Игра в отношения

18

Форд смотрел на некогда бравую наемницу, еще совсем недавно такую сильную и волевую личность, смотрел, как она отворачивает лицо, чтобы утаить свои скупые слезинки, против воли прорывающиеся сквозь так сильно треснувшую маску безжалостной убийцы…

И ему разрывало сердце эта картина. Такое неподдельное отчаяние. Такая иссушающая тоска была во всем образе Эрики, что хотелось обнять ее, спрятать в больших ладонях это маленькое замученное создание, укрыть от всего мира. Он отчаянно желал залезть в ее хорошенькую голову и собственноручно устроить там генеральную уборку, вышвырнуть лишнее, спрятать ненужное, отряхнуть от пыли самое главное, поменять пару лампочек — подарить немного света мыслям, пробудить надежду, веру в людей, в себя, в него в конце концов. Ведь она сомневается в его намерениях и возможностях. Не верит, что он сможет осилить такой груз. Даже не понимая, что сам Форд ни разу не считал Эрику грузом. Тем более — непосильным.

Доктор Норинг смотрел, как старый маг-целицель накладывает на открывшуюся рану новые заклинания, усиливая их силу слой за слоем, останавливая кровь, стягивая края, наращивая новые ткани, взамен откусанных. Тонкая работа. Сложная и кропотливая. А еще приносящая Эрике страдания. Не смотря на все попытки магов и даже самого дракона обезболить наемницу, ничего у них не получалось. Притупить боль, слегка облегчить еще смогли, но не более. Будто на ней стояла защита от такого рода магии. И даже само лечение проходило туго. И Форд начинал подозревать, что так медленно рана заживала по той же причине, почему Эрику не брала магическая анестезия. Маги предлагали дурманы, чтобы успокоить боль, но от этого варианта наемница отказалась, опасаясь пристраститься. А потому терпела. Страдала, но стиснув зубы, пережидала новые вспышки боли, которые порой переходили в более легкие и ноющие, но в целом не отпускающими ее на совсем.

— Я не понимаю, майса, — недовольно качает головой маг, продолжая свою работу над порванным бедром. — Ранение серьезное конечно, но на моем веку, с какими только ужасами и кошмарами мне не приходилось работать, что ваша беда кажется простой царапиной на их фоне. И все же… вы восстанавливаетесь просто преступно медленно! И даже делаете пару шагов назад, разрывая то, что успело нарасти.

— Простите, — едва слышно выдавливает из себя Эрика, так и не повернув головы. — Я не нарочно.

— Нет, милая моя! — сурово сдвигает седые брови старик маг. — Вы именно что нарочно! Вы не даете себе выздороветь! Своим вот этим общим состоянием уныния, своей апатией. Нежеланием жить. За что вы наказываете себя?

— Но я ничего не делаю, — в растерянности Эрика даже повернула голову в сторону мага и мельком скользнула взглядом по Форду, заметив, как пристально тот на нее смотрит и с каким прищуром, будто сейчас придушит неразумную за то, что она не дает себе выздороветь. — Я же не вскрываю рану нарочно! Она сама не заживает толком. А я больше всего на свете хочу снова стать полноценным бойцом! Приносить пользу академии, ходить в конце концов!

— Ну так и ходили бы, — злится маг, разжигая над бедром нечастной новую волну целительной магии, — так нет же… не позволяете себе выздороветь. Даже обезболить себя не позволяете.

Форд молчал. Наблюдал, слушал и стоически молчал, пока целитель делал свое дело. Он едва дождался ухода мага. Нетерпеливо закрыл за ним дверь и вернулся в Эрике в спальню, но даже не подошел к ней. Наемница могла видеть только напряженную мужскую спину. Доктор Норинг не хотел сейчас говорить, чтобы не испортить и без того паршивые отношения. Но и уйти не мог. Не хотел. А потому он стоял у окна, невидящим взглядом шаря по окрестностям, на самом же деле, просто отвлекал себя, чтобы не устроить Эрике разнос. Некрасивый и влекущий за собой женские обиды.

Нет, Форд не хотел всех этих последствий, а потому молчал, играя желваками и мысленно уговаривая себя успокоиться.

— Ну, скажи уже, — вдруг раздраженно вклинился в его мысли голосок Эрики. — Давай, Форд, не тяни. Выскажись! Сейчас стекла в окнах потрескаются, сколько в тебе невысказанных мыслей бродит!

— Я должен перекипеть, — ровным и ничего не выражающим голосом отвечает доктор, на самом деле закипая изнутри. Пресекая попытки Эрики втянуть его в дискуссию. Уж чего им точно не надо, так это лишних конфликтов. — Отдохни, поговорим потом, — вздыхает Форд,

— О чем? — печальный хмык со стороны женщины и она снова обреченно отворачивает лицо, словно желая и без того достаточное расстояние между ней и Фордом разорвать еще хоть на чуточку, лишь бы подальше. Форд скривился, видя это в отражении стекла.

— О психосоматике, Эрика, — поворачивается наконец-то к ней Форд и недовольно хмурит брови. — О том, что твои тараканы в психике стали опасны для твоего здоровья. Маг прав, пока ты сама не захочешь поправиться, лучше не станет. Ты должна понять, что всего достойна. И любви и счастья и семьи! Что ты не проклята! Должна простить себя за свое прошлое! И перестать обвинять и принижать себя. Только тогда, когда ты осознаешь свой недуг психический и начнешь с ним бороться, тогда и тело твое пойдет на поправку.

— Звучит как-то не очень правдоподобно, — испуганным шепотом отвечает Эрика.

— Да, — недобро усмехается Форд, — для мира не знакомого с современными науками моего прежнего мира, трудно понять все причинно-следственные связи между сознанием и телом. Поэтому подробности потом, когда отдохнешь, у нас будет более предметный разговор. Итак уже столько времени потеряли из-за твоих закидонов и попыток отдалиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Для тебя же стараюсь, — то ли болезненно улыбается, то ли хочет расплакаться Эрика. В ответ Форд лишь отчаянно и зло растер себе лицо ладонями и что-то невнятно прорычал.

— Так, — вдруг резко взял себя в руки Норинг, — ты должна отдохнуть. Вот и отдыхай! И не буди во мне зверя. Могу ведь и транквилизатор принести. Уснешь, как младенец!

— Кажется, тебе самому отдых нужен, — понимая, что доконала мужика и ходит по тонкому льду, Эрика старается его не провоцировать, но и промолчать не может.

— Обойдусь, — раздраженный рык пацифиста-менталиста и притихшая наемница снова отворачивается, чтобы не злить больше Форда, оставляя его наедине со своими мыслями.

— Да вы блин издеваетесь, что ли?! — Форд зло ударился головой об подушку, желая убиться хотя бы до утра. Ни сил, ни желания идти и проверять, что за переполох снова в замке не было совершенно. Прошла неделя с того самого серьезного разговора с Эрикой, когда Форд ей по полочкам разложил все перспективы ее безрадужного мышления. Наемница тогда злилась за правду, выливаемую на нее доктором. Она была растеряна, не ожидая никакой атаки, а Форд именно что атаковал. Ее мозг и психику. Давил и обещал скорую кончину, если женщина не возьмет себя в руки, не перестанет разрушать саму себя и наконец-то простит себе свои грехи, примет себя такой, какая она есть и какой ей придется дальше жить.

Эрика не шла на контакт, не хотела принимать всю эту жестокую правду о себе. Но согласилась попробовать. Хотя бы рискнуть… жить дальше. Да, уже не боевая единица. Да, на ее совести десятки, а может и больше загубленных жизней. Форд не хотел вникать в эти нюансы. Ему хватало общей картины, количество убитых уже не меняло дела.

Как и прежде доктор не прибегал к игре, с того раза, как Эрика сама обозначила ее конец. Сейчас он был лишь ее врач, пытающийся вытащить ее замызганную душу на веет божий и привести ее в чувство. И хотя больше всего ему хотелось обнять несчастное создание. Спрятать в капкане своих сильных рук и губами собрать ее отчаянные слезы… не оглядываясь на свои желания и порывы, Норинг держал себя в руках. И не нарушал протокола лечения.

Кайли тоже подключилась. По просьбе брата она теперь занималась йогой не в скромном одиночестве, запершись в своих покоях, дабы не смущать неподготовленные умы ни к таким зрелищам, как женская фигурка в облегающих легенсах, стоящая в позе «мама мыла пол», ни к таким физическим нагрузкам. Теперь шаг за шагом бывшая полицейская помогала наемнице заново узнавать свое тело и владеть им. Таким, какое есть. Без оглядки на прошлое. Без стенаний об утраченных перспективах. Лишь исходя из того, что дано здесь и сейчас, Эрика училась заново радоваться жизни. Хотя, если наемница хочет быть честной с самой собой, то вынуждена признать, сейчас она наверное впервые радуется по настоящему.

Это трудно. Доверять. Довериться… после безрадостного детства, после ужасного отрочества, после первой крови, обагрившей ее тогда еще толком не умевшей убивать, руки. После всех тех смертей, причиненных осознано и с верой, что делаешь что-то правильно, казнишь преступников, помогаешь людям. После первых сомнений в правильности выбранного пути. После того, как сама успела погибнуть, чтобы жить дальше… вот после всего этого… ужасно трудно кому-то доверять. Не своей силе, скорости, ловкости и уму. А кому-то, кто слабее тебя, но обещает защитить.

И все-таки, Эрика рискует. Она доверяется Форду. Его взбалмошной сестрице, которая умудряется выковыривать мозг даже Брайтону. И… ей нравиться та Эрика, какая из нее получается. Пусть слабая. Пусть… в некотором роде калека, хотя маги уверяют, что рана заживать стала в разы быстрее, наемница все еще сомневалась, сможет ли она полноценно ходить, не хромая. Впрочем… занятия с Кайли легкой вариацией йоги, глубокие медитации и регулярные разговоры с гуру психиатрии сделали свое дело.

Эрика перестала себя отрицать, как человека. И хотя до полного принятия себя было еще далеко, все-таки желание жить в ней проклюнулось. Особенно после того, как Форд показал ей целый журнал с яркими реалистичными картинками, похожими на маги-снимки, только на бумаге, а не в кристалле. Там были изображены люди с увечьями разной степени тяжести. И описаны истории этих людей. Кто где потерял ногу, кто руку, кто обе. Кто-то родился с неправильным мозгом, как объяснял ей Норинг болезни, о каких в этом мире не знали. Но самое интересное — то, кем стали эти люди, чего добились, не опустили оставшиеся конечности, не причислили себя к касте недостойной жизни, любви, приключений, путешествий, образования, побед на спортивных состязаниях… это… это было очень сильно.

Эрика украдкой утирала слезы, слушая очередную историю успеха человека, кто в этом мире мог рассчитывать лишь на милостыню под храмом. Мотивирующие истории, которые заставили понять ее одну истину: не наличие здоровых конечностей делает нас героями. Если человек боец по своей сути, он пробьется сквозь любую толпу, даже если ему придется ползти без ног и хвататься зубами за не именем рук. И ей стало стыдно. За слабость проявленную в этом непростом испытании. Испытании, которое она провалила, когда люди в куда более плачевной ситуации находили в себе силы и боролись. Не сломались, как сломалась она.

И стоило наемнице осознать свою мелочную слабость, как она нашла в себе силы принять помощь. Заставила себя довериться Форду. Хотя бы… в вопросе ее желания жить. О том, что она достойна, или по ее версии нет, такого мужчины разговор пока не заводился, словно сам Форд его игнорировал, поставив в приоритете ее жизнь, а не их несостоявшиеся отношения.

— Я пацифист! Я миролюбив! — уговаривал себя Норинг, все еще надеясь уснуть, пытаясь не обращать внимания на доносившийся с улицы шум. — У меня нет желания убивать… — продолжал он самовнушение, опасаясь, что еще немного и все его принципы пойдут по боку, — я просто хочу отдохнуть! Я сплю! Меня нет здесь! Чтобы там ни случилось, меня нет. И не будет еще пару дней! Даже если море вышло из берегов!

Но вселенная не слышала монотонных стенаний доктора Форда в его многострадальную подушку. А потому спустя всего каких-то пару-другую минут и в двери его покоев требовательно затарабанили.

— О! Это все-таки издевательство! — буквально провыл он, заставляя оторвать свою гудящую голову от подушки. — Да входи уже, Брайтон! — рыкнул он недобро и все же поднялся к постели.

— Я знаю, что ты устал, — виновато заговорил командир гвардейцев, опустив приветствия.

— Я понял, понял уже… — зевнул Форд, нехотя натягивая на себя рубашку. — Пойдем, покажешь, кому мозги вправлять…

— Форд, — тормознул друга Брай, — все серьезней, чем ты можешь себе представить.

— М? — заинтересованно глянул доктор, впрочем не спеша унывать, мало что может впечатлить главврача психлечебницы.

— Слушай… у тебя остались еще те чудо препараты, которыми ты успокаивал Эрику в истерике?

Форд только скорбно вздохнул и отправился в свой замагиченных тайник за транквилизаторами.