервые с момента их знакомства. Произошло это знакомство осенью далёкого девяносто восьмого года, когда ещё никому не известный предприниматель обратился за помощью к людям, привыкшим решать проблемы самым быстрым способом. Августовский дефолт разворошил осиное гнездо, одни падали, другие поднимались, многие пропали без вести вместе со своими тайнами.

– К пруду, – коротко ответил хозяин.

– Сауна на ремонте?

– Нет, мой друг, для сауны слишком жарко. Мы едем купаться.

Троер с удовольствием отметил как при слове «купаться» стареющий жирдяй заёрзал на месте.

– Я к такому не готов.

– Не переживай, твои трусы в горошек никто кроме меня не увидит. К тому же мы будет купаться голыми.

– Я чист, господин Троер. – Лысый человек следил за уродливыми тисовыми стволами, с которых будто сняли кожу. Согнутые ветви смыкались наверху в подобие купола, преграждая путь солнечным лучам. Если бы не зелёная трава у подножия, это место по праву можно было бы назвать мёртвым. – Мы можем прогуливаться вдоль берега и вести беседу.

– Ты знаешь, что не можем.

На это гостю нечем было возразить, и он лишь недовольно вздохнул.

– Приехали. – Троер отключил питание электромобиля и выскочил из-за руля. Сказать, что последние новости привели его в бешенство, – значит ничего не сказать. Он всегда считал, что деньги способны решить все проблемы. И не просто считал, он так жил, затыкая неугодные рты купюрами или дулами пистолетов, которые эти купюры покупали. Прожив под звездой по имени Солнце пятьдесят лет, он перестал понимать этот мир.

На раскладном столике горничная заранее разложила нарезанные фрукты, горький шоколад, десять сортов орехов и бутылку красного вина с двумя бокалами. Гость безучастно взглянул на томящиеся под прозрачным колпаком угощения, прикрывая необъятный живот шляпой из целлюлозы.

Вся бывшая на Троере одежда отправилась на шезлонг. За многодневную жару вода основательно нагрелась, голые гениталии чувствовали себя в воде непривычно. Он зашёл в воду до пояса и остановился. Ступни слегка увязали в песчаном дне.

– Раздевайся и залазь в воду, – сказал он стоявшему у берега толстяку. – Другого способа обсудить дела нет.

– Я делаю это только ради вас, – сказал любитель вредной пищи, под чьим управлением находился с десяток отъявленных отморозков, способных освежевать ребёнка, если им за это заплатят.

– Ты делаешь это ради денег, – спокойно возразил миллиардер. – К людям у тебя сугубо практичный подход. В этом мы с тобой одинаковы.

Раздевшись, грузный мужчина, годами державший своё имя в секрете, вошёл в воду. На сотни метров вокруг простиралась ухоженная человеческими стараниями природа. Троер сразу перешёл к делу:

– Твои люди допустили ошибку. У тебя, конечно, найдутся для меня объяснения, но мне нужны не они. Я рассчитывал на другой результат, дорогой друг. – Троер сделал акцент на слове «дорогой». Он не привык платить из своего кармана за чужие оплошности.

– Накладки случаются со всеми, господин Троер. – Толстяк смочил подмышки, брызнул пригоршню воды на шею. Белая вёсельная лодка на противоположном берегу выделялась на фоне постриженного газона. Ранее ему не приходилось вести переговоры в водоёмах. – Мы смогли устранить проблему, взять носители информации. Всё предусмотреть невозможно.

– Если бы твои криворукие техники удалили запись сразу, как телефон попал к ним в руки, этого бы не произошло. – В розовом небе одинокий коршун высматривал добычу. Троер заплатил бы ему за меткий сброс фекалий на одну поистрепавшуюся лысину. – Ты точно играешь со мной честно?

– В нашем деле доброе имя имеет значение, как и в любом другом, – витиевато ответил мужчина. За годы работы в преступном бизнесе он научился разбираться в сортах низости. Троер был человеком дела, не выпячивал фальшивое благородство, мог питаться падалью, не сдерживал язык, но прислушивался к чужим словам, когда это приносило выгоду. Как и все забравшиеся на вершину дельцы, он доверял только себе, потому оскорбительный вопрос не вызвал отклика в оплывшем жиром сердце лысого мужчины.

– Дерьмо собачье! – Троер ударил кулаком по воде. Мириады капель разлетелись по сторонам, оросили голову бандитского сводника. Тот молча вытер лицо. – Твой просчёт может стоить мне репутации, если не свободы. Сколько людей завязано в этом деле?

– Вы спрашиваете о моих людях? Об этом не беспокойтесь. Каждый знает только то, что ему нужно, ни больше, ни меньше. Всю картину я держу у себя в голове.

– Будь любезен, поделись со мной этой далеко не радужной картиной, – произнёс Станислав сквозь зубы, еле сдерживая клокотавший в нём гнев. После ужина с жареным членом Эльвира замкнулась в себе, проводя больше времени с бутылкой, чем с мужем. Она избегала с ним встреч, однако не отказывала в близости, безропотно отдаваясь с закрытыми глазами, едва он приказывал ей раздеться. Последствия её похождений слишком затянулись, оттягивая энергию и приобретая черты токсичности.

– Многое из того, что я скажу, основано исключительно на предположениях, – предупредил лысый человек, смывая пот с ввалившейся незагорелой груди. – Мы имеем трёх получателей видео. Нам известны их адреса и имена. Мы точно не знаем, успели ли они отсмотреть и сохранить видео. Будем исходить из того, что успели. Ели эти парни не дураки, они начнут задавать себе и другим вопросы. Я бы на их месте уже начал это делать. Им не составит труда опознать госпожу Троер. Ваша супруга в некоторой степени медийная персона, в интернете множество её фотографий. Одному богу известно, что они будут делать с этой информацией. Пути у них ровно два – жить дальше, помалкивая, или ввязаться в драку, чтобы отомстить за друга.

– Ты ошибаешься. – Троер лукаво улыбнулся, став моментально похожим на лису. – У них есть ещё один путь.

– Какой, господин Троер?

– Продолжить дело своего приятеля. Потянуть из меня денег, шантажируя записью и кое-чем ещё.

– Они ничего не смогут доказать, – сказал толстяк, подпустив в голос уверенности. – Мой человек наблюдал за ними. Они напуганы. Вы судите их по себе, но это обычные люди, у них нет вашей ретивости.

– С ними надо разобраться. – Троер погрузился в воду с головой. Толстяк подождал, когда клиент исчерпает запасы воздуха в лёгких и всплывёт, чтобы задать резонный вопрос:

– Как вы это себе представляете?

– Не сваливай на меня свою работу, – резко бросил Троер, откидывая назад мокрые волосы. Панические нотки в вопросе бандита пробудили в нём ярость.

– Заставить их замолчать вместе с семьями? – спросил толстяк. – Никто из них официально не женат, что в наше время ничего не значит, конечно. Так что умножайте количество трупов на два, не ошибётесь.

– Чем плох этот план?

– Всем, господин Троер. Волна убийств вызовет переполох. Из Москвы приедут серьёзные люди, которые умеют основательно копать и не берут взяток. Один исполнитель с тремя задачами не справится. Если я привлеку ещё двух, то существенно увеличу риски. А привлечь придётся даже не двух, а целую команду. Мало заткнуть людям рты, нужно ещё уничтожить запись, для чего обыскать квартиры. Слишком многое должно совпасть. Проще слетать на Марс, друг мой. Я хочу провести старость на свободе, мне не нравится распорядок дня за решёткой.

– Не беспокойся, твои недоброжелатели не дадут тебе дожить до суда. В тюрьме ты им принесёшь больше вреда, чем пользы.

– Вы играете с огнём, мой дорогой друг.

– Я всегда делаю это в огнеупорных перчатках. – Троеру надоело стоять на одном месте, он лёг на спину и поплыл вокруг упитанного слизня, как акула.

– Это… – толстяк вертел головой. Отчего-то ему не хотелось поворачиваться к богатому клиенту спиной.

– Что же ты замолчал? Договаривай. Это глупо? Рискованно?

– Это опасно, господин Троер. Для всех нас. Выслушайте меня с открытым сердцем. Ваш разум затуманен гневом. В таком состоянии нельзя принимать решения, сопряжённые с последствиями.

Если бы Троер всякий раз думал о последствиях, то не владел бы сейчас многомиллиардной компанией, а торговал на рынке кроссовками «абибас». Хуже неуверенного в себе мужчины на свете ничего нет. Ну, разве что тёплая водка.

– Что ты хочешь мне предложить?

– Игру на опережение, – причмокнул толстяк. – Вы дадите интервью паре журналов, где вскользь обозначите предстоящий развод из-за утраты к жене доверия. Весь негатив она примет на себя. Выпустит покаянное письмо, ударится в религию, начнёт активно помогать обездоленным или, напротив, исчезнет из публичной жизни. Я задействую все свои источники в СМИ для смягчения вашего репутационного удара. Через неделю после огласки всё утихнет. Вы не селебрити, жёлтая пресса не станет уделять вам круглосуточное внимание. Соглашайтесь, друг, новая кровь чревата осложнениями.

– Ты предлагаешь мне сняться с выборов, – недовольно проворчал Троер. Он с нетерпением ждал результатов опросов граждан на улице. Завтра станет понятно, на сколько процентов Бенджи его обходит в конце июня. – Никто не пойдёт голосовать за человека, не уследившего за родной женой. Они не доверят мне город.

– Это издержки, которые придётся понести, – сдержанно сказал лысый человек. – Без компромисса нам это дело не вытянуть.

– Они будут смотреть на меня как на неудачника. Не горожане, нет, рыба покрупнее. Мои соседи по загородным клубам, где курят сигары и решают за бизнес. Ты в таких гадюшниках бывал, я знаю. – В горящих глазах Троера отражалась тёмная поверхность пруда. – Они станут посмеиваться за моей спиной, потому что слишком трусливы, чтобы рассмеяться мне в лицо. Я не могу это допустить. Не могу!

– Возможно, самый разумный шаг сейчас – ничего не предпринимать. За июль многое прояснится. Они не будут месяцами хранить запись просто так. Или они пойдут с ней в полицию, или у них её нет.

– Каждый их час на земле опасен для меня. Я не могу покрыть себя позором, потому что моей жене захотелось потрахаться на стороне! Я должен победить.

Толстяк зачерпнул воду сложенной в лодочку ладонью. Артрит подбирался к пальцам всё ближе. Его тело приходило в негодность из-за любви своего владельца к солёным закускам, сладкой выпечке и прочим жирным лакомствам. Если в ближайший год болезни не загонят его в могилу, он сам уйдёт из бизнеса. Хотелось напоследок стрясти с сумасбродного богатея денег, но страх огрести по полной отталкивал от трудновыполнимого заказа. Несдержанный Троер фонил как незащищённый ядерный реактор, излучая проблемы.

– Перед тем как вы озвучите своё решение, господин Троер, – прохрипел он, – я хочу, чтобы вы всё взвесили.

Смерив гостя самодовольным взглядом, Троер поплыл к берегу.

– Давай выпьем, – предложил он, выбираясь на сушу и подхватывая полотенце. – Я оглашу свой вердикт, когда мы прикончим бутылку прекрасного каберне.

Бросив взгляд на парящую в небе птицу, толстяк повиновался, не говоря ни слова.

Жена Уборщика смотрела в спальне «Кто хочет стать миллионером?», втирая в предплечья гепариновую мазь. Данил разозлился на неё за пережаренный лук в супе и схватил за руки, когда она хотела унести тарелку. На запястьях мгновенно вылезли синяки, этакие несъёмные уродливые браслеты. Мазь ускоряла циркуляцию крови, помогая рассасывать гематомы. Данил часто выходил из себя, потому в холодильнике всегда лежал полезный тюбик. Причиной срыва мог послужить пыльный подоконник или недостаточное прилежание. Интим с налитыми кровью глазами её мужа не справлялся. Сидящий в нём зверь требовал насилия.

Он был прав. Ничто не мешало ей приготовить для супа новую порцию лука. Хорошая жена так бы и поступила, не расстраивая мужа испорченным обедом. Стоя у плиты, где на сковороде золотился лук, она думала о зловещих звуках, которыми наполнялся дом в его отсутствие. С каждым днём они тревожили её всё больше. Громкость на телевизоре не могла заглушить таинственные шорохи, пугающий звук раздавался, словно внутри её головы. Это не был гуляющий по трубам ветер, скорее, тоскливое эхо обречённых стонов, раздающееся одновременно сверху и снизу. Звуки действовали на неё парализующе, рот открывался, сердце замирало. Самообладания хватало на то, чтобы минутами неподвижно смотреть в дверной проём в напряжённом ожидании. Но монстр не выдавал себя, и она возвращалась к своим делам, как только пугающий звук растворялся в стенах.

Данил ругал её за выдумки, требовал смотреть комедии вместо фильмов ужасов. Ему легко говорить, при нём в доме стояла мёртвая тишина. Он запирался в подвале, часами возился с макетом железной дороги, позабыв о жене, чувствующей себя в пустом доме совершенно одиноко. С годами она привыкла к замкнутому образу жизни и перестала ждать от него внимания, на которое он был способен лишь ограниченно.

Таким образом, лук и сгорел. Она попросту зазевалась.

Красивый актёр в летнем шарфе серьёзно задумался над расположенным в нижней части экрана вопросом: «Назовите имя феи в балете П.И. Чайковского «Щелкунчик».

А. Динь-Динь. B. Фея-крёстная. C. Драже. D. Мэривеза.

Подсказки актёр использовал в предыдущих раундах игры, ему оставалось полагаться исключительно на свои знания. Надя не знала, кто такая Мэривеза[7], зато ей был известен правильный ответ. В молодости она преклонялась перед классической музыкой, пока знакомство с будущим мужем в парке аттракционов не привело её к дивану и телевизору. Данил что-то сломал в ней, некогда огромный мир сузился до экрана телевизора с диагональю восемьдесят один дюйм. Она стала придатком его нелюдимой жизни, променяв карьеру пианистки на кирпичный дом с подвалом, который вызывал у неё желудочные спазмы.

В неполные тридцать шесть она всё реже мечтала о детях. Данил не представлял близости без презерватива, ему не хотелось становиться отцом. Не нравились ему и постоянные спутники домашних животных – шерсть и грязь. Он не скрывал от неё свои предубеждения, а когда она поняла, что он не изменится, её собственные желания успели основательно погрязнуть в тине равнодушия.

Красивый актёр выбрал вариант «B. Фея-крёстная». Неправильный ответ. Фею звали Драже. Миллион выскользнул у него из рук. Она прониклась к нему жалостью.

Её муж поднялся в спальню из подвала, на ходу застёгивая молнию рабочего комбинезона. Он выглядел раздражённым.

– Я ухожу.

Она отключила на панели звук. Ей не впервые выпадала участь засыпать в опостылевшем каменном чреве одной, и всё же слова мужа пробудили в ней не слишком хорошее предчувствие.

– Опять срочный вызов?

– Из-за жары полетели компьютеры в одном из цехов. До утра надо устранить проблему, иначе предприятие не сможет нормально работать.

Она переварила слова мужа с безнадёжным смирением.

– Ты вернёшься утром?

– Я вернусь, когда закончу работу. Какой ответ ты хочешь от меня услышать?

– Значит, в монополию сегодня не сыграем?

– Монополия подождёт, Надя. В твоём распоряжении пятьсот каналов, скучать в моё отсутствие не придётся.

Она скучала что с ним, что без него. С ней он проводил меньше времени, чем с игрушечными паровозами. Когда он не бил её, они играли в настольные игры или занимались любовью. Она забыла, сколько дней прошло с их последней вылазки в город. Всё покупалось в интернете и доставлялось к дому курьерской службой, включая еду. Ей нравилось гулять по городским паркам, заглядывать в магазины одежды, пить кофе в летних кафе, наблюдая, как дети купаются в фонтане на площади. Разве она многого хотела? Чего она точно для себя не хотела, так это жизни в клетке со всеми удобствами.

– Возьми с собой телефон.

– Ты же знаешь, нам запрещено пользоваться телефонами на территории фабрики. Нет, это плохая идея. Тем более я теряю их по рассеянности чуть ли не каждый месяц.

Она не стала настаивать. Её муж не был рассеянным. Злым, беспощадным, вспыльчивым, ласковым, весёлым, каким угодно, только не рассеянным. Он помнил детали событий, ей самой за давностью дней казавшихся вымыслом. Она обнимала его после возвращения с работы, вдыхала запахи, которые он с собой приносил. Тело её мужа пахло потом, огнём, сажей, реже землёй или сыростью. Оно не пахло женщиной, и это её успокаивало. Она прощала ему холодность, но другая женщина навсегда рассорила бы их.

Она не хотела знать, что он скрывал от неё. А он скрывал, она видела это по его глазам. В одном он был прав – телефоны терялись с завидным постоянством.

– Удачи.

– Не смотри страшные истории перед сном. К новостям это тоже относится.

– Ладно.

Данил вышел из их общей спальни, не поцеловав её перед уходом. Через пять минут он пересёк двор с рюкзаком на плече. Она видела сквозь щель в занавеске, как он зашёл под навес от дождя и сел в автомобиль. В плотной темноте вспыхнули фары. Семейный «Опель» выехал из-под укрытия, светясь кроваво-красными габаритными огнями.

По телевизору реклама лучшего в мире стирального порошка сменилась рекламой лучшего в мире средства для мытья посуды. Надя присела на краешек кровати, вслушиваясь в окружавшие её звуки. В обманчивом затишье притаилось незримое зло, сводившее её с ума не один месяц.

Так дальше жить она не могла. Внезапные ночные смены Данилы приводили её в отчаяние. От нахождения под домом подвала по телу пробегала крупная дрожь. Она бы с удовольствием спустила в лестничный проём шланг с цементом и превратила подземелье в каменный куб. В душном подполье обитало что-то… что-то не из нашего мира. Оно выбиралось наружу, принимаясь наводить ужас. Ни чьи нервы не выдержат столь бесчеловечного издевательства.

Надя спустилась на кухню, распахивая по пути двери и включая свет во всех помещениях, разбавляя тем самым страхи. Этот дом нуждался в топоте детских ножек, для двоих он был необычайно велик. Маленькая квартирка, где они прожили с мужем первые три года брака, могла целиком поместиться в любую из комнат коттеджа. Тем не менее, она представлялась ей верхом семейного уюта. Её хотя бы не населяли призраки. Данил работал в компании по вывозу мусора, чередуя дневные смены с ночными. Она давала уроки игры на фортепиано, тратя дни на разъезды из одного конца города в другой. В выходные они много гуляли, смеялись, ели мороженое в вафельных стаканчиках даже в холодную погоду.

Новая работа изменила его. В секретном месте много платили, требуя за это полного подчинения нестандартному графику. Он начал замыкаться в себе, поднимать на неё руку за малейшую провинность. Променял счастье на деньги, в которых она никогда не нуждалась. Когда-то она думала, что переезд в тихий посёлок станет решением всех проблем. Она ошибалась, в новом доме стало только хуже. Данил увлёкся моделированием, фактически переселился в подвал, вспоминая о жене, когда ему хотелось ласки или тарелки супа.

Она желала себе другой жизни, наполненной заботой о детях, предсказуемых отношений, отсутствия тайн между мужем и женой. Бесконечные сериалы с плохой игрой актёров ей до безумия надоели.

Бутылка с хересом ждала её в шкафчике между двумя банками со специями. Несколько основательных глотков прямо из горлышка привели к кашлю. Гортань охватил пылающий жар, который она потушила с помощью попавшего под руку яблока. Недостаточно, решила она и выпила в два раза больше. Скоро у неё заболит голова, а пока спирт разносился с кровью по артериям, придавая ей решимости.

Она вынула из подставки нож для мяса и направилась в прихожую. У неё не хватит духа использовать его, но острое лезвие могло отпугнуть тварь из подвала. Если, конечно, та создана из плоти, которую можно повредить. В любом случае, спускаться вниз с пустыми руками было довольно безрассудно. Да что там, сам способ приоткрыть завесу тайны происхождения пугающих звуков казался ей сумасбродным. Проблема могла быть в неправильно спроектированной вентиляции, вынуждающей дом петь как церковный орган. В бойлерной постоянно что-то гудело. В её голове, в конце концов. Не зря Данил ставил ей в упрёк нездоровую любовь к триллерам.

На этот раз он положил ключ от подвала в ботинок. Наспех выбранный тайник выдало то, что он стоял в обувнице неровно. И это при маниакальной педантичности её мужа, не способного пройти мимо криво лежащей вещи. Она сжала кусок металла в ладони. По каким бы причинам муж ни прятал от неё ключ, она имела право знать, что происходит в доме, где её заперли. Да, заперли. Она не умела водить машину, не могла ездить в город, когда захочет, потому что свои деньги у неё отсутствовали. Дом был всей её жизнью. Она ничего не имела против протирания пыли, но кроме этого ничем больше не занималась. Роль прислуги всё чаще претила ей. Понятно, почему ужасные мысли стали посещать её на каждом шагу. Например, проткнуть презервативы из аптечки иглой или незаметно влить себе в лоно мужское семя. Отчаяние порождало безумство. Когда через несколько лет прекратятся месячные, возможность родить ребёнка обернётся прахом. И не надо ей приводить в пример шестидесятилетних рожениц, она мечтала нянчиться с малюткой до того, как станет старухой.

Ключ дважды провернулся в замочной скважине. Нож в руке дрожал, выдавая её с потрохами. Прохладное нутро домашнего грота озарилось мягким светом, когда она щёлкнула вмонтированный в стену выключатель со светодиодом. Чудо-юдо Рыба-кит разинуло глубокую пасть, приглашая её стать угощением.

– Смотри, не подавись.

Упрямая твёрдость в голосе не добавила ей бесстрашия. Спускаясь по ступеням, она боролась с возрастающей внутри неё паникой. Креплёное вино плохо справлялось с трусостью. Если дверь за спиной внезапно захлопнется, она мгновенно скончается от сердечного приступа, тело с грохотом скатится, где будет дожидаться Данила, медленно остывая. Надо было её чем-нибудь подпереть.

Вчера она приходила в подвал передать ему, что приготовленная на ужин картофельная запеканка остывает на подоконнике. За сутки в помещении без окон ничего не изменилось. Макет в центре мог бы являться заветной мечтой самого искушённого ребёнка. Ландшафты с холмами, мосты, развилки, улицы с автомобилями. Даже будучи обесточенным, механизм вызывал восхищение. Только не у Нади. Макет отнял у неё мужа, загнал в спальню с доступом к спутниковому телевидению, указал ей на место, которое она занимала в жизни некогда любимого человека.

Это так, чувства к мужу давно трансформировались в привычку, лишённую прежней нежности. Данил ещё мог быть нежным в постели, если долго не получал вызовов с работы, однако тенденция не радовала и в интиме. После каждой близости она втирала в себя тюбик гепариновой мази от синяков. Он хватал, сжимал, шлёпал так сильно, что она стискивала зубы, не давая крику вырваться.

Многое она делала, потому что так было заведено в период расцвета их отношений, а не потому, что считала это правильным.

Простая мысль взбудоражила её воображение своими возможностями. Во рту появился сладкий привкус не стиснутой ограничениями свободы.

Она обошла макет в поисках чего-то необычного, способного пролить свет на подоплёку жутких завываний. Отгадка находилась здесь внизу, она это чуяла так же ясно, как запах пригоревшего пирога в духовке. Сотни наряженных человечков застыли в беспечных позах. Они ждали возвращения создателя. Некоторые смотрели на неё, издевательски улыбаясь.

– Не вздумайте сказать ему, что видели меня.

«Мы его дети, – говорили они ей, не раскрывая крошечных ртов. – Он играет с нами, он любит нас».

– Замолчите!

«Он возвращается к нам, а не к тебе».

– Я сказала, заткнитесь!

«Он не хочет от тебя детей, потому что у него есть мы».

Надя швырнула человечка в форме почтальона на середину макета. Он ударился о портовый кран и грохнулся на глянцевую поверхность эпоксидной реки. Следом за ним в полёт отправился второй человечек. Он застрял в кроне дерева, ковбойская шляпа слетела с головы, шлёпнувшись на дремавшую под деревом овцу.

– Не смейте шептаться со мной! Вы не дети, а всего лишь жалкая имитация.

Вот, значит, как сходят с ума. Вино дало не тот эффект, на который она надеялась. Как теперь достать фигурки? Где точно они стояли, до того как она разозлилась? Никакой крем не поможет, когда Данил изобьёт её. Он предупреждал, что дело плохо закончится, если она хотя бы приблизится к его игрушкам. Он всегда держал обещания, которые давал ей относительно последствий её плохого поведения.

Надя запустила модель автобуса в железнодорожное депо. Авария получилась зрелищной. Автобус залетел точно под крышу, разворошив безмятежную утробу. От столкновения вагоны поезда повалились набок. Сидящие в них фигурки собрались в кучу. От корпуса паровоза отломилась дымовая труба.

Теперь назад пути нет. К утру она покинет дом навсегда, чтобы начать новую жизнь. Ей придётся несладко, но она справится. Больше никакого телевидения, тайн и мази от синяков.

Она наклонилась, чтобы дотянуться до паровоза, подмяв животом рощу с деревьями. Металлическая модель не уступала по весу камню такого же размера. Она запустила её в расположенный между горами навесной мост в глубине макета. Паровоз пролетел под мостом, исцарапав поверхность полированной реки. Её рука потянулась за вагоном, но замерла на полпути, потому что она увидела лежащий поперёк шпал ключик. Надя сжала ключик двумя пальцами, внимательно рассматривая. Откуда бы он ни выпал, его явно прятали от посторонних глаз. Безымянная штуковина с зазубринами была ей незнакома.

Не это ли она искала? Какие механизмы ключ открывал в макете? Имел ли он вообще к нему отношение? Почему её дотошный муж хранил ключ в таком неудобном месте?

В подвале было не так много вещей, которым мог требоваться ключ. У стены стоял массивный стол с множеством выдвижных ящиков, где Данил клеил детали под гигантской линзой. Далее шёл старый радиоприёмник, издававший сплошное неблагозвучное шипение. И последняя крупная вещь – настоящий сундук с вещами отца Данила, погибшего до их знакомства от неудачного падения с крыши амбара. Так, по крайней мере, рассказывал Данил. На этом перечень предметов заканчивался. Была ещё корзина с хламом, но у неё в принципе отсутствовал замок.

Она подошла к пульту управления электронным модулем макета. Найденный ключ не подходил по габаритам к замочной скважине. Тогда она села на стул, положила нож на колени и стала думать. Где бы она соорудила тайник, будь у неё от мужа секреты?

Твой секрет в том, милочка, что ты собираешься сбежать от него.

«Это не секрет, а сюрприз», – ответила она сама себе. – «Я оставлю ему записку, где напишу причины своего поступка».

Он станет искать тебя. Наведается к родителям, напишет заявление в полицию о твоей пропаже. Он это может. Быстро тебе от него не избавиться.

«Я не стану сразу менять номер телефона. Пускай выплеснет на меня злобу, находясь на безопасном расстоянии. В один прекрасный момент он успокоится, выдохнется, потеряет ко мне интерес».

Ты в это веришь?

Она хотела в это верить. Вера – это всё, что у неё сейчас имелось.

Примут ли тебя родители? – не унимался полный сомнений внутренний голос. – Кроме них, тебе не к кому пойти.

Она позвонит им сразу, как выяснит, что от неё скрывал муж. Если мама с папой не приютят её, они не откажутся дать ей денег на первое время. Само собой, она их вернёт, как только встанет на ноги.

Постеленный под сундук ковёр лежал неровно. Это могло произойти только в случае, если сундук или ковёр передвигали. Она подошла ближе, подняла тяжёлую крышку. Внутри лежала небрежно уложенная одежда. Полосатые пиджаки, рубашки с длинными воротниками, пара стоптанных мужских туфель на высоком каблуке. Данил не выбрасывал их в память об отце. Носить полувековое тряпьё он бы ни за что не стал. В повседневной жизни он носил джинсы, рубашки и водолазки, для работы использовал комбинезоны. Пару раз он поднимался из подвала в новых комбинезонах, которым там, то есть здесь, неоткуда было взяться. Она не задавала вопросов, просто подмечала это про себя.

Надя сгребла вещи в сторону, постучала по доскам. Маловероятно, что в сундуке имелось двойное дно. Сдвинуть его с места у неё не вышло. Всё равно, что пробовать передвинуть скалу. Она откинула угол ковра ногой и обнаружила край врезанного в пол железного люка. Неожиданная находка всерьёз её взволновала. Данил не просто умалчивал о тайнике, он не хотел, чтобы она его нашла. Ей пришлось принести из кладовой швабру и использовать черенок в качестве рычага. Затем она додумалась налить с другой стороны горчичное масло для смазки, которое всё равно никто не ел. Спустя миллионы световых лет ей удалось отодвинуть сундук на полметра, основательно утомившись.

Она опустилась на колени и со второй попытки вставила ключ в скважину непослушной рукой. Он идеально вошёл в отверстие. Из квадратного проёма на неё смотрела ледяная тьма. Никто не протягивал к ней закованные в цепи грязные руки. Горящие угольки глаз не прожигали насквозь, привидения не взметались к потолку. Не самое плохое начало для женщины, решившей узнать правду о своём муже.

– Мне понадобится фонарь, – прошептала она. Впервые за многие дни на её лице возникла торжествующая улыбка.

Электричество отключилось в тот момент, когда Эл выходил из душевой кабины с обёрнутым вокруг бёдер полотенцем. Телевизор и лампы одновременно погасли, наступившую тишину быстро заполнил беспорядочный шум городских улиц, проникавший внутрь лофта через приоткрытое окно. На нижних этажах бывшего телефонного завода размещались однотипные торговые фирмы-посредники, соседствующие с фирмами по оказанию услуг. Верхний этаж был выделен под лофты, благодаря хорошему виду на центральную эспланаду. Сколько людей проживало в здании, Эл не ведал. По его прикидкам – порядка десяти человек, поскольку к полуночи с «Хондой» Эла парковку делили всего несколько автомобилей. К себе он поднимался через пожарный ход, не пересекаясь ни с другими жильцами, ни с сотрудниками офисов, пользующихся парадным входом. Лестница в средней секции здания находилась в его единоличном распоряжении.

– Лиз, ты как?

– В порядке, – отозвалась она из спальни, отделённой от остального помещения раздвижной перегородкой. Просторная квартира без внутренних стен стала для Эла воплощением мечты юности.

После поминального обеда друзья расстались. Роман ушёл отсыпаться перед встречей выпускников, Антон поспешил в объятия своей версии Лиз с редким именем Нила. Вторую половину дня Эл провёл с Лиз, изливая ей душу и слушая музыку. Её поддержка много для него значила.

– Ничего не бойся, я спасу тебя.

– Я рада, что ты шутишь… учитывая обстоятельства. Нет, действительно рада.

– Скорбь мне друга не вернёт. – Эл раздвинул шторы, впуская внутрь жилища крупицы уличного освещения. Затем посветил в электросчётчик телефонным фонариком. – Предохранители на своих местах. Проблема где-то снаружи.

– Мы разве не ложимся спать?

– Ложимся. Моё тело гудит от усталости. Не каждый день хоронишь человека, с которым дружил половину жизни. Ты не обидишься, если мы займёмся любовью всего три раза?

– Ой, мама.

До встречи с Лиз Эл не думал, что способен полюбить женщину. С шестнадцати лет он использовал противоположный пол исключительно для физического наслаждения, разрывая отношения при малейшем посягательстве на свою независимость. Семейные Джон, Пол и Джордж вызывали у него внутреннюю высокомерную усмешку. Они променяли все кухни мира на кастрюлю борща, тогда как он – гурман от рождения – не ограничивал себя скупой диетой. Но с появлением Лиз исповедуемые им ценности лопнули, словно мыльные пузыри. И слава богу.

– На всякий случай сообщаю, что свечи лежат в шкафчике слева от мойки.

– Хорошо.

– К утру обязательно всё починят, иначе возмущение арендаторов будет слышно на другом конце города. Без электричества это здание немногим лучше каменного мешка.

Неожиданный стук в дверь отвлёк его от мыслей о неисправной проводке.

– Ты кого-то ждёшь?

– Нет, Лиз, я никого не жду. – Он прильнул к глазку с надеждой, что не увидит под дверью одну из бывших подружек. Зря переживал, в подъезде царила не менее плотная темнота, чем в лофте. Человек по ту сторону направлял луч ручного фонарика в пол.

– Кто там?

– Добрый вечер. – Прозвучавший из-за двери мужской голос снял опасения относительно бывших любовниц. – Это электрик. Могу я посмотреть ваш счётчик? Хочу удостовериться, что проблема не исходит из вашей квартиры.

– Одну секунду, я оденусь.

Эл натянул джинсы на голое тело, изящно застегнул ширинку, стараясь не прищемить бегунком важные органы. Обычно электрики не ходили по квартирам в одиннадцать часов вечера. Ладно, чем раньше этот парень сделает свою работу, тем быстрее он оставит их в покое. Вдобавок, морозильная камера забита рыбными медальонами – вкусным источником белка – будет жалко, если они испортятся.

Эл открыл дверь, жестом приглашая электрика в прихожую.

– Счётчик на стене справа от вас.

– Спасибо. – Высокий мужчина в комбинезоне навёл фонарик на прибор учёта электроэнергии. Козырёк кепки наполовину скрывал лицо с широкими скулами. Чёрные волосы свисали сосульками до мочек ушей. – Извините за поздний визит, здание старое, электрика постоянно выходит из строя. Будь на пятнадцать минут позже, я бы не стал вас беспокоить.

– Всё нормально. – Эл присел на банкетку. Фонарь в его руке подсвечивал часть вешалки и нижнюю половину тела мужчины. – Работаете в компании, обслуживающей здание?

– Мастер даёт наряд, я еду на адрес, – ответил мужчина, не поворачивая головы. – Остальное меня не касается.

– Не знаю, зачем я это спросил. Наверное, хотел завести полезное знакомство. Электричество для меня незнакомый зверь.

– Я оставлю вам свой номер. Звоните, когда понадобится перенести розетку, повесить люстру или проложить провода. Дешевле электромонтёра вам не сыскать. – Мужчина достал из кармана индикаторную отвёртку обтянутой в хлопчатобумажную перчатку рукой. В следующую секунду его фонарик погас. – Вот зараза. Не посветите мне? Я почти закончил.

– Конечно.

Эл встал рядом со счётчиком, думая о Лиз, слушающей мужскую болтовню из другого конца лофта. Обрывки некоторых фраз до неё определённо долетали. Эта женщина спасла ему жизнь, не дав сгореть в лихорадке, так удачно согнувшей тело пополам в феврале. Второй раз она спасла уже его душу, не оттолкнув, как он сам поступил с ней несколькими днями ранее. Чутьё подсказывало, что одним ребёнком они не ограничатся. Сейчас Эл гораздо лучше понимал боль разлучённого с дочерью Романа. Он дал себе слово сделать всё, чтобы не разрушить свою намечавшуюся семью.

Плечо пронзила острая боль, моментально лишившая левую руку способности двигаться. Что-то острое вошло в мясо до кости, невольно вызвав сдавленный крик. Электрик резко выдернул из него отвёртку, на поверку оказавшейся швейным шилом. Он намеревался воткнуть толстую стальную иглу в шею, однако промахнулся, нанеся удар в темноте слишком низко. Импровизация не входила в число сильных сторон убийцы. Ему нравилось просчитывать каждый шаг, наперёд представляя ход событий. Любая резня требовала подготовки, работа в экстремальных условиях сулила массу непредвиденных препятствий, способных сказаться на конечном результате. Но разве заказчику объяснишь, почему нельзя действовать наобум. Заказчик хотел видеть трупы, а не выслушивать отговорки. Повезло, что он сумел обесточить электрощит и под видом рабочего попасть в квартиру к одному из трёх балбесов[8]. Дальнейшее представление – всецело его творческий экспромт.

Оставшейся здоровой рукой Эл жёстко опустил телефон на голову мужчины. Единственный источник света осветил напоследок потолок и погас. Удар не возымел действия, шило вновь проткнуло кожу Эла, на этот раз под соском. Убийца вновь промазал на пару сантиметров, иначе шило торчало бы сейчас из рёбер жертвы. Не дожидаясь нового, возможно, смертельного выпада, Эл бросился на противника с яростным стоном, предельно напрягая мышцы. Удар кулака пришёлся на подбородок, челюсть незнакомца хрустнула, будто гнилая доска. Плохо различимый силуэт пошатнулся, но сохранил равновесие.

– Альберт! – голос Лиз прозвучал совсем близко. Господи, зачем она вылезла из кровати.

– Не приближайся! – крикнул Эл. Шило распороло ему ухо, он ударил в ответ наугад и рассёк воздух. Правый бок обожгло нестерпимой болью. Засранец пырнул его вторым шилом, которое вынул в темноте из комбинезона. Эл не стал зажимать рану рабочей рукой, чтобы не оставаться беззащитным. Он кинулся вперёд, раздавая быстрые удары. Только малая их часть достигала цели, большинство со свистом рубили воздух. Так продолжалось недолго. Очередной удар напоролся на шило, острие вошло между средним и безымянным пальцами. Эл прижал раненую кисть к животу, согнувшись от боли. Ну, вот и всё. Без рук он становился для грабителя лёгкой мишенью.

Незнакомец приставил к его горлу сразу оба шила.

– Что вы сделали с записью, которую вам отправил Джон?

Эла обдуло зловонным дыханием. Он еле разобрал шамканье, вызванное непослушной челюстью. Внутри него всё похолодело.

– Ничего.

– Ты лжёшь! – Предполагаемый убийца Вадима плюнул ему в лицо. – Кому вы её отпра… – Мужчина уловил сбоку какое-то движение. – Пусть твоя сучка забьётся в дальний угол!

– Лиз, спрячься так, чтобы даже я тебя не нашёл, – взмолился Эл. Он хотел выиграть для них время. С фонариком её будет несложно отыскать, куда бы она ни залезла. Лофт не то место, где можно играть в прятки. С вооружённым мужчиной ей не справиться, а от него никакой пользы. Продырявленное тело истекало кровью. После того, как он потеряет сознание, убийца возьмётся за Лиз. Страшная правда не оставляла иллюзий. – Я всё тебе расскажу, только дай ей уйти. У тебя есть я. Она ничего не знает. Позволь ей выйти в дверь, а потом делай со мной, что хочешь.

– Ты всё расскажешь как раз потому, что твоя женщина в моих руках. Ты видел, на что я способен. – Не отводя шила от горла Эла, мужчина спокойно обратился в темноту. – Не делай глупостей, женщина. Не прикасайся к телефону. Твой возлюбленный умрёт, если ты ослушаешься. Мне нужна информация, а не ты или он. Получив то, что мне нужно, я уйду.

«Ты ни за что не оставишь нас в живых, – обречённо подумал Эл. – Судьба Вадима тому подтверждение. Моё ноющее от боли плечо тому подтверждение. Ты пришёл убивать. Все, кому известно о порнографическом фильме должны навсегда замолчать».

– Я повторю свой вопрос, Альберт – что ты и твои дружки сделали с записью?

– Отослали в полицию, – ответил он достаточно уверенно. – Моя смерть ничего не изменит.

– Чушь! – В Эла полетела новая порция слюны. – Кто отсылал? С какой целью? Что вам известно о записи?

Острие шила забралось Элу под кожу. В сравнении с другими ранами лёгкий укол ощущался не очень болезненно. Все мысли крутились вокруг безопасности Лиз. Она при всём желании не успеет проскочить мимо стоящего в метре от двери убийцы. Стальная игла изрешетит её, убив вместе с ребёнком. Кроме туалета больше негде запереться. Со стенами в лофте не густо. Да и это лишь отсрочит гибель. Убийца на раз выломает шпингалет и вдоволь позабавится с молодой женщиной.

Чёрт, чёрт, чёрт!

– Я отослал файл с сопроводительным письмом через форму отправки обращений на сайте полиции, – скороговоркой выпалил он откровенную ложь.

– Когда? Зачем?

– Сегодня днём. Я посчитал смерть друга не случайной. Убив меня, ты ничего не добьёшься. Пожалуйста, уходи.

– Кто ещё в курсе видео, кроме вас троих? – Убийца склонил голову набок. – Четверых.

– Моя девушка ничего не знает! – выпалил Эл. – Дай подумать кто ещё…

Убийца слишком поздно услышал за спиной шорох. Он молниеносно обернулся. Вместо затылка бутылка обрушилась на лоб. Стекло выдержало столкновение с лобной костью, мужчина зашипел, Эл почувствовал, что шило больше не упирается в горло.

– Беги, Лиз! – Он навалился на головореза всем весом. Онемевшие руки плохо подчинялись. Короткая борьба закончилась тем, что шило воткнулось в изгиб левой руки Эла. Он поскользнулся в собственной крови и приземлился на спину.

– Я сделаю исключение и убью тебя бесплатно, женщина, – сказал убийца. Вспыхнул фонарь, который он специально отключил перед нападением.

– О, нет! Нет, нет, нет! Спасайся, Лиз!

В лицо Эла упёрся яркий луч.

– Тебя я убью после того, как ты всё мне выложишь. Сначала разберусь с твоей подружкой.

Лиза выскочила прямо на Уборщика. Кухонный нож полоснул убийцу по запястью. На мгновение Эл увидел её испуганное лицо, потом луч фонаря подскочил вверх. В сомкнувшемся мраке слышались отголоски возни. Кто-то упал рядом с Элом.

– Лиз?!

– Твоя сучка порезала меня! – Свет ударил Элу в глаза. – Полюбуйся на мёртвую стерву, Ринго.

По футболке Лиз расползались пятна крови. Ублюдок нанёс ей в живот несколько ударов шилом. Фонарь светил на неподвижное тело. Эл подполз к ней вне себя от ужаса.

– Лиз! Лиз, ответь мне! Лиз?

– Налюбовался? – Луч переместился на Эла. – Теперь нас ждёт обстоятельный разговор.

– Ты… убил её.

– Не переживай, тебя ждёт тот же финал. Скоро ты с ней встретишься.

– Подонок! – От потери крови у Эла кружилась голова. Лиз, его девочка, лежала мёртвой на полу прихожей. Их малыш никогда не родится, не пойдёт в школу, не влюбится, не заведёт семью. Какое-то ничтожество забрало у него счастье. Он смотрел в одну точку, не в силах даже убрать волосы с её прекрасного лица.

– Нам лучше поторопиться, пока из тебя не вытекла вся кровь, здоровяк.

– Пошёл ты, – прошептал Эл обессиленно.

– Ответ неверный.

Убийца склонился над ним, нажал пальцем на рану в плече, выдавливая из неё кровь словно кетчуп. В тот же миг Лиз вогнала нож точно ему в глаз, вскрикнув как заправская амазонка. Мужчина резко выпрямился. Чёрная рукоятка торчала у него из головы, слегка покачиваясь. Он схватил её и медленно вытащил насаженный на лезвие глаз вместе со зрительным нервом. В пустой глазнице зияла кровавая бездна. Невредимый глаз непрерывно моргал, добавляя озадаченному выражению лица панических черт.

– Матерь Божья! – ошарашенно произнёс Альб. По всем канонам убийца в отместку должен был прикончить их с особой жестокостью, однако вместо этого попятился к двери, утратив интерес к залитым кровью мужчине и женщине. Фонарь в его руке беспорядочно плясал. Справившись с дверной ручкой, он просунулся в проём, прихватив с собой кухонный нож.

К Элу, наконец, пришло осознание, что Лиза жива.

– Лиз!

– Всё хорошо, милый, я притворилась мёртвой. Как ты… – Из её рта потекла кровь. Он разглядел в темноте бегущие вниз тонкие струйки. – Что-то мне нехорошо. Живот болит.

– Господи! Я сейчас… – Эл подполз к чернеющему на полу телефону. Вытер скользкую от крови ладонь о джинсы, включил экран. К счастью, телефон не разбился при ударе о голову убийцы. Набрав номер единой экстренной службы, он вернулся к своей девушке. Гудки на громкой связи тянулись вечность.

– Держись, Лиз. Всё будет хорошо…

В тревожной тишине прозвучал измотанный голос оператора:

– Городская экстренная служа. Чем могу вам помочь?

– У женщины ножевое ранение в результате нападения. Она истекает кровью! – буквально проорал он.

– Назовите ваше имя, пожалуйста.

– Моё имя? – Эл не сразу понял вопрос. – Альберт… Альберт Поляков.

– Назовите ваш адрес, пожалуйста.

– Улица Окулова семьдесят пять, вход со двора, дверь в подъезд синего цвета. Домофон… не работает, нет электричества. Последний этаж. Поторопитесь! И сообщите полиции, что нападавший не мог далеко уйти, он ранен.

– Ваш вызов будет передан ближайшей бригаде скорой помощи и наряду полиции. Ожидайте.

Что-то щёлкнуло и оператор отключился, оставив их одних.

– Ты у меня храбрый, – прошептала Лиза.

Он положил голову ей на плечо. Её затруднённое свистящее дыхание ему не понравилось.

– В сравнении с тобой я ничто, – сказал он. Собственное дыхание оставляло желать лучшего. Он держался из последних сил, не желая сваливаться в провал беспамятства. – Зачем ты полезла, Лиз? Ну зачем?!

– Хотела помочь.

Эл осторожно прижался к влажным губам. Израненное тело нуждалось в починке. Плечо, грудь, бок, кисть. Ему здорово досталось. Но Лиз было куда хуже, ублюдок исполосовал ей живот, повредил внутренние органы.

– Помощь в пути. Ты только не отключайся.

– Хорошо.

– Говори со мной, Лиз.

– Будет стыдно, если меня увидят в трусах.

– Ох, Лиз. – Он нащупал и сжал её ладонь. – Ты спасла меня в третий раз. На ближайшую тысячу лет я твой должник.

– Нас хотели убить из-за Вадима?

– Да. Он прислал нам одну странную видеозапись. Кто-то сильно не хочет, чтобы о ней стало известно широкой общественности. Много вопросов, много догадок. Записью занимается Роман. Завтра он хотел поделиться с нами найденной информацией. Лиз?

Она не ответила. Её ладонь выскользнула из его руки.

– Лиз? Лиз?!

Он продолжал звать её под завывание под окнами сирен скорой помощи.