Исландские пряди

1

Жил человек по имени Торхалль. Он жил в Синих Лесах[1775] в Жилище Торхалля. Был он человек зажиточный и уже в летах, когда случилась эта сага. Торхалль был невелик ростом, безобразен и не особенно сноровист, однако искусен в работе по железу и дереву. Он жил тем, что варил пиво на тинге[1776], и благодаря этому скоро стал известен всем знатным людям, потому что это они большей частью покупали у него пиво. Случилось же так, как нередко бывает, что и пиво, и те, кто им торговали, не всем приходились по вкусу. Торхалля нельзя было назвать расточительным, был он скорее скуп. Он плохо видел, и у него вошло в привычку покрывать голову меховым капюшоном. Так он всегда и ходил на тинге, и оттого что он не был именитым человеком, люди прозвали его Пивным Капюшоном. Это прозвище к нему и пристало.

Однажды осенью Пивной Капюшон, как обычно, отправился в свой лес нажечь угля. Лес тот находился за Горой Храфна[1777], к востоку от Длинного Склона[1778]. Там он провел несколько дней, добывая уголь. Как-то раз ночью сидел он над ямами, в которых горели стволы деревьев, и не спал. А когда ночь подошла к концу, он уснул. И вот огонь поднялся из ям и перекинулся на соседние ветки, и они тотчас же загорелись. Вскоре огонь перешел на лес, и он запылал. Тут подул сильный ветер. Пивной Капюшон проснулся и обрадовался своему спасению. Пламя охватило лес. Сперва сгорел тот лес, которым владел Пивной Капюшон, но потом огонь перекинулся на другие леса, и они были выжжены дотла. Теперь это место зовется Выжженная Пустошь.

Сгорел там и лес, который назывался Лес Годи. Им владели сообща шесть годи[1779]. Один из них был Снорри Годи[1780], другой — Гудмунд сын Эйольва[1781], третий Скафти Законоговоритель[1782], четвертый Торкель сын Гейтира[1783], пятый Эйольв сын Торда Крикуна[1784], шестой Торкель Бахрома сын Рыжего Бьёрна[1785]. Они купили этот лес, чтобы использовать его для своих нужд на тинге.

Потом Пивной Капюшон возвратился домой, а слух о пожаре разнесся по округе. Первым из тех, кто понес убытки, об этом прослышал Скафти. Осенью он послал весть на север в Островной Фьорд[1786] с людьми, которые ездили из одной местности в другую, и велел сказать Гудмунду о сожжении леса, а еще о том, что дело это прибыльное. Такое же известие он отправил на запад людям, которые владели лесом. За зиму весть облетела их всех, и было решено, что шестеро годи встретятся на тинге и будут действовать сообща, а Скафти тем временем возбудит дело, потому что он живет неподалеку[1787].

Когда наступила весна и подошли дни вызова в суд[1788], Скафти поехал с большим отрядом и вчинил Пивному Капюшону иск о сожжении леса. Он потребовал, чтобы тот был объявлен вне закона[1789]. Пивной Капюшон вспылил, стал хвастать и говорить, что у Скафти, верно, поубавится спеси, когда на тинг приедут его друзья. Скафти ничего на это не ответил и уехал.

Летом на тинг прибыли шестеро годи, владевшие лесом, и не откладывая держали совет. Они договорились начать тяжбу и вести ее так, чтобы получить как можно больше выгоды или добиться того, чтобы самим выносить решение по этому делу.

Пивной Капюшон приехал на тинг и привез пиво на продажу. Он встретился со своими друзьями и постоянными покупателями и попросил у них поддержки, предложив им купить пива, однако все они в один голос отвечали, что прежде уже заключали с ним сделки, но никакой выгоды от этого не имели, и еще говорили, что не хотят рисковать и ссориться из-за него с такими могущественными людьми. Никто не захотел ни поддержать его, ни торговать с ним. Решил он, что совсем плохо дело. Тогда он пошел по землянкам, но никакого ответа не получил, хотя и просил людей о поддержке. Пришел тут конец его заносчивости и дерзости.

Как-то раз Пивной Капюшон зашел в землянку Торстейна сына Халля с Побережья[1790] и попросил у него помощи. Торстейн дал ему тот же ответ, что и другие.

2

Одного человека звали Бродди сын Бьярни, он был шурином Торстейна и сидел рядом с ним. Бродди было тогда двадцать лет[1791]. Когда Пивной Капюшон вышел из землянки, после того как Торстейн отказал ему в помощи, Бродди сказал:

— Сдается мне, зять, что этот человек не заслуживает изгнания, и мало чести тем, кто так заносится, что вчинил ему иск. Я думаю, ты согласишься, что было бы благороднее оказать ему поддержку.

Торстейн отвечает:

— Помогай ему, коли тебе так хочется, а я тебя в этом поддержу, как и во всем другом.

Бродди поручил одному человеку привести Пивного Капюшона. Тот вышел и увидел его у стены землянки. Он стоял там и жалобно плакал. Человек пригласил Пивного Капюшона в землянку и приказал перестать плакать:

— И не вздумай хныкать, когда войдешь к Торстейну.

Пивной Капюшон заплакал от радости и поступил как ему было велено.

Когда они предстали перед Торстейном, Бродди сказал:

— Торстейн, мне кажется, не прочь тебя поддержать, и он считает, что дело это вздорное. Не мог же ты спасать чужие леса, когда сжег свой.

Пивной Капюшон спросил:

— Кто этот видный человек, что сейчас говорит со мной?

— Зовут меня Бродди, — отвечает тот.

Тогда Пивной Капюшон сказал:

— Уж не Бродди ли ты, сын Бьярни?

— Так и есть, — говорит Бродди.

— Ты и выглядишь благороднее других, — сказал Пивной Капюшон, — и имеешь на то основания.

Тут он разговорился и совсем осмелел.

— Пора тебе, Бродди, помочь ему, раз ты так решил, — сказал Торстейн, — а то что-то уж больно он тебя расхваливает.

Бродди поднялся, и с ним много людей, и вышел из землянки. Он отвел Пивного Капюшона в сторону и поговорил с ним с глазу на глаз. Затем они направились на поле тинга. Там собралось много народу, все они были на лёгретте[1792]. А когда люди разошлись, Гудмунд и Скафти остались сидеть и толковать о законе. Бродди и его спутники бродили по полю тинга, а Пивной Капюшон отправился на лёгретту. Он упал на землю, подполз к их ногам и сказал:

— Я счастлив, что повстречал вас, знатные люди и милостивые хёвдинги! Может быть, вы не откажете мне в помощи, добрые люди, хотя я и недостоин этого, потому что без вашей поддержки мне конец.

Долго пересказывать все, что говорил Пивной Капюшон, а держал он себя как самый ничтожный человек. Гудмунд сказал, обращаясь к Скафти:

— Жалок этот человек.

Скафти отвечает:

— Куда же подевалось твое высокомерие, Пивной Капюшон? Не думал ты весной, когда мы вчиняли иск, что тебе придется просить меня разрешить нашу тяжбу[1793]. Видно, мало тебе было проку от поддержки хёвдингов, которой ты мне тогда грозился.

Пивной Капюшон говорит:

— Был я тогда не в себе и, что всего хуже, не хотел, чтобы ты сам нас рассудил. А о хёвдингах и говорить нечего: стоит им только вас завидеть, как они все становятся малодушными. Счастлив буду я, если вы возьметесь разрешить мое дело. Могу ли я только на это надеяться? Ведь ты, Скафти, должно быть, так на меня разгневался, что теперь и не захочешь за это браться. До чего же я был глуп и неразумен, когда ответил отказом на твое предложение, а теперь я не осмеливаюсь показаться на глаза свирепым людям, которые наверняка убьют меня, если вы оба за меня не заступитесь.

Он все твердил одно и то же и говорил, что почтет за счастье, если они сами возьмутся рассудить их тяжбу:

— Сдается мне, что сохраннее всего моим деньгам будет у вас.

Гудмунд сказал, обращаясь к Скафти:

— Не думаю, что он заслуживает изгнания. Не пойти ли нам ему навстречу, позволив самому выбрать людей для ведения тяжбы? Не знаю только, как на это посмотрят другие истцы.

— В таком случае, добрые люди, — говорит Пивной Капюшон, — вы не откажете мне потом в своей защите.

Скафти сказал:

— В моей власти покончить с этим делом, ибо я его возбудил. Так и поступим, Пивной Капюшон: мы с Гудмундом возьмем все на себя и сами вынесем решение, и тем прекратим тяжбу. Думаю, это пойдет тебе на пользу.

Пивной Капюшон поднялся, и они подали друг другу руки. После этого Пивной Капюшон назвал одного за другим свидетелей, и те подошли. Первыми Пивной Капюшон назвал Бродди и его спутников.

Скафти сказал:

— Ответчик пригласил нас с Гудмундом рассудить это дело, и хотя все мы, потерпевшие ущерб, договорились, что сами сообща вынесем по нему решение, мы с Гудмундом охотнее других готовы взять это на себя, если только Торхалль согласится. Вы — свидетели, что дело это требует уплаты штрафа, а не изгнания. Ударим по рукам, и я объявляю об окончании тяжбы, которую я начал весной.

После этого они ударили по рукам.

Тогда Скафти сказал Гудмунду:

— Не покончить ли нам на месте с этим делом?

— Твоя правда, — ответил Гудмунд.

Пивной Капюшон сказал:

— Не стоит так спешить, ведь я еще не решил, кого мне выбрать — вас или других.

Гудмунд сказал:

— По нашему соглашению выносить решение должны мы, если только ты не выберешь для этого кого-нибудь другого из числа тех, кто вместе с нами вчинил тебе иск.

Пивной Капюшон отвечает:

— Не о том ли я хлопотал все это время, чтобы судили не они? Однако, когда мы ударили по рукам, было решено, что те двое, кого я назову, будут выбраны по моему усмотрению.

Спросили у свидетелей. Люди Гудмунда и Скафти стали спорить, что был такой уговор, но Бродди и его спутники подтвердили, что так и было условлено и что Пивной Капюшон сам должен назначить людей, чтобы те вынесли решение.

Тогда Скафти сказал:

— Что за этим кроется, Пивной Капюшон? Я вижу ты уже не поджимаешь хвост, как прежде. Кому же ты намерен поручить рассудить нас?

Пивной Капюшон сказал:

— Не долго стану я раздумывать. Я выбираю Торстейна сына Халля и Бродди сына Бьярни, его шурина, и думаю, что это больше пойдет на пользу делу, чем ваше вмешательство.

Скафти сказал, что, по его мнению, дело и так обстоит неплохо, кто бы его ни решал:

— Потому что дело наше ясное и правое, а у них достанет ума понять, что с тобой нужно поступить по всей строгости закона.

Пивной Капюшон присоединился к спутникам Бродди, и люди разошлись по землянкам.

3

На следующий день должно было быть вынесено решение. Торстейн и Бродди держали совет. Торстейн хотел присудить к уплате большего штрафа, но Бродди сказал, что поступить надо так, как считает он, и что он сам вынесет решение. Бродди предложил Торстейну на выбор — либо обнародовать решение, либо держать ответ, если кто-нибудь станет возражать. Торстейн предпочел объявить приговор, чем препираться с годи. Затем Торстейн сказал, что Пивному Капюшону недолго осталось ждать решения своей участи и что он должен будет уплатить всю сумму сполна у Скалы Закона[1794]. После этого они отправились к Скале Закона, и когда было произнесено все, что следует согласно судебному обычаю, Торстейн сын Халля спросил, здесь ли годи, вчинившие иск Пивному Капюшону.

— Мне было сказано, что мы с Бродди должны рассудить это дело. Сейчас мы объявим решение, если вы готовы его выслушать.

Те сказали в ответ, что надеются услышать справедливый приговор.

Тогда Торстейн сказал:

— Сдается нам, что невелика была цена вашему лесу. Стоил он немного, да и проку вам от него было не больше — слишком уж далеко он находился. Каково же должно быть своекорыстие людей, владеющих многим, чтобы и на этом захотеть нажиться. Пивной Капюшон не должен держать ответ за ваш лес, когда он сжег свой, и произошло это по чистой случайности. Но раз этому делу был дан ход, должно быть назначено возмещение. Вы вшестером владели этим лесом. Мы хотим, чтобы вы получили по шесть локтей домотканого сукна[1795] каждый и чтобы уплачено вам было здесь на месте.

Бродди уже отмерил и разрезал домотканую материю и тут принялся кидать ее им, каждому по куску, приговаривая:

— Возмещение, достойное труса.

Скафти сказал:

— Нетрудно заметить, Бродди, что тебе не терпится с нами поссориться. Ты неплохо постарался в этом деле, а теперь не прочь вступить с нами в открытую вражду. Я думаю, в другой тяжбе нам повезет больше.

Бродди ответил:

— Немало тяжб придется тебе выиграть, Скафти, прежде чем ты возместишь ущерб, который тебе нанес Орм, твой родич, за то что ты сложил его жене любовную драпу[1796]. Скверное это было дело, и заплатить за него пришлось сполна.

Тут Торкель Бахрома сказал:

— Куда как недальновидно поступают такие люди, как Бродди. Ради дружбы с Пивным Капюшоном или его подарков он готов превратить своих противников в заклятых врагов.

Бродди говорит:

— Что ж недальновидного в том, чтобы держать свое слово, хотя бы и была разница между вами и Пивным Капюшоном? А вот ты-то точно недоглядел, когда отправился на весенний тинг[1797] и не уступил дорогу Стейнгриму. У него-то жеребец был хорошо откормлен, вот он и наехал на тебя сзади, а кобыла твоя возьми да упади под тобой, уж больно была она тощая. Не знаю наверняка, что там между вами произошло, но люди видели, как ты лежал без движения, оттого что лошадь зажала копытами твой плащ.

Эйольв сын Торда сказал:

— Мало того, что этот человек обвел нас вокруг пальца, он еще и позорит нас перед всеми.

Бродди говорит:

— Вовсе я вас не обманывал. А вот тебя-то и вправду провели, когда ты ехал на север в Полуостровной Фьорд[1798] и украл быков у Торкеля сына Эйрика[1799]. Старри из Боговых Долин[1800] бросился тебя преследовать, но ты заметил погоню, только когда добрался до Озерной Долины[1801]. Был ты тогда так напуган, что обернулся кобылой[1802] — неслыханное дело! — а Старри и его люди пригнали быков назад. Что ни говори, а уж он-то тебя точно обвел вокруг пальца.

Тогда Снорри Годи сказал:

— Не пристало нам браниться здесь с Бродди, однако при случае мы припомним ему, с какой враждебностью он с нами обошелся.

Бродди говорит:

— Не много будет тебе чести, Снорри, коли ты станешь ломать голову над тем, как мне отомстить, когда ты и за отца-то своего не отомстил[1803].

Торкель сын Гейтира, сказал:

— Похоже, что не зря ты носишь свое имя[1804]: всем ты пытаешься досадить, но не все это стерпят. Придет время и тебе быть убитым.

Бродди сказал:

— Негоже нам, родич, поминать перед всеми несчастья наших близких. Однако что толку скрывать то, что известно многим: Бродд-Хельги был убит. Слыхал я также, что отец твой в конце концов получил за это по заслугам. Да и тебе нетрудно будет нащупать то, чем отметил тебя мой отец в Долине Битвы[1805].

На этом они расстались и разошлись по землянкам. Здесь Пивной Капюшон выходит из саги.

4

На следующий день Бродди отправился в землянку Торкеля сына Гейтира, вошел и заговорил с ним. Торкель отвечал неохотно и был сильно разгневан. Бродди сказал:

— Я потому пришел к тебе, родич, что был не прав. Наговорил я тебе все это по молодости лет да по глупости, не допустим же, чтобы из-за этого испортились наши родственные отношения. Прими от меня в дар этот меч с резной рукоятью. Хочу я еще, чтобы ты погостил у меня летом, тогда увидишь ты, что нет у меня лучших сокровищ, чем те, какими я тебя наделю.

Торкель с благодарностью принял подарок и приглашение и сказал, что он всегда хотел, чтобы их отношения были хорошими. После этого Бродди вернулся к себе.

Вечером накануне окончания тинга Бродди шел на запад через реку. Он уже сходил с моста и тут повстречал Гудмунда. Они не сказали друг другу ни слова и разошлись. Тогда Гудмунд обернулся и спросил:

— Какой дорогой поедешь ты с тинга, Бродди?

Тот обернулся и ответил:

— Если тебе так не терпится это узнать, я поеду через Киль в Полуостровной Фьорд, а оттуда в Островной Фьорд и дальше через Ущелье Светлого Озера к Комариному Озеру, а там через Подмаренничную Пустошь[1806].

Гудмунд сказал:

— Я надеюсь, ты сдержишь свое слово и поедешь через Ущелье Светлого Озера.

Бродди говорит:

— Сдержу, будь уверен. А ты что ж, Гудмунд, думаешь преградить мне путь? Здорово же у тебя чешутся руки, если ты загораживаешь мне этот горный проход, так что мне и не проехать там с моими спутниками. Не закрываешь же ты тот проход, что у тебя в заду, чтобы быть без изъяна!

Они разошлись, а слова эти облетели весь тинг. Когда об этом узнал Торкель сын Гейтира, он пошел к Бродди и попросил его, чтобы тот ехал через Пески[1807] или по восточной дороге.

Бродди говорит:

— Я поеду той дорогой, какой обещал Гудмунду, иначе он может счесть меня малодушным.

Торкель сказал:

— Поедем тогда вместе, родич, и возьмем с собой наших людей.

Бродди охотно согласился, сказав, что почтет за честь иметь его своим спутником. Затем Торкель и Бродди отправились со своими людьми на север через Бычью Пустошь. Был с ними и Эйнар сын Эйольва, тесть Торкеля. Они подъехали к Поперечной Реке[1808] и там заночевали. Эйнар и дальше сопровождал их с большим отрядом, и они не расставались до самой Дрожащей Реки[1809]. Потом Эйнар поехал домой, а Торкель и Бродди не останавливались, пока не приехали к себе на восток в Оружейный Фьорд[1810].

В то лето Торкель поехал погостить к Бродди, своему родичу, и получил богатые подарки. До конца своей жизни оставались они добрыми друзьями и сородичами.

Здесь кончается сага о Пивном Капюшоне.

1

Жил человек по имени Кетиль, по прозвищу Гром[1811]. Он был сыном Тидранди и жил в Заливе Ньёрда[1812]. Жену его звали Торгерд. Их сыновей звали Торкель и Эйольв[1813]. У них на воспитании был мальчик по имени Тидранди, он был сыном Гейтира[1814] и считался самым многообещающим молодым человеком в Восточных Фьордах[1815].

Одного человека звали Бьёрн сын Корека[1816], он жил в Долине Обвалов[1817]. Его считали хорошим хозяином, и у него было несколько братьев.

Рассказывают, что однажды летом был назначен конский бой. Владельцем одного из коней был Кетиль бонд из Залива Ньёрда, а другого — Бьёрн сын Корека. Многие пришли поглядеть на эту потеху, и там было большое веселье. Тидранди сын Гейтира тоже был там. Состязание закончилось тем, что победителем вышел конь Бьёрна.

После этого Бьёрн обратился к Тидранди и сказал:

— Я бы хотел, чтобы мы с тобой стали друзьями, и в знак дружбы прими от меня в дар коня, которого я сегодня выставил на бой.

Тидранди поблагодарил его за подарок — «и, конечно же, я обещаю тебе взамен свою дружбу».

Бьёрн отвечал, что получил то, чего хотел.

Был там среди собравшихся человек по имени Торир, его прозвали Ездок-в-Англию[1818]. Он тоже сказал, что хотел бы водить дружбу с Тидранди. Он приехал в Исландию двумя годами раньше и гостил у Бродд-Хельги[1819]. Они были большие друзья.

Рассказывают, что той осенью к Бьёрну сыну Корека и его братьям попросился на ночлег один человек. Он назвался Асбьёрном по прозванию Молот[1820]. Собой он был велик и похоже, что силен, человек с виду наглый, черноволосый, долговязый и длинношеий, с недобрым взглядом. Его спросили, откуда он родом. Он отвечал, что с юга и что прежде жил у Асгрима сына Ладейного Грима[1821].

— А теперь я ищу себе другое место, — и говорит, что если кому-нибудь вдруг понадобится хороший работник, «им не следует проходить мимо меня».

Они сказали, что им самим как раз пригодится умелый работник. И вот он поселился у сыновей Корека. Им пришлись по душе и то, как он справляется со своей работой, и его нрав, и чем дольше он там оставался, тем больше они им были довольны. Он пробыл у них некоторое время, около трех зим, и скопил денег, а потом собрался уходить и попросил их подыскать ему какое-нибудь жилище[1822]. Братья сказали, что ему куда больше пристало жить у кого-нибудь домочадцем, чем своим домом. Тот отвечал, что не заслужил их недоверия. Тогда они нашли ему жилище в своей округе, однако он и там жил по большей части на их деньги, и так как он не остерегался залезать в долги, сильно им задолжал.

Тогда Бьёрн сказал ему:

— Сдается мне, не такой ты человек, чтобы вести хозяйство самостоятельно. Я хочу, чтобы ты возвратился к нам и отработал свой долг.

Тот сказал, что не успел еще освоиться с тем, как самому управляться с хозяйством, и попросил оставить все как есть. На том и порешили. Он накупил себе множество вещей, которые ему очень хотелось иметь. А когда в округу прибыл Торир Ездок-в-Англию, Асбьёрн встретился с ним и сказал, что хочет купить у него товары, которые он привез.

Тот говорит в ответ:

— Неужто у тебя водятся деньги?

Асбьёрн сказал:

— Хоть я человек и небогатый, но знаю, как их скоро нажить своим трудом и бережливостью.

Торир ответил, что, коли так, продаст ему товару.

А когда Торир повстречался с Бродд-Хельги, тот спросил у него, как идет торговля, и он рассказал, как обстоят дела.

— Ты заключил сделку с человеком, к которому у меня нет доверия, и, похоже, с ним не оберешься хлопот.

Летом Торир отправился взыскивать долги[1823]. Он встретился с Асбьёрном Молотом и напомнил ему о том, что тот ему задолжал. Тот отвечал, что знать не знает ни о каком таком долге, так что Торир ничего от него не получил. Сыновья Корека также понесли из-за него большие убытки.

Асбьёрн понял теперь, что его не оставят в покое. Тогда он сбежал из дому, спустился в Залив Ньёрда, встретился с Кетилем и попросил приютить его:

— Вот увидишь, я тебе пригожусь, ведь я работник хоть куда, да и ты человек работящий. А от сыновей Корека я видел мало хорошего.

Кетиль ответил на это, что не склонен оставлять его у себя, и прибавил, что наслышан о его дурном поведении.

— А ты сам меня испытай, хозяин, — говорит тот.

— Неразумно было бы из-за тебя наживать себе врагов, — говорит Кетиль.

— Это тебе не грозит, — сказал Асбьёрн.

Дело кончилось тем, что Кетиль взял его к себе. А когда сыновья Корека узнают об этом, они встречаются с Кетилем из Залива Ньёрда и говорят ему, что Асбьёрн не вернул им долга и что они понесли из-за него большие убытки.

Кетиль ответил, что скорее всего так и есть, — «однако я не собираюсь платить за него».

Тидранди был тогда в Заливе Ньёрда и попытался убедить Кетиля, своего воспитателя, уплатить хотя бы часть долгов Асбьёрна.

Кетиль отвечает:

— Я не стану за него платить, и я соглашусь на то, чтобы они приехали сюда в сопровождении нескольких свидетелей и вызвали его на суд[1824].

— Меня удивляет твое жестокосердие, воспитатель. По мне, так куда лучше было бы уладить это дело полюбовно.

Кетиль отвечает:

— Уж больно ты печешься об этом деле: не оттого ли, что тебе хочется отплатить им за коня, которого они тебе подарили?

Тидранди отвечал, что желает лишь того, что пойдет ему во благо. На этом они расстаются, и те люди садятся на коней и уезжают, а Тидранди отправляется на север в Крестовый Залив. Тем летом он побывал там на сходке. Сыновья Корека порешили, что отправятся в Залив Ньёрда и вызовут Асбьёрна на суд в том случае, если Тидранди также поедет туда погостить. Им казалось, что будет больше толку, если тот поедет вместе с ними.

2

В то же самое лето в Широкий Залив, что лежит между Обжитым Заливом и Городищенским Фьордом[1825], прибыл корабль. На нем было двое кормчих, одного звали Гуннар, а другого Тормод. Они вели торговлю с тамошними жителями и намеревались пробыть там некоторое время. Кетиль явился на корабль и пригласил кормчих к себе. Те отправились к нему на постой. Гуннар был человек отважный, рослый, и сильный, и красивый с виду.

Летом Тидранди приехал к сыновьям Корека. Те приняли его с большим радушием, и он остался там ночевать. Они предложили ему себя в провожатые и пообещали служить ему чем только смогут. Ему это пришлось по душе. Тогда они сказали, что хотели бы поехать вместе с ним в Залив Ньёрда и вызвать Асбьёрна на суд. Тидранди согласился на это.

Старик Корек сказал:

— У меня предчувствие, что из этой поездки не выйдет ничего хорошего, и вы, сыновья мои, подвергаете опасности достойного человека. Ведь вам придется иметь дело с людьми, один из которых, Кетиль, больно уж вспыльчив, а другой — негодяй.

У Корека было трое сыновей: Бьёрн, Торфинн и Халльдор[1826]. Кроме них в этой поездке с Тидранди были Торир Ездок-в-Англию и еще двое, чьи имена не названы, так что вместе их было семеро. Они находились в пути, пока не добрались до леса, который был расположен неподалеку от Залива Ньёрда. Там они спешились и ради забавы принялись метать друг в друга прутья.

Тогда Тидранди сказал:

— Боюсь, как бы мой воспитатель не счел, что нас слишком много, и это его не насторожило.

Их заметил Асбьёрн Молот: он тогда был на болоте и выкапывал торф. Асбьёрн пригляделся, узнал их и сообразил, зачем они явились. Тогда он побросал свои орудия и помчался что было духу домой на хутор. Один из братьев метнул в него прут, и он угодил Асбьёрну в брюхо, однако это не заставило его замедлить бег. Тидранди сказал, что не стоило этого делать. Асбьёрн прибежал домой и ворвался в горницу в большом испуге. Кетиль грелся у очага и спросил, с чего это он так торопится.

Тот отвечает:

— Лучше уж мне держаться от них подальше. А вот ты хотя и слывешь большим храбрецом, даже не помышляешь о мести. И это при том, что из меня торчит копье.

Те же, кто был с Тидранди, запоздали, потому что не могли поехать прямиком через болота. Тидранди сказал, что нетрудно догадаться, что Молот успел покамест наговорить о них.

Кетиль грелся у очага, однако не чувствовал тепла от огня. Он сказал, что ему это кажется странным. Асбьёрн потребовал, чтобы Кетиль отомстил за него, если только у того достанет мужества.

В конце концов Кетиль потерял терпение и сказал:

— Прежде меня нечасто уличали в трусости.

Кетиль выбегает из дома, прихватив длинное копье. Как раз в это время Тидранди и все его спутники заехали во двор. Тидранди сказал своим людям, чтобы те не смели трогать его воспитателя. Тут Кетиль подскочил к Бьёрну сыну Корека и пронзил его копьем, поскольку тот стоял ближе всех. А когда Торир Ездок-в-Англию увидал это, он бросился к Кетилю и нанес ему удар в грудь, и эта рана оказалась смертельной[1827]. Торир Ездок-в-Англию пал там от рук домочадцев Кетиля.

3

Одного человека звали Тьодгейр, а другого Торир Гладкий, оба они были домочадцами Кетиля и пали. После этого Тидранди решил уехать оттуда по тропе, что пролегала к югу от двора, а с ним его товарищи — те из них, кто остались в живых, вместе их было пятеро.

Служанка вбежала в дом и сказала Гуннару и Тормоду о том, что произошло. Те ничего не знали, так внезапно это все случилось.

Она говорит:

— Странные вы люди: сидите здесь, когда хозяин лежит на дворе убитый, и с ним еще кое-кто. Сразу видно, что вы оба ни на что не годитесь.

Гуннар отвечал, что, мол, зря она так разоряется и что в этом нет нужды:

— Укажи-ка нам лучше на того, чья гибель стала бы для них наибольшей потерей.

— Это Тидранди, — говорит эта злосчастная женщина, — и если вы убьете его, это будет хоть какой-то расплатой за нашего хозяина.

Гуннар метнул копье вслед всадникам, и оно попало Тидранди в спину и пронзило его насквозь. Тут его настигла смерть, и он упал с лошади мертвый. Торгерд, жена Кетиля, и ее сыновья были очень недовольны этим убийством и сочли его величайшим несчастьем. Гуннар сказал, что теперь уж ничего не поделаешь. Они отвечали, что надо ожидать мести за гибель Тидранди и возбуждения дела о его убийстве, и потребовали, чтобы норвежцы убирались прочь. Торгерд заявила, что они нигде не будут в безопасности. И вот вскоре они уехали, и никто не знал, что с ними сталось.

Люди очень горевали из-за того, что произошло, потому что все очень любили Тидранди и считали его достойнейшим человеком. Весть о случившемся разнеслась по всей округе.

Некоторое время спустя в Залив Ньёрда в поисках норвежцев и их имущества приехал Торкель сын Гейтира[1828] в сопровождении нескольких человек. Он сказал, что ему необходимо найти их, чтобы отомстить за тот ущерб, который они причинили. Торгерд хозяйка отвечала, что их непременно надо было бы разыскать, но что она их прогнала. Торкель и его люди так и уехали восвояси, ничего не добившись.

Так проходит зима. И вот у Торкеля сына Гейтира возникли сильные подозрения, что Гуннар, которого с тех пор прозвали Убийцей Тидранди, и Тормод, его товарищ, могли скрываться у братьев Торкеля и Эйольва, сыновей Кетиля.

Как-то раз зимой Торкель сын Гейтира беседовал с одним из своих домочадцев, которого звали Торд, и сказал:

— Я думал послать тебя вниз в Залив Ньёрда передать братьям, что одна из их лошадей отбилась от табуна.

Торд отвечает:

— Я готов выполнить это поручение, но только при условии, что братья не понесут урона из-за моего прихода.

— Тут нет никакого подвоха.

Торд идет вниз в Залив Ньёрда и говорит братьям про лошадь. Те отвечают, что он хорошо поступил. На этом они расстаются.

Немного погодя братья Торкель и Эйольв, сыновья Кетиля, идут на сеновал, где обычно содержались лошади. Погода в тот день стояла безветренная, шел снег и было сумеречно. А когда братья подходили к сеновалу, к ним навстречу вышли пять человек. Среди них был Торкель сын Гейтира. Они схватили и связали их обоих. Торкель велел им открыть, где норвежцы, и сказал, что ему известно, что они находятся у них. Те все отрицали и отвечали, что им о них ничего не известно. Тогда Торкель увел их прочь. На Торкеле сыне Кетиля был плащ[1829]. Торкель сын Гейтира приказал зарезать теленка у стены сеновала, так, чтобы кровь из его перерезанного горла пролилась на Торкеля сына Кетиля.

После этого он забрал у него плащ, отнес его Эйольву и приказал ему рассказать, где норвежцы, — «а не то ты тоже будешь убит, как твой брат», и сказал, что это его кровь на плаще[1830].

Эйольв отвечает:

— Каждому охота жить, так что уж лучше я выдам их, чем сам буду убит. Они здесь в нашем козьем хлеву, и мы с братом всю зиму относили им туда еду, всякий раз как наведывались к лошадям.

Стоило Эйольву сказать это, как туда приводят Торкеля сына Кетиля, целого и невредимого.

Тогда Эйольв говорит:

— Ты нас провел, Торкель, — сказал он, — и у меня теперь одно желание: тоже когда-нибудь рассказать тебе, Торкель сын Гейтира, такое, что опечалит тебя не меньше, чем то известие, которое ты нынче принес мне, — что мой брат мертв.

4

Торкель сын Гейтира приказал связать обоих братьев по рукам и ногам и положить их под сеновалом. Потом Торкель сын Гейтира и его спутники направились к козьему хлеву.

Гуннар произнес:

— Нынче ночью, Тормод, товарищ мой, меня беспокоили дурные сны, — говорит он, — и я хочу, чтобы мы теперь же подались отсюда наверх в горы, потому что нескоро еще минуют наши невзгоды.

Они вышли на двор. Валил снег, так что было трудно что-либо различить. Тут они заметили людей неподалеку от хлева и бросились бежать под снегопадом. Торкель сын Гейтира метнул им вслед копье, и оно угодило Тормоду в спину, так что он был не в состоянии бежать дальше. Он попросил Гуннара позаботиться о себе и спасаться, пока не поздно. Гуннар отвечал, что не в его обычае бросать своих товарищей.

— Взгляни-ка, приятель, откуда торчит копье. Я недолго протяну.

Тут Гуннар увидал, что Тормод вот-вот умрет и побежал прочь. Тем временем прояснилось. Торкель подошел к Тормоду и, не раздумывая, прикончил его, но все же их задержало то, что им пришлось посуетиться вокруг мертвеца[1831].

Гуннар добрался до одного двора в Городищенском Фьорде, который называли На Яру. Там жил человек по имени Свейнки[1832], большой рубака. Был он тяжел нравом и неуживчив. Свейнки тогда был на дворе, и они поздоровались.

Гуннар сказал:

— Похоже, мне понадобится твоя помощь, бонд, и чем скорее я ее получу, тем лучше. Сюда направляется Торкель сын Гейтира, а с ним еще четверо. Они намерены убить меня, и уже успели убить моего товарища.

Тот отвечает:

— Прежде нам с тобой нечасто приходилось иметь дело, однако теперь ты попал в переделку. К тому же ты показал себя храбрецом, отомстив за своего хозяина, который был нам другом. Скорее всего тебе будет не много проку от нашей помощи, поскольку эти люди не откажутся от своих поисков. Что ж, заходи в сени.

Тот так и делает. Свейнки укрыл его, завалив торфом для очага, который был свален в сенях. После этого на хутор является Торкель со своими людьми. Свейнки встречает их, стоя на дворе. Торкель спрашивает, не приходил ли туда Гуннар. Он сказал, что ему, мол, кажется, будто он заметил, как тот завернул на двор.

Некоторые рассказывают, что в этой поездке вместе с Торкелем был Хельги сын Дроплауг, его родич, однако нам неизвестно, так ли это[1833].

— Мы желаем, — сказал Торкель, — чтобы ты выдал его нам, и тогда мы расстанемся подобру-поздорову.

Свейнки отвечает, что навряд ли этот человек находится в доме, разве что незаметно проник в горницу:

— Вы можете поискать там, однако никогда прежде у меня не учиняли обыска и не вторгались в мой дом.

Торкель и его люди направляются в горницу.

Тут Свейнки обращается к человеку, который сторожил у входа, это был один из спутников Торкеля:

— Я побуду здесь и прослежу, чтобы этот человек не сбежал, если он и впрямь внутри, а ты заходи в горницу.

Тот вбегает в горницу, а Свейнки велит Гуннару вставать и выходить, а сам задвигает на двери засов.

Свейнки сказал тогда:

— Пойдем теперь вниз на берег к моей лодке.

Они так и делают. Там лежала вверх днищем небольшая лодка, недавно просмоленная.

— Полезай под лодку, да поживее.

Затем Свейнки погнал на берег своих ягнят по тропам, так чтобы стало незаметно, что там прошли двое. Гуннар забрался под лодку.

5

Теперь надо рассказать о Торкеле и его спутниках. Они выходят из горницы и только тут узнают, что заперты в доме. Не сразу удается им выбраться наружу. А когда они вышли во двор, тут как раз подоспел Свейнки, который пригнал домой своих овец снизу с моря.

Торкель сказал:

— Ты обошелся с нами не по-дружески. А теперь говори, как ты поступил с Гуннаром.

— О Гуннаре мне нечего сказать, — говорит Свейнки. — И стоит ли удивляться тому, что я ответил на вторжение в мой дом маленькой хитростью.

— Пойдем вниз к морю, — сказал Торкель.

— Почему бы и нет, — говорит Свейнки.

Они приходят к лодке, что лежала вверх дном.

Торкель сказал:

— Самое место укрыться под этой лодкой.

Свейнки сказал:

— Обычно я прячу под ней снасти, но почему бы кому-нибудь из вас не залезть под лодку и не поискать там? Или раз вы не решаетесь, я сам полезу.

И залезает под лодку. Тут Торкель просунул под лодку копье и почувствовал, что оно воткнулось во что-то живое: это он угодил Гуннару в бедро.

Когда Свейнки увидал это, он выхватил нож и, прежде чем вылезти из-под лодки, воткнул его себе в бедро, повернув нож так, чтобы казалось, будто его проткнуло копье, а как вылез наружу, сказал:

— Не похоже, чтобы ты пекся о моей безопасности, пока я туда лазил, и сдается мне, будь я тебе ровня, это не осталось бы неотомщенным.

Торкель сказал:

— Я не желал тебе вреда, и я не мог знать, кого уколол.

Затем Торкель и его люди вернулись на двор и снова учинили там обыск, а после уехали прочь.

Тогда Свейнки сказал Гуннару:

— Теперь пора уходить отсюда. Похоже, нам и впредь придется немало изворачиваться, и как знать, какая из уловок сослужит наилучшую службу.

После этого он отвел его к себе на двор, в коровник. Там он вытащил охапку сена из стога и освободив в нем место, устроил укрытие понадежнее. А когда Гуннар забрался в стог, Свейнки принялся суетиться тут же. Вскоре возвращается Торкель и направляется прямиком в хлев.

Свейнки спросил, что его привело на этот раз, и «неужто он опять собирается все обыскивать».

Торкель отвечал, что не знает, к какой уловке они прибегли, однако сказал, что ему не хотелось бы учинять над ним расправу, не удостоверившись в его вине.

Свейнки отвечает:

— Надо думать, ты не остановишься перед тем, чтобы убить меня безо всякой причины, даже если все сочтут это слишком поспешным шагом. Только прежде чем я буду лежать бездыханным на траве, я попытаюсь сам захватить этого человека.

На этом они расстаются, и те уезжают прочь[1834].

Свейнки сказал тогда:

— Пора нам опять уходить. Пойдем вниз к морю по тропам, которыми ходит скотина.

А когда они спустились вниз к морю, Свейнки сказал:

— Видишь, тот островок вдалеке от берега? До него и здоровому-то не скоро доплыть, а ты ранен, так что для тебя это еще большее испытание. Я хочу, чтобы ты поплыл на этот остров, если ты сам решишь, что выдержишь, но для этого тебе придется собрать все свои силы. А я последую туда за тобой, когда минует опасность.

Гуннар сказал, что Свейнки хорошо о нем заботился, — «и мне нелегко будет отплатить тебе за помощь. Я думаю, надо мне рискнуть и поплыть на остров, хотя это и далековато».

И вот Гуннар плывет на остров, прихватив с собою все свое оружие, и добирается туда благополучно, только сильно окоченев. Там он ложится, зарывается в сухие водоросли и так спасается от холода.

А когда Свейнки убедился в том, что Торкель убрался восвояси, он садится в лодку, берется за весла, плывет на островок, встречается с Гуннаром и говорит, что пришло время помочь ему. Гуннар был так изможден, что едва мог ходить. Свейнки перевез его к себе домой и тот провел там несколько ночей и отдохнул.

Тогда Свейнки сказал:

— Тебе нельзя здесь долго оставаться, поскольку я не уверен, что тут ты будешь в безопасности. А потому я хочу отправить тебя к Хельги сыну Асбьёрна, моему другу[1835]. Я считаю, что ты должен прийти туда глубокой ночью и подойти к той двери, что находится в северной части дома, потому что Хельги спит там, и у тех, кто приходит к нему за помощью, в обычае стучаться в эту дверь. Тогда он сам подойдет к двери[1836], и это случалось уже не раз.

Затем Свейнки показал Гуннару дорогу и объяснил, куда идти, и на этом они расстались.

Гуннар шел, пока не добрался до Узкого Мыса[1837]. Там тогда жил Хельги. Гуннар постучал в дверь на северной стороне дома, где спал Хельги.

Хельги проснулся и сказал:

— Кого бы там ни принесло, он, должно быть, ищет крова.

Хельги сам идет к дверям, и они приветствуют друг друга. Гуннар рассказывает ему о своем деле и передает то, что ему поручил сказать Свейнки, вместе с доказательствами правдивости своего рассказа.

Хельги отвечает:

— Не обделен заботой тот, о ком печется Свейнки. Я не был бы готов принять тебя, поскольку уж слишком по-разному мы с тобой смотрим на это дело. Однако я многим обязан Свейнки, а поэтому отправляйся-ка ты в мою клеть.

Гуннар провел там зиму, ни в чем не нуждаясь.

6

Следующей весной Хельги сын Асбьёрна собрался в поездку по фьорду и прежде, чем уехать из дома, сказал Тордис, своей жене:

— Может статься, — говорит Хельги, — что наши с тобою добрые отношения будут теперь зависеть от того, могу ли я доверить тебе Гуннара на то время, что буду в отъезде[1838].

Она отвечала, что не проверишь — не узнаешь. После этого Хельги уехал из дома.

Рассказывается, что однажды вечером ко двору на Узком Мысе прибыли всадники, было их двенадцать человек. Тордис хозяйка вышла к ним навстречу вместе со своими домочадцами. Это приехал Бьярни сын Бродд-Хельги, ее брат. Она приглашает их всех погостить.

— Спасибо за приглашение, — говорит Бьярни, — только, по правде говоря, я приехал сюда за тем, что ищу Гуннара Убийцу Тидранди, который сразил нашего родича и побратима. Мне сказали, что он может скрываться здесь в клети, и мы взломаем ее, если ты не пожелаешь сама ее отпереть.

Тордис отвечает:

— Не дело начинать с угроз, брат, когда ты и без того можешь добиться своего. Оставайся здесь ночевать, и это будет по-родственному. Я и сама так любила Тидранди, что, по мне, чем раньше он будет отомщен, тем лучше. Хельги, мой муж, оттого-то и был со мною начеку всю зиму, что знал, что я желаю Гуннару смерти. А теперь мы с тобой позаботимся об этом прежде, чем ты уедешь отсюда.

Бьярни и его спутники спешились и остались там на ночь. А Тордис тем временем послала двух человек по округе созывать к себе людей на подмогу. К утру туда явились три десятка человек, ее соседей и друзей Хельги. Утром Бьярни оделся и сказал, что желает теперь, чтобы его сестра выдала им Гуннара.

Тордис отвечает:

— Не знаю, брат, с чего это ты решил, что можешь явиться вот так ко мне в дом, к своей сестре, и заставить меня совершить этакое дурное дело — выдать тебе на расправу человека, которого мне наказал охранять мой муж. Я не собираюсь выбирать между вами. Может статься, в чем-нибудь другом тебе повезет больше, да только не в этом, и на этот раз тебе не удастся заполучить Гуннара, не применив силу.

Бьярни отвечает:

— Нас обвели вокруг пальца, и видать, ты, сестра, горазда говорить не то, что у тебя на уме.

Бьярни уезжает оттуда, так ничего и не добившись. После этого Тордис подходит к клети, в которой сидел Гуннар, отпирает ее и спрашивает, как он смотрит на то, чтобы угодить в лапы к Бьярни. Гуннар отвечает, что, будь дома Хельги хозяин, с ним ни за что не случилось бы такого.

Тордис отвечает:

— Тебе это и теперь не грозит.

Гуннар поблагодарил ее. Возвращается Хельги, и ему рассказывают, что произошло.

Хельги отвечает:

— Я знал, что удачно женился, и это хорошо, что она пошла в своих предков.

Гуннар оставался у Хельги все лето. В то же лето на тинге он был объявлен вне закона[1839], и этого решения добился Торкель сын Гейтира.

А спустя недолгое время вспыхнула ссора между Хельги сыном Асбьёрна и Гримом сыном Дроплауг, так что Хельги был убит[1840]. Тордис сказала тогда, что хочет послать Гуннара на запад к Священной Горе, к Гудрун дочери Освивра[1841], чтобы та предоставила ему кров и защиту. Они расстались друзьями. Он прибыл оттуда на запад как раз в то время, когда состоялась помолвка Гудрун с Торкелем сыном Эйольва[1842].

В то лето, когда Гуннар уехал к Священной Горе, Торкель сын Гейтира отправился вниз в Залив Ньёрда, намереваясь захватить имущество Гуннара, поскольку тот был объявлен вне закона. Братья Торкель и Эйольв, сыновья Кетиля, выехали ему навстречу, взяв с собою несколько человек.

Когда они встретились, Эйольв сказал Торкелю сыну Гейтира:

— Ты, верно, рассчитывал забрать имущество Гуннара, раз он объявлен вне закона.

— Таково мое намерение, — говорит Торкель.

— Что ж, там немало добра и есть чем разжиться, — говорит Эйольв, — только должен тебе сказать, что все оно уже вывезено из Исландии, так что тебе не достанется ни единой монеты.

Торкель решил, что так и есть, и на этом они расстались.

7

Теперь надо рассказать о том, что Торкель сын Эйольва отправляется к Священной Горе на свою свадьбу, и туда является множество народу. А вечером, когда люди мыли руки, воду гостям и Торкелю сыну Эйольва подносил Гуннар Убийца Тидранди, его лицо прикрывал капюшон. Торкелю показалось, что он узнал этого человека, и он спрашивает, как его зовут. Тот назвался каким-то именем, которое ему приглянулось, но только не своим. Торкель посылает за Гудрун дочерью Освивра и говорит, что желает, чтобы Гуннар Убийца Тидранди убрался оттуда, и что для них обоих там не будет места.

И когда Гудрун слышит это, она говорит, что ей все равно, станет ли Торкель сын Эйольва ее мужем, — «и пусть как приехал сюда, так и уезжает. Но я не собираюсь в угоду ему рисковать жизнями тех, кого хочу уберечь от опасности».

Снорри Годи, друг Гудрун, также находился там, так что вместе у них обоих была сотня человек[1843]. Торкель видит, что ему всего разумнее будет не поднимать шума. Торкель и Гудрун принялись тогда совещаться и пришли к согласию. С помощью Снорри Годи Гудрун дочь Освивра услала Гуннара Убийцу Тидранди из страны, и они расстались по-хорошему[1844].

Гуннар уехал в Норвегию и никогда больше не приезжал в Исландию[1845]. Он послал богатые подарки Гудрун дочери Освивра, а Свейнки велел передать, чтобы тот со всем своим хозяйством перебирался в Норвегию. Тот так и сделал, и Гуннар принял его как нельзя лучше и помог ему обосноваться там, и тот прожил в Норвегии до самой старости.

И здесь заканчивается сага о Гуннаре Убийце Тидранди.

1

В то самое время, когда Болли сын Болли жил в Междуречье, как уже было сказано ранее[1846], на севере в Полуостровном Фьорде жил на Большом Дворе Арнор Старухин Нос, сын Бьёрна сына Торда с Мыса[1847].

Торд было имя человека, который жил в Морском Жилище, жена его звалась Гудрун. Люди они были достойные, и у них было вдоволь добра. Их сына звали Олав, он был еще совсем молод и подавал большие надежды. Гудрун, жена Торда, состояла в близком родстве с Болли сыном Болли, они были двоюродные брат и сестра. Олав, их с Тордом сын, был назван в честь Олава Павлина[1848] со Стадного Холма[1849].

Торд и Торвальд, сыновья Хьяльти, жили в Капище в Долине Хьяльти[1850]. Оба они были большие хёвдинги.

Жил человек по имени Торольв и по прозвищу Величавый. Он жил в Курганах. Нрава он был злобного и необузданного. Он владел серым быком, таким, что не было с ним сладу. Торд из Морского Жилища ездил вместе с Арнором по торговым делам. Торольв Величавый был женат на родственнице Арнора, и он ездил на тинг вместе с сыновьями Хьяльти[1851]. Обыкновенно он плохо ладил со своими соседями. Всего больше доставалось от него обитателям Морского Жилища. После того как его быка пригнали с летнего пастбища, тот причинял всем много зла. Он калечил их скотину — причем его было не отогнать камнями, — разорял стога и наносил большой урон.

Торд из Морского Жилища встретился с Торольвом и попросил его присматривать за своим быком:

— Мы не желаем терпеть его безобразия.

Торольв сказал в ответ, что не собирается сторожить свою скотину, с тем Торд и воротился домой.

Спустя немного времени Торд увидал, как бык разоряет его кладь торфа. Торд побежал туда с копьем в руках, а когда бык заметил его, он пришел в ярость и помчался на Торда с такой прытью, что копыта уходили в землю. Торд метнул в него копье, и тот свалился мертвым. Затем Торд пошел к Торольву и сказал ему, что бык мертв.

— Это не большой подвиг, — отвечает Торольв, — и я хотел бы отплатить тебе за него так, чтобы это обрадовало тебя не больше, чем это известие обрадовало меня.

Торольв бранился на чем свет стоит, и в каждом его слове слышалась угроза.

Торду пришлось уехать из дому по делам. Олаву, его сыну, было в то время семь или восемь лет. Он ушел со двора поиграть и соорудил себе дом, как нередко делают дети. Торольв застал его там и пронзил мальчика копьем. После этого он пошел домой и сказал об этом своей жене.

Та отвечает:

— Злое это дело и недостойное мужа. Теперь тебе, надо думать, не поздоровится.

И поскольку она обошлась с ним сурово, он ушел и отправился прямиком на Большой Двор к Арнору. Они обменялись новостями.

Торольв рассказывает ему об убийстве Олава:

— Я ожидаю, что ты поддержишь меня, ведь мы с тобой свояки.

— На этот раз ты от меня ничего не дождешься, — сказал Арнор, — потому что я куда больше дорожу своим добрым именем и честью, чем свойством с тобой. Я не стану тебя защищать.

Торольв поехал наверх Долиной Хьяльти к Капищу, разыскал сыновей Хьяльти и рассказал им о своем деле:

— Я здесь, чтобы искать защиты у вас обоих.

Торд отвечает:

— Низкое это дело, и я тебе в нем не помощник.

Торвальд не вымолвил ни слова, так что Торольв ничего от них тогда не добился.

Он ускакал прочь и направился дальше наверх по Долине Хьяльти к Дымам и искупался там в горячем источнике. А вечером он опять повернул вниз и, поравнявшись с оградой Капища, заговорил сам с собою, как если бы там был еще кто-то и тот человек поздоровался с ним и спросил, кто пришел.

— Меня зовут Торольв, — сказал он.

— Куда ты направляешься и по какой надобности? — спрашивает таинственный человек.

Торольв рассказывает ему обо всем, что случилось:

— Я просил сыновей Хьяльти о защите, — говорит он, — поскольку нуждаюсь в поддержке.

Тот, кому там надлежало быть, отвечает:

— Они только что возвратились с устроенной ими тризны, на которой сидело великое множество народу, двенадцать сотен человек[1852]. Негоже таким большим хёвдингам отказывать в помощи одному человеку.

Торвальд был на дворе и услыхал этот разговор. Он подошел, взял лошадь Торольва за поводья и велел ему спешиться, — «хотя нам и не прибавит чести иметь с тобой дело, из-за твоего бесстыдства».

2

Теперь надо рассказать о том, что Торд приехал домой и узнал об убийстве своего сына. Он очень горевал о нем.

Гудрун, его жена, сказала:

— Тебе следует обвинить Торольва в убийстве мальчика, а я тем временем поеду на юг в Междуречье и встречусь с Болли, моим родичем, чтобы узнать, какую помощь он готов оказать нам в тяжбе об убийстве.

Они так и делают. И когда Гудрун приезжает в Междуречье, ее там радушно встречают. Она рассказывает Болли об убийстве Олава, своего сына, и просит его взять на себя ведение этого дела.

Тот отвечает:

— Не думаю, что будет легко добиться от людей с севера достойного возмещения. Кроме того, до меня дошли слухи, что этот человек где-то скрывается, так что его будет не просто отыскать.

Болли тем не менее взялся вести эту тяжбу. Гудрун отправилась на север, приехала домой и рассказала Торду, своему мужу, как обстоит дело. Проходит некоторое время, и все спокойно.

Зимой после Рождества на дворе у Поперечной Реки в Полуостровном Фьорде была назначена встреча, на которую Торвальд вызвал Старри из Боговых Долин[1853]. Он был другом обоих братьев. Торвальд поехал на тинг[1854] со своими людьми, и когда они добрались до Обвальных Холмов, вниз со склона к ним навстречу побежал какой-то человек. Это был Торольв. Он присоединился к спутникам Торвальда.

А когда они были неподалеку от Поперечной Реки, Торвальд сказал Торольву:

— Приготовь три марки[1855] серебра и сиди здесь наверху над двором у Поперечной Реки. Я подам тебе знак, что ты можешь подойти, ничего не опасаясь, повернув свой щит обратной стороной. Он белый с внутренней стороны.

Когда Торвальд явился на тинг, они со Старри встретились и завели разговор.

Торвальд сказал:

— Дело обстоит так: я намерен просить тебя взять под свою опеку и защиту Торольва Величавого. В обмен за это ты получишь три марки серебра и мою дружбу.

— Сдается мне, что этот человек не располагает к себе, — отвечает Старри, — и не похоже, чтобы ему сопутствовала удача. Но ради нашей с тобой дружбы я приму его.

— Это будет хороший поступок, — говорит Торвальд.

Тут он поворачивает свой щит внутренней стороной наружу, и когда Торольв видит это, он подходит к ним, и Старри берет его к себе. У Старри в Боговых Долинах было подземелье, поскольку он то и дело давал кров объявленным вне закона. Кроме того, у него самого было немало недругов.

3

Болли сын Болли подготовился к ведению тяжбы об убийстве Олава. Он уезжает из дому в сопровождении трех десятков человек и держит путь на север в Полуостровной Фьорд. Он прибывает на Большой Двор, и его там тепло встречают.

Он рассказывает Арнору о цели своей поездки:

— Я собираюсь вчинить иск об убийстве Торольву Величавому на тинге Цаплина Мыса и хочу, чтобы ты оказал мне поддержку в этом деле.

Арнор отвечает:

— Боюсь, Болли, что не в добрый путь отправился ты сюда на север, коли вознамерился тягаться с такими заносчивыми людьми. Надо думать, они готовы будут пойти на что угодно, защищаясь в этой тяжбе, и не остановятся перед тем, чтобы действовать не по закону. Однако твое дело кажется мне заслуживающим внимания, и мы приложим все старания, чтобы выиграть его.

Арнор собирает множество народу, и они с Болли едут на тинг. Братья также являются на тинг Цаплина Мыса в сопровождении большой свиты. Они прослышали о поездке Болли и решили взять на себя защиту в этой тяжбе. Когда люди собрались на тинг, Болли вчинил иск Торольву. А когда подошла очередь защиты, вперед выступили Торвальд и Старри со своими людьми. Они вознамерились отвести иск Болли, опираясь на свою силу и численное превосходство.

Арнор видит это и спешит встать между ними со своими сторонниками. Он говорит:

— Всем ясно, что не стоило приводить сюда столько добрых людей и вовлекать их в спор: все это выглядит так, будто людям хотят помешать добиваться законного решения их иска. Негоже поддерживать Торольва в этой тяжбе, и если дело дойдет до того, чтобы испытывать, чья возьмет, сила, Торвальд, будет не на твоей стороне.

Тут Торвальд и Старри увидали, что тяжба будет доведена до конца, поскольку у них недостает силы противостоять Арнору и его людям, и ушли восвояси.

Болли добился того, что Торольв Величавый был объявлен вне закона на тинге Цаплина Мыса за убийство Олава, его родича, и с этим уехал домой. Они с Арнором очень тепло распрощались. Болли сидел потом у себя в усадьбе.

4

Жил человек по имени Торгрим. Он был владельцем корабля, стоявшего на берегу в Бараньем Фьорде[1856]. Старри и Торольв поехали туда, чтобы с ним встретиться.

Старри сказал кормчему:

— Я хочу, чтобы ты взял к себе человека, который приехал со мной, и увез его из страны. Вот тебе за это три марки серебра, а в придачу я обещаю тебе свою дружбу.

Торгрим сказал:

— Похоже, что это будет не так-то просто сделать, но я возьму его с собой, раз ты настаиваешь. И все же сдается мне, что этот человек не принесет удачи.

Дело кончилось тем, что Торольв остался с торговыми людьми, а Старри уехал домой.

Теперь надо рассказать о Болли. Он раздумывает, как поступить с Торольвом, и кажется ему, что, если Торольв улизнет, он тогда так и не доведет дела до конца. И вот он узнает, что тот получил место на корабле и готовится к отъезду. Тогда Болли снаряжается в путь. На голову он надевает шлем, на бок вешает щит, берет в руку копье и подпоясывается мечом Ногорезом[1857]. Он едет на север в Бараний Фьорд и является туда в то самое время, когда торговые люди заканчивают свои приготовления и намереваются отплыть. Задул попутный ветер. И как раз когда Болли подъезжает к дверям землянки, из нее выходит Торольв со спальным мешком в руках. Болли выхватил Ногорез и пронзил того насквозь. Торольв повалился навзничь назад в землянку, а Болли вскочил на своего коня. Торговые люди выбежали наружу и бросились к нему.

Болли сказал:

— Вы поступите разумно, если смиритесь с тем, что произошло, поскольку вам все равно будет не под силу стащить меня на землю. Кроме того, может случиться, что я паду не раньше, чем сражу кого-нибудь из ваших — одного, а то и двоих.

Торгрим отвечает:

— Я полагаю, так и будет.

И они не стали ничего предпринимать. Болли уехал домой, снискав себе в этой поездке большую славу. Люди стали очень уважать его за этот поступок и сочли, что с его стороны было немалой смелостью сперва добиться того, чтобы кто-то был объявлен вне закона в другой четверти, а затем отправиться в одиночку прямиком в лапы к своим недругам и убить этого человека.

5

Летом Болли встретился на альтинге с Гудмундом Могучим[1858], и они долго беседовали. Гудмунд сказал:

— Я хочу сказать тебе, Болли, что я желал бы иметь своими друзьями таких людей, как ты. Я приглашаю тебя приехать ко мне на север на двухнедельный пир и буду доволен, если ты явишься на него.

Болли отвечает, что он, конечно же, почтет за честь принять приглашение от такого человека, как Гудмунд, и обещал приехать.

Другие люди также предлагали ему тогда свою дружбу. Арнор Старухин Нос пригласил Болли на пир на Большой Двор.

Одного человека звали Торстейн, он жил на Кряже. Он был сыном Сланцевого Нарви[1859]. Он пригласил Болли погостить у него, когда тот будет возвращаться с севера, Торд из Морского Жилища также позвал Болли к себе. Люди разъехались с тинга, и Болли поехал домой.

В то лето к Завтрачному Мысу[1860] прибыл корабль и его там вытащили на берег. Болли принял к себе на постой в Междуречье двенадцать торговых людей. Они остались у него на зиму, и Болли потчевал их со всем радушием. Все они пробыли там вплоть до окончания празднования Рождества. А после Рождества Болли решил поехать на север погостить у тех, кто его приглашал. Он велит подковать лошадей и начинает готовиться к отъезду. Он выехал в сопровождении семнадцати человек. Все торговые люди имели при себе оружие. На Болли был синий плащ с капюшоном, а в руке он держал отличное копье, Подарок Конунга[1861]. И вот они едут на север и прибывают в Морское Жилище, к Торду. Там их хорошо приняли и они провели три ночи в большом веселье. Оттуда они направились на Большой Двор к Арнору, и тот принял их как нельзя лучше. Угощение там было на славу.

Потом Арнор сказал:

— Ты хорошо поступил, Болли, приехав погостить ко мне. Я считаю, что этим ты доказал мне свою дружбу. У меня не останется лучших даров, чем те, которые тебе предстоит принять, и ты всегда можешь рассчитывать на мою дружбу. Однако я подозреваю, что не все люди в этой округе испытывают к тебе такое же расположение, и кое-кто считает, что их чести был нанесен урон. Более всего это относится к сыновьям Хьяльти. Поэтому, когда вы решите уезжать отсюда, я намерен сопровождать вас до Пустоши Долины Хель[1862].

Болли отвечает:

— Я хочу поблагодарить вас, хозяин Арнор, за ту честь, что вы оказали мне и на этот раз и прежде. И на мой взгляд, наша компания только станет лучше оттого, что вы поедете с нами. Сами мы собираемся проехать по этой округе мирно, однако, если другие попытаются напасть на нас, у нас, скорее всего, найдется, чем им ответить.

После этого Арнор снаряжается с ними в дорогу, и они отправляются в путь.

6

Теперь надо рассказать о Торвальде. Вот заводит он разговор с Тордом, своим братом:

— Возможно, тебе известно, что Болли разъезжает здесь по гостям. Сейчас он у Арнора, и с ним семнадцать человек, а оттуда он собирается на север к Пустоши Долины Хель.

— Я знаю об этом, — отвечает Торд.

Торвальд сказал:

— Не думаю, что мне понравится, если Болли ускользнет у нас из-под самого носа и мы так и не попытаемся разыскать его, потому что я не знаю никого, кто бы унизил меня больше, чем он.

Торд сказал:

— Уж больно ты склонен лезть на рожон — куда больше, чем мне бы этого хотелось, и если бы решение принимал я, то не стал бы ничего предпринимать. Сдается мне, что Болли едва ли растеряется, столкнувшись с тобой.

— Меня не остановить, — отвечает Торвальд, — однако тебе самому решать, поедешь ты или нет.

Торд сказал:

— Негоже мне оставаться дома, если ты поедешь, брат, и пусть тебе принадлежит вся слава, которая выпадет на нашу долю в этой поездке, а также и все другие последствия, ежели дело обернется иначе.

Торвальд созывает к себе людей, и вместе их набирается восемнадцать человек. Они отправляются в дорогу навстречу Болли и его спутникам и решают устроить засаду.

И вот Арнор и Болли едут со своими людьми, а неподалеку от того места, где их поджидали сыновья Хьяльти, Болли говорит Арнору:

— Не пора ли тебе повернуть назад? Ты отважно сопровождал нас, и сыновья Хьяльти не решатся вероломно напасть на меня.

Арнор сказал:

— Мне еще рано поворачивать назад, поскольку что-то подсказывает мне, что Торвальд станет искать встречи с тобой. Как будто бы впереди что-то виднеется — не щиты ли там блестят? Должно быть, это сыновья Хьяльти. И теперь, может статься, их поездка окажется бесславной, ведь их можно будет обвинить в том, что они покушались на твою жизнь.

Торвальд с братом видят теперь, что у Болли нисколько не меньше народу, чем у них, и понимают, что, если они все же решатся напасть, им, скорее всего, самим не поздоровится. Они решают, что будет всего разумнее повернуть назад, раз уж им все равно не удастся добиться своего.

Торд сказал:

— Вышло так, как я предупреждал: эта поездка выставит нас на посмешище, и лучше нам было оставаться дома. Мы только показали им свою враждебность, но ничего не достигли.

Болли и его спутники продолжили свой путь. Арнор сопровождал их до пустоши и расстался с ними не раньше, чем дорога повернула на север. Тогда он воротился назад, а они поехали вниз в Сварвадардаль и добрались до двора, который зовется На Уступе. Там жил человек по имени Хельги. Он был человек низкого рода и злобного нрава. Жил он в достатке. Жену его звали Сигрид, она была в родстве с Торстейном, сыном Сланцевого Нарви. Она была намного благороднее своего мужа.

Спутники Болли увидали, что поблизости стоят стога сена. Они спешились и принялись кидать его своим лошадям. Хотя они и брали совсем понемногу, Болли предостерег их от того, чтобы таскать сено.

— Еще неизвестно, — говорит он, — каков нрав у здешнего хозяина.

Они все же брали пучки сена и кормили ими лошадей.

На двор вышел человек и тотчас же воротился назад в дом. Он сказал:

— У твоих стогов какие-то люди, хозяин, и они растаскивают сено.

Сигрид хозяйка отвечает:

— Кому ж это еще быть, как не тем, для кого не стоит жалеть сена.

Хельги вскакивает в ярости и говорит, что не ей, мол, решать, следует ли ему позволять кому-нибудь воровать его сено. Он выбегает из дому как безумный и устремляется к тому месту, где они расположились на отдых. Увидев, что он приближается, Болли поднялся на ноги и оперся на копье Подарок Конунга.

Хельги подошел к нему и сказал:

— Кто эти воры, которые имеют дерзость красть мое имущество и разорять мое сено ради своих лошадей?

Болли назвал себя.

Хельги отвечает:

— Нелепое это имя[1863], и, скорее всего, ты не из тех, кто привык поступать по справедливости.

— Возможно, так и есть, — говорит Болли, — однако же тебе будет воздано по справедливости.

Болли отогнал лошадей от сена и распорядился, чтобы им больше не давали корма.

Хельги сказал:

— Я собираюсь обвинить вас в том, что вы украли у меня то сено, что вы успели взять, и этого иска будет достаточно, чтобы вы были объявлены вне закона.

— Не лучше ли будет, хозяин, — сказал Болли, — если мы уплатим тебе возмещение и ты не станешь возбуждать против нас дело? Я мог бы заплатить тебе за твое сено вдвое больше того, что оно стоит.

— Этого будет недостаточно, — отвечает тот. — Я рассчитываю получить куда больше, когда мы наконец разойдемся.

Болли сказал:

— Быть может, у нас найдется что-нибудь такое, что тебе захотелось бы принять в знак примирения?

— Пожалуй, — отвечает Хельги, — я был бы не прочь получить то разукрашенное золотом копье, что у тебя в руках.

— Не знаю, — сказал Болли, — захочется ли мне расставаться с ним: у меня на его счет были другие планы. Да и тебе негоже требовать, чтобы я отдал тебе оружие, которое ношу. Возьми лучше столько денег, сколько ты сочтешь достойным для себя возмещением.

— Не бывать этому, — отвечает Хельги, — и самое лучшее, если вы ответите за то, что сделали, как положено по закону.

После этого Хельги начинает произносить вызов на суд[1864]. Он обвинил Болли в воровстве и потребовал, чтобы тот был объявлен вне закона. Болли стоял и слушал его с усмешкой.

А когда Хельги закончил говорить вызов, он сказал:

— Когда ты уехал из дому?

Болли сказал ему.

Тогда хозяин сказал:

— В таком случае я считаю, что ты дольше, чем полмесяца, кормился за чужой счет.

Тут Хельги начинает произносить второй вызов и обвиняет Болли в бродяжничестве[1865].

Когда с этим было покончено, Болли сказал:

— Ты довольно потрудился, Хельги. А теперь мне следует кое-что тебе ответить.

Затем Болли начинает произносить вызов на суд за то, что Хельги оклеветал его, а во втором вызове обвиняет его в том, что тот попытался обманом завладеть его имуществом. Его спутники стали говорить, что следовало бы убить этого негодяя. Болли ответил, что не стоит этого делать. Он заявил, что Хельги заслуживает объявления вне закона.

После вызова на суд он сказал:

— Отнесите хозяйке Хельги этот нож и ремень. Я посылаю их ей, поскольку мне сказали, что она заступилась за нас.

После этого Болли уезжает, а Хельги остается дома. Болли и его люди приезжают к Торстейну на Кряж, где их ждет хороший прием. Там было приготовлено отменное угощение.

7

Теперь нужно рассказать о Хельги. Он возвращается в дом На Уступе и сообщает своей хозяйке о том, что произошло между ним и Болли.

— Даже и не знаю, — говорит он, — как мне тягаться с таким человеком, как Болли. Ведь я не из тех, кто умеет искусно вести тяжбы, да и немногие захотят помочь мне в этом деле.

Сигрид хозяйка отвечает:

— Ты выставил себя круглым дураком: затеял ссору с человеком, благороднее которого не сыщешь, и сам же оскандалился. Теперь тебя ожидает то, что ты заслужил: ты лишишься всего своего имущества, а заодно и жизни.

Хельги выслушал, что она сказала, и счел ее слова слишком суровыми. Однако он все же начинает опасаться, как бы это не оказалось правдой. Человек он был трусливый, хотя и отличался злобным нравом, и был неумен. Он не видел выхода из трудного положения, в которое он угодил, и решил, что пропал. Кажется ему теперь, что дела его обстоят хуже некуда.

Сигрид велит привести коня и отправляется повидать Торстейна сына Нарви, своего родича. В то время туда как раз приехал Болли со своими спутниками. Она вызывает Торстейна поговорить с глазу на глаз и рассказывает ему о том, что произошло.

— Похоже, дело приняло скверный оборот, — отвечает Торстейн.

Она рассказала ему также о том, какие щедрые предложения делал Болли и как глупо себя вел Хельги, и попросила Торстейна приложить все усилия к тому, чтобы это дело уладилось. После этого она уехала домой, а Торстейн пошел поговорить с Болли.

— Правда ли то, о чем я услышал, приятель, — говорит он, — что Хельги с Уступа вел себя с тобой куда как неразумно? Я хочу просить тебя, чтобы ты прислушался к моим словам и не давал ходу этому делу. Оно не заслуживает внимания, так как речи глупцов ничего не стоят.

Болли отвечает:

— Конечно, это сущий пустяк, и я не придаю этому никакого значения.

— В таком случае, — сказал Торстейн, — я хочу, чтобы ты отказался от своих обвинений ради меня и предлагаю тебе за это свою дружбу.

— Это дело пока что не сулит никакой опасности, — сказал Болли, — и я не собираюсь ничего предпринимать. Подождем до весны.

Торстейн сказал:

— Для того чтобы ты убедился, насколько для меня важно, чтобы это дело было улажено так, как я желаю, я подарю тебе лучшего жеребца в нашей округе со всем табуном в придачу, а в нем дюжина лошадей.

Болли отвечает:

— Это очень щедрое предложение, однако тебе нет нужды так стараться ради этого дела. Меня оно мало заботит, и я не стану придавать ему большого значения, когда оно дойдет до суда.

— По правде говоря, — сказал Торстейн, — я хотел предложить тебе самому рассудить это дело.

Болли отвечает:

— Сдается мне, было бы правильнее не делать этого предложения, поскольку я не намерен улаживать это дело полюбовно.

— В таком случае ты избрал наихудший выход для всех нас, — сказал Торстейн. — Пускай Хельги человек нестоящий, он все же состоит с нами в свойстве, и мы не намерены отдавать его тебе на расправу, раз ты не желаешь прислушаться к моим словам. Однако я не думаю, что, если те обвинения, которые Хельги выдвинул против тебя, будут вынесены на тинг, это прибавит тебе славы.

Торстейн и Болли расстались довольно холодно. Болли уезжает со своими товарищами, и ничего не слышно о том, чтобы он был отпущен с подарками.

8

Болли и его спутники приезжают в Подмаренничные Поля[1866] к Гудмунду Могучему. Тот выходит к ним навстречу и приглашает их к себе с большим радушием. Он был в прекрасном расположении духа. Они провели там полмесяца, и им был оказан теплый прием.

Затем Гудмунд сказал Болли:

— Правду ли говорят, будто у вас с Торстейном вышла размолвка?

Болли сказал, что это все пустяки, и перевел разговор на другое.

Гудмунд спросил:

— Какой дорогой ты собираешься возвращаться домой?

— Той же, — отвечает Болли.

Гудмунд сказал:

— Я хочу отговорить вас от этого, поскольку мне стало известно, что вы с Торстейном расстались недружелюбно. Лучше оставайся пока здесь со мной, а весной поедешь на юг, и тогда уж будь что будет.

Болли заявил, что не станет менять своих планов из-за чьих-то угроз:

— Когда этот дурак Хельги повел себя глупее некуда и принялся выдвигать против нас обвинения, одно оскорбительнее другого, да еще и потребовал, чтобы за какой-то жалкий пучок сена я отдал ему свое копье Подарок Конунга, я уже тогда принял решение позаботиться о том, чтобы он получил по заслугам за свои слова. К тому же я решил распорядиться этим копьем иначе и подарить его тебе вместе с тем золотым обручьем, что мне пожаловал конунг греков[1867]. Я считаю, что теперь эти сокровища попадут в куда лучшие руки, чем если бы они достались Хельги.

Гудмунд поблагодарил его за эти дары и сказал:

— Ты получишь взамен менее ценные подарки, чем следовало бы.

Гудмунд дал Болли выложенный золотом щит, золотое запястье и плащ. Этот плащ был сшит из самой дорогой материи и вышит повсюду, где это могло сделать его еще краше. Это были отменные дары.

Затем Гудмунд сказал:

— Сдается мне, ты неверно поступаешь, Болли, решив ехать через Сварвадардаль.

Болли говорит, что от этого не может быть никакого вреда. Они уезжают, расставшись с Гудмундом большими друзьями.

И вот Болли и его спутники едут своей дорогой вдоль Побережья Тальма[1868]. Вечером они добрались до двора, который зовется У Крестов. Там жил человек по имени Оттар. Он стоял перед домом. Был он лыс и на нем была меховая накидка. Оттар поздоровался с ними и пригласил остаться у него. Они приняли его приглашение. Им там был оказан хороший прием, и хозяин был очень весел. Они провели там ночь.

А наутро, когда Болли и его спутники были готовы к отъезду, Оттар сказал:

— Ты хорошо сделал, Болли, что посетил меня. И я бы хотел в знак уважения подарить тебе золотое запястье и буду благодарен, если ты согласишься принять его, а в придачу к нему золотое кольцо.

Болли принял подарки и поблагодарил хозяина. Затем Оттар сел на своего коня и поехал вперед, чтобы показать им дорогу, так как ночью выпало немного снега. Так они едут своим путем по направлению к Сварвадардалю.

Не успели они далеко отъехать, как Оттар обернулся к Болли и сказал:

— Я хочу показать тебе, как сильно я желаю твоей дружбы. Прими от меня в подарок еще одно золотое запястье. И если понадобится, я готов помогать вам всем, чем только смогу.

Болли сказал, что хозяин проявляет слишком большую щедрость, — «но все же я готов принять это запястье».

— Ты поступаешь правильно, — говорит тот.

9

Теперь надо рассказать о Торстейне с Кряжа. Когда ему показалось, что подошло время Болли уезжать с севера, он собирает людей с намерением подстеречь Болли и добиться того, чтобы их с Хельги тяжба разрешилась иначе.

На Полях в Сварвадардале жил человек по имени Льот[1869]. Он был человек влиятельный и уважаемый и охотно помогал в тяжбах. Он всегда ходил в черной одежде и с палицей, однако, когда собирался с кем-нибудь биться, одевался в синее[1870] и вооружался секирой с загнутыми углами. Вид у него тогда был весьма устрашающий.

Болли и его спутники едут по Сварвадардалю, держа путь на запад, и Оттар сопровождает их. И вот они проезжают двор на Кряже и выезжают к реке. Там их подстерегал Торстейн со своими людьми. Стоило Оттару заметить сидевших в засаде, как он стегнул свою лошадь и ускакал прочь, а Болли и его спутники храбро продолжили свой путь. Как только Торстейн и те, кто с ним были, увидали это, они выскочили им навстречу. Тех и других разделяла река. По берегам она уже вскрылась, но посредине плавал лед. Торстейн и его люди выбегают на лед.

Хельги с Уступа также был там и крепко их подзадоривал. Он говорил, хорошо, мол, что пришло время Болли и его людям испытать, много ли им будет проку от их заносчивости и тщеславия или на севере найдутся люди, у которых достанет храбрости выступить против них.

— И нечего вам щадить их. Куда лучше будет убить их всех, — сказал он, — тогда другие поостерегутся нападать на нас.

Болли слышал слова Хельги и увидел, как тот вышел на лед. Он метнул в него копье, и оно попало ему прямо в грудь. Тот повалился назад, а копье вонзилось в берег на другой стороне реки, так что Хельги повис на нем, и его тело болталось в воде. После этого завязалась жаркая битва. Болли кинулся в бой так рьяно, что те, кто находились поблизости, были вынуждены отступить. Тут против него вышел Торстейн, и когда они сошлись, Болли нанес Торстейну удар в плечо, и это была большая рана. Другую рану Торстейн получил в ногу. Бой был жесточайший. Болли тоже был ранен, но легко.

Теперь надо рассказать об Оттаре. Он скачет наверх в Поля к Льоту, и как только они повстречались, Оттар сказал:

— Теперь не время отсиживаться, Льот, — говорит он, — настало время проявить свое благородство.

— Что для этого потребуется, Оттар?

— По-моему, здесь внизу у реки Торстейн с Кряжа сражается с Болли, и будет величайшей удачей, если удастся положить конец их стычке.

Льот сказал:

— Ты не раз доказывал, что ты человек стоящий.

Льот не стал медлить и поспешил туда вместе с Оттаром и еще несколькими людьми. Когда они прибыли к реке, Болли и его сторонники яростно сражались. Трое из людей Торстейна были убиты. Льот и те, кто с ним был, бросились между противниками и принялись их разнимать.

Льот сказал:

— Разойдитесь немедленно, — говорит он, — довольно и того ущерба, который уже был причинен. Я намерен сам вынести решение по вашему делу, и если какая-нибудь из сторон не согласится с этим, мы сами нападем на них.

Льот повел себя столь решительно, что они перестают сражаться, и обе стороны дают свое согласие на то, чтобы он их рассудил. На этом они расстаются. Торстейн отправляется домой, а Льот приглашает к себе Болли с его спутниками, и тот принимает его приглашение. Болли и его люди поехали к Льоту в Поля. Место, где они сражались, носит название Конский Мыс. Оттар бонд распростился с Болли и его людьми не раньше, чем они добрались до жилища Льота. На прощание Болли щедро одарил его и поблагодарил за оказанную помощь, а еще Болли пообещал Оттару свою дружбу. Тот отправился домой к Крестам и оставался на своем дворе.

10

После битвы на Конском Мысе Болли поехал с Льотом в Поля со всеми своими людьми. Льот перевязывает их раны, и те быстро затягиваются, так как за ними был хороший уход. А когда они оправились от своих ран, Льот созвал многолюдный тинг. Болли и его люди поехали на эту сходку. Явился туда и Торстейн с Кряжа со своими людьми.

Когда начался тинг, Льот сказал:

— Я не собираюсь медлить с объявлением решения, которое я вынес по делу Торстейна с Кряжа и Болли. Начну с того, что за Хельги не следует платить никакого возмещения, поскольку он был убит за свои оскорбления и нападки на Болли. Раны, полученные Торстейном и Болли, я приравниваю одни к другим, однако за троих убитых людей Торстейна Болли должен будет заплатить виру. А за то, что Торстейн злоумышлял против Болли и устроил против него засаду, он обязан уплатить ему стоимость пятнадцати сотен и еще трех локтей домотканого сукна[1871]. На этом они должны полностью примириться.

После этого тинг был распущен. Болли говорит Льоту, что он собирается в обратный путь и благодарит его за всю ту помощь, что тот ему оказал. Они обмениваются богатыми подарками и расстаются добрыми друзьями. Болли позаботился о хозяйстве Сигрид с Уступа, поскольку та пожелала уехать вместе с ним на запад. И вот они едут своей дорогой, пока не прибывают на Большой Двор к Арнору. Тот принял их как нельзя лучше. Они провели там некоторое время, и Болли рассказал Арнору обо всем, что произошло между ним и жителями Сварвадардаля.

Арнор сказал:

— Эта поездка обернулась для тебя большой удачей, особенно если учесть, что тебе пришлось иметь дело с таким человеком, как Торстейн. Правду сказать: мало кому из хёвдингов не из наших мест, а быть может, и вовсе никому не удалось бы сыскать себе большей славы здесь на севере, чем тебе, будь у них столько же недоброжелателей, сколько у тебя.

Болли уезжает с Большого Двора со своими людьми и едет на юг домой. На прощание они с Арнором вновь пообещали друг другу оставаться друзьями.

И когда Болли воротился к себе домой в Междуречье, Тордис, его жена, очень ему обрадовалась. До нее уже успели дойти кое-какие слухи о его неладах с людьми с севера, и она немало беспокоилась о том, чтобы для него это хорошо закончилось. Болли живет теперь дома в своей усадьбе в большом почете.

Повсюду только и было разговоров, что об этой поездке Болли, и все в один голос говорили, что равной ей не сыщешь. Из-за этого, да и многого другого, уважение к нему людей только возрастало. Болли подыскал для Сигрид достойную партию, и они хорошо расстались.

И нам больше ничего неизвестно об этой истории.

1

Мы начинаем сагу о двух Хельги[1872] с Кетиля Грома[1873], поскольку нам известно, что из всех людей, о которых идет речь в этой истории, только от него одного происходит многочисленное и славное потомство. От него ведут свой род люди с Побережья и люди из Крестового Залива, а также сыновья Дроплауг[1874]. А еще мы хотим рассказать о том, как от первых поселенцев произошел Хельги сын Асбьёрна, который, по мнению знающих людей, был самым знатным человеком из всех, кто упоминается в этой саге.

Жил человек по имени Храфнкель. Он был сыном Храфна[1875]. Он прибыл в Исландию, когда время заселения страны подходило к концу[1876], и остановился в Долине Обвалов[1877]. Там он уснул и приснилось ему, что к нему подошел какой-то человек и велел ему немедля вставать и уходить оттуда со всем, чем он владел. Храфнкель проснулся и поспешил покинуть это место. Сразу же вслед за тем гора обрушилась и погребла под собой кабана и быка — имущество Храфнкеля, которое там оставалось. Он же отправился в Долину Храфнкеля и целиком заселил ее своими людьми, там было почти двадцать дворов, а сам поселился на Дворе Стейнрёда[1878]. Вскоре он сделался большим хёвдингом. Он был человек могущественный, и у него было множество сторонников. Его сыновей звали Асбьёрн и Торир.

А когда Храфнкель умер, его сыновья поделили между собой поровну отцовское наследство. Ториру досталось жилище, которым владел его отец, а Асбьёрн поселился на дворе, что назывался Крайним Уступом, а нынче зовется Двором Храфнкеля, и хорошо управлялся там со своим хозяйством.

Асбьёрн взял в жены женщину по имени Халльбера. Она была дочерью Хроллауга, сына Рёгнвальда ярла из Мёра[1879]. У них был сын, которого звали Хельги. Он был человеком молчаливым и сдержанным. Когда он возмужал, ходило немало толков о том, каким он вырос.

Асбьёрн не дожил до старости. Когда он умер, Хельги получил оставшееся после него наследство и прожил несколько зим на Крайнем Уступе. После этого Хельги покинул свой двор и продал его Храфнкелю сыну Торира, своему двоюродному брату. Он уехал из страны и многие годы вместе со своими родичами совершал набеги на Оркнейских островах и в Норвегии. А еще несколько лет Хельги провел в викингских походах. Человек он был отважный, хотя и не отличался ни большой силой, ни искусным владением оружием. Затем Хельги уехал в Исландию, увеличив свое богатство и снискав всеобщее уважение. Берси Мудрый пригласил Хельги к себе, и тот поехал вместе с ним к нему домой на Двор Берси.

Вскоре после этого Хельги женился на Оддлауг, сестре Берси[1880], и они сразу же хорошо поладили и очень полюбили друг друга. Хельги в то время не имел своего двора, да и не находилось охотников сняться со своего места и уступить ему собственную землю.

Жил человек по имени Одд и по прозвищу Искра. Он был богат, и с ним нелегко было иметь дело. Он поселился у Озерной Реки[1881] по другую сторону от Двора Берси и хорошо управлялся со своим хозяйством. Одд был женат, и у него был сын по имени Освивр. Поговаривали, что это имя как нельзя лучше подходило ему[1882]. Он много ездил по торговым делам и сильно задавался, был ловок в состязаниях, насмешлив и хвастлив.

Как-то раз свояки беседовали между собой, Берси и Хельги. Хельги спрашивает у Берси, где бы ему поселиться и не может ли тот ему чего посоветовать. Берси дал ему тогда хороший совет, и они потом сообща исполнили то, что он задумал.

Как только установился лед, Хельги отправился на Оддов Двор и сдружился с Освивром, а затем между Оддовым Двором и Двором Берси стали устраивать состязания.

На Оддовом Дворе гостил человек по имени Отрюгг. Он немало донимал Освивра, когда они соревновались во всяких играх, а после кичился этим и говорил, что тот, мол, куда больше преуспел в бахвальстве, чем в борьбе. Кончилось тем, что Одд убил Отрюгга. Хельги сын Асбьёрна взялся вести тяжбу. Дошло до того, что стороны согласились уладить это дело миром, и было предложено, чтобы их рассудил Берси. Он вынес такое решение, что штраф был назначен небольшой, однако Одд должен был покинуть свое жилище и убраться из округи. Одду сильно не понравился такой исход дела, но он был вынужден подчиниться этому решению, поскольку многие считали, что он получил по заслугам.

Хельги сын Асбьёрна приобрел Оддов Двор к большой досаде Одда. Сам же Одд должен был уехать оттуда, и больше о нем в этой саге ничего не рассказывается, хотя и говорят, что он был могущественным человеком.

Хельги обосновался на Оддовом Дворе и вознамерился перевести туда все свое хозяйство в первый же из положенных дней перехода[1883]. А когда Одд собрался в дорогу, он распорядился заколоть и сварить быка. И в первый день перехода, когда все приготовления к отъезду были закончены, Одд велел поставить и накрыть вдоль всех скамей столы и принести бычье мясо, какое там было. Затем Одд подошел к столу с такими словами:

— Этот стол накрыт как следует и так, как если бы он был приготовлен для самых дорогих друзей. Я посвящаю это угощение Фрейру, дабы он позаботился о том, чтобы тот, кто станет жить на Оддовом Дворе после меня, ушел отсюда в не меньшем горе, чем нынче ухожу я[1884].

После этого Одд уехал оттуда прочь со всем, что ему принадлежало.

2

О роде сыновей Дроплауг рассказывают одну историю, которая известна немногим, и хотя кое-кому она кажется не заслуживающей доверия, все же ее забавно послушать.

Одного человека звали Грим, он жил в Ближнем Заливе в Оружейном Фьорде[1885]. Человек он был молодой, женатый и зажиточный. Он вырастил пестрого быка рыжей масти с белым крестом во лбу. Бык этот был велик и превосходно сложен, и Грим ценил его больше, чем всю прочую скотину, что у него была. Летом бык пасся на пастбище и круглый год пил молоко.

Как-то раз летом вокруг дома стояли стога сена. Быку тогда минуло десять зим. Случилось так, что он принялся бегать взад-вперед, переворачивая скирды. Люди попытались поймать его, да не тут-то было; не помогло и тогда, когда там собралась целая толпа. Бык убежал от них и добежал до Дальнего Крестового Залива, а там бросился в воду и поплыл в открытое море. Так он и плыл, покуда не пропал из виду[1886].

Грим очень горевал из-за потери быка. У него был брат в Секирном Фьорде[1887], которого звали Торстейн. Он был хороший хозяин, человек умный, и все его очень любили. Братья были очень привязаны друг к другу. И вот Торстейну передают, чтобы он приехал в Залив повидаться со своим братом Гримом. А когда братья встретились, Торстейн стал уговаривать Грима, чтобы тот не печалился так из-за своей утраты, говоря, что есть много такого, чем он мог бы утешиться: мол, у него и денег вдоволь, и он еще, может статься, вырастит другого быка, не хуже этого. К тому же, сказал он, для него большая честь, что оба залива отныне будут носить имя его быка[1888]. Грим не слишком прислушивался к тому, что говорил Торстейн: его слова входили ему в одно ухо, а из другого выходили.

Торстейн оставался там всю зиму и утешал своего брата, да только Грим совсем извелся. Он мало спал и почти ничего не ел. А когда миновала зима, Торстейн стал допытываться у Грима, не хочется ли ему уехать из страны. Он говорил, что поездки умеряют людскую печаль и снимают с души тяжесть забот, которые препятствуют радости и удовольствию[1889]. Грим отвечал, что был бы не прочь уехать, но только при условии, что Торстейн отправится вместе с ним. Тот сказал, что поедет с радостью, лишь бы тому от этого полегчало.

Братья препоручили заботы о своем хозяйстве другим, а сами снарядились и отплыли из Устья Уни[1890]. Денег у них было немного. В те времена люди имели обыкновение брать с собой в поездки овчины на продажу, и они так и сделали. Путешествие их было благополучным, и корабль с братьями приплыл в Трандхейм. Они раскинули на берегу палатку. Спутники их вскоре разъехались по домам, а братья оставались в своей палатке.

Однажды рано поутру к палатке братьев подошел один человек. Был он высок ростом и могуч с виду. Они спросили, как его зовут. Тот назвался Курчавым. Тогда они спросили у него, откуда он и куда направляется. Он отвечал, что живет у бонда, которого зовут Гейтир, и сказал, что пришел, чтобы купить для него две дюжины овчин. А еще он сказал, что Гейтир человек богатый и всегда расплачивается со своими долгами. Они продали ему плащи, как он желал, и сказали, что хотят получить за них плату мукой[1891]. Он взвалил овчины себе на плечи и ушел.

После этого к ним явился человек по имени Торир, он был из Внутреннего Трандхейма, и пригласил их к себе на постой. Он был добрый хозяин. Они приняли приглашение и отправились к Ториру. Им там был оказан хороший прием. Они не раз расспрашивали Торира бонда о Гейтире, но тот отвечал, что ему о нем ничего не известно.

Они пробыли там совсем недолго, прежде чем им захотелось отправиться на поиски Гейтира. Торир, как мог, отговаривал их от этого, да все напрасно. Они двинулись вверх по долинам и повсюду расспрашивали о Гейтире, однако никто не мог о нем ничего сказать. В конце концов они пришли к одному старику, который жил в укромной долине, и спросили его о Гейтире, а тот отвечал, что не знает такого. Тогда Торстейн спросил, не знает ли тот какой-нибудь местности, названной по этому имени. Тот сказал, что ему известно одно место, и зовется оно Утесы Гейтира, и объяснил им, как туда добраться.

Позднее в тот же день они отправляются туда. И вот приходят они ко входу в пещеру. В пещере был разведен огонь. У огня сидел человек. Они узнали в нем своего приятеля Курчавого. Тот вскочил и приветливо пригласил их зайти. Они уселись у огня и огляделись. Показалось им, что на другом конце пещеры они видят Брандкросси, быка Грима, который стоял там под скалой живой и невредимый. Курчавый забрал у них и унес их одежду, а когда воротился, пригласил их в горницу. Они вошли и увидали, что на обеих скамьях там сидят люди, и они узнали на них свои плащи.

На почетном сиденье восседал высокий человек благородного вида в красном плаще. Он приветствовал их и пригласил оставаться там, сколько они пожелают, и усадил их рядом с собой. Угощение там было отменное и вдоволь доброй браги. Неподалеку от Гейтира сидели две женщины, обе пригожие. Ближе к нему сидела та, что постарше, и это была его жена, та же, что помоложе, приходилась ему дочерью. Они успели пробыть там совсем недолго, и вот Грим опечалился.

Гейтир вскоре заметил это и однажды сказал Гриму:

— Я виноват пред тобой, Грим, — говорит он. — Я послал Курчавого, моего раба, за твоим быком Брандкросси, лучше которого не было во всей Исландии. То, что ты принял за своего быка в первый вечер, это его шкура, набитая мукой, и я собираюсь отдать тебе ее в качестве возмещения за быка. А еще мне показалось, что ты поглядываешь на Дроплауг, мою дочь, и я готов выдать ее за тебя, если ты захочешь увезти ее с собой в Исландию, и я дам за ней в приданое много денег. С материнской стороны она происходит из знатного рода, да и род ее отца не назовешь захудалым. Моя мать получила хорошее воспитание, и отец мой был человек недюжинный[1892].

Гриму пришлась по душе эта речь, и после этого была сыграна их с Дроплауг свадьба. Пир там был устроен на славу, и всю зиму они втроем спали в пещере в одной постели, Грим, Дроплауг и Торстейн, и между Гримом и Дроплауг возникла большая любовь. Грим был очень доволен своим положением.

А когда пришла весна, Гейтир спросил Грима, что он намерен делать, и тот отвечал, что самое заветное его желание — уехать в Исландию. Тогда Гейтир велел братьям купить корабль и снарядить его. Он сказал, что Грим с Дроплауг ни в чем не будут нуждаться и что Курчавый снесет на корабль их имущество и товары.

3

Братья поступили так, как им посоветовал Гейтир, и приготовились к отъезду. Свояки тепло распрощались перед тем, как расстаться. Гейтир просил Грима взять на себя заботы обо всем, что касается их с Дроплауг, и сказал, что тогда все у них будет складываться хорошо.

Когда братья закончили все приготовления и были готовы выйти в море, на берег спустился Курчавый, неся на спине шкуру Брандкросси, наполненную мукой. Он взошел на корабль и бережно положил ее туда, куда они указали. В другой раз он явился с платой за их овчины. В третий раз он принес два сундука, в одном была одежда и украшения Дроплауг, а в другом золото, серебро и всякие сокровища, и это было приданое Дроплауг.

Затем они вышли в море. Плавание их прошло благополучно, и они причалили в Ближнем Крестовом Заливе. Там шкура Брандкросси была перенесена с корабля на берег, и его именем были названы оба залива.

После этого братья продали корабль и разъехались по домам. Торстейн женился и преумножил свой род в Секирном Фьорде, он считался там самым преуспевающим хозяином. Грим же поселился в Крестовом Заливе, и они с Дроплауг жили счастливо до конца своих дней. Его считали величайшим храбрецом. Дроплауг была женщина пригожая и статная, деятельная, великодушная и сдержанная. Она была заносчива и непреклонна, когда ей перечили, молчалива и предусмотрительна, предана в дружбе и непримирима к своим недругам. Она не дожила до старости и умерла от болезни, и для Грима это было величайшей утратой. Он очень о ней горевал и был безутешен. У них осталась дочь, которую звали Мардёль. То была девушка красивая и видная и во всем походившая на свою мать. Была она работящая и приветливая, и, когда выросла, люди очень ее любили. Она вела хозяйство в доме своего отца, после того как умерла ее мать. Казалось, все у нее спорилось, за что бы она ни бралась. Потом ее выдали замуж на восток и она поселилась у Ущельной Реки в Окружной Долине[1893]. Она была матерью Грима сына Мардёль, отца Дроплауг, той, что была матерью Грима и Хельги, сыновей Дроплауг[1894].

1

Одного человека звали Торд. Он жил на хуторе Мули на севере в Долине Дымов[1956]. Среди его домочадцев был тогда человек по имени Одди сын Хельги. Его прозвали Одди Звездочет[1957]. Он был такой знаток календаря, что в то время не было ему в этом равных во всей Исландии, и еще был он сведущ во многом другом. Скальдом он не был и не хранил в памяти стихов. Рассказывают еще, что люди очень прислушивались к его советам. Он никогда не лгал и, если знал, всегда говорил правду и потому считался человеком прямым и заслуживающим доверия. Он был беден и не слишком усерден в работе.

Надо рассказать о том, какой с этим Одди произошел удивительный случай. Торд, его хозяин, послал его на Плоский Остров[1958] ловить рыбу, и об этой их поездке известно только, что она была удачной. На острове его хорошо принимали, но не говорится, кто там жил. А теперь надо сказать, что вечером, когда люди стали укладываться спать, Одди также устроили на ночлег и хорошо о нем позаботились. И оттого, что Одди устал с дороги и у него была удобная постель, он быстро засыпает, и ему сразу же начинает сниться сон. Представляется ему, что он дома в Мули, и что туда явился гость, и будто уже наступил вечер, и люди собираются ложиться спать. Гостя попросили развлечь остальных, и он принялся рассказывать сагу, и начиналась она так.

2

Одного конунга звали Хродбьярт, он правил на востоке в Гаутланде[1959]. Он был женат, и жену его звали Хильдигунн. Их единственный сын звался Гейрвид. С ранних лет он был хорош собой, умен и во всем превосходил своих сверстников. Он был еще ребенком, когда начиналась эта сага.

Теперь надо рассказать о том, что Хродбьярт конунг поставил управляющим над третьей частью своей державы ярла по имени Хьёрвард. Был он тоже человек женатый, и жену его звали Хьёргунн. Их единственная дочь звалась Хлегунн. О ней говорится, что в детстве с ней было нелегко ладить, и чем старше она становилась, тем делалась более своенравной. Рассказывается также, что ей были не по нутру все женские занятия. Вошло у нее в обычай повсюду расхаживать в доспехах и при оружии[1960], и она либо ранила, либо лишала жизни всякого, кто посмел стать ей поперек дороги или чем-то ей не понравился.

Хьёрварду ярлу, ее отцу, был сильно не по душе ее трудный нрав, и он считал неподобающими творимые ею беззакония. И вот он объявляет ей без обиняков, что впредь не намерен мириться с таким ее поведением, и либо она исправится, — «либо убирайся отсюда, да поскорее!»

Как только Хлегунн ярлова дочь услыхала о желании своего отца, чтобы она покинула его двор, она отвечает, что не собирается там дольше задерживаться, и требует от своего отца, чтобы он дал ей три боевых корабля с полным военным снаряжением и командой, и пусть все там будет самое отменное и столько воинов, сколько она сама сочтет достаточным. И если все будет исполнено, как она потребовала, она охотно уедет из дому. Хьёрвард ярл с готовностью на все согласился, лишь бы она поскорее убралась, потому что полагал — и справедливо, — что от ее пребывания там можно было ожидать только еще больших неприятностей.

Затем он повелел снарядить три боевых корабля всем самым отборным, и когда приготовления были закончены, Хлегунн ярлова дочь отбыла из страны с этим войском и с той поры проводила жизнь в викингских походах и грабежах, стяжав себе в них богатство и славу. Рассказывают, что, покуда был жив ее отец, она так и не возвратилась домой.

Теперь пора перенести сагу в другое место и рассказать о том, что когда Гейрвиду, сыну Хродбьярта конунга, было восемь лет от роду, на Хродбьярта конунга напала хворь, и немногое можно об этом поведать, кроме того, что эта болезнь в конце концов привела к смерти конунга. Все его друзья и приближенные сочли большой утратой потерю такого государя и были правы, и в этом с ними были согласны все жители страны. Затем было решено справить пышную тризну, и на нее были приглашены все самые могущественные люди и знатнейшие хёвдинги страны. Были также разосланы приглашения всем, кто хотел попасть на этот пир, будь то местные жители или чужеземцы, чтобы никому не пришлось явиться туда незваным. На этом пиру, на который собралось великое множество народу, люди пили кубок в память Хродбьярта конунга, прославляя его и воздавая ему почести, как это подобало человеку его положения и достоинств. По окончании тризны конунг был похоронен в кургане по древнему обычаю, принятому тогда у знатных людей.

3

Теперь надо рассказать о том, что после того, как в стране произошло это великое событие, все мудрейшие мужи и самые верные друзья конунга решили, что им надлежит взять себе другого конунга и правителя вместо того государя, которого они лишились. И столь велика была любовь всех жителей страны к Хродбьярту конунгу, пока он был жив, что люди не пожелали избрать своим правителем никого другого, кроме Гейрвида, его сына, потому что хотели, чтобы власть конунгов оставалась в его роду и ни к кому не переходила. И хотя Гейрвид был в то время еще совсем юн и мало подходил для того, чтобы возложить на него управление державой, все жители страны тем не менее охотно пошли на такой риск и доверили ему престол при условии, что за ним станет присматривать королева, его мать, поскольку она была женщина весьма разумная и достойная во всех отношениях.

И вот спустя недолгое время после того, как такой молодой человек, как Гейрвид, сделался конунгом и начал управлять великим народом, власть в стране, как и следовало ожидать, стала быстро ослабевать. Поредела и государева свита, потому что многие дружинники стали искать себе другие занятия. Одни отправились в викингские походы, другие отбыли в торговые поездки в разные страны. Однако же, каким бы скверным ни показалось то, о чем тут говорилось, в правление этого молодого конунга должно было случиться еще немало новых бед.

В саге рассказывается о том, что в лесу Йоруског[1961], который находился во владениях этого молодого государя, засели два злодея. Эти грабители убивали людей, чтобы завладеть их добром, и были все равно что берсерки[1962]. Одного из них звали Гарп[1963], а другого Гню[1964]. Говорится, что люди не осмеливались ездить там поодиночке. Чтобы покончить с разбойниками, на их поиски в лес то и дело отправлялись большие отряды, но сколько бы народу их ни разыскивало, найти их так и не удалось. Так продолжалось до тех пор, пока Гейрвиду конунгу не исполнилось двенадцать лет. Когда он достиг этого возраста, он был не менее рослым и сильным, чем многие зрелые мужи из числа самых видных и тех, кто уже успел проявить себя наилучшим образом.

Как-то раз, когда Гейрвид конунг сидел за столом со всеми своими людьми, он произнес такую речь:

— Всем вам, моим подданным, известно, что до сих пор я был юн годами и мне недоставало силы, а потому я принимал мало участия в управлении державой. Я и сам об этом частенько слышал, и этого следовало ожидать. Но нечего удивляться, что прежде от меня было немного проку, ведь всему виной моя молодость. Теперь же мне минуло двенадцать зим, и я вошел в возраст, когда мне пора испытать себя и узнать, стоит ли ожидать, что мое могущество будет и дальше расти и усиливаться. Уже сейчас немногие из моих сверстников успели возмужать больше, чем я. Я объявляю вам всем, моим друзьям и подданным, что собираюсь сам отправиться навстречу этим берсеркам, Гарпу и Гню, которые разбойничают в лесу Йоруског, и сразиться с ними. И я не намерен возвращаться, пока они живы, — либо я одержу над ними верх, либо они надо мной.

Когда Гейрвид конунг закончил свою речь, первой ему ответила королева, его мать, и ее поддержали все самые знатные люди страны. Все они в один голос упрашивали конунга захватить с собой побольше народу и получше вооружиться, раз уж он решил выступить против разбойников.

Гейрвид конунг отвечает:

— Я все хорошенько обдумал, прежде чем объявить вам о своем решении. Сдается мне, что даже если я и одолею берсерков, не много славы принесет мне такой поход, коли я выставлю против них большое и хорошо вооруженное войско. И для меня будет бесчестьем, если их не удастся разыскать и мне придется воротиться назад с пустыми руками. Случись так, это стало бы для меня позором. А потому я намерен отправиться в эту поездку всего только с одним человеком, и пусть судьба решает, каким будет наше расставание с разбойниками. Может статься и так, что мы покроем себя славой в этом походе, но чем бы дело ни кончилось, я собираюсь пойти на риск и совершить то, что задумал. Я оттого и завел с вами нынче этот разговор, что хочу знать, кто из вас больше других желает сопровождать меня в этой поездке. Но кто бы ни был человек, решившийся отправиться вместе со мной, пусть он отзовется немедля. И знайте: для меня это вопрос решенный, и даже если не найдется никого, кто будет готов сопровождать меня, я все равно отправлюсь в путь, пускай и в одиночку.

Рассказывается, что после этого заявления конунга сама королева первой принялась на разные лады отговаривать его от этой поездки, говоря, что его намерение безрассудно, — и так оно и было, — поскольку эти разбойники — настоящие демоны, тогда как слишком многое было брошено на чашу весов — жизнь самого конунга. Все были уверены, что ему должно было меньше повезти в столкновении с разбойниками, и коли так и выйдет, вполне можно было ожидать его гибели, особенно памятуя о том, что конунг их был еще совсем молод, а берсерки полны отваги. Все друзья конунга настойчиво отговаривали его от этого похода. Они считали, что, если он захватит с собой только одного спутника, он — конченый человек.

Конунг отвечал на это, что им не удастся принудить его изменить свое решение.

Когда же они убедились, что им не отговорить его, слово взял человек по имени Дагфинн. Он был приближенным конунга и королевским скальдом.

— Государь, — говорит он, — я не знаю никого другого, кто был бы в большем долгу перед тобой, чем я. Поэтому чем большей опасности ты себя подвергаешь, тем меньше мне пристало расставаться с тобой, если только ты согласен принять мою помощь и взять меня в спутники. Я готов сопровождать тебя в этом походе, когда тебе будет угодно.

4

Надо сказать, что как только этот человек, Дагфинн, был назван в саге, во сне Одди тотчас приключилось нечто весьма удивительное. Мнится Одди, что он сам и есть этот человек, Дагфинн, а гость, который рассказывал сагу, выходит теперь и из рассказа, и из сна, тогда как ему представляется, что это он сам видит и знает все, что с той поры происходит во сне. Отныне сон должен рассказываться так, как это все виделось самому Одди. Казалось ему, что он — Дагфинн и собирается выступить в поход с конунгом Гейрвидом.

И когда они снарядились, они отправились вдвоем в путь, захватив оружие, и странствовали так до тех пор, пока не добрались до леса Йоруског, где они рассчитывали застать разбойников. Деревья там росли так, что между ними оставалась широкая дорога. Рассказывается, что когда они углубились далеко в лес, они увидали перед собой высокий холм, крутой, с какой стороны к нему ни подойти. Они взобрались на него, чтобы оглядеться и разведать, не заметно ли чего сверху. Холм этот был усеян множеством камней. С вершины его им было далеко видно.

Тут они замечают двоих людей. Были они велики ростом и направлялись прямиком к холму, на котором стояли конунг с Дагфинном. Оба они были хорошо вооружены. Стоило конунгу и Дагфинну завидеть этих людей, как они сразу же догадываются, что это не кто иные, как Гарп и Гню.

Тогда Дагфинн сказал:

— Государь, я должен предупредить вас, что я не очень-то привычен к сражениям и к тому же не слишком полагаюсь на свою храбрость и умение обращаться с оружием. Поэтому я хочу предложить вам на выбор: желаете ли вы, чтобы я вместе с вами напал на берсерков, или вы предпочитаете, чтобы я наблюдал за вашим боем с этого холма и потом смог обо всем поведать другим?

Конунг отвечает:

— Раз уж ты сам не знаешь, на что решиться, по мне, так лучше тебе оставаться здесь на холме и следить издалека за нашим боем, не приближаясь к месту сражения.

Дагфинн последовал совету конунга. Он остался на холме и не стал приближаться к месту сражения, решив, что самое разумное держаться от него подальше, а конунг спустился вниз навстречу разбойникам. Не берусь рассказать точно, как они там обменивались ударами, скажу лишь, дабы ускорить рассказ, что в конце концов судьба распорядилась так, что конунгу выпали жизнь и счастье, потому что он победил обоих злодеев, они же скончались от тяжелых ран, которые им нанес конунг.

После того как разбойники пали, конунг с Дагфинном продолжили свой путь, пока не дошли до места, где от главной дороги в лес отходила тропа. Они успели уйти по этой тропе совсем недалеко, как вдруг очутились на большой поляне в лесу. Там стоял дом, высокий и добротной постройки, дверь его была крепко заперта, а ключ припрятан за притолокой. Они отперли дверь и вошли. Внутри дом был богато убран и чуть не доверху полон всевозможных сокровищ. Они заночевали там, и не было у них недостатка ни в доброй браге, ни в изысканных яствах, а утром они отправились в обратный путь, но прежде похоронили разбойников.

А когда конунг прибыл в свою державу, слух о его подвиге и одержанной им славной победе разнесся далеко по всей стране. Друзья и родичи конунга возрадовались тому, что он воротился домой с великой победой, и все считали, что он точно из ада вырвался, да так оно и было.

5

После этих событий конунг созывает тинг, и на него стекается великое множество народу. И когда все были в сборе, конунг объявил эту важную новость, и все сочли, что Гейрвид конунг покрыл себя большой славой — как оно и было, — в одиночку одолев таких могучих воинов.

Потом Гейрвид обратился к людям, чтобы они посетили дом, в который злодеи сносили награбленное добро, и чтобы каждый взял там то, чего он лишился. Однако все решили отдать это свое добро конунгу, говоря, что пусть уж лучше он им теперь владеет и что оно ему досталось по праву. Тогда конунг приказал забрать все это богатство и стал им владеть.

После этого конунг повелел приступить к работам и соорудить курган, на котором он будет сидеть[1965]. И вот конунг взошел на престол, который стоял на кургане, и люди стали почитать его еще пуще прежнего и нести ему новые дорогие подарки, и все поклонялись ему так, как только могли.

Рассказывается о том, что Дагфинну скальду пришло на ум, что ему, как никому другому, пристало прославить конунга в хвалебной песни. Тогда Дагфинн восходит на курган к конунгу, падает перед ним на колени, кланяется и учтиво приветствует его. Он говорит, что сложил о нем песнь, и просит выслушать его. Конунг милостиво согласился.

Дагфинн взял слово и начал произносить песнь, и это был флокк[1966]. Когда песнь была окончена, конунг поблагодарил за нее, а с ним и все, кто там был, и все сказали, что она хорошо сложена и прославляет их конунга так, как это и приличествует его званию и заслугам. И как только конунг услыхал, что все одобряют и расхваливают песнь, он захотел проявить великодушие и щедро вознаградить скальда, пожаловав ему большое золотое обручье со своей руки.

Однако Дагфинн не пожелал принять это обручье и сказал, что стремится лишь к одному — быть в чести у конунга и пользоваться его уважением, а что до его богатств, то они, мол, ему ни к чему и он ни в чем не нуждается, пока его конунг находится в добром здравии, — «но найдется немало других, кто надеется получить от вас награду».

Конунгу понравились его слова.

6

Следующее, о чем надо рассказать, это что Хьёргунн, жена Хьёрварда ярла, опасно заболела, и — нет нужды тратить попусту много слов — в конце концов эта болезнь привела к смерти Хьёргунн. После этого по ней справили тризну и похоронили ее, как было принято по древнему обычаю, со всеми почестями, подобающими знатным женам. Ярл, как и следовало ожидать, счел смерть своей королевы большой утратой и очень горевал о ней, а с ним и многие другие.

Прошло не так много времени, и друзья ярла принялись увещевать его, чтобы он взял себе другую жену. Он спросил, где, по их мнению, ему следует искать себе достойную супругу. Они стали советовать ему просить руки королевы Хильдигунн и говорили, что брак с ней очень упрочил бы его положение, если его предложение будет принято. И поскольку такие разговоры часто велись в присутствии ярла, он и сам начал так думать, потому что был человеком умным.

Затем он посватался и попросил себе в жены Хильдигунн королеву. Ей в то время было не больше сорока лет от роду, и этот брак считался наилучшим во всех отношениях. Долго ли, коротко ли об этом договаривались, но наконец было решено выдать королеву за Хьёрварда ярла с согласия конунга, ее сына. После этого приготовили обильное угощение и сыграли свадьбу Хьёрварда ярла и Хильдигунн королевы с большим великолепием и всяческими почестями. По окончании пира все разъехались по домам. Между супругами вскоре возникла большая любовь, и их совместная жизнь была счастливой, а спустя недолгое время у них родилась дочь, и ее назвали Хладрейд.

Рассказывается, что после рождения Хладрейд брак ярла и королевы продлился недолго. Случилось так, что вскоре вслед за тем на ярла напала хворь, и дело закончилось тем, что от этой хвори он умер. Его смерть была сочтена большой утратой, потому что он был достойным правителем. Гейрвид конунг поставил тогда своих людей управлять землями, которыми прежде правил ярл, и присоединил их к своим владениям. Новость эта разнеслась повсюду, как и можно было ожидать в случае смерти такого государя.

И вот весть эта доходит до Хлегунн, дочери Хьёрварда ярла, и она узнает о том, что ее отец умер, когда она совершает набеги и грабит в викингском походе. Это известие так на нее подействовало, что она поворачивает все свое войско, возвращается в Гаутланд и начинает там воевать. Дело кончилось тем, что она отвоевала все земли, которыми прежде владел ее отец. Тогда она посылает гонцов к Гейрвиду конунгу и велит передать ему, что предлагает ему одно из двух: либо он отдаст ей половину своего королевства и поступится своей единоличной властью, либо она назначает ему встретиться с нею в проливе Сильдасунд со всем своим войском и сразиться, и пусть тому из них достанется победа и добыча, у кого больше удачи.

7

Теперь надо рассказать о том, что посланцы Хлегунн отправились в путь. Это были щитовые девы. Они прибыли к конунгу и передали ему ее поручение.

И когда он услыхал требование Хлегунн, он сразу же ответил:

— Выбор невелик, тем легче будет принять решение: по мне, куда лучше сразиться с ней, чем уступить свои владения.

Гонцы воротились к Хлегунн и сообщили ей, как обстоит дело, и она осталась очень довольна их поездкой.

Теперь пора рассказать о том, что Гейрвид конунг собирает войско по всей стране, и каждый, кто был способен держать щит или метать копье, должен был выступить в этот поход.

Надо сказать, что по одну сторону пролива выдавался мыс, который именуют Ховсхёвди[1967], у этого мыса был назначен сбор войска конунга. Как только Гейрвид конунг снарядился, он повел своих людей на корабли. Был там вместе с конунгом и Дагфинн скальд. А когда они спускались вниз к кораблям, случилось нечто такое, о чем стоит упомянуть, хотя это происшествие и может показаться совсем ничтожным, — у Дагфинна скальда развязался башмак. Он завязывает шнурки и тут просыпается, и, как и следовало ожидать, это был опять Одди, а вовсе не Дагфинн.

После этого видения Одди вышел из дому и понаблюдал за звездами, как он имел обыкновение делать по ночам всякий раз, когда звезды были видны. Он стал вспоминать свой сон и припомнил его целиком, кроме песни, которую, как ему привиделось, он сочинил во сне, за исключением тех вис, что здесь записаны:

8

После того как Одди провел столько времени, сколько ему хотелось, на дворе, он возвратился в свою постель и тотчас уснул. И стало ему опять сниться то же, что и в прошлый раз, до того как он пробудился. Представляется ему, что он завязал шнурки на башмаке и что он — Дагфинн и спешит к кораблям. Кажется ему во сне, будто он кормчий на своем корабле.

Когда все приготовления были закончены, они отправились в плавание со всеми кораблями и находились в пути, пока не достигли мыса. Там, как было условлено, собралось все войско конунга, и оттуда они двинулись в пролив Сильдасунд. Рассказывается, что Хлегунн щитовая дева также явилась туда и стояла в проливе со своими кораблями. У нее была несметная рать, готовая к сражению.

Затем корабли противников выстроились в ряд друг против друга и вступили в бой. Завязалась жаркая битва и очень скоро и в том и в другом войске было много убитых, а спустя еще некоторое время войско конунга стало нести такие тяжелые потери, что на его кораблях сильно поубавилось народу.

Упоминается также о том, что в тот день Хлегунн не было видно среди сражающихся, хотя люди конунга прикладывали все усилия, чтобы разыскать ее, и это казалось странным. Так продолжалось довольно долго, пока Дагфинн сам не пустился на поиски Хлегунн, призвав на помощь всю свою смекалку, и увидал ее как раз тогда, когда она добралась до конунгова корабля. Она сильно переменилась. Видит он, что у нее голова волчицы, гигантская, точно у троллихи, и она отгрызает головы людям конунга.

Как только Дагфинн увидал это непотребство, он поспешил покинуть корабль, которым он управлял. Его корабль находился далеко от корабля конунга. Он стал перебегать с одного корабля на другой[1971], пока не добрался до конунгова корабля. Представ перед конунгом, Дагфинн рассказал ему, какие там творились неслыханные вещи. После этого он указал конунгу место, где была Хлегунн, чтобы тот и сам мог ее увидеть, однако конунгу не удалось разглядеть ее из-за ее колдовства[1972], и все, что он увидал, это как десятками падают мертвыми его люди. Тогда Дагфинн попросил конунга посмотреть на нее из-под его левой руки, и тот так и поступил. Стоило ему это сделать, как он увидал Хлегунн. Затем они оба направились с кормы к мачте. Тут конунг бросился вперед с обнаженным мечом, и как только он приблизился к Хлегунн настолько, что мог дотянуться до нее, он наносит ей удар. Удар пришелся ей прямо по шее и снес голову, так что она упала за борт.

После того как Хлегунн пала, конунг предлагает ее людям на выбор: либо продолжить биться с ним, либо сдаться на его милость. Они без колебаний предпочли отдаться под власть конунга. Затем Гейрвид конунг покинул место сражения и подчинил себе все земли. Он поставил над ними своих сюслуманнов[1973] и водворил мир во всей державе.

После этого конунг возвратился домой, и в его честь был устроен великолепный пир. Немного погодя был созван тинг, и на него явилось множество народа. На этом тинге Гейрвида конунга вновь усадили на престол, подняли на курган, на котором он восседал прежде, и провозгласили государем и правителем всего Гаутланда. Один за другим на курган поднимались хёвдинги, воздавали конунгу почести, и каждый из них старался оказать ему уважение, как только мог.

Скальду Дагфинну пришло тут на ум, что ему, как никому другому, подобает почтить конунга. Тогда он взошел на курган и учтиво приветствовал конунга. Тот с радостью ответил на его приветствие. Дагфинн говорит конунгу, что он опять сложил о нем хвалебную песнь, и просит выслушать его, так как ему хотелось бы произнести ее сейчас же. Конунг отвечает, что охотно послушает песнь.

Дагфинн взял тогда слово и исполнил песнь, которую, как ему привиделось, он сложил, и это была драпа в тридцать вис[1974]. А когда песнь была окончена, конунг хорошо поблагодарил за нее скальда. Он снял с руки тяжелое золотое обручье и отдал его Дагфинну в награду за поэзию, но тот не захотел принять это обручье, сказав, что у него всего вдоволь, покуда его государь жив и здоров. Однако тут Гейрвид конунг объявил Дагфинну, что намерен отличить его больше, чем кого бы то ни было другого во всей своей державе, и пообещал устроить его женитьбу. Конунг сказал, что сосватает ему любую невесту в стране, какую тот только пожелает выбрать себе в жены.

Как и следовало ожидать, Дагфинну пришлась весьма по вкусу эта речь и известие, что конунг собирается так его отличить, и он отвечает:

— Если вы и вправду намерены выполнить свое обещание, я не стану скрывать, что выбор, который был бы мне всего милее, в первую очередь зависит от тебя самого.

Конунг сказал:

— И кто же та женщина, которую ты имеешь в виду?

Дагфинн отвечает:

— Это Хладрейд, твоя сестра. Она — та женщина, которую мне всего больше хотелось бы получить в жены, а иначе, сдается мне, не может быть и речи ни о каком сватовстве.

Конунг сказал, что не должно быть никаких проволочек ни с чем, что, по мнению Дагфинна, могло бы принести ему еще больший почет.

Хладрейд конунгова сестра хотя и была тогда еще в весьма юном возрасте, уже созрела для замужества. Она была женщина видная и красавица, каких мало, и к тому же мастерица на все руки.

Долго ли, коротко ли они об этом толковали, но дело завершилось тем, что Хладрейд была обручена с Дагфинном скальдом. Затем были сделаны все приготовления к свадебному пиру и устроено такое отменное угощение, что не было там недостатка ни в чем, чего только можно было пожелать. На этот пир получили приглашение все самые знатные люди в стране. Сыграли тогда свадьбу на славу и с большим великолепием, а когда пир закончился, все гости разъехались по домам. Вскоре между Дагфинном и Хладрейд возникла большая любовь, и их совместная жизнь была очень счастливой.

И тут после этой превосходной женитьбы Дагфинна, о которой только что было рассказано, сон заканчивается и тот, кто на самом деле был Одди, пробуждается.

9

Принялся тогда Одди обдумывать свой сон и вспомнил его весь — и то, что в нем случилось сперва, и то, что потом. Тогда он попытался вспомнить драпу, которую, как ему привиделось, он сложил позднее, однако ему не удалось припомнить ничего, кроме тех одиннадцати вис, что здесь записаны, и это было начало песни[1975]:

Здесь заканчивается сон, который приснился Одди Звездочету, и было о нем рассказано с его собственных слов. Видение это, конечно, может показаться удивительным и неслыханным, однако, по мнению большинства людей, он всего вероятнее должен был рассказывать только то, что, как ему привиделось, случилось с ним самим во сне, поскольку Одди считался человеком не только мудрым, но и правдивым. И не стоит удивляться, что стихи эти получились топорными[2002], ведь они были сложены во сне.