К востоку от Малакки

Глава одиннадцатая

Было позднее утро, и "Ориентал Венчур" шел курсом норд-ост вдоль побережья провинции Кантон. День был жарким и душным, и я поднялся на мостик освежиться на слабом ветерке под парусиновым пологом. На нашем траверзе лежал город Сватоу, спрятанный за песчаными островками. Невысокие вершины скрывали узкое устье реки Ронг-Ривер, за которым находилось обширное пространство гавани Сватоу-Харбор.

Путь на Шанхай пролегал по оживленной судоходной трассе, постоянно встречались суда, следовавшие из Японии или северного Китая в Гонконг и Сингапур. Быстроходный лайнер, следовавший на север, лихо обошел нас. Его вращаемые турбинами винты оставляли за собой мощный кильватерный след, и волны, расходившиеся от него, слегка покачали наш пароход. Ближе к берегу был виден целый флот джонок с полностью раскрытыми парусами, старавшимися выжать все возможное от слабого бриза. Они походили на мигрирующую стаю пестрых гусей. Удостоверившись в надлежащем несении вахты Мак-Гратом, я вышел на крыло и закурил, прохаживаясь вперед-назад по деревянной палубе мостика.

Я прошелся туда-сюда несколько раз и при очередном повороте заметил леди Эшворт, вышедшую из своих апартаментов. Она была одета в белое хлопчатобумажное платье с короткими рукавами и подолом, едва прикрывающим коленки, белые носочки до лодыжек и белые же туфли-лодочки. Между подолом и носочками виднелись загорелые ноги. Прическа была сделана а-ля "конский хвост", а вместо шляпы волосы охватывал шнурок с широким противосолнечным козырьком. Она осмотрелась, как бы удивленная тем, что никто не спешит сопровождать ее, и пошла по шлюпочной палубе.

— Доброе утро, леди Эшворт! Вы выглядите так, словно собрались играть в теннис, — услышал я голос Лотера, чья голова появилась на трапе, ведущем с главной палубы. — Боюсь, что мало шансов заняться им на борту этого судна.

— Спасибо, лорд Лотер. Я просто решила прогуляться по палубе перед ленчем. У вас найдется время сделать круг?

Ее тон был игривый, почти дразнящий. Я заметил гримасу на лице Лотера при упоминании его титула, но он пошел рядом с ней. Я еще раз задался вопросом, были ли они знакомы ранее. Они двинулись в сторону кормы, погруженные в оживленный разговор, а я возобновил свое расхаживание по мостику.

Десять минут и еще одну выкуренную сигарету спустя я услышал их голоса внизу у трапа, ведущего со шлюпочной палубы на мостик.

— Благодарю за компанию, Питер, но боюсь, что я отвлекаю вас от важных дел.

— Делу время, как говорится. Да, мне необходимо проследить кое за чем перед ленчем. Но если вы хотите взглянуть на мостик, то я уверен, что Мак-Грат, третий помощник, с удовольствием объяснит вам все тонкости судовождения. Он австралиец, и хотя молод, но успел поработать практикантом перед мачтой, что в наши дни большая редкость.

— Перед мачтой?

— На парусных судах это значит работать рядовым матросом.Сомневаюсь, что в своей жизни он встречал много благородных дам, что там, на парусниках, что в своей глуши, так что не исключено, что он будет глазеть на вас как на диковину.

— К этому я привыкла. Я с удовольствием посмотрю на ваш мостик. Но я считала, что там рабочее место капитана.

— При необходимости он не сходит с мостика днем и ночью, но в нормальных условиях он доверяет управление своим помощникам, которые вызовут его в экстренных случаях... После вас, прошу.

В просвете трапа показалась золотистая прическа леди Эшворт, затем и вся ее фигура выплыла наверх как спортивная версия Венеры Боттичелли в сопровождении Лотера. Она остановилась, увидев меня, и улыбнулась обезоруживающе:

— Питер — лорд Лотер — сказал мне, что я могу посетить мостик. Надеюсь, я не нарушаю ваших правил, капитан.

Просто иметь на борту пассажиров было тягостной обязанностью, не говоря уже о том, чтобы приглашать их на мостик. Но из уважения к мистеру Ху и его инструкциям, а также учитывая неоспоримый факт, что леди Эшворт улыбалась своей самой неотразимой улыбкой, я сделал сознательную попытку быть гостеприимным.

— Ни в коем случае, — уверил ее я, удивляясь, как быстро она завязала дружеские отношения с Лотером. — Сейчас вахта третьего, и он не преминет стать вашим экскурсоводом.

Я позвал Мак-Грата, и он поспешно вышел из рулевой рубки с робкой улыбкой на юном лице, обнаружив на крыле капитана, старпома и прекрасную пассажирку, с которой был познакомлен за ужином прошлым вечером.

— Леди Эшворт, надеюсь, вы помните мистера Мак-Грата, нашего третьего помощника. — Она кивнула ему в знак приветствия, а он уставился на нее, как если бы она была привидением, залился краской и опустил глаза. — Леди Эшворт пожелала совершить экскурсию по мостику. Можем мы доверить ее вашим умелым рукам?

Мак-Грат посмотрел на меня и Лотера глазами испуганного кролика, и я внутренне улыбнулся, вопрошая себя, тот ли это человек, который противостоял толпе враждебно настроенных немецких моряков. Леди Эшворт смотрела на него ожидающе, а Лотер, хоть и сохранял каменное выражение лица, был явно готов расхохотаться.

Наконец Мак-Грат взял себя в руки:

— Да, разумеется, сэр.

Лотер развернулся и пошел по трапу на шлюпочную палубу, а я подвинулся и пропустил леди Эшворт в рулевую рубку. По ее виду было видно, что она была удивлена его юным возрастом и сомневалась (несмотря на то, что я ей рассказывал о нем прошлым вечером), достаточно ли он повзрослел, чтобы быть ответственным за безопасность всего судна.

— Прошу вас, не позволяйте мне сделать что-нибудь, что помешало бы вам в выполнении ваших обязанностей.

— Не беспокойтесь, леди Эшворт, вы ни в чем не помешаете, — зардевшись, произнес Мак-Грат. Без сомнения, он явно чувствовал разницу между своим заметным австралийским акцентом и четким, хорошо поставленным произношением английской аристократии.

Я оставался на крыле, не желая еще больше смущать Мак-Грата, и наблюдал через открытую дверь, как он объяснял функции различных блестящих бронзовых приборов и работу рулевого, показывал текущую позицию судна на карте. Между тем приближался полдень, и подходила пора для взятия меридиональной высоты Солнца. Я просунул голову в проем двери и попросил леди Эшворт присоединиться ко мне на крыле.

— Благодарю вас, капитан Роуден. Надеюсь, вы не держите на меня зла за то, что я вторглась в ваши владения.

— Ни в коей мере. Уверен, третий помощник ввел вас в детали обязанностей вахтенного помощника капитана.

— О да, капитан. Я и не представляла, как это захватывающе.

— В таком случае, у нас есть полчаса до ленча, могу предложить вам выпить чего-нибудь освежающего.

Если мое неожиданное приглашение и удивило ее, она этого не показала. Несомненно, она была привычна к тому, что мужчины пытаются использовать любую возможность побыть с нею наедине, так почему морской капитан должен вести себя иначе? В самом деле, почему? Несмотря на приобретенный титул и красивую внешность, она оставалась женщиной и под пышными нарядами и драгоценными украшениями мало чем отличалась от тех, на которых я обычно тратил свои доллары. Как кратко выразилась одна из моих знакомых дамочек: "Все женщины стоят денег, но я, по крайней мере, озвучиваю фиксированную цену". Я усмехнулся, подумав, получил ли покойный лорд Эшворт за свои деньги то, чего хотел, прежде чем опрометчиво умер, оставив ее, как сказал Спенсер, вынужденной самой зарабатывать себе на жизнь. Что ж, капитанский ранг имеет свои привилегии, и возможность предложения красивой женщине украсить декор своей скромной каюты определенно была одной из них.

— Очень мило с вашей стороны, капитан, — произнесла она несколько настороженно, заходя в мой салон и усаживаясь на предложенное место на диване.

Я оставил дверь открытой, задернув только занавеску для уюта, и нажал на кнопку звонка. Да Сильва материализовался практически мгновенно, на его поседевшей, с повязкой на глазу голове свирепо сверкал единственный глаз. Похоже, он уже ждал вызова в буфетной, будучи предупрежденным сарафанным радио о том, что леди Эшворт появилась на мостике. Я попросил его принести кувшин лимонного сока со льдом и бутылку рома, улыбаясь тому, как он встрепенулся, стремясь услужить пожеланиям прекрасной дамы.

— Как он экзотично выглядит, прямо настоящий пират.

— Он родом из Гоа, португальской территории на Малабарском берегу. Когда я принял командование этим судном, он уже был здесь. Бог знает, сколько ему лет. Рассказывают, что он потерял глаз в схватке за женщину. Он убил противника, но все же потерял женщину и подался в моря. Сейчас он уже стал частью судна, и никогда не сходит с борта.

— О, как романтично.

Тут весьма кстати появился Да Сильва с кувшином, бутылкой и бокалами на потускневшем серебряном подносе. Поставив поднос на кофейный столик, он предложил леди Эшворт стакан лимонного сока и затем налил щедрую дозу темного, резко пахнущего рома в мой бокал. Леди Эшворт сморщила нос, учуяв едкий, слащавый запах мелассы. Я взял кувшин и долил сока в свой бокал.

— Это называется грог, — стал объяснять я, — напиток моряков из рома и воды. В стародавние времена в него добавляли лимонный сок для борьбы с цингой. Это был единственный способ заставить матросов пить сок.

— Я слышала, как американцы иногда называют британцев "лайми", — ответила она, обводя взглядом незатейливую обстановку салона, с кремового цвета стальными переборками, старой, но хорошо полированной деревянной мебелью и потертым квадратным ковром на палубе. При открытых дверях и иллюминаторах, с работающим навесным вентилятором температура в салоне была довольно сносной.

— Британские суда звали лимононосцами, а членов их экипажей — лайми. В наше время судовладельцы обычно снабжают суда достаточным количеством фруктов и овощей, чтобы избежать цинги. Но даже теперь не всегда легко заставить моряков принимать полезную пищу.

— О, подобное отношение не ограничивается только моряками, — хихикнула дама. — Исходя из моего опыта, мужчины едят и пьют слишком много вредных вещей.

— Ваше здоровье, — поднял я бокал и, заметив, что она слегка вздернула брови, добавил почти оправдываясь: — Только один бокал перед ленчем, для аппетита.

— Несомненно. Но меня разочаровало ваше мнение, что грог — напиток не для женщин. К тому же у меня русское происхождение, не забыли?

Я извинился не совсем искренне, достал из серванта другой бокал, плеснул туда немного рома и потянулся за водой.

— Nyet! — Ее рука с безупречным маникюром потянулась к бокалу.

Я подал ей бокал, ожидая, что она понюхает его и сделает изящный глоток.

— Nastrovje! — Она поднесла бокал к губам, запрокинула голову и осушила его, а затем со стуком поставила его на столик.

Я с изумлением наблюдал, как вспыхнули ее щеки, а зеленые глаза расширились от удивления.

— О, как ужасно! Это не дамский напиток, лучше употреблять водку каждый день. — Затем ее глаза сузились и она поджала губы. — Умм, но внутри потеплело.

Я опять потянулся за бутылкой, но она засмеялась и взяла стакан с лимонным соком:

— Не частите, моряк, вы ведь пригласили меня выпить только для аппетита.

— Надеюсь, вы нашли ваши апартаменты удовлетворительными, леди Эшворт? — подпустил я нотку формальности, чтобы увести разговор в более безопасные воды. Моей обязанностью было доставить судно, груз и пассажиров в целости и сохранности в Шанхай. Умышленное нанесение ущерба любым из перечисленных называлось баратрией[40], хотя я и сомневался в том, подходит ли под это определение то, что я хотел бы сделать с леди Эшворт. Однако мистер Ху может увидеть в этом ущерб его интересам, что в результате к тому и придет.

Возможно, я просто льщу и себе, и своему судну. Было ясно видно, что оно старое. Даже апартаменты леди Эшворт, лучшие на судне, не могли похвастаться роскошью. Стюарды хорошо постарались представить их в презентабельном виде, но что они могли сделать с потертой и линялой мебелью? Отсыревшие занавеси пахли угольной пылью. Облицованные красным деревом переборки были покрыты пятнами от воздействия морского воздуха и полировочной мази и скрипели при каждом накренении судна. За панелями гнездились тараканы, и Люси, горничная, уже раздавила несколько штук метко нацеленной тапкой. Да Сильва с энтузиазмом использовал распылитель дуста, но эффект был минимальным. Что ж, мы сделали что могли, а из того, что я слышал об условиях жизни в послереволюционной России, можно сделать вывод, что если не леди Эшворт, то Хелена Ковтун могла жить в несравненно худших условиях. А тараканы вызывали не больше чем досаду в таком перенаселенном, неопрятном городе как Шанхай.

— Вполне приемлемыми, капитан, — ответила она с присущим актрисам талантом лгать, чтобы не задеть чувства зрителей. — Ваш пароход выглядит в хорошем состоянии.

— Он крепок и достаточно силен, несмотря на то, что прошел не одну милю пути. Надо отдать должное людям, которые построили его.

— Как и многие из нас, — прошептала она перед тем, как отпить глоток сока.

— Прошу простить меня за любопытство, — сказал я, сомневаясь в уместности своего вопроса, — но встречались ли вы с Питером Лотером ранее?

Ее глаза посуровели, и она взглянула на меня испытующе:

— Вижу, что мои разговоры с вашими офицерами не являются моим личным делом, — раздраженно дернула она головой. — Но мой ответ на ваш вопрос — нет, до вчерашнего вечера я с ним не встречалась. Но мой покойный муж однажды представил меня герцогу Аскриггу. Когда Бобби сказал им, что мы отправляемся в Шанхай, тот упомянул своего младшего брата, который исчез где-то в районе Гонконга, и рассказал кое-что о нем: о его флотской службе, о героическом участии в Ютландской битве и о скандале с адюльтером, разрушившим его карьеру. Когда добрый старый мистер Ху предлагал мне проехаться на вашем судне, он сказал мне, что один из судовых офицеров — настоящий лорд. А когда назвали его фамилию, я сложила вместе два и два. — Она умолкла, продолжая сверлить меня своим взглядом. — Итак, вот он, блудный сын.

— Сожалею, леди Эшворт, я не собирался вмешиваться в ваши частные разговоры. Питер Лотер — отличный офицер, но я не думаю, что ему по душе неприятные воспоминания из прошлой жизни.

— Вы имеете в виду, что не стали бы вмешиваться, если бы это не влияло на деловую атмосферу на вашем судне. И вы думаете, что я именно это и делаю — возбуждаю воспоминания?

Конечно, она провоцировала окружающих, и тут я чувствовал, что вступаю на опасную тропу. Но видя, как она устраивает перепалку с майором, а затем флиртует с Гриффитом, я имел хороший повод, чтобы задаться вопросом — в какие игры она играет.

— Нет, но я знаю его достаточно хорошо, чтобы считать, что проявления сочувствия ему неприятны.

— Сочувствия? — вспыхнула она. — У него была любовная связь с женой адмирала, которая понесла от него. Кто-то может сказать, что такие действия недопустимы. Да, я сочувствую его потере, но я предлагала ему не свое сочувствие, а совет.

— Совет!

— Старый герцог Аскригг был человеком строгих принципов и лишил Питера наследства из-за этого дела. Но нынешний герцог представляется мне более гибким человеком. Я сказала Питеру, что он может найти того более склонным к примирению.

— Похоже, вы хорошо осведомлены в делах семьи моего старпома. Но, возможно, некоторые раны слишком глубоки.

Она протянула руку:

— Извините, капитан Роуден, если я шокировала вас своей откровенностью. Боюсь, что мой русский темперамент порой превозмогает сдержанность, ожидаемую от английской леди. Но жизнь коротка. Давайте сменим предмет разговора. Поговорим о погоде? Или вы являетесь таким же любителем театра, как этот странный человек Тримбл? — К ней вернулся игривый тон, сопровождаемый кокетливой улыбкой.

—— У меня немного возможностей для посещения театров, так что здесь вы найдете гораздо лучших собеседников на эту тему, леди Эшворт. В школе, которую я посещал, Безье не проходили.

— Что это была за школа, капитан? — спросила она, подняв бровь в знак удивления, что я знаю имя автора, который написал пьесу "Барретты с Уимпол-Стрит".

Я и сам был этим удивлен — знание работ викторианских английских поэтов не было моей самой сильной стороной.

— Станхопская индустриальная школа в Эшфорде, графство Кент.

— Это что-то очень техническое, связанное с подготовкой к вашей карьере?

— Можно и так сказать. Это была исправительная школа для не вполне законопослушных мальчиков.

— Извините, капитан, я не хотела быть назойливой.

— Также как и я ранее.

Я стиснул зубы, испытав внезапный приступ гнева при невысказанном предположении, что мне есть чего стыдиться.

— Поскольку вы уже спросили, не вижу причин не рассказать вам всю историю. Мой отец был моряком, и он погиб во время войны. Моя мать пристрастилась к выпивке, а затем пошла по рукам мужчин, которые покупали ей алкоголь. А я попался на краже, и суд упаковал меня в Станхоп. Там меня научили читать и писать, а также нечестно драться. Так что извините, если я похож немного на мое судно — такой же побитый и внешне шершавый.

Горячность моих слов удивила нас обоих. Ее лицо вспыхнуло, но она ответила, сохранив самообладание:

— Вам не за что извиняться, капитан. Вы — то, что сами сумели создать из себя. И мы не столь уж сильно разные. Да, мой отец был генералом царской армии. Но после того, как его расстреляли большевики и мы эмигрировали в Париж, мы были очень бедны, и мне пришлось зарабатывать на жизнь. Я выступала на сцене, пела, танцевала — и не всегда в добропорядочных местах. Мы встретились с Бобби Эшвортом на вечеринке. Он сказал, что любит меня, что он красив, титулован и богат. Первые три высказывания оказались правдой. Затем он умер. Титулом сыт не будешь. Но я остаюсь актрисой и могу зарабатывать достаточно, чтобы содержать себя соответственно.

В этом монологе был едва заметный след слезинки, а то, что она рассказала, совпадало с рассказом майора Спенсера. Кроме того, у нее было одно громадное преимущества передо мной.

— Но ведь вы... — я остановился, сообразив, что моя неуклюжая попытка польстить ей будет настолько же уместной, как викинг в женском монастыре.

— ... красивы, вы это хотели сказать? Моя внешность — это мое состояние? Бог мой, как мужчины любят благодетельствовать! — Она бросила на меня свирепый взгляд. Я ответил ей тем же. Что ж, поединок взглядами не оставляет шрамов —— телесных, по крайней мере.

— Похоже, мы с вами одинаково обидчивы, капитан. В моих жилах струится славянская жаркая кровь, а вы... — на ее губы вернулась улыбка.

— А я потомок длинной цепочки контрабандистов и пиратов — просто честных моряков, пытавшихся заработать себе на пропитание.

Она звонко, на весь салон, рассмеялась:

— Я бы сказала, в вас много осталось от пиратов, капитан Роуден. Я встречалась со многими английскими джентльменами, и должна сказать, что большинство из них более опасны, чем пираты. Пираты... я могу иметь с ними дело. Сундуки с золотом и драгоценностями, бутылки рома, полный желудок и поцелуй красивой женщины. Сокровища и удовольствия — обычно именно в таком порядке.

— Сокровища и удовольствия! — Я тоже засмеялся. — Ну, в последнее время в китайских морях я видел не очень много подобного. Может, в Шанхае мне повезет?

— О, я уверена, вам будет сопутствовать удача на обоих фронтах в Шанхае, — ответила она, взмахнув ресницами. — Хотя, наверно, я должна вас предостеречь от коварных русских девиц, которые прожигают жизнь в самом распутном из всех городов — Шанхае, этом восточном Париже, и стремятся завлечь в свои сети английских пэров ради их титулов и состояний.

— Я буду настороже, если вы покажете мне одну из них.

Ее звонкий веселый смех только подчеркнул унылую серость моего салона.

— Давайте выпьем за свирепых славян и пиратствующих англичан, — предложила она.

Я разлил ром. Мы сдвинули бокалы и выпили.

— Следующий раз лучше водку. А сейчас благодарю за угощение и прошу меня извинить, надо приготовиться к ленчу.

Я встал, намереваясь сопроводить ее вниз.

— Не стоит беспокоиться, я сама найду дорогу.

Она встала, откинула рукой занавеску и исчезла на трапе, ведущем вниз на шлюпочную палубу. Я протянул руку к своему бокалу и осушил его, удивляясь, как это ей удалось разговорить меня на тему моего происхождения. Но я не всю правду ей вывалил, умолчав о том, что в моей груди продолжал гореть огонь гнева как против тех мужчин, которые разрушили жизнь моей матери, так и против педелей и старших школьников, которые превращали в ад мое пребывание в исправительной школе. Я держал огонь под контролем, но когда что-то или кто-то угрожал мне, я мог раздуть его до белого каления, закаляя как сталь мою решимость. Я хорошо знал, каково это — чувствовать себя презираемым и ненавидимым, униженным и избитым, и ничто на свете не загонит меня вновь в те условия.

— ...она положила глаз на этого Гриффита, второго помощника. Не понимаю, что она в нем нашла: молодой парнишка с долин, у него, наверно, угольная пыль из-под ногтей еще не вычищена.

Я уловил конец фразы Тримбла, входя в кают-компанию. Он сидел за столиком рядом с барной стойкой, держа в руках бокал розового джина. Напротив него сидел гонконгский торговец, Эванс. Когда я вошел, они посмотрели на меня, и Тримбл поднял руку в приветствии:

— Как насчет присоединиться к нам, капитан? По коктейлю.

Поскольку я появился в кают-компании заранее, то было бы грубостью отклонить приглашение, и я сел к ним и попросил стюарда принести рома и воды.

— Вы появились здесь с надеждой, не так ли? — хихикнул Эванс, возвращаясь к прерванному разговору. — Вы ведь пять раз ходили на ее представление.

Тримбл вспыхнул:

— Вовсе нет. Просто я хотел сказать, что ей следует больше обращать внимание на зрелых, преуспевающих людей, как мы с вами, а не на...

Он внезапно заткнулся, сообразив, что чуть не подверг критике одного из судовых офицеров в моем присутствии. Я мог бы счесть это оскорблением, не будь в словах Тримбла частички правды. Но неожиданно из памяти всплыл вид Гриффита и леди Эшворт, беседующих на ботдеке прошлой ночью, и я понял, что она привязалась к нему, чтобы избежать ухаживаний всякого рода, о которых только что высказался Эванс. Который сейчас хихикал над сконфузившимся Тримблом.

Что касается Тримбла, то было совершенно ясно, что он за человек — потрепанный жизнью, живущий на деньги, присылаемые родней, которого семья послала на Дальний Восток заработать себе состояние или пропасть в этом процессе. Я распознал этот тип людей, и также, без сомнения, леди Эшворт. Но он заплатил за проезд так же, как и остальные, и приличия должны соблюдаться.

— Не беспокойтесь, мистер Тримбл, — сказал я. — Скоро мы прибудем в Шанхай, и вы сможете ухаживать за ней без опасения споткнуться о мистера Гриффита.

— Но у вас может быть солидная конкуренция, старина, — подсунул шпильку Эванс. — Я слышал, что она на короткой ноге с каким-то русским генералом.

При последних словах послышался цокот каблуков из коридора и девичий смех — появилась миссис Хилл-Девис в сопровождении мужа.

— Добрый вечер, капитан, — приветствовала она меня, прежде чем повернуться к Эвансу и Тримблу.

— О чем вы тут сплетничаете, старые греховодники, — хихикнула она, — надеюсь, не черните мою репутацию?

Мы все поднялись, и Эванс махнул рукой, призывая стюарда принести всем выпивку.

— Это было бы недопустимо, моя дорогая миссис Хилл-Девис, — отозвался Тримбл. — Нет, тут Эванс рассказывал нам, что у леди Эшворт в Шанхае есть какие-то странные приятели.

— Ничего не знаю насчет странностей, — ответила миссис Хилл-Девис. — Когда мы видели ее время от времени на правительственных приемах, она обычно была в компании министров и дипломатов, ничего странного в них нет.

— Похоже, ее муж обладал хорошими связями, — подтвердил Хилл-Девис. — Должен сказать, ее поведение вполне достойно.

— Я не говорю, что она ведет себя недостойно. Просто мы с Эвансом заметили, что она слишком много внимания уделяет второму офицеру, и еще Эванс заметил, что она дружит с неким русским генералом. Но каждому свое, разумеется, — заверил Тримбл.

— Оо, вы такие сплетники, — хихикнула миссис Хилл-Девис. — Слава богу, со мной мой Берти, — сжимая руку мужа, она бросила мне кокетливый взгляд, — а то вы бы уже поженили меня с капитаном.

Джентльмену не следует говорить такое, но, несмотря на ее поверхностный шарм, я находил миссис Хилл-Девис крайне непривлекательной, выказывавшей всю убогую претенциозность многих представителей английского среднего класса. При других обстоятельствах она бы и не посмотрела на меня, но четыре золотые полоски на моих рукавах привлекали ее. Не будучи же джентльменом, я периодически прибегал к услугам непривлекательных женщин, и задавал себе вопрос, могла ли миссис Хилл-Девис быть конкурентоспособной в этой области.

Мои размышления прервало появление стюарда с напитками. Образовалась пауза в разговоре, пока тот расставлял на столике бокалы, и у меня появилась возможность не отвечать на ее игривость.

— Похоже, у вас появилась поклонница, —— сказал Эванс, слегка толкнув меня локтем.

Я охотно рискнул бы вызвать неудовольствие мистера Ху, отвесив ему оплеуху. Я не привык становиться предметом насмешек на борту своего судна, и некоторые люди, значительно лучшие по сравнению с Тримблом и Эвансом, убедились в этом к своему несчастью. Вместо этого, я сделал большой глоток, ощутил внутри успокаивающее тепло и состроил любезную мину:

— Не могу понять, почему. Я всего лишь потрепанный жизнью старый морской волк, видавший лучшие дни — прямо как мое судно.

— Если бы меня спросили, я сказала бы, что у вас вполне пиратская внешность, — сказала миссис Хилл-Девис, явно стараясь остаться в центре внимания. — Серьгу в ухо, попугая на плечо, и я могла бы ожидать прогулки по доске... или чего-нибудь похуже.

Она, подняв выщипанную и подкрашенную карандашом бровь, стрельнула глазом на мужа, который, судя по его сконфуженному виду, был совсем не против полюбоваться ее прогулкой по доске. Хотя любой пират, стоящий своих дублонов, вряд ли пропустил бы возможность изнасилования даже такой назойливо утомительной женщины.

— Если мне будет позволено сказать: я бы этому не удивился, слыша такой выговор, —— вступил в разговор Хилл-Девис, выказывая гораздо больше мужества, чем я ожидал от него.

— Ну, я не слышу ничего подобного диалекту Уэст-Кантри, хе-хе, — произнес Тримбл.

— Это его профессиональная шутка, — пустилась в объяснения миссис Хилл-Девис, положив руку на плечо мужа успокаивающим жестом, как будто тот нуждался в защите. — Берти легко определяет происхождение человека по его выговору.

— Прямо профессор Хиггинс из "Пигмалиона", — рассмеялся Тримбл.

Я старался придерживаться литературного языка, но Хилл-Девис оказался настоящим знатоком.

— Норт-Даунс, я бы сказал, — вывел он заключение. — Побережье северного Кента, в 19 веке изобиловавшее контрабандистами.

— Бренди для священника, для писца табак, — продекламировал Эванс. — В школе учили. Не помню, кто написал.

— Киплинг, — ответил Хилл-Девис. — Он жил какое-то время в Кенте. Возможно, там он слышал истории о знаменитой банде контрабандистов, прозванную "Сисолтерской компанией".

— Довольно странный круг знаний для преподавателя кафедральной школы, — заметил Тримбл.

— Ну не знаю, — сказал Хилл-Девис. — Иногда надо чем-то развлечь мальчишек. —— Он повернулся ко мне: — Я угадал, капитан?

Я был поражен его точностью, и слегка благодарен, что его ухо дипломатично отфильтровало наслоения Уоппинга.

— Совершенно верно, до последнего слова. Я родился в Уитстебле, затем жил в Сисолтере. Роудены хорошо известны там как рыбацкая фамилия, с немалым количеством контрабандистов и даже одним разбойником в банде Дика Турпина.

Разговор был прерван звуками тяжелых шагов по трапу, и в дверном проеме появилась одетая в хаки фигура майора Спенсера.

— Добрый вечер, — жизнерадостно приветствовал он собравшихся. — Наслаждаетесь аперитивами? Не возражаете против моего присоединения?

— Нисколько, старина, подтаскивайте стул, — ответил Эванс, помахав стюарду.

— Майор, мой муж только что сказал, что, судя по акценту капитана, тот, вполне вероятно, является пиратом. Похоже, что вы его неплохо знаете. Вы можете подтвердить это?

Последние слова миссис Хилл-Девис утонули во взрыве хохота.

Спенсер подождал, пока все успокоятся, и сказал:

— Вы можете определить такое по выговору человека? В таком случае мне надо быть осторожным в том, что я говорю... или, скорее, как я говорю.

Еще один взрыв смеха.

— Я просто сказал, что смог заметить следы выговора, распространенного на побережье северного Кента, и упомянул, что этот район был некогда родиной знаменитых — или печально известных — контрабандистов, — сказал Хилл-Девис.

— А, понял, — ответил Спенсер. — Ну, я не очень-то удивлюсь, узнав, что капитан Роуден пират. Я бы сказал так: в этих водах, имея дело с акулами, надо иметь острые зубы.

Миссис Хилл-Девис театрально вздрогнула:

— В самом деле, майор, не хотите ли вы сказать, что мы можем подвергнуться опасности на борту британского судна?

— Не забывайте, мэм, что некоторые из наиболее знаменитых пиратов были британцами, в их числе и сэр Френсис Дрейк, и Черная Борода, — с улыбкой ответил Спенсер. — Но я уверен, что капитан Роуден доставит нас в пункт назначения целыми и невредимыми.

— О, я близка к разочарованию, — воскликнула миссис Хилл-Девис, которая явно видела себя в роли Оливии де Хэвилленд в фильме "Капитан Блад". Но она глубоко ошибалась, если видела во мне что-то подобное Эрролу Флинну. Моему стилю ближе злодейская самоуверенность Бэзила Рэтбоуна.

— Но что касается вас, майор Спенсер, — продолжала она, — вы не ужасаете нас своим австралийским прононсом, не так ли, Берти? — Она обратилась за поддержкой к супругу.

— Я был рожден в Англии, миссис Хилл-Девис, — сказал Спенсер. — Мой отец служил в армии. Он был ротным командиром Британских Экспедиционных Сил — "Презренных Стариков"[41]. Ему повезло выжить в первых сражениях, а когда в Европу прибыл АНЗАК, у них не хватало опытных офицеров, и ему предложили командовать батальоном. Потом его перевели в штаб австралийского генерала Монаша. Ему понравилось служить с австралийцами, и после войны он переехал в Мельбурн. Мне тогда было четырнадцать лет. Я закончил мельбурнскую гимназию, а затем последовал по стопам моего отца и вступил в армию.

— Ну и как, это сделало вас британцем или австралийцем? — спросила миссис Хилл-Девис.

— Я ощущаю себя и тем, и другим, — ответил Спенсер.

— А что влечет вас в Шанхай? — спросил Тримбл.

— Что-то вроде работы во время отпуска. Мне полагался отпуск, и один из моих полковых сослуживцев, служащий там, пригласил меня ему помочь кое в чем.

Я не ожидал от него правдивого ответа, но ложь свободно плыла из него, как будто была его второй натурой. Что, возможно, так и было.

— А с леди Эшворт вы были ранее знакомы? — спросила миссис Хилл-Девис.

— А, вы заметили мой разговор с ней прошлым вечером? Нет, мы не были знакомы, я просто попробовал увести ее из-под носа остальных джентльменов.

Он повел рукой над столом, и присутствующие вновь разразились смехом.

— Похоже, старина, вы не преуспели, — влез в разговор Эванс, — леди вроде заинтересовалась этим валлийцем, вторым офицером.

— В самом деле? Что ж, желаю ему удачи.

— Она ему понадобится. Мистер Эванс рассказал нам, что у вас обоих есть соперник — русский генерал, — заметила миссис Хилл-Девис.

— Ну что ж, звание, даже русское, имеет свои привилегии, — улыбаясь, сказал Спенсер и поднялся на ноги. — А вот и супруги Вильсоны присоединяются к нашей веселой компании. Не желаете ли чего-нибудь выпить перед едой?

Я выпил свой грог и дал сигнал стюарду вновь наполнить бокалы, размышляя о способности среднего класса воспроизводить кусочек Англии в самых отдаленных уголках света, даже на моем стареньком потрепанном пароходе, на котором скрип клепаного корпуса и обшарпанных панелей смешивался с такими непривычными звуками, как смех. Это так отличалось от нашей обыденности — тайфунов, немецких налетчиков и плутоватых таможенников, — что я почувствовал, как мое заскорузлое циничное сердце предложило мне расслабиться этим чудесным вечером.

Хороший совет, если бы я знал, что должно было произойти.

Утренняя вахта нашего последнего дня в море. К концу дня мы должны были подойти ко входу в устье реки Янцзы. В иллюминаторе моей каюты виднелись зубчатые вершины серо-зеленых холмов на островах Чусан, на фоне которых виднелась небольшая флотилия рыболовных судов с вьющимися на ними стаями морских птиц.

Я сидел за столом, проверяя и перепроверяя массу бумаг для многочисленных представителей бюрократии Международного Сеттльмента, когда послышался громкий стук по открытой двери и чья-то рука откинула в сторону занавеску. Вслед за этим в проеме показалось красное лицо майора Спенсера, который приветствовал меня бодрым голосом:

— Доброе утро, капитан, позволите оторвать вас на минутку?

— С превеликим удовольствием оторвусь на время от этой проклятой канцелярщины. Чем могу служить?

— Не возражаете, если я закрою дверь? То, что я хочу сказать, вещь довольно деликатная. — Он заговорщически постучал пальцем по носу. — Исключительно для ваших ушей.

Я кивком выразил согласие, Спенсер закрыл за собой дверь и сел на диван. Я развернул кресло в его сторону.

— Перейду сразу к делу, капитан. Речь идет о леди Эшворт. Я знаю, что у вас были с ней разговоры, да и ваш второй офицер, Гриффит, был замечен в ее компании. Не так ли?

— Послушайте, майор, — сказал я, чувствуя, как во мне закипает злость на то, какой никчемностью меня отрывают от работы, — если вы пришли сюда посплетничать о леди Эшворт, то у меня найдется чем занять свое время.

Спенсер бросил на меня многозначительный взгляд и достал из кармана пачку сигарет.

— Не возражаете, если я закурю?

И, не дожидаясь ответа, он откинул крышку металлической зажигалки, щелкнул ею и глубоко затянулся.

— Ну? — сказал я, раздраженный его спокойствием.

— Что вы о ней думаете?

— Я едва знаком с ней, и даже если бы был, то не уверен, что стал бы делиться своими мыслями о ней с вами, — раздраженно ответил я. — Она русская, была замужем за лордом Эшвортом, который допился до смерти, и она живет в Шанхае. Все из вышеперечисленного было рассказано вами же, еще в Гонконге. В общении достаточно доброжелательна. Но я никак не могу понять, какое это имеет к вам отношение.

— Прошу меня простить, капитан, но я не был с вами вполне откровенен, — произнес Спенсер, стряхивая частичку пепла со своей безупречно отглаженной формы.

— Это, похоже, становится обыденной историей, — огрызнулся я в ответ.

— Не кипятитесь, старина. Дело в том, что прекрасная леди Хелена Эшворт, в девичестве Хелена Ковтун, является не совсем тем, кем она выглядит.

— О, ради бога, не собираетесь ли вы сказать, что она вовсе не русская?

Несмотря на мою неприязнь к его манерам, я стал находить что-то юмористическое в старинной игре плаща и кинжала, проводимой майором.

— Нет, она самая настоящая русская, дочь белогвардейского генерала, расстрелянного большевиками.

— То есть, там нет никакой лжи?

— Нет, в этой части истории все в порядке. Но как вы думаете, не странно ли, что она стала любовницей военного атташе Красной армии в Шанхае, генерала Ивана Масленникова, который, как я подозреваю, имеет такое же звание в НКВД.

— НКВД? Что это?

— Я не буду пытаться произнести это по-русски, но это их служба безопасности, которая подчинена непосредственно Кремлю. Ну и как, не находите ли вы странным то, что женщина, чью семью заставили бежать из России, а отца расстреляли большевики, открыто связывается с высокопоставленным членом партии?

— Я не разбираюсь в политике, тем более в роли женщин в ней. Но полагаю, вы пришли ко мне не для игры в вопросы и ответы. Давайте ближе к делу.

—— Хорошо, — ответил Спенсер, — перейдем к делу. До замужества Хелена Ковтун была красивой и довольно успешной актрисой. Кроме русского, она в совершенстве владела французским, немецким и английским языками и имела ряд высокопоставленных любовников. Но она сторонилась политики, в отличие от большинства русских белоэмигрантов в Париже, которые кучковались в тайных обществах и образовывали фонды для борьбы с красными. А затем она вышла замуж за Бобби Эшворта. — Он прервался, чтобы вытащить сигарету, и усмехнулся, как бы испытывая мое терпение. — Да, вы слышали что-нибудь о Кливденской клике?

Я в недоумении поднял брови и собирался уже напомнить ему, что шкипера трамповых пароходов мало интересуются деяниями английских аристократов, когда он понял мой намек и продолжил:

— Кливден — это название загородного дома лорда и леди Астор. Лорд Астор контролирует лондонский "Таймс", а его брат, майор Астор, владеет "Обсервером". Обе газеты вели политику подталкивания правительства к соглашению с нацистской Германией. И леди Астор, и майор Астор были членами парламента. Они часто имели встречи с влиятельными единомышленниками — политиками и бизнесменами — в загородном доме Асторов. Это не является секретом, и даже наша австралийская газетенка лейбористов "Уоркер" знает детали, и называет их не иначе как Кливденская клика.

— Но что это имеет общего с леди Эшворт, — прервал я его, размышляя про себя, что это имеет общего со мной. У меня рождалось подозрение, что майор втягивает меня во что-то, чего я, скорее всего, желал бы избежать. — Может, она просто влюбилась. Я слышал, что он был недурен собою.

— Возможно, вы правы, и внешний вид, титул и богатство производят впечатление на представительниц слабого пола. Но есть два обстоятельства, которые предполагают наличие скрытого мотива, или, по крайней мере, стимула для влюбленности. Во-первых, нацисты открыто объявили себя противниками коммунизма. Если бы удалось убедить британское правительство завязать более тесные отношения с Германией, то это сделало бы жизнь Сталину более тяжелой и поощрило бы его оппонентов, стремящихся его свергнуть — вместе с коммунизмом.

— Ага, враг моего врага — мой друг, — сказал я, начиная понимать, куда он клонит.

— Совершенно верно. Хотя Хелена и сторонилась политики, она не могла испытывать любви к тем, кто погубил ее отца. Если ее новая родина будет действовать вместе с нацистами против русских, у нее могли появиться какие-то возможности.

— Да, я могу понять это, — сказал я. — А что там со вторым обстоятельством?

— Бобби Эшворт был членом Кливденской клики. Он был дальним родственником леди Астор, и когда обзавелся такой прекрасной и экзотической женой, их стали часто приглашать в Кливден.

— Итак, если она хотела отомстить за смерть отца и нанести какой-то вред коммунистам, то она попала в круг людей с подобными намерениями.

— И опять в самую точку, — произнес с улыбкой Спенсер. — Начинаю думать, что вы зря тратите время на роли морского капитана.

— И что она собиралась сделать — стать предводителем банды контрреволюционеров, оплачиваемых Асторами? — сказал я, игнорируя его насмешку.

— Ничего такого театрального. Но посудите сами: она достаточно известна, бегло говорит на нескольких языках, имеет связи в европейских столицах, где она выступала на сцене и... скажем так, знала немало высокопоставленных мужчин. Она могла быть полезной какому-нибудь лицу или какому-нибудь правительству, заинтересованному в добыче информации, полезной в борьбе одних против других.

— В качестве шпиона, вы имеете в виду? — начал я задумываться, можно ли доверять словам леди Эшворт и почему она выбрала мое судно для возвращения в Шанхай. Я с трудом мог себе представить сторонниками нацизма Тримбла, или Эванса, или даже Хилл-Девиса с его пустоголовой женой. Возможно, Вильсоны могли бы тайно переводить деньги Шанхайского банка на счета в каком-нибудь берлинском банке. Но это выглядело маловероятным, да и у меня в кончиках пальцев не наблюдалось предостерегающих признаков. Однако все это не означало неправоты Спенсера.

— Думаю, это слишком вульгарно для Хелены, как вы полагаете? — продолжил он. — Нет, они нуждались в скрытном канале информации, внимательном слушателе, могущем бросить намек в сочувствующее ухо. Никаких плащей и кинжалов.

— И вам известно об этой стороне ее деятельности?

— Скажем так: на Эшворта после его вступления в Кливденскую клику стали благосклонно поглядывать некоторые люди в Уайтхолле.

Он прервался, чтобы прикурить новую сигарету.

— Итак, лорд Эшворт был внедрен, чтобы шпионить за Асторами, — сказал я, складывая кусочки мозаики в цельную картину, — и их пронацистскими друзьями, в круг которых входила и его собственная жена.

— Бобби Эшворт был другом Асторов и также имел друзей в Уайтхолле. Всегда стоит иметь друзей, даже если ты и не всегда ценишь их помощь. Асторы весьма уважаемы и могущественны, но порой хороший друг может яснее видеть то, что является их лучшими интересами.

— И какие у вас отношения с этими... друзьями в Уайтхолле? — спросил я.

— Я солдат австралийской армии, бороться с врагами короля — наша обязанность, а друг — это тот, кто помогает мне в этой работе.

— Британская разведка? — задумчиво произнес я, вспоминая сказанное им ранее. — Вы такой же шпион, как и она, если верить вашим утверждениям.

— Я не скажу ни слова более того, что уже сказал, — ответил он несколько театрально, как на мой вкус.

— Окей, но вы вошли сюда, обеспокоенные разговорами леди Эшворт со мной и моим вторым помощником. Даже если она и является шпионкой, то ничего ценного от нас узнать невозможно. И в любом случае, Эшворт мертв, а она живет в Шанхае, так что не может представлять никакого интереса Кливденской клике.

Я не видел никакой угрозы, исходившей от нее. А вот Спенсера мне надо было опасаться.

— Я бы не был так уверен в этом, — ответил он. —В Европе много разговоров о возможности новой войны. Но если вы не заметили, капитан: здесь война уже началась. Китайские националисты сражаются с коммунистами, поддерживаемыми Сталиным. Японцы контролируют значительную часть северного Китая и, подбадриваемые немцами, жаждут большего. И не только Китая, им хотелось бы контролировать ресурсы Ост-Индии и даже самой Индии — нефть, каучук, олово для своей военной машины. А вы направляетесь прямо в центр всего этого, капитан — в небольшой европейский анклав, окруженный с юга националистами, с запада коммунистами и с севера японцами. Шанхай — место их столкновения. Город наводнен беженцами, шпионами, сотрудничающими с ними дипломатами и слухами о японском вторжении — все это плотно перемешано деньгами и коррупцией. И вы входите в это место с бог знает каким грузом и имея на борту знаменитую леди Хелену Эшворт, которая случайно оказывается любовницей русского военного атташе.

Он перевел дыхание, глубоко затянулся и продолжил:

— Все, что я сказал, я сказал только для того, чтобы вы и ваши люди были осторожны. Дело не в том, что вы знаете или перевозите, а в том, что другие могут подумать, что вы что-то знаете или что-то перевозите. Просто будьте осторожны — это все, что я хотел сказать.

Я был готов рассмеяться, не зная, сердиться или забавляться, но вместо этого сжал зубы:

— Я думал, вы вломились сюда в заботах о добродетелях леди Эшворт, которым угрожает общение с нами, моряками, а вы стали вести речь о том, что я не знаю, как себя вести в припортовых районах Востока. Мне известны все хитроумные уловки между Сингапуром и Саппоро. Шанхай мне хорошо известен, и я смогу безопасно войти и выйти из него несмотря на все уловки ваших шпионов и предвещающие войну слухи.

— Поймите меня правильно, капитан, ваши отношения с леди Эшворт — ваше личное дело, и я нисколько не сомневаюсь в том, что вы достойно противостоите всяким негодяям, охотящимся за честными моряками. Но времена настали весьма деликатные, Китай колеблется на лезвии ножа. Я просто как друг прошу вас — будьте осторожны.

— Ах, как друг... — Я собрался уже отдать рифы своего сарказма, как до меня дошло, что у него не было никаких причин делиться со мной всем этим. — Слышал я ваши идеи касательно дружбы, — фыркнул я, и вынужденная улыбка появилась на моем лице. — Но я придержу при себе свое остроумие и приму страховочные меры при сходе на берег.

Спенсер смерил меня вопрошающим взглядом, а я поднялся и прошел к письменному столу, открыл верхний ящик и вытащил большой револьвер, тускло блеснувший на луче солнца, проникающего сквозь иллюминатор.

— А, Марк VI. Чертовски сильная отдача. Надеюсь, вы умеете им пользоваться.

— Ну, зарубки на рукояти я не делал, — мрачно улыбнувшись, произнес я, — но при необходимости стреляю без колебаний.

В качестве крайней меры, следовало бы добавить. Хотя последнее не было истиной в строгом смысле слова. Но я никогда хладнокровно не стрелял в человека, и обычно такое происходило только после того, как я использовал другие методы убеждения.

Спенсер тоже встал:

— Похоже, вы умеете позаботиться о себе. Спасибо, капитан, что вы меня выслушали. — Он протянул руку. — Я забрал у вас много времени.

Он слегка скривился, когда я крепко сжал его руку своей мощной мозолистой лапой, кивнув в знак понимания. Затем он повернулся, откинул занавеску и вышел, оставив меня размышлять над вопросом, который мне следовало бы задать.

А именно: что он и леди Эшворт в действительности делают на моем судне?