Клиника любви

Глава 4

Наступившие морозы сделали свое дело. Кожа на руках высохла и потрескалась, и Саня не знала, как ей быть. От бесконечного мытья и резиновых перчаток и летом-то руки не бывали белыми и нежными, а теперь стала совсем беда. Глядя на свои шершавые красные лапы, она сморщилась от отвращения. Прожив на свете двадцать восемь лет, Саня до сих пор понятия не имела, как пользоваться косметикой, в том числе кремом для рук. То есть, конечно, если бы она пришла в магазин и увидела там одинаковые тюбики, на которых написано «КРЕМ ДЛЯ РУК», то без колебаний купила бы один из них. Но посещение парфюмерного отдела супермаркета ввергло ее в настоящий ступор. Питательный крем, защитный, увлажняющий, дневной, ночной… И фирм-изготовителей около пятнадцати. Да еще над всем этим разнообразием — огромный плакат, поздравляющий с Днем всех влюбленных!..

Саня вспомнила, что сегодня действительно четырнадцатое февраля, и совсем пала духом, почувствовав себя чужой на этом празднике жизни. Но крем все-таки нужен… Как узнать, какой именно? Спросить неудобно. Можно, конечно, взять самый дешевый… Или лучше тот, на который сегодня объявлена скидка? Она мрачно смотрела, как другие женщины со знанием дела и с любовью перебирают тюбики и бутылочки с загадочным содержимым, и думала, что, родись она красивой, у нее была бы совсем другая жизнь.

Будь она красавицей, могла бы часами сидеть перед трюмо, умащая себя кремами и лосьонами… На самом деле вид собственной физиономии в зеркале вызывал у Сани только желание поскорее отвернуться. Она старалась вовсе не думать о том, как выглядит, считая, что теперь, когда она практически вышла из брачного возраста, ее вид никого не интересует.

— Саня, привет! — из-за перегруженной товарами тележки ей махала Наташа.

Саня улыбнулась, схватила первый попавшийся крем и подошла к подруге. Та совершала шопинг в компании Петьки и Дмитрия Дмитриевича Миллера. Петька прочно застрял возле стеллажа с игрушками, а профессор тупо толкал перед собой тележку, изображая изнемогающего древнеримского раба.

С Саней он еле поздоровался.

— Хорошо, что я тебя встретила, — сказала Наташа. — Знаешь, я купила Анатолию Васильевичу хороший коньяк, ты передашь ему?

— Попытаюсь. Только он вряд ли возьмет.

— Но мне так неловко! Он же не взял за ремонт моей машины ни копейки.

— Господи, Наташка! Папа относится к тебе как к родной. Это все равно, как если бы он мне ремонтировал машину за деньги.

— Но у вас нет машины, — внезапно включился в беседу Миллер. — Знаете, Александра Анатольевна, не могу сказать, что мне нравится поступок вашего отца. Наташа не бедствует и вполне может оплатить услуги автомастерской. Теперь же она чувствует себя обязанной.

Саня засмеялась.

— Вы, Дмитрий Дмитриевич, глупости говорите! Какие счеты могут быть между близкими? Наташа два года вела наше хозяйство, когда умерла мама, и это мы с отцом у нее в долгу, если уж на то пошло. Вы не можете судить со стороны и определять, кто из нас кому обязан.

Миллер фыркнул и уничтожающе посмотрел на них с Наташей. Саня испугалась, что своей отповедью могла заложить фундамент для ссоры между женихом и невестой, да еще в День святого Валентина, поэтому быстренько замолчала.

Наташа заглянула в Санину корзину, где сиротливо лежали пачка пельменей, батон, двухсотграммовый кусок колбасы и крем для рук.

— Бери всего побольше, — предложила она. — Я на машине, могу тебя подвезти.

При этих словах лицо Миллера страдальчески исказилось, и Саня решила пожалеть человека: соврала, что только вчера заполнила холодильник.

Не успела компания рассчитаться на кассе, как у профессора затрезвонил мобильный.

Звонили, конечно же, из клиники.

— Вот нет, чтобы позвать меня на два часа раньше! — Миллер хлопнул крышкой телефона. — Не пришлось бы тут любоваться, как ты перебираешь всякие шмотки. И почему ты, Наташа, все время таскаешь меня с собой на шопинг? Ты же знаешь, что я этого не выношу!.. А вы, Александра Анатольевна, не хотите поехать со мной в клинику? — Он повернулся к Сане. — Вы, конечно, не обязаны, и я пойму ваш отказ…

— Разумеется, я поеду, — сказала Саня, как обычно, не дав ему договорить фразу. «Нужно хоть раз не перебивать его, — подумала она, — тогда, может быть, мне удастся услышать, что я лучше всех провожу наркоз при нейрохирургических операциях. А может быть, и нет. Может быть, он всего лишь хотел сказать: но ваш врачебный долг помочь мне!»

Она знала, что Миллер отличает ее среди других врачей анестезиологической и реанимационной службы, но никогда не слышала об этом из его уст. Когда ему приходилось работать ночью или в выходной, а Саня дежурила в клинике, то он всегда приглашал в операционную именно ее.

Однажды дежурство выдалось очень напряженным. До трех ночи Саня работала в операционной, не имея возможности даже выпить чашку кофе, чтобы взбодриться. Наконец поток больных иссяк, и она прилегла немного вздремнуть. Но стоило ей закрыть глаза, как Миллер потребовал ее немедленной явки в нейрохирургию. Саня пробормотала, что сейчас не ее очередь, на что услышала: «Вы хотите сказать, что отказываетесь выполнять свои прямые обязанности?»

С тех пор она не пыталась с ним спорить. Кроме того, профессионализм Миллера был очень высок, и за это можно было простить ему недостаток душевности.

— Вы до утра пробудете на работе? — спросила Наташа, включая зажигание. Она изо всех сил делала вид, что нисколько не расстроена внезапной переменой планов.

— Не знаю, — ответил ее жених.

— Позвони, когда определишься, — попросила она. — Если зависнете до утра, то я лягу спать, а если нет, приеду за вами.

Миллер подумал.

— А если я тебе позвоню и скажу, что освобожусь через час, а на самом деле операция затянется часов на шесть? Ты же сама потом будешь упрекать меня, что я держу тебя за личного шофера. Лучше ложись спать.

— Тогда хотя бы еды с собой возьми, — сказала она грустно и стала перестраиваться в левый ряд.

Закончили только в пятом часу утра. У молодого мужчины, пострадавшего в ДТП, были черепно-мозговая травма и повреждения органов брюшной полости. Миллер освободился первым, предоставив действовать общим хирургам, а Саня, как анестезиолог, оставалась до конца операции. Потом она отвезла больного в реанимацию, передала его дежурной смене и, зевая, отправилась на поиски места, где можно было бы покемарить до утра. Но куда бы она ни заглядывала, везде все было занято спящими дежурными врачами. В конце концов она решила попытать счастья в кабинете Криворучко, где стоял дореволюционный и очень неудобный кожаный диван, испытанный на прочность многими поколениями клинических ординаторов и аспирантов. Хозяин кабинета говорил, что за свою историю диван настолько пропитался энергией греховной любви, что сидение на нем в течение часа гарантированно излечивает от импотенции. Существовало также поверье, что мужчина и женщина, неосторожно присевшие на диван вместе, немедленно начинают вожделеть друг друга и не успокоятся, пока не согрешат.

Саня усмехнулась. Она, наверное, будет первым человеком за всю историю кафедры, кто скоротает ночь на этом диване в одиночестве. Возможно, это даже ослабит его волшебные свойства…

В старом здании работало ночное освещение, и идти по сводчатым коридорам было жутковато. Каждый шаг гулко отзывался под потолком, и казалось, что из любого угла может спикировать летучая мышь. Миллер, идущий навстречу Сане, превосходно вписывался в этот готический интерьер: его лицо было почти таким же бледным, как халат, он пошатывался и вообще был очень похож на привидение.

— Вы еще здесь? — глупо спросила Саня. — А я думала, вы давно уже дома.

Профессор тяжело вздохнул.

— Это было бы непорядочно. В конце концов, вызывали меня, а не вас. Получилось бы, я вас втянул, а сам…

Саня досадливо махнула рукой.

— Послушайте, но сегодня же День всех влюбленных!

Миллер поднял запястье к глазам, с видимым усилием концентрируя взгляд на циферблате.

— Уже давно прошел.

— Но ведь Наташа ждала вас, может быть, до сих пор ждет! Дмитрий Дмитриевич, поверьте, в вашем присутствии здесь нет необходимости. Тяжесть состояния больного определяется повреждениями живота, со стороны мозгов у него все в порядке.

— Я бы не сказал, что у человека, гоняющего по городу со скоростью сто тридцать километров в час, с мозгами все в порядке.

— Не цепляйтесь к словам, Дмитрий Дмитриевич! Поезжайте лучше домой.

— А вы? — раздраженно спросил он. — Что же вы сами не едете, раз уж так чтите этот дурацкий праздник? Или не относите себя к влюбленным?

— Нет, Дмитрий Дмитриевич, не отношу. — Саня говорила подчеркнуто спокойно и миролюбиво: было ясно, что Миллер нетрезв.

— Вот и я не отношу.

Сделав это признание, Миллер устало провел рукой по лицу и прислонился к стене.

— Пожалуйста, не продолжайте, — попросила Саня. — Наташа моя лучшая подруга, почти сестра, и я не намерена обсуждать ваши отношения.

— Вы спросили, я ответил.

— Я ни о чем вас не спрашивала.

— Тогда поговорим о вас! — Миллер взял Саню за локоть и попытался проникновенно заглянуть ей в глаза.

Она в ужасе вырвала руку и отбежала от невменяемого профессора на безопасное расстояние.

— Я ни о чем не буду с вами разговаривать! Сейчас вызову вам такси, и все!

— Что ж вы так испугались? — Он криво усмехнулся, но тут же помрачнел и неожиданно признался: — Александра Анатольевна, мне так тошно!

— Неудивительно.

— Такая тоска! — Миллер сказал это удивленно, будто никогда не предполагал, что подобное может с ним случиться.

— Это всегда происходит, когда пьешь один, без товарищей, — назидательно произнесла она, думая, как бы отправить профессора домой, а самой устроиться в его кабинете. — Поезжайте к Наташе, и вам сразу станет легче.

— А вы? Вам есть к кому поехать?

— Но я же не тоскую!

— Знаете, я всегда вам удивлялся. Вы же одинокая женщина, у вас нет ни мужа, ни любовника, так?

— Се ля ви, — отрезала она, не желая развивать тему.

Но Миллера было не унять.

— Значит, вас нельзя назвать счастливым человеком. А вы такая добрая…

От изумления Саня чуть не проглотила язык. Она скорее готова была услышать от коллеги оперную арию, чем хвалу своей доброте.

— Вы всегда готовы помогать, видно, что вы искренне переживаете за пациентов. Как вам удалось не ожесточиться?

Саня засмеялась и пожала плечами.

— Это от нас самих зависит, какими нам быть. А не от обстоятельств.

Миллер глубоко задумался. Потом повернулся, сделал несколько шагов по коридору, распахнул дверь в свой кабинет и остановился на пороге, пропуская Саню вперед. Она вошла. Миллер вошел следом, закрыл дверь, подошел к столу, взял с него пустую бутылку и энергично потряс ею перед Саней:

— Видите, ничего нет! Вся надежда на тот коньяк, который Наташа передала для вашего батюшки. Несите его сюда, а завтра я куплю точно такой же. — С этими словами профессор уселся за стол и уронил голову на руки.

— Вот уж нет!

— Вы что, сомневаетесь в моей честности? — Миллер поднял голову, и его лицо приняло возмущенное выражение.

— Я сомневаюсь в вашей печени, Дмитрий Дмитриевич!

— Напрасно, — гордо заявил он. — Вы видите перед собой человека, пару дней назад пившего медицинский спирт, разбавленный водой с удобрениями для полива цветов.

— Это лишний довод, чтобы ничего вам не давать.

— Если бы вы знали, — неожиданно профессор опять заговорил проникновенным тоном, — какие демоны живут в моей душе, вы без колебаний отдали бы мне коньяк.

— Не надо тут строить из себя Печорина! — прикрикнула Саня. — Вы уважаемый человек, у вас прекрасная невеста, чего еще надо?

— Ничего. Абсолютно ничего.

Миллер снял халат, скомкал его и швырнул в угол.

— Хорошо, я поеду домой, — вдруг согласился он. — И вас отвезу.

— Нет, спасибо. Я завтра дежурю, так что мне нет резона гонять туда-сюда.

— Ну, как хотите.

Наташа собиралась отоспаться, а потом куда-нибудь поехать с Петькой, но утром позвонила менеджер из агентства.

— Ты можешь сегодня поработать на показе? — спросила она раздраженно.

Менеджер прекрасно знала, что показы не Наташин профиль, что для настоящей «вешалки» ей не хватает роста, к тому же она немного полновата. Обычно ее приглашали на подиум только в тех случаях, когда ожидалось присутствие большого количества нормально ориентированных мужчин, способных оценить женские формы.

— В принципе могу, — зевнула Наташа. — А что за срочность такая?

— Да ну! У Алки всю рожу герпесом обметало.

— А…

Вот уже ее приглашают на замену. Приближается перевод в команду запасных. Скоро она будет сидеть дома около телефона, ожидая, пока менеджер в виде большой милости не кинет ей заказ на рекламу кафе районного масштаба…

Если бы Митя женился на ней! Она бы тут же распрощалась с агентством! Пусть у нее нет образования, но можно будет устроиться на какую-нибудь государственную службу. Если Митя не захочет, чтобы его жена была просто домохозяйкой.

…Но пока она может рассчитывать только на себя. Ей нужно обеспечивать ребенка, и отказываться от работы она просто не имеет права.

— Ладно, выручу. Куда ехать?

Наташа записала адрес, и это не улучшило ее настроения. Мало того, что ее позвали на замену, еще и показ-то… Какой-то молодой кутюрье в заштатном Доме культуры… Мрак!

— Петь, если я отвезу тебя к Сане? — грустно спросила она.

— Йес! — завопил Петька.

— Тогда собирайся.

Наташа ехала сквозь внезапно разыгравшуюся метель и думала, насколько изменилась ее жизнь с появлением Сани.

Она так одичала за предыдущие годы!.. И даже не осознавала глубины своего одиночества. Нет, у нее, конечно, были приятельницы, с которыми можно было поболтать о том о сем… Но по сути, это ничего не меняло.

Митя тоже не избавил ее от одиночества, ведь она не могла рассчитывать на его помощь. Они жили каждый своей жизнью, встречаясь только в постели, а все беседы, которые они вели между собой, сводились к одному: придешь ли ты сегодня ночевать и что приготовить на ужин?

Наташа думала, что Митя вряд ли изменяет ей. Но это тоже мало что значило. Ведь если вдруг у него появится другая женщина, разве будет он терзаться? Сразу уйдет от нее, только Наташа его и видела. Просто, наверное, Мите вообще никто не нужен, а женщину он завел только потому, что так принято…

А вот Сане она могла позвонить в любое время суток и попросить о помощи! Даже не надо было и просить, подруга сама предлагала посидеть с Петькой или забрать его из школы. Эти предложения трогали Наташу, привыкшую рассчитывать только на себя, чуть ли не до слез.

Сегодня утром Санин телефон был постоянно занят, а мобильный не отвечал, поэтому Наташа повезла к ней Петьку без предварительного звонка. Если Сани не окажется дома или она не сможет взять Петьку, Наташа отвезет его в Петропавловскую крепость: там есть небольшой музейчик, сотрудники которого учили детей рисовать, лепить и расписывать глиняные игрушки — это называлось «мастер-класс».

Петька был прекрасно знаком с мастер-классом, этой своеобразной детской камерой хранения, и нельзя сказать, чтобы его сильно туда влекло.

Нажав кнопку звонка, Наташа затаила дыхание. Неужели Сани нет? Но, слава Богу, через пару минут дверь отворилась — ее открыл Анатолий Васильевич, облаченный в женский махровый халат, из-под которого видны были жилистые икры.

— Привет, дети. Проходите, — сказал он спокойно, будто ждал их визита. — Прости, Наташа, я в неглиже. Сейчас переоденусь.

— Не надо, — запротестовала она. — Я только хотела узнать, не посидит ли Саня с Петькой часиков до восьми?

— Она с дежурства. Спит. Вы, дети, потише.

— Ой, извините, — сконфуженно зашептала Наташа, — я не знала. Мы пойдем тогда.

— Ты Петьку-то оставляй. Я с ним куда-нибудь прогуляюсь. В музей там или в зоопарк.

— Но мне так неловко…

— Прекрати. Давай, Петька, раздевайся. И сама проходи, чаю попьешь.

— Спасибо, но…

— Без разговоров!

Наташа покорно стала снимать сапоги и куртку. Выслушав привычную серию замечаний насчет своей недостаточной утепленности, она прошла в кухню. Анатолий Васильевич включил чайник и исчез, чтобы через минуту появиться уже в джинсах и фланелевой толстовке.

— Куда ты хочешь, молодой? — спросил он у Петьки, разливая чай.

Тот надолго задумался.

— Пойдем в Эрмитаж?

— Ну…

— Это для разгону, — успокоил его Анатолий Васильевич. — А потом в киношку через «Макдоналдс», устраивает такая программа?

Петьку такая программа устраивала.

— Вы на метро поедете? — с надеждой спросила Наташа. — На дороге сейчас кошмар что творится! Все колеса в разные стороны едут, и ничего не видно дальше капота.

— А ты на чем?

— Я на машине. Но у меня все-таки джип.

— А я все-таки не первый день за рулем.

— Ой, дядя Толя, я буду волноваться…

— За ребенка волнуешься, а за себя не боишься?

— За себя давно уже не боюсь, — сказала Наташа.

Анатолий Васильевич мягко накрыл ее руку своей ладонью.

— Ты бойся, — сказал он тихо. — Бойся.

Наташе пора было ехать. В несколько глотков она допила чай, после минутного колебания схватила конфету «грильяж в шоколаде» и, расцеловав Петьку, пошла одеваться.

Подавая ей куртку, Анатолий Васильевич заметил:

— Какие у тебя приятные духи…

Наташа удивилась: как это он смог уловить запах ее духов сквозь густую ауру «Дольче и Габанны», которой неизменно себя окутывал? Саня посмеивалась над «боевым ароматом» отца, но тому все было нипочем. Он говорил, что таким образом вознаграждает себя за годы автономок, где использование духов не приветствовалось.

В Эрмитаже, как всегда по выходным, была очередь за билетами, но военному пенсионеру Анатолию Васильевичу полагался бесплатный вход.

— Пригнись, браток, — сказал он Петьке и стал с жаром уверять контролершу, что тот еще дошкольник.

Пышная дама с сомнением оглядывала десятилетнего ребенка. Петька, конечно, был мелковат для своего возраста, но и на детсадовца не тянул.

— Он у нас акселерат! — объяснил Анатолий Васильевич, хорохорясь перед контролершей. — Ну посудите сами, разве может быть у меня внук-школьник?

На этом недоразумение было улажено, и они отправились в Египетский зал. Петька сразу прилип к мумии, и Анатолий Васильевич вспомнил, что и его любимым эрмитажным экспонатом в детстве тоже была мумия. А еще он испытывал тогда восторг перед «Скорчившимся мальчиком» Микеланджело.

«Нужно будет показать его Петьке, — подумал Анатолий Васильевич, — если я найду к нему дорогу».

Он подошел к смотрительнице, старушке неправдоподобно древнего вида, и спросил про «Мальчика». Старушка разулыбалась — видно было, что ей понравился вкус Анатолия Васильевича, — и все ему толково объяснила.

Анатолий Васильевич стоял рядом с ней и ждал, когда Петька оторвется от мумии. Стеклянный саркофаг был окружен детьми, которых дергали за руки нетерпеливые родители.

— Взрослые быстро забывают, как сами были маленькими, — сказал Анатолий Васильевич, обращаясь к смотрительнице. — И тащат детей к «малым голландцам». Но разве детям интересны «малые голландцы»?

— И не говорите! — охотно отозвалась старушка. — Да ведь и не в голландцах дело. Смотреть можно что угодно. Главное — чувствовать радость от посещения музея и делиться этой радостью с детьми! Так нет же! Большинство ходят сюда только потому, что так принято.

— Вы совершенно правы. — Анатолий Васильевич поймал Петькин взгляд и помахал ему. — Я вот сейчас попробую поделиться своей радостью, а потом мы пойдем в кино.

— Что будете смотреть? — неожиданно заинтересовалась старушка.

— Наверное, третью часть «Властелина колец».

— Отстой! — авторитетно заявила смотрительница. — Но в гоблинском переводе мне понравилось.

«Какая продвинутая бабка!» — изумленно подумал Анатолий Васильевич.

— Вы знаете, я хохотала как ненормальная! — продолжала та. — Но на большом экране этот вариант не показывают. Лучше вы «Ночной дозор» посмотрите.

Анатолий Васильевич еще больше изумился. Вот это старушка!

— Правда, — сказала она, — он, кажется, уже не идет в кинотеатрах… Что же вам посоветовать?

— Может быть, «Турецкий гамбит»? — неуверенно спросил Анатолий Васильевич, припомнив телевизионную рекламу.

Бабка просияла:

— Прекрасный выбор! Ах, если бы мне не нужно было тут торчать, пошла бы с вами.

— Мы обязательно бы вас пригласили, — галантно заверил отставной подводник.

Тут его потянул за руку уже наглядевшийся на мумию Петька.

— Будете опять в Эрмитаже, заходите, — на прощание сказала смотрительница.

Они пообещали, что зайдут непременно, и отправились к «Мальчику».

Но на Петьку бессмертное творение Микеланджело большого впечатления не произвело. «Это он просто от мумии устал, — огорченно подумал Анатолий Васильевич. — Но ничего, мы с ним еще сюда придем».

Пока они приобщались к высокому, метель разыгралась вовсю. Снег валил уже даже не хлопьями, а здоровенными кусками. Белый купол Исаакиевского собора еле угадывался на белом небе. На Дворцовой не было ни одной машины, и снег так облепил редких прохожих, что нельзя было разглядеть, во что они одеты.

Анатолию Васильевичу показалось, что они с Петькой провалились во времени и идут сейчас по Дворцовой площади девятнадцатого века.

Время быстро крутилось назад. Еще немного, и Исаакий исчезнет, а потом и весь город растворится в снежной пелене…

Ах, если бы время можно было действительно повернуть вспять! Перенестись бы лет на пятнадцать назад!..

Анатолий Васильевич наклонился к Петьке, натянул ему на голову капюшон, туго застегнул воротник. Теперь из меховой амбразуры выглядывали только глаза и нос. Их с Тоней неродившийся сын был бы всего на пару лет старше Петьки. И сейчас они все вместе шли бы по Дворцовой: Анатолий Васильевич, он и Тоня. Тоня полная, в каракулевой шубе и шапочке. Ей неудобно на высоких каблуках, и она крепко держит мужа под руку. Анатолий Васильевич улыбнулся, вспомнив, как жена мечтала о каракулевой шубе, считая, что она наиболее гармонично сочетается с адмиральским мундиром. «Но я же не адмирал!» — возражал Анатолий Васильевич. «Ничего, станешь! — смеялась Тоня. — А к тому времени я как раз и на шубу накоплю…»

— Дойдем до остановки троллейбуса, Петь? — спросил он, возвращаясь к реальности. — Я хочу выкурить сигарету, если ты, конечно, не возражаешь.

— Я-то не возражаю, — важно ответил Петька. — Но курить вредно для здоровья.

На остановке Петька бросился к хорошо одетому красивому мужчине.

— Митя, здрасьте!

— Здравствуй, Петя, — сказал мужчина и вежливо кивнул Анатолию Васильевичу.

— А мы с дядей Толей ходили в Эрмитаж!

— Вы Наташин родственник? — Мужчина повернулся к Анатолию Васильевичу.

— Нет. Я отец ее подруги. Так что Петьке в принципе следует называть меня не дядей, а дедом. — Он протянул мужчине руку и представился.

— Дмитрий Дмитриевич Миллер. — Ответное рукопожатие было коротким и энергичным.

Мужчины зашли за стеклянную стену остановки и закурили.

— Я прекрасно знаю вашу дочь, — сказал Миллер. — Она в высшей степени компетентный врач и очень хороший человек.

— Спасибо. Вы, Дмитрий Дмитриевич, куда направляетесь? Я на машине, могу вас подвезти.

— Нет, благодарю. Я просто гуляю.

— В такую погоду?

Миллер с интересом огляделся, будто только сейчас заметил метель.

— Да, погода не очень. Но я в любую погоду люблю гулять по центру.

Анатолий Васильевич сочувственно покивал головой:

— Гулять в одиночку не очень-то весело…

— А уж это позвольте мне самому решать! — резко возразил Миллер.

Казалось бы, после этого мужчинам стоило разойтись, но они продолжали курить.

— Пойдемте с нами в кино? — неожиданно даже для себя предложил Анатолий Васильевич.

— Спасибо за приглашение, но я в кино не был лет пятнадцать.

— Тем более стоит пойти с нами. И простите мне мою бестактность, просто я сам большой специалист по одиноким прогулкам…

— И какой фильм мы будем смотреть?