Испанский Парнас, двуглавая гора, обитель девяти кастильских муз

Король и католик, пресветлый властитель,

От бога ниспосланный нам повелитель!

Я, твой прямодушный и верный вассал,

К стопам твоим ныне с мольбою припал.

Открыв тебе правду, у неба прошу я,

Чтоб слово мое не пропало впустую;

Я, старый слуга твой, чей доблестен род,

Молю: не чуждайся монарших забот!

И пусть на нижайшее это прошенье

Тебе добродетель подскажет решенье.

Хотя от налогов столица вольна,

Подобно провинции, платит она.

Но наши рыданья звучат слишком глухо,

Они твоего не касаются слуха;

Тем паче не ведаешь ты, мой король

Обеих Кастилий страданья и боль.

Взгляни же: нарядом былым не блистая.

Теперь Андалусия ходит босая.

Заморскому злату у нас грош цена,

А сыты ль пославшие дань племена?

С арробы прокисшего в бочках осадка

По девять реалов, да с масла — десятка,

С ягненка по восемь реалов берут,

На прочее также налоги растут.

Здесь рыбы не ловят, мрет рыба от смеха:

Дешевле налога улов — вот потеха!

Бог, тварь создавая, предвидеть не мог,

Что твари дороже с той твари налог.

Все предки твои не смогли, без сомненья,

С испанца взять больше, чем в наше правленье.

Народ опасается: как ему жить,

Когда и за воздух придется платить?

Хоть небо дары припасло для отчизны,

Их как бы и нет — из-за дороговизны,

И, если в нужде дворянин занемог,

Навряд ли получит он хлеба кусок.

В Испании с мужеством нынче не густо,

Поскольку питает его лишь капуста;

А хунта, коль это барыш принесет,

Живого испанца с костями сожрет.

Без пенсии вдовы, без хлеба сироты

Ждут ныне защиты и отчей заботы.

Внемли — разве в сердце твое не проник

Их стон молчаливый, безмолвный их крик?

Министр проедает поболе дохода,

Чем десять отрядов за время похода.

Нахальный чужак, что с лотка продает,

Последнюю шкуру с испанца дерет,

И, деньги ссужая нам в рост, не по праву

Он нашим судом нам чинит и расправу.

Испанцев возвысь — это край их отцов,

Над нами не след возносить пришлецов.

Шутя вносит подать женевец-пройдоха:

С твоих бедняков он разжился неплохо.

Тебе, государь, мы уплатим пятьсот,

Да тысячу с нас ростовщик заберет.

Кто в должности важной, сам цены вздувает,

А прочие стонут, клянут, помирают.

Сих малых попрать — недостойно тебя:

Птенцов сам господь охраняет, любя.

Напрасно нас август дарит урожаем

Процентщику в ларь мы зерно провожаем;

Запас ячменя, для голодного дар,

Скупой ростовщик запирает в амбар.

Опасен народ, коль уздою не сдержан,

Ничто ему казнь, к жизни он не привержен.

«Пусть вешают! — скажет. — Беда не беда,

Страшнее голодная смерть и нужда!»

Твердят богачи: «Сколько б нам ни досталось,

А скоро конец — украдем, что осталось!»

Идет распродажа постов, должностей

Мы ставим у власти своих палачей.

Все грады распроданы мало-помалу;

И ты не сеньор своему же вассалу!

На пастбищах тучных не кормится скот,

От них — не доход, а добру перевод!

Пройди по испанской земле — ты внакладе:

Твоей, государь, не осталось ни пяди!

Богач беззаконьем богатства стяжал,

А платит за все тот, кто беден и мал.

Сам дьявол здесь перст приложил, не иначе,

Лукавый и вкрадчивый демон бродячий,

Что графу в Сан-Пласидо так говорил,

Когда Оливарес молитву творил:

«Сместить тебя жаждут Филипповы слуги;

Разрушь, уничтожь и развей их потуги!

Свой грех преложи на противников, граф,

Сумей оправдаться — и будешь ты прав.

А если в раздорах Испания сгинет,

Твой недруг погибели паче не минет.

Вернее спасется, кто в битве пленен,

Чем тот, кто судьею на смерть осужден.

Суть в том, что хапуги достаток свой множат,

И если не сгубят страну, то заложат».

Так дьявол шептал ему, лжец и смутьян,

И граф для испанцев — второй Хулиан.

Король, не пристало законам державным

Губить справедливость побором неравным.

Вот список убытков, представленный мной,

Еще я бумаги не счел гербовой.

Коль в чем я ошибся — прошу снисхожденья:

Боль сердца у разума не в подчиненье!

Открытая правда — вот помощь от зла,

А лживая речь — потайная стрела.

Но нынче в ходу те, кто льстит преступленью,

Хулит за победу, кадит пораженью.

Твоя похвала — наивысшая честь,

Но губит она, коль завистники есть.

Мы дети твои перед богом; нельзя же,

Чтоб мы погибали, как скот, от поклажи.

Нас войны ввергают в огромный расход,

Но лишь милосердье — победы оплот.

Нет риска, который война оправдала,

Коль жертвуют кровью и жизнью вассала.

А тут еретик, угрожающий нам,

Французов к испанским привел рубежам.

Властителя Мантуи не признавая,

Мы распрю ведем без конца и без края.

Несчастья, пожары, мильоны примет

Сулят нам немало страданий и бед.

В Италии, Фландрии нашим потерям

Нет меры, — что ж дома расходов не мерим?

Пусть кровью детей твоих вместо воды

Не полнятся в парках дворцовых пруды!

На зрелища мы отпускаем мильоны,

Зато отнимаем у храмов колонны.

Дворцы на холмах разрослись без препон

Святой Исидор и часовни лишен.

С сумою Мадрид обращается к бедным,

Но в тратах вознесся над Римом победным.

У пахаря плуг отобрав, продают,

А, выручив деньги, балкон отольют.

Во что нам охотничья встала забава,

На то снарядить можно армию, право.

Король волен тратить, но выше всего

В монархе умеренность, не мотовство.

А ныне, ничуть не считаясь с долгами,

Во славу твою громоздят храм на храме.

Ты скажешь — пустяк, но беда велика,

Коль хлеб отнимают от уст бедняка.

Подумай — твой пурпур поистине страшен:

Он кровью голодных и сирых окрашен.

Ни пользы, ни счастья тебе, ей-же-ей,

Коль слезы — цена праздной роскоши сей.

Ужели парады, дворцы, развлеченья

Достойно твое возвеличат правленье?

Не блеск бриллиантов величье дает:

Величье монарха — довольный народ.

Король — для страны голова; плохо дело,

Коль темя в алмазах, да в рубище — тело.

Легко учредить непомерный налог,

Да трудно собрать, коль он слишком высок.

Мрет у моря войско, оплот государства,

С судебных поборов жиреет коварство.

Стяжает победу отважный боец

Снимает плоды осторожный хитрец.

Кто славу в бою добывает отвагой,

Пусть пишет о ней вражьей кровью да шпагой,

Чтоб истинных доблестей светоч затмил

Кудрявые вымыслы льстивых чернил.

Видна по делам настоящая слава,

К шумихе она не прибегнет лукаво.

Хоть мы и не слепы, иные хотят,

Чтоб верили мы, будто ад — райский сад.

Продажные перья нам лгут без смущенья,

Что камень есть хлеб, а тумак — угощенье.

Твой долг, государь, это зло побороть;

Решись — и тебя возвеличит господь!

Филипп, ты подобен величием яме,

Подумай, молю, над моими словами:

Кто глубже копнет — больше дастся тому?

Следи, кто копает, на пользу кому.

И пусть не собьют тебя ловкие люди,

У коих орудье — одно словоблудье.

От почестей выигрыш твой небогат,

Но честь короля — драгоценнейший клад.

Открытая правда — вот помощь прямая,

А лживое слово — стрела потайная.

Коль в чем я не прав — не взыщи, мой король?

Глуха к разуменью душевная боль!