Идеальный план

Глава 13. Возвращение к истокам

Писатель подъехал к школе на чёрно-жёлтом такси в шесть часов пятьдесят минут вечера. Слабая доза спирта в крови не позволила ему сесть за руль самостоятельно. Глупая бравада не стоила загубленных жизней. Тех водителей, что садились за руль пьяными, он собственноручно подвешивал бы на суку. И за более нежное место, чем шея.

Периметр школы ограждал забор – смесь металлических и бетонных секций. Без колючей проволоки с огневыми точками картина выглядела незаконченной. В распахнутую на юбилейный вечер калитку входили люди. Он отыскивал знакомые лица, сузив глаза до размера щёлочек. Чем ближе он приближался к входу, тем сильнее возбуждение пробирало внутренности. Судорожный трепет в груди смог ненадолго отодвинуть скорбь в дальний уголок ослабленного стрессом сознания. Они просидели в лофте два часа, слушали любимые песни Вадима, общались с Лиз, ели приготовленную ей пищу. Элу с ней повезло. Он правильно сделал, что вернул её, лучше девушки ему не найти на всём земном шаре. Роман проникся к другу белой завистью.

Увядающие цветки сирени ещё сохраняли душистый запах. Тридцать лет назад он ловил на них июньских жуков. За майскими жуками они с ребятами со двора ходили в лес, обильно растущий на окраине посёлка в километре от школы.

Зной понемногу спадал, рубашка с коротким рукавом не приставала к телу, из брюк не шёл пар. Это обстоятельство придавало ему уверенности. Подняв голову на уровень третьего этажа, он отыскал окно своего класса. После него в нём успело отучиться не одно поколение детей. Повздыхав о быстро прошедших годах, писатель поднялся по крыльцу.

Вестибюль перегораживал электронный турникет. Неспокойные времена диктовали свои правила. Славные дни ушли в прошлое вместе с привычкой класть ключ от квартиры под коврик для ног.

За двадцать один год фойе преобразилось в лучшую сторону. Симпатичный юноша спрашивал у гостей их имена, сверяясь со списком учеников.

– Роман Осипов, – представился писатель и добавил для верности: – 11-й «Д».

Молодой охранник обвёл его ручным металлоискателем. Вытянутая штука, похожая на гигантское эскимо гадко запищала.

– Можете показать, что у вас в карманах? – Он посмотрел писателю в глаза и смутился. – Простите, указание директора.

Роман показал ему телефон и ключи. Охранник удовлетворённо кивнул.

– Извините… – В руках юноши возникла книга. Писатель внутренне улыбнулся. В квартире он оставил компьютер включённым, загрузив в программу для поиска лиц фотографии любовников. За двадцать километров от дома, можно не думать о конспирологических теориях, всецело наслаждаясь вечером. За последние полгода он в значительной степени разучился радоваться жизни. Это была исключительно его собственная вина.

– Охотно подпишу.

На обложке романа «Брачная полночь» пассажирский самолёт отрывался от взлётно-посадочной полосы, сияя серебристой обшивкой в лунном свете. Роман открыл белоснежный форзац, взял предложенную гелиевую ручку.

– Кому подписать?

– Артёму Проскурину.

Привыкший к раздаче автографов Роман вывел наклонным подчерком: «Артёму Проскурину на память от автора. То, во что ты веришь, тоже верит в тебя!».

– Дайте чернилам высохнуть, иначе текст размажется, – посоветовал он, возвращая книгу. – У вас знакомое лицо, Артём.

Молодой человек просиял, отпечаток грусти на его лице временно растаял.

– Возможно, вы видели меня в кино, – радостно сообщил он. – «Восковая пуля», «Призраки дикой луны», «Нападение на полицейский участок». В этих фильмах у меня эпизодические роли. Всего я снялся в шести фильмах.

– Может быть, – допустил Роман. – «Восковую пулю» я точно смотрел. Удачи вам, Артём. Судя по всему, всё остальное у вас уже есть.

Их взгляды снова пересеклись. Удивление в глазах юноши подсказало писателю, что он подобрал правильные слова.

Вход на второй этаж перекрывали столы, за которыми ученицы старших классов предлагали гостям купить юбилейные значки с гравировкой «55 школе – 55 лет».

– Могу я пройти наверх? – поинтересовался он, протиснувшись между «покупателями». Отдельные лица мужчин, реже женщин смутно всплывали в памяти.

– Для этого нужно купить значок, – ответила девица, чьё увлечение краской для волос можно было обозначить старым выражением «вырви глаз».

У Романа не получилось скрыть изумление:

– Платный вход в школу?! Вы серьёзно?

– Приказ директора.

Руководитель школы нравился писателю всё меньше. Нашёл на чём зарабатывать.

– Сколько стоит значок?

– Двести рублей.

– Двести рублей за кусочек пластика с булавкой? – он разинул рот, чтобы тут же закрыть. Двести рублей не повод для испорченного настроения. – Не вижу у вас банковского терминала.

– Это потому, что мы не магазин. Только наличные.

– Где же я возьму деньги?! – почти воскликнул он, раздосадованный нелепостью ситуации.

– Я заплачу, – послышался за спиной знакомый голос. Роман обернулся. Девушка в облегающем платье, выдающем плоскую грудь, зато подчёркивающем стройность фигуры смущённо отвела взгляд. Её можно было назвать хрупкой. Лицо сияло привлекательностью без капли косметики. Разве что губы источали перламутровый блеск, вызывая стойкое желание прильнуть к ним. Волосы с бежевым оттенком струились по спине, прикрывая плечи. Удержаться от соблазна оценить изящную гладкость красивых ног у него не хватило сил.

– Яна?! – Роман старался совладать с потрясением. Ладони предательски взмокли от волнения. – Это ты?

– Здравствуй. Рома.

– Я не сразу тебя узнал.

Она положила на стол две купюры, взяла из коробки значок и взошла по ступеням. Роман последовал за ней, оставляя позади возрастающий гомон. В раскрытых дверях столовой на втором этаже сновали десятки людей. В его бытность школьником на сцене столовой проходили все торжественные мероприятия. За исключением спортзала, другие кабинеты не смогли бы вместить несколько сотен человек.

– Яна… Спасибо. Я отдам. Коммерция в школе… круче, пожалуй, только платные туалеты для учащихся.

– Надеюсь, твоё пророчество не сбудется. Ты без супруги?

– Как видишь, – уклончиво ответил он. – Мои воспоминания дороги только мне.

– Я рада, что ты приехал, – сказала она, и он ей поверил. – Хорошо выглядишь.

– Где это ты научилась так беззастенчиво врать?

– Это правда, Рома. Больше тридцати трёх я бы тебе не дала.

– Позволь спросить тебя кое-что. – Он прочистил горло. Красноречие писателей сильно преувеличено, уж ему ли не знать. – Ты продала душу дьяволу, чтобы оставаться свежей и стройной?

– Ты меня раскусил.

– Выглядишь потрясающе!

Роман с восторгом отметил, как её щёки ненадолго зарделись. Яна не носила колец, хотя это ничего не значило. Одиночество и красивая женщина плохо совмещались друг с другом. Не может быть, чтобы она ни с кем не делила серые будни.

– До начала ещё есть время, давай я проведу тебя по школе.

– Ты?

– Я здесь работаю, Ром.

– Вот это да! Не директором случайно?

Вопрос вызвал у неё рассеянную улыбку.

– Нет. Уже десятый год я преподаю детям русский язык и литературу. Мне повезло, я очень люблю свою работу.

– Ох, Яна. – Он по привычке сунул в рот дужку очков. – Это… это прекрасно. До меня, наконец, дошло значение твоей фразы на радио. «Ты у нас знаменитость». Это про школу? Я знаменитый выпускник нашей школы?

– Ты забыл добавить слово «единственный».

Роман перенёсся в памяти на четверть века назад. Замкнутый юноша из бедной семьи с богатым воображением, грезящий книгами и девчонками, но никак не тригонометрией.

– Сомневаюсь, что школа имеет отношение к моему так называемому успеху, – заключил он. – Первый рассказ я действительно написал в девятом классе, однако учился плохо. Мой аттестат полон троек.

– Не согласишься ли ты сказать несколько слов со сцены по случаю юбилея? – спросила она. – Прости, я не смогла передать просьбу раньше, так как сама узнала о ней сегодня.

Он подозревал о чём-то подобном. Неподготовленные выступления на публике давались ему непросто.

– Ты ставишь меня в неловкое положение.

– Прости. Я передам директору твой отказ.

– Тебя отрядили сопровождать меня?

– Я сама вызвалась.

От её слов у него ёкнуло сердце. Когда-то он любил Яну наивной платонической любовью. С расцветом в организме гормонов к любви добавилось половое влечение. Это был сладко-горький период мучительных фантазий. Каждый день у него была возможность пригласить её на свидание, однако он на это так и не решился. Стеснялся выдавленных прыщей, ругал себя за трусость, находя успокоение в библиотеке, среди книжной пыли. Будь прокляты вонючие подростковые комплексы.

– Дай мне подумать, – сказал он. – С одной стороны, организационные способности директора школы вызывают вопросы. С другой, когда ещё представится возможность посмотреть со сцены в глаза людям, с которыми учился долгие одиннадцать лет.

Они шли плечом к плечу по коридору второго этажа, заглядывали в классы, разглядывали фотографии в школьном музее. Роман проигрывал в памяти сцены из школьной жизни, упиваясь минутами забвенья. Несомненные плюсы взрослой жизни меркли перед достоинствами невинного легкомыслия детских лет. Тысячам разочарований и вселенской усталости ещё только предстоит сделать из тебя ворчливого циника. Вкусовые рецепторы не забиты, родители молоды, летние каникулы длятся вечность. Он бы многое отдал за возможность вернуться в себя десятилетнего на день-другой. Увы, фарш назад не провернуть. Всё, на что он был способен, – возвращаться в детство с помощью своих книг.

– Это же я! – Он указал на две фотографии под стеклом. На одной из них ему не больше двенадцати, второе взято из фотосессии две тысячи двадцатого года в Санкт-Петербургском доме книги на Невском проспекте. Он за это ручался, поскольку был одет в дурацкую рубашку с пальмами, подаренную ему Линдой на день рождения. Тем летом он её и носил.

– Вполне по праву. – Яна аккуратно прикрепила к его груди школьный значок.

«У неё точно никого нет, – пронеслась в голове острая мысль. – Она бы не стала позволять себе такое, будучи в отношениях. Только не Яна».

– Ты проткнула мне сосок. – Он зажал значок рукой, изобразив на лице страдания.

Глаза Яны расширились от испуга, тело сжалось. Он еле подавил желание заключить одноклассницу в объятия. Её непритворная беззащитность согрела ему сердце. Давно он не испытывал такого приятного трепета.

– Всё в порядке, Яна. Я не совсем удачно пошутил.

– Я тебе поверила.

– Один ноль в мою пользу, – пробурчал он, смущённый неловкостью ситуации. – Больше так не буду, даю слово.

– Забери его обратно. Кто я такая, чтобы запрещать тебе шутить.

Роман не мог понять причину её скованности. Вряд ли эта причина в популярном писателе, чьи очки то и дело сползали на нос. Красивая женщина не будет робеть перед мужчиной, который в юности был чемпионом по количеству оснований для неуверенности в себе. В её памяти он должен был остаться робким неудачником с проблемной кожей, в застиранных джинсах, скромно сидящим на задней парте. Вызов к доске всякий раз доводил его до инфаркта. Образно выражаясь, конечно. Бывало, он получал двойку, даже если знал материал, лишь бы не стоять перед классом с проглоченным колом.

– Мне никогда не нравилась эта рубашка, – тихо произнёс он, не став добавлять, что выбросил её в тот же день, когда за Линдой навсегда захлопнулась дверь. – Слишком вызывающе выглядит.

Яна смерила его неуверенным взглядом:

– Это я выбирала. Извини.

– Третье извинение за пятнадцать минут, – добродушно отметил он. – Я начинаю нервничать.

По школе прокатился предваряющий перемену звонок. Роман вопросительно посмотрел на Яну.

– После третьего звонка в столовой начнётся выступление директора.

– Успеем подняться в наш класс? – спросил он на ходу.

– Минут семь у нас есть.

– Я только взгляну.

– Там всё изменилось. – Она едва поспевала за ним в босоножках. – Ни одного напоминания о нашем классе не осталось.

– Никто не сохранил для будущих поколений парту, за которой я сидел?

– Не думаю. Парты с откидывающимися крышками из нашего детства отправились в утиль вместе с меловой доской.

– Это была шутка, Яна.

– О. Я поняла.

– Чем же вы пишете на досках? – Он поедал глазами знакомые стены, читал таблички на дверях, всматривался в идущих навстречу людей.

– Маркерами.

Второй звонок застал их в пустом классе. Роман сидел за партой на первом ряду, с глуповатой улыбкой на губах. Двадцать пять лет назад он заходил сюда по утрам с неохотой. Жаль, что из того отрезка жизни сохранилось мало фотографий. Он мог бы черпать из них вдохновение в минуты опустошения. Ракам это свойственно.

– Это не твой класс?

– Мой класс в левом крыле на втором этаже. Мы туда не ходили. – Яна присела на комфортное ей место учителя. Он легко представил, как она ходит между рядами парт, читая детишкам отрывки из шедевра Шолохова «Судьба человека». В ярком люминесцентном свете она выглядела старше, чем в полутьме школьного коридора. Пройденные страдания оставили несмываемый след на простодушном, безумно притягательном лице. – Что ты решил, Рома?

Он не отводил от неё глаз, приятно удивляясь собственной наглости. В книгах его герои так часто делали, сам же он рядом с красивой женщиной несколько терялся, начинал заискивать, вести себя неестественно. Именно так было с Линдой на двух первых свиданиях. До неё он жил сначала с одной, потом с другой девушкой. Первая устала верить, что он пробьётся на вершину успеха и, наконец-то, свозит её на Мальдивы. Вторая через три года отношений, призналась, что дети её раздражают. Спустя неделю они расстались. Купленное им накануне обручальное кольцо с бриллиантом пришлось вернуть в ювелирный магазин.

Почему он выбирал не тех женщин, оставалось для него тайной за семью печатями. Влюбляясь в эффектных цыпочек, он каждый раз обрекал себя на тяжёлые переживания. Видимо, в этом весь фокус. Бросаться в водоворот чувств головой вниз с распахнутой душой, поступок, достойный премии Дарвина. Ещё один развод окончательно раздавит его, приведёт к банкротству, лишит остатков творческой потенции. После Линды, подарившей ему дочь, а потом забравшей её, подходить к выбору женщины для отношений следовало с предельной осторожностью. Больше он права на ошибку не имел.

Рядом с Яной треклятая неловкость не сводила живот. Тепло по телу растекалось по другой причине – он чувствовал, что контролирует ситуацию. Она смотрела на него снизу вверх, не пыталась изображать загадочность, светилась подкупающей искренностью. Он знал её с шести до семнадцати лет, теперь, на середине жизни, очень хотел узнать её заново.

– Да, Яна. Почему бы не поздравить родную школу с юбилеем. Опыт публичных выступлений у меня обширный. Все крупные города центральной России объездил с презентациями. Издательство возит меня по книжным магазинам и библиотекам на потеху публике. Я не в обиде, обратная связь с читателями необыкновенно воодушевляет. Отлично понимаю, почему старые рокеры не уходят со сцены, даже когда перестают вытягивать высокие ноты. Без запрещённых веществ таких эмоций нигде не найти.

– Спасибо, Рома. Ты меня выручил.

– Так вот зачем тебя приставили ко мне, – с горечью произнёс он. – Директор обещал лишить тебя премии?

– Нет, Рома! – Яна беспомощно подбирала слова. – Ты всё не так понял!

– Я как раз всё понял правильно, – со значением ответил он. – Мы учились в одном классе, и я был в тебя влюблён. Сейчас ты работаешь в школе учителем, а я приехал надышаться полезным воздухом ностальгии. Всё сходится.

– Я…

– Ты всё сделала правильно.

– Поставлю координатора в известность. – Она кинулась отправлять сообщение. Он обратил внимание на старую модель её телефона. Интересно, сколько получают учителя русского языка. Точно не больше пятидесяти тысяч в месяц со всеми надбавками.

Люди со всей школы стекались в столовую. Его узнавали, здоровались, он приветствовал в ответ, формируя про себя наброски предстоящего выступления. Уровень пафоса надо держать под контролем. Любимая школа, верьте в себя, небеса помогут. Такой набор слов заставит всех в зале зевать. Да и неправда это. Он любил не саму школу, а своё детство в ней. Верить в себя необходимо в любой профессии. Вселенная помогает, если ты помогаешь себе сам. Такая себе каша из топора.

В чём ваш секрет? Такой вопрос ему задавали на каждой встрече с читателями.

– Никакого секрета нет, – отвечал он. – Просто я гений.

Все смеялись. Он тоже не отставал. Пушкин – вот кто гений. Или Толстой. А Роман Осипов плодовитый графоман, строчащий две-три пятисотстраничные книги в год. Честность с собой избавляла от разочарований, коими усеяна карьера любого самолюбивого писателя. Когда смех стихал, они получали настоящий ответ.

– Писательство – это рутина, – объявлял он в микрофон. – Большую часть дня ты пишешь и переписываешь. Остальное время читаешь и справляешь естественные потребности. Внешняя жизнь писателя зачастую скучна. Это жизнь нелюдимого затворника. Писатель проживает десятки жизней в своём воображении, но в реальном мире бывает неспособен разобраться с инструкцией к кофеварке. Когда рукопись готова, один её вид вызывает аллергию. Так что никакого секрета нет. Работай, когда не спишь, и, может быть, у тебя появится шанс заработать этим ремеслом на пропитание. К сожалению, не все писатели получают заслуженный успех. Воля случая здесь действует так же, как в лотерее. Мне повезло. Повезло быть продаваемым автором, повезло получать деньги за любимую работу. Повезло делиться с другими людьми наивной чепухой, занимающей мою голову.

– Наш класс вон за теми столами. – Яна указывала в тёмный угол столовой. Приглушённый свет затемнял лица собравшихся мужчин и женщин. За линией раздачи стояли одетые в поварскую одежду кухонные работники. Когда-то он покупал школьные булочки со стаканом чая и устраивался за одним из длинных столов. Он рос в бедной семье. Мясо появлялось на столе не так чтобы часто. На школьные котлеты денег хватало тоже не всегда. Зато булочки были ему по карману. Стоил румяный кругляш то ли шесть копеек, то ли восемь.

Он смог разглядеть внутри витрин готовые блюда. Деловой хватке директора можно только рукоплескать. Шутка про платные туалеты казалась теперь не такой уж невозможной фантастикой.

– В детстве столовая казалась больше, – протянул он. Они пробирались к свободным стульям, лавируя между сдвинутыми столами. В зал набралось минимум сто двадцать человек. Выпускники девятых и одиннадцатых классов непрерывно галдели. Сцену освещал закреплённый над потолком софит. Играла фоновая музыка, что-то из раннего Вангелиса. Доисторические синтезаторы семидесятых сложно спутать с чем-то другим.

Он подошёл к одноклассникам на негнущихся ногах.

– Всем привет! – За строенным столом вместилось двенадцать человек. Меньше половины из тех, с кем он оканчивал школу. – Меня зовут Роман, и я…

– Алкоголик, – закончил за него Алексей Водников.

– Ты должен мне эскимо за испорченную шутку! – Роман пожал руку коренастому мужчине. К сорока годам Алексей обзавёлся пивным животом. Судя по огрубевшей коже ладони, на хлеб с маслом он зарабатывал утомительным физическим трудом.

Парни, с которыми он дружил в старших классах, на вечеринку не пришли. Трое мужчин и девять женщин. Отлично.

– Здорово, Хемингуэй! – другой Алексей, по фамилии Шавырин, протянул ему руку через стол.

– Он плохо закончил, – пробубнил Роман, знакомый с биографиями всех более-менее известных мировых писателей. – Моё имя мне больше нравится.

– Присаживайся. – Алексей подвинул ему свободный стул. – Всё лучшее дорогим гостям.

– Двадцать лет не прошли для тебя даром, – парировал писатель. – Раньше ты бы плюнул на стул, перед тем как предложить мне сесть.

– Ага, время никого не щадит.

Роман помог Яне присесть, и только после этого сел сам.

– Ты никуда не сбежишь? – шепнул он на ухо женщине, чьи волосы вкусно пахли ванилью. Серьги-капельки переливались позолотой в наполовину проницаемом мраке.

– Только если меня вызовут.

Он угрюмо кивнул. Два десятилетия сжались в один день. Ему не хотелось с ней расставаться ни на секунду. Когда она находилась рядом, раны в его душе затягивались, на смену чёрным мыслям приходили светлые. Он четырежды поднимал в своих произведениях тему сверхъестественного, потому убеждать его в играх разума – пустая потеря времени. Как сказал древний китайский мыслитель – случайности не случайны. Чувства, которые он испытывал к Яне, никуда не исчезали. Они сохранились до сегодняшнего вечера, проспав все минувшие годы. Годы становления, боли, радости и тяжёлого взросления. И понимать он это начал ещё в студии радио «Сумерки», когда услышал в наушниках её ласковый голос, прорвавшийся к нему сквозь время и расстояние. Он прошёл необходимые испытания, чтобы вернуться к ней… за ней другим человеком. Она проявилась, когда он стал готов. В этот раз ничто не заставит его отступить. Ничто. Третьего шанса вселенная ему не подкинет, так что сдрейфить не выйдет. В этот раз он сделает правильный выбор.

На него смотрело несколько женщин. Он не имел страниц в социальных сетях и не искал бывших одноклассников, чтобы добавиться к ним в друзья. Ему хватало воспоминаний о наполненных впечатлениями детских годах. Тем необычнее было узнавать в прошедших период цветения женщинах играющих на переменах в «резиночки» девчушек. Другими он их не знал.

«Неужели они видят меня таким же?» – вопрошал он про себя.

Когда ежедневно смотришься в зеркало, не замечаешь, как старость подбирается к твоему горлу всё ближе.

– У меня на лице крошка? – он кокетливо дотронулся до верхней губы. За шуткой последовал одобрительный смех.

– Пока вы с Яной добирались, мы успели тебя обсудить, – призналась Светлана, чьи рыжие волосы могли освещать в темноте дорогу. Термоядерный окрас давал фору бабушкам с фиолетовыми завитками. – Сошлись во мнении, что дуры.

У него буквально отвисла челюсть.

– Как это понимать?

– Не разглядели талантливого парня. – Из-под воротника блузки Светланы высовывалась татуировка. Змеиный хвост или иероглиф, в общем, что-то вьющееся. По кусочку Роман не смог понять. – Не у каждой женщины муж модный писатель.

– Говори за себя, Света. – В реплике Татьяны Плешковой (по крайне мере, такую фамилию она носила до замужества) сквозило с трудом сдерживаемое негодование. – Я своего мужа люблю. Он прекрасный человек и прирождённый лидер. От нелюбимого четверых детей не рожают.

– Ох, ты ж, свиноматка. – Алексей Водников говорил таким шёпотом, что слышать его мог только сидящий справа Роман.

– Но ты, Рома, большой молодец, – закончила Татьяна. – В этом мы все согласны.

– Спасибо, – сказал писатель. – Уверен, все вы хорошо делаете свою работу. Я отличаюсь лишь тем, что выбрал публичную профессию. Так уж сложилось, что эмоции, которые я создаю, вызывают больше откликов в сердцах людей, чем работа пекаря или хирурга. Но кому нужны писатели, если в мире не будет пирожков с яблоками и образованных врачей. Ответ очевиден – мало кому.

– Я читал статью в «Комсомольской правде» о заработках писателей. Про тебя там тоже написано. – Алексей Шавырин лукаво подмигнул ему. – Пекарь не зарабатывает миллион рублей в месяц.

– Не забудь вычесть долю государства. Себя оно ни за что не обделит.

– Считать чужие деньги некрасиво. – Ровно так же Татьяна, не располневшая до формы кабачка после четырёх родов, вела себя в школьные годы. Прямолинейно, наотмашь, вытаскивая из людей гадости на солнышко. За что и была выбрана старостой класса.

– Женщина, у вас молоко убежало, – Алексей показал ей язык.

– У меня вот нет мужа, – доверительно сообщила Роману Ирина. В десятом классе она носила настолько обтягивающие лосины, что парни между собой жаловались на вывихнутые шеи. Её подержанный вид многое говорил об образе жизни, который она для себя выбрала.

Она подмигнула ему, вызвав новый всплеск хохота.

– Я же тихоней был, – промычал он. Слава богу, они не видели, как красные пятна смущения заливали ему щёки. – Разглядишь тут.

– Яне повезло.

– О, нет, мы встретились полчаса назад. Я не видел Яну так же долго, как и всех вас.

– Рома женат, – поспешно добавила Яна.

«Где же тогда кольцо на правильном пальце? – сам себя спросил писатель. – Эх, милая Яна, если бы большинство женщин были похожи на тебя, разводов в стране значительно бы поубавилось».

Светлана положила перед ним книгу. Третье издание романа «Печальные краски осени» в суперобложке. Всякий раз, как издательство выпускало старую книгу под новой обложкой, его охватывала неловкость. Не иначе как обманом читателя это нельзя было назвать.

– Подпишешь? Не знаю, как ты это сделал, но от книги не оторваться. Она как будто про меня написана.

– Может быть, и про тебя, – напустил он тумана.

На самом деле прототипом главной героини послужила девушка, с которой он жил, когда писал книгу. Та, что не хотела детей. Она хотя бы честно в этом призналась, избавив их обоих от будущих проблем. Ребёнок сделал бы её несчастной, что привело бы к несчастью всех троих.

Закончив портить форзац памятной надписью, он вернул однокласснице книгу.

– Бабы, наверное, бесплатно дают. – Алексей Водников хлопнул его по плечу.

– Устал отбиваться, – съязвил писатель.

– Неплохая работёнка. Видел тебя несколько раз по ящику. Ну, ты и пижон.

– Это ты ещё на моих кокаиновых вечеринках не был.

– Чума! Тебе, случайно, разносчик шампанского не требуется?

– Извини, недавно взял на эту должность девушку с двумя… ммм… высшими образованиями. Ты же не будешь шесть часов к ряду ходить на каблуках?

– Это единственное требование?

– Забыл добавить, что одежда на моих вечеринках не приветствуется.

– Святые грешники! – воскликнул Алексей под дружные смешки окружающих. – Моя жизнь больше не будет прежней!

Полифония голосов в зале резко утихла. На сцену стремительно ворвался человек с микрофоном. Рослая, откормленная на школьной еде женщина в свисающем до лодыжек сарафане шагала по возвышенности с императорским величием. Под тяжёлыми шагами хрустели мужские шеи. Ну ладно, ладно, это он загнул. Профессия обязывала разбираться в типажах людей, чтобы придумывать колоритные персонажи. Наверняка у мужа директрисы одно из двух сердец: стальное или тряпичное. Либо он нависал над ней, либо пресмыкался, третьего варианта не существовало.

Давно ли ты стал женоненавистником, Пол?

Этот вопрос напомнил ему другую цитату из «Малыша и Карлсона», помимо убежавшего молока: «Ты перестала пить коньяк по утрам?» Именно этот вопрос Карлсон задал домомучительнице Фрекен Бок, чтобы показать, что не на все вопросы можно ответить твёрдое «да» или «нет».

– Это директор, – произнесла Яна одними губами. Очень соблазнительными, надо сказать.

– Такой я её и представлял, – прошептал он в ответ, сдвигая брови и надувая щёки для наглядности. – Владычицей морскою.

Яна вновь не смогла сдержать улыбки, значит, он подобрал верный образ.

– Добрый вечер, уважаемые выпускники пятьдесят пятой школы! – усиленный микрофоном звучный голос заставил окна в столовой дрожать. На висевшем позади сцены белом панно возникла фотография школы. Над крыльцом трёхэтажного здания развевались национальный и региональный флаги. Зал встретил приветствие аплодисментами. Самые раскрепощённые подняли свист, спутав памятное торжество с футбольным матчем. Во времена повального инфантилизма словосочетание «сорокалетние дети» впору исключать из понятия оксюморон. – Сегодня наша школа, как и много лет назад, вновь открыла для вас свои двери. С этими стенами связан один из лучших периодов вашей жизни. Период становления, радостного легкомыслия, первых побед и разочарований. Любимый учитель провёл вас через препятствия, помог подготовиться к взрослой жизни, такой запутанной и противоречивой. Пусть ваше сегодняшнее путешествие во времени воскресит в памяти лучшие моменты школьных лет. – Директор школы перевела дух перед следующей частью обращения. – Не все из наших учителей дошли вместе с нами до замечательного юбилея. Давайте вспомним тех, кого уже нет.

Сменяя друг друга, по экрану поползли лица ушедших из жизни учителей. Фотографии сопровождала «Журавлиная песня» из фильма «Доживём до понедельника». Роман всматривался в экран через стёкла очков, каждый раз сжимаясь при виде знакомого лица. Учитель музыки Ольга Семёновна, проводившая уроки с баяном на коленях. Учитель химии Тамара Сергеевна, чьё имя он бы не вспомнил без подсказки внизу экрана. Учитель физкультуры Полина Александровна, учившая их правильно прыгать через «козла». Учитель географии Дмитрий Сергеевич, их классный руководитель, находившийся в почтенном возрасте ещё тогда, когда они получили свой первый паспорт.

Послевоенное поколение передало эстафетную палочку поколению «Бременских музыкантов» и «Бриллиантовой руки», а само отправилось в вечность. Так было, и так будет. К столетнему юбилею школы по экрану наверняка проплывёт фотография Яны Трошевой, красивым профилем которой он любовался краем глаза. Придёт день, и он сам напишет последнее слово, выпустит последнюю книгу, сделает последний глоток воздуха. Неизбежная смерть не причина для мнимых переживаний. Между крещением и панихидой, младенчеством и старостью пролегал маршрут длиною в десятилетия по тысячам извилистых тропинок. Как в старом спортивно-развлекательном японском шоу «Замок Такеши», насыщенном смешными и глупыми препятствиями. Но если победителей шоу ждал приз, то в жизни финалистов поджидала смерть. Наградой же был сам путь, такой захватывающий и во многом такой нелёгкий.

После крайней фотографии с изображением почившего в бозе завуча экран на мгновение почернел. Роман и Яна посмотрели друг на друга. В красноречивом молчании слова им были не нужны. В темноте зала она позволила себе не отводить взгляд.

На сцене неизвестный писателю мужчина в вязаной жилетке читал стихи о школе. Отсутствие волос на передней части головы он компенсировал бородой от уха до уха.

– Давно проводятся юбилеи? – спросил Роман.

– Вторую неделю, – подсказала Яна.

Он кивнул. Все ученики попросту не поместились бы в школу в один день. Тем временем микрофон вновь перешёл к директору.

– Школа будет открыта до десяти часов вечера. Для вас работает буфет, классы не заперты, в спортзале разложены маты для самых уставших. Но перед тем как школа перейдёт в ваше распоряжение, на сцену поднимется наша гордость, талантливый выпускник 11-го «Д», известный российский писатель Роман Валентинович Осипов.

Роман не ждал столь резкого перехода к своей персоне. Он настроился как минимум на получасовое представление с одами родному учебному заведению. И без того влажные ладони моментально покрылись испариной.

– Ты справишься, – подбодрила его Яна. Он подмигнул ей незаметно для других.

– Давай, Ромашишка, зажги! – крикнул ему в ухо Алексей Водников, за что чуть не отхватил от писателя затрещину.

– Ю-ху! Покажи им, Ромашкин! – Алексей Шавырин тряс рукой, не жалея начинку часов.

– С такой группой поддержки я готов лететь хоть на Альфа-Центавру, – ядовито заметил писатель. В действительности, он бы не вытерпел с половозрелыми шутниками и часа, не захотев прикончить их любыми подручными средствами.

Он заткнул вылезшую из брюк рубашку за пояс, огибая сдвинутые столы. Быть объектом внимания ему не привыкать, чего нельзя сказать об импровизации. Обычно он готовился к выступлению заранее. Из него получался приличный стендап-комик в узкой компании друзей, одного из которых он проводил утром на кладбище. Большая публика требовала к себе иного подхода.

Он преодолел четыре ступени, не запнувшись. Из-за светящих в лицо ламп люди в зале были практически не видны. Раньше он перед затемнённым залом не выступал.

– Здравствуйте, Роман. Не больше пяти минут, пожалуйста, – шепнула ему директор, передавая микрофон. – Что-нибудь внушающее оптимизм.

– Могу рассказать, как первый раз попробовал сигарету на школьном стадионе, но быстро понял, какое это никчёмное занятие.

– Про курение не нужно. – Женщина приняла его сарказм совершенно серьёзно. – Лучше про то, как школа помогла вам добиться успеха.

– Действительно, помогла, – пробубнил он, вспоминая, как читал Жюля Верна на уроках физики.

– Не забудьте оставить автограф в школьном музее.

Рослая женщина с цепкой коммерческой хваткой освободила сцену. Роман поднёс микрофон к губам, устремив взор в пустоту. Из правого угла столовой на него смотрела Яна. Он её не видел, но чувствовал исходившую от неё поддержку.

– Добрый вечер, мальчишки и девчонки, – сказал он, тщательно скрывая волнение. – Возможно, кто-то из вас читал мои книги или хотя бы слышал обо мне. Не бог весть какая знаменитость, но меня обещали накормить ужином, если я соглашусь продержаться на сцене несколько минут.

Когда волна смеха улеглась, он продолжил:

– Двадцать один год назад мы навсегда покинули школу, чтобы доказать самим себе, что с нами не зря мучились долгих одиннадцать лет. Как же мы жестоко обманулись. Я бы с удовольствием обменял обязанность ежемесячно сдавать показания счётчиков на урок музыки от Ольги Семёновны. К моему глубокому сожалению, время линейно, и мы имеем в своём распоряжении всего лишь крошечный миг настоящего. Недовольные читатели пишут, что меня надо сжечь на костре из моих книг, поскольку на них изводятся остатки сибирских лесов. Благодарные читатели признаются, что нашли в моих романах ответы на важные для себя вопросы. Я ценю и тех и других, ведь, покупая книги, они оплачивают мои счета… Извините, не мог оставить эту тему без шутки. Что я хочу сказать? Простую вещь – всегда прислушивайтесь к своему внутреннему я. Именно внутренний камертон в ответе за ваше счастье. Ни сторонний шум, ни родители, и даже, о, ужас, ни начальник. Ваши ошибки будут в любом случае ждать вас, как бы вы от них ни убегали. Так почему бы не делать то, что вам действительно нравится. Не тянуть лямку, а взбираться на отвесную скалу, не испытывая страха. Страх ломает нас как щепку, обрекая на ненужные страдания. Я был таким пугливым старшеклассником. Меня спасли книги, за это я сделал их своей профессией. – Роман ходил от одного края сцены к другому, чтобы не стоять на месте как истукан. – Мужчина в центре, вы снимаете меня на телефон? Охрана! Выведите его из зала. Не вздумайте возвращать ему деньги за билет.

Когда схлынула вторая волна смеха, писатель подобрался к основной теме выступления:

– Нам выпала честь проучиться бок о бок почти всё наше детство. Не знаю, как у вас, часть моей души осталась в этой школе. Сколько раз, добившись успеха, я приезжал к её зданию, стоял у ограды, отдавая должное тому месту, с которого всё начиналось. Ну не дурак ли? Вот и нет. Это выручало меня, когда не ладилась книга или близкие люди заставляли нервничать. Каждый сходит с ума по-своему. Надеюсь, вы испытываете такой же трепет, как и я сейчас, снова сюда попав. Моя восемнадцатая книга будет о молодых музыкантах, и я вот что думаю: не написать ли следующую, девятнадцатую книгу о нашей школе. Сделать её центральным героем сюжета, как Стивен Кинг поступил в «Сиянии» с отелем «Оверлук». Призраки двоечников в пятьдесят пятой школе, каково, а? Превратим парочку зазевавшихся учителей в сгустки эктоплазмы, устроим бардак в кабинете директора, в общем, отлично проведём бессонную ночь. По-моему, идея имеет право на воплощение. Надеюсь, с меня не попросят денег за использование образа.

Директор наблюдала за кривляньями именитого ученика из-за занавеси. Пущенная в её адрес шпилька не исказила бесстрастное лицо. На такой должности маску игрока в покер приходится носить ежедневно.

Выделенные Роману пять минут подходили к концу.

– Меня попросили сказать что-то позитивное, – сообщил он залу, подёргивая мочку уха. – Не знаю, расстроитесь ли вы, но в назначенный час каждый из нас умрёт. Моментально в море, как говорится[6]. Половина увлекательного путешествия позади, не самая худшая, надо признаться. Это не повод вешать нос и по-стариковски ворчать о былых деньках. Приключений впереди будет в достатке, запасайтесь воздушной кукурузой и философским настроем. Я слышу, как в ваших сердцах бушует багровое пламя. Это ли не чудо? С таким энтузиазмом самый колючий терновник покажется невинным одуванчиком. Так давайте хорошенько сегодня повеселимся, мы это заслужили. Ведь, чёрт подери, зачем жить, если нельзя позволить себе немного доброго сумасшествия. Чур, я первый в очереди за пюре с котлетой и компотом из кураги! Ну и, конечно, читайте книги. Нет ничего лучше в стужу, чем тепло любимых и хорошая книга. Кстати, на выходе из столовой вас ждут мои книги с автографом со скидкой тридцать процентов. Попались! С юбилеем тебя, любимая школа!

Сотня человек проводила его со сцены ничем не сдерживаемыми аплодисментами.

Дневная жара спала, приятный ветер обдувал кожу в опустившихся на микрорайон сумерках. От основной части города район отделяла километровая река, через которую пролегал единственный автомобильный мост. В детстве поездка на автобусе в центр представлялась ему далёким путешествием. Да и сейчас, благодаря близости леса, ещё не вырубленного под монолитные «свечки», он вдыхал куда более сладкий воздух, чем в том районе, где жил последние восемь лет. На машине он доезжал до «места силы» за сорок минут, если не застревал в пробке. И, если с Яной завяжутся отношения, будет делать это впредь довольно часто.

После ужина в столовой они гурьбой обошли три школьных этажа, посетили спортзал, крыло для начальных классов и под конец полчаса просидели в кабинете, где протекала их жизнь с пятого по одиннадцатый классы. Обсуждали друг друга и тех, кто по каким-то причинам пропустил юбилей. Ему было до чёртиков интересно узнать подробности судеб, отпущенных в открытое плавание после получения аттестата о полном среднем образовании. Кто-то успел отсидеть в тюрьме за разбойное нападение, кто-то повесился, наглотавшись психотропных веществ. Часть людей сменила регион проживания, уехав на север или в столицу. Основная масса избрала для себя стандартную матрицу из семьи и работы. И правильно поступила. Ведь, если отбросить вредоносную мишуру потребительства, так называемый смысл жизни держался на самоотдаче в труде, а также близких людях, чьё тепло согревало в минуты ненастья.

Проведя три часа в школе, бывшие одноклассники разошлись по домам, по-дружески обнявшись на прощание. Он обещал завести страницу в социальной сети, чтобы в случае чего поддерживать контакт с не последними для него людьми. Незамужняя Ирина превратила объятия в проверку его выдержки. А затем и вовсе положила в нагрудный карман рубашки сложенный обрывок бумажки. Какой бы дефицит в сексе он ни испытывал, кидаться на податливое тело в его планы не входило. Он умел держать себя в руках, чем всегда немного гордился. Тем более, кроме Яны, других женщин во вселенной для него сейчас не существовало.

Они проходили мимо детской библиотеки, куда в младших классах их водили смотреть трилогию «Тропой бескорыстной любви» про приключения рыси. Вытоптанную дорожку на заднем дворе пятиэтажного дома окружала высокая трава. Он сунул в рот сочную травинку, как не раз проделывал лет до двадцати пяти, пока окончательно не променял природу на удушливый запах плавящегося асфальта. За плотными занавесками нижних этажей повсеместно зажигался свет. Железный гриб на детской площадке, защищавший песочницу от дождя, казался анахронизмом рядом с современной пластиковой горкой.

– Как твои дела, Яна? – Он разорвал бумажку Ирины с номером телефона, не вникая в цифры. Клочки отправились на дно мусорного бака с грацией снежинок. У них ничего бы не вышло независимо от его чувств к Яне. Мечущиеся доступные женщины не вызвали в нём живого отклика.

– Всё хорошо, Рома. Но ты ведь не об этом спрашиваешь?

– Нет.

Они шли от школы бок о бок, не сговариваясь о том, куда идут. Как будто так было и нужно. Два уже не самых молодых человека, в чьих провинциальных глазах таилась неизъяснимая грусть.

Подол платья Яны Трошевой мягко парусился. Собираясь рассказать свою историю, она невольно опустила голову вниз:

– С тех пор как два года назад умер муж, жизнь сузилась до размеров тропинки, которую мы с тобой пересекаем, – сказала она. – В буквальном смысле. Я каждый день хожу по ней в школу.

Он прекрасно понял значение её слов. Она хотела сказать, что краски жизни потускнели, дни не отличались один от другого. Добро пожаловать в клуб искалеченных душ, милая.

– Несладко тебе пришлось.

– Работа помогает. Дети… они, ну…

– Забирают одну энергию и отдают другую, – подсказал он. Два года одна. Смерть мужа сильно по ней ударила.

– Да! – Её удивлённый возглас вынудил путавшегося под ногами воробья отскочить в сторону. – Твоя способность видеть людей насквозь меня пугает.

«Здесь ты ошиблась, милая, – горько усмехнулся он про себя. – Я делаю вид, что разбираюсь в людях, однако я так же ничего не понимаю об этой жизни, как и все вокруг. Линда не даст соврать. Её финт ушами стоил мне полгода эмоциональной нестабильности».

– От чего умер твой муж?

– Почему для тебя это важно?

– Хочу понять, через что ты прошла.

Над ними вспыхнули фонари уличного освещения. Бледный свет окрашивал растения в бурый цвет. С одной стороны, стало уютней, с другой, в отсутствие сумрака романтические чары слегка истончились.

– У него отказали почки, – скупо ответила она, по всей видимости, не желая ворошить болезненное прошлое. – Наследственная болезнь. Ни врачи, ни народная медицина ничего не смогли сделать.

– Представляю, как ты намучилась перед тем, как он угас.

– Угас, – прошептала она. – Какое точное слово. Два месяца наполненных кошмарами дней и ночей. Ничего, мы с дочерью справились.

– И ты называешь это «всё хорошо»? – На месте пустыря, где он мальчишкой загорал на покрывале, высились однотипные дома. Все закутки были заставлены автомобилями. За жилым комплексом начинался лиственный лес, облюбованный сыроежками. – Говоря твоим языком, у меня всё просто замечательно.

– Мои трудности позади, Рома. – Яна сорвала с обочины ромашку, чтобы чем-то занять руки. – А ты? Ты счастлив в браке?

– Я живу один, Яна, – открылся он ей. – Бывшая жена нагадила в душу, забрала дочь и пьёт дайкири во дворце нового ухажёра. Этот год богат на неприятные сюрпризы. С дочерью вижусь раз в неделю, новая книга застопорилась. Время течёт сквозь пальцы, а покоя всё нет. Кризис среднего возраста во всей красе. Ни читатели, ни друзья, ни пляж с белым песком не способны заткнуть течь внутри меня.

– Мне очень жаль.

– Нет, тебе не жаль. – Он прочувствовал силу момента. Развернул её к себе, взял за руки, заглянул в глубины через всё понимающие глаза. – Как и мне не жаль, что твой муж умер. Звучит страшно, но это так. Будь всё иначе, мы бы не флиртовали весь вечер. Ты отыскала меня не ради юбилея школы и моей речи, за твоим звонком в радиостудию кроется нечто большее. Я хочу пригласить тебя на свидание, пока это не сделал кто-то другой. Один раз я уже потерял тебя, глупо совершать второй раз ту же ошибку.

– Ром…

– Что, Ром? Думаешь, мы не подходим друг другу? Думаешь, я богатенький повеса, строчащий книжонки в свободное от разврата время?

– Я…

Он снял очки, коснулся тёплых губ, теряя голову от блаженства. Прижал к себе гибкое тело, держась за узкую талию. Она обмякла в мужских руках. Почти в каждой его книге присутствовала любовная линия и одна причёсанная постельная сцена. Никакие слова не могли доподлинно передать возникающий между мужчиной и женщиной ток.

В отличие от похоти, тепла с Линдой ему катастрофически недоставало. Из-за нехватки нежности в браке, он переносил свои фантазии о светлой любви на бумагу. Очарованный мужчина слаб, говорила она, создавай главных героев мужественными молчунами, женщинам это больше понравится. И, конечно, была права. Влюблённость – удел женщин, но, чёрт возьми, сдерживать радость от любви к женщине было крайне тяжело.

С Яной сладострастие уступило место чувству, чистому, как горный ручей. Он снова вернулся в пятый класс, когда половое влечение ещё не заиграло в нём на полную силу. Время повернулось вспять, словно никогда не существовало трёх предыдущих отношений, завершившихся дыркой от бублика. Достаточно было один раз прильнуть к алым губам, чтобы шрамы на сердце затянулись, а обиды растворились в бархатном вихре эмоций.

– У меня ноги подгибаются. – Яна дышала ему в шею. Впервые за многие месяцы он смотрел на небо, не испытывая межгалактической безнадёги.

– Бросала бы ты пить, родная. – Её мягкие волосы хотелось гладить снова и снова. Без каблуков их разница в росте составляла сантиметров двенадцать.

Она уткнулась в него, сдерживая смех. Он произнёс негромкое «тшшш». Успокаивающий звук помогал укачивать Виолу, когда она ещё помещалась у него на руках в младенчестве.

– Ну-ну, не плачь, – опять сострил он.

– Я сейчас…

– Описаешься? За твоей спиной высокие кусты, ступай смело. Я постою на страже.

– Рома! – Небольшая грудь Яны конвульсивно поднималась от его подростковых шуток. Природная сдержанность не позволяла ей рассмеяться во весь голос посреди не такой уж пустынной улицы.

– Всё-всё, закончил болтать глупости.

Он взял её за руку, и они продолжили идти, разомлевшие от выброса в кровь дофамина. Летающие в световых пятнах фонарей мошки разлетались, уступая им дорогу.

– Как тихо. Давно я не прогуливался здесь в столь поздний час. Хм. Я слышу, как бьётся твоё сердце.

– Да?

– Нет, конечно.

– Я пока не научилась различать, когда ты шутить, а когда нет. Вот научусь, и ты не сможешь надо мной подшучивать.

– И не надейся, – мягко отрезал он. – Куда мы идём?

– Ты провожаешь меня домой.

– Звучит убедительно. Ты живёшь там же? На улице Вагонной?

– В соседнем доме, – сообщила она. – Переехала ближе к маме после того, как овдовела.

Роман мысленно проложил маршрут. Прогулочным шагом они придут к её дому через десять минут. Она поднимется к себе, а он вернётся на такси в сиротливую квартиру, где даже бегонии чахли от одиночества.

– Моё горе сблизило нас. Её муж, мой папа, умер от пневмонии. Ей прекрасно известно, как всё внутри обрывается, когда угасает близкий человек, а ты ничем не можешь ему помочь. Позволить ему уйти окружённым заботой – вот и всё, что у тебя есть.

– Вы обе молодцы. Принимай смерть как часть грандиозного замысла, – посоветовал он. – Это помогает не бояться конца, особенно если ты не веришь в Бога. Не за горами день, когда догорят и наши с тобой свечи. Вот тогда и узнаем, чего мы сделали людям больше – оставили ожогов или подарили тепла.

– Красивая метафора. – Яна поёжилась. Лёгкое платье не спасало от ощетинившегося ветра. – Ой, что-то я замёрзла.

Он обнял её, прижавшись плотнее всеми частями тела. Она обхватила его за талию, не до конца испорченную мучными полуфабрикатами.

– Ты сохранила фигуру.

– А ты волосы.

– Но не зрение, – вздохнул он. – Не слишком-то привыкай к моим очкам, скоро у меня операция. Придётся издательству ставить на задние обложки мою обновлённую фотографию. – Упоминание о книгах навело писателя на другую мысль. – Ты читала мои книги?

– Все до одной.

– Ты себя не жалеешь.

Её признание приятно удивило его. Линда читала написанное им за время их брака скорее по принуждению, чем ради своего удовольствия и радости любимого мужчины. В числе фанатов интеллектуальных детективов она не значилась. Ей больше импонировал флёр успешного мужчины, издательские вечеринки, отели с пятью звёздами, чем перелистывание отпечатанных на принтере страниц. Жаль, что понял он это только после полученного от неё удара. Ни стильные очки, ни развитая интуиция не помогли разглядеть за привлекательным фасадом холодную пустоту ещё на этапе знакомства.

– А «Чертоги гнева» целых два раза.

– Сочувствую, – сказал он. – Нельзя так над собой издеваться.

– Ты писатель от Бога, Рома. У тебя богатый духовный мир. Пишешь легко, увлекательно, местами занудно, но мне твои книги именно такими и нравятся. Книги должны чему-то учить тоже. И ты с этим хорошо справляешься. Я всегда знала, что в тебе есть что-то особенное. Если не веришь, спроси у других одноклассниц. Ты отличался от парней в классе, не в лучшую или худшую сторону, ты был другим. Теперь-то я давно знаю, в чём именно заключалось отличие. Ты чувствуешь этот мир через призму воображения и тонкой натуры. Если не книги, то музыка или живопись, я в этом уверена.

– Музыка, – подтвердил он. – Рисую я как курица лапой.

– Скажу как учитель русского языка – я рада, что ты выбрал художественную литературу.

Он непременно захотел пролить свет на не самый приятный период своей жизни:

– Если ты видела меня насквозь, почему мы не начали встречаться в старших классах? – спросил он, наперёд зная ответ.

– Потому что ты так и не пригласил меня на свидание.

– Ты ждала этого от меня?

– Каждый день, Рома. – Она подняла голову и поцеловала его в подбородок. – И ещё долго после окончания школы. Вслушивалась, не звонит ли домашний телефон, выглядывала в окно в надежде увидеть тебя у подъезда.

– Надеюсь, ты когда-нибудь простишь мне мою застенчивость. Можешь представить, как я сам от неё настрадался.

– Ни одно испытание не даётся просто так.

– Ох, милая, скажи это миллионам бедняг на планете и узнаешь о себе много нового. Иногда беда – это только беда. Я сам верю в чудо, так проще жить, однако часто за драмой не стоит божественный замысел. Когда тебя бросают в воду с криком «плыви!», призом является твоя собственная шкура. – Лиловые тени деревьев скрывали от него детский сад, где он ребёнком подворовывал иргу и кислые груши. Пару раз приходилось уносить ноги от сторожа. Так быстро он не бегал даже на школьной физкультуре.

– О чём ты задумался?

– О ткани, из которых мы ткём наши судьбы, – туманно ответил он. – Раз в полгода я приезжаю в посёлок. Гуляю, ем мороженое, предаюсь воспоминаниям. Вбираю в себя позитивные флюиды, если так можно выразиться. Это помогает не сойти с ума в нашем зачастую уродливом мире.

– Я тебя понимаю.

– Каждую поездку сюда я думал о тебе, представлял, как сложилась бы наша совместная жизнь, будь я в пятнадцать лет решительнее.

– И что ты представлял?

Прежде чем ответить, он задал другой вопрос:

– Ты согрелась?

– Меня согревают твои слова, – сказала она. – Пойдём? Дочь будет беспокоиться, куда я запропастилась.

– На самом деле ты хочешь поскорее от меня избавиться.

– Опять шутишь. – Она взяла его под руку. По дороге пролетел старый, облепленный провокационными наклейками автомобиль. Самым безобидным изречением было, пожалуй, распространённое: «Моя жизнь – мои правила», выполненное на английском языке. Из открытых окон вылетало закладывающее уши «тунц-тунц». Роман пожелал водителю хорошего улова гвоздей. – Так какой ты видел нашу жизнь?

– Занудной, разумеется. – Они ступали по истёртой «зебре» к той части района, где сосредоточились кафе и магазины. Горящие вывески прибавляли освещения, однако, кроме одного круглосуточного продуктового магазина, всё было закрыто до утра. – Мы живём здесь, в перерывах между декретами ты работаешь учителем, готовишь мои любимые блюда, смеёшься над моими шутками. Я пишу книги и признаюсь тебе в вечной любви. Наши дети ходят в пятьдесят пятую школу. Мальчика зовут Андрей, а девочку Вика. По выходным мы выбираемся в город, но чаще проводим их за городом, в доме… который построил Джек… с камином. Перед сном ты читаешь мою писанину, исправляешь пунктуацию и предлоги…

– Ну, хоть чем-то я тебе пригожусь.

– …У меня с ними вечный конфликт. Я жадно ловлю твою мимику, пытаясь угадать, нравится тебе или нет. Совсем-совсем перед сном мы занимаемся любовью при свете луны. Сумбурно, да? Я не готовился заранее, правда.

– Такая «занудная» жизнь мне нравится. Очень похоже на моё идеальное представление о семье.

– Думаешь, поздновато воплощать мечты в реальность? – Затеянная им игра щекотала нервы. Далеко не глупая Яна хорошо понимала, что именно они обсуждают.

– Думаю, ты уже собрал все буквы. Осталось сложить из них слово «счастье».

– Моей уверенности в том, что у нас всё получится, прибавилось. Спасибо.

– Снова шутишь?

– Не-а, – он покачал головой. Без солнца быстро холодало. Бедная девочка, он чувствовал, как её тело дрожало под платьем. Кожаный ридикюль болтался в свободной руке на коротком ремешке.

– Знаешь, как долго я собиралась с силами, чтобы позвонить на радио? Два дня, Рома! С тех пор как услышала анонс твоего выступления. Всё это время меня трясло от волнения. Прошло всего несколько дней, и мы говорим о совестном будущем. Боже мой!

– Наш первый поцелуй положил начало долгим отношениям. – Он поднял вверх указательный палец. – Это утверждение. Ближе к зиме я переберусь сюда, чтобы вам с дочерью было проще переехать ко мне, когда наступит момент съезжаться. Другого посёлка и пятьдесят пятой школы у нас нет, я же могу работать в любом месте. Хороший редактор в твоём лице для меня большая удача. Ну а к детям вернёмся зимой, чтобы точно быть уверенными, что нами не движут одни лишь гормоны.

Она бросилась ему на шею. Вдали по насыпи грохотал грузовой поезд. Через окраину посёлка проходила железнодорожная ветка, поезда стали привычной частью пейзажа для местных жителей ещё до их с Яной рождения. Её дом почти примыкал к зданию станции, воткнутой в подножие пологого склона, по которому они спускались.

– Я бы пригласила тебя на чай, но у меня дочь дома.

– Сколько дочери лет?

– В мае исполнилось четырнадцать.

– Соболезную.

Она улыбнулась шутке о проблемных подростках.

– Она не красит волосы в малиновый цвет и не носит квадратные брюки. Иногда может запереться в комнате, отгородиться от всего наушниками. Ей нравится корейская музыка.

– Там, где мальчики похожи на девочек? – на всякий случай уточнил он.

– Только ей об этом не говори, – хихикнула Яна.

– О, если кто-то скажет мне, что «Битлз» не лучшая в мире группа, он перестанет для меня существовать. Просто объясни дочери, почему настоящие мужчины не разукрашивают волосы как пасхальные яйца и не покрывают ногти розовым лаком.

– Она поймёт это сама, когда станет старше. Сейчас мне до неё не достучаться. – Яна отыскала свои окна на пятом этаже. На кухне горел свет. – Может, ты всё-таки хочешь чаю?

Он поднёс к губам её руку и поцеловал тыльную сторону ладони.

– Лучше что-нибудь холодное. Подойдёт даже вода со льдом, лишь бы не расставаться с тобой.

– Ты меня смущаешь. – Она вынула из сумочки телефон. – Предупрежу дочь, что к нам в гости зайдёт тот самый Роман Осипов, пусть уберёт раскиданные вещи. Если я этого не сделаю, она будет дуться на меня до скончания веков за то, что я её опозорила.

– Я бы на её месте наложил на тебя проклятие, – нарочито зловеще произнёс Роман. – Она читала мои книги?

– Сборник рассказов «Под знаком льва». Я не даю ей читать книги, где много убийств и есть сцены для взрослых.

– Тридцать семь процентов моих читателей – молодёжь в возрасте до двадцати одного года, – сообщил он результаты опроса сайта «Литрес» за прошлый год. – Большинство из этой группы девушки.

– Я уже ревную к ним. – Экран телефона в руке Яны озарился бледным свечением. – Дочь пишет, что нам повезло, она закончила приборку час назад.

– Повезло? – повторил писатель. – Твоя дочь разбирается в оттенках сарказма. Думаю, мы с ней поладим.

– Только, пожалуйста, не шути о брекетах, которые она носит! Моментально станешь её злейшим врагом.

– Не буду, – обещал он, прекрасно помня, как в четырнадцать лет самозабвенно играл главную роль в эпопее: «Я – против всего мира». Мир победил, естественно.

Яна открыла дверь подъезда магнитным ключом, и они вошли внутрь.

Он держал альбом с фотографиями на согнутых коленях, опираясь на спинку кровати через перьевую подушку. На страницы с вклеенными снимками из-за плеча падал свет настольной лампы. Накопившаяся за день духота к середине ночи сменилась относительной прохладой, сквозь балкон в комнату заглядывали низкие облака, похожие на бесформенные клубки пыли.

Яна застенчиво прикрывала грудь летним одеялом, прижимаясь к нему под лёгкой тканью оголённым бедром. Длительный перерыв не сказался на его навыках заниматься сексом. Первый раз был похож на освежающий бриз, нежели на завывающий муссон. После нежной близости им овладела усталость, которую он прогнал, зачем-то представив, как гроб с телами Вадима и Киры опускаются в подсохшую могилу.

Дочь Яны, Алиса – смышлёная девушка, получившая по наследству обаяние матери, – спала в дальней комнате. Отсутствие общей стены облегчало ему общение с Яной. Они говорили вполголоса, словно у обоих за плечами не было трагических браков. Он бы ни за что не остался на ночь, не будучи уверен, что она не делила с мужем кровать, на которой он сейчас лежал. Поскольку она переехала сюда, уже став вдовой, неприятных эмоций он не испытывал.

Часть света освещала книжный шкаф со стеклянными дверцами. За прозрачным стеклом на отдельной полке в твёрдой обложке стояли книги Романа Осипова. От дебютной «Брачной полночи» до последней, крайне успешной «Чужой зависти». Воображение быстро нарисовало ему картину о том, как Яна читает перед сном книги одарённого одноклассника.

Знала бы она, какими муками он вытаскивал из себя эту самую одарённость. Десять часов в день за экраном компьютера на протяжении многих лет. Творческий труд требовал себе полного подчинения. Может кто-то и довольствовался двумя часами в день, но только не он. Если он пишет, то делает это дни напролёт, подбирая каждое слово так, чтобы глаза читателя скользили по тексту как доска для серфинга по волне.

По крайней мере, так было до измены жены. Он питал надежду, что период опустошения позади и «Глиттер-рок» будет закончен в начале осени, чтобы с наступлением следующего года появиться в книжных магазинах. О сюжете про школу он, между прочим, не очень-то и шутил. Мистика не являлась основным жанром, в котором он работал, но почему бы не сделать школу главным персонажем яркого ужастика. Зомби-директриса всем понравится, уж он постарается.

– Не жалеешь, что остался? – Яна водила ладонью у него по плечу.

– Так просто ты от меня не отделаешься. – Он поцеловал её мягкие губы.

– До сих пор не могу поверить, что ты рядом, – отрывисто шепнула она. – Это какая-то сказка.

– Что бы ни происходило с нами или вокруг нас, наши отношения не должны превратиться в третьесортный фильм ужасов, – изрёк он, думая о предстоящем суде с Линдой за право видеться с дочерью чаще.

– Я этого не допущу. Я хочу быть тебе полезной.

– Не представляешь, насколько ты уже помогла. Заботься обо мне, будь рядом, и я сделаю всё, чтобы ты светилась от счастья.

– Если я буду светиться ещё больше, чем сейчас, тебе придётся спать в солнцезащитных очках.

– Есть куда более надёжный выход. – Он накрыл её одеялом.

– С каждым разом твои шутки нравятся мне всё больше, – сказала она, выбравшись наружу.

– Я впервые не пошутил, и вот какой результат.

– Перестань! Если ты продолжишь шутить, я не успею добежать до туалета.

– Ничего, милая, через несколько лет ты привыкнешь к моему низкопробному юмору.

Он вернулся к альбому. Общие фотографии подопечных классов чередовались с фотографиями учительского состава. На поздних кадрах с правой руки Яны исчезло обручальное кольцо. Она прожила с мужем большую часть взрослой жизни, родила ему дочь и до последнего находилась рядом. Его переживания меркли в сравнении с тем, через что прошла она.

На предпоследней странице альбома к примелькавшимся учителям присоединилась красивая женщина в явно дорогой одежде. Свежий снимок был сделан на школьном крыльце в мае этого года. «Всего полтора месяца назад», – лихорадочно подсчитал он. Два десятка человек расположились на ступенях вокруг важной особы, коей, несомненно, являлась стройная женщина. Он смотрел на неё целую минуту, пока не пришёл в себя от шока.

– Кто это? – дрожащий палец уткнулся в шикарно одетую незнакомку. Яна заглянула в альбом.

– Один из директоров попечительского фонда. Эльвира Троер. Деньги фонда помогают кормить учеников из бедных семей горячими обедами, а также покрывать расходы на экскурсии и рабочие тетради.

– Троер? Что за странная фамилия.

– Это фамилия её богатого мужа. – Она сладко зевнула. – Очень влиятельный человек, если я правильно помню. Девочки читали про него в интернете. Ты её знаешь?

Он покачал головой, чтобы с языка не слетело лживое «нет». Смерть Вадима и порнографический ролик Яны не касались.

– Она не похожа на учителя.

– Ну да. На ней платье от Диор за пятьдесят тысяч. Учителям такие наряды не по карману. Приезжает раз в год, пьёт чай, обсуждает что-то с директором и мчится дальше на своём лимузине.

– Не завидуй ей, – сказал он. – На деньги можно купить комфорт, но не счастье. А платье от Диор я тебе подарю.

Странная случайность помогла найти героиню фильма для взрослых независимо от программы распознавания лиц. Надо поставить друзей в известность. Теория с вымогательством заиграла новыми красками. Вероятнее всего, Вадим требовал деньги у Эльвиры Троер, шантажируя её компрометирующей записью. Как он её получил? Снял в одной из своих многочисленных квартир? Ох, Джон, во что же ты вляпался. Оставил детей сиротами, утянув за собой в бездну их мать, ради пригоршни монет.

Случайность? Пол, ты не веришь в случайности. Не к добру это. Будь предельно осторожен и не смей подставлять Яну под удар.

Он дотянулся до лежащего на столике телефона и обнаружил, что тот не подаёт признаков жизни. Интересно, как давно разрядился аккумулятор. Час назад? Пять часов назад? Ничего, утром подключится к зарядному устройству Яны, если шнур подойдёт, и сразу свяжется с парнями. Нечего тревожить их сон в середине ночи.

– Не надо покупать мне платье, Рома. Если я уйду в декрет, тебе придётся работать одному. Такие огромные траты ни к чему.

Писатель не смог лишить себя от удовольствия поцеловать свою наивную женщину в лоб.

– Я зарабатываю, даже когда не пишу. О деньгах тебе больше не придётся беспокоиться.

– Ничего себе. Ты богатый.

– Глупости. Я хорошо обеспечен, только и всего.

«В общий чат отправлять сообщения больше нельзя, – думал он. – Если телефон Вадима у убийцы, всё, что туда приходит тут же читается. Первым делом с утра нужно предложить парням собраться».

– Хорошо, – тихо ответила она. – Можно спросить тебя кое-что?

– Конечно. – Он положил бесполезный телефон обратно на столик – У меня нет от тебя секретов.

– Почему я? Ты мог бы выбрать себе молодую девушку без детей. Думаю, их вокруг тебя вьётся немало.

Он знал, что она спросит нечто подобное. Как же плохо она его знала.

– Мне нужна ты, Яна. Твой характер, профессия, внешность… в тебе совпало всё, что мне нужно от женщины. Тем более мы вместе учились. Ты очень важна для меня. Ни фотомодели, ни юные нимфетки, ни дамы с накачанными губами не принесут мне счастье. Перед тем, как мы уснём, я хочу… – Он не договорил. Её губы потянулись к нему.